Славная девочка

Глава первая

– А у моего папы есть ваша красная картинка.

Холли Хамелтон сдавила пальцами песок. Для нее самым важным было единственное – сохранить анонимность. И только что она ее лишилась. Девчушка, внезапно возникшая рядом с пляжным полотенцем Холли, продолжила звонким голосом:

– А вы всегда ходите без трусов? – и принялась визгливо хихикать и подпрыгивать.

Холли схватилась за купальник, потом резко села. На них уже начали обращать внимание и ей пришлось по самый нос натянуть соломенную шляпу.

– А мама знает, где ты? – прошипела она сквозь сжатые зубы.

Не обращая внимания на вопрос Холли, девочка громко продолжила:

– А я все папе расскажу, обязательно, и дяде Тедди, у него тоже есть красная картинка.

Холли принялась натягивать на себя платье, решив досрочно положить конец полуденному отдыху на пляже, она ведь специально выбрала самый отдаленный и обычно пустынный участок пляжа на острове Дюнайленд, предпочтя его более близкому. И ведь как старалась, как осторожничала, какая тупость была выходить из коттеджа. Холли накинула на голову капюшон, поправила шляпу и очки, и тут подошла мать девочки.

– Кэти, вот ты где, ты же меня до смерти напугала. – Мать схватила ребенка под локоть и потащила с собой. – Разве я не говорила тебе, чтобы ты не разговаривала с незнакомыми?

– Но мама… – запротестовал ребенок.

Холли быстро осмотрела пляж, чтобы понять, кто мог их подслушать. Приятной наружности мужчина, за которым она до этого подглядывала, еще ниже опустил шезлонг, может быть он не слышал? Вдруг он улыбается из-под солнцезащитных очков вовсе не из-за того, что узнал ее?

Она неглубоко вдохнула и затаила дыхание. Прошло несколько тяжелых секунд, наконец она выдохнула. Бежать, промелькнуло перед мысленным взором Холли единственное слово, похожее на неоновую рекламу. Когда все это кончится? Ведь уже целый год прошел, как она перестала работать моделью, даже больше года с тех пор, как она окончательно решила, чего она хочет в жизни. Но вот снова известность показала свою противную голову. Побросав вещи в пакет, она посмотрела на дорожку, ведущую к раздевалке. Прямо на нее шли трое старшеклассников и напевали мотивчик рекламы из «Славного утра».

«Господи», – подумала она, отовсюду лезут.

– А я тебе говорю, Дуги, лучше те, что постарше. Возьми вот скажем «Славную девочку», – начал один из юнцов. Возникла пауза, а потом все трое похотливо застонали в унисон.

Холли застыла при упоминании о «славной девочке». Хуже некуда, не хватало еще, чтобы незнакомый красавчик услышал, как бы в подтверждение подозрений о том, кто прячется под темными очками и шляпой, она украдкой взглянула на него. Ни мускул не дрогнул на его великолепном теле, но троица старшеклассников подходила все ближе и говорила все громче. От следующей реплики ее передернуло.

– Чушь, невинная простота, вот и все. Нет, все дело в глазах – у нее удивление во взгляде, говорят, что муж сфотографировал ее без спроса, а потом, когда они развелись, нажился на плакатах. А мужик этот гений, то есть как он здорово придумал, сделать их в трех цветах. Кстати, Дуги, у тебя какой?

Дуги молитвенно сложил ладони и рухнул на колени.

– Золотой.

Холли слышала каждое их слово и изо всех сил старалась еще поглубже натянуть шляпу. Стюарт Хамелтон, бывший муж – крысиное отродье – заплатит ей за это унижение. Только сначала надо выбраться из парка Дюнайленд и вернуться в летний домик на Кейпшелл, а после этого позвонить юристу и узнать, не отменили ли в Нью-Йорке высшую меру, вдруг убить Стью – вовсе не такая сумасшедшая мысль.

Подхватив сумку и полотенце, она кинулась прочь. С тяжелым вздохом Эвен Джеймсон откинул голову на спинку шезлонга.

– Ушла, – шепнул он обиженного вида чайке, прохаживающейся неподалеку. Лучшее тело, какое ему доводилось видеть, только что ушло, а он даже лица ее не смог рассмотреть. Вся в ультрамариновом покинула пляж, как покачивающийся дервиш, рукой плотно придерживая на макушке эту дурацкую шляпу. Из-за нее, да и из-за этих очков лицо ее он мог себе только воображать. А как он смотрел, глаз не отрывая, на этот закрытый оранжевый купальник, а она лежала у его ног, ну почти в десяти метрах, и играла с ним в гляделки.

