— Так все-таки невеста? — робко спросила я, теперь уже совершенно сбитая с толку.
— Да, — сказал он просто и выпустил меня из своих объятий, отчего мне сразу стало ужасно одиноко, — хотя тебе об этом знать не следовало, до определенного момента. Но, похоже, шило в мешке не утаить.
Я была благодарна ему, что он не отпустил меня и держал за руку. В этот момент, чувствуя его мощную широкую ладонь, мягко сжимающую мою руку, я ощущала себя совершенно защищенной, и даже холод не беспокоил меня благодаря моему огоньку.
Невеста. Я крутила это слово про себя так и эдак, и все не могла поверить,
— Но как это возможно? — спросила я прямо, — я же просто девчонка, купленная вами на рынке, и с чего бы вдруг вы захотели сделать меня своей невестой?
— Первое испытание уже подтвердило мои догадки, Милли. Просто девчонкой тебя не назовешь, как бы тебе этого ни хотелось.
— Каким образом? — спросила я, кутаясь в шубу, — вы про тот голос?
Повелитель посмотрел на меня испытующе, как будто пытался прикинуть, понимаю ли я на самом деле, о чем говорю. А быть может, он знал нечто большее обо мне?
Мог ли он знать, что изначально я не из этого мира?
— Я не знаю, что ты слышала, и это только твое дело, я не вправе спрашивать тебя о том, какое место для тебя назначил голос, или что он дал тебе. То, что ты жива. Уже чудо.
— Значит, я могла умереть в тот вечер?
Крастен посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я невольно залюбовалась его суровым профилем, выточенным словно бы из самого крепкого льда, когда мы неспешно шли, не говоря ни слова.
— Ведь у вас же были другие невесты? — с замирающим сердцем задала я вопрос, который давно меня терзал.
Я чувствовала, как ледяной ветер задувает мне под воротник, заставляя меня дрожать всем телом.
Или то был не ветер, а мой страх?
К моей досаде, мы уже почти поравнялись с Сэльмой и повелитель не стал ничего отвечать.
Тут я вспомнила о голосе, который слышала с утра. Мне во что бы то ни стало нужно было быть завтра на рассвете в дубовой роще. Но как я туда попаду, если с меня не сводят глаз?
Просить повелителя выпускать меня одну на улицу, наверняка сейчас не лучшая идея. Договориться же с Сэльмой не выйдет. Она хоть и хорошо относится ко мне, похоже, но ради меня нарушать прямые приказы Крастена не станет:
Повелитель посмотрел на солнце и прищурился улыбаясь. По его очерченному рассветным желтым солнцем лицу было видно, что он чему-то крайне рад, как ‘будто сегодня исполнилась его давнишняя мечта:
— Приведи ко мне, пожалуйста, Милли завтра примерно в это же время. И будь добра, найди ей какое-нибудь занятие, она умирает со скуки, а сказать тебе стесняется. И не держите вы ее в четырех стенах, — сказал он, отпуская мою руку.
Напоследок он осторожно сжал мои пальцы, и не говоря больше ни слова, широкими шагами двинулся обратно к своей скульптуре.
Сэльма смотрела на него как-то странно, словно бы не одобряя его действия. Как будто спрашивала себя — «И чем он вообще занят?»
Однако она ни слова не сказала и молча повела меня обратной дорогой к белой крепости.
— Скажите, Сэльма, а мы не могли бы обойти окрестности, если у вас есть время?
Я бы хотела увидеть все, что здесь есть, — скромно попросила я.
На самом деле меня интересовала только одна конкретная вещь, которая должна была тут быть — это мельница. Отсюда ее не было видно, и я хотела хотя бы выведать ее примерное местоположение, чтобы сразу найти направление, в котором двигаться, если завтра утром мне удастся каким-то чудом улизнуть из-под присмотра.
Сэльма пожала плечами.
— А это неплохая идея. Хотя ты конечно зря мне не сказала, что скучаешь. Не стоит такими мелочами беспокоить повелителя, у него и без того много разных хлопот.
