Тот самый высокомерный чувак, которого я видела прошлой ночью.

Я быстро иду по проходу, сердце стучит в ушах, и слышу его торопливые шаги, когда мужчина возвращается к проходу, в котором он взял книгу.

Наступает полная тишина. Я стою, нервничая и водя дрожащими пальцами по корешкам этих старинных книг передо мной. Не могу сейчас издать ни звука и выдать свое присутствие. Это было бы неправильно после того, как я так долго молчала.

Стоять тихо… так и должно быть.

— От кого ты прячешься, Турбо?

Вздрагиваю, когда он внезапно появляется у моего прохода с ослепительной улыбкой на лице. Мое сердце бешено колотится в груди, когда я поворачиваюсь к нему с красным лицом и качаю головой.

— Я не прячусь, — быстро отвечаю я.

Он расслабленно прислоняется к полкам, скрестив руки на груди. Мои глаза тут же вспыхиваю от этого движения, когда я замечаю обнаженную кожу. С трудом сглатываю, потому что у этого мужчины невероятное тело, и все это так неожиданно.

— Значит, ты обычно шныряешь, как мышка, по библиотеке, в которой никогда раньше не была? — спрашивает с весельем он.

— Я не шныряю, — отрицаю я. — Я приняла тебя за кое-кого другого.

— Кого?

— Просто… кого-то другого.

— Ты имеешь в виду Эйдана?

Я медленно моргаю, отказываясь отвечать.

— В любом случае…

— Даже если бы я был им, тебе не следовало бы сбегать.

Господи.

— Да, но ты не должен вызывать у кого-то желание сбежать.

Его брови взлетают вверх.

— Я виноват в том, что ты пыталась сбежать?

— Виноват.

— Каким образом?

— Ты разгуливаешь по библиотеке в нижнем белье, — объясняю я без особого энтузиазма.

— Моя раздетость доставляет тебе дискомфорт?

— В библиотеке — да.

— О, так ты больше не чувствуешь дискомфорта?

— Нет, это чувство прошло. Просто это было неожиданно, но знаешь, продолжай. Мне все равно. — Машу рукой, пытаясь этим легким движением выразить, как мало меня это волнует, хотя мои глаза выдают меня, и я продолжаю смотреть на его тело. Ничего не могу с собой поделать. Я просто… в этом мужчине есть что-то очень притягательное, и чем больше смотрю на него, тем больше начинаю понимать причину.

Он остается на месте, склонив голову набок, изучая меня, и расплывается в дерзкой улыбке.

— Я продолжу в том же духе, и знаешь, что, Турбо? Тебе тоже стоит это сделать. Что может быть лучше, чем наслаждаться жизнью, совмещая две величайшие вещи, которые она может предложить? Книги и… второе ты уже знаешь.

Я приподнимаю бровь.

— Нагота?

— Я хотел сказать «удобная одежда», но, — его ухмылка становится шире, — нагота определенно подходит.

Я борюсь с жаром на щеках.

— Ты не собирался говорить «удобная одежда». Лжец. Ты заставил меня…

Мои слова обрываются, когда он отходит от полки и приближается ко мне, сокращая расстояние, между нами. Я внимательно наблюдаю за его движением, отказываясь сдвинуться с места ни на сантиметр, потому что у меня есть чувство, что он хочет, чтобы я убежала. Вижу это в его глазах — удивление, которого нет у меня — а затем удовлетворение, когда он останавливается рядом со мной на расстоянии вытянутой руки.

Я чувствую его тепло даже отсюда. Притворяюсь, что мне безразлично его общество, и перевожу взгляд на полку, читая названия с чуть большей сосредоточенностью, чем это было бы естественно.

— Ты прожжешь глазами дырки в этих книгах, — говорит он. — Возможно, мне придется спасти их от твоего пронзительного взгляда.

Я игнорирую его.

— Знаешь, тут не так уж много названий. Думаю, ты их уже все прочитала.

Я смотрю на него, на веселое выражение его лица.

— Ты пытаешься надоедать мне?

— Ты пытаешься отмахнуться от меня, пялясь на Эдгара Аллана По? — язвит он в ответ. — Я могу просто уйти, если ты этого хочешь. Просто… ты сказала, что тебе не было неудобно, когда я раздет.

Ну что за парень.

Я имитирую его позу, прижимаясь боком к полкам, поворачиваясь к нему лицом.

— Мне это не доставляет неудобства.

— Значит, тебе это нравится.

— Мне это и не нравится.

— Я не подхожу тебе?

— Нет.

— Ты лжешь.

Я быстро поднимаю бровь.

— У тебя часто бывает склонность редактировать свою реальность?

— Ты часто краснеешь каждый раз, когда лжешь? Потому что если так, то это серьезный знак, Турбо.

— Я не краснею. Мне жарко.

— Из-за меня?

— Нет!

— Ну же, — настаивает он, оглядывая меня горящими глазами. — Я неотразим, и ты это знаешь.

Я прищуриваюсь, глядя на него, и очень медленно отвечаю:

— А еще ты слишком похож на своего старшего брата, мистер Уэст.

Как я могла не догадаться, что это Александр Уэст, когда столкнулась с ним прошлой ночью? Он же точная копия Эйдана. Даже характером похож на Эйдана… ну, того Эйдана, что был раньше.

И ладно, мне и в голову не приходило, что это его брат, потому что по какой-то непонятной причине я предположила, что Алекс — долговязый подросток, который съехал с катушек. Но, быстро подсчитав, понимаю, он же всего на восемь лет моложе Эйдана и ни в коем случае не похож на долговязого подростка с эмо-стрижкой и всем, что связано с бунтарской стороной жизни. Нет, нет, напротив, этот чувак — мужчина. Гребаный мужчина. Сногсшибательный.

Я протискиваюсь мимо него, не удивляясь, что он, посмеиваясь, следует за мной по пятам.

— Вчера вечером ты, кажется, не была уверена, что это я, Айви Монткальм.

Мои плечи напрягаются, когда я слышу свое имя в его устах. Я оборачиваюсь и останавливаюсь.

— А ты точно знал, кто я.

Он останавливается передо мной.

— О, я знаю о тебе все. Трудно не знать, когда Стивен болтает мне о тебе каждые пять секунд.

Мои губы приоткрываются от удивления.

— Значит, ты знаешь, почему я здесь.

Теперь, когда он смотрит на меня, его улыбка становится мягкой.

— Я знаю, почему ты здесь. — И затем он быстро добавляет: — Хотя я с этим не согласен.

Я бросаю на него взгляд.

— Почему?

Интересно, думает ли он, что я не заслуживаю того, чтобы быть здесь? Ненавидит ли меня так, как, должно быть, ненавидел Эйдан до аварии. От этой мысли у меня скручивает живот.

— Потому что ты не вернешь его, — отвечает он.

Мое сердце болезненно бьется.

— Почему ты так уверен?

— Рут мертва, он потерял свою компанию и снова начал выплескивать свой гнев. Тот Эйдан, которого ты пытаешься из него сделать, уже не будет прежним человеком, потому что ты не сможешь повторить тот же путь, а даже если бы и смогла, ты не сможешь развивать его в нужном тебе направлении. — Он подходит ближе, опускает голову и тихо говорит: — Мы непредсказуемые существа.

Теперь его очередь проскальзывать мимо меня. Я поворачиваюсь, следя за его движениями.

— Так почему же ты тогда здесь, Алекс?

Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, останавливаясь на полушаге.

— Я здесь для того, чтобы собрать осколки.

Я поджимаю губы.

— И что это должно значить?

Он мягко улыбается, теперь в его голосе звучит сочувствие, и отвечает:

— Это значит, что с этого момент ты должна положиться на меня, Турбо. Тебе понадобится плечо, на котором ты сможешь выплакаться, и ты будешь часто это делать. Я люблю своего брата, но он сейчас придурок, и Эйдан причинит тебе боль.

Он уже это сделал.

Я странно смотрю на Алекса, нахмурив брови, потому что…

— Ты гораздо более склонен к самоанализу, чем я думала.

Его улыбка становится ленивой

— Слышала обо мне, Айви?

— Раз или два.

— Хм. — Ему даже не интересно узнать. Он просто отворачивается и машет рукой. — Что ж, я бы сказал, пришло время познакомиться со мной поближе.

И он уходит.


8


Айви


Я сижу в вызывающем клаустрофобию офисе и фотографирую все подряд, прокручивая в голове слова Алекса. Это длительный процесс. Стивен очень помогает, и я знаю, что он тоже сейчас ломает голову над этим, вот почему даже не потрудилась сказать ему, что встретила брата Эйдана.

Я не могу перестать думать об этом парне. Тьфу. Несколько раз качаю головой, отгоняя тепло, которое испытываю от тех дерзких улыбок, которыми он одаривал меня. Они слишком похожи на улыбки Эйдана, да и думать о его младшем брате таким образом неправильно.

Я так запуталась в себе.

Через некоторое время начинаю понимать, на что обращать внимание. Я проверяю соотношение долга к собственному капиталу. Стивен вкратце рассказал мне об этом в своем сообщении. Я проверяю чистую прибыль и оценку бизнеса. В этой подборке есть компания, которая зарабатывает целое состояние на продаже хоккейных шайб. Что за хрень? Вот как я понимаю, что с непоколебимым упорством можно добиться успеха в жизни, продавая что угодно.

Мысленно проклинаю Эйдана. Он был так холоден со мной.

— Я даже не буду называть его по имени, — сердито бормочу я. — Потому что это не мой Эйдан. С этого момента он мистер гребаный Уэст, и Уэст может отсосать.

Я, конечно, не это имею в виду. Просто выпускаю пар, потому что это отстой.

Он не заглядывает ко мне, чтобы проверить, как у меня идут дела. Я даже не знаю, что тот делает. Вся цель работы его ассистентом заключалась в том, чтобы мы прошли через это вместе.

К тому времени, как я заканчиваю, уже без десяти пять. У меня на столе лежат две стопки документов. Одна большая — для компаний, которые отстой, а другая — те, что выглядят многообещающими. Я вымотана. И просидела на жестком деревянном стуле все это время. У меня слипаются глаза, потому что освещение здесь угнетающее. В этой комнате не хватает только котла и сумасшедшей ведьмы. Думаю, сейчас я предпочту ее Эйдану.

Я потираю лоб, размышляя, стоит ли мне идти к нему. У меня такое чувство, что ровно в пять часов он высокомерно войдет в эту комнату. Эйдан, вероятно, думает, что я потерпела полный провал. Скрежещу зубами, просто представляя это. Он будет выглядеть самодовольным и получит огромное удовольствие, увидев меня в таком положении. И, наверное, предположит, что я отправлюсь домой. Словно мало того, что он думает, будто я жадная до таблоидов сучка, раз знаю все о Нине гребаной Гамильтон, так он еще должен узнать, что я нихера не справляюсь с этой работой.

Я встаю и провожу руками по своей одежде, разглаживая ее. Потом заправляю волосы за уши и встаю перед столом, откидываясь назад так, чтобы они касались края. Затем скрещиваю руки на груди и жду. Не хочу, чтобы Эйдан видел, насколько я сломлена. Черт возьми, он не увидит, как я разваливаюсь на части. Не доставлю ему такого удовольствия.

Пялюсь на дверь, и через несколько минут, как я и предсказывала, слышу его приближающиеся шаги. Он распахивает дверь и заходит. Затем останавливается на полушаге, когда видит, что я стою там со скучающим видом.

— Мистер Уэст, — спокойно произношу я. — Я уже думала, что вы не придете.

Он выглядит удивленным. Мне приятно видеть это. Также быстро выражение его лица меняется, и он обходит меня, осматривая стопки.

— Ты все просмотрела? — удивляется Эйдан.

— Все до единого документа, — отвечаю я с уверенностью.

— И подсчитала ежемесячный доход?

— С начала налогового года и до конца.

— Включая просмотр дат?

— Да.

— И у тебя куча предприятий, которые стоят внимания?

— Да.

Теперь он смотрит на меня.

— Мне трудно в это поверить, мисс Монткальм.

Смотрю на него в ответ, чувствуя, как жар приливает к моим щекам, потому что он так близко ко мне, и я продолжаю думать о том поцелуе. Но поднимаю подбородок, стараясь держаться ровно.

— Я сделала, как ты просил.

— Я просил тебя поискать компании, на которые стоит обратить внимание.

— И я это сделала.

— Ты этого не сделала. — Он смотрит на меня с таким высокомерием. — Ни одно из этих вложений не заслуживает внимания, мисс Монткальм, потому что все они обанкротились.

У меня такое чувство, будто мне дали пощечину. Я отворачиваюсь и смотрю на две стопки.

— Что?

— Самый логичный первый шаг при изучении любого бизнеса — проверка общедоступной информации, чтобы убедиться, что он все еще работает. Вам так не кажется, мисс Монткальм? — Затем он спрашивает, склонив голову набок и внимательно наблюдая за мной: — Что это было бы самым логичным решением, прежде чем тратить драгоценные часы?

Я слишком ошеломлена, чтобы ответить. И даже не подумала об этом. Как и Стивен.

— Бизнес — как люди, — продолжает он. — Он оставляет за собой бумажный след, который легко найти. Публичные записи, которые легко получить с помощью простого поиска. Не думал, что это так уж необычно, даже для кого-то вроде вас, мисс Монткальм.

Я медленно перевожу на него взгляд, чувствуя, как учащается мой пульс.

— Вы меня обманули. — И он выглядит самодовольным по этому поводу.

— Обманул вас?

— Вы хотели, чтобы я потерпела неудачу.

— Независимо от того, чего я хотел, вы потерпели неудачу, мисс Монткальм.

Эйдан обходит стол и хватает стопку бумаг. Затем начинает бросать их в мусорное ведро на полу. Столько тяжелой работы, и он выбрасывает ее у меня на глазах. Я наблюдаю за ним, пульс все учащается. Итак, это и есть тот самый придурок, о котором они говорили. Это выглядит как косвенная жестокость, но я-то знаю.

Я думаю… думаю, он дал мне безнадежное поручение, чтобы провести день в одиночестве…

У меня перед глазами все плывет.

— Поздравляю, что потратил мое время впустую, — бормочу я.

Он останавливается и свирепо смотрит на меня.

— Потратил впустую твое время? — повторяет он с недоверием в голосе.

Я не отступаю.

— Да. Вы потратили мое гребаное время, мистер Уэст.

Его лицо искажается, и это выражение выбивает меня из колеи.

— Что вы знаете о потерянном времени, мисс Монткальм? — рычит Эйдан. — Случалось ли вам однажды проснуться и забыть три года своей жизни? Вас окружали люди, которые, как вы уверены, обманули вас, но вы не можете этого доказать? И Вы не знаете, смеются ли они над вами, используют вас, или ждут, когда вы упадете? — Он обходит стол, прищурившись, и медленно повторяет: — Что, черт возьми, вы знаете о потерянном времени?

