Глава 12

Роуз не дошла и до половины лестницы, спускаясь вниз к завтраку, как ее отец выглянул из своего кабинета.

— А-а, вот и ты, — суровым тоном сказал он. — Зайди ко мне. Сейчас же!

Расправив плечи, Роуз спустилась с лестницы и вслед за ним вошла в его кабинет, где находились бухгалтерские книги, газеты и справочники. Их противостояние теперь волновало ее меньше, чем если бы это произошло два дня назад. У нее появилась возможность тщательнее обдумать свои поступки и их возможные последствия. Хотя раньше она старалась как могла выполнять все желания отца, даже зная, что это не приведет ни к чему хорошему для нее.

— Я хотела извиниться за то, что не была вчера на суаре, — сказала она, решив затронуть эту тему прежде, чем он начнет отчитывать ее за это, — должно быть, я что-то съела. Всю ночь меня тошнило.

Он сел за стол.

— В прошлом году мой доход от обоих имений составил семь тысяч фунтов, — без всяких предисловий начал он. — Расходы, включая налоги, жалованье слугам, обучение в Оксфорде Джеймса и еду, кроме всего прочего, составили шесть с половиной тысяч.

— Папа, я…

— Все очень просто, — продолжал он, повышая голос, пока она не замолчала. — Я не могу отдать лорду Косгроуву десять тысяч фунтов. Поскольку у него есть расписки Джеймса, доказывающие, что мой сын должен ему эту сумму, я оказываюсь в его власти. Он предложил мне способ избежать оплаты этого долга. Я принял его условия. Ты меня понимаешь?

Она смотрела на него. Ее первым порывом было сказать ему, что, конечно, она понимает его: долг — штука нешуточная. Но ее растущее… возмущение тем, что вся ответственность теперь ложится на ее плечи, в то время как она уже сделала для семьи больше, чем кто-либо другой, остановило ее.

— Я понимаю, что Джеймс поставил вас в затруднительное положение, — согласилась она, помолчав. — Но еще я понимаю, что отдать меня Косгроуву для вас простейший способ исправить положение.

— Простейший? — повторил он, хмуря брови.

— У вас, папа, много богатых друзей. Мне следовало бы подумать об этом раньше, но сейчас я поняла, что вам легче потерять меня, чем поколебать вашу гордость. — Роуз перевела дыхание. — Если бы у вас действительно не было другого выхода, думаю, я стала бы более уступчивой. Раз уж вы представили мне ваши факты и цифры, я представлю вам мои. Вчера Косгроув ударил меня по лицу из-за того, что я не хотела сменить платье. Я думала, что брак с ним мог бы дать мне возможность как-то сдерживать его в будущем. Но, познакомившись с маркизом, я чувствую: более вероятно, что мои отношения с ним дадут ему власть как над Джеймсом, так и над всей нашей семьей. И каковыми бы ни были ваши аланы, я еще не приняла решения. Он вздохнул:

— Сколько джентльменов сделали тебе предложение выйти за них замуж, Роуз? Кроме Косгроува, конечно.

Она заколебалась. Не могла же она упомянуть то, которое получила в своей спальне прошлой ночью.

— Два. Я не чувствовала, что хотя бы один из претендентов мне подходит. — Им обоим, правда, недоставало здравого смысла. Как, впрочем, и членам ее собственной семьи.

— В таком случае давай-ка сама устраивай свою жизнь, моя дорогая. Если бы ты вышла замуж, я мог бы найти общий язык с Косгроувом, поладить с ним. Ты напрасно намекаешь на так называемых богатых друзей, готовых одолжить мне такую непомерную сумму. Да если бы даже они и нашлись, мы с твоей матерью, выплатив долг, можем остаться без средств к существованию. Но ты предпочитаешь не выходить замуж. Честно говоря, с каждым годом ты становишься старше и обходишься мне все дороже.

О, ей давным-давно следовало бежать отсюда. Ее недооценивали, хотя она так много трудилась, — и об этом она всегда знала, но услышать от отца такие обидные слова было все равно что получить рану в сердце. Даже брак с таким тупицей, как Томас Хенкенридж, был бы намного лучше. В этом смысле она сама была виновата. Но не все еще потеряно: у нее оставалось тринадцать дней, в течение которых Брэм что-то предпримет, и еще парадней на случай возможного побега, если ему ничего не удастся сделать.

— Я думаю, что мы поняли друг друга, — сказала она, вздернув подбородок. — Это все? Давай пока считать, что этот брак состоится. И окажется лучше, если он будет выглядеть как результат взаимной симпатии.

