Глава 7

В Москве Флавина встречал Брант и невысокий человек с внешностью английского клерка: подтянутость, сухощавость, общая бесцветность, поблескивающая оправа очков.

— Валерий Колчин — сотрудник правительственной службы безопасности, занимающийся освобождением Виталии, — представил его Хью.

— Спасибо, что сумели оперативно помочь нам. Здесь все необходимое? Колчин посмотрел на тяжелый кейс.

— Да, я полностью готов удовлетворить требования бандитов. Кажется, у нас в запасе ровно девяносто три минуты. Не стоит терять время на разговоры. — Крис не протянул руку русскому.

— Пожалуйста, в мою машину. Мы доставим вас в нужное место, а по пути обсудим детали. — Колчин предложил американцам расположиться в синем БМВ. К сожалению, ситуация сложилась не лучшим образом.

— Еще бы! — усмехнулся Флавин. — Сразу видно, кто здесь, в Москве, представляет реальную власть. Не вы, уважаемые стражи закона. Великолепный трюк — похитить королеву бала в разгар праздника! Поздравляю, у вас изобретательные противники. Но вы сделали свою игру. Теперь мой ход, господа.

— Мы готовы оказать вам поддержку в лице лучших специалистов. Но просим пойти нам навстречу в одном щепетильном вопросе. — Колчин доверительно посмотрел на Флавина. — Видите ли, положение России на международной арене не блестящее. А ваши ребята-журналисты ещё и крепко привирают. Не хочется лить масло в огонь. Было бы лучше для всех нас и мисс Джордан, прежде всего, если московское происшествие останется нашим маленьким секретом.

— Возможно, вы правы. Я не дипломат и не политик. Главное для меня получить Виталию целой и невредимой. Если ей нанесут хоть какой-то ущерб, я лично постараюсь предать всю историю широкой огласке. Мир должен знать об актах вандализма.

— Простите, господа, — вмешался Хью. — Об этом ещё рано говорить. Впереди самая ответственная часть операции. Было бы неплохо, Крис, если бы тебя подстраховали русские.

— Ни в коем случае. Никаких прячущихся в кустах агентов, никакой слежки. Я беру ответственность на себя и должен быть уверен в каждой детали. Таково мое правило. А в данном случае я намерен строго придерживаться продиктованных бандитами условий, — категорически заявил Крис.

— При всем моем уважении к вашему таланту иллюзиониста, не могу согласиться. Здесь свои правила игры, главное из которых — отсутствие каких-либо правил, элементарного «кодекса чести», действующего даже в преступном мире. Эти люди сумели обвести вокруг пальца моего сотрудника человека надежного и опытного. Они захватили Лесникова вместе с мисс Джордан.

— Вот видите, господин Колчин, ваши меры уже не сработали. Либо… Либо этот человек недостаточно профессионален, либо не так надежен, как вам кажется. — Флавин насупился. — Вот с ним бы мне очень хотелось разобраться.

— Перестань, Крис. Парень старался, но он, наверняка, никогда не имел дело с такими женщинами. Это же не мешок денег и не вагон с танками, который надо охранять от налета. Его ослепила Виталия. Это вполне естественно. Печально, — постановил Брант.

— Могу лишь утверждать, что капитал Лесников — проверенный в деле профессионал, за честность которого я могу поручиться собственной головой. — Колчин вздохнул. — К несчастью, таких людей в моем подразделении не слишком много. К тому же, мы друзья.

— Типично русское чувство братства и умение прощать промахи. — Флавин сжал зубы, подавляя нарастающую злость. — Этот человек должен ответить за свою ошибку. Пусть даже миссию правосудия возьмут на себя бандиты.

— Вы не слишком гуманны, мистер Флавин.

— Оставим эмоции на десерт. Повторим все ещё раз, господин Колчин. Итак, террористы хотят, чтобы в 22 часа по московскому времени чемодан с деньгами ждал их на проселочной дороге в известном вам месте. Они не возражают против водителя, который доставит меня туда. Проверив банкноты, господин сыщик, отдадут мне Виту и мы расстанемся навсегда.

Пропустив мимо ушей обидное обращение «сыщик», Колчин попытался слегка осадить иностранца, старающегося завладеть ситуацией. Привезенные им четыре миллиона, конечно, не малые деньги, но и группировка Фистулина не компания уличных хулиганов.

— Необходимо все же прояснить кое-какие детали. будем пользоваться понятной вам терминологией. Человек, захвативший Виталию, — крестный отец одной из самых могущественных мафиозных семей. В его распоряжении огромная сила — люди, оружие, система транспорта, связи. С виду он вовсе не похож на знаменитого дона Карлеоне, сыгранного Марлоном Брандо, и производит впечатление комедийного персонажа. Но я бы не стал относиться к нему легкомысленно. Это хитрый, циничный и жестокий противник.

— Не надо пугать меня, господин Колчин. Ваши проблемы совершенно не интересуют меня. Условие неизменно — я действую в одиночку, без всяких помощников. Моя единственная задача — освободить мисс Джордан.

— А меня, помимо всего прочего, беспокоит жизнь Лесникова, — Колчин терял терпение в споре с упрямым американцем. Если уж вы желаете действовать в одиночку, то будьте добры взять на себя заботу и о моем коллеге.

