Сердце Гудвина

Глава 23

После того как Жанна пришла за мной и отвела в дом, тревожность стихла и до возвращения в город я о ней не вспоминала, так же, как и о том, что якобы нравлюсь Проскурину. Во время нашей поездки он никак не выдал себя – ни жестом, ни взглядом, ни полунамеком. Мое присутствие значило для него не больше, чем компания Носовой. Уж в этом-то я разбиралась и распознать скрытую симпатию смогла бы без труда. Но ничего, выходящего за рамки обыкновенного дружеского общения, за Проскуриным не наблюдалось. И то ли Носова нарочно схитрила, чтобы заинтриговать меня, то ли Паша просто нервировал Сазонову, чтобы она ревновала.

Всю обратную дорогу он ругал ашек, а Носова спорила, защищая их. Находясь все эти дни в своих проблемах, я, оказывается, была не в курсе того, что конфликт между Матвеем и Лу продолжился в Москве. По большому счету он длился уже давно, с самого появления обоих в нашей школе, и то спадал, переходя в стадию, казалось бы, неплохих приятельских отношений, то разгорался в яростном противостоянии. Впрочем, иначе и быть не могло. У таких, как Матвей и Лу, соперничество в крови, и для стычки им не нужна особенная причина, однако в этот раз повод для ссоры оказался не только весомым, но и довольно соблазнительным. И пускай Лу встречался с Марго, он, по заверению Проскурина, всерьез вознамерился отбить Ксюшу у Матвея. И что-то мне подсказывало, что и у Матвея мог быть тот же мотив. После эпизода с разлившимся вином я никак не могла отделаться от ощущения искусственности происходящего.

«Это осколок моего разбитого сердца», – прочла я всплывающее сообщение и, только открыв переписку, вспомнила, что отправила Гудвину фотографию камня «Здесь и сейчас». «Ну почти», – я добавила рожицу с высунутым языком. – «Сделай в нем дырку и носи как талисман для привлечения новых жертв». – «Каких еще жертв?» – «Тех, чьи разбитые сердца ты коллекционируешь». – «Я подобным не занимаюсь». – «Даже на память ничего не оставляешь?» – «Не вижу смысла». – «Индейцы, например, хранили скальпы поверженных врагов, чтобы показывать всем и хвастаться, насколько они сильны». – «Значит, такого ты обо мне мнения?» – «Ответить правду или сказать что-нибудь приятное?» – «Ты же фейк, чего тебе бояться?» – «Что ты меня заблокируешь». – «Не заблокирую». – «Честно?» – «Клянусь!»

Он так долго сочинял ответ, что я успела сходить на кухню и немного поболтать с родителями.

«То сообщение, которое я прислал тебе в самом начале, о том, что люблю тебя и остальное, я собирался отправить уже очень давно. Останавливало лишь то, что ты этого не оценишь и не поймешь, что тебе все равно и ты меня просто пошлешь. Я всегда боялся твоего равнодушия и высокомерия. Боялся, что найду им подтверждение и ты окажешься именно такой, как о тебе говорят. Но потом, осознав, что времени у меня осталось совсем немного, я все-таки сделал это. И то, что ты меня сразу не послала, не заблокировала, было удивительно и по-своему чудесно. Не ожидал, что ты окажешься человечной».

Его откровение задело, но я пообещала, что блокировать не стану, да и ничего оскорбительного в этих словах не было, лишь невнятные полунамеки.

«И что же, интересно, обо мне говорят?» – «Что ты только выглядишь милой, а на самом деле равнодушная и бесчувственная». – «Это шутка такая?» – «Нет». – «Что за идиотизм?! – Я разозлилась. – Кто вообще распускает такие слухи?» – «Я предполагал, что тебе это не понравится. Насколько я успел узнать тебя, ты делаешь это неосознанно». – «Что делаю? Что, черт возьми, я делаю?» – «Флиртуешь со всеми подряд». – «С кем это со всеми?» – «Со всеми». – «Нет, скажи!» – «Со всеми парнями, которых встречаешь. Всегда, даже когда просто разговариваешь». – «И с тобой?» – «И со мной. Но я сразу понял, что это просто так». – «Почему вы все считаете, что если на вас посмотрели, улыбнулись, потанцевали с вами, то это значит нечто большее, чем есть?»

