Семь месяцев

ГЛАВА 41

«Некоторые вещи не так просты» — 4EVER by Clairo

Эмори

— Не поднимай это! — Думаю, Майлз почти кричит, когда я иду за одной из коробок с украшениями. Может быть, с одеждой. Или посудой. Я не уверена, что именно находится в этой коробке, но дело в любом случае не в этом.

— А почему бы нет?

— Тебе не положено поднимать тяжелые вещи, Эм. — Майлз целует меня в висок, подходя ко мне. Затем он наклоняется и сам поднимает коробку. — Ты выбрала украшения для квартиры?

— Да. — На прошлой неделе я была почти каждый день занята тем, что просто выбирала декор.

Майлз позволил мне сделать все возможное, конечно, используя его кредитную карту, а не мои собственные деньги. Честно говоря, на этот раз меня это даже не особо волновало. Он будет жить в этой квартире, когда я уеду после нашего развода. Вот почему я также позаботилась о том, чтобы наш интерьер был… розовым.

Да. Розовый.

Ну ладно, светлый, пастельный розовый. Что-то милое. Он еще этого не знает.

У меня есть декоративные подушки розового цвета, пушистые одеяла, свечи, настенные рисунки и даже маленькие розовые ящики для цветов. В любом случае весь интерьер остается белым, поэтому немного розового не помешает. Кроме того, я не уверена, насколько разумно было выбирать белый дизайн интерьера для малыша, который должен родиться через пару месяцев, но, думаю, посмотрим.

В любом случае квартира не выглядит так, как будто темный интерьер ей подходит, поэтому лучшим вариантом было выбрать белый цвет. Грей думал иначе, так что хорошо, что он не живет с нами.

— Ты спрашивала родителей о записках? — Он направляется к машине, запихивая коробку в почти заполненный багажник. Мы не берем с собой никакой мебели, так что Майлзу и Грею, по крайней мере, не пришлось вызывать на помощь бригаду перевозчиков. Мы только собрали вещи, а теперь запихиваем все, что у нас есть, в три машины.

Сан нам помогает. Я бы тоже была рада помочь, но Майлз вообще не позволяет мне помогать. Он даже не разрешает мне водить машину. У меня есть исправная машина, но нет, видимо, я «слишком беременна», чтобы ею пользоваться.

— Да, — отвечаю я. — Никто из них понятия не имел, о чем я говорю. Но, честно говоря, даже если бы они знали, я сомневаюсь, что они сказали бы мне. Они хотят, чтобы ты ушел.

— А я-то думал, что нравлюсь им, — он хлопает в ладоши, думаю, чтобы избавиться от пыли. Ну или просто так.

— Ты им нравишься больше, чем я. — Что в последнее время кажется мне правдой.

Каждый раз, когда я пытаюсь с ними поговорить, на меня только кричат. Моя мать до сих пор злится на меня за то, что я вышла замуж за Майлза несколько месяцев назад. И еще больше давит по поводу того, что я беременна.

Меня это не должно волновать, я это знаю. Мои родители не могут вечно контролировать мою жизнь, но они все равно мои родители. Мне не может быть все равно.

В конце концов, они меня вырастили, хотя я всегда была их самой нелюбимой дочерью. И еще им меньше всего понравилось то, когда вместо меня умерла моя сестра.

— Что вы, ребята, делаете этим летом? — спрашивает Грей, выходя из дома с еще одной коробкой.

Сколько у нас их еще осталось?

Майлз раздраженно ворчит, когда из багажника выпадает чемодан.

— Не знаю. Полагаю, будем дома.

— Аарон будет в Германии с Софией, — излагает свои мысли вслух Грей. — Колин и Лили определенно собираются в отпуск. Был бы удивлен, если бы он не попытался показать ей мир.

Я не знаю ни одного из них слишком хорошо, но даже я уверена, что Колин скорее проведет целое лето в самолетах с любовью всей своей жизни, раскладывая весь мир перед её ногами, чем потратит его на скучное лето в квартире, которую они только что купили и в которую въехали.