— Не обещаю, — Флавин отвернулся к окну, давая понять, что разговор исчерпан.

Остальную часть пути пассажиры молчали. Пересаживаясь в «Жигули», Крис взял с собой лишь привезенный из Нью-Йорка чемоданчик.

— Удачи, дружище, — сжал на прощание его плечо Брант.

— Жди нас в отеле, Хью.

Колчин лишь молча кивнул, у него не было оснований для оптимизма.

… Получив известия о похищении мисс Джордан, Валерий Степанович Колчин тут же набрал номер человека, которого некогда считал другом. Они и теперь поддерживали видимость доверительных отношений, хотя именно доверия у Колчина к Феликсу Симакову, высокому чину российской прокуратуры, не было. Никаких прямых доказательств, одни смутные подозрения, что работает Филя на двух хозяев. Сейчас Валерию Степановичу, корившему себя за излишнюю подозрительность, было просто необходимо, чтобы его худшие подозрения оправдались.

— Филя, это я. Извини, что беспокою в неудачное время. У меня, к сожалению, неотложное дело, черт бы его побрал.

Человек на другом конце провода, смотревший, очевидно, футбольное обозрение, отключил звук и насторожился:

— Для тебя не бывает неудачного времени.

— Мой человек, Лесников Игорь, в гостях у Фистулы. Мне необходимо, чтобы он вернулся оттуда целым. И с американкой Фистулину следовало бы обращаться поаккуратней. Это совет, Фил. Задействованы самые высокие международные круги. Ты меня понял? У тебя сорок минут… Об этом знаем только двое — ты и я.

Не обращая внимания на раздавшиеся в трубке возмущенные возражения, Колчин отключил связь. Если Симаков действительно человек Фистулина, он постарается выполнить просьбу. Но если он чист, то подозрение старого приятеля навсегда испортит их отношения, а Игорю и мисс Джордан, по всей видимости, придется туго.

Задиристый американец, срочно прибывший с выкупом, Колчину не очень понравился. Он высокомерно отказался от помощи, не отдавая себе отчет, что здесь отнюдь не Америка и, тем более, не цирковой манеж, королем которого он считал себя.

Ну почему так лопухнулся Игорь? Кто подставил его, заманив в ловушку? Не думать же, в самом деле, что парень, как считает совершенно свихнувшийся на своей крошке менеджер, потерял голову от любви? — Колчин горько усмехнулся, представив, как будет объяснять эту ситуацию мэру.

Вита проснулась от запаха кофе. Едва приоткрыв глаза, она заметила из-за завесы спутанных волос сидящего в углу Игоря. Вывернутые за спину руки, очевидно, были пристегнуты к батарее. Он напоминал калеку из фильмов о послевоенном времени, просящего милостыню у прохожих. Нелепая, усталая поза, упавшие на лоб спутанные пряди. Голубые глаза серьезно и неотрывно смотрели на спящую девушку. Вита тут же опустила веки, притворяясь дремлющей.

Поворочавшись, она села, откинула назад волосы и строго посмотрела на Игоря:

— Доброе утро, господин сторож! А где наши церберы?

— За дверью. Нравы злодеев так стремительно смягчаются, что я не удивлюсь, если для проводов гостьи будет приглашен оркестр. Взгляните на доставленный завтрак. Пахнет чудесно. Простите, что я не могу подать вам кофе.

На сервированном столике, оставленном возле кровати, дымился кофейник, под блестящим колпаком скрывалось блюдо с деликатесами, в хлебнице золотились поджаренной корочкой теплые круассаны.

— Неплохо. Хотя я предпочитаю стакан сока. А чем потчевали вас?

— Меня? У пленников другой рацион.

— Мерзавцы! Привязали к батарее и даже не дали воды! Сейчас я накормлю вас.

— Ни за что не стану эксплуатировать женщину. Замечу, что свирепые разбойники проявили высокую гуманность, позволив мне воспользоваться туалетом и даже умыться. Этого вполне достаточно, чтобы почувствовать себя на верху блаженства, когда в трех метрах спит та, чья красота, как официально было заявлено, должна спасти мир.

— Перестаньте разыгрывать героя. Теперь вы — мученик. — Вита вскочила с постели и потянулась. — Быстренько приведу себя в порядок и займусь вами. Обожаю помогать беспомощным. И терпеть могу, когда кого-то держат на привязи, даже лошадь или собаку.

Вита вышла из ванной, причесанная, благоухающая утренней свежестью, и тут же захлопотала над столиком с едой. Ей удалось подколоть бретельки платья, а черный пиджак Игоря усиливал впечатление торжественности.

— Я, кажется, потерял аппетит. Простите, — пролетарское происхождение: дух захватывает, когда о тебе заботится королева…

Сидя на полу с вывернутыми руками, Игорь чувствовал себя крайне неловко — мышцы затекли и любое движение причиняло острую боль. Он боялся, что не сумеет скрыть это от Виты.

— Ах, господин Лесников очень гордый! Плененный и связанный, он не желает принимать помощь от женщины!

— Я предпочел бы подать завтрак вам.

— Не думала, что у русских это так серьезно, кто кого кормит. Успокойтесь, у нас все проще. Вы мне нравитесь, вы помогли мне, это первое, а во-вторых, я не выношу голодных людей.

