Шёпот ветра (СИ)

Глава 15

Парочка поленьев весело потрескивала в костре, озаряя всё вокруг теплым светом. Сосновая роща молчала, лишь иногда страша присутствующих злобным скрежетом сухих веток, будто напоминая, кто здесь хозяин. И только песня звучала в полную мочь. Она, то ручным тихим зверьком ластилась у ног отдыхающих, то взмывала огромной птицей прямо к звездам. И казалось, что клёкот её слышен и по ту сторону водохранилища.

Ну, по крайней мере, смех уж точно было слышно.

Вот как сейчас: стоило последним строчкам «Лесника» умолкнуть, как поляну захлестнул дружный, задорный хохот. И Лиза тоже не смогла сдержать усмешку.

Как порой удивляет нас жизнь. Еще пару месяцев назад Кузнецова и не мыслила, что свои двадцать лет она встретит вот так: на территории закрытого загородного клуба, в шумной компании людей, с большинством из которых она познакомилась сегодня, и в объятиях парня, сплошь покрытого татуировками. Наверное, прошлая Лиза пришла бы в ужас от подобной перспективы, но нынешняя была в полном восторге от происходящего. Особенно от последнего.

Лиза откинулась спиной Диме на грудь и запрокинула голову, встретившись с ним взглядом. Лицо парня мягким светом озаряло пламя костра, а в темных глазах вспыхивали искры. Лизе тут же отчаянно захотелось поцеловать его, притянуть к себе за шею и заставить искры в глазах сиять лишь для неё, но вместо этого она лишь несмело улыбнулась. Кузнецова редко когда позволяла себе открытую демонстрацию чувств, и этот момент не стал исключением.

Дима, будто зная о её мыслях, криво усмехнулся и крепче переплел их пальцы:

— Тебе хорошо? — его дыханье перышком пощекотало щеку и Лизкина улыбка из застенчивой превратилась в счастливую.

— Очень, — ничуть не соврала девушка, чувствуя себя ребенком, у которого неожиданно сбылись все новогодние желания. И самым ценным из них был, конечно же, Дима.

— Ладно, Пах, завязывай каверить. Давай теперь что-нибудь из нашего, — раздалось громко справа, и Кузнецова невольно посмотрела на говорящего: жилистого, голосистого парня с настоящим безумием на голове. В свете костра его взъерошенные, розовые — розовые! — волосы отливали багрянцем, а резкие черты лица казались хищными. Ник напоминал Лизе дикого экзотичного зверя и красотка, что сидела в его объятиях — про себя Кузнецова обозвала её Инстадива раз, — вряд ли могла приручить его. — А давай «Кудесника»? Сто лет её не играли.

— Этот хлам? Да нам же было по пятнадцать, когда мы её исполняли, — возмутился рыжий паренек. — Детка, попридержи пока свои шаловливые пальчики при себе, окей? — он поерзал на своем каремате и строго посмотрел на Инстадиву два, когда та попыталась коснуться грифа его гитары. Кир, настолько успела заметить Лизка, довольно ревностно относился к своим вещам, чем очень походил на её родную сестру.

Вообще-то, знаменитые музыканты, которые нежданно-негаданно решили составить им компанию, на поверку оказались обычными парнями, что не прочь выпить пива у костра и погорланить песни во всю мочь. А еще они не забывали о Лизе и её празднике, и делали это так естественно, будто были с ней закадычными друзьями.

— Пусть именинница решает, — встрял в спор Паша. Одной рукой он придерживал черную акустическую гитару, а второй вычерчивал невидимые символы у Кати на бедре. Девушка в свою очередь проделывала то же самое с его предплечьем. Со стороны эти действия казались вполне безобидными и даже милыми. Вот только яркий румянец на щеках подруги подсказывал Лизке, что содержание этих тайных посланий было далеко не безобидным.

— Лиз, соглашайся на «Кудесника», — тут же взял её в оборот Ник. — Там самая улётная барабанная партия в мире.

— И Ник с удовольствием тебе её сыграет на своих воображаемых барабанах, — не дав Лизе и рта раскрыть, поспешил съязвить Кир. — Барабанная партия единственная стоящая вещь в этой лаже, Ник.

— Мне показалось или ты только что назвал меня лучшим драммером? — криво усмехнулся музыкант и отбил ритм пальцами на бедре своей девушки.

— А ты теперь отзываешься на словосочетание «стоящая вещь»? Бедный, нелегко, наверное, жить с таким имечком.

— Лиз, лучше выбери, пока они не скатились до взаимного унижения и не испортили нам всем вечер, — посоветовала Катя.

— Какое еще унижение? — снисходительно фыркнул, Кир. — Я и мой лучший друг просто мило беседуем. Скажи, Вещь?

На лице Ника заиграли желваки и Лизка поспешила последовать совету подруги:

— Давайте что-то из новенького, — быстро выпалила она, взглянув на черноволосого музыканта с мольбой.

И Паша не заставил себя ждать. Его пальцы виртуозно пробежались по струнам, и поляну тотчас наполнил теплый тон гитарных аккордов. Музыка, вновь расправила крылья намереваясь взлететь, но её грубо осадили:

— Это не наша песня! — обличительно воскликнул Кир, внимательно наблюдая за фронт-меном.

— Уже наша, — с ухмылкой ответил тот, продолжая тихо наигрывать мелодию.