— Иногда я подумываю о том, чтобы заняться рестораном, но кроме этого… Думаю, наше лето будет наполнено визитами к врачу и множеством встреч с лицом Айрис Декер.

Да, она до сих пор время от времени заходит, просто поговорить с Брук. Она никогда не разговаривает ни с Майлзом, ни со мной. Однажды она попросила поговорить с Греем, но на этом все. Она также просила поговорить с моими родителями, но я не уверена, что она это сделала.

Моя мать была бы очень любопытной и задавала бы мне массу вопросов, если бы Айрис обратилась к ней.

Могу поспорить, что Айрис появится через неделю и расспросит Брук о том, как она себя чувствует и что думает о новой квартире.

Айрис выразила свои опасения по поводу нашего переезда, и это единственное, о чем она действительно говорила Майлзу. Но, честно говоря, что нам делать? Майлз теперь будет играть за команду Нью-Йорка, ему нужно находиться поближе к арене для тренировок, да и зачем ему ездить в Мэдисон-Сквер-Гарден? Полтора часа почти каждый день кажутся пустой тратой бензина и времени. Вместо этого он мог бы провести время со своей дочерью, заметьте.

— А у тебя? — спрашиваю я Грея, садясь на ступеньки дома. Я могу посидеть, все равно я ничего не могу делать.

— Сан и я летим в Малибу. Навестить семью, знаешь ли.

— Мама будет так рада нас видеть! — Сан визжит, практически выпрыгивая прямо из дома. Кажется, она слишком воодушевлена их визитом, потому что чуть не оступается на ступеньке и катится прямо с лестницы. Но она не падает, и это хорошо. — Я бы хотела, чтобы мы уехали уже завтра.

— У тебя еще занятия в течение месяца или около того, — напоминаю я ей.

— Я знаю, это так несправедливо, — Сан стонет, толкая коробку прямо в машину Грея. — Знаешь, Грей, ты уже можешь полететь, если хочешь. Я последую за тобой, как только закончу здесь.

— Нет, спасибо. Есть причина, по которой я никогда не навещаю их, Сан. Тем более без тебя.

— Тогда зачем лететь туда этим летом? — спрашивает Майлз. Слава богу, что он это спросил, потому что тот же вопрос был и у меня в голове. — Что особенного в этом году?

Когда Грей не отвечает, это делает Сан.

— Папе исполнилось пятьдесят. Это большое дело. Если Грей не…

— Сан, — предупреждает Грей, явно не желая, чтобы сестра нам рассказывала.

Но она игнорирует его.

— Если он не появится, папа будет ненавидеть его больше, чем сейчас.

Майлз смотрит на Грея с беспокойством, написанным на его лице.

— Ты не говорил мне, что твой отец тебя ненавидит!

Грей отмахивается от Майлза, как будто ненависть отца ничего для него не значит.

— Это не имеет большого значения. Просто забудь.

— Но это большое дело, Грей. Я выложил перед тобой всю свою жизнь, и мне кажется, что я ничего о тебе не знаю.

— Ты преувеличиваешь, и ты это знаешь. — Грей открывает дверь своей машины, но не садится внутрь. Вместо этого он кладет обе руки на дверь и смотрит на своего лучшего друга так, будто ему все равно. — Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо в моей жизни. Единственное, о чем я никогда тебе ничего не рассказывал, это моя семья. Ты знаешь Сан и познакомился с моим братом. Это больше, чем кто-либо знает.

— Так что же такого особенного в твоей семье? — спрашивает Майлз.

Я чувствую, что мне пора уйти. Я не хочу оказаться в центре ссоры между двумя лучшими друзьями. И, глядя на Сан, по ее лицу я понимаю, что она так же не уверена в том, что останется здесь, как и я.

Когда наши глаза встречаются, ее глаза полны сожаления. Она знает, что ей не следовало ничего говорить. Возможно, ей действительно не следовало этого делать.

— Ничего. Просто оставь это, Майлз.