Подкатив столик, Вита расстелила на ковре салфетку и переместила на неё блюда.

— Мои коллеги, соблюдающие диету, становятся злющими и нервными. А мне хочется иметь веселого собеседника. Обычный эгоизм. — Налив в чашку кофе, Вита протянула её Игорю.

— Две ложечки сахара, пожалуйста и, будьте любезны, сделайте бутерброд с ветчиной. Да, да, с этой. А почему без масла? — Игорь, старался скрыть гримасу — он попробовал изменить позу и чуть не застонал от боли в плече.

— Ну, это слишком! Вы не в ресторане. У меня появился аппетит. Здесь же другое время и, видимо, пора обедать. — Сделав бутерброды, Вита взяла себе самый большой и с удовольствием надкусила его. — Похоже на пикник на пляже — мы так уютно устроились. И ковер неплохой… Игорь, скажите честно, вы думаете, нас скоро отпустят? — В глазах Виты Игорь увидел страх, и понял, что эта отважная девушка держится из последних сил, разыгрывая беспечное веселье.

— Если серьезно, я уверен, что вам больше ничего не грозит. Осталось двенадцать часов. За это время, конечно же, требования бандитов будут удовлетворены. У нас здесь появился большой опыт общения с террористами. Тем более, что заложница — не девочка с улицы.

— Но вчера… вчера эти люди… были так нелюбезны…

— Хозяин напился и рубанул сплеча. Но сейчас, — Игорь кивнул на чашки и блюда, — они, видимо, уже переговорили с вашими друзьями и решили вести себя осторожно… Пожалуйста, Виталия, воспринимайте этот эпизод как забавное приключение. Ведь вас от рождения окружают покой и любовь. Россия внесет в розовую сказку немного разнообразия.

— А что вы знаете обо мне? — Вита поднесла к губам Игоря чашку с кофе. — Глотните и кусайте сэндвич.

Он повиновался, но кофе потек по подбородку и Вита поспешила отереть его салфеткой.

— Знаю то, что писали в газетах. — Он сделал ещё глоток. — Прошу тайм-аут, я совершенно сыт. Завтракайте, а потом накормите меня… Так вот: вы родились в счастливой благополучной семье. Отец — крупный банкир, мать стройная белокурая австрийка, наследница старинного аристократического рода, состоявшего в родстве с династией Габсбургов. Естественно, роскошный особняк под Веной и вилла неподалеку от Сокраменто на берегу Тихого океана, где появилась на свет и выросла под картинами Тициана и Веласкеса маленькая красавица…

— У вас прекрасная память — основательно изучили мое досье.

— Мне известно, что ваш отец умер, когда вам не было и десяти. А потом, уже прекрасной девушкой, едва не утонули в шторм на собственной яхте. Но вас спасли, и в честь возвращения к жизни дали второе имя — Вита, что на латыни означает жизнь. Правильно? Ведь при рождении у вас было другое имя?

— Я появилась на свет в августе и была названа Августой. Так, кстати, звали и мою австрийскую бабушку. Но тогда… после катастрофы, ко мне долго не возвращалась память… А когда вернулась, стала ещё счастливее и старалась дарить радость всем, кто был со мной рядом… Светлый, оптимистичный рассказ. Журналисты любят красивые сказки.

— Напрасно иронизируете. Не надо быть фантазером, чтобы сразу почувствовать — вы излучаете теплый свет. Это реальный факт, описывай его хоть репортер, хоть судебный следователь или сами братья Гримм. Ваш муж будет счастливейшим из людей. — Допив из рук Виты кофе, Игорь заметно повеселел. — Скажите, если не секрет… Только простите за любопытство… Понимаете, мне, как мужчине, хочется знать, принцы — это что-то особенное?

— А вам известно и это?

— Такая романтическая история не останется незамеченной. Только не сердитесь, не отвечайте, если что-то не хочется вспоминать.

Вита пожала плечами:

— Нет, почему же, это и в самом деле занятно. Понимаете, в каком-то смысле быть королем накануне двадцать первого века опасно. Человек должен превратиться в музейный экспонат, и при этом доказывать всем, что это и есть самая прекрасная форма существования…

— Да, я бы не смог. Все время надо изображать уникальность у всех на виду. И никаких других вариантов. Нужно иметь железную волю.

— Элоиз уже больше года является монархом. Размеры страны не имеют особого значения — он чувствует ту же ответственность, как если бы, допустим, был королем Великобритании. И ему удалось стать сильным, чтобы подавить в себе обыкновенного, очень славного парня…

— Но вы все таки смогли полюбить его? Все газеты писали о назревающей свадьбе. Только вдруг…

— Ах, совсем не вдруг. Мы устроили наши отношения на других основах… Ведь я, действительно, не хочу стать куклой. даже с короной на голове. Во всяком случае, пока.

— Фантастика! Нет, наверно, ни одной девушки на свете, не мечтавшей о любви короля и титуле королевы.

— Это в сказках. А в жизни… Была ли счастлива Грейс Келли, бросив кино и став супругой короля Монако? А что омрачало жизнь леди Дианы или Сары Фергюссон, герцогини Йоркской? — Вита усмехнулась. — По опросу этого года, самыми несексуальными мужчинами женщины признали Майкла Джексона и принца Уэльского. К тому же, он страшно скучный, этот Генри… А вы женаты, Игорь?

