Дом на пальме имел три спальни и две ванные. Предоставленный в пользование работодателем, оказался большой постройкой. Внутри кухни скрывался садик с барбекю и столом на четыре персоны. Опасения Андрея не подтвердились, его счастью не было предела.
— Что ты от меня хочешь? — спрашивала я его в ответ на претензии к моей невероятной занятости. — Свободного времени нет совсем.
И в самом деле, все магазины и закупки лежали на нём. Полина помогала разобраться в обилии выбора и незнакомых товаров. Она жила на той же пальме, что и мы.
Бывший враг, узнав о нашем переезде, сменила гнев на милость. Решили: кто старое помянет, тому глаз вон. Так что она показывала город, знакомила с русскоговорящими людьми, советовала компании по подбору персонала. И всё снова потекло по старому руслу. Мы вернулись в прежнее состояние стабильного треугольника.
Что не могло не бесить.
— Я никогда не смогу жить, как Полина, хотя бы потому, что работаю.
— Не упрекай меня, — Андрей неизменно обижался. — Я давно нашёл бы работу, если бы были друзья. Но тут говорят на тарабарщине. Не английский, а сплошной диссонанс в нос из хрюкающих междометий. У всей нации поголовно гайморит и в придачу кол в заднице.
Я рассмеялась, полагая, что привыкание требует времени. Мы ходили на языковые курсы, но учёба давалась с трудом. Жизнь в чужой стране походила для Андрея на сказку, и работать он не спешил. Скорее всего, надеялся увести Полину домой. Такие каникулы на содержании сроком на шесть месяцев. Что ж, я после этого получу развод и всё, наконец, закончится.
— Уверена, она тоже не видится с мужем. Он всё время в командировках либо на операциях, — рассуждала я, поспешно собираясь на работу и отдирая от подошвы носка очередной кусочек бумаги, демонстративно и возмущённо показывая его мужу: «Это что?»
— Она же справляется как-то.
От нечего делать Андрей вспомнил о детском хобби — мастерил оригами и прочую ерунду из бумаги. Выходили неплохие многослойные открытки. Из-за этого по дому валялись маленькие обрезки, ножницы, круглые держатели без лезвий, а иногда и с ними, в зависимости от того, где он располагался со своим самовосстанавливающимся ковриком для резки. Тихо закипая, я выкидывала клочок в мусор, считая, что лучше бы он нашёл работу по специальности.
— Предлагаешь записаться на фитнес и начать ходить в спа? Ой, дорогая, — гримасничал он, повысив голос до писклявого, изображая, как накладывает макияж. — Я не знаю, что сегодня надеть и куда засунуть член — в попку или куда-нибудь повыше. Боюсь попасть впросак. Так что ли?
— Ты сам хотел, помнишь? — я засмеялась, обуваясь, но уже над другим. Над тем, как часто правда лежит на поверхности фраз. — Я почти готова. Выходим?
Сегодня впервые за много месяцев мы шли не на работу и по делам. Медицинский центр существовал десять лет, и руководство приняло решение отметить дату открытия большим приёмом для сотрудников.
Арендовали часть территории развлекательного центра с детским бассейном и пляжем. Организовали несколько концертных площадок с зонами фуд-корта, где желающие наслаждались едой и музыкой.
— У них наверняка потом будет вечеринка для своих, — досадовал Андрей, наблюдая, как я смотрюсь в зеркало в кружевном летнем платье с лифом на бретельках.
— Что скажешь?
— Для твоего цвета кожи нормально, — ответил он почти равнодушно.
— Верно, загореть некогда.
— Ты к тому, что мне есть когда?
Я отвернулась, в последнее время он раздражался, сетовал на невозможность найти работу, моё постоянное отсутствие дома и усталость. Впервые за много недель мы вышли вместе куда-то, и мне было всё равно, чем он там мучается. Я сто лет не отдыхала, как нормальные люди.
А мысли так или иначе кружили вокруг Блицкрига. Память в мельчайших подробностях рисовала ту единственную встречу во время собеседования. Мы больше не встречались. Глядя на красный кружевной комплект, теперь я улыбалась, ощущая смущение от собственного идиотизма и сладость от желания. «Широкие стандарты»… Хотелось бы узнать подробнее о стандартах Марса Блицкрига, но он держал слово.