— И когда ты только успел? — покачал головой Ник и, наклонившись к Лизе с Димой, громким шепотом поделился: — Клянусь, иногда я боюсь этого парня. Какие чертовы демоны водятся в его талантливой башке?

— Уж получше твоих, — бросил ему Краснов и глумливо добавил: — А теперь, дамы и господа, к вашему вниманию песенка одного одержимого. И Китти-Кэт, — он лукаво посмотрел на девушку рядом, — всё как ты любишь: никаких намеков.

Нежный ритм гитары вновь заполнил собой пространство и все присутствующие невольно затаили дыхание, в том числе и Лиза. Музыканты всегда напоминали ей волшебников, сверх людей способных из ничего сотворить настоящее чудо. Ведь, по сути, музыка и была чудом. Что еще в этом мире способно вмиг поднять боевой дух целой армии или растрогать многотысячную толпу до слёз? Почему мы улыбаемся, слушая любимую композицию, или грустим, потому что она напоминает нам о ком-то. Неужели искусство, которое вот так запросто способно управлять нашими эмоциями и воспоминаньями, можно принимать за что-то другое кроме волшебства?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мелодия гитары слилась с проникновенным баритоном певца. И Кузнецова еще раз убедилась в верности собственных суждений: нет, это было самое настоящее волшебство. Без вариантов.

Раздевай меня медленно…

Знаешь, я проиграл всё битвы.

Я мечтал стать Богом. Но, видимо, не преуспел.

И пока шли сражения, вместо стали звенели молитвы,

В них твой голос однажды моё имя пропел.

На очередной строчке Лиза опять прижалась спиной к груди Димы и судорожно вдохнула, ощущая, как музыка смешивается с его запахом. От Димы пахло дымом и июнем. Теплом и свободой. Он и сам был будто свобода, словно темпераментный южный ветер, для которого не существовало границ и правил. Вот как сейчас:

— Потанцуешь со мной, Лисичка? — прозвучало соблазнительным шепотом на ухо, а в следующую секунду парень поднялся с каремата, заставив её неловко пошатнуться.

— Ну, я… — замямлила Лиза, в замешательстве глядя на мужскую ладонь, что в приглашающем жесте тянулась к ней. Всё внутри буквально умоляло её отказаться, вопило о том, что это неправильно и что окружающие, наверняка, посмотрят на них с осуждением. А Лиза и так за свою жизнь вдоволь натерпелась таких вот «взглядов»…

— Клянусь, я не стану специально наступать тебе на ноги. Разве что случайно, — Дима присел перед ней на корточки и с улыбкой посмотрел в глаза. И Лиза сдалась. В последние десять дней она постоянно сдавалась.

Они вышли в центр импровизированного круга, встав чуть поодаль от очага. И Кузнецова опять заробела, то ли от чужого внимания, которое она ощущала всей кожей, то ли от того, что в последний раз она танцевала медленный танец в девятом классе.

С Юрой ей было не до танцев, а кроме Юры у нее никого и не было.

— Вот так, — Дима взял девушку за руки и положил их себе на плечи, а сам приобнял её за талию. — Просто закрой глаза, и доверься мне, Лисичка. — Простая просьба вновь воскресила в Лизе горькие картины прошлого.

«Закрой глаза», — так однажды просил её сделать очередной мамин дружок по бутылке. Это тоже случилось в девятом классе, и Кузнецова тогда закрыла… дверь в свою комнату, надежно подперев ту комодом.

Лиза зло тряхнула волосами и зажмурилась. И что с ней не так? Танцует на берегу реки с самым лучшим парнем, которого ей когда-либо доводилось знать, им поёт сам солист «Меридианов», а она, как дурочка, вспоминает худшие моменты своей жизни. Может, это день рожденья так странно на нее влиял?

Но мрачные мысли, словно найдя прореху в её сознании, всё прибывали и прибывали.

Лиза подумала о матери. Помнит ли та, что двадцать лет назад родила свою вторую дочь? Хотя нет, лучше бы она не помнила. Ей бы только повод напиться. А на Лизу ей плевать. И Лизе, как бы это жутко не звучало, с недавних пор плевать тоже. Вот такая семейная идиллия.

— Хочешь, мы уйдем? — будто сквозь вату послышался обеспокоенный голос. Дима поднял руку и бережно стер пальцами влагу с её щек. Лизка даже не сразу поняла, что это слезы.

Господи, её опять угораздило разрыдаться при нем!

— Нет, — безапелляционно ответила Кузнецова, крепче сжимая плечи парня. — Я хочу танцевать. — Она не позволит ей всё обезобразить. Она теперь не зависит от неё.

— Расскажешь? — осторожно попросил парень. Он не в первый раз задавал подобный вопрос, и надеялся хотя бы сейчас получить ответы. Но Лиза привычно увильнула:

— Извини. Мне не хочется портить такой прекрасный вечер.

— Ладно, — чуть помедлив, протянул Дима и, скрывая досаду, насмешливо добавил: — Ты же не льешь слезы по Дениске?

— Ну что ты, о Дениске у меня только самые светлые воспоминания, — подражая его тону, съехидничала она.

— Ну, это я быстро исправлю, — он крепко прижал её к себе, начав дурашливо раскачивать их пару из стороны в сторону, напоминая этими действиями Лизке неуклюжего медведя из детского стихотворения. А Димино странное бормотание, только подкрепляло её ассоциации.

— Кошмар, что ты творишь?! — громко воскликнула она, позволяя ему вести в этом сумасшедшем танце.

— Перенаправляю ход твоих мыслей.

