Славная девочка

Глава шестая

Она вынуждена была отдать ему должное. Он бесспорно обладал богатым воображением и немалой храбростью, раз осмелился подать ей такую идею.

– А еще говорил, чтобы я поднялась в спальню по самому невинному поводу. Это и есть твой невинный повод, это ты об этом секретничал всю последнюю неделю, из-за этого мне пришлось пропалывать помидоры?

Уперев руки в боки, Холли ходила перед Эвеном.

– Это надо ж додуматься до такого безумия, мне появиться на набережной во время карнавала. Ты, что, не знаешь, что там будет Дэннис Кратчи, куча других репортеров, и они все подряд будут снимать и записывать. Зачем туда идти, чтобы меня увидели, заметили, нашли, стали пялиться?

Она села на плетеный стул и сложила руки на груди.

– Слушай, почему бы нам просто не остаться здесь и не посмотреть карнавал по местному кабелю.

Эвену было некуда деться. Если она не согласится на это его предложение, то он просто не знает, как выманить ее из дома. Он со счета сбился – сколько раз за последнюю неделю он предлагал ей прокатиться вместе под покровом ночи, но она всегда отказывалась.

– Так вот, сегодня ты не откажешься. Думаю, излишне напоминать, что большая часть выручки, полученной от проведения праздника, пойдет на нужды детской благотворительности в штате.

– Не пытайся внушить мне чувство вины, не получится!

Он протянул костюм.

– Получится, поверь мне!

Она отмахнулась обеими руками.

– Да разве этим кого обманешь. Вот на тебе надет такой же, а я тебя прекрасно узнаю. Давай просто забудем обо всем этом – и все.

– Не спеши, этот наряд гораздо лучше, чем ты думаешь.

И он сунул ей в руки полотняный костюм, чтобы она убедилась.

– Ты уж порадуй меня, примерь.

Он погрозил ей пальцем и улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Когда он направился в ванную, Холли покачала головой, встала и весело отправилась за ним.

– Господи, я понимаю, что ты исполнен решимости, но ничего не выйдет. Весь этот маскарад без толку, я всегда всех узнавала в канун дня Всех Святых.

Несмотря на все ее протесты, Эвен повесил костюм на крючок с внутренней стороны двери, сорвал целлофановую обертку и сделал шаг назад.

– Посмотри, какой дизайн! – Он пробежался рукой по вещи, как хороший продавец отдела готовой одежды. – Она гарантированно скроет всякий великолепный сгиб твоего тела.

– Эвен Джеймсон, а ты ведь далеко не все обо мне знаешь!

– По крайней мере я знаю, что ты спала в моей постели, пока меня не было.

И прежде чем она успела остановиться и подумать, она воскликнула:

– Откуда ты узнал?!

– А я вовсе и не знал, по крайней мере, до тех пор, пока ты сейчас сама в этом не созналась. Может быть, спросишь меня теперь, почему я догадался?

– Нет, ладно, смотри, я примерю, – ответила она, отчаянно пытаясь избежать его игривого взгляда. – Ты – единственный, кто меня в этом увидит.

Конечно, идея Эвена абсолютно бредовая, но если примерка костюма позволит избежать ответа на его вопрос и покончит с его решимостью вывести ее на люди, то она его примерит. Холли жестом отослала его, закрыла за собой дверь и быстро стянула с себя шорты. Уверенная, что в скором времени она снова переоденется во все свое, она поленилась даже снимать шелковую черную майку. Первым делом она натянула на себя и застегнула цельнокроенные брюки. В ванной была одна зеркальная стена. Она повернулась к ней, чтобы посмотреть, что она на себя нацепила.

– Эй, – крикнула она через дверь, – а откуда ты знаешь мой размер?

– Знаю, поскольку я всесторонне изучил твое тело.

Она улыбнулась своему отражению и взяла в руки пиджак. Заметив этикетку, она вздрогнула – он откровенно не поскупился на расходы ради этой безнадежной затеи. Костюм был сшит у одного из лучших модельеров.

– Так в кого же, в кого мы собираемся переодеться?

– Я очень рад, что ты спросила. По-моему, с усами и сигарами мы будем…

Холли пинком распахнула дверь:

– С усами и сигарами?

В ванную вступил Эвен со свежеприклеенными усами, круглыми черепаховыми очками и гладко зачесанными назад волосами. Холли взвизгнула:

– Да не может быть, клянусь, на какую-то секунду мне показалось, что тут кто-то посторонний.

Эвен радостно потер руки:

– Великолепно, совершенно правильная реакция, так и нужно. Я почему-то подумал, что бороды будут излишними, они будут мешать, поскольку у тебя никогда не было бороды.

– Ну спасибо, правда, усов у меня тоже никогда не было.

– Сейчас будут.

Он усадил ее на биде, сам уселся на унитаз лицом к ней.

– Сейчас мы решим эту гормональную проблему, – сказал он и достал из кармана коробочку, открыл ее и поставил на раковину. – Вуаля!

Холли не могла сдержать улыбку, глядя на то, как Эвен закатывает рукава. Он открыл тюбик с клеем, изучил ее верхнюю губу как опытный хирург, готовящийся к операции. Даже если они и не пойдут сегодня на набережную, даже если она так и застрянет за забором еще на одну ночь, его мальчишеское очарование и энергия обещают, что хотя бы мысленно сегодня она вырвется за пределы этого двора. Может быть, именно это он и планировал, ведь не может же он в самом деле рассчитывать, что она покинет свое безопасное убежище. Стройная цепочка ее мыслей была порвана острейшим ощущением от того, что бедра Эвена сдавили ее колени. Он склонился совсем близко и стал рассматривать ее лицо, отчего перед мысленным взором Холли пронеслась целая череда спутанных образов. Двое детей, играющих в маскарад, ноги Эвена, сжимающие ее, холодный ободок биде под ее пальцами, Эвен, подстригающий маникюрными ножницами ее будущие усы, его собственные усы и сосредоточено приоткрытый рот под ними… Холли таяла. Тяжело сглотнув, она принялась изучать рисунок на занавеске душа. После немыслимо долгой паузы она спросила:

– Так кем, ты сказал, мы будем?

