Виктория
Господи, не могу поверить, что я все-таки это сделала. Впервые в жизни наплевав на работу и на планы, которые для меня приготовила Фредерика, я просто сорвалась и поехала отдыхать. И во всем этом можно винить только Дэйва.
Кошусь на его довольное лицо.
Светится так, словно выиграл в лотерею.
На секунду, прежде чем он просто поднял меня на руки и отнес в машину, у меня закралось сомнение, но передумать он мне не дал. И сейчас, когда я почти смирилась с мыслью, что Новый год буду встречать в горах и со снегом, я вдруг поняла, что мне стало легче дышать.
— Какую музыку любишь? — спрашивает Дэйв, потянувшись к радио.
— Классическую, — выдаю я неуверенно.
— Вряд ли тут такое крутят, — с сомнением косится он на меня.
— Поставь то, что нравится тебе, — предлагаю я, улыбнувшись.
В колонках начинает играет джазовая импровизация. От которой меня корежит.
Дэйв же, расслабленно покачиваясь в такт музыке, слегка постукивает пальцами по рулю.
— Ты серьезно? — спрашиваю я насмешливо. — Это вообще музыка? Они как будто все разом забыли, что у них ноты есть.
— О, Вики, это свобода! Это чувство! Это душа музыки! Ты просто не понимаешь... — усмехается он.
— Душа? Звучит так, будто саксофонист пытается позвать на помощь с тонущей лодки, — перебиваю я его, едва сдерживаясь, чтобы не зажать уши.
— Ну давай, давай, включай своего Шопена, или что там у тебя... Я послушаю, как кто-то в очередной раз сыграет «ля-ля-ля» по нотам, и притворюсь, что мне интересно, — смеется Дэйв.
Нахмурившись, беру телефон, подключаю его к колонкам и включаю классическую симфонию.
— Вот, слушай! Это изысканность, красота, порядок. Слышишь, как все идеально гармонирует? — объясняю я.
— Конечно идеально! Чересчур идеально. Настолько, что хочется прилечь на диван, закрыть глаза и… уснуть, — выдает он с серьезным лицом.
— Ты просто слишком все упрощаешь, чтобы понять! — со смехом возмущаюсь я.
— А ты слишком все усложняешь, чтобы расслабиться! — хитро щурит глаза Дэйв. — Музыка, она не для порядка, а для того, чтобы позволить себе вольности, чтобы позволить душе парить. Отпустить контроль и дать волю эмоциям, — продолжает он, хитро на меня косясь.
Он точно все еще о музыке говорит?!
На очередной смене мелодии переключаю на другой канал, где играют «Volare», песню на итальянском языке.
— Нейтральная территория! Другая классика, — смеюсь я в ответ на состроенную им рожицу. — Тут и ты, и я можем петь.
— Ну что ж, кидай мне вызов, маэстро! — смеется он, начиная подпевать. А у него хороший голос. И главное, в ноты попадает.
— Что, струсила? — подначивает он.
— Еще чего, — усмехаюсь я, присоединяясь к припеву. Пока я старательно вывожу мелодию, Дэйв начинает дурачиться, подражая итальянскому акценту.
А это, оказывается, весело — перебивать другу друга и импровизировать. Громкая музыка заглушает наш смех.
— Знаешь, когда ты не капризничаешь, ты очень даже милый, — вырывается у меня, когда песня заканчивается.
— Я всегда милый, — подмигивает он мне. — Особенно когда мне не мешают слушать джаз, — смеется он, снова начиная подпевать. Эту песню я не знаю, и, судя по тому, как невпопад подбирает слова Дэйв, он тоже. Отбросив все мысли, я присоединяюсь к нему.
— А это весело, — признаюсь я, когда и эта песня доходит до своего логического конца.
— Ехать со мной на отдых? — спрашивает хитро Дэйв.
— Импровизировать, — поправляю я его. — Но да, и твое предположение не лишено смысла, — подмигиваю я ему, за что получаю широкую улыбку.
— Всегда мечтал отправиться попутешествовать, увидеть новые места, заночевать на природе, — говорит он с небольшой ноткой грусти в голосе.