— Лучше бы ты просто меня поцеловал, — уже откровенно посмеиваясь, посоветовала Кузнецова.

— А что, так можно было? — парень резко остановился, но мир для Лизы по-прежнему продолжал кружиться. Как и блики от костра в Диминых глазах. Или это были отражения звезд?

Внезапно звезды оказались близко-близко, а теплые губы парня прижались к её губам. И Лизу окончательно отпустило. Прошлое умолкло, а будущее зазвучало ярче, как и песня, которая продолжала играть вокруг них:

Раздевай меня медленно…

Знаешь, я проиграл всё битвы.

Я мечтал стать Богом. Но, видимо, не преуспел.

И пока шли сражения, вместо стали звенели молитвы,

В них твой голос однажды моё имя пропел.

Я пошел на тот звук, будто тварь привлеченная светом.

Полубог, не веривший в чудеса.

Ты стояла вдали и пела рассвету,

И рассветы горели в твоих глазах.

Ты была, словно жизнь. Или жизнь стала тобою.

Враг, которого смертным не одолеть.

Полубога возможно сразить лишь любовью:

Раздевай меня медленно, не прекращая петь.

Лиза сидела на кровати и рассеянно расчесывала чуть влажные волосы, вглядываясь в темноту ночи за огромным окном во всю стену. И окно было, пожалуй, единственным, что хоть как-то отдаленно ей напоминало о привычных жилищных условиях. Всё остальное казалось чужеродным, диким и ужасающе роскошным.

Бунгало — вот как назывались аккуратные одноэтажные домики, в которых расселили их разномастную компанию. Раньше Кузнецова видела подобные «хижины» лишь в ленте инстаграм, где «вечно отдыхающие» блогеры щедро делились снимками со своего уикенда на Бали или Мальдивах. Кто бы мог подумать, что и она когда-нибудь будет жить в подобном месте?! С глянцевым светлым паркетом на полах и соломенным куполообразным потолком, увенчанным дубовыми балками, со стенами облицованными бамбуком и пробковым деревом, а еще с самой настоящей каминной и уютной кухней. Однако больше всего — если не брать в расчет шикарную ванную комнату, — Лизке запала в душу терасса. Небольшая, узкая, с плетенной мебелью и потрясающим видом на реку и лес — она так и влекла к себе. Даже сейчас, темной ночью, Кузнецовой хотелось сдвинуть тяжелую оконную створку и ступить босыми ногами на дощатый пол, чтобы спустя секунду оказаться в кресле-качалке, укрыться пледом и загадывать желания на падающие звезды. Лиза настолько прониклась этой идеей, что даже не вскрикнула, когда створка, как по заказу отъехала в сторону, а за ней показалась самая настоящая звезда. Очень наглая звезда, которая, судя по всему, разучилась стучать в дверь. Точнее в окно.

Бунгало со своими стеклянными стенами, которые совершенно не защищали от незваных гостей, вдруг разом утратило свое очарование.

— Еще раз здравствуй, — поздоровался Пашка, растянув губы в безупречной улыбке. Такой же сногсшибательной, как и у Димы. Вообще-то двоюродные братья Красновы были очень похожи между собой: оба высокие, темноволосые, с обаятельными ямочками на щеках и схожим разрезом глаз.

А еще у этих двоих напрочь отсутствовало чувство такта:

— Можно? — музыкант кивком указал на комнату и, не дожидаясь её согласия, быстро сбросил вьетнамки и шагнул внутрь.

— И тебе привет. А Катя в душе, — Лиза ткнула в сторону нужной двери, из-за которой доносился шум воды, и, желая побыстрее спровадить неурочного визитера, многозначительно добавила: — Я ей передам, что ты заходил.

— О! Душ — это то, что нужно! — подозрительно-радостно воскликнул парень и невозмутимо зашагал в направлении ванной комнаты.

— Ты куда? — оторопело спросила Лизка, поражаюсь такой наглости.

— Мстить, — как ни в чем не бывало сообщил Паша, не останавливаясь.

— Мстить?! — еще больше удивилась Кузнецова, окончательно уверившись в том, что все творческие люди немного того. С прибабахом.

— Тссс, — музыкант прижал палец к губам и с опаской посмотрел на дверь, за которой принимала душ его девушка. — Ты ведь знаешь, что мы с Кэти знакомы вечность?

Лиза в ответ кивнула. На ум отчего-то пришли Димины рассказы о том, как он по вине этой парочки частенько попадал во всякие неприглядные ситуации. И что-то ей подсказывало, что и её ждала та же участь.

— Так вот…Как-то раз Кэти вломилась ко мне в ванную, — Пашка на миг прикрыл глаза и горестно вздохнул: — Мне было четырнадцать. И я принимал душ. Голый, — глядя ей прямо в лицо веско добавил он. Лизка тут же покраснела, стараясь изо всех сил не представлять Диминого брата обнаженным и не вспоминать ту неловкую ситуацию в общаге. — Какому парню в четырнадцать понравится, когда над его телом насмехается девчонка?

— А она насмехалась? — сочувственно переспросила Кузнецова, проникшись его невероятно- несчастным взглядом.

— У меня до сих пор комплексы, — уставившись в пол, робко признался он. И Лиза не удержалась от жалостливого вздоха. Она ведь и не подозревала, что этот парень на самом деле такой…

— Вот теперь ты понимаешь, что я просто обязан отомстить, — предвкушающее ухмыльнулся Пашка и, не дав Кузнецовой опомниться, ловко юркнул в ванную комнату.