– Меня зовут Реджиналд Кьюс Коксвейн, торговец носками фирмы «Ахиллес» из Кенибакпорта.

Холли чуть не захлебнулась от смеха из-за преувеличенного новоанглийского акцента, который изобразил Эвен. Он поднял очки на лоб и спросил:

– Готова?

Холли плотно сжала губы и быстро кивнула.

– Нагнись, чтобы я мог их тебе приклеить.

Эвен промокнул ее верхнюю губу сухим полотенцем, медленно положил его ей на ноги, после чего поднял тюбик с клеем.

– Не шевелись, я никогда еще не приклеивал усы никому другому.

Когда холодный клей коснулся верхней губы Холли, глаза ее невольно расширились:

– Как? – спросила она сквозь сжатые зубы. – Ты никогда раньше этого не делал, правда?

Он завинтил тюбик и, не сводя с нее глаз, кинул его в раковину через плечо.

– Не шевели ни единым мускулом.

Губы ее дрогнули, поскольку она пыталась сдержать смех.

– Еще раз шевельнешь губами – поцелую!

– Я стараюсь, честное слово стараюсь, – сказала она и наконец не удержалась и разразилась хохотом. Что бы сегодня ночью ни случилось, она знала, что этот смех запомнится ей больше всего. Щекочущее, яростное веселье, которое он подарил ей, само по себе играло с драгоценным сокровищем, она глубоко вздохнула, затаила дыхание, потом медленно выдохнула.

– Все, порядок!

Но это было не так…

– Ты такой смешной с этими усами, очками и с этой прической, и когда ты, ты… – начала она и упала ему на грудь, снова разразилась приступом смеха. Когда она соскользнула на пол, он тоже принялся смеяться. Как долго он этого хотел, увидеть ее радость, увидеть, как она скинула с себя тяжелое бремя хотя бы на один вечер. Он смотрел, как она сидит на полу, положив голову на край биде и держится за бока от хохота. Разве это не здорово будет, если она выйдет вместе с ним в мир, разделит его радости или даже если они вдвоем просто посмеются друг с другом, разделив маленькую тайну. Черт возьми, ведь он хотел, чтобы она была рядом с ним, даже когда она плакала, потому что он любит, всем сердцем любит ее. Прошло несколько минут и Холли наконец утерла глаза:

– Извини, это из-за твоих усов, стоит тебе приблизиться ко мне, ты начинаешь ими подергивать.

Эвен пригладил волосы, потом ущипнул себя за нос.

Нет, рано еще говорить ей, что он ее любит, рано.

– Да плохо я все продумал, – сказал он, – пиджаки плохо сочетаются.

Он помог ей усесться обратно на биде.

– А теперь все, серьезно, пока клей не высох.

– Есть, сэр!

Взяв ее двумя пальцами за подбородок, он приподнял ее лицо, и взгляды их встретились. Потом его взгляд опустился ниже, и, тщательно примерившись, он мягко приклеил усы на место.

– Ну и как я выгляжу?

Речь ее была невнятна, поскольку она пыталась не шевелить мышцами лица, это было невероятно трудно, ибо лицо Эвена было всего в нескольких дюймах от ее лица, и пальцы его мягко держали ее за щеки.

– Ты похожа на одного человека, которого я как-то отказался вывозить на самолете из Колумбии, сиди тихо!

Не могла она сидеть совершенно тихо при нем, ей хотелось кинуться не то к нему, не то прочь от него. В данный момент ей хотелось придвинуться дюйма на четыре ближе, но мало ли кому какого рожна хочется. Она вздохнула, его пальцы помедлили у кончиков ее усов и принялись ощупывать восхитительную поверхность ее губ, она с подозрением посмотрела на него.

– Ты что делаешь?

– Проверяю, симметрично ли вышло, и не разговаривай, иначе все расклеится.

Уловил суть, подумала она, глядя на широкие отвороты его легкого полотняного пиджака. У нее и так все расклеивается, а теперь, когда он так близко и так решительно настроен, и им так весело, как она скажет ему, что все его тщательно продуманные планы не сработают? Побуждения у него восхитительные, но как могут фальшивые усы и мешковатый костюм спрятать ее от толпы? Если уж на то пошло, как сможет это сделать Эвен? Да, решила она, пора, видимо, с этим кончать.

– Можно я теперь посмотрюсь?

Эвен взглянул на часы и отпустил ее:

– Конечно.

Он встал и подал ей руку.

– И все-таки кем я буду? – спросила она, вставая.

– Познакомься, Холли, это Карлос, торговец изумрудами, мой хороший близкий друг.

И он указал на зеркальную стену. Проявив гораздо больший интерес, чем ей хотелось бы, Холли встала, повернулась к зеркалу и потеряла дар речи. То, что она увидела, ошеломило ее. Она подняла волосы, стянула их на макушке и стала смотреть, что вышло.

– Так ведь, так ведь получается вылитый дядюшка Ричард… Эвен, я выгляжу в точности как мой дядюшка Ричард!