Что ему напомнил этот сценарий? Не играли ли они с ней в подобную игру когда-нибудь раньше в его грезах? Его даже передернуло, когда он снова представил себе, как она поправляет шляпу. Именно это воспоминание особенно дразнило его память, где же он видел ее?

Купальник с высоким вырезом по бокам обнажил молочно-белую полосу над линией загара, оранжевый купальник, светлый загар на ногах и полоски на бедрах, белые как сливки. Ему вспомнилось старое доброе сливочное мороженое, и у него слюнки потекли.

Краем глаза он заметил, что старшеклассники уже располагаются на ее месте, и стал смотреть вдоль дорожки, ведущей к раздевалке и стоянке. Эван забарабанил пальцами по ручкам шезлонга: вот он тут сидит, мечтает о сливочном мороженом, а она тем временем уходит, а ему необходимо отдохнуть.

Он встал, спугнув чайку, захлопнул шезлонг и перекинул рубаху через плечо. До раздевалки он бежал бегом, припоминая по дороге, как летный врач убедил его, что в августе ему необходимо отдохнуть у моря.

«Расслабьтесь, спортом займитесь, снимите напряжение, повеселитесь от души, Эв. Вы в прекрасной форме, только ее надо поддерживать». Под ногами скрипел песок и Эвен Джеймсон охотно соглашался. «Вас понял, док», а вот теперь только бы ее догнать.

Поставив сумку на полку в душевой, Холли судорожно рылась в ее содержимом, – ключей не было. Она вполголоса выругала себя за небрежность. Где-то по дороге с пляжа к раздевалке она потеряла ключи от машины и не могла рисковать и возвращаться за ними на пляж, поскольку теперь там этот Дуги со своими дружками сидят и дрочатся на «Славную девочку».

Она опустила взгляд на тоненькие сандалии, которые валялись на полу, сунула в них ноги и самоотреченно вздохнула. Ей совсем не хотелось идти семь миль пешком до Кейпшелла, но выхода не было. Если звонить на станцию обслуживания, то известно все станет со скоростью звука. Такси по телефону здесь можно вызывать до бесконечности, а Энни, единственная в Кейпшелл, кто знает, где она и может помочь, по уши занята сейчас итальянскими салатами и импортной салями, именно сейчас в ее доме полно послеобеденной публики, и наплыв нескоро схлынет.

Холли чуть-чуть приоткрыла дверь душевой и посмотрела в щелку, не вечно же ей здесь оставаться. Зная, что в баре с холодными напитками сейчас людно, она украдкой пробралась к ряду фонтанчиков. Вода шла плохо и была теплой, но она выпила. Идти придется долго. «Лучше плохо, но на море, чем хорошо, но на работе», – сказал ей кто-то однажды. Сегодня на море было хуже некуда, ей удалось привести в восторг ребенка, возбудить трех юнцов и унизиться перед ними, а теперь ей предстоит пройти семь миль по жаре, по пыли в тоненьких сандалиях.

Она приподняла голову от фонтанчика, готовая уже засмеяться над абсурдностью своего положения, и тут же услышала, как кто-то напевает мотивчик из рекламного клипа «Славное утро». Она застыла, не осмеливаясь даже поднять голову хотя бы на дюйм. В раздевалку вошел Дуги, старшеклассник с пляжа. Холли, не раздумывая, ринулась прочь от этого звука и на всем ходу врезалась во что-то очень большое и очень мужское. На цементный пол с грохотом полетел шезлонг, ее сумка и очки, а следом еще неразвернутое мороженое. Нервно оглядываясь через плечо, Холли опустилась на колени и стала выуживать из образовавшейся на полу кучи очки. Нацепив их, она сказала:

– Извиняюсь, очень извиняюсь, – говорила она при этом ногам, которые были перед ней. Продолжая метать взгляды через плечо, ей удалось собрать раскиданные предметы и сунуть их в огромные лапы, нависшие над ней. День у моря превращался в ночной кошмар. Она потянулась за мороженым и почти бессознательно заметила, что оно сливочное.

– Извините, с вами все в порядке?

Голос был глубокий и ровный. От него в Холли возбудилась волна осознания своей женской природы.

– С вами ничего не случилось?

– Что, нет-нет, конечно, нет.

Холли ухватилась за поля шляпы и принялась сдвигать ее на щеку, вот, она подобрала мороженое и сунула его в руку и тут же застыла, не может быть, только не это, неужели это тот самый незнакомец с пляжа, тот самый, у которого плечи умереть-не-встать и улыбка такая, что… Она опустила шляпу и взглянула прямо на него.