— Почему не поехал? — спрашиваю, почти зная ответ.
— Работа, обязанности, правила, — перечисляет он горько. — В погоне за чужими ожиданиями время пролетело незаметно.
— Все это звучит очень грустно, — сочувствую я. — Благодаря родителям я в детстве такого давления почти не ощущала, — признаюсь я. — Мы часто куда-нибудь выбирались, папа любил походы, неспешные прогулки по лесным тропам и долгие вечера у костра, — вспоминаю я. — Как глупо, что я от всего этого отказалась, когда их не стало, да?
— Тебе не хватало хорошей компании, — понимает он меня. — Как и мне, — подмигивает. — Хорошо, что теперь мы есть друг у друга. Можем выезжать на природу, когда почувствуем, что нам нужна тишина. Я буду только рад исполнить свои мечты вместе с тобой, — выдает Дэйв, улыбаясь.
— Я тоже, — отвечаю я ему честно, несмотря на страх, что таится внутри.
Никто ведь не может запретить нам быть друзьями?
— Смотри, снег, — вопит Дэйв, заприметив белое покрывало, накрывшее обочины. — Я все боялся, что его не будет.
— Это еще что, подожди чуть-чуть, и мы будем по колено в сугробах, — усмехаюсь я. — Ты раньше бывал в этих краях?
— Нет, — качает он головой. — Я даже предположить не мог, что всего в часе езды от вечно теплого города может быть такое, — кивает он в окно, за которым начинает идти снег.
Мне нравится наблюдать за тем, с каким восхищением Дэйв пялится по сторонам.
Дорога тянется вперед, плавно изгибаясь среди высоких деревьев, стоящих по обеим обочинам, словно безмолвные стражи-великаны. Ветви деревьев усыпаны пушистым снегом, который поблескивает в мягком свете заката. Снег покрывает все вокруг ровным, нетронутым слоем, скрывая под собой каждую неровность и делая ландшафт похожим на белоснежное покрывало.
Лучи солнца пробиваются сквозь кроны деревьев, создавая длинные тени на заснеженной дороге. Кажется, что воздух искрится, как будто в нем витает волшебство, а тишина здесь настолько абсолютная, что даже хруст под колесами кажется нарушением этого идеального спокойствия.
Никого вокруг, только природа и это мгновение, застывшее в своей первозданной красоте. И ты ощущаешь, как тишина и величие этого места заполняют душу теплом, несмотря на окружающий холод.
Наверное, именно из-за того, что мы оба залюбовались, не заметили, что дорогу замело, и заехали в сугроб.
Молчим, осознавая произошедшее.
— Не ушиблась? — спрашивает Дэйв, приходя в себя раньше меня.
— Нет, а ты? — настороженно его оглядываю, пока не замечаю широкую улыбку на все лицо и взгляд, от которого у меня все внутри снова сладко замирает.
— Я гляну, что там, — заметив мое смущение, ретируется он. — Кажись, ничего страшного, сейчас попробую выехать.
Но машина, немного сдвинувшись, буксует. Мы застряли!
— И что теперь будем делать? — спрашиваю я, начиная паниковать.
— Как что, разложим заднее сиденье, возьмем спальники и будем ночевать здесь, — выдает серьезно Дэйв.
— Что? — оглядываюсь на продолжающий падать снег. — Но…
— Да шучу я, — смеется этот гад, а у меня ведь все волосы на затылке от страха зашевелились. — Сейчас выедем. Садись за руль и, когда скажу, выезжай назад, только медленно, — просит он, покидая салон.
Что он там делает, для меня остается загадкой, но через пару минут я слышу долгожданное «давай» и делаю, как он велел, плавно выезжая обратно на дорогу.
— Хорошо, что мы поехали на твоей машине, моя бы тут и осталась, — радуюсь я, когда он возвращается за руль. — Ты, кажется, замерз.
— Не очень, — отмахивается Дэйв, медленно выруливая на дорогу, которую практически не видно из-за все прибывающего снега.
Остаток пути мы проводим в молчании. Дэйв сосредоточен, и я не хочу ему мешать, задавая лишние вопросы.
Не могу поверить, что я все-таки сюда вернулась.