Ей впервые за вечер пришло в голову, что выйти за ограду возможно. И на самом деле можно пойти на праздник. Она отпустила волосы, они рассыпались по плечам, и повернулась к Эвену.

– Милый мой, это же чудо на самом деле!

– А теперь снова подыми волосы, мы примерим шляпу.

Он вышел из ванной, и она следом за ним.

– А ты нам и шляпы припас?

Она остановилась напротив своего отражения в зеркале шкафа и выжидательно приподняла волосы:

– Давай же!

Он порылся в комоде и вернулся с двумя шляпами, одна была уже надета на его голову, а другую он нес в руках.

– Ты что, торопишься? – спросил он. – Мы что, куда-то собираемся?

Встав позади нее, он надел ей на голову плетеную соломенную шляпу. На какое-то мгновение они встретились глазами в зеркале.

– Соломенная, а по форме как фетровая, – объяснил он, отступая на шаг.

Холли сдвинула шляпу чуть в сторону, чтобы прикрыть один глаз и стала рассматривать свой изменившийся облик. Отрицать было бессмысленно: Эвену удалось полностью сгладить почти каждую характерную черту «славной девочки».

– Да меня бы и мама родная не узнала, – шепнула она.

Внезапно их взгляды в зеркале снова встретились.

– Ты на самом деле думаешь, что все получится?

– По-моему, да, только вот торговец изумрудами по имени Карлос чересчур, по-моему, гордится шелковыми футболками.

Она еще раз заглянула в зеркало и увидела, как подчеркивает самое что ни на есть женственные линии грудей шелковый черный топик под пиджаком. Она громко вздохнула:

– Ну и что мы будем с ними делать?

Его руки скользнули под пиджак, обвили ее за талию, после этого пальцы его поползли вверх, вверх, вызывая в ней щекочущее ощущение.

– Я думал, ты никогда не спросишь, – откликнулся он в самой своей соблазнительной протяжной манере. Прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, он убрал руки и доверху застегнул ее пиджак.

– Ну, Карлос, двинулись, нам предстоит обмануть кучу народу, так что пойдем-ка отсюда к чертям собачьим и повеселимся вдоволь.

Продолжая смотреться в зеркало, Холли покачала головой своему отражению, однако она по-прежнему улыбалась.

– Но я же не сказала, что я иду.

– Ну так скажи, и пойдем.

– Эвен-н-н! – издала она совершенно театральный возглас.

– Да!

– А можно я надену очки?

Эвен вздохнул и с преувеличенной неохотой снял с себя очки.

– Ну так уж и быть, Карлос, только мне придется закурить сигару.

Она взяла очки и надела их на себя. Всесторонне удовлетворенная своей внешностью, она сунула руки в глубокие карманы мешковатых брюк и повертела головой из стороны в сторону.

– Великолепно, – сказал Эвен театральным шепотом, – пока ты тут стоишь и любуешься Карлосом, там, вероятно, уже кончаются пиво и пицца. Так как, ты готова?

– Эвен, – она склонилась поближе к зеркалу и внимательно рассмотрела свои усы, – а ведь у нас не получится как в кино, правда? То есть нам не придется их потом прилюдно срывать, а?

– Надеюсь, что нет.

Холли выдернула руки из карманов и медленно повернулась к нему.

– Ну так как, ведь все это шутка, правда?

Эвен напустил на себя совершенно невинный вид.

– Ну скажем так, в последний раз, когда у меня были усы, я их честно отрастил, это была очень интересная история, понимаешь, мы с приятелями поспорили…

Схватив за грудки, она притянула его к себе:

– Плевать я хотела на твоих приятелей, меня интересует моя верхняя губа, а также то, что с ней будет завтра!

Он сорвал с пояса блокнот с коммуникатором, поглядел на него какое-то мгновение и швырнул на постель.

– Карлос, милый, поверь мне!

– Хммм?

Не отпуская его, она еще раз глянула через плечо на свое отражение в зеркале. Придуманный маскарад был невероятно хорош.

– Слушай, а может мне волосы заплести и заколоть? Э, что ты делаешь?..

Но он уже обхватил ее рукой за талию, взвалил на плечи и потащил из комнаты.

– Иду с милой погулять!

Квартал за кварталом опять проносился сквозь ряды припаркованных машин, и Холли крепко обнимала бедрами Эвена.

– Расслабься, – поучал он ее, – на нем уже лет двадцать как подпорок нет.

Одной рукой Холли придерживала шляпу, а другой обхватила Эвена за пояс. На каждом повороте она плотно вжималась в его спину. Густо напоенный запахом моря воздух дышал неприязнью.

– Привяжем его у кафе «Кейпшелл», – бросил через плечо Эвен.

Продравшись сквозь группу ленивых тинэйджеров, он въехал на стоянку и проехал вглубь ее. Двигатель закашлялся и заглох. Эвен пожал плечами и похлопал мопед по бокам.

– Смотри-ка, снова обвели смерть вокруг пальца, я же с этой гремящей развалиной целую неделю возился, она уже много лет не гуляла, как впрочем, и я.

Холли не торопилась снимать руку с мускулистого живота Эвена.

Как чудесно, щекой она по-прежнему прижималась к его спине и испытывала такое блаженство, что поддалась желанию задержаться в таком положении еще на секундочку. Эвен накрыл ее ладонь своей и нежно пожал.

– За много недель тебе впервые предстоит провести несколько часов на людях, ты готова?