— Был. Удачно, но недолго. Нам не хватало, кажется, того самого королевства. Видите ли, милая звезда, у нас в стране жили, в основном, бедновато. Даже те, кто получил хорошее образование и работал каждый день. Моя жена штопала колготки, — ну, как вам объяснить… Покупать новые часто нам было не по карману. И она покупала редко.

— Ужасно… У вас, вероятно, была одна машина? Наши социологи доказали, что ссоры чаще происходят в тех семьях, где супруги не имеют собственных автомобилей.

— Ну… Об этом мы не думали. Московское метро — самое красивое в мире. А вот квартира была и впрямь маловата… Впрочем, это, наверно, не важно. Быт заедает тех, кто не умеет радоваться малому. Радоваться тому, что имеет.

— Конечно, у вас была любовь. Хотя это определить труднее всего. Вита собрала на столик посуду. — Надо позвать горничную.

— Уж лучше пусть все останется так, — Игорь просительно посмотрел на собравшуюся подняться Виту. — Давайте поболтаем ещё немного. Ведь я больше никогда… Никогда не стану охранять американских красавиц. Могу поклясться, что не продам полученную от вас информацию журналистам и не разглашу её ни единому человеку.

— Смеетесь? Наверно, вы привыкли охранять каких-нибудь важных генералов из разведки. Какие у меня секреты?

— Ну, например, лично мне страшно любопытно, какой вы были в школе перед тем, как стать «Мисс Америка»? Что это за чувство — быть самой-самой, привлекать всеобщее внимание?

— Да с чего вы взяли? На школьных балах святого Валентина царила Ракель Уорнес — кокетливая, живая, острая на язык. За неё и мальчишки дрались. Сейчас у Ракель трое детей, муж коммерсант… А меня… меня вроде не замечали даже… Ну, воспринимали вроде как портрет в музее.

— Не верю. Вы морочите мне голову, Виталия.

— Ну… — Она неопределенно пожала плечами. — Был один, — Нани. Он жил в доме напротив, всегда сидел на террасе и рассматривал меня в подзорную трубу. Я думала, он не в себе. А потом мы подружились, — оказалось, Нани не просто рассматривал меня, а рисовал. Цветными мелками, углем, акварелью. Сидел в своем кресле и рисовал. У него от рождения было что-то с ногами. Именно он внушил мне мысль о красоте. Да, да. Когда я смотрела на его рисунки, то начинала верить в свое призвание. «Ты должна радовать людей. Радовать просто тем, что существуешь, что на этой земле возможно совершенство», — так говорил он. И я стала участницей конкурса. Но… Все это было ужасно, — Вита закрыла глаза. — Просто ужасно.

— Парень, конечно, влюбился в свою модель.

Вита кивнула:

— Но не только он. Ален был на три года старше брата и во всем противоположность — силач, спортсмен, кумир девиц. Он и не обращал на меня внимания, пока не заметил, что творится с братом, и словно заразился — стал ходить за мной как тень. Поджидал в переулке, забросал записками… Даже пел под гитару и совсем неплохо, в стиле Маккартни. А потом уговорил меня прокатиться на мотоцикле — такой огромной железке, грохотавшей на весь квартал… Мы целовались у реки, отбиваясь от комаров… И я сбежала.

— Он был слишком груб?

— Тот парень был совсем чужой. Это понятно? Для меня — чужой. Я чувствовала, что никогда не смогу полюбить такого… В общем… — Вита нахмурилась. — Ален никогда не сумел бы сказать так, как этот герой у Куприна… Не будем больше об этом, ладно?

Вита бодро поднялась и зашагала по комнате. Ей не хотелось вспоминать тот вечер, когда в её комнату ввалился пьяный Дженнингс. Это случилось в день её рождения.

— Пятнадцать лет — совсем готовая телочка. — Он больно сжал её запястья. — Ты же понимаешь, детка, что должна подружиться со мной.

Вита понимала: должно произойти неизбежное, и посильнее зажмурила глаза… Но когда руки мужчины стали бесцеремонно обшаривать её тело, нога согнулась сама собой, саданув нападавшего в пах…

Она пролежала до рассвета, свернувшись клубочком, с пульсирующей болью в животе и разбитых в кровь, распухших губах. Она не могла заплакать, задыхаясь от ненависти и придумывая самую страшную месть. Месть этому страшному миру, вынуждающему к жестокости.

Над её кроватью не висели полотна Веласкеса. В тесной комнате едва помещался небольшой комод, а на нем большая, во весь журнальный разворот, картинка: в прозрачных небесах с бледными предрассветными звездами парит летучий корабль под белыми, наполненными ветром парусами.

Нет, это было не в её жизни. Это не имеет никакого отношения к Виталии Джордан. Вита отошла от окна, за которым сквозь решетчатые прорези в металлических ставнях хмурился снежный декабрьский день.

— Завтра я буду в Нью-Йорке… Предстоит здорово повертеться. Сразу три контракта, а через неделю дефиле в Париже… Потом Япония и снова Франция. Да я, практически, живу в самолете.

— Вам нравится работать или зарабатывать?