Стою на месте, глядя на него в ответ. Я чувствую зарытую в нем боль. Он изо всех сил пытается ее скрыть. В его голосе не слышно угрозы, как бы тот ни звучал, но я знаю интонации Эйдана. Он старается держать себя в руках, но не знает, как это сделать.

Этот взгляд пронзает мой гнев насквозь, сдувая его, как лопнувший воздушный шарик.

Теперь мой голос звучит мягче, когда я смотрю на него и тихо отвечаю:

— Я знаю, что после того, как ты потратил свое время впустую, это идеальный момент, чтобы начать все сначала.

Эйдан не отвечает. Лишь пристально смотрит на меня, не отрывая взгляда от моих губ. И я вынуждена заново пережить тот поцелуй прошлой ночью. Он, должно быть, помнит его несмотря на то, что был пьян, но у меня не хватает смелости заговорить об этом.

— Вам так не кажется, сэр?

Его глаза вспыхивают, как и прошлой ночью. Он плотно сжимает губы и хмурит брови. Эйдан выглядит смущенным. Даже любопытным. Я думаю, его тянет ко мне, и тот не понимает, почему.

— Я также думаю, — медленно произношу я, заглядывая ему в глаза, — что отпустить меня так скоро было бы импульсивной реакцией на проблему, которая на самом деле не была такой уж серьезной.

— Если вы не можете заметить очевидные ошибки, то как я могу доверять вашей трудовой этике в будущем?

— Если честно, работа в таких условиях дала о себе знать.

Он поднимает бровь.

— Каких условиях?

— Освещение оставляет желать лучшего. Я страдаю от серьезной усталости глаз, которая, как я полагаю, может быть причиной того, что я не заметила даты. Я имею в виду, думаю, размер шрифта в этих документах был 7… может быть, 7.5.

— Вам помогло бы лучшее освещение?

Я торжественно киваю.

— Я действительно в это верю.

Он просто смотрит на меня, понимая, что я несу чушь. А я действительно пытаюсь выстоять, убедить его не отправлять меня домой. Мои глаза широко раскрыты, возможно, даже умоляющие, и он не отводит взгляда.

Я чувствую тепло между нами.

Тот же самый жар, что и раньше, который медленно закипал и разгорался, все сильнее и сильнее с каждой нашей встречей. Он оглядывает мое лицо, его взгляд, кажется, всегда задерживается на моих губах.

Затем на его лице появляется странное выражение, будто Эйдан внезапно опомнился. Он тут же отступает назад и моргая, разрушая момент.

— Уберите файлы, — говорит он мне ровным голосом. — Завтра мы начнем снова, мисс Монткальм.

Я скрываю свое облегчение.

— Я с нетерпением жду начала с чистого листа, мистер Уэст.

Эйдан бросает на меня быстрый взгляд. Я вижу этот жар в его взгляде, когда он скользит по мне, быстро, но тщательно изучая. Мои щеки горят, когда я замечаю в его взгляде что-то знакомое. Голод

Он пристально смотрит на меня, движение его груди замедляется. Затем тот тихо говорит:

— В будущем было бы разумно, если бы вы надели юбку подлиннее, мисс Монткальм.

Мое сердце подскакивает к горлу.

— Я не знала, что вы смотрите, сэр.

Он не ухмыляется, как я ожидала. На самом деле, тот выглядит до боли серьезным, когда заявляет:

— Ни один мужчина, у которого есть пульс, не устоит перед парой таких ног, как у тебя. Ради нас обоих, носи юбки подлиннее. Я ясно выражаюсь?

Это просто дико неуместно с его стороны, и все же…

Я сглатываю.

— Ясно.

— Если ты пытаешься убедить меня, что когда-то была личным ассистентом, тебе нужно проявить больше усердия, — предупреждает он, и на его лице снова появляется маска невозмутимости. — В противном случае твои часы здесь сочтены. Продолжай тратить мое время впустую, вмешивайся в личные дела, которые тебя не касаются, и ты, блядь, окажешься там, откуда приехала.

Гребаный дикарь.

Я сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть от его прощального взгляда, полного подозрения, словно он видит меня насквозь. Затем Эйдан уходит, а я практически падаю на ближайший стул. Мое сердце бешено колотится от ужаса, что он так пристально разглядывает меня, а мое тело готово воспламениться от того, с каким жаром тот смотрел на меня. Я опускаю взгляд на свои ноги и показываю им большие пальцы.

— Отличная работа. — Думаю, эти малышки спасли меня от увольнения. Слава Богу.

Выкинув все бумаги, я возвращаюсь в свое гнездышко. Я выкашливаю еще одну паутину, но это ничего, Филот может поцеловать меня в задницу. Падаю на свой унылый маленький диван и оглядываю свою унылую маленькую комнату. Умираю с голоду, но я не ходила в продуктовый магазин. И не знаю, сколько десятков километров мне нужно проехать на автобусе, чтобы добраться до ближайшего.

Будто Тильда читает мои мысли, я бросаю взгляд на кухню и замечаю пакет. Подхожу к нему и заглядываю внутрь. Достаю записку.


Привет, Айви

Мистер Уэст отправил меня сегодня с поручением купить тебе кое-какие продукты. Я не знаю, что ты ешь, поэтому купила тебе яиц, фруктов и мяса. Думаю, этого хватит, чтобы продержаться до завтра, а к тому времени ты сможешь написать мне список.

Тильда


Я поднимаю взгляд, нахмурив брови. Уэст послал ее сделать это? Тот самый Уэст, который все время грозится уволить меня за бесполезность, но знал, что я останусь здесь, когда пробьет пять часов. А это значит, что все это взаимодействие было напрасным.

Надежда опасна. Это действительно так. Я не позволю ей расти внутри меня. Пока нет. Не тогда, когда мне пришлось наблюдать это душераздирающее зрелище сегодня утром, и я не знаю, придется ли мне повторить это с какой-нибудь другой сучкой в том сучьем гнезде, из которого он, очевидно, их вытаскивает.

Но это хорошо. Пока я не думаю об утренних словах Алекса, это… многообещающе.

Я готовлю себе ужин из немногих ингредиентов, которые у меня есть, а затем делаю запись в своем дневнике.


Страдание — это наблюдать, как другая ласкает твоего любимого мужчину. Страдание — это наблюдать, как он смотрит на меня без той страсти, которую ты считала само собой разумеющейся. Страдание — это знать, что любовь, которую ты разделяла с ним, теперь — блеск прошлого, о котором он забыл.


Страдание — это вспоминать все в мельчайших подробностях.

Страдание — это наблюдать за тенью Филота на потолке спальни. Он наблюдает за мной, и я не могу заснуть в таких условиях, поэтому встаю.

Я звоню Ане, а потом начинаю распаковывать свои вещи.


9


Эйдан


Сиденья в самолете…

Кресло в салоне, пальцы, перебирающие мои волосы…

Тело в моей постели…

Фотография в моем телефоне…

Рут говорит мне отпустить…


***


«Да, сэр».

Я, блядь, не могу уснуть.

«Пожалуйста, сэр».

В тишине роюсь в своих мыслях, сомневаясь в собственном здравомыслии, и в моем мозгу проносятся фрагменты, в которых я не уверен, что придумал.

«Трахните меня, сэр».

Я выскальзываю из кровати.

Я схожу с ума, схожу с ума, схожу с ума.

Уверен, что никогда раньше не слышал голоса Айви в своей голове, но внезапно этот гребаный голос вторгается в меня, умоляя трахнуть ее, называя меня «сэр», будто она делала это тысячу раз до этого. Голос направляется прямо к моему члену, этому гребаному дремлющему органу, который не реагирует ни на какие прикосновения.

Я несусь вниз по лестнице на кухню. И останавливаюсь перед ее дверью. Снизу виднеется свет. Эта несносная женщина все еще не спит. Как мне поправиться, если человек, который должен мне помогать, не ложится спать допоздна? Что, черт возьми, та вообще там делает? Комната примитивная и разваливающаяся, и она ни с кем не может поговорить.

Разговаривала бы Айви с кем-нибудь, если бы могла?

Не знаю, почему эта мысль гложет меня.

Она мне не нравится. В глубине души не чувствую ничего, кроме негодования от одного ее присутствия. Кажется, я почему-то злюсь на нее. Это приводит в бешенство, потому что в то же время мое существо продолжает воспроизводить ее голос в моей голове, произносящий воображаемые слова, такие как «сэр, трахните меня». Я слышу ее стоны, даже чувствую, как ее язык скользит по моему члену.

Нет, я знаю эту девушку.

Я, черт возьми, знаю ее.

Я трахал ее. И наслаждался этим. Мое тело реагирует, даже когда мой мозг в полной растерянности.

Эти слова в моей голове настоящие, не так ли? Должно быть, так оно и есть.

Но, с другой стороны, я бы не допустил женщину в свою жизнь еще долго после того, как мы использовали друг друга. Меня переполняет смятение, вопросы, на которые у меня нет ответов, бурлят во мне.

Моя грудь быстро движется, когда я смотрю на свет под дверью, гадая, что она делает. Айви в этих дурацких маленьких шортиках, без лифчика, и, черт возьми, я все еще вижу очертания ее сисек сквозь мокрую футболку… такую же футболку ношу и я. И вдруг осознаю, что она, должно быть, моя.

Она в моей гребаной футболке.

И теперь я, черт возьми, сыт по горло. Сыт по гордо ее бесполезностью, ее сердитым лицом, ее прозрачной футболкой, которая принадлежит мне — эта футболка, черт возьми, моя — ее характером, ее возражениями и тем фактом, что она не съеживается передо мной.

Подхожу к двери и стучу. Ей нужно собрать свои вещи и уехать прямо сейчас, сию же гребаную секунду, чтобы я мог продолжить жить в этой дурацкой иллюзии, когда ледяные сучки кормят меня дерьмовыми историями, а фальшивые люди врываются в мой дом ранним утром, чтобы погладить меня за ухом и напоить алкоголем.

Я протягиваю руку, черт возьми, протягиваю руку, но никто до сих пор не взял ее…

У меня сжимается в груди, когда я пытаюсь вспомнить что-то важное… что-то жизненно важное, о чем мне однажды сказала Рут.

Дверь медленно открывается, и в проеме появляется ее голова. Айви видит меня, и ее лицо вытягивается, как будто я — последнее, что ей хотелось бы видеть. Она открывает дверь шире. И на ней моя гребаная футболка и еще одни дурацкие шорты. На ней нет лифчика, и ее упругие сиськи торчат вперед, эти соски умоляют, чтобы их увидели, пососали, насладились ими.

«Трахните меня, сэр».

Блядь!

Я закипаю от злости, а она молча наблюдает за мной.

— Рад видеть, что вы не спите, мисс Монткальм, — шиплю я. — Я забыл осмотреть ваши комнаты…

— Сейчас два часа ночи.

— Лучше поздно, чем никогда. Пригласите меня войти.

Я не знаю, почему просто не пронесусь мимо нее. По какой-то причине между нами возникли барьеры. Я чувствую их. У меня есть желание относиться к ней с уважением, будто Айви заслуживает этого несмотря на то, что она такая же лгунья, как и все остальные.

Она отступает и открывает передо мной дверь. Кажется, я не произвожу на нее должного впечатления, но ее рот закрыт. Я хочу, чтобы она обхватила мой член. Стискиваю зубы, подавляя эти мысли, но в голове у меня полный бардак.

Я вхожу в ее маленькое унылое жилище и осматриваюсь. Ее чемодан широко раскрыт, и, похоже, она его распаковывала. Ее вещи разбросаны повсюду, мне приходится переступать через них.

— Ваш выход всегда должен оставаться свободным, мисс Монткальм, — увещеваю я ее. — Возможно, вам стоит перестать жить как антилопа гну.

Она прищуривается, глядя на меня.

Принято к сведению.

Я прохожу по ее гостиной, разглядывая удручающе маленький диванчик и едва стоящий кофейный столик. Затем захожу на кухню, где пахнет химикатами от какой-то глубокой уборки, которую она тут затеяла.

— Здесь следовало бы проветрить, — упрекаю я.

— Со всеми моими окнами? — сухо спрашивает она.

— Я уловил сарказм? — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. — На вас не произвело впечатление ваше жилище, мисс Монткальм?

Она скрещивает руки на груди, и ее сиськи приподнимаются. Перевожу взгляд на них, и, блядь, это возбуждает мой член так, как я не испытывал давно. Так. Чертовски. Давно.

— Я жила в жилищах и похуже, мистер Уэст, — холодно отвечает она. — Это же словно прогулка в парке. А вы, с другой стороны…

Мои брови взлетают вверх.

— И что насчет меня?

Айви быстро оглядывает меня. На мне только боксеры, и, думаю, она видит очертание моего члена, который твердеет — чертовски твердеет — для нее.

— Вы должны были предупредить меня за двадцать четыре часа до проверки, мистер Уэст. Но теперь, когда вы здесь, есть ряд вещей, которые нарушают мои права, как арендатора.

Я медленно ухмыляюсь. Почему мне так нравится то дерьмо, которое она говорит? Оно так возбуждает меня.

— Расскажите же.

— В кране на кухне почти не течет вода.

Слушая, я открываю ее холодильник, Тильда отлично справилась с покупками. Беру яблоко и закрываю холодильник, небрежно говоря:

— Я слежу за моими счетами на воду.

— Тяжелые времена, мистер Уэст?

Я поворачиваюсь к подставке для ножей и вытаскиваю маленький, пожимая плечами.

— Я потерял свою компанию, мисс Монткальм, и чувствую себя уязвимым сейчас.

— Ну, конечно. — Она видит мою чушь насквозь. Айви смотрит на мои руки, пока я срезаю кожуру с яблока. — Розетка в моей ванной разговаривает со мной и говорит, что меня ударит током, когда я в следующий раз подключу к ней что-нибудь.

— Должен ли я больше беспокоиться о том, что она разговаривает с тобой?

— Может, лучше побеспокоиться о том, что однажды утром я могу умереть, и тебе придется отвечать за то, что у тебя, как я подозреваю, незаконные апартаменты.

— Намек ясен. Это рискованно, — признаю я теперь. — Поскольку ты моя ассистентка, уверен, что ты сможешь сделать несколько звонков и починить проводку. Что еще?

Она снова бросает взгляд на мои трусы, задерживаясь взглядом на моем члене.

— Возможно, в следующий раз, когда будете проводить дерьмовую проверку, наденете одежду.

Я тоже оглядываю ее тело, на этот раз задержав взгляд на ее ногах дольше, чем следовало бы.

— Вас беспокоит отсутствие у меня скромности в моем собственном доме, мисс Монткальм?

Ее улыбка угрюмая.

— Нет, видите ли, мистер Уэст, вы можете одеваться, как вам нравится, у меня дома, но сейчас вы у меня.