Холли оторвалась от Эвена, скинула ногу с мопеда и обошла его спереди. Тело покалывало от езды, а может быть от того, что она сидела, прижавшись к Эвену, и чувствовала каждую его вибрацию, каждое неуловимое движение, каждый дюйм его упругой, идеально накачанной спины. Она кашлянула.

– Если волосы не выбьются, то готова.

Она машинально разгладила складки на брюках, поправила очки, глядя в зеркало заднего вида, и посмотрела на него с дьявольской улыбкой.

– Ну, и как будут развлекаться молодые люди?

Он тоже слез с мопеда, откинул подпорку и аккуратно поставил мопед под надежным углом. Сняв шляпу, он приблизился вплотную к ее лицу, коснувшись усами ее уха он хрипло прошептал:

– Есть будут!

Холли потянула носом воздух:

– Чую французское жаркое и винные пары.

Он схватил ее за руку.

– Пойдем на запах! – приказал он, и они побежали к набережной. Он не мог оторвать от нее взгляда, и даже, когда они взошли на людную набережную, продолжал смотреть на нее. Она открыла рот и по-детски показала ему язык.

– Слушай, а воздух какой вкусный, – подразнила она его, – попробуй сам!

Он тоже высунул язык. Она была права, он ощутил солоноватый, чуть металлический привкус морского воздуха.

– Ты права, за последние тридцать лет тут почти ничего не поменялось.

Она покачала головой и рассмеялась, глаза ее искрились весельем. Он даже и мечтать не смел, что весь этот маскарад придаст ей такую уверенность.

«А больше мне ничего и не нужно, сказал он сам себе. Вытащил ее, раскрепостил частично, а теперь буду наслаждаться ей в свое удовольствие».

В этот момент ему казалось, что осуществление его планов связано с минимальным риском. Внимания они привлекали не больше, чем все остальные. Холли без предупреждения схватила его за руку и увлекла в толпу. И вот он рядом с ней, и они переплетя пальцы, плечом к плечу продираются сквозь густую толпу.

Все вокруг состояло из запахов, из звуков, отовсюду доносилась музыка, и раскаты смеха переплетались в наполненном праздничной иллюминацией воздухе с громкими приветствиями. На гуляющих были самые разнообразные наряды, начиная от черных кожаных костюмов мотоциклистов, увешанных цепями, до самых смелых бикини, украшенных флюоресцентно-розовым плюмажем. Но для него все в этот момент было сосредоточено исключительно на Холли, а она вовсю наслаждалась жизнью.

– Пойдем туда! – воскликнула она, – видишь, там торгуют жареным картофелем Тесси, пойдем же туда!

И она поволокла его сквозь толпу мимо лотков с пирожными, мимо холодильников на колесах, из которых торговали мороженым и газированной водой.

– Мы с Энни работали там как-то летом, – объявила она, когда они подошли к ларьку Тесси. – Картошку тут жарят на чистом масле.

Пока он расплачивался за два бумажных кулечка хрустящего картофеля, она спрыснула их солодовым уксусом, после этого они продрались сквозь толпу к ограждению, отделяющему набережную от пляжа. Холли вдыхала морской воздух, а Эвен наблюдал за ней. В воде отражались разноцветные огни, лунная дорожка, но все это бледнело по сравнению с ее ослепительной улыбкой. Он протянул руку и коснулся ее щеки.

– Что, отклеивается, – спросила она, прижимая кулачок к усам. Он выпятил губы и покачал головой.

– По-моему, даже немножко выросли.

Ее гортанный крик потонул во всеобщем шуме, но метко пущенный кусок картошки попал Эвену в плечо.

– И вовсе это не смешно!

В знак примирения он придвинулся поближе и положил в ее кулек кусочек от себя.

– Извини, – сказал он, но она уже забыла, как глупо он ее напугал.

– И почему только, – спросила она с набитым ртом, – тебе не нравится все, что нравится мне?

– Шшш, если начнешь анализировать, пропадет всякое удовольствие.

Неожиданно толпа поредела, и он знаком показал, что им тоже надо идти.

– Видишь фургон? По-моему, там дискотека, и если не ошибаюсь, то крутят «ролингов».

Они скомкали кулечки, бросили их в переполненную урну и пробились к огороженной канатами сцене. Там вовсю уже шел конкурс танцев, и плечи и бедра Холли сами собой задвигались в такт музыке. Глядя как она отдается ритму, он осознал, что она просто не может удержаться. Усы, шляпа, мешковатый костюм, все бесполезно, подо всем этим кроется женщина, и это видно каждому. Но никто в жизни не догадается, что это «славная девочка» – его девочка. Он закурил сигару и стал гордо наблюдать, как сбываются его мечты. Вся набережная, казалась, заколыхалась в такт рок-н-роллу, одна лишь Холли вдруг остановилась и подошла вплотную к Эвену. По-прежнему, не отрывая взгляда от танцующих, она попыталась заговорить с ним.

– Даже и не думай, танцевать я не буду, мне и тут очень хорошо. – Наманикюренным пальчиком она поправила дужку очков.

– Ой, посмотри, какая парочка, Горгона танцует с Вулканом. Ты только посмотри, как она его обвила. Карлос, нам просто необходимо…

И тут Эвена перебила чья-то бойкая скороговорка.

– Посмотрите, какая парочка. Эй, привет, как делишки? Друзья, можно на секундочку оторвать вас, мы хотели бы взять у вас интервью для программы «Развлечение для вас». Тоби, пускай пленку. Итак, кто здесь у нас?