Я еле сдерживалась, чтобы не швырнуть телефон о стенку.

«Потому что каждый надеется на взаимность». – «Послушай, мы все надеемся поступить в универ, но это совершенно не означает, что так оно и будет. Есть люди с завышенной самооценкой, которые считают, что не могут не нравиться, а есть те, кто воображает себя исключительными только потому, что им сказала об этом бабушка или мама. И что теперь? Я обязана любить кого-то только потому, что он сам так решил? Или ему что-то показалось?» – «Ты даешь много поводов, чтобы так казалось». – «И для чего же мне это делать? Какие цели я, по-твоему, преследую?» – «Развлекаешься». – «Вот именно!» – «Вот именно».

В другой раз я бы точно его заблокировала, но слово есть слово.

Распахнув окно шире, я глубоко вдохнула вечерний воздух и попыталась успокоиться. На глаза попался зеленый камень, схватив его, зажала в кулаке. Было в этих разговорах что-то до боли знакомое, что я уже когда-то слышала.

«Поклянись, что ты не Мартов». – «Ты же сказала, что вычислишь меня на раз, вот и вычисляй». – «Блин, Кирилл, это ты! Больше никому в голову не придет вести морализаторские разговоры и предъявлять собственнические претензии». – «Думай как хочешь». – «Чего ты хотел добиться, когда придумывал этого дурацкого Гудвина? Ты понимаешь, что это уже даже не сталкеринг, а терроризм какой-то! Вот почему у меня дурное предчувствие по поводу тебя и твоих сообщений. Если не перестанешь, я пойду в полицию и скажу, что ты меня преследуешь!» – «Бедный Мартов!» – Гудвин прислал ржущий смайл.

«Стоп. Ершов – это ты?» – «А если Ершов, то полиция отменяется?» – «Если Ершов, тогда я понимаю, почему ты решил прикинуться Гудвином. Тебе просто нравится обманывать и играть с людьми. И я не верю ни одному слову, что ты тут писал. Удивлена, что ты пишешь почти без ошибок. Молодец. Репетитор тебе явно помогает». – «Помогает Т9».

«Значит, я права? Но объясни, как получилось, что ты отвечал мне в «Сто пятьсот»? У тебя второй телефон?» – «Ага! И четыре руки. Одна пара для отвода глаз, а другую я держал под столом и писал тебе сообщение». – «Вот ты и прокололся! Значит, ты был там!» – «Или ты сама мне об этом рассказывала». – «Никому, кроме Ромы, мы об этом не рассказывали», – написала я, но потом, вспомнив, как, договорившись с приятелем, Рома разыграл нас, подсунув фальшивого призрака, разволновалась. А вдруг это правда Рома? И Гудвин тоже его розыгрыш? Но ладно с призраком, там он собирался проверить наши экстрасенсорные способности. А сейчас? К чему эти признания?

Гудвин переслал мне мое сообщение, где я описывала ему сцену в кафе, и приписал: «Судя по всему, следствие снова зашло в тупик».

Следствие и в самом деле зашло в тупик, так что я решила ему не отвечать.

Рома, Проскурин, Мартов, Ершов, Тим, до кучи список можно было дополнить и Веней Шалаевым – просто гадание вслепую.

Раньше мы с Ксюшей частенько гадали на любовь парней. Выбирали из колоды королей и раскладывали перетасованную колоду четыре раза поочередно под каждым, наподобие пасьянса, выстраивая ветку по убыванию достоинства карт, начиная с дамы до туза. Так мы определяли степень любви. Чья линия окажется длиннее, тот король и больше любит. Карточная колода нашлась в нижнем ящике тумбочки под завалами баночек с кремами и косметики, которой я не пользовалась. Червовым королем однозначно был Тим: светловолосый, спокойный и милый. Пиковый – Ершов, потому что темный, загадочный и возбуждающий. Мартов – трефовый, тоже темный, но понятный и предсказуемый. А вот над бубновым я задумалась: Проскурин или Рома?