Расплющенную самоуверенность пришлось отскребать от плинтуса жалости к себе не один день. И я не жалела о той встрече. Да и с первого дня работы некогда было.
Но мне хотелось встретить его вновь, увидеть, как он посмотрит. Но не было уверенности, что он будет вообще на этом празднике жизни. А будет ли? Все-таки праздник для персонала, хотя обычно на них бывает начальство.
Частный центр занимал огромное десятиэтажное здание, по размерам не уступавшее офисным центрам. В нем оперировали все, что только можно оперировать.
С первого дня меня определили в команду доктора Мэдокса Мэдса, отвечающего за кардиотрансплантации. И при первой же ассистенции в операции этот бог хирургии доказал, что я не имею понятия, с какой стороны держаться за скальпель. Я переживала, дрожала, дома заливалась слезами, потому что он жестоко критиковал в своих откровениях и не стеснялся в выражениях.
После операции он вышел за дверь операционного зала и начал трясти меня за плечи, вопя на весь этаж:
— Ты думаешь, знаешь что-то о хирургии? Считаешь, тебя взяли за хорошие результаты?! Так вот, ничего ты не знаешь! Не знаю, чему вас там учат в Сибири, но…
— На Дальнем Востоке...
— МОЛЧАТЬ! — он резко отпустил, и я ткнулась спиной в стену. — Я бы тебя даже к медведю не подпустил!
Может, я и плохая жена, но твердо знаю, что хороший хирург. Может быть, не лучший в мире, но хороший.
Я проводила все время на операциях, как бы ни уставала, как бы рано или поздно те ни начинались. А затем ночью пошагово разбирала каждую, мысленно воспроизводя в голове, пока не валилась с ног и не засыпала, где придется. Утром в той же одежде шла на работу.
До кровати добиралась редко и не меньше десятка раз спала на полу дома, в прихожей. Не было сил дойти до спальни. Андрей доносил меня спящую до дивана, раздевал и клал рядом мобильный, предварительно включив будильник на следующий день.
До шести утра, за полчаса до прихода Мэддокса (или Мэдокса, если так правильно), вся команда вместе с интернами угорело носилась по этажам, собирая со стен над койками пациентов данные о состоянии и жизненных показателях. Если медперсонал забывал что-либо заполнить, гнев обрушивался на всех.
Он требовал военного подчинения. Неотвеченный звонок равнялся побегу и немедленной ликвидации. Чудо, как я до сих пор держалась в этой нервной нездоровой обстановке. Несколько раз меня буквально выручали коллеги, вмешиваясь в требования убрать «эту русскую неумеху» и возвращая в команду.
Если кто-то смел высказать мнение, он вопил рваным басом, насколько хватало воздуха в легких: «Жизненные показания! Я не спрашивал о ваших думалках, мать вашу!». Но все это можно простить, ведь в операционной он творил чудеса.
Через пять месяцев он начал со мной общаться. Иногда выслушивал мысли по поводу операции, зачастую обрывая воплем: «Дальше!». Он слушал, но, к сожалению, в отделение трансплантологии не допускал. Не доверял. И причиной были вовсе не навыки.
Доступ на этаж трансплантологии был закрыт для всего персонала. Его имели с три десятка человек на всю клинику. Я знала, рано или поздно я войду в сакральный список. И буду оперировать президентов, звезд и миллионеров. Самой себе хотелось доказать, что могу! Но пока я не понравлюсь Мэдсу, пока тот не начнет доверять и полагаться на мои навыки, этого не произойдет.
И не хотелось обсуждать плачевные отношения с начальством, и на все вопросы я лгала: «Нормально». Мало кто в курсе, насколько тяжел характер у Мэдса, но те, кто знал, помалкивали. Андрей верил, что все у меня хорошо, не замечая жалкого вида. Его больше интересовал владелец «Сафино», так щедро пригласивший его жену на работу. Андрей читал о нем все, выспрашивал Полину, пока скучал без дела.
— Выходим.
На входе в парк нас встретила Полина. Любовнице мужа шло платье-футляр с затейливой шляпкой с тремя совиными перьями, покрашенными в малиновые оттенки с золотой присыпкой. Она тут же принялась рассказывать о том, что центр — часть старинного поместья. Мы взяли по коктейлю с соломинками, наслаждаясь солнечной погодой.
— Очень жарко, — ее лицо излучало озорство.
