После транса со мной что-то случилось. Обострилось чутьё, словно всё это время у меня был ещё один орган чувств, который улавливает крошечные изменения в потоках событий. Смутные и неясные предчувствия наполнили воздух, тихо звали на неизвестных языках — так, что не разобрать.
И это сводило с ума.
Мне постоянно казалось, что скоро что-то должно произойти — но что, с кем, почему? Интуиция дёргала мои нервы в разные стороны, как кукловод ниточки марионетки, заставляла метаться в попытках понять. Я перестала носить платья с длинными рукавами, потому что постоянно теребила края и отрывала тесьму.
— Представьте себе человека, полного желания действовать, которого насильно привязали к кровати. Ваша магическая сила сейчас именно в таком незавидном положении, — сказал мессир Вальде, когда я устала сражаться с тревогой в одиночку и пришла к нему пожаловаться.
Стояли ранние сумерки, за окнами стелился бледный голубоватый свет. Солнце заходило на другой стороне, так что от заката видно было только золотистые отсветы на верхушках деревьев. Днём весна уже чувствовалась в воздухе, в потеплевших касаниях солнца, но к вечеру снова оборачивалась чёрной бесснежной зимой. Скоро по всему Регелану взовьются костры, люди соберутся на площадях и ярмарках, чтобы отпраздновать первый весенний день.
Когда я думала об этом, то едва не глохла от предчувствий. Голова шла кругом от нахлынувших образов, ни один из которых нельзя было схватить за хвост и остановить, чтобы разглядеть как следует.
— Оно само не выходит, никого я не связывала! — Я стащила с соседнего дивана круглую подушку и со стоном уткнулась лицом в мягкий бархат. Потом отшвырнула её в сторону и сощурилась: — Вы совсем ничего не можете сделать с этим? Подковырнуть её как-нибудь, не знаю. Надавить.
— Это магия, а не фурункул, — маг едва не закатил глаза.
Я нагрянула в тот момент, когда он принимал каких-то франтовато разодетых джентельменов. Вряд ли дело было первостепенной важности, потому что джентельменов сразу же попросили вон. Но довольными они не выглядели, а сам мессир теперь то и дело отвлекался на содержимое разнокалиберных шкатулок на столе и что-то записывал длинным изогнутым пером.
Скрип действовал мне на нервы.
Мерзкий звук скрежетал, проникая в самые кости, и заставлял их отвратительно вибрировать.
Хр-р-р. Хр-р-р. Пауза. Х-р-р-р. Х-р-р.
Я вскочила, метнулась к столу и схватила мага за руку.
— Ради бога, прервитесь вы хоть на секунду. Я так с ума сойду!
В бархатных гнёздах шкатулок сверкали камни, завораживая бликами на гранях и шлифованных до глянца боках. Крупные, размером с голубиное яйцо, шары из нефрита. Россыпь мелких бриллиантов, похожих на истолчённые в пыль звёзды. Небесно-голубые, кроваво-красные, лимонно-жёлтые камни — глаза разбегались.
— Вы ювелирную лавку обнесли, что ли?..
Маг с каким-то напряжённым лицом отложил перо в сторону.
И вдруг засмеялся.
Натурально захохотал. В голос, как будто копил весь этот смех годами.
Впервые на моей памяти.
Он часто улыбался, иногда фыркал, если мне случалось выдать что-нибудь забавное, но теперь он по-настоящему смеялся. И смех звучал искренне, от души.
Я таращилась на это невероятное явление как на появление второй луны в небе.
Стояла дура-дурой, радовалась непонятно чему и невольно улыбалась сама, потому что смех у Великого и Ужасного оказался на редкость заразительным.
— Да хватит вам, — с притворным ворчанием протянула я и легонько пихнула его ладонью в плечо, — не такая уж хорошая шутка.
Мессир откинулся на спинку высокого стула, переводя дух. Прижал тыльную сторону ладони ко лбу.
— Это да, — совсем не галантно согласился он, — но надо мной не осмеливались подшучивать уже чёрт знает сколько лет.
— Всегда пожалуйста. Хотите, я ещё и карикатуру на вас нарисую? У меня и консультант есть.
Мы поулыбались друг другу, и странное чувство протянувшейся между нами ниточки появилось вновь. Я почувствовала её ещё там, в ритуальной, когда оказалась слишком близко к нему, но теперь она стала такой явной, что уже нельзя было обмануть себя.