— Я буду иметь это в виду.

Сжав руки в кулаки, Роуз тихо вошла в комнату, где они завтракали, увидела брата, который накладывал на свою тарелку толстые ломти ветчины, и так же тихо вышла. Все выглядело так, будто ее вклад в благополучие семьи был меньше, чем вклад Джеймса. Она очень сомневалась, что ее отец потратил на ее содержание десять тысяч фунтов.

Роуз услышала, как кто-то постучал во входную дверь и Элбон торопливо прошел мимо нее в холл. Она повернулась, чтобы посмотреть, кто пришел, готовая взбежать наверх, если окажется, что это Косгроув. Не лучше ли принять его с притворным радушием? Но нет, нет, она была явно не готова к встрече с ним в это утро после того, как он ударил ее.

Силуэт в дверях принадлежал человеку худощавее и выше Косгроува, и у нее сильнее забилось сердце. Этим утром она временами думала, что ночное посещение Брэма ей, вероятно, приснилось, ибо разумнее было бы думать, что она доверилась придуманному Брэму Джонсу, а ненастоящему.

Сказав несколько слов дворецкому, он вошел в холл. Посмотрев вверх, гость увидел ее.

— Доброе утро, леди Розамунда, — поклонился он. Улыбка, игравшая на его губах, казалось, светилась даже в его черных глазах. Придя в себя, Розамунда сделала реверанс.

— Лорд Брэм, я не думала, что вы отважитесь приехать так рано.

— Я люблю делать сюрпризы, — ответил он, остановившись перед ней. — Лестер сказал мне вчера, что вы заболели. Надеюсь, ничего серьезного? Успокойте меня скорее.

— Мне намного лучше. Благодарю вас. Брэм наклонился к ней.

— Тебе действительно лучше? — шепнул он, беря ее руку.

Роуз кивнула.

— На следующие тринадцать дней, — так же тихо ответила она.

— Гм… — Он выпрямился, отпуская ее руку. — Ваш брат здесь?

— Он завтракает.

— А-а… Проводите меня, миледи. Я редко завтракаю по утрам.

Улыбаясь, Роуз подала ему руку и внимательно посмотрела в глаза.

— Сегодня вы в синем? Ваш слуга, должно быть, удивился.

— Вы и представить себе не можете, до какой степени. Сегодня утром у него чуть глаза не вылезли на лоб. Но вы были правы, я носил слишком много черного. И выглядел как счетовод. Или даже хуже — как поверенный.

Он считал себя ее союзником, и когда появился, она почувствовала, что ей не придется пережить оставшиеся дни в полном одиночестве. Он уделял ей время и внимание, что, конечно, еще не делало его ангелом. Да он совсем и не походил на него. Но он предложил ей свою помощь. Надо быть настороже, ибо пока не совсем ясно, в чем она выразится. Но слабый огонек надежды затеплился в ее сердце.

— Привет, Лестер, — сказал Брэм, протягивая ее брату руку.

— О, Брэм! Что привело вас сюда?

— Да вот решил тебя повидать. Я еду в «Таттерсоллз». Хочешь поехать со мной?

Джеймс задумался.

— Вообще-то я иду на ленч с Кингом и его приятелями.

— Так иди, если хочешь. — Брэм пожал плечами. — Насколько я их знаю, они будут слишком увлечены, доказывая всем, какие они умные. А тебя, скорее всего, даже не заметят.

— Я…

— Поедем на конный рынок. Ты разбираешься в лошадях, а мне как раз нужна ездовая пара. Уедешь, когда захочешь, или останешься. Я могу пробыть там целый день.

Наконец Джеймс улыбнулся:

— Подождите, я сменю сапоги.

— Я пока съем твой завтрак.

Как только ее брат вышел из комнаты, Роуз сказала Брэму:

— Думаешь, родители поверили, что ты пришел ради Джеймса?

— Не знаю. Приходится хитрить. А там видно будет.

— Гм… Что ты задумал?

— Взять твоего брата в «Таттерсоллз», — ответил он, приподняв бровь. — Хочешь поехать с нами?

— Почему ты не будешь на ленче у Косгроува?

— Потому что меня не пригласили. Она помолчала.

— Значит, ты действительно порвал с ним?

— Я уже сказал. — Он чуть придвинулся к ней. — Возможно, тебе лучше поехать с нами. Косгроув, возможно, захочет, что бы ты к ним присоединилась, а это может тебе не понравиться.

Она не могла сдержать дрожи, пробежавшей по ее спине.