– По-моему, – начал он, – я вас где-то…

– Нет, – твердо сказала она, прежде чем он успел хоть что-то произнести. – Я вовсе не та, за кого вы меня принимаете, вы ошиблись. – И, чуть подумав, добавила: – Вы совершенно определенно ошиблись.

Она бегом промчалась мимо прилавка с прохладительными напитками и выскочила через ближайший выход и только тут осознала, что вышла на юг, в сторону прямо противоположную Кейпшеллу. Загребая сандалями песок, она поспешила вдоль южной стены павильона. Кто-то преследовал ее, она сорвалась на бег, обогнула угол строения из шлакоблоков и поскользнулась на гравии. Уверенная рука обхватила ее за талию и не дала упасть.

– Извините…

Снова началось, от его голоса дрожь пробирала ее до самой глубины. Плечи Холли обмякли. «Господи, сделай так, чтобы он не был журналистом», – взмолилась она.

Она воинственно обернулась и глянула ему в лицо. Да, он вручил ей сумку, которую она сунула ему в руки незадолго до этого.

– Спасибо, конечно, но по-моему, вам она нужнее.

– Моя сумка… – Она взяла ее обеими руками и прижала к груди, там ведь ее записная книжка, кредитные карточки, права и ее имя.

– Спасибо.

– Кстати, у вас нос весьма обгорел, а виделись мы с вами сегодня на пляже, – он сорвал обертку с мороженого, – и, если я не ошибаюсь, – сказал он, зная прекрасно, что не ошибается, – у вас оранжевый купальник вот там под этим, – и он указал на нее мороженым, с которого капало. И прежде чем Холли успела хоть что-то ответить, поднес мороженое ко рту и отхватил здоровенный кусок. Она стояла и смотрела, как щеки его втягиваются, губы подрагивают, и он наслаждается мороженым. Она была не вполне уверена, как у него это получается, но выглядел он очень сексуально, наслаждаясь пломбиром.

– Да, это я была на пляже, – пробормотала она, и он откусил еще один огромный кусок мороженого.

Нет, вел он себя совсем непохоже на репортера. Репортеры обычно хватаются за микрофоны, а не за мороженое и вопросы задают быстро и крикливо. Невыносимо долго губы его были смачно приоткрыты, наконец, он кивнул и прошел мимо нее. «Неужто такое возможно? – подумала она, глядя ему вслед. Неужели он не узнал в ней «славную девочку».

А он тем временем неподалеку от нее открывал багажник своего мерседеса. Убрав шезлонг, он извлек оттуда пару коричневых кожаных летних туфель. Глядя в ее сторону и улыбаясь, он полувопросительно склонил голову.

«Ну вот началось, подумала она, сейчас последует вежливая просьба об автографе». Она подождала, но просьбы не последовало. Она внимательно смотрела на него и думала: «Интересно, а он смотрит на нее, в то время как язык его всецело поглощен смакованием тающего во рту мороженого?»

С отточенностью, от которой все тело ее содрогнулось, он отправил все мороженое целиком, кроме палочки в рот и медленно вытащил его, потом он проделал это еще раз. И в то время, как язык его облизывал остаток мороженого, она облизывала языком свои пересохшие губы, и когда он наконец слизнул последний кусочек, она с трудом сглотнула. Когда он заговорил, губы его блестели.

– Вы не представляете, просто во рту тает.

Во рту тает, да она в жизни не видела, чтобы рот мужчины был способен на что-либо подобное с тех самых пор, подумать только, да ведь она за все свои 27 лет вообще никогда ничего подобного не видела. Она моргнула. Солнце нещадно жгло кожу, от этого начиналась головная боль. Да, в этом-то все и дело. Это из-за солнца у нее такие сумасшедшие картинки встают в мозгу, от которых потом все тело начинает содрогаться. Приходя в себя, она натужно пожала плечами.

– Да уж видно, как тает, – сказала она с невинной легкостью, которой отнюдь не испытывала.

Он опять склонил голову набок:

– Так вы уверены, что все в порядке?

Он не узнает ее! На какое-то мгновение ее захлестнула волна облегчения, а потом случилась очень странная вещь. Легкое, но совершенно определенное чувство разочарования закралось в нее. Такая реакция ее саму поразила, поскольку уж что-то, но не разочарование должна была бы она испытывать после всего, что ей пришлось пережить ради сохранения анонимности.

– Я потеряла ключи от машины.

– Хм-м, – он небрежно кинул туфли на асфальт и нацепил их на ноги. – А где, по-вашему, вы их потеряли?

