9.

Ехать во главе стада оказалось чертовски приятней, чем плестись в хвосте. И теперь Дрю чувствовал себя превосходно. Как выяснилось, он почти отвык дышать свежим воздухом. Его пегому это тоже явно пришлось по душе — он ускорил шаг, поднял голову и изрядно взбодрился.

Дэмиена Кингсли, однако, и свежий воздух не радовал. Он ехал, как обычно, посередине, его брат Терри был правым ведущим. Дрю — левым. Сказать, что Дэмиену не нравилась такая перестановка, значило бы недооценить его чувства. Он, впрочем, не пытался оспорить приказ дяди, и Дрю втайне вздохнул с облегчением. Когда утром стадо покинуло стоянку у Красной реки, Керби отсутствовал уже полтора дня, однако никто особенно этому не удивлялся: хозяин сказал, что его не будет несколько дней. Теперь, когда Техас остался позади, опасностей перегона лишь прибавилось, и всякий хорошо понимал, как важно двигаться стремительно и заранее присмотреть места для стоянок.

Дрю бросил взгляд на бескрайнее синее небо. Ни облачка. Только огромный красный шар солнца немилосердно жжет пересохшую землю. Да, день сегодня будет жаркий.

На мгновение он проникся жалостью к Габриэль: каково-то ей в мешковатой, наглухо застегнутой одежде! — а затем напомнил себе, что предлагал ей выход: помощь Бена Мастерса и деньги на билет до Денвера.

Она, между прочим, отказалась. Без малейшего раздумья.

Не потому ли, что Бен Мастерс — бывший шериф, а девчонка не в ладах с законом? Этот вопрос неотступно преследовал Дрю — а с ним и еще один, не менее беспокойный. Не должен ли он все-таки сказать Керби, что его жалкий и неумелый подавала на самом деле женщина? Теперь Дрю казнил себя за то, что смолчал… Однако чувство вины грызло бы его еще сильнее, если бы он нарушил свое обещание и этим навредил Габриэль.

А он вовсе не желал ей никаких неприятностей. Наоборот — ему хотелось защитить девушку, хотя это желание было для Дрю ново и необычно. Когда он за завтраком поискал Габриэль взглядом и не нашел, сердце у него сжалось, а потом глухо, беспокойно застучало. И забилось еще сильнее, когда Джед объяснил, что парень отправился покататься на Билли.

Черт побери, почему он не может не думать о ней? Почему его мысли постоянно возвращаются к этой девчонке и тайне, которая с ней связана?

Лошадь фыркнула и тонко заржала. Дрю вернулся к реальности, гадая, что напугало пегого. Ожидая увидеть отбившуюся корову, он вместо этого разглядел черную точку, которая двигалась к стаду с северо-востока. Из-за расстояния трудно было разглядеть, что это такое, но постепенно Дрю различил, что это не одна точка, а две. Точнее — две лошади с пустыми седлами.

Как раз в тот миг, когда Дрю это разглядел, Дэмиен подал коня налево и поскакал быстрее. Он тоже увидел лошадей. Дрю пустил пегого в галоп, за Дэмиеном. Приблизившись, он узнал любимых коней Керби — рыжего и гнедого с серыми подпалинами.

Дрю подскакал к ним через несколько минут после Дэмиена, как раз когда тот провел рукой по седлу, а затем по крупу рыжего, взглянул на ладонь и показал ее Дрю.

— Засохшая кровь, — отрывисто сказал он. — Задние ноги жеребца оцарапаны пулей, но кровь на седле не его.

Дрю пристально глядел на ладонь Дэмиена.

— Опять засада?

— Похоже на то, — отрезал Дэмиен.

Дрю помолчал, давая Дэмиену время самому принять решение, потом все же выпалил, хотя и ждал, что собеседник сейчас взорвется:

— Я поеду на поиски.

Дэмиен, как ни странно, не взорвался, а только спросил:

— Ты когда-нибудь шел по следу?

— Нечасто, — после краткого колебания сознался Дрю.

Дэмиен помялся.

— Дядя Керби говорил, что ты здорово стреляешь.

Это был скорее вопрос, чем утверждение.

— Да, неплохо, — просто ответил Дрю.

Дэмиен вынул из кармана карту и внимательно ее рассмотрел, а потом взглянул на Дрю.

— Я остановлю стадо около речки, в миле впереди. Возьми Терри и еще двух человек. Коротышка и Долговязый самые лучшие следопыты. Когда мы встанем лагерем, я пошлю тебе еще двоих на подмогу.