— А что происходит на этих ленчах?

Брэм поднял руку. Он осторожно провел пальцем по ее щеке, как будто не мог сдержаться и не коснуться ее, и перевел взгляд на ее губы. Она не думала, что в присутствии двух лакеев и дворецкого он поцелует ее, но, во всяком случае, ей хотелось, чтобы он это сделал.

— Все раздеваются донага, — тихо заговорил он, не спуская глаз с ее лица. — Пьют, валяются в одной куче друг с другом. Довольно противное зрелище.

И если бы она вышла замуж за Косгроува, без сомнения, тот захотел бы, чтобы и она принимала в этом участие. Он говорил ужасные слова, но то, как он это произносил — с таким пренебрежением, как будто все это его никогда не касалось, — рассеяло ее страхи. Делал ли он это намеренно? Хотел заслужить ее похвалу?

— А ты бывал на таких ленчах? — спросила она. Он опустил руку.

— Иногда, — тихо сказал он. — Обычно я предпочитаю развлекаться в уединении.

Его развлечения… Она полагала, что была одним из них. Даже зная это, она еще сильнее захотела поехать с ним и посмотреть лошадей, а оставаясь дома, рисковала получить от Косгроува приглашение.

— Спасибо, что сказал мне, — заметила она. — Пойду надену что-нибудь подходящее для посещения конного аукциона.

— Рад слышать! — Его лицо осветилось улыбкой. Пока она говорила, Элбон придвинулся к двери.

О Боже! Если слуга сообщит ее отцу, куда она собирается поехать, тот может запретить ей выходить из дома. Но прежде чем она сделала шаг, Брэм встал между дворецким и холлом:

— Элбон, если не ошибаюсь? Мне нужно послать записку к себе домой. Пожалуйста, покажи мне, где я найду перо и бумагу.

Снова улыбнувшись, Роуз покинула комнату. Имея такого сообразительного и хитроумного союзника в лице Брэма Джонса, она получала определенное преимущество. Даже если не считать его умения целовать и совершать другие, более интимные поступки.

Спустя пару часов она стояла на нижней перекладине ограждения выставочной площадки, и Брэм поддерживал ее за локоть, чтобы она не упала. Красивый гнедой жеребец на длинной корде резво пробежал по кругу, в то время как в нескольких ярдах от них взволнованный толстяк все время что-то кричал, вызывая ответ противников, составлявших вторую половину толпы.

— Кто это? — шепотом спросила она, указывая на стоявшего неподалеку от них участника торгов.

— Френсис Хеннинг, — ответил он со скрытой усмешкой. — Бедняга! Это его лошадь.

Роуз спустилась пониже, словно не замечая, что он не убрал свою руку.

— И что же?

— Он проиграл ее на прошлой неделе. А теперь пытается вернуть, пока его бабушка не приехала в город и не выяснила, что он играет.

— Тогда ему не следовало делать этого, — заметил Джеймс, стоявший в стороне от Брэма.

— Ему не следовало играть, если нельзя было проигрывать! — резко заявил Брэм. — Игра — это всего лишь развлечение. Кто играет с другой целью, просто дурак.

Роуз перевела взгляд на брата. Судя по выражению его лица, он слышал и понял замечание Брэма. Но, несмотря на попытку Брэма отправить Джеймса на ленч с Косгроувом, чтобы остаться наедине с ней, она подумала, что услышать некоторые рассуждения старшего друга для ее брата полезно.

— Я кое-чего не понимаю, — пожаловался Джеймс. — Вы почти все время выигрываете, но я видел, как однажды все-таки проиграли.

— Верно. — Брэм достал из внутреннего кармана своего синего сюртука пачку, в которой на вид было около пятидесяти фунтов. — Вот на эту сумму я рискну сейчас играть. Если проиграю, мой вечер закончится.

— А если в следующей партии можно отыграться? Вздохнув, Брэм спрятал деньги.

— Пока я могу позволить себе расстаться с ними, мне их не слишком жалко. Если я займу еще денег и проиграю, то мне придется обращаться к герцогу за деньгами. Я, разумеется, никогда не сделаю этого. Он скорее увидит меня в кандалах, чем потратит на меня лишнее пенни.

— Значит, у вас нет выбора, когда у вас кончатся деньги? Я бы…

— Ты не понял. Если проиграешь лишнее, то останешься кому-то должен. И тогда ты утратишь свою свободу или свободу того, кого ты любишь. — Он взглянул на Роуз. — А если Косгроув скажет, что единственный способ погасить твой долг — это застрелить графа Минстера? Они далеко не друзья.