Холли моментально перестала раскачиваться в такт музыке и хлопать в ладоши. Этот голос был ей слишком хорошо знаком. Эвен схватил ее под руку и плотно прижал к себе. Холли бешено озиралась по сторонам, живот свело, рядом с ними стоял Денис Кратчи и держал микрофон у самого лица Эвена. Она взглянула на Эвена, Эвен на нее:

– Держись! – шепнул он. Кратчи склонился ближе:

– Говорите, пожалуйста, громче, нам вас не слышно.

– Меня зовут Рейндженелд Кьюкоксвей, я торговец носками «ахиллесова пята» из Кеннебанкпорта. Тетеря вы глухая! – рявкнул Эвен и тут же растворился в толпе, увлекая за собой Холли.

– Как, по-твоему, он меня узнал, а? – отчаянно зашептала она.

– Если бы узнал, я думаю сейчас бы он не утруждал себя интервью с этим гориллой в гавайской рубашке, как по-твоему?

Весь следующий час они держались подальше от огороженной канатами танцевальной площадки рядом с радиофургоном. Вместо этого они покатались на колесе Ферри, на качелях По, посетили комнату смеха Барни, а после этого катались на автодроме до тех пор, пока Холли не испугалась, что повыбивает себе все зубы от бесконечных столкновений с машинкой Эвена.

– Отведи меня в какое-нибудь спокойное место, – взмолилась она из своей побитой розовой машинки. Когда они снова вышли на набережную, она утерла пот со лба, поправила шляпку.

– Холли, ты, должно быть, страшный человек на дороге, – сказал он.

Он ее дразнил и это ей нравилось.

– Да как ты мог такое сказать, я великолепно вожу, я… – и тут она осеклась, заметив, что несколько человек смотрят на нее. Эвен это тоже заметил.

– Тихо, иди как ни в чем не бывало и не гляди на них. Пошли.

Чтобы хоть как-то подбодрить ее, он положил ей руку на талию.

– С тобой все в порядке?

– Да, может быть, они просто восхищаются, какие ты мне приклеил прекрасные усы, – она коснулась верхней губы и подмигнула ему, – поверить не могу, что столько лет жила без усов.

Он притянул ее к себе:

– Ну что довольна?

– Да, очень довольна, – она улыбнусь. – Очень, очень довольна, – шепнула она.

Первым заговорил он, прерывая мгновение кристальной близости, которую им удалось создать среди гуляющей толпы.

– Ночь еще долгая, пойдем!

И вскоре они уже шли вдоль края набережной мимо игорных столиков. Звенели колокольчики, лопались воздушные шарики, исчезали под прилавками долларовые банкноты.

– Не бойся, все в порядке, никто за нами не следит. Смотри, все увлечены исключительно закидыванием резиновых лягушек на листья кувшинок и лопанием шариков с водой.

Холли вдруг остановилась.

– О нет, только не это, опять, – пробормотала она.

В трех шагах от них стоял Деннис Кратчи, он поправлял грим, помощники подсказывали ему, а несколько компании любопытствующих с удовольствием и восхищением наблюдали за этим. Толпа напирала, и они никак не могли ускользнуть от сулящего беду репортера.

– Что же нам делать, – шепнула Холли, глядя на Денниса Кратчи.

Эвен развернул ее спиной к журналисту и подтолкнул к ближайшему столику, сунул долларовую банкноту ей в руку, а ещё одну тут же поставил сам на первый попавшийся номер.

– Играй, – довольным голосом произнес он, – только не оборачивайся.

Звякнул колокольчик, рулетка завертелась, играющие заколотили кулаками по столу. Колесо остановилось, и тут же раздался чей-то победный вопль.

– Мне, пожалуйста, голубую, – закричал выигравший.

Итак, кто-то чего-то выиграл, но Холли была слишком подавлена, чтобы даже посмотреть: кто и на сколько разбогател. Холли поглубже натянула шляпу так, что та полями касалась очков.

– Он ушел?

– Пока нет, снимает танцующих, как только они отсюда уберутся, все будет в порядке.

Он снова поставил доллар и еще один сунул ей в руку.

– Продолжай играть.

Снова звонок, снова щелканье рулетки, снова удары кулаком по столу, все то же убожество.

– Холли, – шепнул Эвен, – приготовься!

Толпа застонала, Холли взглянула на Эвена.

– Что такое, я тебя не поняла?

Мясистая лапа накрыла ее ладонь:

– Эй, приятель, похоже ты выиграл, тебе какого цвета приз?

Эвен первым поднял взгляд:

– Ого, – он показал за прилавок, – ты, Карлос, посмотри, что ты выиграл!

Она немного сдвинула шляпу с глаз и впервые посмотрела на рулетку и на то что за ней. Позади рулетки стоял щит, оклеенный сверху до низу плакатами со «славной девочкой» – красными, золотистыми, голубыми, а внизу рядами стояли плакаты, свернутые в трубочку и обернутые в полиэтилен. Поверху сверкающими буквами было написано, что номер 17 выигрывает все три. Холли медленно повернула голову и взглянула вдоль столика на всех других играющих в рулетку с этим главным и единственным призом.

Кое-кто уже выиграл заветный приз, но продолжали делать ставки, чтобы выиграть еще. Она взглянула на Эвена, ей казалось, будто все это происходит не с ней.

– Да, очень трудный выбор, – сказал зазывала, – может быть, красную? – И он катнул запечатанный в полиэтилен цилиндр через столик. Холли протянула руку, чтобы поймать его.

– Делайте ваши, эй, смотрите, там этот парень с телевидения, эй, Деннис, идите сюда!

Сжимая плакат под мышкой, Холли сделала шаг назад.

Этого просто не может быть!

