Скальпель для шейха (СИ)

32

Второй месяц пошёл, как мы вернулись после поездки. До конца учебного года остаётся всего ничего.

— Ты изменилась после той поездки, — заявляет Катя не в первый раз.

Женя соглашается с ней, кивая головой. Я же мысленно соглашаюсь с обеими. Всё, что произошло, повлияло. И они обе обижаются за то, что я так ничего и не рассказала. Отделалась общими фразами, типа "поездка не удалась". Отношения с Галибом закончились. Алекс загремел в больницу. Про Марса ни слова.

Я уехала с водителем, вызванным им. Сам он улетел с Алексом и бригадой скорой помощи. А вот Галиб...

Он остался в бане. Что с ним сделала семья? Этот вопрос я задавала себе день за днём, пока Полина не рассказала, что он дома. Досадовала, мол, к нему не пускают. Галиб не появился на занятиях. Полина сказала, что семья оформила на него в деканате академический отпуск. Я не могу на неё смотреть без убийственного презрения. Перед глазами стоят фотоснимки. Мне и жалко её, и нет.

Конец года выдался тяжёлым. Сил буквально хватало только на диплом и сон. Даже на занятиях я сидела в полудрёме.

— Знаешь, — как-то выдала Полина. — Мне кажется, ты округлилась.

Обычная колкость. Она всегда заявляет, что я выгляжу толстой, неуклюжей, в древнем худи. Но вот тут пришла в голову мысль, типичнейшая, пугающая и такая понятная.

Тест на беременность.

Один тест.

Крошечная полоска бумажки...

Ни один договор в мире не выглядит таким мизерным, как этот. Договор с жизнью! Манифест. Да что знают миллионеры, делающие рискованные и азартные миллиардные ставки в казино? Да ничего они не знают! Вообще ничего.

Я сижу на лекции и слушаю подруг, не слушаю преподавателя, думаю только об этом. Я не была беременной, и слава богу. В аудиторию входит декан нашей кафедры. По студенческой группе проходит волна пробуждения.

— Всем добрый день, — сообщает невысокий жилистый мужчина с седыми кучерявыми волосами.

За ним следом входит Марс. Оба в деловых костюмах, предельно важные. От их вида сердце уходит в желудок. Он пробегается глазами по рядам, пока не находит меня.

Ловит взгляд.

Боже, хочу провалиться, исчезнуть, раствориться, но вместо этого едва дышу. Жар окутывает плечи и щеки, словно коварный змей. Кружится голова.

— Позвольте представить, — чирикает декан. — Большая честь. Наш куратор и благодетель Марс Блицкриг. У меня для всех новость. Он выбрал по заявленным темам двоих из вас для стажировки в компании в Арабских Эмиратах. Итак...

Дышать нечем. Марс смотрит прямо в глаза. И я знаю, кого он выбрал.

В голове грохочет: "Нет! Нет-нет. Только не я. Скажи, что тебе всё равно! Всё кончено."

— Добрый день. Я выбрал Катю Стрельцову и Веру Баргузинскую, — произносит он с дьявольской улыбкой, не сводя припечатывающего взгляда.

Женька обиженно надувает губы. Полина едва не плачет от зависти. Я в ауте. Катюха тоже.

— Поздравляю, — хлопает в ладоши декан.

Инициативу подхватывает аудитория. Мы слышим спасительный звонок в честь окончания лекции. В следующие минуты поток людей выходит через узкие двери. Я одна из последних. Надеюсь пройти мимо декана, преподавателя и Марса незаметно.

— Верочка, — окликает декан.

Вот же черт! В замирании сгораю от негодования.

— Подойди сюда.

— Я спешу, — оборачиваюсь я, пятясь задом.

— Ничего.

На секунду прикрываю глаза.

— Вот, — сообщает декан. — Очень многообещающий молодой специалист.

— Найдите вторую девушку, — велит Марс, и декан с преподавателем, слушаясь, идут выполнять приказ.

Я поворачиваюсь к нему, как кролик перед удавом. Сердце бьется шальным ритмом. Кажется, я не видела его вечность, и тело знает, как он привлекателен. Оно соскучилось, я волнуюсь от желания уйти. Мы с ним явно не договоримся. Я остановилась перед ним, и в его темных глазах читается нечто стальное, сокрушительная твердость в решениях. Это не облегчает задачу уйти и отделаться от него. Ведь что было, то прошло. Зачем нам снова видеться, зачем общаться? На его губах медленно проявляется улыбка.

— Ты не рада меня видеть? — произносит он. — Покувыркались и забыли?

Мои глаза сощуриваются от нехорошего намека и подозрения:

— Я похожа на шлюху?

Он подавляет смех, но улыбка остается приклеенной к губам. Взглядом он скользит по фигуре, задерживаясь на нужных ему местах.

— Я лишил тебя девственности, — сдержанно произносит он. — И хотел бы знать, что значит для тебя наша связь?

Не могу игнорировать жадный сексуальный блеск в его глазах. То, как он смотрит. На мгновение отвлекаюсь от избыточных чувств, рассматривая его словно со стороны. Он чертовски красив. В черном костюме и белой рубашке он выглядит как крутой бизнесмен. Каким и является. Богатым, успешным и независимым. И этот великолепный мужчина не скрывает, что жаждет меня. Ждет ответа.

— Я... — пытаюсь подобрать нужные слова, но они не идут из меня. — Нет. Ничего не значит. И...

Мне хочется сказать ему, что я больше не хочу Галиба и не люблю. Но признаться себе и ему, что связь для меня была не важной, у меня нет смелости и сил. Я не готова сказать ему об этом. Я вижу, как леденеет выражение на мужественном лице, и как оно становится колючим и отчужденным.