Стушевавшись, я отошла от стола — якобы за окном обнаружилось нечто интересное. Взгляд мессира преследовал меня, ощущался самим затылком, чуткой кожей под собранными высоким узлом локонами. Такой пристальный, что это кажется прикосновением. По спине пробежал холодок, захотелось прикрыть шею, ставшую вдруг слишком обнажённой.
— Что предшествовало вашим прежним выбросам силы? — спросил он.
Я услышала движение: отодвинулся стула, маг вышел из-за стола.
Чем ближе он подходил, тем сильнее я нервничала. Сглотнула пересохшим горлом.
— У отца меня попытался схватить гвардеец. А до этого… — Я замялась, потому что раньше не рассказывала об этом в деталях. — Сэр Леонар, чтоб его черти унесли, он… Словом, он тоже пытался меня схватить, только в несколько ином смысле. Лез целоваться, знаете. Вот это вот всё.
— И вы ударили его молнией, — насмешливый голос раздался совсем близко.
— И я ударила его молнией.
В настороженном ожидании я казалась себе охотником, застигнутым врасплох неведомым зверем. Он мне не по силам, и теперь я жду, что же будет — заметит и бросится или ничего не почует и пройдёт мимо?
Только какой охотник хочет привлечь внимание зверя…
Рук невесомо коснулись прохладные пальцы, провели вверх, до самой кромки коротеньких рукавов, заставляя меня дрожать. Всё в моём теле пришло в разлад, дыхание перестало быть чем-то естественным.
Я хватала воздух, как будто бегу со всех ног. Но на деле не смогла бы сойти с места, даже если бы весь мир вдруг начал рушиться.
— Тогда всё ясно, — теперь он звучал у самого уха, почти касаясь его губами, — вы очень не любите, если вас трогают против воли. Так сильно, что готовы испепелить нахала.
Рука, прежде мягкая, с силой схватила меня за плечо и развернула.
Взгляды столкнулись. Я успела осознать ладонь на щеке, настойчивое прикосновение губ — и тут же позабыла, что вообще могу думать.
Поцелуи принца были нежны.
Поцелуй Дариана Вальде выбил почву из-под ног.
Я бы точно упала, не держи он меня так крепко.
Внутри поднимается паника, но она явилась не одна. Удовольствие захлёстывает, заставляет желать большего. Ещё ближе, ещё теснее, срастись в одно целое, что не разорвать. Я хватаюсь за него, беспорядочно, словно тону: плечо, грудь, затылок под шёлковыми волосами. Пряди скользят по моим пальцам, губы скользят по губам — жадные, настойчивые.
Как будто мы оба боимся опоздать.
Его язык находит мой и вырывает приглушённый стон. Дрожь прокатывается с головы до ног. Ладонь на моей спине поднимается к вырезу, касается голой кожи — непривычно тепла. Даже тесно прижатая к большому телу, я всё равно теряю равновесие, потому что колени расплавились от жара, я готова стечь на пол из его рук, под оглушительный стук сердца…
Задыхаясь, я вдруг прихожу в себя. По щелчку, резко, будто меня разбудили.
Нет, это вовсе не сердцебиение. Это кто-то стучит в дверь: деликатно, но давая понять, что дело не терпит отлагательств.
— Ваша светлость, прибыла срочная депеша от эмира Шах-Резама, — доносится из-за дверей. — Посольский выезд покинул Альрахим и движется в сторону границы.
Мы замираем на расстоянии сантиметра, лбы соприкасаются. Такого лица у мессира я никогда не видела: он быстро возвращает самообладание, но в чёрных глазах ещё пламенеет зарево пожара.
— Ни единой молнии, — хмурится и тихо произносит он.
Голос чуть хриплый, и от этого я краснею ещё сильнее. Хочется поскорее сунуть голову в ведро с ледяной водой.
— Вы с ума сошли? — раздосадованно зашипела я, выворачиваясь. — Что ещё за проверки такие?
Вне кольца его рук дышалось свободнее.
А ещё стало так пусто, что хотелось завыть.
Смешанные чувства, что ни говори. Не знаю, что меня напугало больше: сам факт поцелуя или то, как я мигом позабыла обо всё на свете, стоило ему меня коснуться.
Я пожалела, что не имею привычки таскать на себе сорок накидок и шарфов, в которые так удобно было бы сейчас закутаться — и хорошенько всё обдумать. Вместо стройного хода мыслей мельтешит цветная круговерть, в которой отчётливо проступает только одно — лицо Эдельгара. То его выражение растерянности, которое так сильно резануло меня тогда.
Боль сменяется раздражением. Хочется сбросить его, отцепить, как репей от подола.
Я ничего ему не обещала.
Но отказаться от того, чего не случилось, тоже бывает тяжело.