Моя ухмылка становится еще шире. С ней весело разговаривать. Смело бросает вызов тому, что я ей говорю. Черт возьми, она представляет собой интересный контраст с тем, к чему я привык. Ей всегда есть, что сказать. Это сводит меня с ума, потому что я начинаю восхищаться ее дерзким маленьким ротиком.

— Говорите так, словно связаны контрактом. Насколько я помню, вы не подписывали договор аренды.

Она не отступает.

— Тогда почему вы здесь с инспекцией?

— Искал предлог, чтобы оказаться у тебя в два часа ночи, — откровенно признаюсь я, внимательно изучая ее реакцию.

Айви не ожидала такого ответа. Она хмурится, а затем ее щеки начинают краснеть. На нее приятно смотреть, видеть ее застенчивой, а не злой… я уже начинал думать, что эта женщина в ярости.

Она сглатывает и отвечает:

— Почему ты искал предлог, чтобы заглянуть ко мне в два часа ночи?

— Хотел увидеть тебя в моей футболке, — легко отвечаю я.

— В твоей футболке?

Я смотрю на белый верх, в котором она утопает.

— Моей футболке, иску… — Я замолкаю в замешательстве, потому что у меня возникает внезапное желание назвать ее «искусительница».

Айви не понимает, в чем дело. Она просто широко распахивает глаза и качает головой.

— Я не в вашей футболке, мистер Уэст.

Забавно наблюдать, как она увиливает.

— В моей, — возражаю я. — Я хочу ее обратно. Сними ее для меня.

— Снять ее для вас?

— У тебя проблемы со слухом, Айви? Поэтому я должен повторять тебе свои слова?

Она мрачнеет.

— Я прекрасно тебя расслышала.

— Хорошо. — Я скольжу взглядом вниз по ее груди. — Сними ее.

Она пристально смотрит на меня в ответ, словно пытаясь понять. Затем мое сердце замирает в груди, когда она хватает подол футболки и задирает вверх по своему телу. Да, черт возьми. Мои глаза расширяются от шока, а затем от горячего возбуждения. Она медленно поднимает ее, обнажая живот и талию. Айви поднимает ткань выше, не сводя с меня глаз, и задирает футболку чуть выше изгиба своей груди. Мой член побуждается к жизни, набухая, а мое дыхание замедляется.

Это — она — прорывается сквозь гребаную пустоту в моей груди.

— Почему у меня такое чувство, что вы просто хотите посмотреть на мои сиськи, мистер Уэст? — тихо спрашивает она, все еще дразня меня футболкой.

Мой тихий голос пропитан страстным желанием.

— Я очень хочу их увидеть, мисс Монткальм.

Но она не снимает футболку, продолжая дразнить меня, изучая мое лицо. Айви что-то ищет, но я не знаю, что именно.

— Ты так привык добиваться своего? — спрашивает она меня, понизив голос до мягкого шепота.

— Ты бы тоже добилась своего, — отвечаю я. — Мы оба хотим одного и того же результата.

— Ты думаешь, я хочу снять свою футболку?

— Это моя футболка, и да, я подозреваю, что ты хочешь.

Мучительно наблюдать, как она думает. Ей нужно прекратить это делать.

Ее лицо напрягается, и, к моему ужасу, она позволяет футболке упасть обратно на ее тело.

— Я не буду ее снимать, — говорит она мне, теперь ее голос ровный. — Эта футболка принадлежала совершенно другому мужчине. Она моя.

Я издаю глубокий горловой стон, чувствуя боль в яйцах. И даже не злюсь на ее поддразнивания, скорее, это сделало меня еще более ненасытным.

Кем бы ни был этот мужчина, после этого она решила больше никого не подпускать близко.

Я перевожу взгляд на нее, моя рука с яблоком замирает.

— Что с ним случилось?

— Он ушел, — вот и все, что она говорит. Айви отворачивается от меня, ее лицо становится бесстрастным. — Вы закончили здесь, мистер Уэст? Мне нужно поспать.

Ах, она меня прогоняет.

Это не то, к чему я привык.

Нет, обычно женщины снимают с себя футболки и делают все, что я требую. Эта мысль меня даже не возбуждает. В последнее время меня ничто не возбуждает. За исключением этой очаровательной, приводящей в бешенство женщины, которую я ненавижу по неизвестной мне причине.

Но я выясню.

Потому что мне нужно знать. А потом нужно отключиться и снова стать таким, какой я есть — холодным, расчетливым и абсолютно отстраненным. Так будет лучше. Мне будет лучше.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я остался? — спрашиваю я, снова осматривая ее тело, в то время как жар во мне продолжает усиливаться.

— Ты не нужен мне в моей комнате, — многозначительно отвечает она.

Я медленно улыбаюсь.

— Ах, я такой бесполезный после работы, мисс Монткальм.

— Я слышу в вашем голосе разочарование или это просто уязвленное самолюбие?

Ебать меня, этот ротик.

— Подозреваю, и то, и другое, — игриво отвечаю я. — Как моя личная помощница, Айви, ты, конечно, можешь утешить меня в трудную минуту.

Пытаюсь заставить ее улыбнуться, я еще ни разу не видел от нее искренней улыбки. Она выглядит подавленной и замкнутой. Я просто хочу знать, что могу нажимать на ее кнопки. Должно быть, под этим восхитительным телом, окутанным слоями холодного безразличия, бьется сердце.

Айви улыбается мне, но улыбка получается в лучшем случае слабой и не отражается в ее глазах.

— Я не из таких девушек, мистер Уэст.

— Каких именно девушек?

— Таких, которые раздвинут ноги для такого мужчины, как вы.

— Такого мужчины, как я, — удивленно повторяю я. — Ты говоришь так, будто я людоед.

Она сухо смеется.

— Думаю, это еще мягко сказано.

— Это из-за тех предложений, которые я тебе сделал? — Я кладу нож и яблоко на стол и наклоняюсь, чтобы получше разглядеть ее. — Это был тест.

— Который я провалила.

— Я прощающий мужчина.

Она подозрительно смотрит на меня.

— Потому что ты хочешь чего-то взамен.

Я снова бросаю взгляд на ее футболку.

— Иногда мужчине хочется на ощупь преодолеть женские барьеры, посмотреть, насколько они прочны.

— Как думаешь, насколько прочны мои? — с любопытством спрашивает она.

— Очень, — отвечаю я с ухмылкой. — Но у меня такое чувство, что я смогу сразить их.

— С чего бы тебе хотеть этого?

— Потому что до сих пор каждая женщина хотела меня.

Она закатывает глаза и раздраженно выдыхает.

— Невероятно. Это действительно ранит твое самолюбие. Я просто… чертов вызов, не так ли? — Теперь она недоверчиво качает головой. — Некоторые вещи никогда не меняются, да? Что ж, мистер Уэст, я не тот человек, которого вы собираетесь завоевать в каком-то дурацком вызове, который у вас на уме, ясно? У меня есть чувство собственного достоинства, и если ты хоть на секунду подумал, что я сниму с себя эту футболку и прыгну к тебе в объятия, как какая-нибудь потаскушка, в то время как твоя подружка-сучка-Барби сидит наверху, вероятно, голая после того, как вы с ней занимались какими-то мерзкими делами, то ты ошибаешься.

О, я действительно вывел Айви Монткальм из себя.

Ее щеки пылают, глаза безумны Она подходит к своей двери и распахивает ее, глядя на меня так, словно я самый большой мудак, который когда-либо ходил по этой планете. Ухмыляюсь, потому что эта реакция — полная противоположность тому, что я когда-либо мог себе представить.

Направляюсь к двери, и она не смотрит мне в глаза, когда я останавливаюсь перед ней.

— Я задел тебя за живое, — говорю я, забавляясь. — Как я должен извиняться за свои проступки, Айви?

Теперь она смотрит на меня сердито.

— Ты совсем не сожалеешь.

— Это правда, — отвечаю я. — Не сожалению, но… чтоб меня, Айви Монткальм, твой ротик вытворяет с моим членом всякие безумные вещи.

Она бросает мимолетный взгляд на мои трусы.

— Я не хочу знать, что чувствует твой член.

— Он опасно нуждается в возбуждении.

Она моргает, возражая:

— Уверена, это было достаточно весело.

Я не совсем понимаю, что она имеет в виду. Неужели Айви думает, что я распутник, который уже успел переспать с бесчисленным количеством женщин? Подшучиваю над ней. Мой член ни разу не затвердел, с тех пор как я очнулся на этой затхлой больничной койке много месяцев назад.

Только сейчас.

Блядь, мой член пульсирует, и это такое облегчение — знать, что он не сломан.

Во мне пульсирует возбуждение и… заинтригованность. Заинтригованность в этой женщине и ее обжигающем языке.

— Ты уверена, что хочешь, чтобы я ушел? — Мне интересно, потому что я действительно хотел бы знать, насколько не сломан мой член.

— Уверена, — напряженно отвечает она.

Она действительно серьезна. Вижу, что она со мной закончила, и я очарован этим.

— Вы так невосприимчивы к моему обаянию, — тихо замечаю я, изучая ее. — Я такой уродливый, мисс Монткальм?

— Вы не уродливы, — быстро отвечает она, и ее взгляд становится жестким. — Вы скучны, мистер Уэст. Если вы думаете, что несколько простых слов заставят меня упасть перед вами на колени, боюсь, вы меня недооцениваете. Для этого потребуется гораздо больше, чем несколько пылких взглядом в мою сторону и притворный осмотр глубокой ночью в одних трусах. Кроме того, даже если я и почувствую малейшее искушение, к утру, когда ты превратишься в моего придурковатого босса, ты избавишь меня от этого возбуждения.

Черт возьми, что за женщина.

— Осторожнее с языком, — предупреждаю я, наклоняясь, чтобы заглянуть ей в глаза. — Вы забываете свое место, мисс Монткальм.

— Сейчас не рабочее время, мистер Уэст. — Она с трудом сдерживает фальшивую улыбку.

— Жаль, — отвечаю я, глядя на ее губы. — Я бы с удовольствием наказал тебя за то, что ты перечишь своему начальству.

— Хотела бы я посмотреть, как ты попытаешься…

Она замолкает, когда я подхожу ближе, проверяя границы дозволенного. Ее грудь замирает, когда я провожу пальцами по ее гладкой ноге, не в силах удержаться от того, чтобы провести ими по внутренней стороне бедра, все время оценивая ее реакцию.

Вместо того чтобы выглядеть удивленной, Айви выглядит… обеспокоенной. Она закрывает глаза, и ее брови сходятся на переносице. В выражении ее лица такая боль, что я перестаю прикасаться к ней. И долго смотрю на нее. Боже, она прекрасна, и, черт возьми, она сопротивляется мне изо всех сил. В то время как другие женщины поддаются моим прикосновениям, Айви застывает в полной неподвижности.

— Почему этой границы не существует, мисс Монткальм? — тихо спрашиваю я, внимательно изучая ее. На самом деле мой вопрос в том, почему ее больше пугают мои прикосновения?

Айви не отвечает, но еще сильнее зажмуривает глаза. Она не хочет, чтобы я смотрел ей в глаза. Какая правда скрывается в них?

Смотрю на ее губы, пытаясь вспомнить, почувствовать что-нибудь, что могло бы подсказать мне, что я прикасался к этой женщине раньше.

Ничего не приходит в голову.

Возможно, между нами никогда не было физической близости, но…

Я опускаю руку, но перед этим прижимаюсь губами к ее уху и бормочу:

— Спокойной ночи, соблазнительница. — Я делаю паузу, борясь с голодом, бушующем в моих венах, прежде чем добавить: — Ты права. Завтра утром, когда взойдет солнце, ты снова станешь моим некомпетентным ассистентом, а я снова буду следить за каждым твоим шагом, ожидая, когда ты облажаешься и докажешь, что я прав. Считай, что ты в безопасности. Пока что.

Она приоткрывает рот, но я не останавливаюсь, чтобы изучить ее. Затем выхожу из ее дерьмового маленького жилья, чувствуя себя совершенно разбитым. Мне нужен холодный душ или жесткая дрочка, но даже тогда ни то, ни другое не избавит меня от этой глубокой боли.

Мое тело ощущается холоднее, чем больше расстояние между моей и ее комнатами. К тому времени, как добираюсь до свой спальни, я раздражен тем, что позволил этой женщине — этой, казалось бы, незначительной женщине — проникнуть мне под кожу.

Потому что, как бы сильно ни желал ее, я испытываю одинаковую настороженность к этой черноволосой девушке с красными прядями.


10


Айви


«Спокойной ночи, соблазнительница».

И вот снова появился настоящий Эйдан, дав краткий намек на то, что он все еще существует, но я не совсем уверена. Может быть, это просто слово, которое тот использовал по отношению к другим раньше.

Какая удручающая мысль.

На следующий день Эйдан — нет, Уэст — встает раньше меня, а это значит, что мне не нужно идти в его спальню для очередного неловкого, душераздирающего пробуждения. Не нужно натыкаться на обнаженную и безупречную Нину в его постели. Я не хочу видеть, как они прижимаются друг к другу.

И не хочу медленно умирать внутри.

Не знаю, куда подевалась эта сука, но я продолжаю ощущать в воздухе запах ее ужасных духов, и уверена, что она все еще здесь. Паранойя — та еще сучка, и я постоянно вспоминаю измены Дерека. Знаю, это две совершенно разные вещи, но, черт возьми, боль приходит одна и та же: быстрая, острая и достаточно сильная, чтобы затопить тебя.

Продолжаю думать о том, как он появился у моей двери прошлой ночью, вторгся в мое личное пространство, наполнив его своим высокомерным обаянием. Теперь я понимаю плейбойскую сторону Эйдана Уэста, почувствовала ее прошлой ночью, когда он смотрел на меня так, словно хотел проглотить. И, черт возьми, было приятно снова почувствовать, что тот хочет меня. Но он не скрывал своих намерений. Я была просто вызовом. Это было похоже на тот полет, только ничто из того, что я делала прошлой ночью, не заставило бы его искать меня на других условиях, кроме простого желания трахнуть мое тело.

Я думала, что знаю, каково это — испытывать свою силу воли, сдерживаясь до его несчастного случая. Месяцы поддразниваний, горячих сообщений и почти поцелуев, можно было бы подумать, что я профи в этом дерьме, но нет. Прошлая ночь была особенно трудной, потому что я не могла дать ему понять, что он до меня добирается. Его член был твердым для меня, и все, что я сделала, это грубо с ним разговаривала.

И да, мне не следовало так горячиться, но мысль о том, что он считает меня вызовом — незначительной зарубкой на его кровати — ранила меня.

Это определенно не то, что раньше. Наши отношения стали другими. Он, безусловно, изменился, и я не думаю, что в лучшую сторону.