– На пляже, вероятно. Я это обнаружила как раз перед тем, как столкнулась с вами рядом с фонтанчиком, – сказала она, припоминая, как убежала от него в павильоне.

– Ясно, – согласно кивнул он. – А почему бы вам не поискать их в павильоне, а я поищу на берегу. Кстати, какие они?

Холла ощупывала дужки очков и вновь испытывала неясную тревогу. «Если он не журналист, то с какой стати вызывается помочь, он ведь даже меня не знает?»

Она кивнула, соглашаясь. Она так устала от подозрений и недоверия. Куда все это заведет? Незнакомец подошел поближе и протянул руку.

– Извините, я, кажется, не представился. Меня зовут Эвен Джеймсон, а вас?

– Я Хилари Смит, – солгала она, подавая ему руку.

Обычно она считала нужным смотреть прямо в глаза тому, кто пожимает ее руку, но на Эвене Джеймсоне по-прежнему были солнцезащитные очки, она вынуждена была смотреть на точеные линии его губ и на маленькую капельку мороженого, оставшуюся на них. Рукопожатие у него было крепкое, но не грубое, и ее руку в своей он задержал чуть дольше, чем это было необходимо. Сердце Холли забилось со смешанным чувством возбуждения и страха. Так кто же такой этот Эвен Джеймсон и почему его рукопожатие кажется столь необъяснимо близким? Несколько песчинок попали между их ладонями, и от этого еще сильнее становилось чувство осязаемости его. Она быстро выдернула руку и отступила на шаг.

– Мои ключи? Ах, да, они на бамбуковом колечке с маленьким пластмассовым лимончиком.

Он нацепил рубаху.

– Десять минут, идет?

Она потерла руки, отряхивая песок, и ей показалось, будто это снова он к ней прикоснулся. Она кивнула, и только после этого он развернулся и пошел.

«Обычная набивная рубаха, а смотрится великолепно», – подумала она, наблюдая, как он направляется прочь от стоянки, когда он скрылся за ближайшей дюной, она тут же кинулась в душевую и скрывалась там, пока он не вернулся. Через десять минут Холли снова стояла рядом с его машиной и смотрела, как он подходит к стоянке.

– Ну как, нашли что-нибудь в павильоне, – спросил он. Она отошла на шаг от машины и виновато покачала головой. Он искал там на жаре ее ключи, а она пряталась здесь в тени и прохладе.

– Нет, но мистер Джеймсон, спасибо все равно за то, что искали. Я очень ценю.

Он протянул руку:

– Зовите меня просто Эвен, пожалуйста. А что вы теперь собираетесь делать?

Она пожала плечами.

– Пойду пешком.

Он отпрянул в показном ужасе.

– Ну что вы, только не в этом, – сказал он, указывая на ее сандалии.

Холли тоже посмотрела на свои ноги и пошевелила пальцами. Сандалии состояли из тоненьких полосочек и хрупких бус и непохоже было, что в них можно пройти по густому ковру, не говоря уж о пересеченной местности. Она покорно улыбнулась:

– Боюсь, что так.

Он покачал головой.

– Вы и мили в них не пройдете, почему бы мне вас не отвезти?

Он нерешительно посмотрел на нее. «Приятно, конечно, что она осторожная, – подумал он, – но что толку в этом сейчас для них обоих».

Он распахнул перед ней дверцу машины.

– А ведь ваша мама была права.

Она отпрянула.

– В чем?

– В том, что не стоит ездить с незнакомыми мужчинами.

Она снова смерила его взглядом, и он это видел.

– Но можете поверить, со мной вы будете в абсолютной безопасности.

Здравый смысл боролся в ней с женским инстинктом. Он не жалел на нее своего времени и казался совершенно искренним и уравновешенным. Она тихо засмеялась последней своей мысли, она так долго жила в Нью-Йорке, что в людях разбирается уже каким-то шестым чувством. С Эвеном Джеймсоном она чувствовала себя в безопасности, а ползучее беспокойство совершенно естественно, учитывая, в каких обстоятельствах она сейчас находится.

– Ну, если вы обещаете ничего моей маме не рассказывать… – начала она поддразнивать его.

– Только если вы моей ничего не расскажете, – сказал он, открывая дверь настежь.

Внутри было ужасно жарко, но Холли издала вздох облегчения, она слишком долго была в людном месте, и чем скорее исчезнет из вида, тем лучше. Улыбнувшись Эвену, Холли протянула руку и захлопнула дверцу. Эвен обошел машину сзади, приоткрыл по дороге багажник, захлопнул его, открыл переднюю дверь и сел на место водителя.