— Чисто коммунистический вопрос. Работы без заработка не бывает. Заработок делает труд более привлекательным… Только для меня это не обязательно. Ведь я не из бедной семьи. Нужда не тянула ко мне костлявые руки… Если бы люди очень нуждались в моей помощи и не могли бы оплатить её — я бы не стала думать о деньгах.

— Вы замечательная девушка. Милосердие и бескорыстность — признаки хорошей породы и, думаю, благополучного детства. Вы от рождения получили привилегию не вступать в борьбу за кусок хлеба. И занимаетесь тем, что пришлось по душе.

— Может, это смешно, но я люблю свою работу. Мне нравится сама атмосфера праздника. На подиуме, в съемочных павильонах, в кресле визажиста или на примерке портного — всегда ярко, красиво, весело… Мне кажется, эта суматошная и какая-то не совсем настоящая жизнь изо всех сил противостоит чему-то невыносимо тяжелому. Бедности, обывательской скуке, несовершенству. А, главное, — смерти.

Ведь я не просто кривляюсь, я отстаиваю радость, которая так нужна людям. Элоиз не может понять этого.

— Естественно. Он хочет сделать из вас домохозяйку. Ну, совладелицу своего королевства. Это, наверно, все равно. И, думаю, это не такая простая роль.

— Рисконти заговорил о браке, едва мы познакомились. Прямо после первого поцелуя. Да, да! Иначе он не мог представить меня своим коронованным родственникам. Всему миру было известно, что герцог увлекался дамами. О, у него были блестящие подружки! Знаете певицу Лин Джасмин? А тележурналистку Бетси Лейн, актрису Лалу Кадон? — Вита удивленно распахнула глаза. — Нет?! В общем-то, они остались всего лишь подружками. Это особый статус. Элоиз не хотел, чтобы я попала в их число.

— А вы предпочли попасть?

Вита улыбнулась:

— Это осуждение?

— Избави Бог! Восхищаюсь вашей стойкостью, — отклонить столь лестное брачное предложение.

— Дело не в этом. Элоиз очень нравится мне. В стороне от дворцовых церемоний он такой забавный! И так серьезно относится ко мне… Нет, у меня иной статус — «пролонгированная невеста». Действительно, я едва не сказала ему «да». Потому что жутко увлеклась… Только это было потом. А вначале я все же выбрала свободу. Ведь мне было двадцать. И не хотелось навсегда определить свое будущее, думать лишь о бесконечных приемах, визитах, раутах, балах. Но более всего, о производстве наследников…

— Жуткая перспектива, — охотно согласился Игорь, которому вовсе не понравилось бы видеть Виталию в окружении выводка маленьких Рисконти.

— В самом деле жуткая. Он не понял. Мы расстались. А потом Элоиз разыскал меня и уверил, что готов на все. Готов стать моим «очередным бойфрендом». Только заклинал не сообщать прессе, да и вообще никому, что я отклонила его предложение. Это же сильный удар по фамильной чести.

— Не беспокойтесь, я никому не скажу. Даю слово. — Игорь нахмурился. Мысль о близкой смерти не пугала его, а вот упоминание о череде любовников Виты почему-то сильно задело.

— Что значит, «очередным бойфрендом»? Всем известно, что репутация мисс Джордан безупречна, а принц Рисконти — единственный, кто сумел добиться её благосклонности. Выходит, это легенда?

— А вы думаете, раз журналисты пишут, значит, обязательно враки? Вита поднялась, размяла затекшие ноги и, распахнув шторы, потрясла ставни. — Ничего себе! Спальня оснащена запорами, совсем как в тюрьме или военное предприятие.

— Очевидно, хозяину дома есть чего опасаться.

— Гадкий! Какой же мерзкий тип! Да и все они вместе — совсем как из гангстерского фильма… Вчера я не успела даже сообразить, в чем дело… Этот господин с гнилыми зубами так плохо говорит по-английски… Что-то такое тараторил, и вдруг толстяк оказался голый! — Вита передернулась от омерзения. — Тогда мне было даже смешно… Но после… Вы спасли меня. Да, да, спасли! — Она задумалась. — А знаете что, господин Лесников? Я делаю вам предложение — переходите работать в мою охрану. Вы получите хорошие деньги. Но придется много путешествовать… Соглашайтесь, мы будем друзьями. — Наклонившись, Вита поправила взлохмаченные русые волосы. — У вас мягкие, густые волосы и внимательные глаза. Вы честный, преданный, добрый.

— Спасибо. — Игорь отпрянул. То ли от побоев, то ли от присутствия Виты у него кружилась голова и странно обмирало сердце. Он чувствовал себя лыжником, домчавшимся до края трамплина и взлетевшим в воздух: восторг парения, смешавшийся с тайным ужасом — внизу вместо приближающейся пологой лыжни чернела бездна.

Наслаждаясь близостью Виты, наигрывая беспечную веселость, он не мог не опасаться за исход этого «визита». Лесникову были хорошо известны чрезмерные по своей жестокости кровавые истории, организатором которых выступал смешной пузатик Фистулин. Поначалу, вступив на преступную стезю, бывший номенклатурный чин избегал «мокрых» дел. По мере продвижения в верхи мафиозной структуры, разыгравшийся азарт привел его к переоценке принципов гуманизма. А вскоре пятидесятилетний «крестный отец» понял, что физическое уничтожение противника — самая радикальная и гигиеничная мера конкурентной борьбы. Московское приключение могло завершиться далеко не так благополучно, как казалось Виталии, легко смирившейся с потерей миллионов.