Дрю кивнул, удивленный покладистостью Дэмиена… и глубокой болью, отразившейся в его глазах.

А потом пришпорил лошадь и поскакал к Терри.

— Вернулись кони Керби, — кратко пояснил он. — Похоже, случилась беда. Дэмиен хочет, чтобы мы с тобой, с Коротышкой и Долговязым отправились на поиски.

Без лишних вопросов Терри развернул коня вправо и поехал разыскивать Коротышку, который оказался огромным верзилой, и Долговязого — самого низкорослого из погонщиков.

Дрю за это время доехал до коновязи, пересел на свежую лошадь и присоединился к остальным.

— Кони Керби пришли с северо-востока, — сказал он, придержав коня, чтобы ехать с ними рядом. Не промолвив больше не единого слова, они опередили стадо и выехали на просторы прерий.* * * К удивлению Габриэль, подъехавшей к хозяйственному фургону, перегон в этот день закончился почему-то рано. Теперь ей не требовалось указаний, чем заниматься. Она проворно спешилась и принялась снимать упряжь с мулов, все еще гадая, почему так рано закончился трудовой день.

Мимо нее к главному фургону, где находился Джед, проскакал Дэмиен. У фургона он придержал лошадь, сообщая, очевидно, какую-то новость, затем развернулся и снова поскакал к стаду.

Габриэль отвязала Сэмми и отвела теленка к матери. Малыш тотчас жадно припал к вымени, а Габриэль поспешила к Джеду.

Он уже открыл ящик с припасами и посудой. Через минуту вспыхнет огонь и закипит кофе.

— Почему мы так рано стали?

Джед в упор глянул на нее. Его блеклые старческие глаза слезились, руки тряслись и губы шевелились, словно повар хотел что-то сказать и не смог.

— Джед?

— Хозяин… — Старик помолчал, и затем через силу выдавил:

— Его лошади вернулись одни.

Габриэль вопросительно глядела на Джеда, все еще ничего не понимая.

— Терри, Скотти и еще пара ребят отправились на поиски.

Габриэль нахмурилась, по-прежнему озадаченная. Наконец старый повар с отчаянием выдохнул:

— Седло все в крови.

Габриэль с трудом проглотила комок в горле.

— Дэмиен хочет знать, кто за эти два дня отлучался из лагеря.

Девушка покраснела, правда, под гримом это было не слишком заметно. И вдруг похолодела от ужаса!

— Он же не думает, что кто-нибудь… из наших?..

Пошатываясь на затекших от долгой езды ногах, она пошла в хозяйственный фургон за растопкой и сухим коровьим навозом. Затем механически развела костер. Мысли ее лихорадочно метались, словно перепуганные мыши. Что же могло случиться с Керби Кингсли?

Как только стадо устроили на стоянке, еще два-три ковбоя, возбужденно переговариваясь, выехали из лагеря на поиски. Одни считали, что виноваты индейцы, другие — что это дело рук бандитов, третьи все валили на диких зверей. Наверное, Кингсли был ранен, пытался забраться в седло, но упал, оставив кровавый след. Все, однако, начисто отвергли саму мысль о том, что напавший — кто-то из погонщиков, хотя Дэмиен и задавал на сей счет весьма недвусмысленные вопросы.

Когда он начал расспрашивать Габриэль, сердце девушки ушло в пятки, но отвечала она прямо и откровенно. Да, накануне ездил верхом. Нет, по дороге никого не видел. И не так уж далеко он отъехал от стада, просто хотел побыть один. Дэмиен не усмотрел в таком желании ничего странного и, похоже, поверил в искренность паренька. И все же беспокойство не покидало Габриэль. Интересно, что бы сделал Дэмиен, если бы узнал, что у Гэйба Льюиса есть причины желать его дяде зла?

А еще ей было страшно за Дрю. Что, если в прерии на них нападут индейцы?

День клонился к вечеру, и Габриэль тревожилась все сильнее. Погонщики молчали — ни розыгрышей, ни побасенок и легкомысленной болтовни. Они приходили, ели и опять уезжали на свои посты, заменяя тех, кто отправился на поиски.

Наступил вечер. Габриэль была вне себя от волнения, да и другие ковбои не находили себе места. Джед сыпал проклятьями, а если ему приходилось нагнуться — выпрямлялся с душераздирающими стонами. Габриэль предложила свою помощь, но старик набросился на нее с ругательствами.