Мне просто хочется вернуть своего Эйдана, но это будет не простая поездочка. Если бы я не любила его так сильно — другого его — то уже ушла бы.

Я нахожу его в кабинете и присоединяюсь к нему, едва взглянув в его сторону. Чувствую на себе его взгляд, когда сажусь. Эйдан осматривает мою юбку-карандаш — она все еще короткая, потому что, к черту — и черный топ. Затем глазами встречается с моими. Я не задерживаю на них взгляд. Я не в духе. И провела ночь без сна, гадая, трахал ли он ее после того, как ушел из моей комнаты.

Это была медленная пытка.

Я дура, что оказалась здесь.

Сейчас у меня болит сердце, и я физически истощена.

Но нужно продолжать. Я подбираю по кусочкам свое сердце и собираю его обратно, чтобы его можно было снова разбить.

— Доброе утро, мисс Монткальм, — говорит он, но это дежурное приветствие. Все признаки игривого, кокетливого мужчины исчезли, будто прошлой ночи и не было. Как профессионально.

— Доброе утро, мистер Уэст, — тихо отвечаю я, и в моем голосе слышится грусть. Мне нужно прийти в себя и стать жестче, черт возьми.

— Давайте сделаем это снова, — говорит он мне, выглядя отдохнувшим, но серьезным. На его столе лежит открытая папка.

— Что мы делаем?

— Предложения.

Я бросаю на него сухой взгляд.

Он смотрит на меня без всякого веселья.

Настоящие.

Я осторожно киваю.

— Хорошо.

Опустив взгляд на бумаги, он добавляет:

— Это требует вашего присутствия, мисс Монткальм.

— Я прямо перед вами.

— Мне нужно, чтобы вы были рядом со мной.

Бросаю взгляд на свободное место рядом с ним. Стол шире, чем я ожидала. Я бы легко поместилась на нем. Мое дыхание замедляется, потому что я не уверена, что смогу находиться так близко к нему. Какие новые боли меня ожидают?

Я просто напрашиваюсь на это.

— Это обязательно? — спрашиваю я, и мой голос выдает мою неуверенность.

Он снова раздражен.

— Почему каждый раз, когда я даю вам простое указание, вы возводите вокруг него барьеры?

Я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.

— Я не осознавала, что делаю это, мистер Уэст

— Что ж, теперь осознаете.

Я не отвечаю.

— Не правда ли, мисс Монткальм, что теперь вы осознаете?

Я наклоняю голову набок. Он серьезно?

Эйдан смотрит на меня, приподняв брови, ожидая моего ответа.

— Вы сказали это, мистер Уэст.

— Я жду подтверждения, — парирует он. — Когда начальник задает вопросы, вы должны на них отвечать. Не так ли?

Он такой надоедливый.

Я проглатываю ругательство.

— Да.

Что «да»?

По моему телу пробегает дрожь.

— Да, сэр.

Он открывает ящик стола и достает папку. Затем кладет ее рядом со своей папкой и нетерпеливо говорит:

— Мисс Монткальм, ваше место за моим столом.

— Я осознаю, — подчеркнуто говорю я.

— И все же до сих пор сидите там.

О, мой гребаный Бог.

— Я просто чувствую… — Я замолкаю, пытаясь остановить то, что происходит. Он смотрит на меня в ожидании. — Я чувствую, что мне было бы лучше сидеть к вам лицом.

— Я не спрашиваю, что вы чувствуете, не так ли?

Я хмурюсь.

— Нет, сэр.

Он бросает на меня выжидающий взгляд.

— Вы никогда не должны заставлять такого мужчину, как я, ждать, мисс Монткальм.

Я в шоке. Если бы он только знал значение этих слов. Как они относятся к нам. Но не знает, не так ли? Эйдан такой, блядь, благочестивый, что искренне не верит, что такой мужчина, как он, должен ждать.

Он такой придурок.

Новый Эйдан отвратителен. Он мне не очень нравится. Он действительно груб со мной, и я хочу сказать ему, что мне нужно чертовы объятия.

Вместо этого я встаю. Сейчас он больше не обращает на меня внимания, его внимание сосредоточено исключительно на содержимом этой чертовой папки. Я имею в виду, конечно, это не может быть настолько захватывающим.

Я хватаю свой стул и пытаюсь поднять его, но он очень тяжелый, деревянный, с мягкими кожаными подушками. Не успеваю сделать и шага, как практически роняю его. Ножки ударяются об пол, и это очень громко. Я поворачиваю голову в сторону Уэста. Он что-то записывает в папку, но его ноздри раздуваются, как будто тот разозлился.

«Не будь гребаным джентльменом и не помогай мне», — хочу я зашипеть.

Вместо этого я переключаю свое внимание на стул и начинаю тащить его по полу. Он скрипит по твердой древесине, и я время от времени останавливаюсь, чтобы убедиться, что он не царапает ее. Но думаю, что так оно и есть, поэтому быстро хватаю ближайшую вещь — коробку с салфетками на столе Уэста — и достаю стопку салфеток. Я подложу их под ножки, как подушку, чтобы они не царапались, когда я буду водить ими по полу. Это просто гениально, и я очень довольна собой.

К черту эту мускулистую версию Эйдана Уэста в костюме, с его суровыми взглядами, точеным лицом и твердым членом в этих обтягивающих трусах; он мне не нужен. Айви Монткальм изобретательна, когда хочет…

Я думаю.

Наклоняюсь и, наверное, показываю Уэсту свою задницу, потому что у меня очень короткая юбка, но я больше беспокоюсь о том, чтобы не поцарапать пол в его доме в георгианском стиле…

Подождите.

Подумав об этом, на самом деле, нет, я очень обеспокоена тем, что могу выставить напоказ свою задницу. Мгновенно опускаю руки и принимаюсь за работу. Я подкладываю около десяти салфеток под одну из ножек и с самодовольной улыбкой на лице приступаю к следующей, когда слышу долгий раздраженный вздох. Шаги приближаются ко мне. Я стою на коленях, когда поднимаю взгляд. Уэст стоит передо мной и смотрит на меня сверху вниз.

Я прекрасно осознаю, как выгляжу.

Он, должно быть, думает, что я «особенная снежинка» (примеч. Самое ранимое поколение. Миллениалами называют людей, которые вошли в новое тысячелетие — миллениум — в юном возрасте. Они родились в 80–90-х годах, когда особенно быстро развивались технологии и интернет. Именно их некоторые считают самым чувствительным и ранимым поколением: отсюда и появилось определение «снежинки»).

— Уверяю вас, со мной все в порядке, — начинаю заверять его я.

— Все в порядке? — повторяет он, будто хочет объяснений.

— Я, знаете ли, — я показываю на свою голову, — …в порядке.

— Вы, мисс Монткальм, сидите, согнувшись, на полу с салфетками в руках. Когда я стою здесь, вы находитесь у моих ног в положении, которое я обычно не делаю слишком большой проблемой.

Ну что ж.

Я натянуто улыбаюсь ему.

— Обычно у меня тоже не возникает проблем с такой позой.

Я замечаю веселье в его глазах, когда он оглядывает меня.

— Обычно вы не возражаете, стоя на коленях перед мужчиной, мисс Монткальм? Вы это хотите мне сказать?

— Похоже на то, не так ли?

Он сурово смотрит на меня.

— Вопросы задаю я, не вы.

— Тогда, думаю, да, типа того я и сказала.

— Типа того или да?

Боже, какой он настойчивый.

— Да, — выдавливаю я из себя.

— Что «да»?

— Да, сэр. — Мой голос становится тише, потому что я смотрю на него снизу вверх, прямо в глаза, и называю его словом, которое выкрикивала во время оргазма, который он мне дарил.

Он что-то чувствует.

Эйдан медленно моргает, нахмурив брови. Странным движением он делает шаг ко мне, сокращая расстояние между нами. Прежде чем я успеваю заметить, насколько тот близко, так близко, что его брюки задевают мою обнаженную руку, а его член находится в нескольких сантиметрах от моего лица, я чувствую его руку на своей голове. И замираю, мое сердце уже выпрыгивает из груди, когда тот... гладит мои волосы, пронзая меня обжигающим взглядом, и я смотрю на него в ответ, мои веки отяжелели, его прикосновение наполнено нежностью.

— Неприятности, — шепчет он, с трудом сглатывая, выражение его лица меняется, когда он добавляет: — Вот, кто ты. Неприятности.

У меня пересыхает во рту, тело напрягается. Я чувствую, как учащается мой пульс, когда он выжидающе смотрит на меня. Бросаю взгляд на молнию на его брюках, а затем снова на него. В тишине повисает пауза, будто время остановилось, и мы оба задаемся одним и тем же вопросом.

Достанет ли он себя?

Попробую ли я его, если он попросит?

Нужно ли ему вообще просить?

Я…

Я прерывисто вздыхаю.

Я

слаба.

Также быстро он опускает руку и отводит от меня взгляд. Пауза прервана. Мое сердце все еще бешено колотится в груди, когда он хватает стул. Одним легким движением он поднимает его и без усилий переносит через стол, ставя рядом со своим.

Он не смотрит на меня, но его ноздри раздуваются.

Эйдан встревожен.

— Хватит тратить время, мисс Монткальм, — говорит жестким голосом, будто не он только что провел рукой по моим волосам и не стоял так близко, что мое лицо было в нескольких сантиметрах от его члена. — Чем дольше ты валяешь дурака, тем больше я начинаю сомневаться в твоем желании быть здесь.

Я собираю салфетки и встаю, чувствуя, что меня шатает. Потом бросаю их в мусорную корзину рядом с его столом и направляюсь к своему стулу. Я сажусь и смотрю на него. Он действительно близко. Мы оба замираем на мгновение. Напряжение переполняет меня, и я нервно ерзаю, думая о его руке в моих волосах и его члене у меня во рту.

Закрываю глаза. Я все еще чувствую его вкус на своем языке. Помню его толщину, длину, резкие звуки, которые он издавал, когда трахал мой рот.

Блядь.

Я не готова. Сильно тону здесь с импульсами, которые мне внезапно становится очень трудно контролировать.

Он не смотрит на меня, когда кладет папку передо мной.

— Возьми ручку, — грубо приказывает он. — Будешь делать для меня заметки.

Я беру ручку с подставки на его столе и перевожу взгляд на бумагу в папке. Он уже начал делать заметки. Я быстро читаю их. Это все расчеты. Он рассчитывает прибыль и чистую прибыль исходя из валового дохода. После помощи Стивена я вроде как поняла, что это значит.

Словно прочитав мои мысли, он кладет передо мной калькулятор.

— Хорошо, — начинает он. — У нас здесь компания с общим доходом в восемьсот сорок тысяч долларов в год. Из них стоимость проданных товаров составляет...

— Вы хотите, чтобы я подсчитала восемьсот сорок тысяч в калькуляторе или на бумаге? — перебиваю я, с тревогой глядя на него.

Он поднимает взгляд от папки, усиленно моргая. Я уже облажалась.

— Мисс Монткальм…

— Я запишу это на листке бумаги, а потом мы решим, — быстро говорю я, записывая. — Пожалуйста, продолжайте, мистер Уэст.

Он встречается со мной взглядом. Я натягиваю на лицо улыбку и показываю ему поднятый большой палец.

Я обречена.


***


У меня совсем не получается. Я изо всех сил пытаюсь угнаться. Уэст выплевывает мне цифры, как будто я чертов калькулятор. Мне проще записывать то, что он говорит, чем пользоваться калькулятором. Я говорю себе, что я просто записывающая, а ему нужно просто читать заметки и уметь вставлять нужные цифры, верно?

Ну, еще я иногда косячу с цифрами.

— Айви, — говорит он мне, и я понимаю, что дерьмо серьезное, когда тот называет меня по имени, — мы почти все утро подсчитывали чистую прибыль.

— Да, — отвечаю я, притворяясь, что понимаю, о чем он говорит.

— Да, — повторяет он, — значит, ты уже должна знать формулу.

Что.

За.

Черт.

Я медленно моргаю, глядя на него.

— Да, да, именно так.

Он смотрит на меня.

— Скажи мне.

Уэст всерьез полагает, что я обращала на нее внимание? Что за безумец. Как можно обращать внимание, когда обжигаешь палец о калькулятор? Как можно обращать внимание, когда рядом с тобой сидит самый потрясающий мужчина, и ты любишь этого мужчину, а он относится к тебе как к ковровому жуку, которого он хочет растоптать?

Я постукиваю ручкой по папке, разглядывая цифры.

— Вы назвали мне много цифр, мистер Уэст...

— Какова формула, мисс Монткальм?

— Формула… — Я делаю паузу и лениво почесываю шею. — Лично я считаю, что… формула должна быть…

— Валовая прибыль… — начинает он, ожидая, пока я закончу.

— Эм, ага, валовая прибыль…

— Минус…

— Минус…

— Минус что, мисс Монткальм?

— Минус что-то очень важное как… — Я роюсь в памяти, вспоминая все слова, которые он произносил между цифрами и усиленно моргаю. Честно говоря, все как в тумане, и я очень устала, так что несправедливо придираться ко мне прямо сейчас, но все равно напряженно думаю, просматривая цифры и компанию. Я дрожу, когда начинаю догадываться. — Минус… расходы?

Уэст смотрит на меня, его взгляд падает на мой рот. На его лице мелькает мимолетное удивление, прежде чем он кивает.

— Верно, мисс Монткальм.

— Я правильно поняла?

— Правильно.

Мои плечи расслабляются, и я принимаю беззаботный вид.

— Конечно, потому что… это и есть ответ.

Он медленно ухмыляется.

— Мы это уже говорили.

Можно было бы подумать, что после этого болезненного диалога я заработала призовые очки, но…не тут-то было. Я все еще борюсь, и мир бы взорвался, если бы рассчитывал, что я все сделаю правильно.

Уэст справедливо раздражен, и я продолжаю ждать, что мужчина, известный как «Мудак Востока», прикончит меня на месте, но он просто старательно моргает и продолжает. Я не могу отделаться от ощущения, что он относится ко мне снисходительно, хотя «относится ко мне снисходительно» по-прежнему означает, что он на меня рявкает.

К вечеру он полностью забывает обо мне и записывает все сам, оставляя меня сидеть и наблюдать за ним. Но я бы предпочла испортить его бумажную работу, потому что, по крайней мере, тогда не буду тонуть в его присутствии. Я слишком пристально смотрю на него, не в силах оторваться. Смотрю на его лицо, на щетину, которую ему нужно сбрить, на волосы, которые нужно подстричь, на костюм, который нужно сменить, и да… все это ему идет.

Он великолепен.

До боли.

Не то чтобы я была поверхностной. Просто чем дольше смотрю на него, тем больше скучаю по нему. Я скучаю по нам. Скучаю по мужчине, в которого влюбилась.