— А довольно много людей с детьми. Заметили? — Андрей смотрел на бассейн с плескающимися карапузами всех возрастов.
— Учитывая, как персонал клиники относится к своим обязанностям, многие из нас чуть ли не живут в ее стенах, — заметила я, разглядывая, как сотрудники знакомили других сотрудников со своими детьми, женами в почти домашней неофициальной обстановке. — Кто бы ни принял решение о формате праздника, он поступил умно.
— Я слышала, будет конкурс шляпок, — Полина прикоснулась к своей. — Самая лучшая получает приз в десять тысяч. Очень хочу победить!
Она замолчала и уставилась куда-то в толпу людей.
Её внимание привлёк муж, одетый в клетчатую рубашку, джинсы и ковбойскую шляпу, что не свойственно арабам. Словно почувствовав на себе взгляды, Мэдс посмотрел в их сторону.
— Мой босс, — протянула я разочарованно.
Полина кокетливо улыбнулась, но неожиданно замолчала и побледнела.
— А я думал, твой муж в ЮАР, — Андрей наклонил голову на бок и засунул руки в карманы брюк.
— Я тоже так думала, — проговорила она, прижав руку к шее, наблюдая, как к беседующему человеку с Марсом подошёл Мэдокс с напитками.
Если бы я не была знакома с Полиной, то подумала бы, что та боится собственного мужа. Затем перевела взгляд на Марса, отмечая, что он не изменился с момента нашей последней встречи. Подробно и тщательно рассматривая, я чувствовала подступающее томительное смятение. Он выглядел притягательно, лишь небольшие тонкие мимические морщинки на лбу выдавали усталость. «Даже слишком». Спохватившись, что пялюсь излишне откровенно, я спрятала взгляд, чувствуя, как горяч и удушлив воздух, а я сама всё так же ярко реагирую на него.
— Я пойду, — бросила Полина, устремляясь навстречу мужчинам.
Андрей недобро посмотрел вслед, затем на меня.
— Как тебе коктейль? Так себе, да?
Я не чувствовала вкуса. Делала вид, что разглядываю общество, отражение солнечных бликов в розоватой жидкости и стекле стакана, а в следующую секунду услышала, как Полина зовёт нас. И больше всего не хотелось идти.
— Ну что, пойдём, почувствуем себя богатенькими буратинами, — прошептал Андрей, беря за плечи, а затем одна его рука спустилась на мою ягодицу. — Как будто мы миллионеры.
Хотелось сбросить его руку и фыркнуть. Но вместо этого я шла и никак не могла отделаться от ощущения, что все присутствующие люди смотрят только на нас. Изучают. И не мудрено, что Марс и Мэдокс оба мужчины притягивали к себе всеобщее внимание, так словно они были особенными. Чем? Я не могла объяснить даже самой себе, но сердце ускорило ритм, пульс участился, а сама я заметно разволновалась.
— Как вам Дубай? — поинтересовался Марс после приветствия, вежливо рассматривая Андрея.
Мне стало неудобно в объятиях мужа. Чересчур близко и прилюдно, и в то же время обидно.
— Хорошо, — ответил он. — Здесь столько интересного.
— Я сомневаюсь, что ты хоть что-то увидела из этого интересного, — ехидно заметил Марс, усмехнувшись и бросая косой взгляд на Мэдокса.
Я же молчала.
Будто в рот воды набрала, ощущая жгучий трепет и странное чувство дежавю. Марс, Мэдокс, Полина, Андрей и я — в этом составе мы последний раз собирались в Улан-Удэ, в палате шейха. Все улыбаются, болтают, но настоящее искреннее оставалось сокрытым, непонятным. Не хватало только Курумканского. И остро ощущалось, как мне здесь не место, как я соскучилась по старому и прямолинейному буряту. Удивленно я осознала, что за всё время общения с Полиной, та так ни разу и не вспомнила об отце. Даже не упоминала. Сама я созванивалась с ним раз в неделю, чтобы спросить совета, поговорить, узнать, как дела.
— Обустроились? Мы вас не разочаровали?
— Нет. Всё отлично, — улыбнулась я, стараясь выглядеть максимально довольной. — Не работа, сплошная мечта.
Уголок рта Мэдса дёрнулся. А Марс усмехнулся, посмотрев куда-то далеко вперёд.