Махнув рукой, она отправилась к Билли и стала чистить его скребницей. Надо было чем-то заняться, иначе недолго и с ума сойти. Да, она стремилась к справедливому возмездию — но чтобы все было по закону. И сейчас вдруг поймала себя на мысли, что будет очень рада, если Кингсли найдется!

Только бы ничего не случилось с Камероном…* * * Долговязый был отменным следопытом, Дрю отметил этот его талант, наблюдая, как быстро и уверенно погонщик продвигается вперед, лишь иногда наклоняясь с седла и рассматривая следы.

Дрю слышал, что Долговязый наполовину индеец, но его серо-голубые глаза опровергали, казалось, этот слух, и никто не смел докапываться до истины: нрав у Долговязого был бешеный, и он хорошо владел ножом. Он также великолепно управлялся с лошадьми и читал следы с той же легкостью, как другие читают раскрытую книгу.

Они были в дороге не больше трех часов, когда Дрю приметил, что в небе кружат стервятники. Он громко крикнул и пустил коня в галоп, остальные поспешили за ним.

Стервятники все еще кружили, и это вселяло надежду: шотландец уже знал, что опускаются они только к мертвой добыче. Он пришпорил коня и опрометью подскакал к телу, которое распростерлось на утоптанной земле.

Спрыгнув с коня еще на скаку, он пробежал пару шагов — и упал на колени перед недвижимым Керби Кингсли. Друга ранили дважды: одна пуля ударила в бок навылет, другая чиркнула по виску.

Дрю поспешно отыскал пульс и вздохнул с облегчением — толчки были слабые и прерывистые, но все же Керби был жив. Пока.

Шотландец выругался. Почти три месяца, с той самой засады, на жизнь Керби никто не покушался. Терри и Коротышка спешились, подошли, пристально вглядываясь в каменистую землю.

— Он жив, — сказал Дрю, — но жизнь еле теплится. Тот, кто стрелял, решил, что убил его.

— Должно быть, индейцы, — отозвался Терри.

— Разве только они подковали своих лошадей, — хмыкнул Коротышка, глядя на землю. — Здесь три разных отпечатка подков.

— Сукин сын! — выругался Терри. — Дядя Керби взял двух коней. Стало быть, убийца действовал в одиночку, ведь индейцы не подковывают лошадей.

— И потом, бандиты либо индейцы увели бы лошадей Кингсли, — подтвердил Коротышка.

Дрю молчал. Замолчали и другие. Картина прояснялась. Тот, кто стрелял в Керби, хотел именно убить его.

— Как он, Скотта? — спросил наконец Коротышка.

— Голова задета, но крови вытекло немного. Вторая пуля прошла навылет, и он потерял чертовски много крови. Лучше бы поскорее доставить его к Джеду.

Терри Кингсли выпрямился.

— Я положу его к себе на лошадь.

Дрю кивнул.

— Только я вначале попробую его напоить. Он уже давно лежит без сознания.

Коротышка подал ему флягу, и Дрю уронил несколько капель на пересохшие губы Кингсли. Раненый не шелохнулся.

Коротышка и Дрю бережно уложили тело Керби на спину лошади Терри. До лагеря почти десять миль — а это долгий путь.* * * Когда Габриэль увидела трех всадников, сердце ее подпрыгнуло от облегчения — и в то же время страха. Дрю был жив и явно невредим, он высоко и прямо, как обычно, держался в седле… но перед Терри, поперек лошади, лежал человек, и она вскоре разглядела, что это Керби Кингсли.

Всадники прямиком направились к главному фургону. Коротышка соскочил на землю и бросил поводья Габриэль:

— Эй, Шкет, позаботься о моей лошади.

Джед подоспел мгновенно, как только Дрю и Коротышка сняли Кингсли с лошади Терри. Габриэль шагнула было ближе, но остановилась как вкопанная, глянув на шотландца. Дрю ответил настороженным, испытующе-злым взглядом. Габриэль внутренне содрогнулась.

Затем подскакал Дэмиен, и шотландец обернулся к нему. Подошли другие и окружили кольцом место, где лежал Кингсли.

Дэмиен спешился и опустился на колени рядом с Джедом. Все молчали, пока повар тщательно осматривал раны.

Наконец Джед посмотрел на Габриэль:

— Принеси воды и мой ящик.

Этот ящик был особой драгоценностью для Джеда — там повар держал лекарства, домашние снадобья и бутылочку виски. Кинув поводья Коротышкиной лошади другому погонщику, девушка бросилась исполнять приказание.