Щелкнул язычок замка, а следом раздался девичий визг, заставляя Лизку испуганно соскочить с кровати и замереть в нескольких шагах от злополучной двери.

«Катя меня убьет», — закусив губу, отчаянно подумала Лиза, костеря себя за излишнюю чуткость. Но, на её счастье, Сватова сейчас желала смерти кое-кому другому:

— Я тебя убью, Краснов! — гулко прозвучало из-за сворки, и Кузнецова внезапно обнаружила еще один недочет бунгало: никудышная звукоизоляция.

— Ты надеешься меня утопить с помощью ручного душа? — раздалось смешливое в ответ. — Так себе способ, скажу тебе. Вот если бы кипяток…

— Благодарствую за совет!

— Черт, Кэти! Она же ледяная!

— Так тебе, извращенец! — торжествующе воскликнула девушка, а шум воды стал более отчетливым.

— Извращенец? Между прочим, ты сама это начала, Сватова. Я до сих пор не могу забыть тот день, когда ты вломилась ко мне в ванную.

«Так значит, он говорил правду?» — эта новость немного успокоила Лизкину разбушевавшуюся совесть. Но она по-прежнему не смела двинуться с места, готовая в любой момент броситься на выручку подруге.

— Повторяю в сотый раз, Краснов, я не знала что ты там. И вообще, ты так закутался в шторку, что я ничего не успела разглядеть. Так что…ты что, это делаешь?!

«Что он делает?!» — Кузнецова нервно сцепила руки в замок и покачнулась вперед, но тут же восстановила равновесие, напоминая себе, что вламываться в ванную — это крайняя мера.

— Даю тебе возможность все разглядеть. Ну, и если ты не знала, люди обычно принимают душ без одежды. Хотя вижу, что для тебя это не новость. Кстати, милая мочалка. Тебе идет.

— Спасибо! Я польщена, — язвительно ответила Катя, а вода зашумела ещё неистовее.

— Ну всё, держись, Сватова! — отфыркиваясь, грозно воскликнул парень, а Лизка решительно ухватилась за ручку двери и моментально отпустила её, будто ошпарившись, стоило Катиному счастливому смеху заполнить собой пространство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Фу, Паш! У тебя опять руки, словно лёд.

— Ну так согрей меня.

Последняя фраза музыканта прозвучала едва слышно, а потом все споры и вовсе умолкли, оставляя после себя лишь странные, но до боли знакомые звуки. Кузнецова нахмурилась, гадая об их природе, а когда, наконец, догадалась, попятилась от двери.

Сейчас, стоя посреди бунгало (в котором даже щеколду в ванной не удосужились поставить!) Лизка была твердо уверенна лишь в двух вещах: первое — там, за дверью, совершенно точно целовались; второе — ей совершенно точно нужно поскорее убираться отсюда, пока та унизительная сцена, где она застает Катю со своим парнем, не повторилась вновь. Второй такой «конфуз» ей вряд ли удастся пережить без потерь для психического здоровья.

— А где Лиза? — будто почуяв внутреннее стенания подруги, спросила Катя, и Кузнецова замерла у распахнутого окна, через которое намеревалась немедленно сбежать.

— Не знаю. Наверное, к Диме ушла. — В Лизе мгновенно взыграла вредности. Захотелось в отместку, что есть мочи заорать на весь дом: «Никуда я не ушла!». Однако вместо этого она лишь сердито хлопнула раздвижной створкой и как есть — босиком и в пижаме, — понеслась к бунгало напротив.

К Диме.

Наверное, будь Кузнецова не так зла, она бы ни за что не поступила подобным образом, но эмоции очень часто вдохновляют нас на безумные поступки. А вламываться среди ночи в дом к парню, было для Лизки верхом безумия.

Она быстро преодолела вымощенную шероховатым камнем тропинку и поднялась на крыльцо, принявшись неистово колотить в стеклянную дверь.

— Лиза? Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Дима, спустя минуту возникнув на пороге.

— Передай своим заказчикам, что нормальные люди ставят в ванных замки, которые запираются! — возмущенно выпалила она и, протиснувшись мимо парня, прошла в просторную спальню, которая в точности повторяла их с Катей временное жилище.

— Эм-м…хорошо, — немного обескураженно протянул Дима. — И ты пришла сообщить мне об этом сейчас, потому что…

— И эти окна, которые открываются снаружи! — проигнорировав его, продолжала Лизка. — Они что, ничего не слышали о личном пространстве? Как я могу отдыхать, если в мой дом в любую минуту может кто-то вломиться?!

— Ну, вообще-то их можно запереть…

— И еще обязательно скажи им, что эта их гостиница «дебаркадере», — девушка изобразила жестом кавычки, — лишь жалкая пародия. Вот в девятнадцатом веке ещё куда ни шло, да и название полностью отражало суть: плавучая пристань. А здесь? Построили себе одноэтажный барак в ста метрах от берега и наградили пафосным «дебаркадере». Тоже мне маркетологи! Ну что ты смеешься? — она раздраженно ткнула пальцем в обнаженную грудь парня. — Я вообще-то сер… — тут Лиза, наконец, обнаружила один занятный нюанс, который из-за всплеска эмоций не сразу заметила. — А почему ты мокрый? — она невольно сглотнула и уставилась немигающим взглядом на белоснежное полотенце, обернутое вокруг мужских бедер. На блестящие капли, что дорожками стекали по плоскому, рельефному животу и впитывалась в мягкую ткань. На широкую грудь с татуировкой, что изображала фрагмент из знаменитой фрески Микеладжело «Сотворение Адама». И на серебряную сережку в левом соске…

— А, это, — парень оглядел себя, будто только вспомнив о своем внешнем виде. — Просто кое-кто слишком настойчивый выдернул меня прямо из-под душа, — он насмешливо подмигнул ей. — И, для справки, барак — это…

Дима пустился в малопонятные рассуждения на тему бараков и их архитектурных особенностей. Хотя объясняй он ей сейчас, что дважды два — четыре, она бы и этого не поняла. Всё о чем Кузнецова могла теперь думать, сводилось к одной короткой, но весьма ёмкой мысли:

«Пирсинг! У него чертов пирсинг в соске!»