Побледнев и тряся головой, Джеймс отшатнулся.

— Он не попросит сделать такое… Кинг — мой…

— Он твой друг. И останется им, пока ты, Джеймс, не откажешься сделать то, чего он требует. Уж поверь мне. Я был на твоем месте.

— Но вы с Косгроувом были друзьями… совсем недавно, — заметила Роуз, не зная, следует ли ей вмешиваться в этот урок, но любопытство не позволяло ей молчать.

Черные глаза Брэма оценивающе смотрели на нее.

— Я делал то, что он просил.

У Джеймса перехватило дыхание.

— Но вы ведь никого никогда не убивали.

— В действительности я убил несколько человек, но тогда я носил военную форму. Нет, его просьбы были намного проще. Кольцо с рубином, которое он носит на указательном пальце левой руки, — ты его помнишь?

Роуз кивнула, поскольку ей показалось, что он обращается к ней. Она вспомнила это изумительное украшение.

— Отец подарил его мне на мой шестнадцатый день рождения. Оно хранилось в семье Джонсов пять поколений. Но я был должен Косгроуву три тысячи фунтов, и мне было нечем отдать долг.

Кольцо скорее всего не стоило таких денег, но явно не это интересовало маркиза.

— Что сделал его светлость, когда узнал об этом? — спросила она.

Его лицо стало суровым.

— Я не хочу об этом говорить.

О Господи! Неужели это кольцо было причиной напряженных отношений между отцом и сыном? Это объясняло многое, но почему Брэм решил порвать отношения с Косгроувом именно сейчас? Роуз всматривалась в его четкий профиль, когда он повернулся и наблюдал за торгами. Кольцо не разрушило их дружбу, но не сделала ли это она?

Это казалось очень существенным. Все, что произошло в последние дни, заставило Роуз заново пересмотреть все, что она знала о Брэме. Она не могла представить, что он мог быть таким же доверчивым, как Джеймс. Как и не могла поверить, что мужчина, которого она сейчас знала, мог оказаться в положении, когда ему приходилось поступать вопреки собственной воле. Должно быть, он получил жестокий урок, но он явно пошел ему на пользу. Увы, совсем не так получилось с ее братом.

Постепенно у нее теплело на сердце, и эта теплота разливалась по всему ее телу. Кем бы ни был этот мужчина, становилось все яснее, что он не двойник — ни по характеру, ни по поведению — Кингстона Гора. А кем он мог стать, начинало очень и очень интересовать ее.

Он стоял, делая вид, что следит за аукционом, и невольно задавал себе вопрос, не слишком ли много поведал о себе. Сегодня он надеялся удержать Лестера от игры и не собирался рассказывать ему сказки об ошибках своей юности. Хорошо, что он не упомянул о том, какую пользу принесла ему утрата кольца; герцог решительно и ясно высказал все, что он думал о своем втором сыне. Это был и в самом деле хороший урок.

Теплая рука коснулась его плеча, и он замер.

— Ты уже говорил, что Косгроув жестоко поступал с друзьями. Как это было? — спросила Розамунда.

Ему не хотелось отвечать: ей ни к чему было слушать еще одну историю о том, каким чудовищем являлся Косгроув. Но Лестер все еще слушал его, и если Розамунда хотела излечить своего брата от игромании, он постарается позаботиться об этом.

— Вызнаете Джона Истерлинга?

Оба отпрыска Дэвисов покачали головами.

— Он был старшим сыном виконта Хэммонда.

— Был? — удивленно спросила Розамунда. Брэм кивнул.

— Года четыре назад, когда я еще находился в Испании, Косгроув подружился с Истерлингом, и дело закончилось расписками юноши на сумму долга почти тридцать тысяч фунтов. Узнав об этом, Хэммонд лишил его наследства, и через пару дней Истерлинг застрелился, вставив в рот пистолет.

— Если вас здесь не было, — спросил, побледнев, Лестер, — то как вы об этом узнали?

— Мой брат дружил с Истерлингом. Он мне и сообщил об этой истории. Я не могу сейчас проверить, но, очевидно, узнав о его смерти, Косгроув сказал, что чертовски сожалеет об этом, потому что рассчитывал еще несколько лет позабавиться с ним.

— Меня сейчас стошнит, — сказал Лестер, и Брэм показал ему, где тот мог бы уединиться.

