Сердце Гудвина

Глава 17

Ссоры с Ксюшей у нас иногда случались. Чаще всего мелкие, но порой могли затянуться и на неделю. Покричать, пообзываться, поплакать – для нас это обычное дело. Небольшая разрядка от вечного тонуса, который неизменно присутствовал, когда мы находились вместе.

Однако, что бы ни происходило, я всегда знала: Ксюша любит меня, а она знала это обо мне.

С Ромой, бывало, тоже ругались, но впервые мы поссорились так сильно. Никто ни с кем не разговаривал, не писал и в гости не ходил, а делегация из родителей кочевала из квартиры в квартиру, пытаясь нас помирить. Они говорили со мной «за Ксюшу», потом «за Рому», после с ними обоими «за меня». Пытались узнать причину нашей ссоры. Организовали внеочередной совместный ужин, на который из нас никто не пришел. Мама провела со мной разговор по душам, а тетя Лариса – беседу о бессмысленности ссор.

В школе Ксюша пересела от меня к Вене Шалаеву. А на ее место села Лена Колпакова. После дня рождения Матвея они с Марго затаили на Ксюшу обиду и теперь, воспользовавшись ситуацией, решили перетянуть меня на свою сторону.

Глупее затею не придумать, ведь поссориться с человеком вовсе не означает, что его можно предать. Впрочем, с Леной я не спорила и молчаливо выслушивала эпитеты, которыми она награждала Ксюшу: шкура, шалава, драная кошка. Меньше всего меня заботило мнение этих девчонок. Проблем и без них хватало с головой.

Гудвина я заблокировала и «другого раза» Тима решила не ждать, хотя из-за всех событий в сердце поселилось смятение, что я поступала по отношению к нему несправедливо. Словно не он отказался от меня, а я от него, и оставшаяся неопределенность между нами беспокоила не меньше, чем неподдающееся объяснениям поведение Ксюши. Наверное, мне не стоило все так обрубать и для начала выяснить, о чем он не смог сказать возле калитки. Потеря Кати наверняка не прошла для него бесследно – это чувствовалось по его осторожности и по сдержанности тоже, да и Гудвина он придумал, чтобы хоть как-то оставаться собой.

Но так уж повелось, что парни всегда сами бегали за мной, и уход Тима в столь важный для меня момент задел мое самолюбие настолько, что на следующий день я проснулась, пребывая в полной уверенности, что люблю его.

Такое сложно объяснить. Но чем труднее нам что-то дается, тем важнее становится. Я непрерывно прокручивала мысленно наши с ним разговоры, эпизоды, ситуации субботнего вечера и утра воскресенья. Вспоминала, как весело ехали на день рождения и как угрюмо я молчала всю дорогу обратно. Но Тим держался так, словно ничего не произошло, будто я всего лишь капризный надувшийся ребенок в дурном расположении духа. Это злило и одновременно вызывало желание оправдаться. Я попала в дурацкий замкнутый круг, совершенно не понимая, что делать дальше. А не имея возможности поговорить и посоветоваться с Ксюшей, и вовсе чувствовала себя беспомощно.

До последнего звонка оставалась пара недель, и нас каждый день снимали с уроков, гоняя на репетиции. Общий выход класса на сцену, общая песня, сначала только наша, а в конце вместе с ашками, зачитывание благодарности учителям.

Большую часть праздника готовил наш класс, потому что математикам постоянно было некогда. Они же «учились», а мы «хорошо читали стихи», как пояснил Ионыч.

Мы с Ксюшей готовили один стих на двоих. Совсем короткий, но нам обеим он нравился. Особенно первая строчка. Ее Ксюша уступила мне.

Последнюю фразу мы произносили громко хором, и оттого настроение у стихотворения делалось еще более воодушевляющим.

Но теперь, после ссоры, читали мы его вяло, на отвали, Ионыч был недоволен, а мы с Ксюшей старались не встречаться взглядами и не касаться друг друга, стоя плечом к плечу.

– Девочки, ну что за лица? – Яков Ионович сидел в первом ряду перед сценой и сокрушенно качал головой. – Репетиция на то и репетиция, что нужно выполнить все точно так же, как на концерте. Вы должны стараться, а сейчас у вас такой вид, словно вы хотите поскорее от меня отделаться.

