Серьезные отношения

Глава 19. Поля

Сегодняшним утром класс встретил меня непривычной тишиной.

Я замерла на пороге, огладив взглядом, пустеющие парты и грустно улыбнулась.

Ребята с сегодняшнего дня официально на каникулах. Вчера была торжественная линейка, а потом с веселые приключения в местном заповеднике, которые им организовал Макаров.

Вот уж не знаю, как он договорился с егерем, но нам разрешили разбить две больших палатки, у которых суровый глава нашего отряда четко по журналу разделил ребят на две команды, а значит им предстояло не только тупо лопать заготовленное угощение, но и участвовать в различных конкурсах.

При деле у нашего майора оказались не только дети, но и их вечно кудахчущее мамы. Особо деятельным он выдал специальные «наряды». Таким образом, у нас появилось два повара, которые должны были следить за приготовление мяса и картофеля на костре, четыре вожатых – им было поручено следить за тем, чтобы кто-то из детишек не потерялся и не отошел на дальнее расстояние от лагеря и, разумеется походный врач с медицинской сестрой. Глаза нашего родительского комитета не только в с радостью лепила пластырь на поцарапанные ладошки ребят, но и провела целое занятие на тему «Первая медицинская помощь»

Таким образом, родители пристроены в «дело», ребятишки радостно гоняют эстафеты между костром и палатками, а грозный майор бдит за этим процессом встав в тренерскую позу, расставив ноги на ширине плеч и командирским голосом раздавая задания на лево и на право.

И вот ведь какое дело – все его слушаются!

Я, когда собиралась в поход, мысленно готовилась к полнейшему фиаско, а получилось ток, что дети довольны, накормлены, играют в интересные игры, родительницы при деле, птички поют, деревья шумят, а мне во всем этом действе и заняться-то особо нечем.

- Пусть Полина Геннадьевна отдыхает, - величественно кивает Андрей в строну удобного походного кресла.

Собственно туда меня и усаживают, подсовывают стакан сока с трубочкой и пластиковую тарелку, наполненную различными закусками. Сначала я скептически смотрю на непреклонного в своем решении освободить меня от всяких обязанностей Андрея, но уже после второго бутерброда начинаю получать удовольствие от своего неожиданного пассивного наблюдательного процесса. Ведь нет ничего увлекательного наблюдать за ребятами со стороны, особенно когда на этот раз их учит что-то другой.

- Полина Геннадьевна, смотрите, какая у меня Баба Яга получилась! – подлетает Максим, показывая поделку из шишки и пластилина, - Крутая, правда?

- Ты поразил меня свои мастерством в самое сердце, - со смехом отвечаю я, - Еще такую мне для коллекции сделаешь?

- А как же! – воскликнул он и побежал к ребятам на мастер-класс лепки.

И каждый из ребят считал своим долгом поделиться своими успехами, преподнести мне в подарок куцый букетик из свежей листвы, а к вечеру все мы уселись у большого костра и наш суровый майор, словно загадочный волшебник, достал самую настоящую гитару. Пару раз на пробу он перебрал ладонями струны, посмотрел на меня, подмигнул и, затеяв веселый мотив, запел.

Это был удар в самое сердце.

Я никогда бы в жизни не подумала, что в душе Андрея Макарова прячется самый настоящий романтик. У него оказался замечательный голос, с мягким тембром. Песен, как оказалось, он знает великое множество.

Ребята были в восторге, подпевали, хлопали, а женская часть аудитории от девяти лет и старше, просто растеклась, словно мороженное на солнце. И только сам Андрей в конце каждой песни смотрел только на меня, слишком серьезно, слишком требовательно, так, что я, невольно стушевавшись и краснея, отводила взгляд.

Приятные воспоминания о вчерашнем дне невольно вызвали улыбку.

Настроение было отличным и я, усевшись за свой рабочий стол, достала из сумки материалы для методической работы, что успела подготовить дома.

Приблизительно через час в класс заглянула Татьяна – наш бесценный учитель истории позвала:

- Полин! Там Анна Олеговна на планерку в учительскую просит.