Когда Габриэль принесла ящик, Дрю снова впился в нее пристальным взглядом. Повар сыпал ругательствами, тряс Керби, пытаясь привести его в чувство. Попытки остались безуспешными, но Джед упрямо старался влить в горло раненому хоть глоток воды либо виски. Наконец Керби судорожно глотнул, и лицо повара просветлело.

— Что с ним случилось? — спросил он Дрю, хотя рядом стоял Терри Кингсли.

— Напали из засады, — тихо ответил шотландец. — Долговязый еще там, ищет, куда ведут следы.

— Индейцы? — спросил кто-то из погонщиков. Дрю покачал головой:

— Нет, охотились за Кингсли. Даже не увели его лошадей.

— Но почему? — не отставал погонщик.

— Да, почему? — эхом отозвался Дэмиен Кингсли.

Габриэль тоже хотелось бы это знать. И прежде всего — имела ли эта засада отношение к смерти ее отца? Что это, совпадение? Или засады — обычное дело?

Она посмотрела на раненого, и ее охватили противоречивые чувства. Габриэль была уверена, что этот человек виноват в смерти отца. Это подтвердил, умирая, и сам отец. Но если так — кто же, кроме нее самой, мог стрелять в Керби Кингсли?

Ей бы надо ненавидеть его, но сейчас, глядя на бледное лицо неподвижного, распростертого на земле человека, девушка испытывала лишь горькую, непонятную печаль. И тайком огляделась, мечтая обратиться в бегство.

— Вскипяти воды, — приказал Джед, когда девушка уже попятилась.

Борясь с непрошеными слезами, Габриэль налила воды в котелок, поставила его на огонь и, вернувшись, смотрела, как повар промывает раны. При каждом прикосновении к ним она хмурилась и вздрагивала.

Кингсли! Отец прошептал это имя перед смертью. Почему не ее имя, не имя матери? Значит, он хотел сказать дочери что-то жизненно важное? И прозвучало это имя как обвинение, разве не так?

Габриэль снова посмотрела на раненого. Этот человек всегда распекал ее: даже в приступе великодушия он казался холодным и грубым. Он бросил искалеченного погонщика в глухом городишке без гроша, не соизволил даже вспомнить о нем. Нет, она презирает этого человека!

Габриэль отвернулась. В это время один из погонщиков спросил, как обстоят дела у Кингсли, и Джед процедил сквозь зубы:

— А это зависит не от нас.

Что он этим хочет сказать — что все зависит от бога? Стало быть, если Кингсли умрет, она никогда не узнает, почему убили ее отца? И… будет ли она сама в безопасности?

Повар между тем все хлопотал над раненым, а Габриэль снова перехватила цепкий взгляд шотландца. Он был с непокрытой головой, лицо стало бронзовым от загара, прядь каштановых волос привольно падала на лоб. Крепко стиснув зубы, он в упор глядел на Габриэль… и во взгляде этом не было ни искорки смеха, добродушной иронии. Сердце девушки гулко застучало. Она ощутила себя мотыльком, которого прикололи к доске булавкой.

Наконец Дрю отвел глаза от Габриэль: надо было перенести Кингсли на одеяла, постеленные прямо у костра.

Растерянная, почти забытая и ненужная, Габриэль глядела, как он склонился над Кингсли. Во взгляде Дрю светилась откровенная тревога. А еще — ярость.

Нет, он никогда не поверит, что Кингсли виновен в смерти ее отца! Так же, как не поверил ей шериф из Сан-Антонио. Дрю не поверит ее словам, если она не сможет неопровержимо доказать свою правоту.

А она ничего не сумеет доказать, если Кингсли умрет.

И Габриэль стала молиться за человека, который, по ее мнению, был повинен в смерти ее отца или же заплатил за его убийство.* * * Керби Кингсли ни за что бы не потерпел никаких задержек, и все погонщики, в том числе и Дрю, знали это очень хорошо. Сроки перегона находились под угрозой срыва. Дороже всех продаются стада, которые достигают Абилдены первыми. Почти двадцать владельцев ранчо доверили свой скот Кингсли, и их выгода — или разорение — зависели от него.

Керби, однако, не приходил в сознание, и Джед настаивал, что его нельзя трогать с места. Нельзя было также оставить его под опекой одного-двух человек, а большей охраны уделить было нельзя — стадо тоже нужно было охранять от индейцев или бандитов. Наконец повар объявил, что они смогут двинуться послезавтра. И Дэмиен согласился с его предложением.