— Очень мило, — цедит он, больше не улыбаясь. — Ну, хотя бы честно.

Сердце в груди пропускает удар. Да, вовсе не честно. Совсем нет!

— То, что случилось с нами, ничем, кроме как случайностью, не назовешь, — я отвечаю с холодной вежливостью, понимая, что часть меня вопит об обратном. Вопит внутренним протестом.

— То есть ты еще испытываешь чувства к Галибу? — он и удивлен, и озадачен. Я же считала, что его нужно отправить в тюрьму.

— А вы со своей семейкой дожидаетесь, пока его попытки убить кого-нибудь не завершатся успехом?

— Что ты знаешь о тюрьмах, девочка?

— Что они лучше, чем миллиардный особняк с парой сотен слуг и банковским счетом, — отвечаю дерзко, сама в шоке от сказанного. Что я несу?

Марс шумно и громко вздыхает и смотрит на меня, как на нерадивое дитя.

— Поверь мне, его накажут, и мало не покажется, — отзывается с такой суровостью, что по спине ползет озноб.

— Как? — не представляю, что это может быть.

— Будет сидеть дома на лечении, пока не станет овощем. Психопатии его случая не лечатся.

С тяжело бьющимся сердцем и с нарастающим страхом я посмотрела ему потрясенно в глаза. На твердом лице Марса отразилась злость. В какой-то момент я решила, что он будет милостив к Галибу, но как же я ошиблась. Нет. Он не собирался его жалеть. Полиция не нужна семье, ровно как и огласка. Они сами его убьют по-тихому.

— Отправьте его в лечебницу. Он хотя бы с кем-нибудь будет общаться. Это не так жестоко, — сама не понимая, что делаю, умоляюще положила ему на грудь ладонь, упрашиваю. — Он больной. Не виноват. Он же не ведал, что творил. Даже если это не лечится, пусть живет. Прошу, не убивай его!

Марс опустил взгляд на мою руку, лежащую на его груди. Я ощущаю, как сердце бьется даже сквозь слои ткани, как он возбуждается от одного моего прикосновения. Его выражение глаз приводит в замешательство, потому что он не просто желает. Он горит. Мне живо представилось то, что происходило между нами, когда я по собственной воле, изнемогая от страсти, отдавалась ему.

Мои глаза, полные изумления и мольбы, прикованы к нему.

— Прошу, — тихо прошептала я, не понимая, почему он молчит. — Галиб не заслужил смерти, даже если сам преступник. Что нужно сделать, чтобы ты смилостивился? Скажи, чего ты хочешь, я сделаю.

— Всё?

Я не заметила, лихорадочно кивая, как он смотрит на меня странно, сердито, сжав зубы, фактически в гневе.

— Всё! Я буду лучшей студенткой. Я отработаю практику и всем буду давать рекомендации на твою компанию. Я напишу лучшую дипломную работу.

— Нет, — перебил он.

Я хлопаю глазами, не понимая, как заставить его прийти к согласию, как заставить передумать.

— Нет? А что тогда? Что тебе нужно?

Он смотрит плотоядно, очень резко.

— Ты.

Я отпрянула от него, в то время как он продолжил бесстрастным голосом:

— Понимаю, любовь зла. Но я хочу тебя видеть в своей постели, в своем доме. Добровольно.

Не могу поверить. Облегчение от сознания, что он ставит условия и согласен смилостивиться над Галибом, перекрывается внутренней волной возмущения.

— Любовницей? — спрашиваю несколько ошарашенно.

Это цена за жизнь? Я не думала, что он окажется так жесток. Или суров?

— Да. Ты любишь чудовище, готовая из-за него на всё. Ты готова заключить со мной сделку?

Я смотрю в пол и ничего не отвечаю. Он ничего не знает. Считает, что я люблю Галиба, но все равно хочет сделать меня своей. Разве это не плохо?

— Но я не люблю тебя, — произношу медленно, прижимая руку к животу.

— Мне это и не нужно. Достаточно, что я могу купить всё, что пожелаю. Если мой племянник для тебя так дорог, цена невысока.

Поднимаю на него взбешенные и гневные глаза. Меня еще никто так не унижал. Даже Галиб. Кажется, что у мужчины нет в душе ничего благородного, ни совести, ни чести. Лишь сердце торгаша.

— Я вещь? — спрашиваю, ощущая ярость.

— Согласна?

Я молчала. Готова ли я продать себя за жизнь, будущее?

— Нет, — произношу тихо, а затем смотрю на человека, который покупает людей. — И больше не приближайся ко мне. Никогда. Я не продаюсь.

Кровь приливает к лицу, от желудка и до колен разливается слабость, мне хочется плакать только при одном лишь воспоминании о тех жарких объятиях, поцелуях и ласках, что были между нами.

Он смотрит пристально, практически убивая. Неохотно отступает, пропуская вперед:

— Ты ничего от меня не скрываешь? Я сделаю, как ты просишь, но при условии, — произносит он мне в спину.

— Каком? — на секунду замираю и не двигаюсь.

— Ты уедешь. Исчезнешь навсегда. Растворись на просторах необъятной родины. Она у тебя большая! Тогда я сдержу обещание и помещу его в клинику. Ты обещаешь?

Я колебалась бесконечно долго, понимая, что выбора нет, а потом осознала, что согласно киваю.

— Обещаю, — отзываюсь, кладя одну руку на живот, а вторую на ручку двери.

— Хорошо. Сделка заключена.

Выхожу из аудитории и просто двигаюсь. Иду вперед.

Он никогда не узнает, что я чувствую к нему. Некому будет рассказать, потому что это мой и его выбор.

И мне хочется рыдать.