Торжественный обед был столь многолюдным, что столы протянули через три огромных зала. Вполне возможно, что те, кто сидели на одном конце, никогда не видели тех, кто был на другом.
Мне досталось не худшее место. Отсюда прекрасно было видно королевский стол, и монаршую семью даже не приходилось высматривать за цветочными вазами и пирамидами из блюд. Гримбальд III, прозванный непочтительными языками «королём-за-троном» за пассивность характера, выглядел совершеннейшим стариком, хотя ему не сравнялось даже пятидесяти. Бесцветные рыбьи глаза без выражения поглядывали на придворных, оживляясь только при объявлении нового блюда. Трудно было поверить, что от такого отца мог родиться кто-то вроде принца Эдельгара. Они различались столь же сильно, как цветущий сад отличается от могильного склепа.
По левую руку от него восседала королева Бриония, увядающая брюнетка с томными глазами и землистым цветом лица. Возможно, последнее — следствие того, что она ещё не оправилась от вчерашних родов. Она вела беседу и отдавала должное блюдам, не давая заподозрить хоть малейшее недомогание. Придворный церемониал требовал от неё присутствия здесь, и я внутренне содрогалась от такого варварства. Бессмысленная, никому не нужная жертва. Чего стоило перенести праздник хоть на десяток дней?
Младенца тоже принесли. Свёрток из кружев и парчи не издавал ни звука, показали его издалека, так что смысл действия я не особенно поняла. Возможно, настоящий ребёнок вообще мирно спал в колыбельке — кто там разберёт. Однако, похвалы неземной красоте личика посыпались тотчас же.
Место по правую руку короля занимал наследник, успевший сменить наряд. Бордово-золотые цвета монаршего дома шли ему донельзя, подчёркивая красоту, как подчёркивает правильная оправа драгоценный камень. Я случайно пересеклась с ним взглядом и опустила голову, делая вид, что увлечена разглядыванием узорной тарелки.
— Сядь ровно, — негромко сказал отец, кажется, даже не шевеля губами. — Люди подумают, что тебя вырастили лебеди.
Что касается моего положения за столом, оно было крайне противоречивым. Находясь между Радвином и папулей, я в полной мере могла прочувствовать, насколько же разным было их отношение. Брат, в парадном мундире выглядевший чуть менее мрачно, чем обычно, первым делом пожал мой локоть в знак поддержки. «Мужайся» — значил этот жест. Отец не посрамил ожиданий и начал с того, что в пух и прах разнёс моё платье. Не то чтобы я пыталась ему понравиться, но было в этом что-то обидное.
В довершение испытания, прямо напротив усадили герцога Олбриджа. Перчатки он сменил, и теперь косился на меня с не поддающимся трактовке выражением. Сидевшая через десяток мест Ханна Эплбри не удостоилась от него и взгляда — вот она, великая воспитательная сила удара током.
Прислуги было в два раза больше, чем знати. Позади каждого стула толкались личные и дворцовые лакеи, компаньонки и прочие полезные люди, без которых иные дворяне не могут даже застегнуть пряжку на туфлях. Они вели себя тихо, не издавая звуков без веской необходимости, что лишь подчёркивало болтливость общества за столом.
Церемония вноса и выноса королевского младенца была торжественной, но даже она уступала в пышности тому, как долго несли и с какой помпой расставляли свежайшие блюда. Доставляли их прямиком с дворцовой кухни. Окна выходили на другую сторону, так что приходилось додумывать вид этой процессии, пересекающей двор под взглядами изумлённых птиц.
У меня едва не потекли благодарные слёзы при виде этого изобилия дичи, паштетов и соусов. Невозможность накинуться на них раньше, чем первый кусочек попробует король, терзала хуже клещей палача. Запахи жаренного мяса наполнили залы, перебивая даже ароматическую воду. Я нетерпеливо вздохнула, нацеленная на ближайшую куропатку, чьи поджаренные ножки щеголяли бумажными папильотками.
Король Гримбальд никуда не спешил. Он придирчиво осматривал блюда, пока выбор его не пал, наконец, на серебряную супницу. Большого труда стоило сдержать смех от того, с каким вниманием первые люди королевства провожали ложку, исчезающую во рту венценосного деда. Свершилось! Его величество крошечным кивком одобрил вкус, и замершие гости вновь ожили. Застучали ложки, заскребли вилки и ножи, полились в бокалы шипучие вина.
— Что вам положить, моя леди? — Эдна склонилась над моим ухом. — Я вижу преотличную запечёную ветчину, не слишком жирную.
Видит бог, я была бы согласна и на жирную. Ветчина в компании пряного соуса и зелени наполнила тарелку, хрустящее крылышко куропатки увенчало композицию — и в этот миг я была беспредельно счастлива, как счастлив путник, наконец-то узревший оазис.
— Умерь своё обжорство, — сказал отец, в планы которого моё счастье не входило. Он сделал знак Эдне, подзывая ближе: — Не накладывай ей больше двух ложек блюда.
Этого я стерпеть уже не могла.
— Что с того, если я наемся? Кому от этого будет плохо?
— Мне не нравится твой тон.
— А мне не нравится ходить голодной. — Я стукнула по тарелке сильнее нужного. На лязг повернулся Радвин, беседовавший с престарелой леди Голднайт. — Отец, я не дрессированная собачка, которая слушается команд просто потому, что не умеет иначе. Обосновывайте запреты, если хотите их соблюдения.
На виске у него забилась жилка. Глядя на неё, я чувствовала невольный страх, но он принадлежал Айрис, а не мне. Авторитет отца был для неё незыблемым, как для той самой дрессированной собачки. Она обожествляла его и сносила любую жестокость, в надежде заслужить этим послушанием любовь. Я впервые задумалась, сколь много общего в её отношении к отцу и к сэру Леонару.
Нож воткнулся в бок молочного поросёнка так, будто на его месте представляли мой язык. Однако, голос оставался обманчиво-спокойным:
— Завтра же ты отправишься домой. Я слишком долго откладывал твой брак и теперь пожинаю плоды — товар нужно сбывать до того, как он залежится. Мы с лордом Олбриджем обговорим дату свадьбы, а до неё тебе запрещено покидать имение. Больше никаких визитов, прогулок и посещения города. Тлетворное вольнодумство, что ты подцепила в одном из этих мест, быстро выветрится в уединении.