Семь месяцев

ГЛАВА 30

«Ты забрала прочь мою сбивчивую мелодию, / И теперь я слышу симфонию» — I Hear a Symphony by Cody Fry

Эмори

— Помните, если вы хотите получить чистый результат без разводов, не давайте краске высохнуть. Я рекомендую три слоя каждого цвета, используйте самую большую кисть для области, на которой вы хотите рисовать, всегда держите достаточно краски на поверхности, и обязательно рисуйте в одном и том же направлении. Толстый слой также поможет вам бороться с полосами. Первый слой высыхает быстрее всего, так как керамика очень сухая, поэтому не паникуйте, когда наносите первый слой и он не выглядит идеальным. Вы можете начать наносить второй слой сразу же: этот слой ляжет сверху, и высохнет не так быстро, как первый.

У меня уже есть видение того, как будет выглядеть моя тарелка. На внутренней стороне будут нарисованы апельсины и несколько листьев, чтобы не переборщить с апельсинами. Просто это выглядело бы слишком нагроможденным. Кроме того, добавление других цветов — это всегда хорошо. Нижняя сторона тарелки либо останется просто белой, либо придам ей оранжевый оттенок. Я все ещё не уверена, что с ней делать.

Когда я смотрю на Майлза, я вижу, что он смотрит на тарелку перед собой, его брови нахмурены в замешательства. Я почти смеюсь.

— Это вообще имеет какой-нибудь смысл?

— Что ты имеешь ввиду? — спрашиваю я в ответ.

— Не дайте краске высохнуть, но первый слой высохнет почти мгновенно?

— Именно так работает живопись, Майлз. В этом есть смысл.

— Это не имеет никакого смысла, жена. Вот на самом деле не имеет никакого смысла.

— Ох, теперь меня понизили в статусе жёнушки до жены, а?

Он гордо кивает.

— Ты не заслуживаешь окончания «ушка» после этих слов.

Я очень долго вздыхаю, тоже немного драматично. Мне плевать как он меня называет. Я одинаково ненавижу каждое ласковое прозвище.

Отвернувшись от Майлза, я тянусь к оранжевому цвету, наливая немного краски на дополнительную палитру. Поскольку я не хочу, чтобы мои апельсины имели стопроцентную непрозрачность, я нанесу только один, а может и два не толстых слоя. Я хочу видеть полосы, придать им какую-то текстуру. Края моих апельсинов должны быть толще, чем середина. И вот я набираю кистью немного краски и рисую один полукруг. Край полукруга получается именно таким, как я хотела, и внутренняя часть тоже достаточно полосатая. Тем не менее, он все ещё выглядит слишком тусклым, поэтому я повторяю все движения, а потом добавляю другую половину круга.

Я повторяю весь этот процесс несколько раз, чтобы у меня вышло всего шесть апельсинов.

Бросив ещё один быстрый взгляд на Майлза, я с удивлением обнаруживаю, что его тарелка все ещё пуста. Он хоть прикасался к ней? Я ожидала увидеть пятна цветов и полное отсутствие какого-либо дизайна, но это удивляет даже меня.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, еле подавляя смешок.

— Да. Просто у меня нет красной краски.

— Есть, — говорю я и указываю на баночку с красной краской рядом с его тарелкой.

— Нет, это розовый.

Иногда он такой глупый.

— Нет, это красный. Цвета проявляются после того, как глиняная посуда засохнет.

— Хорошо, тогда я возьму другой цвет.

Он глупый. Он чертовски глупый.

— Похоже ты искупалась в краске, — комментирует Майлз, когда я заканчиваю свой шедевр.

Это не идеально, но от этого становится даже лучше. Я серьёзно не могу дождаться завтрашнего дня, чтобы забрать готовую керамику.

В любом случае, Майлз прав. Я из тех художников, которым все равно, где останется краска. Я использую свои руки, чтобы размазать её, если это необходимо, или чтобы избавиться где-то от пятен. А потом я забываю, что у меня на руках краска, и провожу ими по волосам, или прикасаюсь к лицу и вообще к чему угодно. Просто это всегда заканчивается тем, что я вся в краске.

— Спасибо, я называю это эксклюзивом от Эмори. Что думаешь? — Он сканирует меня, его глаза скользят по всему моему телу, прежде чем снова останавливаются на моих глазах.

— Слишком много оттенков оранжевого.

Прищурившись, я жду, пока он исправлять себя, или хотя бы обратит внимание на то, что я только что сказала. Но даже если он и понял, он ничего не говорит

— Ты всегда высмеивал мой цвет волос.

Он ухмыляется. Он, черт возьми, ухмыляется мне. Его руки лежат на груди, а голова слегка наклонена, когда он мычит, годятся на мои волосы.

— Нет, на самом деле, тебе идёт рыжий.

— Правда?

Единственная причина, по которой я когда-то решила покрасить волосы в красный, или точнее, в рыжий, заключается в том, что я знаю, что Милли никогда бы этого не сделала. Это было похоже на попытку не сравнивать себя с ней. Только это понесло мне больше сравнений, чем когда-либо до.

В течение первых шести месяцев моя мать постоянно говорила что-то вроде:

— Милли никогда бы не испортила себе волосы, как ты. Но что плохого в том, что у тебя такой же цвет волос, как у твоей сестры? Блонд идёт Милли намного больше, а значит и тебе тоже.

Она больше не комментарии мою прическу, теперь она говорит о других вещах.

— Да, — он подносит руку к моей голове, сжимая одну прядь между большим и указательным пальцами, прежде чем потянуть за неё, вероятно, чтобы вытащить немного засохшей краски. — Это… месмерично^[15].

— Месмерично? — повторяю я, не совсем понимая его комплимента. Но один человек никогда не смотрел на мои волосы и не забывал, что вообще смотрел на них. — Это не месмеризм.

— Тогда заманчиво.

— Заманчиво! — выпаливаю я, затем быстро прижимаю руку ко рту, когда данные люди проворачиваются, чтобы посмотреть на меня.

— Очень, — Майлз убирает мои волосы за ухо, наклоняясь ко мне ближе. — Кстати, ты должна мне хоккейную майку.

Я быстро смотрю на себя, мои глаза расширяются от осознания. Какого хрена я не заметила, что надела не свой свитер, а майку Майлза?!

Затем мои глаза находят оранжевые и зелёные полосы краски по всему переду и рукавам, и в этот момент моё сердце замирает. Я знаю, что эти трикотажные изделия имеют большой ценовой диапазон. Возможно что-то от $15 до $300. Настоящие NHL стоят намного дороже. Я уверена, что NCAA Майлза тоже не была дешёвой. Особенно та, на которой написано его имя и номер.

— Сто пять долларов, — говорит он. — Но знаешь, я также принимаю другую форму оплаты.

Мое выражение лица должно быть забавным, потому что Майлз начинает безудержно смеяться. Но я не нахожу это забавным. От слова совсем.

Только после того, как моя рука врезается в его грудь, он останавливается.

— Я шучу, Эм, — Майлз заносит руки вокруг моего тела, притягивая меня прямо к себе. — У меня из много. И даже если бы не было, я бы просто купил новую. Это не имеет большого значения.

У меня есть деньги, так что это не проблема. Я все ещё чувствую себя плохо из-за того, что испортила его майку.