Подозревать Рому казалось столь же противоестественно, как если бы он был моим кровным братом. Я задумалась, нравится ли мне Проскурин и смогла бы я ответить ему взаимностью, если бы он сказал мне об этом прямо и сразу? Да, Паша нормальный в общении, довольно симпатичный, водил машину и тусовался с Лу, но я к нему совершенно ничего не испытывала. И он, по всей вероятности, это понимал. Кроме того, у него была Ника.

– Алис! – В комнату вошла мама и, увидев разложенные карты, округлила глаза. – Гадаешь?

– Пасьянс! – Я сгребла карты одним движением. – Я же просила стучаться!

– Тетя Лариса собирается пиццу заказывать, на тебя брать?

– Нет, спасибо. Потом чем-нибудь перекушу.

– Ладно, – мама помялась, – ты вообще как?

– Что «как»?

– Ну настроение, учеба?

– Все норм, мам.

– Точно?

– Угу.

– Почему я тебе не верю?

– Потому что мы не помирились с Ксюшей.

– Как хорошо, что ты все понимаешь. – Мама ласково улыбнулась и погладила меня по голове.

– Если бы все! – Я вздохнула. – Я очень многого не понимаю. Очень-очень!

– Например? – заинтересовалась она.

Ей определенно хотелось поговорить.

– Теорему Байетса, – нашлась я.

– А это что? – Она заметила зеленое стеклышко.

– Магический камень.

Мама взяла его и, прищурив один глаз, посмотрела через него на лампочку.

– И что же он делает?

– Помогает не паниковать и сосредоточиться на моменте.

– А ты паникуешь?

– Бывает.

– Зря! Экзамены дело важное, но не смертельное. Даже если ты их сдашь не очень хорошо, меньше мы тебя любить не будем! – Наклонившись, она поцеловала меня в макушку и отдала камень. – Может, все-таки пиццу?

Когда мама вышла, я поднесла стеклышко к глазу и посмотрела через него так, как это делала она, и все расплылось зелеными бликами.

Я снова воспользовалась правилом номер один – просто забыла, будто и не было.

Но ведь там, на участке Ивана Сергеевича, что-то все-таки произошло. Что-то такое, что довело меня до приступа. Что-то, о чем вспоминать не хотелось. Но если верить Ершову, преодолеть страх возможно, лишь если удерживать контроль.

Все складывается из чего-то, и замечаем мы намного больше, чем сами успеваем осознать. Что же я увидела, что могло меня напугать? Ну, конечно, я ведь сразу заметила котенка, забившегося между мешками. Осмыслить этого еще не успела, но глаза отсканировали и отправили информацию в мозг. А тот, обработав ее, запустил дальше. Соотнес с прочими данными и выдал результат.

«Слесарь принес домой четыре задвижки, плотник – три рубанка, а электрик – шестнадцать лампочек. Этому вас Ванька не учил?»

Ухо котенка было белым. Я не рассмотрела его, но знала наверняка. В том подъезде жил Иван Сергеевич. Факт, не требующий подтверждений. Математик приходил на Новый год к Степе и был на дне рождения Матвея. Меня снова затрясло.

«Очень прошу тебя, Алиса, придумай, пожалуйста, способ убирать волосы. Они очень отвлекают».

Господи! Этого просто не может быть. Не может быть, потому что это ужасно и я этого не хочу! Порыв кинуться немедленно куда глаза глядят в следующую же секунду сменился решимостью отправиться к учителю и все ему высказать. А потом снова накатила волна отрицания. Этого не может быть!

Папа был у Михайловых. Из дальней комнаты доносился его громкий смех, ему вторил дядя Сережа. Я в два счета оказалась возле Ксюшиной комнаты и влетела в нее не стуча. Рома в вакуумных наушниках, задумчиво глядя в потолок, качался на стуле, а заметив меня, чуть не опрокинулся.