В конце концов, я нарушаю молчание, потому что оно не сулит мне ничего хорошего, если буду наблюдать за ним весь день.

— Я могу включить компьютер и проверить вашу электронную почту, если хотите.

Он едва смотрит на меня.

— Так сделай это.

Я включаю компьютер и жду, пока он загрузится.

— Он автоматически входит в систему?

— Я не уверен. Я не включал этот компьютер с тех пор, как... — Его слова обрываются, когда он на мгновение бросает взгляд в сторону.

С тех пор как попал в аварию.

Я не говорю этого. Он не хочет говорить об этом по понятным причинам, но представьте, если бы он это сделал. Что-то вроде: «Эй, отстойная ассистентка, я не помню последние три года своей жизни, и я ужасно хочу тебя, и, боже, я думаю, ты моя вторая половинка, сядь мне на лицо…»

Ладно, этой фантазии не суждено сбыться в ближайшее время.

Я смотрю на экран, и сердце у меня начинает биться быстрее, потому что думаю, что это его компьютер, который был у него в Оттаве. Я не знаю, есть ли на нем что-нибудь… не знаю, хранил ли он на нем какую-то личную информацию, но я внезапно начинаю потеть.

Я чувствую себя… немного взбудораженной.

На долю секунды меня захлестывает волна эмоций, как от прикосновений к любой электронике Дерека. Чувство страха было тяжелым, будто я не была уверена, что найду там… сообщения от девушек, фотографии…

Но это рабочий компьютер, и он принадлежал другому Эйдану… которому нечего было скрывать. Когда появляется экран ввода пароля, я бросаю взгляд в его сторону, и он это замечает. Уэст наклоняется ко мне, набирает свой пароль и нажимает «Enter».

— Я запишу его для тебя, — бормочет он, прежде чем снова сосредоточиться на своей задаче.

Я с удивлением наблюдаю, как пароль срабатывает, и я попадаю на его рабочий стол.

— Разве это не странно? — вслух удивляюсь я, прежде чем успеваю остановить себя. — Вы помните свои пароль и не…

Я проглатываю оставшиеся слова, и на этот раз, когда смотрю на Уэста, он смотрит на меня в ответ, понимая, что я имею в виду.

— Так и есть, — просто признает он. — Не спрашивайте меня, как работает человеческий разум, мисс Монткальм, потому что единственный ответ, который я могу дать, заключается в том, что он явно не работает. То, что вам дорого, может быть стерто на одном дыхании в следующий миг. Но это мелочи… они остаются надолго, не так ли?

Хм.

Это не первый раз, когда он вспоминает мелочи. Интересно, является ли это обнадеживающим знаком того, что его разум не полностью потерян.

— Это в некотором роде увлекательно, — бормочу я, быстро качая головой. — Я имею в виду, с точки зрения стороннего наблюдателя.

Он слушает мои слова, ничуть не смущаясь, и кивает один раз.

— Могу представить, что это так.

На этот раз выражение его лица смягчается, когда он продолжает смотреть на меня, словно хочет сказать что-то еще. Я нежно улыбаюсь ему, и Эйдан не сводит глаз с моего рта, слегка хмуря брови, пока его одолевают мысли.

Затем, вот так, он отстраняется, снова сосредотачиваясь на своей работе, хотя его дыхание медленнее, чем несколько минут назад.

Я отвожу взгляд, гадая, что бы он мог сказать, если бы не сдерживал себя.

Тревога скапливается у меня внизу живота, когда я перехожу к его рабочему столу. Мышь перебегает прямо к папкам, и я пролистываю их все, быстро и украдкой, гадая, есть ли там какие-нибудь свидетельства нашего знакомства.

Его папки пусты, за исключением нескольких, которые заполнены старыми рабочими делами «S.P.P.». Я закрываю их и проверяю интернет. Он еще не подключен, и мне придется получить пароль от WI-FI, но я быстро проверяю историю, задаваясь вопросом, заходил ли он когда-нибудь в браузер.

Заходил.

Но, опять же, все это связано с работой.

Мышка останавливается на полпути, и я замечаю свое имя в одном из поисковых запросов.

Айви Монткальм. Оттава, Онтарио.

Я бросаю быстрый взгляд в сторону. Уэст набирает цифры в калькуляторе, ничего не замечая. Вошозвращаю взгляд к экрану, проверяя дату поиска.

Прошло три недели после нашей встречи в самолете.

Он думал обо мне в тот самый момент, когда я думала о нем.

Ох, мое сердце. Я с болью вздыхаю.

Он нашел меня на Facebook, просмотрел мои фотографии, и мое сердце екает от этого, а потом задаюсь вопросом, что, черт возьми, я такого сделала, что произвело на него такое неизгладимое впечатление.

Потому что, черт возьми, сейчас этого точно не происходит.

Я закрываю вкладки как раз в тот момент, когда нас прерывает стук в дверь, и в комнату заглядывает Тильда.

— Мистер Уэст, — любезно говорит она, — к вам пришел доктор Браун.

Он коротко кивает, поджимая губы.

— Я спущусь через минуту.

Она уходит, а я снова смотрю на него, когда он заканчивает.

— Вы заболели? — небрежно спрашиваю я.

Он смотрит на меня, и на его лице застывает все то же отсутствующее выражение.

— Нет, мисс Монткальм, я не заболел.

— Он здесь, чтобы убедиться, что с вами все в порядке? — Я постукиваю ручкой по виску, и его взгляд следит за моим движением.

— Вы хотите сказать, что у меня проблемы с мозгами?

— Ну, мы немного говорили о ваших проблемах с памятью, я просто… складываю все воедино. Просто… оцениваю ситуацию.

Заткнись, Айви.

Вот что происходит, когда я не думаю, прежде чем что-то сказать.

Он начинает собирать свои вещи, его лицо становится суровым.

— Мисс Монткальм, ни для кого не секрет, что я попал в автомобильную аварию и что у меня серьезные повреждения, но это все равно не ваше дело.

Смущенная, я отвожу взгляд.

— Я знаю.

Он встает, ощетинившись. Я задела его за живое. Мне не следовало говорить ни слова. Черт бы побрал мой язык. Он швыряет папки в ящик стола и с такой силой захлопывает его, что весь стол дребезжит.

Затем он уходит.

Вот так.

Даже не оглядывается.

Я понимаю, что на сегодня мы закончили.

Поэтому бросаю ручку и устало провожу рукой по волосам. Я чувствую себя опустошенной, будто было бы намного проще, если бы просто бросила это дело, но… нет, нет, я никуда не уйду.

У нас есть время.

Мне просто нужно продержаться.

— Все хорошо, — шепчу я себе. — Все хорошо, Айви. Завтра мы начнем сначала.


***


Эйдан


Я безучастно наблюдаю за доктором Брауном, который закрывает свой чемоданчик и устало смотрит на меня сквозь очки. Он смотрит на алкоголь, на пустое выражение моего лица, и док не впечатлен.

Я делаю глоток виски, ожидая, когда он заговорит.

Наконец, доктор Браун вздыхает:

— ОФЭКТ сканирование (примеч. ОФЭКТ (однофотонная эмиссионная компьютерная томография): процедура, которая использует специальную камеру, чтобы сделать З-мерное (3-D) изображение мозга) показало, что у вас отсутствует приток крови к правой половине мозга. Если быть точным, к височной доле. Именно там хранятся ваши долговременные воспоминания. Мы надеялись, что ваша память постепенно вернется, поскольку мы замечали это у многих пациентов, страдающих от тяжелого сотрясения мозга. Сейчас это все еще может произойти. Я не говорю, что это совсем маловероятно, однако... шансы уменьшаются с течением времени, и мы ничего не можем сделать, чтобы изменить ситуацию. — Он делает паузу, облизывает губы и добавляет: — Мне жаль, что я не смог быть более полезным. Эти инциденты… они случаются, и каждый случай, мистер Уэст, каждый из них уникален по-своему.

Расскажи мне что-нибудь, чего я, черт возьми, не знаю.

Не отвечаю — это было бы бессмысленно, потому что добавить нечего, — даже когда он ждет, пока я попрощаюсь с ним. Я этого не делаю.

— Я бы посоветовал вам окружить себя как можно большей поддержкой, — продолжает он, стараясь быть полезным. — Не выпытывайте информацию о своем прошлом, но… позвольте вашей сети поддержки направлять вас. Постарайтесь органично вписаться в ситуацию и опираться на них в процессе, мистер Уэст.

Он считает, что у меня есть несколько человек, на которых можно положиться.

У меня нет ни одного.

Они есть, но их нет.

Я чувствую отчаяние от осознания этого. И сердито смотрю на мужчину, который вызывает во мне такую реакцию — напоминает мне, насколько я совершенно одинок.

Он уходит, и в комнате воцаряется тишина.

Я делаю еще один глоток.

Мне нужно что-то посильнее. Что-то, от чего у меня не просто закружится голова, но и яд, который полностью отключит мои чувства.

Мои воспоминания никогда не вернутся. Он не сказал этого прямо, трус, но я умею читать между строк. Сжимаю кулак, стискиваю зубы, когда во мне закипает ярость. Я могу потерять свой гребаный рассудок — и мои воспоминания вместе с ними, будь они прокляты, — но не могу выносить гребаной жалости — столько жалости — на каждом лице, на каждых губах, которые осмеливаются приоткрыть рот, чтобы произнести: «Я слышал о вашей аварии, и я глубоко сожалею…»

Неудивительно, что я забрался в этот уголок земли, неудивительно, что я прячусь.

Все еще.

Я говорю себе, что это то, что есть. Меня все это чертовски устраивает, и все же…

Я испытываю глубокое чувство потери, которое не могу описать словами. Будто потерял что-то важное и редкое.

Будто я должен блуждать в темноте, оплакивая это.

Я сильнее сжимаю стакан, испытывая искушение швырнуть его через всю комнату. Чтобы услышать, как он разобьется. Вместо этого неуверенно ставлю его на столик и провожу руками по волосам.

В комнате темнеет, и остаюсь только я, сидящий в пустоте.

Я жажду кайфа. Почувствовать легкость в ногах. Почувствовать в себе достаточно огня, чтобы наконец-то побродить по этому поместью, пообщаться и почувствовать себя живым.

Если меня это накроет, я, возможно, погонюсь за этой несносной женщиной. Еще раз осмотрю ее комнату, хотя бы для того, чтобы услышать еще больше ее язвительных ответов.

Но огонь не разгорается.

Я думаю о том, как тяжело стало у меня в груди после визита доктора Брауна.

И когда все-таки встаю, меня тянет на балкон моей спальни, и я стою в темноте, наблюдая за потоком людей, а внизу гремит музыка.


***


«Мне жаль».

«Я знаю. Вот почему это так чертовски сложно».

Эти отрывки остры, как бритва. Мой мозг наполняется пустотой, я цепляюсь за эти слова, отчаянно пытаясь заполнить пустоту…

Ничего не получается.

«Я скучаю по тебе».


Я погружаюсь в затишье, в состояние между сном и явью, когда чья-то рука проводит по моей груди, медленно расстегивая рубашку.

Гибкое тело прижимается ко мне, извиваясь на моих коленях.

Я открываю глаза, руками инстинктивно обхватываю обнаженную плоть. И моргаю, на мгновение ожидая увидеть черно-красные волосы. На секунду мне хочется прошептать «искусительница».

Мое тело покалывает, член твердеет, когда я представляю, как эта голубоглазая дьяволица трется своим обнаженным телом, сидя у меня на коленях. Руками скольжу вверх по ее бедрам. Прижимаюсь лицом к ее груди, касаясь губами ключицы. Я дрожу при мысли о том, как она будет пульсировать вокруг моего член…

— Я скучала по тебе.

Мое тело напрягается от этого голоса. Туман вожделения рассеивается. Я мгновенно опускаю руки, когда смотрю на Нину.

— Убирайся, — рычу я.

Но она этого не делает. Моя рубашка расстегнута, ее руки прижаты к моей груди. Она наклоняет свое лицо к моему, касаясь губами моих губ. Я отстраняюсь, отталкивая ее.

— Эйдан, — нежно говорит она. — Пожалуйста. Дай нам шанс.

— Слезь с моих гребаных колен, Нина.

Она прижимается своей киской к моему члену, и я вздрагиваю от переполняющего меня теплого наслаждения.

— Ты твердый, — шепчет она. — Для меня. Для нас. Твое тело хочет меня.

Я трясу головой, пытаясь проснуться, но мой мозг все еще затуманен. Я слишком много выпил. Снова. Но на этот раз я чувствую себя тяжелее, чем обычно. В моих венах бурлит энергия. Мое сердце бешено колотится, член напрягается. Мне знакомо это чувство… я испытывал его много раз раньше.

Это так знакомо…

— Подумай о том, как хорошо это было раньше. — В ее голосе звучат те соблазнительные нотки, которые я так хорошо знаю. — Ты не скучаешь по тем диким поездкам, на которых мы катались?

Я молчу, пытаясь разобраться в своих мыслях. По мне пробегают волны удовольствия. Я чувствую себя… под кайфом.

— Что ты со мной сделала? — растерянно спрашиваю я. — Ты накачала меня наркотиками?

Нина проводит языком по моей шее, потираясь о мой твердый член.

— Разве это не прекрасно? Просто отпусти.

Моя голова откидывается на спинку кресла, и я, моргая, смотрю в ночное небо. Смутно осознаю, что меня окружает. Все еще на балконе, в темноте. Я слышу тихую болтовню внизу. Не такую оживленную, как перед тем, как я отключился. Прошло несколько часов…

Нина продолжает двигаться, и я закрываю глаза, мои руки снова хватают ее за бедра.

Просто отпусти.

Это было бы здорово. Я мог бы это сделать. Я мог бы вернуться к этому. Блядь, это волнующая мысль. Нина всегда была хороша в этом… в том, что отгоняла мрачные мысли. Она — настоящий кайф. Не ее тело, не ее поцелуи, не ее прикосновения… но само ее присутствие приводит меня в бешенство. Нина позволяет мне вести себя плохо. Она позволила бы мне делать все, что угодно, когда я в таком состоянии. Возбуждение, которое это вызывает у меня, вызывает прилив сил, и это побуждает меня расслабиться. Действовать и выплескивать свой гнев, а не сдерживать его внутри.

Ее рука опускается к моей молнии, и она медленно тянет ее вниз, продолжая водить языком по моему горлу.

«Трахните меня, сэр».

Я резко открываю глаза и замираю, когда голос в моей голове становится громче.

«Пожалуйста, сэр».

Я отпускаю Нину, чувствуя холод.

Это неправильно.

Это ощущается неправильным.

— Убирайся, — снова говорю я, на этот раз жестче. — Отвали от меня, Нина.

— Эйдан, прекрати.

— Отвали!

Она этого не делает.