— Ты придумал этот конец, не так ли? — шепотом спросила Розамунда, не замечая или не придавая значения тому, что, опираясь на его руку, она начала привлекать внимание нескольких присутствующих мужчин и женщин.

— Да, но, принимая во внимание, что Кинг еще покажет свою волчью сущность, я счел это вполне своевременным.

— Ты прав. — Она искоса взглянула на него. — А правда, что ты на самом деле бросаешь игру, когда деньги на исходе? Не поддаешься азарту?

— Мои карманы редко пустуют, но да, бросаю. Я не люблю быть у кого-либо в долгу. Никогда. Паршивое состояние.

Он подумал, не слишком ли резко говорит, но Розамунда только вздохнула:

— Хотела бы я, чтобы и Джеймс поступал так же.

— Ты не выйдешь за Косгроува! — неожиданно даже для самого себя прорычал он, как разъяренный бык. Уж очень ему не хотелось, чтобы она смеялась и заявляла, что больше не нуждается в его помощи. В то время как он впервые в жизни искренне и бескорыстно ее предлагал.

Она крепче сжала его руку.

— Я не собираюсь выходить за него замуж. Хватит с меня открытий. Но чем больше ужасных подробностей ты мне рассказываешь о Косгроуве, тем сильнее меня удивляет, что все это он, оказывается, предвидел. И развитие событий стало его беспокоить. Но он должен понимать, во что ввязался. Просто он еще не встречал достойного соперника. Так я понимаю?

— А сейчас уже я оскорблен, — заявил он. — Если я в чем-то и преуспел, так это в умении предвидеть надвигающуюся беду. Маркиз отнюдь не прозорливее меня.

— Брэм Джонс, ты хвастун!

Брэм напрягся, интуитивно становясь между Розамундой и мужчиной с громким голосом. Обернувшись на крик, он увидел, как толпа на южной стороне площадки заволновалась и раздвинулась, давая дорогу паре высоких, стройных мужчин, которые направлялись в его сторону. Он мгновенно расслабился, разжимая кулаки. Слава Люциферу! Другие люди назвали бы это бедой, но он видел в этом провидение.

— Салливан Уоринг, — сказал он, выступая навстречу, — какого черта ты здесь делаешь?

— Я слышал, тучи сгущаются? — Салливан Уоринг, внебрачный сын маркиза Данстона, улыбнулся и пожал ему руку. — Я не хотел пропустить самое главное.

Брэм перевел взгляд на Фина Бромли, судя по его виду, весьма довольного собой.

— Ты посылал за ним?

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Посмотрев на Роуз, он кивнул: — Леди Роуз. Добрый день.

Выругавшись себе под нос, Брэм повернулся к Розамунде:

— Дорогая, вы уже знаете Фина. А это мой очень близкий друг, Салливан Уоринг, лучший коннозаводчик в Англии. Салли, это леди Розамунда Дэвис.

Салливан поклонился.

— Леди Розамунда, вы здесь только с Брэмом? Проклятый любопытный ворчун даже позволил себе нахмуриться. Брэм, который был не очень-то рад видеть неожиданно появившегося друга, заставил себя улыбнуться:

— Где-то здесь ее брат. Кажется, вон за тем зданием. Зачем-то залез в кусты…

— А вы принимаете участие в аукционах, мистер Уоринг? — спросила Розамунда.

— Нет. Обычно нанимаю кого-нибудь перегнать моих лошадей в Лондон. А здесь я с визитом.

Эти зеленые глаза, холодные, но с чуть заметной смешинкой, каштановые с золотистым оттенком волосы могли сделать прекрасной любую девушку. Брэм сильно сжал руку Розамунды.

— А что, Изабель все еще в Эмберглене? Вы ведь знаете, дорогая, Изабель ждет своего первенца.

— Мои поздравления, мистер Уоринг.

— Спасибо, но Тибби все-таки настояла и приехала со мной. Мы остановились в Бромли-Хаусе. — Говоря это, Салливан повернулся к Брэму. — Да что это, черт побери, на тебе надето? Тебя просто не узнать.

— Неужели человек не может хотя бы чуть-чуть изменить свои привычки, чтобы при этом не сдвинулись материки?

— Очевидно, не может, — сухо вставил Фин.

— Вот это да! — воскликнул лорд Лестер, подходя к ним. — Вы — Салливан Уоринг! — Он схватил руку Салливана и крепко пожал ее. — У Брэма есть одна из ваших лошадей. Превосходный жеребец — Титан.

— Да, один из лучших, — сказал Салливан, подняв бровь.

— Салли, это брат Розамунды, лорд Лестер.