Прошло всего десять дней — подумать только, целых десять дней! — с тех пор как Дима поцеловал её после концерта «Меридианов» и пригласил на свидание. А потом ещё на одно. И ещё…и ещё.

Они встречались практически ежедневно. И Лиза всякий раз открывала для себя Диму с иной стороны. Например, она и представить не могла, что этот парень с внешностью хулиганистого неформала окажется графическим дизайнером, причем, весьма педантичным. Или, что он целых два года учился по обмену в Канаде, где всерьез увлекся хоккеем. Или то, что эскизы к своим татуировкам он рисовал сам.

Дима напоминал ей заковыристую головоломку, как в той сказке о Кощее: а в ларце — заяц, а в зайце — утка, а в утке — яйцо, а в яйце — игла. Только в случае Кузнецовой вместо иголки она обнаружила штангу. Маленькую, серебряную, с двумя гладкими шариками на концах, и, наверняка, прохладную на ощупь. При мысли об этом, кончики пальцев закололо и Лизке тут же захотелось потрогать своеобразное украшение. Но она лишь крепко сцепила руки в замок и чуть нервно спросила:

— Можешь угостить меня чаем? Кажется, мне нужно немного успокоиться, — Кузнецова отвернулась, состроив вид, что её необычайно заинтересовал высокий торшер, стоящий между двумя кроватями, и, сгорая от стыда, сдавленно попросила: — Только… оденься сначала, пожалуйста.

— Чай так чай. Но с тебя подробный рассказ на тему твоей внезапно вспыхнувшей неприязни к бунгало, — хмыкнул у нее за спиной Дима, и Лиза откуда-то точно знала, что он улыбается той самой коварной улыбкой, что и его братец. — Кухня…

— Знаю я, где кухня. Эти дома все одинаковые. Никакой фантазии! — опять вскипела она и, под сдавленные смешки парня, поспешила покинуть спальню.

Пока хозяин домика отсутствовал, Кузнецова успела включить электрочайник и занять высокий табурет у небольшого кухонного островка. Успокоится ей так и не удалось. Чайник громко шумел, стул наверняка был сооружен для пыток, а влажные волосы уже потихоньку начинали завиваться, обещая в перспективе стать полноценным гнездом для какого-нибудь пернатого семейства.

Но и в таком взвинченном состоянии Лизка смогла задействовать свои организаторские способности и составить мысленный план «по выживанию в непредвиденных обстоятельствах». Первым пунктом (пока Дима не зачислил её в ряды истеричек) стояло извинение. Вторым — объяснение (ей натерпелось нажаловаться на Пашку). А третьим, самым сложным, была просьба о ночлеге (о том, чтобы вернуться в собственное жилище и речи не шло). В общем, план был прост и легок в исполнении. По крайней мере, Кузнецова так считала до появления Димы.

Димы, который по какой-то неизвестной причине по-прежнему щеголял полураздетый, разве что полотенце на его бедрах сменилось на черно-красные пляжные шорты.

— Чайник уже закипел? — беззаботно спросил он, принявшись рыться в навесном кухонном шкафу из светлого дерева.

— Угу-м, — промычала что-то нечленораздельное Лизка, наблюдая как литые мышцы его спины перекатываются под гладкой кожей; и как красиво выделяется две ложбинки у основания позвоночника; и как мерцает в приглушенном свете пирсинг на его груди, когда он стоит вот так вполоборота и выжидающе смотрит на нее. Так, будто ждет от нее какого-то ответа.

— Так как? — задал совершенно неинформативный вопрос парень, подтверждая её догадки.

— Ну… — взгляд Лизы лихорадочно заметался по небольшой кухне, будто в мини-баре или за стальной раковиной мог скрываться ответ на Димин вопрос. — Нет, — ткнула она пальцем в небо, считая, что лучше отказаться от чего-то неизвестного, чем слепо подписаться на это.

— Нет? — заломив темную бровь, удивленно переспросил парень. — Не хочешь составить мне компанию?

Лизка немного запаниковала, но всё же нашла в себе смелость на вторую попытку:

— То есть да. Конечно же, да, — уверенно кивнула она, расправив для весомости плечи.

— Отлично, — парень подмигнул ей и принялся раскладывать чайные пакетики по чашкам. — Значит завтра в десять, Лисичка.

— Что в десять? — осторожно спросила она, молясь про себя, чтобы Дима не принял её за идиотку.

— Мы прыгаем с парашютом, — не оборачиваясь, спокойно сообщил он.

— Но… — Лиза замолчала, не зная, что на это ответить и как теперь из этого выкрутиться.

— Вот увидишь, ты запомнишь этот день на всю жизнь, — торжественно провозгласил Дима, разливая кипяток по чашкам.