Кто-то толкнул ее и внезапно ряд танцующих отделил ее от Эвена, к ним присоединились все новые танцоры и вот уже два или три ряда людей отделяло ее от Эвена, которого она уже почти не видела.

Во всеобщей сутолоке кто-то из танцоров двинул Холли по шляпе, и та съехала, сбивая очки на нос, она отчаянно пыталась поймать шляпу, но вместо этого сбила ее окончательно. Холли будто во сне смотрела, как шляпа летит на землю и вдруг останавливается в воздухе.

– Поймал, – воскликнул кто-то удивленным голосом.

Она подняла взгляд. Идиотская улыбка так и застыла на лице Денниса Кратчи, когда он узнал золотисто-рыжеватые волосы «славной девочки», рассыпавшиеся по ее плечам.

– Холли Хамелтон? – недоверчиво прошептал он.

– Положись на меня, – неожиданно раздался в ее ушах голос Эвена.

Нет, это ей не снится, все гораздо хуже: этот кошмар происходит наяву. Вот она стоит, отупев, ничего не чувствуя, и к тому же у нее слуховые галлюцинации.

– Дай сюда плакат, Холли, – Эвен вырвал из ее оцепеневших пальцев свернутый в трубочку плакат и высоко поднял его в воздух. – А вот кому бесплатный плакат со «славной девочкой»! – закричал он, размахивая им над головой. – Бесплатный красный плакат! – И он метнул его как копье над морем тянущихся рук.

Толпа в коллективном порыве ринулась к противоположному краю набережной. На Денниса Кратчи было страшно смотреть, казалось, что его сейчас хватит удар.

– Тоби, включай запись! Тоби, к черту этот плакат, включай запись, включай пленку!

Эвену достаточно было один раз взглянуть на Холли, чтобы понять, что она полностью парализована тем, что ее разгадали. Она продолжала стоять и, открыв рот, смотреть на Денниса Кратчи.

Эвен весь съежился от мысли, к чему приведет так тщательно спланированный вечер. Больше она ему не поверит, хотя и это далеко не самое важное. Необходимо немедленно увести ее отсюда в безопасное место. Как можно спокойнее Эвен сказал:

– Холли, милая моя, пожалуйста, – и протянул руку.

Холли машинально взяла Эвена за руку, и он увлек ее за собой к ближайшему съезду с набережной.

Они бежали, не останавливаясь, пока не очутились в темной аллее рядом с припаркованным мопедом. Когда двигатель завелся с первого раза, Эвен шумно возблагодарил бога. Холли вскочила на заднее сиденье, и они умчались прочь, оставив Денниса Кратчи стоять с открытым ртом на бордюре набережной со шляпой Холли и микрофоном в руках. Через двадцать минут Эвен загнал мопед на стоянку рядом с раздевалкой на пляже, постаравшись как можно ближе припарковаться к дорожке, ведущей к морю, и заглушил двигатель. Как только Холли слезла с мопеда, Эвен отвязал и снял с багажника свернутую подстилку.

– Сюда! – сказал он и пошел по дорожке, ведущей через дюны к берегу.

Холли убрала в карман фальшивые очки, подвернула штанины, сняла башмаки и проследовала за ним. Эвен расстелил подстилку и жестом предложил Холли сесть. Несколько секунд слышно было только, как шумит прибой. Наконец, Холли села, сложив ноги по-турецки, и откинулась на локти.

– Луна сегодня просто ужасная… – сказала она, пытаясь нащупать какую-нибудь безопасную тему для разговора.

– Да, – ответил он, шагая взад-вперед рядом с ней и потирая загривок.

– Это то самое место, где я впервые увидела тебя и где ты увидел меня.

– Да. Ты очень злишься?

Эвен сорвал с себя шляпу и швырнул ее рядом с Холли.

– Да, черт возьми, а ты?

– А чего мне злиться, ведь мы же убежали.

Эвен упал на колени:

– Но ведь это была моя идея, ведь это из-за меня тебя чуть столбняк не хватил при виде Кратчи, ведь он теперь знает, что ты в городе. – Он взял ее за плечи. – Прости меня за все это, я такой нахальный, самоуверенный и сукин…

– Эвен, ну хватит же!

– Нет, в самом деле, Холли, ведь когда ты увидела эти плакаты, а потом этого чертового репортера, да я бы даже не обиделся, если после этого ты бы вообще со мной больше разговаривать не захотела!

– Не нужно извинений, Эвен.

– Энни мне рассказывала, что после того, как ты немножко подумала, ты решила, что этот плакат вовсе не так уж плох, но когда я увидел выражение твоего лица там на набережной, когда перед тобой оказались эти проклятые плакаты, я понял, что она заблуждается.

Холли зажала рот ладонью.

– Нет, не заблуждается.

Она увидела, как брови его удивленно взметнулись, но ничего не сказала.

– Спасибо тебе, что вытащил меня, спасибо тебе за сегодняшний вечер, ведь вот уже много месяцев, как я не смеялась так много и так громко, а может быть, и много лет. Конечно, в конце пошло полное безумие, но ведь я не помню, кто это сказал: нет лучше времени, чем если ты со мной… – Холли уронила руки на колени. – Я правду говорю, Эвен. Ты подарил мне чудесный вечер.

Она смотрела на него и в глазах ее дрожали лунные блики.

Вот она перед ним свежая как роса. Она – его, и это правда. Он всегда видел, врет она или нет. Раз за разом она продолжала поражать его, так думал он и напряжение спадало в его груди и снова средоточием всех его чувств становилась одна она.

– А ты знаешь, последним усатым человеком, которого я целовал, была моя тетушка Марта, и это было очень неприятно, так что я подумал, а не поснимать ли нам их?