— О, значит, вас больше не тошнит?

Лестер покраснел.

— Это не моя вина. Достаточно послушать рассказы Брэма о Косгроуве, так любому станет дурно. — Он смущенно усмехнулся. — А Брэму нравятся такие ужасы.

Ему нужна была поддержка друзей, но что ему было совершенно необходимо, так это минута наедине с Салливаном.

— Джеймс, Розамунда, не желаете ли показать Фину ту пару лошадей, которая мне понравилась?

Розамунда отошла от него и взяла брата за руку.

— Конечно. Сюда, мистер Бромли. Тут есть на что посмотреть.

Когда они уже не могли его услышать, Брэм обнял Салливана за плечи:

— Рад тебя видеть, сукин ты сын!

— Я тоже.

— Изабель… Тибби… здорова?

— Все хорошо, В чем ты бы убедился, хоть изредка навещая нас.

— Понимаю. Просто от твоего семейного счастья у меня ломит зубы.

— Посещай дантиста.

Оглянувшись, Брэм повел его к проходу сквозь плотную толпу.

— Фин ругал меня?

— А чего ты ожидал после того, как вломился среди ночи к нему в спальню и тебе чуть не оторвали голову?

— Я немного перебрал тогда.

— Гм… А какое отношение имеет Косгроув к этой девушке и ее семье?

Салливан никогда не ходил вокруг да около, когда можно было сразу перейти к делу. Из-за этого он не раз попадал в затруднительное положение, но Брэм всегда ценил его прямоту. Его друг во многом напоминал Розамунду. Стараясь говорить тише, чтобы его не услышали окружающие, Брэм, насколько смог коротко, поведал Салливану о дружбе Косгроува с Лестером, о долге в десять тысяч фунтов и о том, каким образом маркиз хотел получить его. Он только скрыл свое участие и отвергнутое Розамундой предложение. Когда он закончил, его друг уже не смотрел на него с усмешкой.

— А еще говорят, что я не разбираюсь в людях, — проворчал он. — Я никогда не понимал, почему ты продолжал называть эту грязную свинью своим другом, Брэм. Хоть со зрением у тебя все в порядке?

— Больше не называю, — покраснел Брэм. Салливан посмотрел на него:

— Правда?

Пожав плечами, Брэм мыском высокого сапога отшвырнул камешек.

— Не было бы смысла рассказывать тебе эту историю, если бы я не собирался кое-что предпринять.

— Часто в твоих поступках трудно разглядеть смысл.

— Довольно справедливо. — А как он мог признаться, что неожиданно решил стать героем, ни разу в жизни не совершив ничего подобного, и, похоже, уже все только испортил? — Я хорошо знаю, что представляет собой Кинг, — продолжал Брэм. — Розамунда действительно хорошая девушка. Маркиз может и дальше питаться отбросами общества, но я не позволю ему получить ее — чистую и наивную.

Салливан как будто хотел услышать что-то еще, но только кивнул:

— Чем я могу помочь?

Чем? Брэм сам не раз предлагал друзьям помощь, даже были случаи, когда он в некотором роде спас жизни Салли и Фину. Но просить помощи — это пахло долгом и обязательствами.

— Думаю, что пока владею ситуацией, но в случае чего дам вам знать. Конечно, я не стану возражать, если ты задержишься в городе на какое-то время.

— Достаточно разумно. У Тибби остается еще несколько недель, чтобы решить, где она будет рожать. Я надеюсь, что это будет Корнуолл, где живет ее семья, потому что я волнуюсь, как все пройдет. — Салливан перевел дыхание. — И о чем ты думаешь, приезжая в «Таттерсоллз», когда здесь не показывают моих лошадей?

— Я здесь не потому, что хочу что-либо купить, — возразил Брэм, с радостью меняя тему разговора. — Косгроув устроил сегодня одну из своих оргий, и я пытаюсь не пускать туда Лестера.

— Еще несколько подобных добрых дел, и мне не придется больше называть тебя негодяем.

— И думать не смей.

Когда они с Джеймсом и Фином Бромли подошли к мужчинам около площадки, где проводился аукцион, Роуз не могла оторвать глаз от Брэма. И не только потому, что он невероятно хорошо смотрелся в своем темно-синем сюртуке с серым жилетом и черными панталонами, а главным образом потому, что он, казалось, притягивал к себе внимание всех окружающих, как мужчин, так и женщин. Она никогда не бывала в центре внимания, но, судя по тому, как он вел себя в данной ситуации, было видно, что ему это очень приятно.