«Конечно, запомню, — закусив губу от отчаянья, подумала Кузнецова. — Трудно забыть день собственной смерти».

— Да ладно тебе, Лиз, можешь выдыхать, — Дима наклонился и коротко поцеловал её в обнаженное плечо. — Я просто пошутил. Это шутка, — он поставил перед ней парующий напиток и усмехнулся. — На самом деле я спрашивал, сколько сахара тебе класть. Просто ты так на меня смотрела….- он достал из мини-бара пачку печенья и пару шоколадных батончиков, и сложил те на стол. — В общем, извини, я не смог удержаться.

— Да ну тебя! Ничего я… — Лизка хотела возразить насчет «смотрела», но вместо того, чтобы спорить с парнем, решила избрать более изящную тактику: — Просто я задумалась, почему у тебя на спине нет татуировок, — она невинно захлопала ресницами, пытаясь из всех сил не покраснеть и не выдать тем самым себя. — Вот и всё.

— Думаю, вряд ли бы мои родители пришли в восторг, если бы я забил еще и спину, — Дима опустился на табурет рядом с ней, так, что их плечи и колени соприкасались. — Считай, что я решил пощадить чувства близких. Ну, и свое тело.

— А это больно? — стараясь не терять голову от того, что его обнаженная кожа прижимается к её коже, поинтересовалась Лиза.

— Смотря где. Но любая боль забывается. Нужно лишь время, — Дима открыл пачку с печеньем, отчего воздух мгновенно наполнился запахом шоколада, и протянул ей одно.

— Спасибо, — со слабой улыбкой поблагодарила она, захрустев лакомством и размышляя над его словами. Интересно, как быстро забудется вся та боль, что она носит в себе? И забудется ли? Или это работает только с телесными увечьями?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍От безрадостных размышлений её отвлек Дима:

— Кстати, милая пижамка. Тебе идут единороги, — он поправил перекрутившуюся лямку на её плече, задержав руку чуть дольше положенного.

Лиза мгновенно вспыхнула, то ли от прикосновенья его теплых пальцев, то ли от осознания, как именно она сейчас выглядела. Скажем так, растянутая белая майка с принтом тех самых единорогов и свободные бриджи малопонятного цвета — далеко не тот наряд, в котором девушка жаждет показаться перед парнем.

— Кажется, я немного ненавижу твоего брата, — призналась Лизка, вспомнив по чьей вине она так выглядела.

— Наверное, стоит уточнить, что он мне двоюродный, — усмехнулся Дима и поднял ладони в оборонительном жесте. — И вообще, я с лёгкостью могу отречься от него если надо.

— Ты не поверишь, что он учудил, — Лиза отодвинула от себя чашку с недопитым чаем и развернулась к парню всем корпусом. — Он буквально вломился к Кате в душ! И даже меня не постеснялся!

— Так вот к чему были эти гневные речи о замках без замков, — Дима понимающе усмехнулся. — Я-то думал, придется завтра у Мишки книгу жалоб требовать, — назвал он имя директора загородного клуба, прорисовкой сайта которого не так давно занимался. — А на Пашку не обращай внимания, у него на фоне любви немного крышу рвет.

— Трудно не обращать внимания, когда тебя выставляют из твоего же дома.

— Зато сейчас ты здесь. Рядом со мной, — Дима осторожно перехватил её руку и прижал к своей груди.

— Ага, — легко согласилась Лизка, стараясь не пялиться на свою кисть, что белым пятном выделялась на фоне его оливковой кожи. Но даже если держать лицо и не глазеть вниз, то от ощущений было никуда не деться. То, как плавно вздымается его грудь, или как размеренно стучит сердце — мурашки. Тысячи мурашек. Сотни тысяч мурашек. И одно безрассудное желание податься вперед и заставить его почувствовать тот же огонь, что чувствует она.

— О чем ты думаешь? — вкрадчиво спросил он, и Лизе показалось, что сердце под её ладонью забилось чуть быстрее. Или это её собственное колотилось с такой силой, что пульсация отдавалась и на кончиках пальцев?

— О чем я думаю? — Лиза посмотрела в его глаза. У него были удивительные глаза: карие, с тёмной каемкой по краю радужек и такими же тёмными крапинками вокруг зрачков. Правда сейчас, в приглушенном теплом свете софитов, она вряд ли б смогла с такой точностью определить их оттенок. Но ей это и не нужно было, она и так знала цвет его глаз. Так же хорошо, как и помнила звук его голоса, запах тела, или то, как колется щетина на его щеках, когда он забывает побриться.

Лиза знала его наизусть и не знала одновременно. Словно песню на иностранном языке, смысл которой тебе не до конца ясен. Ты лишь догадываешься, что она о любви. Но о какой именно любви? Взаимной и счастливой? Или, наоборот, несчастной? Впрочем, ей наверняка было известно одно: она никогда не забудет эту песню.

И его — никогда не забудет.

— Вначале апреля у меня случился выкидыш… — стоило ей озвучить это смелое признание, как улыбка на губах парня мгновенно сникла.

«Господи, ну какая же я дура! И с чего я решила, что он поймет? Мы в отношениях всего-то десть дней», — поморщившись от собственной глупости, Кузнецова попробовала встать, но Дима её удержал:

— Расскажи, — коротко попросил он, бережно сжимая её руки в своих ладонях.