Вечереющий день перешел в сумерки, затем в ночь, наступило утро — а костер все горел, и погонщики сидели без сна вокруг, уходя, лишь когда наступала их очередь идти в дозор.

Дрю собирался поспать часа два перед тем, как настанет его черед, но задержался, потому что вернулся Долговязый. Следопыт мало что мог рассказать. Он нашел только один лошадиный след — тот довел до ручья и там исчез. Стрелявший в Керби был еще где-то рядом.

Или же — здесь. Эта мысль неотступно грызла Дрю. Может ли быть так, что три недели назад кто-то решил следовать за ними с намерением дождаться удобного случая и застрелить Керби, когда он будет один? А может быть, стрелявший — один из тех, кто участвует в перегоне?

Эта мысль мешала Дрю заснуть, когда он растянулся на одеяле, решив хоть немного отдохнуть. Перед его мысленным взором стояло лицо Габриэль, когда она увидела Терри, везущего на крупе лошади раненого Керби. Лицо выражало самые противоречивые чувства, но ни растерянности, ни облегчения Дрю среди них не заметил.

Он вспомнил, что вчера Габриэль ездила одна прогуляться. Он никогда не видел у нее ружья, но это не значит, что она безоружна или не могла прихватить из хозяйственного фургона чужое ружье.

Дрю не нравилось такое направление мыслей, но он ничего не мог с собой поделать. Сердце говорило, что Габриэль не виновна, но рассудок и природная подозрительность твердили ему, что в таком поступке нет ничего невозможного. Почему девчонка лгала? Может ли она быть с кем-нибудь в сговоре? Почему ей было так необходимо отправиться на перегон? Пуще всего мучила Дрю одна мысль: неужели он совершил ошибку, не рассказав Керби правду о Гэйбе Льюисе?

Те же вопросы не давали ему покоя и во время короткого беспокойного сна — и во сне же Дрю Камерон решил, что еще раз как следует поговорит с ней. На этот раз он заставит Габриэль рассказать ему все без утайки.* * * Габриэль провела по лицу Керби холодной влажной тряпкой и снова опустила ее в миску с водой. Она уговорила Джеда немного отдохнуть, обещая немедленно его позвать, если Кингсли подаст какие-нибудь признаки жизни. Если это вообще когда-нибудь случится…

Она внимательно вглядывалась в лихорадочно пылающее лицо Керби, прислушивалась к его неровному дыханию и думала, как странно, что именно она сидит вот так рядом и ухаживает за ним. И еще одно странно: именно она искренне желает, чтобы человек, убивший ее отца, выжил. Габриэль уверяла себя, что таким образом она сможет услышать какие-то важные слова, проливающие свет на прошлое. И ей почти хотелось, чтобы Керби Кингсли подтвердил свою причастность к убийству ее отца.

Правда, дело было не только в этом.

Непростительная слабость? Да, наверное, ведь отец почти изобличил Кингсли как своего убийцу.

Ночь прошла спокойно. Некоторые погонщики так и остались у костра. Они спали или просто лежали на одеялах вокруг огня. Время от времени кто-нибудь вставал и подходил спросить, как дела у хозяина. Кингсли, надо признать, завоевал у своих рабочих необыкновенное уважение.

И все же, оглядывая мужчин в лагере и вспоминая тех, кто уехал сторожить стада, Габриэль все думала, что, возможно, кто-то из них хотел убить Керби. Она слышала, какие вопросы задавал всем Дэмиен, и понимала, что он тоже не отвергает такую возможность.

Такое трудно даже вообразить. Габриэль успела уже хорошо узнать погонщиков. Они по-доброму относились и друг к другу, и к Кингсли. Казалось, им ничего не нужно, кроме щедрой платы да сытной еды, а их мечты ограничивались гульбой в очередном городишке, выпивкой и возней со шлюхами.

Только Дрю Камерон отличался от всех. И племянники Кингсли, которые, очевидно, получат немалое наследство, если Кингсли умрет. Они унаследуют большое ранчо, деньги и власть. Однако Терри казался Габриэль слишком безобидным, неспособным задумать и осуществить коварный план. У него и мозгов бы не хватило ни на что сложнее игры в покер. А вот Дэмиен… да, тут совсем другое дело. Дэмиен достаточно умен и явно пребывает в большом раздражении. Все же его тревога за Кингсли казалась совершенно искренней, он очень беспокоился за жизнь дяди… и Габриэль в конечном счете не могла поверить, что Дэмиен способен на убийство.