– Извините, что я так долго, – сказал он, глядя на приборную доску справа. Завел машину и включил кондиционер.

– Вы ведь торопитесь, как я понимаю.

Холли сняла шляпу и вытерла пот со лба.

– Я, тороплюсь, – а с чего вы взяли?

Эвен пожал плечами, и быстрая улыбка промелькнула на его губах. Она не воспрепятствовала, когда он взял ее шляпу и кинул на заднее сиденье. Правую руку он положил на спинку ее сиденья и некоторое время хранил молчание. После этого он сдвинул на лоб темные очки, и Холли открылись темно-синие глаза, светящиеся умом, мудростью и незаданными вопросами.

– У меня окна затемненные, так что можете снять свои очки.

Холли принялась было снимать их, но тут же торопливо оставила на месте. Очки были последней преградой, мешающей Эвену целиком увидеть лицо «славной девочки». Рано или поздно он все равно обнаружит правду, так уж пусть лучше поздно.

– Мне их прописали.

– А как же я тогда узнаю, какого цвета у вас глаза, – спросил он с наигранной невинностью.

– Зеленые, – объявила она деловым тоном и пристегнулась ремнем безопасности. Когда она снова повернулась к нему, оказалось, что его глаза сузились до скептических щелок. Если она проявит неосторожность, то вызовет у него подозрение, она спокойно улыбнулась.

– На самом деле зеленые, папа говорит, что они цвета клевера.

– Таинственная вы женщина, мисс Хилари Смит. Расскажите-ка мне о себе, чем вы, скажем, занимаетесь, кроме разглашения своих детских психотравм.

Ей, может быть, и хотелось бы рассказать Эвену о том, какое у ее отца своеобразное чувство юмора, но она ведь его практически не знает. Кроме того, ей хотелось пристыдить его за то, что он так легко относится к вопросу детских травм, хотя почему-то она знала, что это не так.

– Я пишу путевые заметки, – соврала она, – я свободный художник. А вы?

– Специалист по летательной технике, по профессии и по призванию, кроме того, иногда и сам летаю.

Поджав под себя ноги, она повернулась к нему.

– Вы, что ли, делаете бизнес на том, что катаете на самолетах богатых да знаменитых?

– Богатых – да, знаменитых – редко.

Холли кивнула, теперь главное было отвернуть разговор от себя самой. Кроме того, у него такая интересная работа.

– Ну и куда же вы летаете?

– А куда угодно. Последние несколько месяцев четыре раза был в Южной Америке, в основном в Перу.

Кондиционер, наконец, выгнал из салона весь перегретый воздух, и он захлопнул свою дверь.

– Очень приятно возвращаться, – он включил скорость, потом повернулся к ней с многозначительной улыбкой, – и очень приятно встретиться с вами, Хилари.

Никто и никогда не улыбался ей так, как он это делал сейчас, а если кто и улыбался, то никогда до этого еще не испытывала она такого непосредственного и телесного отклика. В глубине его глаз таился вызов: они будто говорили: «Ты только позволь, и мы так чудесно время проведем».

Его чувственная энергия продолжала врываться в нее, как свежий ветер жарким полднем, выветривая все ее сомнения. Она расслабилась в своем кресле, и ей почти щекотно было от осознания того, что она сохранила инкогнито.

– Я тоже очень рада знакомству с вами, Эвен. Еще раз большое спасибо за то, что вы поискали ключи от моей машины и предложили подвезти меня. Я остановилась в Кейпшелл, прямо за мостом.

– Я тоже.

– У вас отпуск?

Он кивнул и вырулил со стоянки, направляясь в сторону моста на северной оконечности парка Дюнайленд.

– Мне летный врач сказал, что пришла пора заняться загаром, а может быть построить несколько песочных крепостей и встретиться с Хилари Смит, – он взглянул на нее. – Нет, я серьезно, наш летный врач просто с ума сходит, если мы по три года летаем без отпуска. А вы?

– Я просто отдыхаю.

– Ах, Хилари Смит, такая красавица и такая лгунья – интригующее сочетание.

Чтобы хоть как-то перевести разговор, она быстро продолжила:

– А вы говорили про Перу, вы во время землетрясения там не были?

– Был, – он посмотрел на нее и увидел, что она смотрит в зеркало заднего вида. Она все еще стесняется, что согласилась поехать с ним. Совершенно определенно, она убегала от кого-то на пляже, и теперь явно не хочет говорить о себе. Так кого он везет, кто она такая – наводчица в бегах, красавица, спасающаяся от ревнивого любовника или кто-то ее шантажирует?