Когда ее язык снова касается меня, во мне вспыхивает ярость, и я отталкиваю ее. Она падает на пол, ее дыхание вырывается с резким шипением. Затем Нина встает, ругаясь, и, прежде чем успеваю взглянуть на нее, я чувствую острую боль на своем лице. Вздрагиваю, широко раскрыв глаза, когда Нина встает надо мной, ее рука все еще поднята, словно она хочет ударить меня снова.

Ее рука снова взлетает в воздух, но на этот раз я хватаю ее железной хваткой и встаю, возвышаясь над ней. Ее грудь быстро вздымается, будто она возбуждена. И затем Нина прижимается ко мне всем телом, рукой снова обхватывает мой член.

— Мы можем поиграть, — говорит она мне, глядя на мой рот. — Помыкай мной…

— Я не играю, — говорю я ей. — Ты облажалась.

— Тебе это нравится.

— Нет.

Я тащу ее с балкона через всю комнату. Она пытается вырваться, сопротивляясь мне. Мои движения медленные, и я отпускаю ее, чтобы провести руками по лицу.

— Что, черт возьми, ты мне дала? — требую я, пока комната продолжает вращаться.

— Ты должен поблагодарить меня. Это был твой любимый наркотик. Разве это не приятное чувство?

Ярость переполняет меня. Я опускаю руки, чтобы посмотреть на нее.

— Я хочу, чтобы ты убралась отсюда. Сейчас же. Собирай свои вещи и убирайся.

Она остается на месте как вкопанная.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? Ты не должен быть таким.

— Каким «таким»?

— Таким. Все еще гребаный слабак. Я думала, ты снова стал самим собой…

— Меня уже тошнит от людей, которые рассказывают мне, каким я был раньше…

— Разве ты не скучаешь по развлечениям? По вечеринкам, траху и кайфу…

— Нет, — перебиваю, удивляясь своему признанию. Потому что это совсем не то, что я себе представлял. — Не скучаю, Нина. Вот почему я здесь.

— Тогда зачем вечеринки? Зачем все эти люди?

Я не отвечаю. Потому что не знаю. Это похоже на то, что… я цепляюсь за то поведение, которое, как я знал, у меня было.

Но я не мог сказать ей об этом.

Не мог открыться ей.

— Это не твое гребаное дело, почему я что-то делаю, — наконец говорю я.

Она молчит несколько мгновений, изучая меня. Страдальческое выражение медленно исчезает с ее лица, и на нем появляется другое. Оно мне хорошо знакомо. Она отворачивается и собирает с кровати свой наряд. Затем натягивает его, ее движения быстрые.

На какой-то мимолетный миг — такой мимолетный, что он исчезает в течение секунды — мне становится не по себе, видеть, как она уходит. Будто, если я отпущу ее — это — мне будет физически больно. Но все проходит прежде, чем я успеваю подумать, и я стою там, ожидая, когда она уйдет.

Когда она, наконец, одевается, то останавливается передо мной, и на ее губах появляется леденящая улыбка. Нина полностью перестает притворяться.

— Это кажется знакомым, — ледяным тоном говорит она. — Снова выставляешь меня вон. Последний раз это было в твоем офисе. Ты не выглядел таким нерешительным, как сейчас. Но я собираюсь сказать то же самое, что сказала тебе тогда.

— Ты останешься один, Эйдан. Ты слаб. За этим высокомерием и гневом скрывается маленький мальчик в теле мужчины. — Она холодно смеется, и все это звучит так отрепетировано. — Столько денег, а ты не можешь найти никого, кто помог бы разобраться в твоих грязных проблемах. Я была единственной, кто ближе всех подошла к пониманию тебя. Ты можешь сколько угодно притворяться, что тебе не нужна была доза и что тебе не нравится, как кайф течет по твоим венам прямо в эту секунду. Давай, продолжай винить в этом меня, но ты принял ее как свой следующий вдох и тебя снова возносит на наркотические вершины. Я снова подвела тебя так близко к этому. Так близко к возвращению. С тобой было бы намного веселее находиться. Твой член, возможно, тоже стал твердым из-за этого, потому что сейчас с ним явно что-то не так.

Она подходит на шаг ближе ко мне, глядя на меня снизу вверх своими бесчувственными глазами.

— Если твоему отцу и следовало что-то сделать, Эйдан, так это стукнуть тебя по голове посильнее. От тебя было бы больше пользы, будь ты умственно отсталым мудаком…

— Это мило, Нина, — решительно обрываю ее. Я распахиваю дверь спальни. — Ты можешь вызвать себе такси. Я хочу, чтобы ты убралась отсюда в течение часа.

Она шокирована, а затем злится.

— Я уеду завтра…

— Я вышвырну тебя из своего гребаного дома, если ты не соберешь свои вещи в течение часа, — спокойно говорю я, но в выражении моего лица нет ничего спокойного. Мне так холодно, как никогда раньше, и я приветствую это. Все, что угодно, лишь бы избавиться от этой ядовитой пизды.

Нина знает, когда со мной лучше не связываться. Она раздраженно выходит из спальни и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Потом открывает рот, чтобы заговорить, но я опережаю ее.

— Большая часть того, что ты сказала, правда, — говорю я бесстрастно. — Я в полном дерьме. У меня действительно есть проблемы, но в одном ты совершенно неправа. — Я придвигаюсь немного ближе, возвышаясь над ней. — С моим членом все в порядке, Нина. Просто он не встал на тебя, и, кажется, я знаю почему. — Я опускаю голову до ее уровня и рычу: — Ты — зараза. Сладкий и медленный яд. К тому времени, когда человек просыпается и осознает, кто ты такая, уже слишком поздно. Ты проникаешь в их систему и цепляешься за нее изо всех сил, но в мою, должно быть, ты проникла не до конца, потому что мне доставляет огромное удовольствие наблюдать, как ты стоишь за моей дверью и выглядишь такой, какая ты есть на самом деле. Кажется, Нина, даже амнезия не может стереть мое чертово презрение к тебе.

Я захлопываю дверь у нее перед носом и остаюсь стоять.

Уверенность покидает меня, когда я упираюсь руками в дверь и прижимаюсь к ней головой. И тяжело дышу, обезумев. Ее слова пронизывают меня насквозь, и я цепляюсь за них, пытаясь найти признание за ее словами.

Прежде она приходила ко мне в офис, и я выгнал ее.

Я вычеркнул ее из своей души… из своей жизни.

Сейчас я отдал бы все, чтобы вернуть это воспоминание.

Адреналин проносится по моему телу. Действие таблетки в самом разгаре, и я полностью под ее влиянием. Ощущаю покалывание во всем теле… мой разум безмолвствует, но тело парит. Я закрываю глаза, чувствуя, как по мне пробегает волна возбуждения.

Это приятно.

Так чертовски приятно снова чувствовать это.


11


Айви


— Все дерьмово, — говорю Ане, спускаясь с холма. Я провела последний час у себя, размышляя, а теперь мне просто нужно высказаться, но уже темнеет и появились комары.

— Так и есть, — грустно соглашается Ана. — Но я не могу поверить, что ты вернулась в его спальню и сказала ему об этой сучке. Ты могла раскрыть свое прикрытие.

— Эйдан не дурак, Ана, и я… я худшая актриса в мире.

— Неправда, — поет она. — Ты получила главную роль в школьном спектакле для третьеклассников, помнишь? Миссис Олдерс выбрала тебя, потому что ты поразила ее воображение. Твоя расправа над волком должна была заслужить награды, настолько убедительной она была.

— Ана, я просила не взрывать мой дом.

— И?

— И это были не три поросенка. Я играла Красную Шапочку.

— И что? Я была так увлечена твоей игрой, что даже не поняла.

Я смеюсь.

— Заткнись.

Она тоже смеется.

— Тебе не кажется странным находиться рядом с ним?

— Ты даже не представляешь.

— Он правда ничего не помнит?

— Ну, он чувствует, что ненавидит меня, вот и все.

— Это не значит, что он ненавидел тебя до того, как все забыл. У тебя стервозное лицо, Айви. Честно говоря, поначалу тебя трудно не ненавидеть, — шутит она.

— Предполагается, что ты должна заставить меня почувствовать себя лучше.

— Слушай, он бы не появился у твоей двери глубокой ночью со стояком, если бы ненавидел тебя, верно?

Я чувствую, как мое лицо вспыхивает.

— Знаешь, я надеялась, что у него не встанет.

— Что? — кричит она. — Почему?

— Потому что тогда Стивен был бы прав. Он сказал, что у него не могло быть интимной близости с Ниной, потому что он был мертв там, внизу.

Ана несколько мгновений не отвечает, что подтверждает то, о чем мы все думаем: он, очевидно, завелся. Для нее.

В ее голосе звучит сочувствие, когда она говорит:

— У тебя хватило смелости вернуться в ту комнату и рассказать ему, кто она такая, но даже Эйдан раскусил ее дерьмо, и… он ничего не помнит, верно? Это не его вина, не то чтобы от этого становилось лучше, но… он не знает, что ты значила для него все, и это… заставляет меня думать, что ты должна просто сказать ему об этом.

— Я тоже так думаю, — соглашаюсь я. — У меня такое желание просто рассказать ему обо всем, что произошло, но это не значит, что он вдруг полюбит меня, и, если быть честной до конца, Ана, он совсем не похож на того парня, в которого я влюбилась.

— Ты все еще любишь его?

Я медлю с ответом, прежде чем честно признаюсь:

— Я не знаю, что чувствую, будто знаю, что безумно влюблена в него, но он совсем не похож на того Эйдана, которого я знаю. Я в замешательстве.

В ее голосе звучит тихая грусть.

— Это понятно, Айви. Он вырос в парня, в которого ты влюбилась. Что за дурацкая ситуация.

— Да… — мой голос затихает, когда я различаю фигуру в реке. Я тут же останавливаюсь, мое сердце бешено колотится в груди. Я прячусь за ствол ближайшего дерева и замираю, переваривая то, что только что увидела.

Алекс.

В одних гребаных боксерах, пробирается через воду… воду, из-за которой эти проклятые боксеры прилипли к округлостям его задницы.

Я не хочу с ним сталкиваться. Не так скоро.

— Айви? — голос Аны прерывает мои мысли.

— Я здесь, — шепчу я, снова бросая на него быстрый взгляд.

— Хочу ли я знать, почему ты говоришь шепотом?

— Его брат.

— Он у реки?

— Скорее, в реке.

— Что?

— Ага, и он опять в боксерах.

Ана смеется.

— Что, черт возьми, там происходит?

Алекс поворачивает голову в мою сторону, и я съеживаюсь так сильно, что мне хочется умереть прямо здесь. Конечно, он меня видит. Я шире дерева, моя голова торчит наружу, и я смотрю прямо на него.

Кто-нибудь, черт возьми, убейте меня.

Из моей груди вырывается стон.

— Он только что увидел тебя, не так ли? — хихикает Ана. — Ты вуайеристка.

— Заткнись! — Я разворачиваюсь и спешу вверх по склону, подальше от него. Он занял мое любимое место, чтобы побыть эмо наедине.

Раздается свист, прерывающий мое унижение.

Я оборачиваюсь и смотрю, как он направляется к мелководью реки. Алекс смотрит прямо на меня, ухмыляясь.

— Не убегай, Турбо, — кричит он.

— Я не убегаю! — кричу в ответ.

— Присоединяйся ко мне!

— Я бы предпочла этого не делать!

— Да ладно, — убеждает он. — Я не кусаюсь.

Ана смеется мне в ухо, без сомнения, слыша наш разговор.

— Я бы пошла к нему, Айви.

— Я не хочу, — шиплю на нее.

— Почему?

— Потому что…

Потому что чем больше я смотрю на дерзкое выражение лица Алекса, тем больше оно напоминает мне его старшего брата, и от этого боль усиливается. Никто не говорил мне, что он был гребаным двойником Эйдана как внешне, так и по характеру.

— Он был мил с тобой, — говорит она мне. — Познакомься с ним поближе, может быть, доверься ему. Тебе сейчас нужен друг.

Ты мой друг.

— И я на другом конце страны. Тебе нужен кто-то, кто был бы рядом, Айви, потому что ты уже разваливаешься на части.

— Я не разваливаюсь, — возражаю я.

— Разваливаешься.

Я поджимаю губы, вздыхая.

— Отлично.

Она права. Мне нужен друг, особенно после сегодняшнего.

— Сообщай мне обо всем, что происходит.

Я заверяю ее, что так и сделаю, прежде чем заканчиваю разговор. Потом не спеша спускаюсь к реке, остро ощущая присутствие Алекса. Он уже вышел из воды и сидит на большом камне, подзывая меня подбородком. Я присаживаюсь на камень рядом, стараясь не смотреть на него слишком пристально.

Он выглядит удивленным, глядя на меня, когда я складываю руки на коленях.

— Что это ты так суетишься…

— Я этого не делаю, — сразу перебиваю я. — И, ради всего святого, перестань употреблять это слово.

— Это из-за моего нижнего белья ты бежишь в другую сторону?

Я бросаю на него быстрый взгляд.

— Нет! Во всяком случае, я привыкла к тому, что парни Уэст разгуливают в одних трусах.

Он ухмыляется.

— Я так понимаю, наткнулась ночью на Эйдана.

— Вообще-то это он пришел к моей двери.

Его ухмылка исчезает, когда он внимательно наблюдает за мной.

— Когда это было?

— Прошлой ночью.

— Что произошло?

— Он хотел провести инспекцию моих комнат в два часа ночи.

Алекс хихикает, но звук слабый.

— Ты спала с ним.

У меня отвисает челюсть, когда я бросаю на него свирепый взгляд.

— Я не спала с ним. — Теперь я с горечью смотрю на струящуюся воду. — А с чего бы мне это делать? Я была для него просто добычей, просто пищей для его эго. — Наклоняюсь и беру горсть камней, чувствуя себя на удивление раздраженной. Затем бросаю камень так сильно, как только могу. — Спасибо, что предположил, что я отдамся.

Алекс внимательно наблюдает за мной

— Я не хотел тебя обидеть.

Я замираю в тишине, и атмосфера между нами становится напряженной.

Наконец, он говорит:

— Хорошо, что ты сопротивлялась, Айви. Он привык играть со своими игрушками.

— Я не игрушка.

— Он этого не знал. — Теперь взгляд Алекса смягчается. — Ты доказала, что он ошибался.

Не в силах сдержаться, я фыркаю.

— Работа сегодня была дерьмовой.

— Он был мудаком.

— Он мог быть и хуже, но я не знаю, что, черт возьми, делаю, и даже из-за того, что он заставляет нас делать, нет времени на…

— На что?

Я слабо пожимаю плечами.

— Восстановить связь.

— Да, — с пониманием соглашается Алекс. — Ты обнаружишь, что он возводит стену в любое время, когда ты попытаешься.

Я смотрю на него, изучая.

— Ты уже пробовал?

