Словом «ошеломлена» никак нельзя передать то, что чувствовала Рейн в тот момент оглушительного удара. Сердце у нее билось так неистово, что закружилась голова. Ноги дрожали. Клиффорд шел ей навстречу, а она начала пятиться от него, словно от привидения. Задыхаясь, она еле выговорила:
— Что… ты здесь делаешь?
Он сунул руки в карманы пиджака и слегка приподнял брови, словно удивился.
— И так-то ты меня встречаешь? Как ты изменилась.
— Как ты смеешь обвинять меня в том, что я изменилась, — после того, как ты сам со мной поступил!
Сначала Клиффорд решил, что она узнала про их связь с Лилиас и ревнует.
— Но право же, дорогая, поверь, ты несправедлива ко мне — обвиняешь в чем-то, но при чем тут Лилиас…
— Она ни при чем, — отрезала Рейн. — Мне наплевать на нее и на всех прочих девиц, которых ты водишь развлекаться. Можешь делать, что тебе вздумается. Ты имел полное право изменить свои планы в отношении меня, что ты, собственно, и сделал. Но как ты мог не отвечать на мои письма — ни на одно! — даже на телеграмму не отозвался, а я ведь умоляла тебя написать во что бы то ни стало, и ты знал, как много это для меня значит… — Она осеклась, не в силах продолжать. Внезапно ей пришло в голову, что сейчас сюда приедет Арман и бабушка спустится. В каком ужасном положении тогда она окажется!
Как сквозь вату она услышала насмешливый голос Клиффорда:
— Моя милая Рейн, ты все валишь с больной головы на здоровую. Это ты не написала мне ни строчки с той поры, как уехала из Лондона, а прошло уже больше месяца.
Она широко распахнула глаза:
— Но это неправда! Я писала тебе каждый день, несколько недель подряд, с самого начала. А ты даже не удосужился мне ответить. Сначала я думала, что ты заболел или с тобой что-то случилось. Потом я позвонила тебе домой, и тут твоя тетя сообщает мне, что ты уехал в Норвегию ловить рыбу с Фицбурнами. Я поняла, что ничего с тобой не случилось, что ты просто не хочешь мне писать и все.
Улыбка на лице Клиффорда потускнела.
— Подожди, все это какая-то нелепица. Не скажу, чтобы писал тебе каждый день, но три раза в неделю — обязательно. Все время. Я тебе послал и пару телеграмм, на них ты тоже не ответила. Последнее письмо я отправил из Норвегии. Писал, что я там по приглашению Фицбурнов, что мне очень весело, что ты, видимо, тоже неплохо проводишь здесь время, и я тебе уже не нужен, и если ты мне не ответишь, я буду считать, что между нами все кончено. Моя секретарша может тебе это подтвердить — если хочешь, позвони ей и спроси. Она лично отправляла все письма.
В холле воцарилась тишина. Рейн пребывала в полнейшем недоумении. Она нервно мяла пальцами шифоновый платочек, который держала в руках. Клиффорд оглядел ее с ног до головы тем наглым взглядом бывалого мужчины, которым он всегда одаривал хорошеньких женщин. Он подумал, что никогда еще Рейн не казалась ему такой сногсшибательной. Разумеется, он узнал это платье; но сейчас, когда она загорела, его кремовый оттенок шел ей еще больше, оттеняя темно-золотистый цвет кожи. Ему нравилась ее новая короткая стрижка с завитками на висках. К тому же она невероятно похудела. Боже, какая талия! Рейн показалась ему куда более хрупкой и соблазнительной по сравнению с Лилиас.
Он мягко проговорил:
— Должен заметить, что ты просто великолепна. Признаюсь, я был зол на тебя, но теперь, снова увидев тебя, совершенно не в состоянии злиться. Я так счастлив — я ведь по-прежнему схожу от тебя с ума, прелесть моя.
— Зачем ты приехал? — нервно спросила она.
— Хотел увидеть тебя и спросить прямо, почему ты так переменилась ко мне и не отвечаешь на письма. У тебя появился другой?
Она пропустила этот вопрос мимо ушей.
— He надо меня обвинять, что я тебе не писала. Я тебе послала десятки писем. Пойди спроси нашего старого почтальона в Сент-Кандель. Он сам наклеивал на них марки.
Клиффорд слегка поклонился ей:
— Пойди спроси мою секретаршу, которая сама отправляла мои письма.
— Господи, это все какая-то чепуха, — раздраженно проговорила Рейн. — Один из нас непременно лжет.
— Я не всегда строго держусь правды, дорогая, — признал он, — приходится иногда кривить душой, чтобы пробиться в этом суровом мире, но я клянусь честью, что действительно писал тебе и посылал телеграммы. И я могу тебе это доказать.
— Прекрасно, — бурно дыша, ответила Рейн. — А я могу тебе легко доказать, что я тоже писала.
Клиффорд потеребил себя за мочку уха. В его красивых голубых глазах появилось измученное выражение.
— А не может ли быть, что кто-нибудь из твоей славной семейки перехватывал почту?
— О! — воскликнула Рейн, и у нее сдавило горло. — Нет, конечно!
— Такие случаи бывали.
— Я же тебе говорю, что сама отправляла все письма, и… — Она замолчала. В мыслях ее воцарился хаос. Она вдруг приложила тыльную сторону ладони к губам, и глаза ее широко раскрылись. А вдруг это правда? А что, если Клифф ей писал, а кто-то скрывал от нее его письма… мама, например… или даже бабушка.
Голос Клиффорда прервал ее мрачные мысли:
— Кстати, я что, приехал в неудачный момент? Ты так выглядишь, словно собираешься на бал. Ты стала так хороша, даже лучше, чем прежде.