«Лучше не давить», – подумал он. Терпение, терпение всегда вознаграждается, он решил помолчать, пока она сама не заговорит. До чего же она все-таки смотрится, в той части, конечно, которая ему видна, а очки эти, она носит будто броню, что же за огнедышащий дракон ей угрожает? Кто или что могло заставить ее пешком пойти до города в этот адский зной? Терпение, терпение, утешал он себя.

Чтобы как-то собраться с мыслями, Эвен принялся глядеть в окно, подозрение, конечно, не в его духе, но ведь она сейчас могла идти вдоль обочины и вероятно тащить сандалию, а то и обе с порванными тесемками. Красота диких слив и прочие непричесанные прибрежные растительности не могли заглушить его мыслей, ведь она могла и вовсе не дойти, могла хватить солнечный удар и вообще Бог знает, что.

– Ну так вы мне расскажете или нет, – спросила она, перебивая его мысли.

– О чем? О солнечном ударе, о сжимающих кольцо осады злодеях, о чем?

– О землетрясении, на что это похоже?

– Оно меня до смерти перепугало. Мы были в Куско и пол-отеля, в котором я жил, снесло напрочь.

– А вы не пострадали?

– Нет, а вот чистильщик сапог в холле сломал ногу. Слава Богу, аэропорт не вышел из строя. Мы отправили его самолетом в Лиму, и представляете, этот мальчишка никогда, оказывается до этого, самолетами не летал и от сочетания современного лайнера с адской болью у него съехали набекрень мозги, и он решил, что он возносится на небеса…

Эвен покачал головой.

– Представляете, какая это удача, если что-нибудь подобное происходит при вас?

Холли кивнула и спросила:

– А что с ним потом стало?

– На той неделе я получил факс от своего клиента – парень выздоравливает и хочет снова полетать.

Холли засмеялась вместе с Эвеном.

– Знаете, вы ведь чудесную вещь сделали, вот так помогли, ведь дети – они беспомощны, если случается катастрофа. Как бы мне хотелось, чтобы на свете было побольше таких людей, как вы.

Она явно расслаблялась, ему очень хотелось, чтобы так все и продолжалось.

– Похоже, подобные темы вас особенно интересуют, – заметил он.

– А я – добровольный помощник в Лемонэйд, – заявила она, – это организация, занимающаяся помощью при катастрофах, там дети помогают детям на самом элементарном уровне. Содержат мойки для машин, выгуливают собак, чистят гаражи и тому подобное. А заработанные деньги направляют на помощь другим детям, которые попадают в катастрофы.

– Вы не шутите? Звучит очень достойно. А вы сами чем именно заняты?

Холли вжалась поглубже в сиденье и принялась теребить ремень безопасности. Уж слишком просто с ним говорить, надо получше следить за своими словами.

– Ну, я просто марки наклеиваю, конверты отправляю, вот и все. Лучше вы расскажите-ка мне побольше о Перу.

К тому времени, когда они припарковались у небольшого ряда магазинов в Кейпшелл, она безостановочно смеялась над его рассказом о нескольких пугливых ламах, на которые он натолкнулся среди древних развалин строений инков.

– Мне там кое-что купить надо, пойдете со мной?

Холли едва не согласилась, но стоило ей глянуть в окно, как действительность тут же взяла свое. Слишком людно, слишком большая опасность быть узнанной.

– Вы идите, я здесь подожду.

Она смотрела, как он входит в маленькую зеленую лавку, и на нее вдруг нахлынула новая волна подавленности. Что он будет делать, если кто-нибудь узнает ее прямо пока они вместе? Она вспомнила массовую сцену на прошлой неделе на Мэдиссон-авеню. Что он подумает, если узнает про плакат с ее обнаженной задницей, который идет по десять долларов за штуку? Она вздрогнула. И кто это только сказал, что в жизни есть справедливость? – не иначе, как тот самый чудак, который заявил, что браки заключаются на небесах. Эвен вернулся через несколько минут и принес с собой два бумажных пакета. Бросив их на заднее сиденье, он указал подбородком на один из них.

– Его надо сразу в холодильник. Вы не против, если я закину это к себе домой?

Еще несколько минут в его обществе.

– Я не против.

– Ну вот и хорошо, а потом мы позвоним дилеру, чтобы узнать о запасных ключах.

Холли откинула за ухо прядь волос и улыбнулась. Машина наполнилась энергией Эвена, и места для подавленности не осталось.

– Вы обо всем заботитесь, вы всегда столь добры к незнакомым людям, у которых трудности?

Эвен засмеялся.