Я наклонилась, чтобы Сэльма не видела моего лица. Мне было одновременно и стыдно почему-то, и радостно, но по совершенно определенной причине:
В обратный путь мы направились по другой дороге. Сэльма показывала мне дома, где живет большая часть народу, обслуживающего крепость повелителя.
— Триединый император пожаловал эти земли нашему повелителю за исключительно хорошую службу, тогда он еще жил в столице. Будучи лучшим выпускником военной академии, он дослужился до капитана личной гвардии императора, — говорила Сэльма, и тон ее был похож на тон экскурсовода.
— Неужели он видел самого триединого императора? — я была ошеломлена этим известием.
— Не просто видел, — многозначительно проговорила Сэльма, — поговаривают, что однажды он спас его жизнь, жертвуя собой, не задумавшись ни на секунду, и едва не погиб в тот день.
— Но ведь императора нельзя убить, — сказала я недоверчиво, — он же бессмертен.
Сэльма пожала плечами.
— Я рассказываю то, что известно мне, а уж верить, или нет, твое дело.
Мне показалось, что Сэльма на меня обиделась. Не стоило мне встревать со своими комментариями.
Теперь она замолчала и только звук шагов по хрустящему снегу и наше дыхание нарушали тишину этого зимнего утра.
Наконец, когда мы обошли все жилые дома, вдалеке я увидела мельницу.
Огромное каменное здание возвышалось, как древний каменный великан, наполовину закопанный в землю, сверху присыпанный снегом как сахарной пудрой.
Здесь текла неширокая река, приводящая в движение большое мельничное колесо.
— Можно подойти поближе? — спросила я Сэльму, — с восторгом глядя на это внушительное сооружение.
Она молча кивнула, и по расчищенным дорожкам повела меня к площадке на набережной, с которой открывался удивительно красивый зимний вид на реку и старую мельницу. Отсюда можно было видеть, как крутится деревянное колесо.
Вдали виднелась та самая дубовая роща. Ее ни с чем нельзя было спутать. Именно здесь мне нужно оказаться завтра утром. Осталось только понять, как это сделать.
— Как красиво, — сказала я, любуясь открывающимся видом и радуясь лучам теплого утреннего солнца.
— Ты бы видела, насколько красиво тут бывает летом, когда дубовая роща покрывается листвой, и вон тот луг переливается всеми оттенками зеленого, а небо здесь синее-синее, прямо как глаза повелителя, — мечтательно улыбаясь говорила Сэльма, — или как твои глаза.
— Хотела бы я увидеть, — сказала я.
Я заприметила людей, суетящихся у входа в здание, они передавали друг другу мешки и грузили их на сани, запряженные лошадьми. Высокий худой человек покрикивал на них, явно поторапливая, но что именно он кричит разобрать было нельзя, слишком уж далеко было отсюда до них.
Человек помахал нам рукой, увидав нас издали, и Сольма помахала ему в ответ.
— Мельник - хороший человек, они с Гарретом лучшие друзья, нужно будет познакомить тебя с ним.
При упоминании имя Гаррета я невольно резко повернулась и улыбка на моем лице растаяла. Мне все еще было памятно то утреннее вторжение этого наглого человека в мою комнату. Я осознала, что мне почему-то очень не хотелось знакомиться с мельником.
— Ты чего, Милли? — пытливо обратилась ко мне Сэльма, явно заметив мое замешательство.
— А? Что? Нет, все в порядке, просто кое что вспомнила, из старой жизни, — с удивлением для самой себя соврала я, — был у нас один мельник, его звали мучитель. Там, где я жила раньше, еще до моей приемной матушки, у нас не было реки, и зерно мололи на бычьей тяге. Он был невероятно жесток к животным.
Я слушала себя и удивлялась, как легко мне удается придумывать небылицы, лишь бы не вызвать подозрения у Сэльмы.
Огонек внутри снова начал разгораться, разогревая меня и одновременно подстегивая мою фантазию. Я до такой степени увлеклась, выдумывая историю о жестоком мельнике, что сама, в конце концов, в нее искренне поверила.
— Однажды, когда я была еще совсем маленькой, мы с другими детьми залезли на мельницу, потому что нам было страсть как любопытно, что там происходит внутри, а нас не пускали. И мы увидели, как он хлещет одного из быков, уже лежащего на земле и истекающего кровью. Поэтому мы и назвали его мучителем. Он очень злился, когда его так называют. И частенько бегал за нами с хлыстом, когда мы его дразнили. Но эта кличка так навсегда и прилипла к нему.