Думая о развязке, Игорь боялся вмешательства силовых подразделений. Может возникнуть перестрелка, а бандиты наверняка будут прикрываться девушкой.

— Вита, в качестве предполагаемого телохранителя я должен дать вам несколько советов, которыми вы неукоснительно должны воспользоваться. Таковы условия договора.

— Значит, вы соглашаетесь? — обрадовалась она. — А ещё говорили, что не надо кормить вас завтраком. Известно же, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок.

— Послушайте внимательно и постарайтесь запомнить. Что бы ни происходило в момент передачи денег бандитам, постарайтесь сохранять спокойствие — не мечитесь, не убегайте, не дергайтесь, — то есть, не делайте лишних движений. Не поддавайтесь панике, не обращайте внимания на манипуляции мужчин. Держитесь в стороне и лучше ближе к земле. Если в машине — ложитесь на пол.

— Боже мой! Прямо занятия по военной подготовке. Кстати, я умею стрелять и прилично владею каратэ.

— Ни в коем случае! Только не в этой ситуации. Боюсь, меня не будет рядом, чтобы комментировать ситуацию. Но обещайте слушаться.

— Обещаю. — Вита забралась на кровать и, обхватив колени руками, уперлась на них подбородком. — Вы плохо знаете Хью. Он только изображает дерзкого. Это мирный человек, избегающий всяческого насилия. Увы, перестрелку он не затеет.

— А если вмешаются московские, скажем так, полицейские?.

— Брант не станет нарушать условий террористов. Этому нас учат с детства. Он будет действовать точно по их инструкции.

— Вы верите в чудеса, Вита?

— В хорошо подготовленные и высокопрофессиональные.

— Вы имеете в виду трюки Криса Флавина?

— Он — волшебник номер один. И не говорите, что у вас в России есть кто-нибудь лучше.

— Не скажу, поскольку не знаю.

— Флавин может абсолютно все.

— Этому я верю. Если он умудрился завоевать ваши симпатии…

— Так пишут ваши газеты? — Вита подозрительно прищурилась.

— Пишут всякое. Но, в основном, завидуют, отыскивая какой-нибудь изъян в ваших отношениях.

— И что же у нас с Крисом не так? — Интонации Виты стали жесткими.

— Я не увлекаюсь сплетнями… Но если хотите знать мое мнение, — мне этот парень нравится. Я видел кое-что из его номеров по телевизору. Потрясающая работа!

— Только, пожалуйста, Игорь, не спрашивайте меня ни о чем.

— Вы думаете, я способен выпытывать секреты его фокусов?

— Да нет! Не спрашивайте о наших отношениях. Все хорошо и лучше не бывает… А Элоиз, если уж для вас, как будущего телохранителя, это важно был и есть единственный мужчина в моей жизни. Охранять меня от своры любовников вам явно не придется.

— Ну что, леди готова к выходу? Не забудьте набросить шубку — к вечеру здорово приморозило. — Язвенник впервые после вчерашнего инцидента навестивший «гостью», не удостоил взглядом сидящего на полу пленника.

— Нам пора прощаться. Эти господа отпускают вас, — сказал Игорь.

— А вы?

— У меня здесь остались кое-какие дела…

Вита присела возле Игоря и строго посмотрела ему в глаза.

— За кого вы меня принимаете? Все ещё думаете, что женщина, выставляющая напоказ тряпки, украшения, парфюмерию, может быть только куклой? Я не уйду отсюда без вас. Я не доверила бы этим бандитам даже свою собаку.

— Спасибо… — Игорь замялся, опуская глаза. — Вы и так сделали для меня очень много. Выполните ещё одну просьбу — умоляю, Вита, не осложняйте ситуацию.

Она села на ковер, прислонившись спиной к стене, и твердо повторила:

— Я не оставлю вас.

Игорю мучительно захотелось прикоснуться к ней, такой близкой, бесконечно манящей. Он с трудом перевел дух, наслаждаясь запахом её волос. Он знал, что видит её в последний раз.

— Ступайте, Виталия, — произнес Игорь охрипшим вдруг голосом. — Меня повезут в другом автомобиле. Прошу вас… Очень прошу.

Язва живо подхватил идею:

— Правильно, леди. Мы же не можем тащить сразу всех. Операция серьезная, требует конфиденциальности. А господина Лесникова доставят по месту жительства на другом транспорте.

Вита поднялась, вопросительно глядя на Игоря. Он отвел глаза:

— Не забудьте мои советы. Идите же. Я подумаю о работе у вас. Кажется, это очень интересное предложение. — Стиснув зубы, он отвернулся, стараясь удержать в памяти опечаленное лицо Виты.

Мощный джип возле километражного столбика на проселочной дороге Флавин увидел издали и сделал знак шоферу остановиться. Взяв чемоданчик, вышел, поставил его на снег и продемонстрировал пустые руки.