– На самом-то деле именно этим я и занят по долгу службы, сглаживаю острые углы с нашими клиентами. Ну, хватит о работе, у меня отпуск. – Он посмотрел на пакет побольше.

– А в этом у меня для вас подарок.

– Для меня?

Она удивленно посмотрела на него и засмеялась. Он протянул ей пластмассовый тюбик, и она прочла: цинковая мазь.

– Зачем вы мне это купили?

– Ну, кто-то же должен был об этом позаботиться. У вас нос так горит, что ночью можно будет электричество не включать.

В те времена, когда она была моделью, она пользовалась столькими мазями для загара, что впору было открывать ими торговлю, сегодня же она просто-напросто забыла это сделать. Холли опустила солнцезащитный козырек на лобовом стекле и склонилась к зеркальцу, прикрепленному к нему. Застонав, она резко вернула козырек на место. Поскольку он тоже пригнулся, чтобы посмотреть, лица их оказались в нескольких дюймах друг от друга.

– Я думала, что шляпа поможет мне с этим справиться.

– Правда? – голос его звучал вкрадчиво, и он придвинулся еще чуть ближе.

– А на пляже вы почему-то поправляли эту шляпу каждый раз, стоило лишь вам посмотреть в мою сторону.

Холли почувствовала, как во рту у нее пересохло.

– Я не знала, что вы…

– Что я тоже на вас смотрю? Да я глаз от вас оторвать не мог.

Эвен протянул руку, чтобы снять с нее очки, но тут кто-то забарабанил в стекло.

– Э, приятель, поезжай домой, и там с ней целуйся, мне припарковаться негде, а я товары привез.

Эвен повернулся и увидел в боковом окне огромную ухмыляющуюся физиономию в обрамлении двух сложенных рупором ладоней, прижавшуюся к стеклу. С губ Эвена сорвалось короткое ругательство, но он одарил человека улыбкой и приветственно махнул ему рукой. Прикрывая лицо одной рукой, Холли вжалась в сиденье.

«Не так уж все и плохо, – говорила она себе, – могло быть гораздо хуже, как, например, когда тот журналист Денис Кратче выследил ее с микрофоном в дамской уборной». И все равно она поймала себя на том, что еще глубже вдавливается в сиденье, она смотрела, как Эвен, глядя в боковое зеркальце, трогается с места. С добродушной сдержанностью он оглянулся через плечо и прокомментировал происшедшее:

– Не хотелось мне ссориться с этим увальнем, а то уж больно у него грузовик здоровенный.

– Да уж, – согласилась Холли, – с таким увальнем лучше не сталкиваться.

«Этого еще не хватало, – подумала она, – нарываться на скандал с водителем грузовика и с красавчиком типа Эвена, вот уж газетчикам это понравится».

Они ехали по людной улице, и она все пригибала и пригибала голову, но на удивление скоро Эвен уже протягивал руку к дистанционному управлению воротами гаража на приборной панели.

– Ну вот мы и дома, а я никак не дождусь, чтобы вы мне рассказали, что вы такого интересного нашли у меня на полу.

Она выпрямилась и посмотрела в окно. Мощеный проезд к трехэтажному дому был до боли ей знаком, так же как и шестифутовый забор, которым было обнесено владение. Рот у нее открылся от неподдельного удивления.

– Вы что, шутите? То есть, ну, конечно, вы меня обманываете!

Эвен заехал в гараж и направил пульт себе через плечо.

– Хилари, вы уходите от ответа. – Ворота захлопнулись. – Вы всегда ездите в машинах в позе эмбриона или только в моей.

– Эвен, – начала она, не обращая внимания на вопрос. – Я остановилась в доме прямо за этим. В маленьком домике сразу за вашим, – добавила она, будто он ее не слышит.

– Это вам Энни сдала, правда? – брови его сдвинулись, потом внезапно снова раздвинулись. Веселая улыбка появилась у него на лице.

– Очень интересный будет отпуск, – сказал он, протягивая руку с блокнотом и прикрепляя его к поясу.

Холли настороженно улыбнулась, покачала головой.

– Подождите, слишком уж много совпадений, – но она знала Энни еще со школы, и Энни ничего не стала бы специально подстраивать, просто ведь Эвен, ведь… На его лице снова медленно проступила уверенная улыбка.

– По-моему, Хилари, это у них зовется «кисмет», – выдал он, протягивая руку за пакетом зелени. Улыбка не исчезала.

– Как вы думаете?

– Кисмет? – ее посетило такое чувство, будто она держалась за канат, и внезапно ее попросили его бросить. Она посмотрела на тюбик цинковой мази, который по-прежнему сжимала в руке, потом на него.