Потупившись, мы молчали. За нашей спиной стоял негромкий гул дожидавшихся своей очереди и перешептывающихся ребят.

– Давайте поступим так, – начал учитель и взглянул на наручные часы. – Мы сейчас быстренько прогоним общую песню с «А» классом, а потом вы еще раз прочтете свое стихотворение, но уже с другим настроением. Алиса, сходи, пожалуйста, позови математиков. У них физкультура в зале. Виталий Семенович обещал выделить мне пятнадцать минут. Остальным не расходиться. Стоять на месте. Споете – и отпущу вас.

Физкультурный зал располагался напротив актового. Тугая деревянная дверь, стучать в которую, когда играют в баскетбол, не имело смысла. А когда я вошла, игра у них была в самом разгаре. Парни табуном носились из стороны в сторону, девчонки сидели на длинной скамье, наблюдая за ними. В нашем классе обычно было наоборот.

Заметив меня, Виталий Семенович оглушительно свистнул.

– Так! Сейчас поете песню, потом возвращаетесь и доигрываете.

Послышались недовольные возгласы, но один за другим математики все же потянулись к выходу. Взмыленные, красные, пышущие жаром и все еще пребывающие в пылу игры, они проходили мимо меня, обсуждая промахи, нарушения и яркие эпизоды. От них пахло потом, смешавшимся с запахом дезодорантов и азартом. На Тима я старалась не смотреть, но он сам остановился возле меня.

– Привет. Как дела?

– Все хорошо, спасибо! – Я опустила глаза.

Собранные на затылке волосы, влажная футболка, облегающая каждую мышцу, смеющийся взгляд. Лучше мне этого не видеть. Стайка мурашек пробежала по позвоночнику, и я поежилась.

– Мерзнешь? – поинтересовался Тим.

– Нет, просто стараюсь не дышать.

– Понял! – рассмеявшись, он двинулся дальше.

– Алиска, привет! – Пробегая мимо, в качестве приветствия Степа подставил ладонь, и я отбила. – Хорошо, что ты пришла. Иначе мы проиграли бы.

Мартов тоже притормозил. Его разглядывать было не страшно. Хотя, если абстрагироваться и не знать нашу предысторию, смотрелся он, пожалуй, даже привлекательнее Тима. Не зря же мы с Ксюшей в самом начале одновременно запали именно на него.

– Что делаешь вечером?

– В смысле?

– Гулять пойдем?

– Нет.

– Почему?

Я отвлеклась на Ершова, который, проходя мимо, подмигнул.

– Что ты спросил?

– Хочешь, зайду за тобой? Тебе же сейчас, наверное, не с кем гулять?

– Спасибо, не нужно.

– Почему?

– Настроения нет.

– Я зайду, и оно появится.

– Не появится.

– Давай проверим!

Не отвечая, я поспешила смешаться с группкой девчонок. Иногда мне казалось, что проще ему уступить, чем продолжать сопротивление. Может, из нас и правда получится хорошая пара? Мартов уж точно не сбежит от меня, сбросив с шеи в кровать. И не станет пытать загадками. Он будет счастлив, согласись я просто гулять с ним. А о поцелуях и говорить нечего. Впрочем, когда я задумывалась о поцелуях, то неизменно приходила к воспоминаниям о Ершове.

– тянули оба класса довольно стройным хором, и я, машинально открывая со всеми рот, не заметила, как перенеслась со сцены на лавочку под березой.

В мире ничего не происходит без причины. Уж я-то знала это наверняка. Случайных совпадений не бывает. И если вдруг стечение обстоятельств удивляет своей внезапностью, стоит хорошенько задуматься, из каких элементов мог сложиться этот пазл.

– Я все понял про тебя, – плотно прижимаясь сзади, прошептал мне на ухо Ершов, – и про твои предчувствия, и про знаки. А еще, что ты совершенно не умеешь этим управлять. Можешь не отвечать. Просто знай, что я тебя раскусил.

Он отошел так же тихо, как и появился. И все оставшееся время до конца уроков я только и гадала, что он этим пытался сказать.