Интересно, исчезнет ли эта бережливость, когда она вывалит на него всю правду о себе? Захочет ли он строить отношения с такой девушкой? Дочерью алкоголички, бывшей любовницей и охотницей за лучшей жизнью. Это вряд ли. Но и врать ему и умалчивать она тоже не могла. Она хотела, чтобы у них всё было по-настоящему. Чтобы он знал, почему она загрустила, когда он рассказывал ей те смешные семейные байки, или почему она всякий раз каменеет, стоит им зайти чуть дальше поцелуев.

Она желала, чтобы он понимал её, так же как она понимает его.

— Ну-у, это будет долго, — уклончиво ответила Кузнецова, давая ему последний шанс для побега.

— А разве я тебе не говорил, что буквально влюблен в твой голос? — Дима ободряюще улыбнулся и крепко переплел их пальцы.

И Лиза заговорила…

— В общем, если всё будет хорошо, дней через пять у Серёжи начнется кондиционирование, — подытожила свой рассказ о делах племянника Лина.

— А что говорят насчет трансплантации? Уже назначили дату? — я сдвинула солнечные очки на макушку и откинулась на спинку шезлонга, безучастно глядя на блестящую гладь воды.

— Ну, тут всё зависит от того, как отреагирует организм Серёжки на кондиционирование, — со вздохом призналась тетя. — Сама понимаешь, настолько ударные дозы химии… Но я верю в нашего мальчика. Он справится, — бодро добавила она, заставив меня улыбнуться.

— Он обязательно справится, — повторила я, чувствуя, как Лина нуждается в этих словах. — Всё будет хорошо, Лин. Я тоже верю.

В динамике послышался шумный вздох, а следом зазвучал преувеличенно-бойкий тон тети, которым она пользовалась в исключительных случаях. Или же когда просто решала отточить свои материнские навыки на мне.

Сегодня, к моему несчастью, был второй вариант:

— А ты видела, какая замечательная погода на улице? Непременно выйди прогуляться. Твоему организму нужен витамин Д. Кстати, о витаминах, надеюсь, ты там нормально питаешься?

— Ну, в этом замшелом подвале, где меня удерживают, не особо с кормежкой…

— Катя!

— Не поверите, дорогая тетушка, но я уже гуляю. Мы компанией отдыхаем у реки. И кормят тут вполне неплохо, — с ухмылкой отрапортовала я и потянулась, чувствуя, как от жарких лучей по телу растекается ленивая нега. Похоже, моему организму и впрямь не хватало витамина Д.

— Рада слышать. А что за компания, мальчики есть? — с интересом спросила Лина.

— Есть, — честно призналась я, а мой взгляд тотчас устремился к одному конкретному «мальчику».

Он стоял возле высокого металлического столпа, натягивая волейбольную сетку и, шутя, пререкался с Ником. До меня доносился его смех — счастливый и беззаботный, в точности такой же, каким он мне запомнился сегодняшним утром. И ночью. Самой волшебной ночью в моей жизни.

— А что, ты по-прежнему мечтаешь, чтобы я разбила кому-нибудь сердце? — чуть хрипло выдавила я, продолжая беззастенчиво разглядывать Пашу. Солнце играло, в его темных взъерошенных волосах, падало на широкие плечи, согревая вороновы крылья, искрилось на платиновом архангеле и витой цепочке. Я машинально провела пальцами по щеке, вспоминая прохладное прикосновение металла к коже. А перед глазами ярким виденьем вспыхнула картинка, как Паша, посмеиваясь, зажимал свой кулон в зубах, потому что тот то и дело мельтешил у меня перед лицом, когда он был сверху…

— Ау! Кать, ты там? — обеспокоенный голос Лины, заставил меня опомниться и покраснеть.

— А…ага. Прости, меня немного отвлекли, — сказала чистую правду. Краснов действительно отвлекал меня. Очень отвлекал. Я в последний раз взглянула на парня, ощущая, как от одного его вида меня пробирает до самых кончиков пальцев, и со вздохом запрокинула голову, принявшись с преувеличенным любопытством изучать простенькую конструкцию белоснежного пляжного зонта. — Напомни, пожалуйста, о чем ты там говорила?

— Похоже, мальчики там и вправду симпатичные, — хмыкнула в ответ Лина и уже серьезно добавила: — А говорила я о том, дорогая племянница, как рада, что ты наконец-то вспомнила о себе и отдыхаешь. Ты молодец, Катёнок.

— Должна признать это самая странная похвала в моей жизни.

— Уверяю тебя, с моей стороны это выглядит не менее странно. Но отдых и хорошее питание нужно всем и тебе в первую очередь.

— Да-да я поняла. Кстати, а как у Сережка с аппетитом? Ему же надо набираться сил перед тра… — я едва не сказала «трансплантацией», да так и застыла, почувствовав на своих лодыжках прохладное прикосновение чужих рук. Вернее родных. Паша занял краешек шезлонга, разместив мои ноги у себя на коленях, и с легкой улыбкой посмотрел на меня.

И я запаниковала.

В ушах вместо тётиных слов раздался шум собственной крови, а в голове лихорадочно завертелись мысли: «Он же ничего не поймет, верно? Нет-нет-нет. Я ведь даже не успела ничего такого произнести. А если он догадается?»- я гулко сглотнула, ощущая, как страх тугими обручами сжимает горло, но все-таки открыла рот и сказала:

— Ладно, Лин. Мне уже пора, — каким-то чудом слова прозвучали вполне беззаботно. — Сержику привет и поцелуй от меня, — я дождалась, когда тетя попрощается, и немедленно заблокировала телефон, сжав тот до боли в руке. Мое сердце тоже будто сжали: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я с опаской посмотрела в Пашины глаза — серые, как пасмурное утро, но на фоне угольно-черных ресниц и загорелой кожи, они казались необычайно яркими и пронзительными.