Из джипа вышел хулой человек, затем ещё двое, между ними Вита, вся в черном, торжественно-прекрасная на фоне освещенной фарами белизны. Она замерла, приглядываясь к высокому мужчине, стоящему возле «жигулей», затем рванулась к нему, но тут же была остановлена охранниками. Худой направился к Флавину.

— Добрый вечер, мистер. Надеюсь, вы не станете мошенничать в такой мизерной сделке. — Взяв чемоданчик, он открыл его, поставив на капот машины. — Похожи на настоящие.

— Вы видите металлическую защиту — это последнего выпуска. Можете пересчитать — они в банковской упаковке по сто тысяч в каждой.

Худой тщательно проверил пачки, перелистав молниеносным жестом кассира каждую из них. Наблюдая за его руками, Крис подумал, что этот человек, наверняка, знает толк в карточных играх.

— Все в порядке, — ощерил в улыбке щербатые зубы Язва.

— Мисс Джордан и русского переводчика.

— Пардон, таких условий не было. Речь шла только о даме.

— Условия изменились. — Флавин захлопнул чемоданчик и мгновенно убрал его за спину.

Это произошло так быстро, что худой не успел и глазом моргнуть. Требование американца поставило его в тупик.

Было решено, что как только «гостья» покинет дом, с Лесниковым покончат. Фистулин собирался немедля покинуть свою «нору», получив сообщение о передаче денег.

— Но мы давно отпустили его домой, сэр. Нам переводчики не нужны.

— Звони шефу, да поживее, — коротко скомандовал Флавин, показав глазами на живот худого. Очевидно, он видел сквозь куртку — за поясом Язвы, действительно, торчал радиотелефон.

Язвенник подчинился:

— Ввасилий, я на месте. Подарок получил… Вот только янки выдвинул новое условие…

— Знаю. Лесник скоро будет у вас.

— Все остальное остается в силе?

— Действуй в соответствии с инструкцией.

Спрятав телефон, Язва криво улыбнулся:

— О'кей. Ждите. А чемоданчик давайте сюда.

— Произведем цивилизованный обмен — получите деньги, как только заложники сядут в мой автомобиль.

У американца на скулах играли желваки, волевой подбородок казался каменным. Язвенник припомнил, что где-то читал о мужике, поднимающем зубами автомобиль. «Наверно, тот самый циркач», — решил он, с опаской косясь на упакованного в черную кожу иностранца.

Через пару минут у джипа затормозил серый «мерседес». Из него в серую декабрьскую мглу вышел человек, одетый совсем по-летнему — в белой рубашке и темных брюках.

— Этот? — Спросил Флавина русский.

— Ведите сюда обоих.

Худой махнул своим людям, и Вита, поддерживающая под руку хромающего парня, двинулись навстречу Флавину. Он видел, как осветилось сюрпризной радостью её лицо. С такой улыбкой Виталия Джордан выходила в конце демонстрации под руку с самим маэстро в белоснежном платье сказочной невесты.

— Крис! — воскликнула она и счастливо зажмурилась, но не бросилась ему на шею.

«Умница», — мысленно отметил Флавин, заметивший настороженную стойку парней у джипа. Наверняка, они сейчас держали их на мушке, переводчика и Виту, следя за каждым резким движением.

Крис протянул Язве чемоданчик:

— Надеюсь, никаких претензий к американским гражданам у вас нет.

— К счастью. Простите, что побеспокоили, но в жизни влюбленных так мало романтики! Есть ещё люди, умеющие организовать праздник. — Язва засмотрелся на бросившихся друг другу в объятия американцев и пожалел, что не прихватил видеокамеру — мог бы получиться обвальный фильмец! И, конечно же, не дешевый, с таким-то актерским составом!

— … Крис! Это невероятно, — ты в Москве! Разве у тебя турне?

— Вроде того. — Флавин открыл дверцу машины.

— Господин переводчик несколько легко одет для такой погоды.

— А я — чересчур тепло. — Сняв подаренную Фистулиным шубу, Вита, не глядя, отбросила её в кювет.

Они разместились на заднем сидении. Рядом с водителем сел Игорь.

— Нам надо срочно заехать в больницу, — сказала Вита.

— Куда? С тобой что-то не так?

— Мисс Джордан беспокоится обо мне. Уверяю, все в порядке. Даже слишком, — слегка отвел душу напоследок. Но и, естественно, получил свое, с трудом проговорил Игорь.

— Да у тебя же разбита голова и, возможно, сломана нога, — возразила Вита. — Господин Лесников вел себя очень мужественно.

— Четверо суток в Москве, и деловая американка заметно обрусела, усмехнулся Флавин. — Господин Лесников допустил ошибку, позволив случиться всему этому. По убеждению цивилизованного общества, такие промахи строго караются во всех ответственных за безопасность своих клиентов службах. А его, вероятно, собираются представить к награде… Господин неудачник, я ратовал за ваше освобождение исключительно ради Колчина. Что и говорить, ваши коллеги четко сработали, обеспечив доставку меня и денег в эту «открытую» страну.

— Спасибо. У вас останется хоть какое-то приятное впечатление от поездки. — Игорь с трудом превозмогал боль. — Таким образом, я могу рассчитывать, что меня не сдадут в милицию после того, как доставят вас в гостиницу. — Он спросил шофера о чем-то по-русски. Тот ответил утвердительно.