Какое-то время он не отвечает, но вид у него какой-то отстраненный.

— В чем смысл? — наконец спрашивает он. — Он не помнит, как извинился, и, в любом случая, я здесь не ради него. Я здесь ради тебя. — Он встречается со мной взглядом и пристально смотрит на меня в течение тяжелого момента. — Ты невероятно самоотверженна, что бросила свою жизнь и сделала это.

В моих глазах нарастают эмоции.

— Я чувствую ответственность.

Он слегка качает головой.

— Ты не должна. Он сел за руль той машины. Он вернулся к тому, чего обещал никогда не делать, и это было после того, как он изменился. И он будет продолжать это делать.

— Я не хочу в это верить, — шепчу я.

— Что ж, надеюсь, я ошибаюсь.

— Ты знаешь, что он помнит мелочи? — спрашиваю его.

— Например, какие?

— Пароли и все такое. Сегодня он подключился к своему компьютеру. Это просто произошло, и… мне интересно, вспомнит ли он что-нибудь еще.

Он отвечает не сразу, обдумывая.

— Может быть, что-то поразит его.

Я с надеждой смотрю на него.

— Ты так думаешь?

Он пожимает плечами, с сочувствием глядя на меня.

— Думаю, то, что ты думаешь, не повредит. Ну, уверен, это причиняет вред тебе, но я не это имел в виду… но… твое пребывание здесь не ухудшает ситуацию.

Я понимаю, что он пытается сказать.

— Моя подруга Ана, кажется, считает, что я должна просто рассказать ему все.

Он поджимает губы

— Это авантюра.

— Он может мне не поверить?

Теперь он смотрит на меня с жалостью.

— Дело не в этом. Дело в другом… Я не уверен, что он захочет быть с кем-то близким.

Я медленно киваю.

— Он может оттолкнуть меня.

Алекс пожимает одним плечом.

— Возможно. Трудно сказать. Он такой же, каким был раньше, за исключением того, что был диким и безрассудным, и… ну, подумай об этом так. Насколько ты отличаешься от того человека, которым была несколько лет назад?

Я издала холодный смешок.

— Я была неузнаваема.

На самом деле я никогда особо не задумывалась об этом. Несколько лет назад я была замужем за Дереком, не беременела и была завсегдатаем вечеринок. Если бы кто-нибудь вдруг сказал мне, что я больше не буду такой… Что ж, мне было бы трудно принять это, и, конечно, в то время мне было слишком весело, чтобы хотеть что-то менять.

— Я бы отстранилась, — признаю я. — Было бы слишком страшно думать о другой версии себя. Я бы… хотела естественным образом погрузиться в это.

Мне нужно было развестись с Дереком… нужно было пережить свою потерю, чтобы стать той, кто я есть сегодня.

Вау, вот это осознание.

Мы долго сидим, пока звезды не покрывают небе, а комары не съедают половину моей ноги. Затем я бросаю на Алекса любопытный взгляд.

— Стивену следовало упомянуть о тебе.

Он ухмыляется.

— Я сказал ему, что объясню тебе все по-своему. Лучше сделать это лично, чем услышать, что брат-плейбой якобы хочет за тобой присматривать.

Я прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку.

— Думаю, в твоих словах есть смысл.

Алекс выглядит удивленным, его карие глаза искрятся, когда смотрит прямо на меня. Он пристально смотрит на меня. Этот взгляд, который ты чувствуешь кожей, согревает твою кровь.

Эти парни Уэст опасны.

В них есть какое-то очарование, которое невозможно описать словами, в существование которого вы бы не поверили, пока не встретились с этим взглядом.

Именно взгляд Эйдана в самолете — обжигающий, жаждущий взгляд, которым он окинул меня, словно я была центром его мира — покорил меня.

Алекс смотрит на меня таким же взглядом, но полным интриги.

Я ему тоже любопытна.

— Но между тобой и мной есть разница, — добавляю я, бросая еще один камень в реку.

— И в чем же? — удивляется он.

Я не искала тебя в интернете.

— А я искал?

Я холодно смотрю на него.

— Эйдан сказал мне, что ты как-то упоминал наши фотографии в интернете…

Он смеется, перебивая меня.

— Извини, что интересовался, почему мой брат вдруг начал гоняться за мной, желая наладить отношения.

— Потому что ты слетел с катушек.

Он недоверчиво смотрит на меня.

— Во-первых, мне, не двенадцать лет, Айви. Я взрослый мужчина… более того, образованный человек…

— Образованный?

— У меня степень магистра, спасибо тебе большое…

— Не может быть.

— Да, черт возьми, может.

— По какой специальности?

— Я получил степень магистра по управлению бизнесом…

Я расхохоталась.

— А я дядя осла.

— Очень красивый дядя осла.

Я отвожу взгляд от его растущей ухмылки.

— Ты слишком молод, чтобы быть магистром чего-нибудь.

Он морщится.

— Как думаешь, сколько мне лет? — Когда я не отвечаю, он добавляет: — К твоему сведению, Турбо, мы с тобой ближе по возрасту, чем ты с Эйданом. Подумай об этом.

Я прикусываю губу изнутри.

— Полагаю.

— И о каком безрассудстве тебе сообщили? — продолжает он, опуская голову и пристально глядя на меня. — Я все делал по учебнику, знаешь. Учился на дому, закончил среднюю школу в шестнадцать, поступил в университет на полную стипендию, которую заработал сам, с легкостью получил диплом, и все это до того, как я даже подумал о том, чтобы засунуть свой член в живое, дышащее существо.

Мои глаза расширяются, когда я в шоке смотрю на него.

Его тон легкий, все еще удивленный, но выражение лица напряженное.

— И когда я, наконец, это сделал, мне это понравилось, как и любому здоровому человеку с новым сексуальным аппетитом. Моя бабушка была встревожена, она была уверена, что я потеряю себя в киске…

— Язык, — ругаю я.

Его грудь сотрясается от смеха.

— Кто бы говорил.

Он прав.

Я прижимаю руку к груди, чувствуя желание защититься.

— Послушай, Алекс, я была невинным свидетелем. Просто слышала, что ты носишься по стране, задумчивый, и с тобой трудно связаться…

— Я путешествовал, — быстро отвечает он, закатывая глаза. — На свои гребаные гроши, которые она терпеть не могла. И я не был задумчивым. Просто наслаждался своей свободой по-своему и до сих пор наслаждаюсь. Я не трогаю денежную империю моего брата, я создаю свою собственную с нуля, и она считала, что я слишком уязвим, слишком инфантилен, чтобы свободно жить в реальном мире.

— С чего бы ей так думать?

— Из-за всего. — Вот его объяснение. До смешного лишенное каких-либо подробностей, но я сразу же понимаю, в чем он не признается вслух.

Как и у его старшего брата, его детство было наполнено невзгодами.

Рут стала защитницей.

И Эйдан… Эйдан не всегда был рядом с ним.

— Я не так уж плох, — говорит он, понизив голос, глядя на меня. — Я остался собой после всего дерьма, которое знал в детстве. Да ладно, ты же знаешь, каково это. Ты не такая, как эти люди. — Он показывает на лес в сторону дома, где все находятся.

— Люди, рожденные для привилегий, ты имеешь в виду?

— Люди, рожденные для тепла.

Ах.

Я ничего не говорю, не с теплотой смотрю на него, понимая. Он хотел повеселиться, ему нужно было побыть вдали от Рут и Эйдана и от тех щитов, которые они воздвигли, чтобы защитить его. В этом есть смысл.

— Я понимаю, — тихо говорю я, кивая.

— Понимаешь?

Я бросаю несколько камней.

— Требуется мужество, чтобы отказаться от всего, что ты знаешь, и проложить свой собственный путь.

Когда он не отвечает сразу, я смотрю на него. Он смотрит на воду отсутствующим взглядом. У него даже профиль, как у Эйдана. Я подавляю стон, когда по моей коже снова пробегают мурашки.

Эти парни чертовски красивы.

На этот раз я не нарушаю тишину.

Она вообще не нарушается.

Мы сидим бок о бок, наблюдая за потоком, каждый погружен в свои мысли.


***

Мы возвращаемся домой в приятной тишине, по пути натыкаясь на людей. Народу уже не так много, как раньше. Мы задержались дольше обычного. Должно быть, уже около полуночи.

Алекс говорит «спокойной ночи» и поднимается по лестнице в свою комнату, как раз в тот момент, когда я поворачиваюсь, чтобы направиться к себе. И иду в сторону кухни, когда кто-то агрессивно натыкается на меня. Я оборачиваюсь и вижу Нину. Она смотрит на меня в ответ, и вид у нее пугающе злой.

— Ты, — кипит она. — Все пошло прахом, когда ты появилась. Ты, шлюха из трейлера.

Воу. Мои глаза выпучиваются от удивления.

— Извини за мой гребаный французский, сучка, но тебе лучше убраться с моих глаз, пока я тебе не врезала.

Она не делает вид, что встревожена моей угрозой. С чего бы ей это делать? Ведь рядом нет никого, кто мог бы увидеть, как она разыгрывает из себя жертву. Вместо этого Нина придвигается ко мне на пару сантиметров ближе, и я сжимаю кулаки, потому что думаю, что та вполне может захотеть сразиться со мной. Адреналин захлестывает меня, но она удерживает себя от того, чтобы подойти ближе, и вместо этого говорит мне:

— Повеселись с этим обдолбанным болваном. Он может устроить истерику в любую секунду. Засранец забыл, каково это — быть под кайфом. Наслаждайся своим пребыванием здесь, Айви. — Она усмехается, качает головой и отступает, бормоча: — Что это вообще за имя такое, черт возьми?

Нина стремительно уходит, и в этот момент я вижу, как она тащит что-то за собой.

Чемодан.

Черт возьми, она уезжает.

Я не могу сдержать удовлетворения. Он выставил ее из дома так поздно ночью, что это значит… Я думаю, что все пошло наперекосяк. Затем прокручиваю ее слова в голове.

Засранец забыл, каково это — быть под кайфом.

Мое сердце уходит в пятки.

О, нет.

Я спешу в противоположном направлении и взбегаю по лестнице. Комнаты наверху пусты. Я оглядываюсь в поисках его. Свет в коридоре выключен, когда иду по нему, прекрасно понимая, что направляюсь в его спальню, потому что где еще Эйдан может быть так поздно ночью, после того как все разошлись?

Я стою у двери его комнаты, колеблясь несколько мгновений, но понимаю, что должна войти. Должна проведать его, узнать, все ли с ним в порядке. Стивен предупреждал меня, что если он под кайфом, то может стать нестабильным. Я отчаянно надеюсь, что Нина ошибается.

Поворачиваю ручку и открываю. Дверь медленно распахивается, и я делаю глубокий вдох, прежде чем шагнуть в темную комнату. Глазами сразу же нахожу кровать, но она по-прежнему застелена и нетронута. Меня обдувает прохладный ветерок, и я следую за ним к открытой балконной двери. Быстро осматриваю комнату по пути на балкон, но она темная и тихая. Когда подхожу к двери, выглядываю на балкон, но и он пуст.

— Она дала мне что-то, — раздается его голос у меня за спиной.

Я резко оборачиваюсь и снова осматриваю комнату. Когда нахожу его, то удивляюсь, как, черт возьми, не заметила его. Он сидит в кресле у кровати, его большое тело почти полностью занимает его. Он все еще в брюках от костюма, но рубашка полностью расстегнута, открывая татуированную грудь.

— Кто? — шепчу я, но тут же понимаю, о ком он говорит. — Ты имеешь в виду Нину.

Эйдан кивает.

— Комната кружится, и я… прямо сейчас, блядь, лечу.

Дерьмо.

Он под кайфом.

Но он не ходит и не выглядит злым. Эйдан просто сидит с отсутствующим выражением лица, пока его взгляд медленно перемещается на меня.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спрашивает он.

— Мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке…

Он встает, прерывая меня. Я напрягаюсь, когда тот подходит ко мне. Пристально смотрю на него, чувствуя, как волосы на моем теле встают дыбом, потому что… Эйдан сам на себя не похож. Это видно за километр. Его движения тяжелые, его аура почти… хищная, когда он смотрит мне в глаза. Я не двигаюсь… я должна двигаться, не так ли? Но мое тело остается совершенно неподвижным, когда он останавливается передо мной, заставляя меня чувствовать себя невероятно маленькой.

— Я думал о тебе, — бормочет он, и прежде, чем успеваю ответить, Эйдан обвивает руку вокруг моей талии и одним быстрым движением притягивает меня к себе. Я прижимаюсь к нему спереди. Задерживаю дыхание, глядя на него широко раскрытыми глазами, когда тот смотрит на меня сверху вниз. — Я думал о твоих волосах… — Я чувствую, как он пальцами пробегает по моим волосам. Как перебирает несколько прядей, и теперь его внимание приковано к ним. — Я уже видел такие волосы раньше…

Мое тело разгорается, когда он подносит мои волосы к своему лицу и проводит ими по губам, медленно вдыхая их запах. Я с трудом сглатываю, молча наблюдая за ним, когда тот смотрит на меня в ответ, его взгляд становится еще более тяжелым, чем раньше.

— На тебя приятно смотреть. — Он делает шаг вперед, и я двигаюсь вместе с ним, все еще крепко прижатая к нему. Смотрю на него, едва в состоянии вздохнуть, когда Эйдан прижимается лицом к моей шее и проводит носом по моей коже.

Эйдан… Эйдан сам не свой.

И этот наркотик… приносит счастье.

— И ты хорошо пахнешь, — хрипло шепчет он.

Он перестает двигаться. Я чувствую его крепкую руку и стену у себя за спиной. Все его тело — такое большое под этим костюмом, что я поглощена целиком — прижимается ко мне полностью. Прежде чем успеваю осознать это, чувствую влажное скольжение его языка по моему горлу, и на этот раз не могу сдержать реакцию своего тела. Я дрожу, вожделение скапливается внизу живота, будто он нажал на кнопку, чтобы завести меня. Закрываю глаза, когда он проводит языком по моему подбородку, его мягкие губы покрывают мою кожу легкими поцелуями.

Твою мать.

— И на вкус ты как гребаный сон.

Эйдан опускает свою большую руку на мою все еще влажную ногу. Проводит ею по задней поверхности моего бедра, оставляя мурашки на коже. Затем поднимает ее — я позволяю ему, да помогут мне небеса, я не могу отстраниться. Он закидывает мою ногу себе на бедро и прижимается ко мне, его дыхание — и мое тоже — становится тяжелее, когда тот слегка трется о мою сердцевину. Я прикусываю губу, задерживая дыхание, чтобы не застонать.

— Чт-что ты делаешь? — Я запинаюсь, чувствуя пульсацию между ног, когда он продолжает слегка прижиматься.

— Я прикасаюсь к тебе, — отвечает он тихим голосом. — Если ты не скажешь мне остановиться…

Я должна.