– Откуда ты про меня узнал? – догнала я Ершова по дороге домой. – Рома сказал?

– Сам догадался.

– Не может быть.

– Может. Это называется «интуитивная динамика», и люди годами учатся, чтобы ее освоить, а ты даже не знаешь, что это такое. Я наблюдал за тобой у Матвея. А еще ты говорила про «нехорошие» способности и чтение мыслей.

– Остановись, пожалуйста, нужно поговорить.

– У меня репетитор, и я тороплюсь.

– Но ты должен рассказать мне об этом!

– Серьезно? Должен?

– Хорошо. Не должен, но я тебя очень прошу.

– Ладно. Идем.

Я осторожно переступила порог его квартиры. Бросив взгляд на мои голые ноги в лодочках, Ершов сказал, что можно не разуваться, но свои полукеды снял.

Я мельком огляделась. Квартира обычная. Среднестатистическая. Как у нас или Михайловых: без роскоши или следов бедности.

– Проходи, не бойся. Дома никого нет!

Ершов толкнул плечом ближайшую дверь и вошел в комнату первым. Швырнул рюкзак на узкую кровать, быстрым движением скинул пиджак. Подошел к балконной двери и распахнул ее. В квартиру ворвался поток теплого свежего воздуха.

– Давай по-быстрому, у меня полчаса на сборы! – Повернувшись ко мне, он расстегнул штаны и, пристально глядя в глаза, принялся медленно спускать их, но, не дождавшись реакции, рассмеялся и ускорился. А избавившись от них окончательно, баскетбольным броском кинул к пиджаку.

– Я в душ. Ты со мной?

– Ты обещал поговорить, – отмерла я, с трудом приходя в себя от его беспардонности.

– Вот там и поговорим! – Он весело подмигнул. – Или нам будет не до разговоров?

– Слушай, Ершов, ты вообще умеешь общаться как человек, без вот этого всего?

– Без чего этого? – Его губы иронично скривились.

– Без пошлостей и приколов.

– С тобой не могу.

– Почему?

– Потому что ты – это ты.

– И что же со мной не так?

Наклонившись вперед, он хрипло прошептал:

– Ты меня возбуждаешь.

Он снова брал меня на понт, как возле дачного домика, поэтому, выдержав его взгляд, я как можно спокойнее сказала:

– Ты сейчас сам тянешь время. А говорил, спешишь.

– Умеешь гладить? – Он отмер и кивнул на стоявший на подоконнике утюг. – Погладь мне футболку. В шкафу возьми. Любую. Гладильная доска на балконе. Раз уж ты отказываешься от совместного душа, то пусть от тебя будет хоть какая-то польза.

– Обнаглел? – крикнула я, но он уже исчез в ванной.

Хлопнула дверь, полилась вода.

Я огляделась. Серо-зеленые обои, высокая колонка шкафа за дверью, возле балкона письменный стол с завалом учебников. У изголовья кровати на табуретке – блестящий черный ноут. Недолго думая, я сразу же направилась к нему. Блокировки нет. На экране пейзажная заставка и куча всевозможных приложений. Прямиком ткнула ВК и прислушалась: вода еще лилась. Однако, едва страница успела прогрузиться и открылся профиль Стаса Ершова, как за спиной раздался смешок.

– Ну так я и знал. Пусти козла в огород. Какие же вы, женщины, примитивные.

Быстро захлопнув крышку ноута, я обернулась. Ершов, прикрывшись полотенцем, стоял совершенно голый, но сухой. Вода в ванной продолжала литься.

– Прости, – больше мне сказать было нечего.

– Это компьютер моего брата, а мой в столе, в первом ящике.

В качестве извинения пришлось все же погладить футболку. Я выбрала черную, чтобы не заморачиваться. Вернулся Ершов в джинсах, но все еще голый по пояс, а увидев меня с утюгом, с трудом скрыл удивление.

– Ладно. Вину ты свою загладила в прямом смысле. Идем на кухню. Там поговорим.

На кухне тоже было обычно: квадратный стол, четыре стула, кухонная стенка расцветки под мрамор.