- Уже бегу.

Еще раз, пробежавшись глазами по последним строкам, закрываю текстовый редактор и, прихватив блокнот, тороплюсь на планерку.

Едва переступив порог учительской, сразу замечаю, что Анна Олеговна не в духе. Почти весь наш учительский состав уже в сборе и так как я в числе опоздавших, то получаю укоризненный взгляд.

- Проходи, Полина Геннадьевна, - зло каркает директор и тут же переключает свое внимание на моих коллег.

Кого-то отчитывает, кого-то хвалит, на меня только временами странно поглядывает.

Думается мне неспроста все эти драконовы взгляды. Быть может, кто-то опять жалобу накатал? Даже страшно подумать кто… Скорее всего Максова бабка никак не может успокоиться. С одной стороны я ее понимаю – родная кровь и все такое, но причем тут я – человек в их семье совершенно посторонний не понятно. Или все Кутовые живут по принципу: нагадим всем, кто не с нами?

- Одна радость у меня все же есть, - закончив карательные меры, наконец, заявляет Анна Олеговна, - Наш Егор Эдуардович подготовил замечательный материал на премию «Учитель года» и наша школа в сентябре попытает счастья в конкурсе.

Я чуть собственной слюной не подавилась от неожиданности.

С трудом сглотнув вязкий ком в горле, захотелось, словно маленькая девочка упереть руки в бока и рявкнуть:

«А как же я, Анна Олеговна?! Вы же мою кандидатуру одобрили»

Разумеется ничего подобного я не сказала, только сухо поинтересовалась:

- И какая же тема вашего проекта, Егор Эдуардович?

Мне правда было интересно, что же он такое там придумал, что успел управится за пару дней.

- Э-э-э, - замялся мужчина, краснея на глазах, - Это не по моему основному предмету…

- Вот, Полина Геннадьевна учитесь у нашего многостаночника, - важно произнесла директор, - По Математике отличные методики разработал. Замечательно, что в нашем коллективе такие добросовестные и талантливые, а самое главное исполнительные работники.

Понятно, в чей камень был огород, но мне как-то уже стало плевать на ее манерные ужимки. Я во все глаза смотрела на виновато отвернувшегося Егора и пыталась понять, как я вообще докатилась до такого. Пусть он мне никогда не был близким человеком, но расстались мы по-хорошему, без скандалов и упреков. Я никогда ему ничего не обещала. За что же он так со мной поступил?

И что теперь делать?

С пеной у рта доказывать, что это мои материалы, мои наработки?

Да Анне Олеговне пофиг чьи они, лишь бы конкурс выиграть. И, конечно, лучше пусть это будет кристально чистый Егор Эдуардович, чем я со своими жалобами от родителей.

- Простите, - чувствуя, что начинает нестерпимо печь глаза, пробормотала я, - Отлучусь ненадолго.

- Мы уже скоро заканчиваем, Полина! – почти кричит мне вдогонку директор, - Зайди потом ко мне в кабинет, пожалуйста!

Зайду. Обязательно. Вот наревусь в туалете, пока никто не видит, замажу синяки под глазами и приползу в ее кабинет.

Залетаю в тесную кабинку туалета, тяжело опускаюсь на крышку унитаза и молча, сцепив пальцы, смотрю прямо перед собой поплывшим взглядом.

Как бы я не держалась, какую бы величавую холодность не играла в душе я все та же жалкая, обидчивая трусиха. Характер не переделаешь. Можно годами носить маску, постоянно меняя обличие, но суть остается под ней вся та же.

Маска покрылась трещинами, и теперь так тщательно сдерживаемые эмоции жалят в три раза больней.

Когда первый поток слез иссыхает и эмоции истончаются, дав мозгу возможность трезво осмыслить ситуацию, меня сразу посещает мысль:

«А какого лешего я должная вот так запросто отдать Егорушке заработать себе признание моим честным трудом?»

Авторство текста не так уж и сложно доказать.