Взгляд его потрясающих черных глаз встретился с ее взглядом, и горячая волна снова пробежала по ее телу. Почему Брэм Джонс, мужчина, соблазнивший и, очевидно, бросивший несчетное количество красивых, сексуальных женщин, так заинтересовался ею, она не могла объяснить. Но появилось сознание своей власти над человеком, которого так желали другие женщины. Даже если эта власть длилась всего несколько дней. К тому же он взял на себя роль наставника ее брата и защитника ее самой.

— А что, если нам позвать Изабель и Элайзу и устроить пикник в Гайд-парке? — предложил Салливан, на секунду задержав взгляд на Роуз. В отличие от Косгроува в его взгляде не было ничего хищного или угрожающего, он как будто пытался разгадать загадку. Хотелось бы ей знать, что ему рассказал Брэм.

— Отлично! — воскликнул Джеймс, явно польщенный тем, что его включили в общество мужчин, которых он еще недавно с восхищением называл «пресловутые джентльмены» и так назойливо повторял эти слова, что Розамунде иногда хотелось швырнуть в него чем-то тяжелым.

Начиная жалеть, что перед приездом ее семьи на первый лондонский сезон Джеймса она уделяла мало внимания страницам светской хроники и сплетням, приносимым братом, Роуз кивнула в знак согласия. Она была рада любому поводу, лишь бы им с Джеймсом не встречаться в этот день с Косгроувом.

— Мы купим еду для ленча и встретимся с вами в центре парка на левом берегу Серпентайна, — сказал Брэм, предлагая ей руку.

Она взяла ее. Даже если он не сознавал, что такое подчеркнутое внимание, проявляемое на публике, может испортить ей репутацию, она со своей стороны была рада этому. В данный момент она была рада всему, что могло бы помешать Косгроуву закабалить ее. Кроме этого, Брэм уже немало потрудился, чтобы испортить ее репутацию.

— Почему это вы улыбаетесь? — тихо спросил он, когда они с Джеймсом проходили мимо другого аукциона, направляясь к его карете.

— Я просто радуюсь сегодняшнему утру, — ответила она. Не могла же она признаться, что вспоминала, как извивалась в постели под тяжестью его обнаженного тела.

— Я тоже. Как странно, не правда ли?

— Да? Мне начинает казаться, что добрые дела идут вам на пользу.

Брэм покачал головой, прядь черных волос упала на лоб, закрыв уголок глаза.

— Болтовня с кем-нибудь, у кого есть хоть какие-то мозги, вполне устраивает меня. Но я участвую в игре, исход которой непредсказуем.

Ей показалось, что Брэм явно скромничает. У него, по всей вероятности, уже возник какой-то план, и он приступил к его осуществлению. Последующие три часа еще больше убедили ее в этом. Он купил великолепных продуктов для ленча, ничего вкуснее она уже давно не пробовала. Совсем непохожий на нераскаявшегося, неисправимого распутника, Брэм был весел, добр и внимателен не только к ней, но и к женам двух его близких друзей.

Все это смущало ее. Кто же был настоящим Брэмуэллом Лаури Джонсом — черноволосый циник или утомленный жизнью, но добросердечный человек? И почему это имело какое-то значение, раз уж он продолжает помогать ей?

— Что вы на меня так смотрите? — усмехнулся сидевший напротив нее Брэм, когда они подъехали к Дэвис-Хаусу.

Роуз спохватилась:

— В самом деле?

— Да. Вы почти заставили меня покраснеть. Сидевший рядом с ней Джеймс фыркнул:

— Я еще не видел, чтобы что-то заставило вас покраснеть, Брэм.

— Это бывает из-за чрезмерной жары, — объяснил Брэм, не спуская с нее взгляда. — Не сомневаюсь, что заинтриговал вас, но могу я спросить — чем? Конечно, если только не найдется слишком много причин.

— Слушая ваши разговоры с друзьями, я прикинула, осталась ли хоть одна из десяти заповедей, которую вы не нарушили.

— Номер девять, — не задумываясь, ответил он.

— О, неужели?

— Абсолютно точно. И вполне возможно, номер два. По крайней мере я не помню, чтобы ваял какие-нибудь статуи. Хотя, конечно, я мог быть пьян в то время.

— Создавать статуи — не грех, грех — поклоняться идолу, — вмешался Джеймс. — Но что это за девятая заповедь? Я их иногда путаю.

— Лжесвидетельствовать на своего соседа, — усмехнулась Роуз. — Вы не производите впечатления лгуна, Брэм, поэтому не могу вам поверить.