Надо прямо сейчас уходить, надо поблагодарить его, нет, не надо благодарить, просто уйти. На самом деле, что же ее так тронуло, этот простенький подарок или, может быть, честность в его глазах, поверить ему, может быть, хоть чуть-чуть не надолго. Это можно, может быть.

– Может быть, – повторил он, подмигивая. – Тогда собирайте вещи, пойдемте.

Она послушалась, пошла за ним. Из гаража они прошли на просторную кухню-столовую, она окинула взором освещенную солнцем площадку над столовой.

– Какое чудесное место! У вас должно быть очень большая семья?

Она повернулась к нему лицом. Обручального кольца на нем не было, но в наше время это отнюдь не значит, что человек холостяк. Он направился прямиком к холодильнику и принялся запихивать в него первый пакет.

– Прежде чем вы спросите, я вам отвечу: нет, я не женат, а этот чудовищный домина достался мне от родных, они три года назад переехали во Флориду.

На губах Эвена играла улыбка. Он захлопнул морозильную дверь, после чего переправил в холодильник второй пакет. Холли мрачно кивнула, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ. Она прочистила горло:

– А вы всегда так овощи храните?

Он закрыл холодильник, после чего взял ее за руку и потянул ее к широкой центральной лестнице.

– Всегда, когда ко мне в гости приходит Хилари Смит и объявляет мне, что мой дом у моря чудесный. Пойдемте, я покажу вам, где прыгал с площадки, пользуясь зонтиком дядюшки Карла как парашютом. Мне было шесть лет, и я насмотрелся слишком много мультиков.

Она со смехом позволила ему потащить себя вверх по лестнице, а потом через открытую площадку. Эвен хлопнул ладонями по поручням:

– Именно здесь началась моя карьера в авиации. Конечно, с тех пор я как следует отработал посадку.

– Эвен, но вы же шею здесь могли свернуть.

– Шею не шею, а ногу сломал.

Взяв ее за руку, он провел ее в широкий холл.

– А здесь я провел июль и часть августа того самого года, – продолжил он, открывая первую дверь налево. Она замялась. – Пойдемте, а то пропустите самое интересное в нашем осмотре. Обещаю, что это лучше, чем Грейсленд и Белый дом вместе взятые.

Она прошла вслед за ним в затемненную комнату. Глаза его весело загорелись, когда он прислонил ее спиной к стене.

– А я-то думал, – сказал он, – что мне на эту стену никогда больше смотреть не захочется.

Эвен Джеймсон рассматривал красавицу, стоящую перед ним. Он протянул руку, снял с нее очки и бросил их на ковер. Было слишком темно, Эвен не видел какого цвета у нее глаза, но в них были искорки, благодаря тоненьким лучикам света, проникающим сквозь закрытые ставни. Он протянул руку к ее волосам, ниспадающим на плечи шелковистыми волнами золотисто-рыжего цвета, а ее лицо даже, если она и не модель, то ей бы стоило стать моделью, подумал он. Желание пронзило его с потрясающей быстротой, будто воздух рассекли. Он старался, чтобы голос его по-прежнему звучал небрежно, но противиться больше не мог.

– А увалень велел мне отвезти вас домой и поцеловать. – С ощущением какой-то безрассудной радости она потянулась к нему и положила руки ему на грудь. Ей не хотелось ничего знать про страх и неуверенность, которые властвовали над ее жизнью, ей просто хотелось, чтобы сейчас этот мужчина был с ней, хотелось отдаться чувствам, которые он в ней пробуждал. Столь чудесных, столь настоящих чувств она никогда раньше не испытывала.

– Ну так и не будем спорить с увальнем, – сказала она, подписываясь на участие в тайном заговоре, – ведь у него такой здоровый грузовик.

– Нет, совсем не из-за грузовика, Хилари, – прошептал Эвен, наклоняя свою голову к ее, – а просто.

Губы у него были теплые, и они коснулись ее губ, глаза ее стали закрываться, но в последний момент она увидела, что висит на стене напротив.

– О боже мой!

Холли изо всех сил оттолкнула его от себя.

– Как вы могли?

Она стала бить его зажатыми кулаками.

– За что?

Указав на плакат в рамке, который висел на противоположной стене, она застонала от горя. А после выплюнула с болью и ненавистью в голосе:

– Вы знали, – и продолжила, уперев кулаки в бедра и пригнув голову, – вы знали с того самого момента, как меня увидели, так?

– Знал, что?

Эвен, казалось, искренне ничего не понимал.

– Знали, что я и есть – «славная девочка».