Успокоившись, умывшись и поправив поплывший макияж, я отправляюсь в кабинет к Анне Олеговне в самом что ни есть боевом настроении.

Она в своем кабинете сидит под кондиционером с кислым видом и потягивает свой любимый чай каркаде из слишком маленькой для такой серьезной особы чашечки.

- Приходи, Полин, - кивает она, - Давление на жару что-то скачет, а эта адова техника совсем перестала нормально работать.

Жалобы начальницы едва ли меня сейчас волнуют. Внутри все кипит от негодования. Хочется, наконец, выплеснуть свою обиду, хотя я и понимаю, что директор ни в чем не виновата. Она же не заставляла Егора выдавать чужую работу за свою.

Но вот, что примечательно: как Егор вообще до такого додумался? Ведь он не дурак и прекрасно понимал, что я буду добиваться правды.

Почему же он все равно так поступил?

- Вы хотели со мной поговорить? – решила не брать быка за рога вот так с порога, а сначала выслушать претензии начальницы.

Ведь не похвалить же она меня вызвала, после того, как осадила на собрании.

- Ко мне вчера господин Кутовой заходил собственной персоной, - без предисловий заявила Анна Олеговна.

Она откинулась всей своей немалой тушей на спинку кресла. То жалобно скрипнуло, хрустнуло, но, как обычно выдержало.

- Вот, что ты за человек такой Поля, - вздохнула директор.

- Это какой «такой»?! – с вызовом вскинула голову я.

- Категоричный! – молниеносно отзеркалила мой тон женщина, - Это правда, что ты завела шашни с отцом ученика?

- По-моему, моя личная жизнь никого не должна волновать, - сухо ответила, прекрасно понимая, к чему клонит Анна Олеговна.

- Лично мне плевать, с кем ты там свою личную жизнь устраиваешь, а вот Игорь Павлович переживает, да так, что ножками ко мне сам пришел справиться, о том, как мне работается на месте директора лицея.

- И что теперь? – усмехаюсь я.

- Это ты мне сама скажи, - хмуро уставилась на меня начальница, - Что мне теперь с тобой делать? Проблемы с Департаментом образования мне не нужны, а с замом главы и подавно. Ему три раза пальцем щелкнуть, и завтра у меня в бухгалтерии проверка будет. Заведут дело за нецелевое использование школьной туалетной бумаги и все… Уж не знаю за что они все на тебя взъелись, но выход тут только один.

С минуту я молчала, переваривая все сказанное, и только после задала главный вопрос:

- Вы знаете, что Егор присвоил себе мою работу?

- Ну, кто-то же должен за тебя участвовать в конкурсе, - пожала плечами женщина, - Коль ты так испоганила свою репутацию.

Впервые в жизни мне захотелось ее послать. Желательно матом. Еле сдержалась и ядовито поинтересовалась:

- То есть и в этом виновата тоже я?

- Не я же! – воскликнула директор, - Ты наворотила, а мне расхлебывай.

В этот момент я поняла, что если мы и дальше продолжим разговор в том же духе, то без жертв тут точно не обойтись.

Медленно с достоинством поднялась со стула, выпрямилась и холодно предупредила:

- Если хоть часть моей работы появится на портале конкурса, я подам в суд о защите авторских прав.

Лицо Анны Олеговны покраснело от негодования и из густо накрашенного помадой рта вырвалось возмущенное:

- Ты ничего не докажешь!

- Возможно, - согласилась я, - Но вы в таком случае рискуете больше меня. Так страшно потерять хлебное место?

- Да как ты…, - задохнулась словами она, - Тебя не возьмут больше работать ни в одну нормальную школу!

- Возьмут, - усмехнулась я, - Страна у нас большая. Надеюсь, на вашу порядочность, и вы не зажмете мне расчетные. Заявление по собственному желанию напишу и оставлю в приемной. Всего вам хорошего, Анна Олеговна.

Вернувшись в класс, я первым делом вытащила небольшую бутылку воды из сумки и жадно присосалась к горлышку. Сердце словно бешеное билось в грудной клетке, сбивая дыхание и заставляя давиться воздухом.