– Где сестра? – выпалила я.

– Гуляет, – буркнул он, стягивая наушники.

– Так поздно?

– Она теперь все время так.

– Че-о-орт! – разочарованно протянула я, чувствуя, что еще немного и взорвусь от негодования, желания поделиться ужасающим открытием и от страха, который невозможно держать в себе.

– Не знал, что вы помирились.

– Мы не мирились, но все равно. Очень нужно поговорить.

– Что-то случилось? – на Ромином лице появилась искренняя озабоченность.

– Я такое узнала, Ром, что просто треш.

– Ну заходи. Рассказывай!

Плотно прикрыв за собой дверь, я остановилась возле Ксюшиной кровати, скрестив руки на груди, не в силах ни унять дрожь, ни спокойно присесть.

– Скажи, а ты ходил навещать Ивана Сергеевича? В его городскую квартиру? Жанна сказала, что вы все ходили к нему.

– Допустим, ходил, – Рома поморгал, не понимая, зачем я это спрашиваю. – А в чем дело?

– Он живет в девятиэтажке напротив автошколы?

– Ну да. А что?

Радости от подтверждения собственной догадки я не почувствовала. Только спазматический холодок в желудке.

– Помнишь Гудвина? Того парня, который мне писал признания в любви?

– Угу.

– Так вот, я поняла кто это.

– Так… И кто же?

Я замерла, глядя на Рому, словно хотела, чтобы он прочел ответ в моих мыслях. Произнести свою догадку вслух было страшно. Словно пока молчишь, этого нет в реальности, а стоит сказать – тут же обретет физическую форму.

– Это Аксенов!

– В смысле, Аксенов?

– В самом прямом. Это он… он пишет мне.

Рома недоверчиво молчал, переваривая услышанное.

– Алис, ты совсем? – наконец выдавил он.

– Нет, Ром, это правда. Очень долго объяснять, но все сложилось, и я теперь не знаю, как мне с этим жить дальше.

– Ты несешь бред, – категорично отрезал Рома. – У вас с сестрой уже совсем крыша на этой теме поехала. Вы думаете, что все вокруг от вас без ума, каждый вас хочет и умирает от любви. Это уже одержимость какая-то, честное слово!

– Но я не вру! Он мне пишет. Почти каждый день. Всякое. Мы сегодня с Жанной ездили к нему в Кратово. Да ты, наверное, знаешь. У него там котенок, фото которого Гудвин мне присылал, говорил, что нашел в подъезде и возьмет себе.

– И это все? Все доказательства?

– Он был на Новом годе у Степы и у Матвея на дне рождения.

– И что? Я тоже там был.

Я снова зависла с ответом.

– Но котенок, Ром!

Откинувшись с тяжелым вздохом на спинку стула, Рома взъерошил волосы пятерней.

– Мне всегда казалось, что людям, не склонным к размышлениям, живется легче, но смотрю сейчас на тебя и диву даюсь, как запросто ты усложняешь себе жизнь.

– То есть ты мне не веришь?

Рома негодующе покачал головой.

– Сядь, пожалуйста, и успокойся.

– Не могу! Я не могу успокоиться, когда понимаю, что мне пишет мой учитель математики! Говорит, что не может спать и мечтает о сексе со мной. Видел бы ты его: пьяного, заросшего, едва связывающего слова. У меня давно ощущение, что у него какой-то маньячный стиль, но Ксюша заверила, что с ним все в порядке. И некоторое время я тоже думала, что все норм. Но это не так. Он бывает норм, иногда даже очень норм, но потом вдруг его несет, как будто у него биполярка или раздвоение личности. Как мне успокоиться? Он присылал мне цветы и знает, где я живу. А еще последнее время меня одолевают предчувствия, что должно случиться что-то плохое… И это все связано. Понимаешь?

Рома встал, подошел ко мне и, обняв за плечи, усадил на Ксюшину кровать.