Я действительно должна.

Но это до смешного приятно.

За все это время я не прикоснулась к нему в ответ. Хотя чувствую непреодолимое желание. Я бы запустила руки в его волосы, потянула за них, может быть, прижалась бы губами к его губам в душераздирающем поцелуе. Провела бы рукой по его члену, посмотрела, какой он твердый, может быть, даже вытащила бы его…

— Насколько ты под кайфом? — требую я, напрягаясь всем телом.

Его язык прокладывает дорожку вниз по моей шее.

— А это имеет значение?

Я мокрая и нуждающаяся.

— Да, — слабо произношу я. — Имеет. Действительно имеет.

— Ты пришла сюда за этим, не так ли?

Я качаю головой.

— Нет, нет.

Он отстраняется, его лицо почти касается моего.

— Ну, ты пришла сюда не просто так, — говорит он, и его дыхание касается моих губ.

Мои глаза едва открыты, я чувствую себя так, словно меня околдовали, когда выдавливаю из себя:

— Как я уже сказала, я пришла узнать, все ли с тобой в порядке…

— Какое это имеет значение? — прерывает он меня, его захлестывает волна эмоций, когда Эйдан останавливает взгляд на моих губах. — Сотни людей бродят по моему дому каждую неделю, и знаешь что? Ни одному человеку не было дела до того, чтобы спросить, как я на самом деле.

Так вот почему он устраивает эти вечеринки? Потому что ждет, когда кто-то протянет руку?

Я смотрю на него в ответ.

— Мне не все равно.

— Да?

— Да.

Он закрывает глаза, покрывая поцелуями мое лицо… влажными поцелуями, призванными разрушить мою силу воли. Я сдерживаю стон, когда Эйдан скользит рукой дальше по внутренней стороне моего бедра. Пальцами задевает край моего нижнего белья. Он проводит легким, как перышко, прикосновением по моему телу, и мои глаза закатываются. По моему телу пробегают искры…

— Эйдан, — стону я. — Остановись.

Потому что, тогда как он находился под действием наркотиков — как я предполагала, Молли, исходя из прошлого опыта, — я была чиста.

— Почему? — спрашивает он. — Разве тебе не любопытно? Мне да. Я думаю ты ощущалась бы чертовски приятно вокруг моего члена.

До меня доходит, что на самом деле он не назвал меня по имени. Я могла бы быть любой женщиной, которая вошла в эту дверь.

Я пристально смотрю на него, чувствуя, как тепло рассеивается.

— Ты вообще знаешь, кто я?

Он посасывает местечко у меня под ухом, повторяя:

— Это имеет значения?

Затем его губы касаются моих, но его слова выбивают меня из колеи. Поэтому я отворачиваюсь, и вместо этого его губы соприкасаются с моей щекой. Его тело застывает, когда он резко выдыхает.

— Да, — отвечаю я ровным голосом, грудь быстро вздымается. — Это имеет значение.

Наступает момент неподвижности, тишины.

Он медленно отпускает мою ногу. Его тело все еще прижимается к моему, и для того, чтобы отодвинуться, требуется немалое усилие. Я вижу, что Эйдан недоволен, когда наконец отстраняется. Опускаю ногу, а он отворачивается и идет к своей кровати. Потом срывает с себя рубашку и бросает ее на пол, а за ней и штаны. Его движения быстрые, но свободные, будто он не полностью контролирует себя.

— Ненавижу это, — шепчет он себе под нос. — Чертовски ненавижу это.

Он проводит рукой по лицу, трет глаза, а затем ударяет себя по голове, шокируя меня. Затем расхаживает по комнате в одних трусах, с закрытыми глазами. Я наблюдаю за тем, как Эйдан разваливается на части, выглядя все более растерянным из-за того, что его окружает. Когда он начинает шагать к двери, я делаю шаг вперед.

— Не надо! — требую я. — Не выходи туда.

Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня.

— Я не могу здесь находиться. У меня мурашки по коже. Я не могу…

— Тебе нужно остаться здесь.

Он непреклонно качает головой, внезапно выглядя обеспокоенным.

— Я не хочу быть один. Я не могу… Не могу быть один в таком состоянии…

Я делаю к нему несколько шагов и мягко говорю:

— Я не оставлю тебя. Ты не будешь один. Я обещаю.

Эйдан сейчас не смотрит на меня, но у него измученный вид. Его взгляд прикован к какой-то точке на полу, но грудь все еще быстро вздымается. Я придвигаюсь к нему на пару сантиметров ближе, поднимая руки. Чувствую себя так, словно загоняю в угол опасного зверя… будто в любую секунду он может сбежать от меня и броситься в другую сторону.

Я осторожно обхватываю его за руку, напрягаясь, потому что не уверена, как он отреагирует на мое прикосновение. Эйдан смотрит на мою руку и ничего не говорит.

— Ложитесь, — шепчу я, увлекая его на кровать. — Ложитесь, мистер Уэст.

К моему удивлению, он следует за мной. Садится на край кровати, его веки тяжелеют, но его тело... Эйдан полностью контролирует свое тело, когда в ответ хватает меня за руку и притягивает к себе. Я падаю к нему на колени как раз в тот момент, когда он утыкается лицом между моей шеей и плечом, прижимаясь губами к моей коже. И чувствую, какой тот твердый сквозь боксеры, и почти теряю самообладание, когда его вторая рука оказывается у меня между ног, поглаживая мою промежность.

Я вздрагиваю, качая головой.

— Господи…

— Ш-ш-ш, — бормочет он, поглаживая меня.

Мне требуется немалое усилие, чтобы не раздвинуть бедра пошире для него, не потираться о его прикосновения. Меня пронзает наслаждение, и мне приходится обхватить его руку бедрами, чтобы остановить его. К сожалению, я просто удерживаю его руку на месте, и его движения становятся более жадными, очерчивая более жесткие круги на моей нежной плоти. Я выгибаюсь в его объятиях, издавая тихий стон.

— Мистер Уэст… — Я тяжело дышу, черт возьми, задыхаясь. — Ложитесь. — Я извиваюсь в его объятиях и прижимаюсь к его груди. Он тут же ложится на спину, но при этом опрокидывает меня на себя. Теперь его руки обхватывают мои ноги, когда тот прижимает меня к себе так, что моя киска оказывается на одном уровне с его твердым членом. Эйдан стонет, когда я скольжу по всей его длине.

Боже милостивый.

Это…

Это не то, чего я ожидала.

Его рот снова на мне, Эйдан лихорадочно посасывает мою шею, а затем мои губы. На этот раз мой рот открывается в знак поражения, когда он опустошает его, целуя меня основательно. И да, я целую его в ответ. Ничего не могу с собой поделать и не могу остановиться ни на мгновение. Его вкус опьяняет, даже в состоянии опьянения, даже под кайфом…

— Это не ты… — выдыхаю я ему в рот. — Мистер Уэст… это не ты…

Он настолько чертовски потерян, что я сомневаюсь, что тот меня слышит.

Я отстранюсь, и на этот раз он позволяет мне это. Эйдан блуждает руками по всему моему телу, когда я сажусь, прижимаясь к его члену. Его глаза едва открыты, но его руки на моих бедрах побуждают меня подвинуться на несколько сантиметров вперед, а затем на несколько сантиметров назад.

Я дрожу, когда по мне пробегают волны удовольствия. Это слишком… черт возьми, слишком. Я полностью соскальзываю с него и прижимаюсь боком к его телу, дрожа всем телом. Зарываюсь головой в матрас, желая расплакаться от переполняющих меня чувств. Он поворачивается на бок, лицом ко мне, и проводит рукой по моей ноге.

— Все в порядке, Айви, — бормочет он.

Я замираю, глядя на него.

— Ты знаешь, кто я.

— Я мог бы с закрытыми глазами узнать из толпы мою безнадежную помощницу.

— Как?

Он проводит носом по моему плечу.

— У вас есть аромат… чертовски восхитительный аромат, мисс Монткальм. Вы неотразимы. Вы знали об этом? Вы так мучительно соблазнительны. Я не могу трезво мыслить, когда вижу вас и слышу ваш острый язычок…

Я сглатываю, ничего не говоря, пока он продолжает водить пальцами по моей ноге. Когда Эйдан добирается до моей задницы, он обхватывает одну щеку своей большой ладонью, заставляя меня ахнуть. Я наблюдаю, как тот закрывает глаза, довольный тем, что не убирает руку и больше ничего не делает.

— Ненавижу это, — шепчет он, нахмурившись. — Ненавижу это чувство…

Я думаю, он имеет в виду наркотик.

— Не чувствуешь себя хорошо? — удивляюсь я.

— В этом-то и проблема, — говорит он, и теперь его слова звучат немного невнятно.

— Ты не хочешь чувствовать себя хорошо?

Он едва заметно качает головой.

— Я не хочу ничего чувствовать…

Я изучаю его в темноте. От грусти на его лице у меня щемит в груди. Я провожу пальцами по изгибам его щеки. Он резко вздыхает от прикосновения, не открывая глаз.

— Да, — бормочет он. — Вот так…

Думаю, он хочет, чтобы я продолжала нежно прикасаться к нему.

Я так и делаю.

Я провожу пальцами по его лицу, а затем по волосам. Он стонет от этого ощущения, прижимаясь своим лбом к моему. Эйдан снова пытается поцеловать меня, и я позволяю ему слегка коснуться моих губ, прежде чем отстраниться и посмотреть на него.

Через несколько мгновений он затихает, его тело полностью расслабляется, а я продолжаю массировать ему кожу головы.

— Не думаю, что ты вспомнишь об этом утром, не так ли? — задаюсь я вопросом.

Он не отвечает, но издает еще один тихий стон от моих нежных прикосновений к нему. Мое сердце подскакивает к горлу, пока я борюсь с нахлынувшими эмоциями. Он успокаивается, его дыхание выравнивается, и именно тогда я чувствую огромный комок в своем сердце.

— Я скучаю по тебе, — шепчу я со слезами на глазах. — Вы знали об этом, мистер Уэст? Я скучаю по тебе больше жизни.

Он продолжает лежать в тишине, медленно погружаясь в сон.

Я лежу рядом с ним неизвестно сколько времени, даже поднимаю простыню, чтобы прикрыть нас. Позволяю его руке протянуться, чтобы обнять меня. Я чувствую его дыхание на своей шее, когда он зарывается в нее лицом, прижимая меня к себе, как спасательный круг.

— Айви… — шепчет он, но когда я поворачиваюсь к нему, он крепко спит и видит сны. — Айви

Мое тело дрожит от эмоций.

Разве это неправильно, что я притворяюсь, что все так, как должно быть? Что я никогда не бросала его, чтобы уйти к Ане? Что я с ним в постели, и это наш дом, и он полностью мой, а я полностью его? Что он обнимает меня, потому что помнит меня… любит меня?

Я не оставляю его часами, а когда наконец ухожу, мне кажется, что я снова бросаю его.


12


Айви


Наступает завтра, и я оказываюсь права. Эйдан не помнит вчерашний вечер. И как тот мог бы? От него пахло алкоголем, он был накачан наркотиками и вел себя не так, как обычно.

В то время как я чувствую себя разбитой и уставшей из-за того, что не спала допоздна, он выглядит свежим и невозмутимым. Позвольте мне подчеркнуть, что именно так тот и выглядит.

Говоря более откровенно, Эйдан сегодня отвратителен. У него кислое настроение, и он говорит отрывисто. Я не могу угнаться за его требованиями и в конечном итоге лажаю направо и налево.

— Неужели числа недоступны вашему пониманию, мисс Монткальм? — огрызается он. — Может, нам стоит вернуться к основам? Я могу заказать несколько разноцветных кубиков, и мы вместе пересчитаем их за круглым столом…

— Вы идете в быстром темпе, — вклиниваюсь я, голова раскалывается. — Вчера вы были не так быстры.

— Я просил оправданий?

— Нет…

— Тогда позвольте мне внести ясность: если не можете выполнить эти самые элементарные расчеты, то вы для меня абсолютно бесполезны. Вы понимаете?

Я смаргиваю злые слезы, чувствуя, как мое лицо краснеет, потому что он смотрит на меня самым снисходительным взглядом. Не знаю, что укусило его сегодня за задницу. Не знаю, нарочно ли он ведет себя как придурок, чтобы выгнать меня отсюда, и если так, то у него наверняка наготове что-то еще. Я привыкла к такого рода оскорблениям на рабочем месте, только не от человека, которого люблю, но все равно, я справлюсь, что бы ни случилось.

— Все ясно, — говорю я, бросая на него острый взгляд.

Даже лицо у него сердитое.

Он сжимает челюсть, возвращая свое внимание к бумагам.

— Хорошо, — холодно говорит он мне. — Рад, что все прояснилось, мисс Монткальм, и что мне не нужно повторять еще сорок раз, чтобы ваш безупречный ум усвоил основы арифметики.

Черт возьми. Кто нагадил ему в рот сегодня?

Мой взгляд становится еще более пристальным, и, к моему удивлению, он внезапно смотрит на меня, ловя его. Клянусь, его глаза оживают от этого взгляда.

— Я расстроил вас, мисс Монткальм? — спрашивает он, и на его лице появляется жестокая ухмылка.

— Нет, — возражаю я. Не собираюсь давать ему знать, что он меня заводит, черт возьми, нет, но не позволю ему снова вытирать об меня ноги. — Я привыкла к тому, что вы ведете себя как придурок.

— Боже, как вы остры на язычок сегодня утром.

— Я едва ли сказала что-то, что дало бы вам право принижать мою работу…

— Я критикую плохую работу…

— Я делаю все, что в моих силах!

— Если это все, что вы можете, возможно, вам следовало бы найти работу в другом месте, мисс Монткальм. Что-нибудь попроще.

Мой рот дергается, чтобы послать его. Я так зла на него, что слышу, как рычу… рычу! Что со мной происходит? Как я позволила этому человеку так задеть меня за живое, что мне хочется убежать от ярости? Он тоже слышит это неподобающее леди рычание, от которого у меня перехватывает дыхание, и его губы кривятся в усмешке.

— Боже мой, мисс Монткальм, вы сегодня в пылком настроении.

— И вы не понимаете почему? — парирую я.

— Мне интересно, связано ли это с вашими поздними ночами.

Я просто смотрю на него, прищурившись, гадая, не имеет ли он в виду вчерашний вечер.

— Никаких поздних ночей, мистер Уэст.

Он опускает взгляд в свою папку.

— Вы уверены? Потому что вчера вечером я случайно увидел, как вы бродите по территории в очень неурочное время.

О чем, черт возьми, говорит этот парень?

— Я не… — начинаю, но затем замолкаю, вспоминая вчерашний вечер. — Я пошла взглянуть на реку. Это запрещено, мистер Уэст?

— Территория для вас открыта.

Загрузка...