Казалось, что разговор с уже бывшей начальницей высосал из меня все соки. Без сил упала на стул, глубоко вдыхая и медленно выталкивая из легких воздух.

Спокойно, Абрамова.

Тебе только нового приступа рвоты не хватало для полного счастья.

Дурное самочувствие для меня постоянный спутник любого моего нервного потрясения. Чтобы перебороть эти приступы я долгое время проходила психотерапию. Хорошая вещь, но дорогостоящая. В последнее время приступы участились.

Не вовремя…

Психоаналитик сейчас мне явно не по карману. По полису ОМС к нему не попадешь. В первый раз за меня платила Вика. Я тогда была не гордая. Приняла и поблагодарила за этот акт щедрости. Потом один раз сама курс проходила. И сейчас бы не мешало, если бы не понимание, что я без пяти минут безработный никому не нужный специалист.

Пока я сидела и бездумно смотрела в одну точку, в сумке надрывался мобильный телефон.

Даже смотреть не хочу…

Так нагло названивать по нескольку раз может только Макаров.

Разговаривать, а тем более видеть его сейчас меньше всего хочется.

Разозлюсь еще, наговорю лишнего. А потом буду жалеть…

Виню ли я его за такой поворот событий?

И да, и нет одновременно.

Зачем он появился в моей жизни? Мне так хорошо было в своем тихом, спокойном мирке, где все было просто, понятно, хоть и одиноко…

Но с одиночеством я могу справиться, а вот с безденежьем, увы.

А все он со своей мстительной и недалекой бывшей родней!

Знаю, что сама хороша. Ведь не раз предполагала такое развитие событий. Знала, что ничем хорошим не кончится мое тесное общение с Андреем, но нет! Сама дразнила, сама дала повод и надежду на что-то большее, сама привязалась к его сыну.

Телефон наконец-то замолк, и я с облегчением выдохнула.

Что ж пора собираться домой.

Пошарилась по ящикам стола на предмет своих вещей, нашла расческу, пару заколок, пенал с канцелярией. Покидала все добро в сумку и усмехнулась мысленно:

«Не так уж и много я принесла из дома барахла за все эти годы»

Расставаться с классом оказалось тяжелее, чем я предполагала.

Привыкла к этому месту, к ребятам, к своей работе.

Знаю, что первое время буду невыносимо скучать по своим любимым ученика, но время лечит и вскоре их имена и фамилии начнут потихоньку забываться.

Это невыносимо грустно. Будет другая работа, другие дети, которые помогут заполнить пустоту в душе.

Квартира у меня съемная, вещей не много. Если не получится устроиться здесь – перееду.

Такими вот размышлениями я была занята всю дорогу до дома. Чисто на автомате зашла в магазин, где купила пакет молока, буханку черного хлеба. Гостей я сегодня не жду, а, значит, мой ужин будет по обыкновению неприхотлив.

Весь небольшой путь от двери подъезда до моего этажа, нервно оглядываюсь. Меня слегка подташнивает от подступающего страха. Так и кажется, что из глубокой тени в углу на меня выскочит фигура с ножом в руке. Тогда я начинаю сама себя уговаривать, что в подъезде благодаря Андрею везде стоят лампочки и они светят почти круглые сутки, даже несмотря на то, что за окном еще светло.

Пульс помногу приходит в норму, когда я, наконец, поднимаюсь на свою лестничную площадку. Достаю из сумки ключи и замечаю привычно развалившегося на коврике перед дверью Хвоста.

- Ты проголодался? – с усмешкой общаюсь к коту, но она быстро сползает с лица, когда тот даже не поворачивает головы в мою сторону, - Хвост…

Страшное подозрение прокрадывается в мысли, и я медленно опускаюсь на колени возле кота.

- Хвост?

Глажу кончиками пальцев безжизненное тело животного между опущенными ушами и чувствую, что меня накрывает самая настоящая истерика.

Он выглядит так, как будто спит с той лишь разницей, что на шее крепко затянута небольшая удавка.