Сказка зимнего перекрестка

19. Пора принимать меры

— Говорю вам, голые фурии верхом на восьминогих конях, а кони те выдыхают синее пламя!

— Адское, — со знанием дела кивнул приходской священник, отец Ланскон.

Камилл д’Орбуа поглядел на него с глубокой тоской, потом перевел взгляд на «свидетеля». Помимо всего прочего, терпеть не мог этот сорт паразитов. Поди узнай, что именно случилось с парнем на самом деле, а в чем он, завираясь, набивает себе цену. Будь его воля, он бы с такими россказнями и на порог не пустил, однако ему приходилось считаться с охватившей округу паникой. К тому же он не мог оттолкнуть церковь, простершую над бедолагой материнские крыла, о чем во весь голос свидетельствовал серебряный крест в полпуда весом, болтавшийся у того на пузе.

— Я в этом не разбираюсь, — утомленно сказал герцог. — Я — светский властитель. Однако я мог бы позволить церкви поговорить с тем, кто, как мне кажется, более или менее смыслит в этих делах. Эй! Позовите Локруста!

Эта дура на шее никак не походила на щедрый дар церкви. Парню позволено носить ее, покуда он вольно или невольно играет ей на руку. Сейчас, например, герцог был более чем уверен в том, что у него хотят выманить деньги. Однако попросту спустить обоих визитеров с лестницы было бы политически неверно: дразнить церковь имело смысл лишь до определенного предела. Ситуация, очевидно, взывала к его чувству юмора.

— Я готов вам служить, монсеньор.

Локруст неслышно проскользнул в двери и оцепенел под их перекрестными взглядами. Двигался только кадык на его цыплячьей шее. Затем он попытался по-черепашьи спрятать голову в панцирь.

Зато священник стал красен настолько, насколько Локруст — бел, весь затрясся и приподнялся с места.

— Не тот ли это проклятущий ведьмак, что должен был сгореть еще двадцать лет назад? — выкликнул он сиплым фальцетом.

— Не тот ли это узколобый мракобес, который, не внемля ни сердцу, ни разуму, волок меня на костер двадцать лет назад? — парировал чернокнижник, полагая, что терять уже нечего. Он ведь знать не знал, почему его вызвали и зачем здесь эти двое. Не имело смысла сбрасывать со счетов и то предположение, что спустя двадцать лет, за ненадобностью, герцог решился вернуть его на то место, откуда взял, чтобы каждый получил свое. Этакий реверанс церкви, поддержание добрососедских отношений с которой для каждого сколько-нибудь дельного сеньора куда важнее, чем истрепанная жизнешка отслужившего раба.

— Не могли бы вы на некоторое время отвлечься от ваших личных отношений? — лениво сказал д’Орбуа. — У вас проблемы, святой отец? Вы пришли с ними ко мне? Я переадресовал вас специалисту, который сможет сказать вам больше, чем я. Ну, если, конечно, сможет. И захочет. Не хотите с ним разговаривать — ваше дело.

Локруст перевел дух. Не сейчас. Священнослужителя продолжал сотрясать праведный гнев, но ему пришлось удерживать его при себе все то время, пока Вальтер Дитерихс воспроизводил свой вдохновенный рассказ специально для чернокнижника. Однако на Локруста все это произвело до обидного малое впечатление.

— Вот! — ткнул в него пальцем святой отец. — В то время как истинно богобоязненному сыну церкви пристало бы содрогнуться и устремить взоры к небесам, это исчадие ада продолжает делать вид, будто ничего не происходит.

— До тех пор, пока свидетель источает подобные ароматы, — невозмутимо ответил на это Локруст, — вам действительно будет трудно убедить меня в том, что описываемые события имели место. Молодой человек, вы же не станете отрицать, что повторяли вашу историю ровно столько раз, сколько вам наливали?

— Да это кровь Христова, во спасение! — возмутился Вальтер.

Локруст изящно потянул носом.

— Но в употребленных количествах оказывает то же самое действие.

Герцог не удержался от смешка, правда, дипломатично замаскировал его кашлем, но провести мнительного монашка ему не удалось. Тот только подумал тоскливо, что будь он епископом, отлучил бы наглого герцога от святой церкви буквально не сходя с места. Беда в том, что он не был епископом, не надеялся им стать, и более того, все его настоящее и будущее положение зависело от этого самого герцога. И что особенно обидно, герцог прекрасно это понимал и забавлялся.