«Может, стоит рискнуть и признаться ему?»

— Это была Лина? — не дав мне толком обдумать последнюю мысль, тут же спросил Паша. — Как они там с Серым поживают?

— Более или менее, — почти не соврала я, и пока парень не успел ничего спросить, пошла в атаку сама: — А почему ты не играешь? Или Ник с Киром, слишком серьезные соперники для тебя? — я кивком указала на немногочисленную компанию парней, околачивающуюся возле сетки, и изобразила беспечную улыбку, хотя внутри меня раздирало от противоречий.

Казалось, вот он идеальный момент, чтобы сознаться ему. Рассказать. О себе, о Сереже, о Лине. И так уже затянула дальше некуда. Хуже того — я всей душой чувствовала, что каждое мое лживое слово или поступок, даже фальшивая усмешка на губах, только усугубляли ситуацию. Делали яму, которую я выкопала себе собственноручно, глубже. Однако — я оглядела высокую сосновую рощу, белоснежный пляж и спокойную водную гладь реки, — пару часов ведь роли не сыграют, верно?

— Ник и Кир, и слово «серьёзно» в одном предложении? — Паша насмешливо заломил черную бровь, продолжая вычерчивать подушечками пальцев на моей голени невидимые символы. — Да ты им льстишь. А насчет твоих мыслей по поводу моего проигрыша… — парень вдруг резко подался вперёд, оседлав мои бедра, и начал неистово щекотать меня.

В ленивой тишине жаркого, летнего дня мой истеричный хохот звучал несколько неуместно. Да и хохотать в сложившейся ситуации для меня было неуместно. Но я смеялась. От всего сердца. От всей души. И от огромной благодарности к этому ужасному человеку, который опять заставлял меня улыбаться и вспоминать, что помимо прошлого с его ошибками у меня ещё есть «здесь и сейчас».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Есть он.

— Краснов, прекрати немедленно! Ты же знаешь, что я терпеть не могу щекотку! — на силу выдавила я, изворачиваясь на узком шезлонге, словно уж на сковородке. — Ну, пожалуйста-а… — в надежде протянула и это, как ни странно, сработало.

Паша замер, по-прежнему сжимая мои ноги бедрами, задумчиво посмотрел на меня сверху вниз, и внезапно выдал:

— Я ворую тебя по крупицам, а хочу обладать без остатка. Мне с тобою до сладкого горько. Мне с тобою до горького сладко…Как тебе? Годится? — он наклонился и легонько подул на мои губы.

— Красиво. А что дальше? — робко спросила я. Холод кулона опять обжигал кожу. А в мыслях по новой завертелись воспоминания о нашей близости.

Поцелуи. Стоны. Слова.

Неужели всё это было на самом деле?

Неужели мы были на самом деле?

— Красиво? — музыкант выпрямился и одарил меня скептическим взглядом, который, к слову, здорово усмирял пыл. — Я уже говорил, что из тебя никудышный критик, Сватова? Хотя, — он поправил лямку на моей шее и многозначительно усмехнулся, — у тебя зрачки расширились. И щеки такие же красные, как твой купальник. Значит, ты в восторге?

— Я в бешенстве, — спокойно сообщила я и едко спросила: — Так достаточно критично?

— Вредина, — Паша нежно чмокнул меня в губы и зашептал на ухо: — Я теряю тебя по секундам. Схватки с временем — мои войны. Поцелуи твои — это чудо. Поцелуи твои — моё …

Окончание фразы я так и не услышала. Раздался хлопок, будто рядом упало что-то тяжелое, а в лицо полетели колючие брызги песка.

— Блин! Что это было? — пока Паша отряхивался, я недоуменно оглянулась и обнаружила неподалеку волейбольный мяч. Они что, специально ним в нас запустили?

— Эй вы, парочка неразлучников, или идите играть, или проваливайте в свой номер! — словно в ответ на мои мысли раздалось голосом Ника.

— Всё, он попал, — Краснов довольно резво соскочил с шезлонга и, подхватив мяч, протянул мне руку: — Ну что, сделаем этих неудачников, Китти-Кэт?

— И заставим их рыдать, — я сжала ладонь парня. И мы, под раздраженное пыхтение Ника, который сравнивал нас, то с улитками, то с черепахами, неспешно зашагали в сторону волейбольной сетки.

— Кстати, — вспомнила я, встретившись на мгновение взглядом с Кузнецовой. Подруга стояла около Димы и вместе со всеми ждала, когда мы вернем мяч в игру. — Почему это Лиза смотрит на тебя так, будто ты сжег её любимое платье?

— Без понятия, — пожал плечами Пашка и лукаво улыбнулся.

Я ворую тебя по крупицам,

А хочу обладать без остатка.

Мне с тобою до сладкого горько.

Мне с тобою до горького сладко.

Я теряю тебя по секундам.

Схватки с временем — мои войны.

Поцелуи твои — это чудо.

Поцелуи твои — моё горе.

Мне тебя собирать по осколкам,

Мы разбиты судьбой и друг другом.

Ты целуешь: "Любовь — это горько? "

Я целую: "Любовь — это чудо".