Он взял себя за кончик уса, а она потянулась к своим усам.

Вдруг она остановилась и схватила его за руку.

– Погоди, а больно не будет?

– Вполне вероятно, давай-ка вот так попробуем, – и он протянул руку к ее усам, а она – к его.

– Готово?

– Нет еще.

Нахально не обращая внимания на ее трусость, он принялся считать: три, два, один, трр… Несколько секунд промелькнуло в тишине, потом она отбросила его усы и быстро ощупала пальцами свою верхнюю губу.

– Ты как?

– Я все так же, и по-прежнему хочу поцеловать тебя. Иди сюда!

Волны разбивались о слежавшийся песок, она встала на колени и позволила ему прижать себя целиком сверху до низу. Она была теплая и податливая, и, тяжело дыша, называла его по имени.

Его пронзило желание и внезапно ему захотелось испытать ее всеми своими чувствами. Он склонил свои губы к ее и хотел уже проникнуть в них языком, как вдруг она открыла рот.

– Коснись меня, – шепнул он прямо в ее открытый рот. Она вытянула рубаху из-под пояса его штанов и, осторожно процарапывая его голый торс, подняла ее повыше. Ее готовность заставила его снова заговорить.

– Беру назад свои слова относительно того, что нам придется подождать, можешь поделиться со мной твоей тайной тогда, когда тебе будет угодно, но, господи, Холли, можно я буду любить тебя сегодня ночью?

Тут он почувствовал, как она напряглась и медленно встала. Положив ладони ему на грудь, она оттолкнулась от него и выглядела совершенно беспомощно в своем отчаянии. Глаза ее наполнились слезами, Эвен почувствовал, как у него у самого сжимается горло.

– Что я могу сделать, только скажи мне, что делать? – потребовал он яростным шепотом. – Я достану тебе луну, я сделаю все, только попроси!

Но ведь стоит ему сказать, как все изменится. Она потерла лицо и снова опустилась на подстилку.

– Не хотела я втягивать тебя в это дело, но ты уже и так в него втянут, и неправильно будет утаивать от тебя дальше и все остальное. – Она уже открыла рот, чтобы продолжить, но не раздалось ни звука. Она попыталась еще раз.

– Очень трудно, дай мне еще минуту.

– Как тебе будет угодно.

Она обхватила руками колени и опустила на них голову. В ней бушевал инстинкт самосохранения, и перед глазами вновь и вновь проигрывался знакомый сценарий, а она все смотрела и смотрела на лунную дорожку, на поверхность океана. Прочь, бежать, спрятаться, на луну улететь по этой платиновой дорожке.

Прочь отсюда, прочь от Эвена, прочь от невыносимого положения, в котором она оказалась. Она шумно выдохнула сквозь сжатые губы: все это мечты, а вот она реальность. Вот Эвен, ее друг и не только, сейчас она ему все поведает. И Холли повернула к нему голову.

– На самом-то деле этот плакат никогда не казался мне грязным, если мне что в нем и не нравилось, так это то, что у меня над ним не было никакой власти. Я доверилась Стью и в буквальном смысле слова оказалась из-за этого без штанов. В один прекрасный момент я расслабилась, и весь мой тщательно наработанный на всю Америку имидж рассыпался на куски. И теперь всякий, кто взглянет на этот плакат, увидит, что я просто в шоке от того, что меня фотографируют. Двадцатишестилетняя, отвечающая за свои поступки женщина такого себе никогда бы не позволила. Стью лишил меня всенародного доверия, которое я имела, а дальше будет еще хуже.

– Я не понимаю.

– Эвен, говорят, что будет еще и второй плакат, и слухи эти обоснованны, весь вопрос во времени.

– Второй плакат? – переспросил он. – То есть как?

– А вот так, Стью продолжал щелкать своей камерой и дальше, только я тебе не говорила. Кроме того, он не только талантливый фотограф, но еще и психолог. Он говорит, что если я не вернусь к нему работать, то он выпустит на рынок вторую фотографию, и по-моему, он не блефует.

– Слушай, Холли, а что, этот второй плакат будет совсем уж плохой?

– Не знаю, но даже если он будет хотя бы немного откровеннее, чем первый, то у меня не будет никаких шансов попасть в совет Лемонэйд, мне не позволят представлять в обществе интересы детского благотворительного фонда, одновременно предлагая каждому желающему уроки анатомии по десять долларов за штуку.

– Но для меня-то все это не имеет никакого значения.

– А для меня имеет, ведь Лемонэйд – это та самая организация, в которой я надеялась обрести новое лицо.

Она откинула волосы за уши и снова уставилась на море.

Набежала волна, жизнь шла своим чередом. Скоро новый день, это еще не конец света. Она заговорила уже мягче:

– И ведь у меня у самой когда-нибудь будут дети, я ведь этого хочу, и что они скажут о своей матери, и что я им отвечу? – Она покачала головой. – Я, конечно, чушь несу, прости меня.

Ее руки сжались в кулаки, и она потрясла ими перед своим лицом.

– Я ведь делаю все, что могу, чтобы с этим покончить, но клянусь, если выйдет второй плакат, то я все брошу, иначе я разрушу всю репутацию Лемонэйд. – Руки ее беспомощно упали. – Дальше, что касается тебя. Что, как ты думаешь, случится с твоим бизнесом, если тебя уличат в связи со мной, с играющей в прятки безмозглой голозадой пипочкой?

Не дождавшись ответа от Эвена, она встала, сняла пиджак и швырнула его на песок рядом с ним.