Он наклонил голову:

— Спасибо. Но за мной все равно тянется хвост нарушенных заповедей и смертных грехов.

— Так что же с номером восемь? — спросила она.

— Это о субботнем дне? — спросил ее брат.

— Эта о воровстве.

Брэм все еще смотрел на нее, но ничего не говорил. Выражение его глаз так заинтересовало ее, что ей страшно захотелось узнать, что он украл, если действительно был способен на это. И в то же время ей так же сильно хотелось ничего об этом не знать. Ей и так было о чем беспокоиться.

— Могу поспорить, он украл девственность у десятков девиц! — засмеялся Джеймс.

Неужели? Она надеялась, что это неправда. Если он соблазнял наивных молодых леди почти каждую ночь, тогда то, что он сделал для нее и с ней… выглядело менее значимым. А ей не хотелось так думать.

— Джеймс, нельзя украсть то, что тебе отдают по доброй воле, — сказал он. — Но не сомневайтесь, не в моих привычках спать с девственницами. Я не люблю разбивать сердца, а у них они слишком хрупкие. — Он, наконец, отвел глаза и стал смотреть в окошко. — По большей части.

Она не знала, принять это как оскорбление или как комплимент. И, сидя рядом с Джеймсом, не могла спросить его. Принимая во внимание, что он сделал ей предложение, а она отказала ему, лучше было не трогать эту тему.

Но оставалось что-то, о чем она очень хотела сказать ему, независимо оттого, чем кончится эта история.

— Вы называете Бромли и Уоринга с их семьями вашими друзьями, — сказала она.

Он кивнул:

— Так оно и есть. Я убедился, что благоразумно иметь нескольких близких друзей, на которых можно положиться, чем иметь много таких, кому не могу доверять.

— Я хотела сказать, что… считаю вас моим другом. Брэм широко улыбнулся:

— И я уже решил включить вас в их число, Розамунда.

Роуз ответила улыбкой.

— Я очень рада, — произнесла она, немного успокоившись. — Дружить с мужчиной очень приятно.

— Значит, все складывается к лучшему. — Он помолчал. — Так получилось, что у меня есть ложа в театре «Друри-Лейн», — сказал он спустя некоторое время. — Я не уверен, что вас заинтересует последняя постановка шекспировского «Сна в летнюю ночь», которую дают в четверг вечером.

Роуз не представляла, как вечер в театре может помочь ей вырваться из когтей Косгроува, но даже при этом несколько часов, проведенных в обществе Брэма, выглядели заманчивым искушением. Но не было ли грехом быть таким чертовски привлекательным мужчиной? Ведь ему практически невозможно отказать.

— Надо подумать…

— Это будет завтра вечером, — напомнил ее брат. — В «Иезавели» играют в фараон.

«Роуз, ты ошиблась. Приглашали Джеймса, а не тебя».

— Но, Джеймс, мне бы хотелось попасть в театр, — заявила она жалобным тоном. — Скажи, что пойдешь, тогда смогу и я.

— Ладно, так и быть! — Он погрозил пальцем Брэму. — Но, знаете, я собираюсь спросить Кинга, правдивы ли те сказки, которые вы мне рассказали.

Брэм поднял бровь.

— Я на это надеюсь. Никогда ничего не следует принимать на веру.

На этот раз она подумала, что он обращается к ней, но снова не была в этом уверена. Как бы то ни было, это был хороший совет, и она была намерена воспользоваться им. Особенно теперь, когда познакомилась с двумя дамами и их мужьями, и все они знали его лучше, чем она.

Карета остановилась, и Джеймс выпрыгнул, едва лакей успел опустить ступеньки. Роуз встала, но Брэм пересел на ее место, и она снова села рядом с ним.

Он медленно склонился к ней, вдыхая аромат ее волос. Роуз с трудом сдержала пробежавшую по ее телу дрожь.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Ты моя единственная девственница, — так же шепотом ответил он. — Сознание этого возносит меня к небесам.

Она прижалась к нему. Та ночь снова обретала свою значимость.

— О, Брэм…

Он коснулся ее руки:

— Хочешь, я прямо сейчас поцелую тебя?

— Да, — выдохнула она.

Брэм взял ее руку и провел губами по внутренней стороне запястья.

— Хорошо, — тихо сказал он, и восхитительная улыбка засветилась на его губах. — Я заеду за тобой с Лестером завтра в семь вечера.

Вероятно, за это время ее сердце успеет наконец обрести свой обычный ритм.

Загрузка...