— У вас истекает пробный контракт, — заметил он. — Не скучаете по дому?
Отчаянно захотелось сказать правду.
Скучаю по уважению коллег, по родной клинике, по отеческому отношению Курумканского к интернам и больше всего по отцу. Буквально считаю дни, когда контракт истечёт. И уже плевать на мечты об операциях президентов, звёзд и миллионеров. Я просто устала и хочу домой.
— Условия дивные, — потерла заднюю часть шеи, будто та затекла, и её нельзя повернуть.
— Дом чудесный. Мы только не успели привыкнуть к кранам, — вставил Андрей.
— Мистер Брицкриг стоял у истоков трансплантации, — поделился Мэдс.
Я любезно улыбнулась, отмечая, как Полина, наблюдавшая за ними, не сводит глаз с Марса, в то время как тот холодно отстранён. Казалось, что он всё время думает о чём-то своём. Здесь и не здесь одновременно.
Она взяла меня за руку с теплотой закадычной подруги и показала в сторону нескольких дам.
— Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю. Мы вас оставим, джентльмены.
Сделав несколько шагов, я обернулась. Рад нашему уходу был только Андрей. Мэдс смотрел тяжело, свирепо, и Полина нервно сглотнула, прикусывая губу. В лице же Марса ничего не читалось, он смотрел на моего мужа.
Мы отошли недалеко, и потому вместо беседы с незнакомыми людьми я молча прислушивалась к тому, что происходит у мужчин.
— Девочки, — сетовал Андрей, упорно не замечая, как застыли мышцы на лице Мэдокса Мэдса.
Настолько стыло, что возникал вопрос, неужели тот всё знает про него и свою жену?
— Схожу за напитками, — Мэдс забрал стаканы и отошёл, оставив их наедине, продолжая исполнять обязанность подчинённого даже на празднике.
— Ваша жена делает большие успехи. Мэдс немилосерден к ней, но вы, я думаю, гордитесь, — сказал Марс, рассматривая его.
— О да, очень. Мне всегда везло с женщинами, а вот с женой повезло особенно, — от этих слов грудь Андрея выдалась вперёд, вместе с подбородком, и нос потянулся кверху. — Вы женаты?
— Не довелось. Чем занимаетесь, мистер Баргузинский?
— Э-э, не моя фамилия. Жена не захотела менять свою. Я Ритмов. Учу язык, знаете, — он поискал глазами официанта с напитками, но того нигде не было видно. — Он оказался непрост.
Засмеялся он один.
— Язык непростой, — его собеседник кивнул. — Через пару лет она сделает карьеру, думаю, со временем станет одним из ведущих трансплантологов мира. А вы? Не боитесь потерять?
Разговор перестал казаться удобным и нетрудным. Андрей недовольно кинул взгляд на собеседника.
— Не всем звёзды с неба хватать, верно? Кому-то и поддержкой придётся быть. Вы бы поняли, если бы у вас была супруга.
— Сомневаюсь, — Марс не скрывал презрение и превосходства. — Скорее всего, моя женщина ни одного дня в своей жизни не работала. Дом и дети. Вы хотите детей?
— У Веры не может быть детей, — больше ему не хотелось улыбаться Марсу.
Марс бросил взгляд на нас с Полиной, та беседовала с жёнами хирургов и коллег.
— Уже обзавелись друзьями?
— Полина давний друг нашей семьи, — произнёс Андрей, чувствуя, как разговор повернул не в то русло, и ему не по себе от кривой усмешки Марса.
— Она горячая штучка. Вы с ней поосторожней, Мэдс ревнивый муж.
Андрей странно покраснел и побелел одновременно. Выдавил из себя улыбку.
— Я бы тоже не простил.
Марс улыбнулся, взял у подошедшего официанта бокал и отпил, разглядывая Андрея с прищуром.
— У нас есть место в компании. Мы можем вам его предложить. Если интересно.
На секунду-другую в глазах того полыхнуло счастье.
— Очень, — его плечи расправились, грудь повторно выгнулась колесом, черты лица засияли, и он со всей возможной страстью пожал руку Марсу, не замечая сквозящей антипатии во взгляде последнего.
Вместо этого Марс сделал кому-то звонок с приказом:
— Оформи его.
— Прямо сейчас? А кем? — засуетился Андрей.
— Он вам всё расскажет по дороге. Вот адрес.