– Теперь ты все знаешь. – И сунув руки в глубокие карманы брюк, она зашагала прочь вдоль пенной изогнутой линии прибоя.

Эвен сидел, уставившись на то место на подстилке, где только что сидела она. Его волновал отнюдь не бизнес, он размышлял о ее реплике, что она захочет детей, ведь он тоже всегда хотел детей, но после развода подавил в себе это желание, поскольку не подворачивалось подходящей женщины.

– Ничего, все образуется, – говаривал он себе, стоило в груди его возникнуть щемящему чувству после разговора с племянником или племянницей, или когда дети Энни обнимали его, или когда он вез на самолете детей, чьи лица восторженно розовели от полета и от того, что летчик с ними разговаривает.

Он взъерошил волосы двумя руками, час его пробил, появилась подходящая женщина, теперь он более чем когда бы то ни было был в этом уверен, ведь она наконец открылась и все рассказала ему.

Холли ходила взад-вперед по пляжу. Свет луны струился по ней жидким серебром, и мягкий ветер с моря трогал пряди ее волос, свешивающихся вдоль опущенного лица.

Улыбаясь сам себе, он встал.

– Холли!

Она подняла взгляд и увидела его распростертые руки.

– С твоим бывшим мы разберемся, вместе мы все сможем повернуть, Холли, я клянусь тебе!

Она пошла к нему, но немного не доходя, остановилась. Он поманил ее руками:

– Ну же, подходи поближе, ну же!

И рассыпался тяжелый ком, скопившийся в ее груди. Да и что за смысл и дальше противиться неодолимому влечению? – и она шагнула к нему.

– Я хочу тебя, Холли, прямо здесь, прямо сейчас!

Их взгляды сомкнулись, и руки его скользнули под топик Холли, он снял его через голову и отбросил в сторону от нее. С океана дул ветер, но она не замечала этого. Все, что она испытывала, исходило исключительно от Эвена.

– Сними брюки, Холли.

Она расстегнула молнию, штаны упали на песок, и она откинула их в сторону. Она смотрела, как он пальцем проводит по кружевной каемке ее старомодной черной атласной комбинации. От его прикосновений по всему телу растекался жаркий поток удовольствия, он нащупал пальцем красную розочку, помещенную во впадине посредине ее груди.

Потом перевел палец к сразу напрягшемуся соску и провел им дальше вниз до высокого выреза на бедре.

– Ты специально ради меня это надела?

До этого мгновения она бы даже перед самим Господом в этом не созналась.

– Да!

Он одарил ее своей всесокрушающей улыбкой, и она подумала, что с радостью умерла бы сейчас. Тяжелым от вожделения взглядом он обвел ее снизу доверху.

– А ты снимешь это ради меня?

– Да, – шепнула она, и голос ее был наполнен предвкушением того, к чему все шло.

– Сними это для меня, – повторил он, и ноздри его раздувались. Яркий лунный свет не смягчал обнаженного желания на его лице. Она сняла атласную лямку сначала с одного плеча, потом со второго, отороченные кружевами чашечки сползли, приобнажив упругие холмики розоватой плоти. Спуская шелковистый верх, она смотрела ему в лицо, и полная высокая грудь была молочно-белой при луне.

Тут она замешкалась, и он стянул с себя рубаху, потом расстегнул брюки и снял их вместе с трусами.

«А ведь он уже готов», – осознала она, ощутив глубокое женское удовлетворение, и она стала стягивать комбинацию дальше вниз, обнажая крутой изгиб талии, переходящий в бедра, потом остановилась и снова посмотрела на него.

– Давай я, – сказал он, становясь перед ней на колени и запуская большие пальцы под комбинацию. Он спускал ее все ниже и ниже, целуя ее плоский живот, щекоча ее бедра, гладя ее упругие стройные ноги.

Холли вцепилась ему в плечи, чтобы не упасть от наплыва чувств. Губы его спускались все ниже, ей казалось, что она вот-вот закричит от желания. Поцелуй их был полон радости и вожделения, жажды и любви, желания и потребности друг в друге. Он увлек ее за собою на подстилку, раздвинул ей ноги и, наконец, возлег на ложе ее женственности. Нависнув над ней, он втягивал в себя морской воздух и ее запах.

– Холли…

Она поняла невысказанный вопрос, общепринятую условность первого раза, позволяющую в последний момент повернуть назад, и с благодарностью за этот жест благословила его. Благословила душераздирающим поцелуем и, мяукнув как котеночек в знак полной покорности, она обхватила ногами его бедра и приняла глубоко в себя. И вот он уже в ней – врезается, ласкает, поглаживает, наполняет всю ее восходящим по спирали наслаждением. Луна скрылась за облачком, и она изгибалась навстречу каждому его толчку, каждому запретному приказу, который шептал он в ночную тьму.

– Скажи мне, что ты моя, – удалось выдавить ему, слегка обуздывая себя в ней.

Как могла она жить без него, без его любви, без его тела?

– Да.

Она обхватила ладонями впадинки на его спине, заставляя его снова полностью войти в себя, и вот уже ритм движений, резких туда и ласкающих обратно, участился и наконец Холли почувствовала, как она содрогается и распадается на тысячи кусков сверкающего наслаждения. И вместе с ней в этом звездном дожде ощущений был он, он вошел в него вместе с ней, скользя в ее объятиях, чтобы остаться там навсегда. Насыщенный, цельный, любимый он держал ее в своих руках и прислушивался к звукам моря, к биению их сердец и к самому сладкому из всех звуков, к голосу Холли.

– Я – твоя.