— Мой долг, монсеньор, предупредить вас. Под вашим кровом, пользуясь вашим неведением и щедростью, процветает злостный богохульник и разрыватель могил. Под покровом ночи он совершает свои богомерзкие ритуалы, принося в жертву своему повелителю дьяволу кровь невинных младенцев…

— Я ничего не знаю насчет могил, — сказал герцог, — но насчет младенцев — враки. Напротив, когда б вы знали, святой отец, сколько ублюдков оскверняют свет благодаря его вмешательству…

— Лучше страдать от болезни, ниспосланной свыше, нежели принять исцеление из рук диавола…

— Это вы не болели, — заметил Локруст. — Хотя… берусь утверждать, что годика через два, если вы решительно не измените образ жизни, ваша язва сведет вас могилу.

— Он угрожает мне в вашем присутствии! — взвыл отец Ланскон. — Вы слышите?

— В любом случае, святой отец, — прервал их герцог, — слезьте с моего колдуна и скажите внятно, чего вы от меня-то хотите?

— Прихожане смиренно просят вас позволить им пройти вокруг деревни крестным ходом, особенно же — освятить проклятый перекресток, чтоб и духу поганой нечисти в этих краях не осталось.

— Сколько шума из-за пары бродячих псов, — фыркнул Локруст, однако герцог осадил его взглядом. Дескать, не зарывайся. В глубине души д’Орбуа был рад, что на этот раз дешево отделался.

— Поступайте, как знаете, — разрешил он. — Однако мне и самому становится интересно, что там такое творится. Пожалуй, пока вы соберетесь, прикажу я моим молодцам подежурить там попарно, чтобы трупов не прибавилось. Позовите мне Власера! Послушаем, что они расскажут про то, как всю дорогу за ними гонялись зеленые черти.

— Я сделал все, чтобы поставить слова свидетеля под сомнение, — сказал Локруст, — но я бы дорого дал, чтобы знать, что там происходит на самом деле. Три раза на одном и том же месте… это уже трудно назвать совпадением. Мальчишка в стельку пьян, но он действительно до смерти напуган. К тому же Урбан — мужик серьезный, и если бы кюре догадался привести его вместе со студентом, мне было бы куда труднее посеять недоверие к его словам.

— Что из всего сказанного кажется вам наиболее достоверным?

— Самая злобная нечисть из тех, кого мне довелось встретить за пятьдесят лет жизни, это — монастырская стража. Но все же… пока никто не выдвинул более аргументированного предположения.

— Марк, а это не ваши там лютуют? — невинно поинтересовалась Агнес.

— Мадемуазель, — сказал ей Марк нарочито спокойным тоном, заставлявшим заподозрить, что терпение его исчерпано, — ваша версия мне льстит, однако, осмелюсь заметить, до сих пор она для меня не более чем версия. В часовне я мог потерять сознание по тысяче естественных причин. Я вовсе не ощущаю себя злобной нечистью! И вы сами согласились, что там, на болотах, вам могло примерещиться что угодно. Я даже согласен повторить эксперимент. Сию минуту отправлюсь туда, выкопаю из норы какого-нибудь швопса и в вашем присутствии позволю ему себя тяпнуть.

— Согласна, — возвысила голос и Агнес, — мне могло померещиться, но не вам же! Кусал вас швопс или нет, вы-то сами знаете, наверное!

— Я не помню.

— Хорошо, — сказала она. — Тогда сию секунду снова пойдете в часовню. Это проще, чем скакать на болота. Ну? Почему вы сидите?

— Никуда я не пойду.

— Но почему? Вы же убеждены, что с вами все в порядке?

— Просто не хочу.

— Какая прелесть, — прокомментировал Локруст. — Мы пытаемся упрямиться и лгать! Еще немного, и вы сможете обвести вокруг пальца кого-нибудь поглупее. Нет, дорогой мой, готовьтесь к неприятностям. Вы, может, не заметили, но у вас проблема. В случае крестного хода сильнейшая головная боль вам обеспечена. Во всяком случае, впервые вижу, чтобы эта штука действовала настолько результативно. Я имею в виду святость. Со своей стороны, как врач, берусь рекомендовать только одно: как можно больше времени проводить на свежем воздухе. Желательно подальше от попов. И еще одно обстоятельство, — продолжил он, помедлив, — которое я не могу обойти вниманием. С моей точки зрения, то, чем мы здесь занимаемся, вполне невинно. Однако святая церковь может быть на этот счет другого мнения. Разумеется, я рискую больше вас обоих, поскольку, как ей несомненно покажется, с моей стороны это рецидив. Но если дело дойдет до дыбы… не буду убеждать вас в своей стойкости, я выложу все и сразу. И тогда мы не сможем спасти даже мадемуазель Агнес. Вы меня поняли?

— Ну хоть убейте, — возопил Марк, — не помню я восьминогих лошадей, выдыхающих пламя!