Я на мгновение отвернулась, не в силах выносить подобное зрелище.
— Дорогая, за всю жизнь, если я в чём и научилась разбираться, так это в мужских взглядах, — шептала Полина, наклонившись ко мне, кокетливо прячась за бокалом шампанского. — Могу разглядеть даже самое запрятанное, захудалое желание. Хотя обычно этого и не требуется.
Она хихикнула и сделала большой глоток, продолжив:
Мужчины не способны прятать вожделение. От природы они визуалы. Видишь, как Блицкриг* пытается скрыть своё, когда смотрит. Она снова хихикнула, наводя на мысль, что не такая она и трезвая. И когда только успела? Или слишком быстро пьянеет?
— Ты ошибаешься, — возразила я, чувствуя, как на душе теплеет от услышанных слов.
— Видела, как сужаются его зрачки и расслабляется верхняя часть туловища, когда он смотрит на тебя. Лови шанс, подруга. Он же как магнит и доставляет наслаждение одним присутствием. Говорят, он самый богатый человек в Аравии. И без гарема, представляешь?
Она снова хихикала. Пока я оторопело переводила взгляд с неё на Марса, а затем с Марса на Андрея, а с того на злого Мэдса.
— Как у вас дела с Мэдоксом? — показалось странным, как переменчиво она смотрела на Андрея, а затем на собственного мужа.
— О! У нас? Чудесно, — улыбка вышла мечтательной, такой, что на миг стало завидно.
Так счастливы? Я с удивлением выдохнула, ничего уже не понимая толком. Как так вышло, что я не замечала у Полины выдающихся способностей к вранью?
— Рада за вас.
— Да-а, Мэдокс — великолепный муж.
Как только Марс остался в одиночестве, она тут же потянула меня обратно, кокетливо глядя в его сторону.
— Давай вернёмся, не стоит бросать начальство в одиночестве.
Поставив стакан на поднос идущего мимо официанта, он как будто ждал нас.
Тело его было расслаблено, а сам Марс спиной оперся о ствол дерева. Большие пальцы рук засунул в карманы светлых брюк, ворот льняной белой рубашки расстёгнут на три пуговицы вниз. Но всё это было под белой рубахой-кандорой. Весь вид смотрелся уместно в обстановке детского визга, доносящегося из бассейна, смеха отдыхающих людей, музыки, текущей со стороны оркестра. Голова запрокинута, благодаря чему глазам посторонних открывалась мощная шея и приметный кадык. Взгляд из-под ресниц упирался прямо в меня.
Волнуя и задевая за живое. Я не могла не чувствовать притягательность, исходящую от него волнами сексуального магнетизма, и растущее внутреннее желание прикоснуться к нему. В горле образовалась сухость, пока я пыталась отыскать его признаки заинтересованности.
— А вот и мы! Куда делись наши мальчики?
Полина запнулась и, едва не потеряв равновесие, схватилась за первое попавшееся — за протянутую мужскую руку.
— Дела, — сообщил он, разглядывая золотые часы на моей левой руке. — Любите часы?
— Ценю, — скользнула по нему взглядом, остановилась на изогнутых в ироничной улыбке чувственных губах. — Его обычно не хватает.
— Всем не хватает, — на мужских губах возникла загадочная улыбка, Марс тряхнул головой, словно принимая решение. — Особенно вам, но пока вы заняты, Вера, оно у вас есть.
Он как будто на что-то намекал, говоря о времени. Я не поняла. Не уловила смысл не сказанного. Вместо этого думала о том, как его губы умеют целовать женщин. Каким он был любовником?
Почти одновременно с ними подошёл Мэдокс.
— Звал босс? — баварская сосиска во рту мешала ему чётко говорить.
— Езжай в клинику. Я буду через десять минут, — велел тот, и от обманчивой расслабленности не осталось и следа. — Вера, идём за мной. Прошу прощения.
Полина с сожалением, не найдя отклика, отлипла от его руки. Перебравшая и несказанно расстроенная, она уставилась на меня, как на врага, разобиделась вся, но затем, сообразив, что не просто народ в клинику собирается, взяла себя в руки.
И я обрадовалась бы такой компании, но присутствие вокруг толпы, а главное, Мэдокса Мэдса, не позволяло расслабиться даже на секунду.
— Что-то случилось?