— Оставь свой сарказм! — вдруг взорвалась Рейн. Зрачки ее стали огромными и черными. В таком расстроенном и потерянном состоянии она бывала крайне редко. Чуть придя в себя, она выпалила: — Если хочешь знать, бабушка сегодня устраивает ужин в честь моей помолвки.
— Ах вот как!
— Да! С Арманом де Ружманом. Ты его видел; он был на первом балу Дженнифер.
Клиффорд прищурился. Улыбка, игравшая на его губах, стала крайне неприятной.
— Ах, наш маленький француз! Ага, дай-ка вспомню — он ведь, кажется, архитектор, правильно?
— Да.
— Да, кажется, я его помню, — задумчиво протянул Клиффорд. — Да-да-да. Что ж, неприятно узнать, что вечная любовь оказалась не такой уж долговременной. А я почему-то всегда считал, что ты не такая, как другие.
— Замолчи! — вспылила она. — Не смей со мной так разговаривать!
Клиффорд переменил тон и заговорил более мягко:
— Послушай, милая моя, для меня все это было огромным ударом. Может быть, с письмами это действительно чья-то интрига, не знаю, но уверяю тебя — я писал регулярно и ни в чем тебе не изменил. Да, я выводил Лилиас в свет… — он пожал плечами, — было дело, но ведь с моей стороны не преступление закинуть удочку через нее к ее папаше, правда ведь?
— Нет, не преступление, — прошептала Рейн.
Он подошел к девушке поближе, положил руки ей на плечи и медленно притянул к себе. Посмотрел ей в лицо пристально, страстно, с любовью — так, как смотрел раньше, она это помнила, — с любовью, которая показалась ей утраченной навсегда. Все это было невероятно… Клифф, ее златокудрый викинг, здесь, с ней, в Канделле, обнимает ее, говорит, что по-прежнему любит ее. После долгих недель молчания и неизвестности — все это совершенно сбило ее с толку.
— Дорогая, — шептал он. — Я прилетел к тебе, чтобы увидеть тебя, я не хотел тебя отпускать, пока сам не услышу из твоих уст, что ты меня больше не любишь. Но ведь это неправда; ты все еще любишь меня, да, моя Рейн?
Она стояла в нерешительности. Ее охватила паника. Прикосновение его рук, ласковый голос, который всегда открывал ей ворота в рай, — все это разбило вдребезги хрупкую броню ее неприступности. Та часть ее сердца, которая еще принадлежала Клиффу, казалось, вдруг очнулась от сна. Рейн хотелось безоглядно броситься в его объятия, подставить лицо его жадным поцелуям, снова физически и душой быть вместе с ним, как когда-то. В то же время она не могла так быстро забыть Армана. Армана, который любит ее так сильно, как она сама когда-то любила Клиффорда. Она дала ему слово. Бабушка их благословила. Сегодня они будут праздновать помолвку, сегодня он подарит ей обручальное кольцо. Боже, как все непостижимо запуталось!
Она отпрянула от Клиффорда:
— Нет… постой, я тебе ничего не обещаю, я не поддамся твоим речам.
Он улыбнулся ей, почувствовав, что к нему возвращаются былая уверенность и власть над ней.
— Слушай, дорогая, ты должна понимать, что я не стал бы прилетать сюда, если бы не любил тебя. Я приехал, рискуя, что ты вообще откажешься меня видеть. Дорогая, нам просто необходимо разъяснить это дело с письмами.
Она его не слушала, потому что на улице хлопнула дверца машины. Рейн стало нехорошо. Это Арман. Конечно, он, кто же еще. Нельзя допустить, чтобы они встретились, — по крайней мере сейчас, когда все так неясно. Сейчас она просто не может смотреть Арману в глаза, потому что вообще не представляет, что делать дальше.
Она вдруг схватила Клиффорда за руку и торопливо шепнула:
— Идем со мной…
Он послушался весьма охотно. Они прошли по каменному коридору и через черный ход попали во двор. Там стоял маленький «фиат», на котором шофер ездил за покупками, когда большой «ситроен» бывал занят. Вечер был теплый, в небе ярко сияли звезды.
— Клифф, садись в машину, — сказала Рейн. — Ты справишься с управлением?
— Я могу вести любую машину — и уж тем более этого смешного жучка, — усмехнулся он.
Она рассмеялась, как безумная, вместе с ним — действительно, как она могла забыть его страсть к машинам! Они часто раньше обсуждали, как купят открытую «лагонду» и будут кататься на ней по Лазурному берегу, гонять по дорогам Италии и Испании.
— А куда мы едем, радость моя? — спросил Клиффорд, открывая перед ней дверцу «фиата». Ему все это уже начинало нравиться.
— На почту, — ответила она едва слышно.
— А зачем?
— Спросим старого Жана Савиля насчет писем — пусть все скажет прямо.
Клиффорд вывел машину со двора и выехал на дорогу. Его приятно пьянил запах, исходивший от волос Рейн. Внезапно исполнившись дерзости, он поцеловал ее в обнаженное плечо.
— Мое сердце, ты даже не представляешь, как я без тебя скучал. Позволь, я остановлю машину и обниму тебя. Ну прошу тебя, всего на минуту!
Но Рейн отпрянула от него. В этот момент ей не нужны были нежности Клиффорда, да и никого другого. Весь мир перевернулся, и если сердце ее по-прежнему тянулось к Клиффорду, то с не меньшей нежностью и волнением оно стремилось к Арману. Она не знала, кому предана больше, и никак не могла решить, что делать. Пока ей было ясно только одно — непременно нужно выяснить, что случилось с их письмами, иначе она так никогда и не разрешит свои сомнения на этот счет.