Достав из холодильника лоток с гречкой и порезанными сосисками, Ершов сунул его в микроволновку, а мне протянул бутылку пива.

– Будешь?

– Сейчас?

– Ну а что?

– Ты же к репетитору едешь.

– Так я же тебе предлагаю, чтоб расслабилась чуток.

– Не нужно. А какой у тебя репетитор?

– По русскому. – Он убрал бутылку обратно в холодильник. – Это единственное мое слабое место.

– А у меня наоборот. С русским проблем нет, а вот математику сдам, если повезет.

– У вас же база.

– Все равно.

Он удивленно покачал головой.

– А чем твои родители занимаются? – Я решила перевести тему.

– Ого, прям так сразу?

– Я просто так спросила. У меня папа банковский аналитик, а мама – бухгалтер в строительной компании.

– Круто! – откликнулся он без интереса. – Как думаешь, теперь Мартов меня изобьет?

– За что?

– За то, что ты ко мне пришла.

– А ты боишься?

– Знаешь же, что нет.

Микроволновка пропищала тремя короткими сигналами. Ершов вытащил из нее лоток и поставил между нами.

– Все, что могу предложить.

– Я не хочу, спасибо.

Не вставая с табуретки, он дотянулся до ящика и, выудив из него вилку, придвинул лоток к себе.

– Расскажи про интуитивную динамику. Что это вообще такое? – спросила я.

– Это когда подмечаешь все в процессе и выстраиваешь вероятность событий. Я несколько лет изучал данную тему. Пересмотрел кучу роликов. И по тому, как ты фиксируешься на отдельных моментах, понял, что ты ею владеешь, но пользоваться совершенно не умеешь. Не понимаю, как это может быть.

– Нас с Ксюшей странный тип в метро водой облил, и после этого началось.

Ершов недоверчиво нахмурился.

– Ты мне не веришь?

– Это все равно что ты сказала бы, что на тебя нагадила птица – и теперь ты знаешь в совершенстве китайский.

– Можешь не верить. Я привыкла. Рома нас тоже постоянно подкалывает. Пожалуйста, просто расскажи, что знаешь. Или хотя бы дай ссылки, где об этом можно почитать.

Не доев, Ершов отставил лоток и поднялся.

– Сейчас я тороплюсь. Завтра допы. Я подумаю и напишу. И что попрошу взамен – тоже.

– Взамен?

– Конечно. А ты как думала? Это мое знание и время, а они чего-то да стоят.

– Сколько ты хочешь?

– Расплачиваться придется не деньгами. Ты тоже подумай, насколько тебе нужна эта инфа. Кстати, зачем ты полезла в комп? Что собиралась найти? Или это у тебя хобби такое – шариться?

Я потупилась.

– Я уже извинилась. Просто… есть кое-что, что, согласно этой твоей интуитивной динамике, не дает мне покоя. Словно должно случиться нечто плохое, и оно, как темное облако, собирается вокруг меня. Но я никак не могу отыскать его источник. Возможно, это вообще ошибочное ожидание. Так бывает. Но сейчас важна любая информация, которая поможет хоть немного продвинуться.

Я впервые произносила то, что чувствовала на самом деле. Но Ершов этого не оценил.

– Думаешь, тебя кто-то хочет убить? – В его голосе сквозила ирония.

– Нет, так я не думаю.

– Тогда и бояться нечего! – Он торопливо встал. – Все, идем!

Заскочив в свою комнату, он взял рюкзак и быстро обулся. А когда мы выходили из квартиры, вдруг схватил меня в охапку и, втолкнув в висевшую на вешалке одежду, с требовательной настойчивостью поцеловал. Это произошло настолько быстро и неожиданно, что я совершенно растерялась и размякла. В отличие от мозга тело не сопротивлялось и с момента нашего прихода сюда будто даже готовилось к тому, что это произойдет. Поцелуй был долгим и бурным, но вместе с тем удивительно нежным. От Ершова исходил такой сильный энергетический заряд, что казалось, будто меня подключили к проводам высокого напряжения. Ток прошел через каждую клеточку тела и сковал нервной дрожью возбуждения, настолько сильной, что оценить тонкий вкус этого поцелуя я смогла только дома.