Она подбросила пару драгоценных щепок в огонь и стала смотреть, как тени пляшут на лице Кингсли. Это было суровое лицо. Он почти никогда не улыбался. Строгий хозяин, утверждали все погонщики, суровый, но справедливый. Да им большего и не требовалось.

Габриэль вздрогнула, невольно поежилась под своей чересчур жаркой и грязной одеждой. Мимо проехал, возвращаясь из дозора, шотландец. На нем не было шляпы, и каштановые волосы свободно падали на лоб. Вот он спешился и направился прямо к ней, и Габриэль невольно отметила про себя легкую грацию его движений. То, как он держится в седле, походка, речь — все говорит о благородстве, силе, уверенности в себе.

— Как он? — спросил Дрю, наклонившись над Кингсли.

Габриэль метнула на него быстрый взгляд.

— Все так же.

Вид у шотландца был совершенно измученный, и ей ужасно захотелось разгладить усталые морщинки возле глаз. Ее обуревало безумное желание предстать перед ним не Гэйбом Льюисом, а Мэрис Габриэль Паркер, блистательной актрисой, — и увидеть в его глазах такое же восхищение, какое она частенько замечала в глазах зрителей. Только бы не было в этом взгляде сомнений и подозрений…

Следующий вопрос разбил ее иллюзии вдребезги:

— И Джед оставил тебя одну с ним?

Был ли задуман этот вопрос как обвинение или нет — но он поразил девушку в самое сердце. Глаза Дрю, всегда такие золотистые, смотрели теперь жестко, почти враждебно.

— Он устал, — ответила Габриэль, — и, кажется, прихворнул.

Взгляд шотландца пронзал ее, как стрела.

— Для тебя это все упрощает?

— Что именно? — ответила она с вызовом. Он все так же пристально смотрел на Габриэль.

— Если Джед прихворнул, ему некогда замечать некоторые странности своего… помощника.

Говорил Камерон ровно, без всякого выражения, и все-таки чувствовалась в его голосе какая-то подспудная жестокость.

Добродушный, обычно чуть-чуть насмешливый шотландец предстал сейчас перед Габриэль совсем с другой стороны. Исчезли доброта и сердечность… да полно — был ли он когда-нибудь таким, каким ей казался? Быть может, это всего лишь маска, за которой скрывается совсем другой человек? И какой он — этот человек?

— Нет, — просто и кратко отвечала она.

— Что — «нет»?

— Мне это ничего не упрощает.

— Я видел, какое у тебя было лицо, когда мы привезли… мистера Кингсли, — настойчиво продолжал он.

— Ну и что? — быстро отозвалась она, не зная, что именно выражало тогда ее лицо. Ею тогда владели такие противоречивые чувства, что Габриэль сама терялась в догадках — что же она, в конце концов, чувствует на самом деле?

— Ты не очень-то удивилась.

— Неужели?

— И ты уехала из лагеря в то самое утро, когда в него стреляли.

Девушка сдержанно кивнула.

— Куда ты ездила?

— Прогуляться.

— К северу?

— Да.

— Ты ничего не заметила?

— Нет.

Габриэль чудилось, что шотландец видит ее насквозь, сдирая с нее покровы притворства, смятения, лжи.

«Я тоже хочу, чтоб он выжил! — едва не крикнула она. — Я хочу знать, что случилось двадцать пять лет назад! Хочу знать, не он ли убил моего отца, и если так — то почему? И если это был Кингсли, я хочу, чтобы он расплатился за убийство! Но если он умрет сейчас, я никогда не узнаю правды. И никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Поэтому он не может умереть. Умереть вот так…»

Но Габриэль промолчала.

Дрю Камерон был другом Кингсли. Он ни за что ей не поверит — так же, как не поверил шериф в Сан-Антонио.

Несколько долгих минут Габриэль стояла, не шелохнувшись, под властным безжалостным взглядом Дрю Камерона. И вдруг напряженную паузу нарушил тихий стон.

Схватив влажную тряпку, она отжала воду и снова отерла горячий лоб Кингсли, успев при этом бросить быстрый взгляд на шотландца. Дрю смотрел на нее так, словно ожидая, что она сейчас воткнет нож в сердце его друга. И девушка сделала вид, что целиком поглощена раненым.

Кингсли шевельнулся и что-то пробормотал. Нагнувшись, девушка почти прижалась ухом к его губам. Слова были бессвязны, но кое-что она расслышала очень ясно.

— Жаль… как жаль… — и затем:

— Убийца…

Загрузка...