— Я не оставлю это. — Майлз делает шаг вперед, готовый подойти к Грею, но в этот момент я обхватываю его за запястье, чтобы удержать. Если есть что-то, чего Майлзу определенно не следует делать прямо сейчас, так это подталкивать Грея говорить о чем-то, о чем он явно не готов говорить.

Майлз оборачивается, его глаза сканируют меня с головы до ног, как будто он пытается найти место, которое могло бы объяснить мое внезапное появление руки на его теле.

— Ты в порядке? — Беспокойство наполняет его голос, его хмурое выражение становится сильнее.

Я не отвечаю. Ответ на этот вопрос всегда занимает у меня некоторое время. Кто-нибудь когда-нибудь был действительно в порядке? Всегда есть что-то, с чем не все в порядке. Теоретически со мной все в порядке. Мне не больно, разве что ноги болят. Ну, еще у меня болит бок живота от всех изменений, которые переживает мое тело.

И, возможно, тот факт, что ребенок размером с картошку в моем животе является причиной моих бессонных ночей в последнее время, немного добавляет мне усталости в течение всего дня, что, опять же, делает меня не в порядке.

Мои родители до сих пор придираются ко мне по поводу моего брака и ребенка. Они по-прежнему либо вообще со мной не разговаривают, либо представляют собой дерьмовое шоу из родительских фигур.

Он падает на колени, беря мое лицо в свои руки.

— В чем дело?

Мне кажется, что слезы текут по моему лицу, когда я смотрю прямо в глаза Майлзу и вижу все его эмоции. Он не скрывает своих чувств, по крайней мере, по отношению к своим самым близким друзьям. Он так глубоко заботится обо всех, обо мне и моем благополучии.

Он смотрит на меня так, будто готов дать мне весь мир, как будто он даст мне все, о чем я его попрошу, и я даже не уверена, откуда это взялось. Майлз смотрит на меня так, будто он готов повесить для меня луну и взять меня в путешествие по галактике только для того, чтобы я могла прикоснуться к звездам. Он смотрит на меня так, будто я для него что-то значу, как будто я важна. Как будто он любит меня, но не в романтическом плане, понимаете?

Это гораздо больше, чем когда-либо давали мне мои родители.

— Не плачь, дорогая, — Майлз вытирает мои слезы, или, по крайней мере, пытается это сделать. Это кажется невозможным, поскольку они продолжают прибывать. Рыдания покидают меня, как никогда раньше.

Плач. Это такая странная концепция. Соленые капли воды, выходящие из глаз, выражают какое-то неблагополучие. Или счастье, для тех, кто очень эмоционален. Я этого не понимаю. Почему человеческое тело не может просто не плакать? Почему я не могу быть эмоциональной, если мое тело не кричит мне дерьмовыми слезами?

— Ты разбиваешь мне сердце, Эм. Пожалуйста, перестань плакать.

— Я не могу, — икаю я. Но потом слезы внезапно прекратились. Просто так. Только для того, чтобы гнев взял верх. — Ты сделал это со мной, — обвиняю я, отталкивая его от себя. — Это все твоя вина!

Майлз не перестает пытаться приблизиться ко мне, удерживая руки на моем теле, даже если я продолжаю их отталкивать. И он ухмыляется. Ухмыляется черт возьми.

— Да?

— Да. Если бы не ты и твоя дурацкая сперма, меня бы даже не было в этой плачущей каше! — Я не плакала уже много лет. Я не считаю свои дни рождения и годовщины смерти сестры. Это особые случаи. Если не считать этих дней, я никогда не плачу. Слезы для слабых, а я должна быть сильной.

— Ну, мне не жаль, Эм.

Его слова так меня пугают, что мои руки замирают в воздухе, убирая его руки. Поэтому он снова кладет их мне на челюсть, на этот раз не для того, чтобы вытереть мои слезы.

— В смысле, тебе не жаль?

Он качает головой.

— Я напуган до чертиков, но мне не жаль.

Так что мы оба не сожалеем, что это произошло, что ж… Это… довольно интересно, я так думаю.