— Наш мельник совсем не такой, — в конце концов, серьезно сказала Сэльма, —пойдем, я познакомлю вас прямо сейчас. Это милейший мужчина, он тебе понравится.
Я очень сомневалась, что мне понравится человек, у кого в друзьях этот отвратительный Гаррет Чего мне точно не хотелось, так это знакомиться с его друзьями.
Уж лучше бы я держала язык за зубами и не выдумывала никаких небылиц.
Говорила же мне матушка, что ложь всегда приводит только к плохим последствиям. И чего это на меня нашло?
Я сама не знала.
Огонек, он как будто разрешил мне сделать это. И не просто разрешил, а помог.
Пока мы спускались по лестнице вниз, к старой мельнице, я ругала себя всеми словами за болтливость и глупости, которые я наговорила.
Откуда я только взяла эту историю? Неизвестно.
Мельник сразу увидел, как мы спускаемся, и дожидался нас у входа в свою мельницу. Это был очень худой южанин с тонкими, сухими чертами лица.
Сани, груженые мешками уже уехали, и он стоял у входа один, с ухмылкой поглядывая на нас.
Здесь было слышно, как мерно крутится колесо, приводимое в движение бурным потоком реки.
— Ты Сэльма или Клара, уж простите, я вас, девушки, все время путаю, — сказал Мельник, обнажая серые зубы в не слишком приятной улыбке.
Я заставила себя не составлять о человеке мнение слишком поспешно. В конце концов, то, что он дружит с Гарретом, еще ни о чем не говорит. Повелитель, в конце концов, тоже разговаривал с ним вполне по-дружески, и это не вынуждало меня, плохо думать о Крастене.
— Сэльма, — с улыбкой сказала Сэльма, — я привела Милли познакомиться с тобой.
— Здравствуйте, сказала я, изо всех сил стараясь выдавить приветливую улыбку.
— А я о вас наслышан, — сказал мельник, — очень рад знакомству. Гаррет все уши мне о вас прожужжал, говорил, вы чудо как хороши, и очень подходите повелителю.
Сэльма неодобрительно глянула на мельника, так, словно он сболтнул лишнего, и этот взгляд от меня не укрылся. Он оборвал себя на полуслове, и вытерев руку о фартук, спустился по лестнице к нам.
— У меня сегодня была тяжелая смена, так что простите, дамы, никак не могу пригласить вас на чай, вечером еще нужно поменять жернова. Но, в любое другое время, я жду вас с удовольствием. Мой дом - ваш дом, — сказал он, указывая рукой на небольшой домик, который был пристроен к мельнице.
Он снова улыбнулся своей пугающей улыбкой и протянул мне руку с тонкими пальцами, ногти на которых были черного цвета.
Как странно.
— О, тебя смущают мои ногти, — улыбнулся он, заметив, куда упал мой взгляд, —это просто краска. Мои родители хотели сделать из меня лекаря, и готовили к академии, но я обманул их ожидания, предпочтя жизнь на природе и честный труд, заточению в пыльных библиотеках. А это, просто обычай, так уж у нас в Саджане заведено.
Он посмотрел на свои ноги и закончил задумчиво
— Но напоминание о тех днях осталось навсегда.
Я неуверенно протянула руку, чтобы не показаться невежливой, и он пожал ее. Его прикосновение было теплым но каким-то... пронизывающим, что ли.
От этого прикосновения огонек вспыхнул с неистовой силой, буквально вынуждая меня удирать не медля ни секунды. Сердце мое колотилось, а дыхание перехватило. Мне стоило огромных усилий не рвануть тут же прочь.
Сэльма же стояла, как ни в чем не бывало и смотрела на этого странного саджанца с таким умилением, словно он был ее любимым внуком.
— Нужно делать то, что велит сердце, — сказала Сэльма с улыбкой, — я всегда говорила это нашему повелителю.
Мельник кивал, улыбаясь одними губами, и задумчиво смотрел на меня.