– Алис, не хочу прозвучать в стиле родителей, но сейчас, кажется, должен. Во-первых, я сразу говорил, что этого типа нужно заблокировать, но вам было весело и любопытно. Во-вторых, Иван Сергеевич не может иметь к этому отношения, потому что, извини, конечно, но ему совершенно не до тебя. У него проблемы с женой, и он сходит по ней с ума. По ней, а не по тебе. Понимаешь? Ну а в-третьих… даже если ты видела того же котенка, что и на фото, что вообще не факт, то его мог привезти в Кратово кто угодно из наших. Просто поспрашивай ребят.

Ромины слова звучали разумно, а голос успокаивал.

– Все равно я его боюсь.

– Кого? Гудвина?

– Ивана Сергеевича. Но Гудвина тоже. Особенно после того, что я поняла.

– Говорю же, ты ошибаешься.

От него пахло печеньем и еще чем-то вкусным. Я уткнулась ему в плечо.

– Давайте уже все помиримся, пожалуйста. Мне так без вас плохо. Вот я рассказала тебе – и стало легче, хотя до конца ты меня и не переубедил, я уже не так сильно боюсь.

– Дай мне свой телефон, – Рома протянул руку, и я покорно отдала ему телефон.

Он открыл ВК, нашел мою переписку с Гудвином и, не читая, заблокировал его.

– Просто не думай больше об этом, и все рассосется само собой.

– А Ершов говорил, что не думать помогает ненадолго. Потом все равно приходится открыть глаза, и тогда становится только хуже. Лучше сразу во всем разобраться.

– Ты общаешься с Ершовым?

– Ну так, немного.

Рома вернул телефон.

– Лучше не связывайся с ним.

– На самом деле, он не такой ужасный, как хочет казаться.

– Я знаю, какой он. У него родители какие-то блогеры-миллионники, из тех, что выносят личную жизнь на обсуждение толпы и вечно ссорятся друг с другом, чтобы похайповать. Он живет попеременно то с матерью, то с отцом и нахватался от них двуличия и наглости.

– Да ну, нет. Он сказал, что его мама – кардиолог, а папа – инженер.

– Вот-вот! Поэтому и говорю, не общайся. Он тебе никогда правду не скажет. Да и зачем тебе Ершов?

– Он интересный.

Рома скептически пожал плечами.

– Смотри сама. Мое дело предупредить. Но вы с Ксюшей никогда меня не слушаете.

– А откуда ты узнал про его родителей?

– Жанна рассказала.

– А какие блогеры? В каких соцсетях? Ты знаешь их имена?

– Понятия не имею.

– А тематику блогов?

– Спроси лучше у Жанны. Я не выяснял. Мне незачем.

– Ну так что, мир? – Я выставила вверх мизинец, и Рома его зацепил своим.

– Мир.

– А ты можешь поговорить с Ксюшей, чтобы мы и с ней помирились?

– Уже говорил. И… в общем, ей нужно время.

– Но, Ром, ты наверняка понимаешь, что я сделала не так? Отчего она обозлилась на меня? Никогда в жизни подобного не было. Я с ума схожу оттого, что не понимаю. Даже с Ершовым общаюсь! – Я рассмеялась. – Видишь, как сильно меня заносит?

– Я Ксюшу не понимаю. – Рома покачал головой. – Совсем не понимаю. Еще меньше, чем тебя. Я устал ругаться с ней из-за Оболенцева. У нас каждый день скандалы. Я ее прошу с ним не встречаться, но у нее в голове словно замыкание случилось. Она или орет, или рыдает, или молчит. Я и по-хорошему пытался. Предлагал разобраться, но нет. В общем, я тебе не помощник.

– Ладно, – сказала я и чмокнула его в щеку, – все равно спасибо. Ты мне очень помог, иначе я сегодня не уснула бы.

– Будешь пиццу? Наши заказали.

– Мама спрашивала, но от своей порции я отказалась.

– Оставайся. Я с тобой своей поделюсь, – Рома расплылся в своей чудесной светлой улыбке.

– Спасибо! – Я обрадовалась. – Кажется, у меня появился аппетит.