— Возвращаю вашу одежду с благодарностью. — Вита набросила на плечи сидящего впереди Игоря пиджак. — Мне он больше не понадобится.

Остановившуюся у подъезда «Метрополя» машину встречала группа людей во главе с Брантом, держащим наготове пальто Виты.

— Надеюсь на скорую встречу, — протянув Игорю руку, она выпорхнула в яркий свет, в объятия встречавших, в жизнь, о которой уже соскучилась.

— Чао. Вы наш должник, Лесников, — бросил Флавин, захлопывая за собой дверцу.

Развернувшись, машина помчалась в сторону от сиявшего огнями центра. Игорь опустил голову, вдыхая исходящий от пиджака запах. «Моя любимая пахнет летними снами…», — залетели в ломящуюся от неразрешимых вопросов голову слова из старой американской песенки. Почему он не ликовал, праздную неожиданное спасение? Почему не визжал от радости, миновав уже дышавшую в затылок смерть, а чувствовал только одно, — как с каждой секундой удаляется, уносится в прошлое девушка по имени Жизнь?

«Угомонись, безумец. Ты должен понять, где и почему допустил ошибку, а затем вынести себе приговор, не менее жесткий, чем хотелось бы мрачному американцу», — сказал себе Лесников. — «Ошибку?! Да это лучшее, что перепало тебе, зануда, — воскликнул не желавший сдавать позиции Лесник. Признайся честно, ты позволил загнать себя в угол, потому что желал именно этого. Ты жаждал, чтобы она, наконец, увидела тебя!»

Застонав, Игорь закрыл глаза. Он совершенно не представлял, что ждет его дома и чем завершится этот долгий день. Он не думал о разговоре с Колчиным и последствиях близкого знакомства с Фистулиным. Вместо этого Лесников сожалел о том, что лишь пожал протянутую Витой на прощание руку, не смея поцеловать её распухшими, в корках запекшейся крови губами.

Василий Шакерович полулежал в кресле с влажным компрессом на лице. Глаз стремительно заплывал, голова трещала, не помогали ни коньяк, ни супермощная немецкая таблетка. Мысли разбегались, оставляя лишь одну, доставлявшую сладостное удовольствие: Фистулин перебирал самые изощренные способы, которыми в ближайшее же время разделается с Лесниковым.

Разумеется, он и не думал отпускать его. Но лишь только «джип» с американкой отбыл к месту встречи, Василию Шакеровичу позвонил человек, просьбу которого он не мог проигнорировать. Жизнь Лесника — скромная плата за услуги, которые предоставлял Фистулину Феликс Симаков, возглавлявший следственный отдел российской прокуратуры.

Скрепя сердце, Фистулин объявил пленнику:

— Погуляй пока. Дохни напоследок свободы. Чтобы потом было побольнее с ней расставаться. Это я тебе обещаю.

Стоявший между двумя парнями Игорь не поднял головы, а Василий Шакерович не успел даже вскрикнуть — нога пленника нанесла стремительный удар в его левый глаз. Сквозь огненную пелену лежащий на ковре Василий Шакерович видел, как отделывали парни прыткого Лесника.

— Довольно, — нехотя процедил он сквозь зубы. — Грузите в машину этот ходячий труп и гоните за джипом. Язва объяснит, что к чему.

… - Все обошлось чисто, — доложил вернувшийся с операции Язвицкий, ставя на стол перед шефом полученный от Флавина чемоданчик. — Что с головой?

— Пустяки. Открывай. — Василий Шакерович тщательно просмотрел содержимое. — Ну вот, есть чем раздать долги, порадовать сотоварищей. Собирайся, пора на отдых. Меня жена ждет под пальмами. Осточертел этот хренов снег. — Фистулин налил в рюмки коньяку. — За удачный финиш.

— Для головы коньячок — первейшее лекарство. — Выпив, Язвицкий принюхался. — Что-то горит во дворе. — И вдруг завизжал тонким бабьим голосом: из открытого чемоданчика валил едкий дым.

Несколько секунд Фистулин и Язвицкий молча смотрели, как исчезают, стремительно тлея и густо чадя, пачки долларов. Огня не было — деньги на глазах превращались в уголь.

Опомнившись, Язва вытряхнул остатки миллионов на пол, пытаясь спасти уцелевшие купюры, но они чернели, словно осенняя листва в жару кострища.

Через пять минут все было кончено — на выгоревших пятнах ковра темнели кучки пепла, напоминавшие маленькие кирпичи. Остолбеневший Язва вздрогнул от сигналящего радиотелефона, все ещё торчащего у него за поясом.

— Господа, я забыл предупредить, — банкноты следует сохранять при температуре не выше плюс пятнадцати по Цельсию Лучше, естественно, в холодительнике. Надеюсь, у вас все в порядке? — Любезно осведомился голос Флавина.

Язвицкий с трудом выдержал вопросительный взгляд Фистулина, но услышанное передавать ему не стал.

— Падло американское, фокусник е. й… — Он жалобно всхлипнул. — Ведь ты не оставишь этого, Вася?

— Клянусь. Мое слово все знают. — Оплывшее лицо Фистулина с потонувшим в синеве глазом осветила торжественность. С таким выражением, поднявшись из кресла, слушал Василий Шакерович звучавший на съездах «Интернационал».

Загрузка...