Славная девочка

Глава восьмая

Почувствовав очередной приступ тошноты, Холли принялась обмахиваться финансовой сводкой в надежде, что тошнота исчезнет. Медленно и глубоко дыша, она обводила взглядом свой кабинет в Лемонэйд, стараясь удержать победное ощущение, которое давало ей уже само сознание того, что она здесь находится. Вот уже три недели, как ей удается проскальзывать в офис Лемонэйд на Манхэттене не замечанной журналистами. Конечно же, тут не обошлось без помощи короткого темного парика, мешковатой бежевой одежды и старомодных очков, но целых три недели! Три недели без него.

Часа не проходило, чтобы она не вспомнила о нем, не затосковала по его подначкам, по его нежным прикосновениям, по его глубокому клокочущему грудному смеху. По его нежному шепоту. Она стукнула рукой по столу. Да что она, с ума сошла? Ведь он обошелся с ней, как с какой-нибудь преступницей.

Опираясь о стол, Холли встала и повернулась к окну позади. Стоило пройти тошноте, как ее место занимала тревога, усиленная усталостью. Она прижалась лбом к стеклу, до такого состояния довели ее попытки избавиться от Стью. Пытаясь подыскать для Стью идеальную замену «славной девочки», она без конца посылала ему самых разных моделей изо всех агентств, которые только приходили ей на ум, ведь рано или поздно ему обязательно встретится новое лицо с подходящим строением кости и цветом глаз, тогда он и думать забудет о том, что когда-то она была нужна ему. Это обязательно сработает, не может не сработать.

Свернув финансовый отчет в трубочку, она взяла его двумя руками и, как в подзорную трубу, посмотрела в него на потолок. Тяжело вздохнув, она подумала, почему все-таки она испытывает необъяснимую вину из-за того, что ушла от Эвена, будто ей и без этого стрессов не хватает. И хотя воспоминания о времени, проведенном вместе с ним, вызывали бурю эмоций, она без конца напоминала себе, как несказанно подло обошелся он с ней в конце. На самом-то деле, если бы ей сейчас довелось его увидеть, она сказала бы ему пару ласковых слов. Тут дверь позади нее отворилась.

– Холли!

Она резко обернулась.

– О, это ты, Дейв.

Дейв, протиснулся в тесный кабинет.

– Я тебя не напугал? Что-то ты бледно выглядишь.

– Да ничего, просто тут очень душно становится, когда дверь закрыта.

– А ты уверена, что причина именно в этом?

– Бог его знает, может, заболеваю чем. Мне вчера от куриного бульона плохо стало, да и сегодня что-то не здоровится.

Дейв совершенно определенно чувствовал себя неуютно.

– А ты уверена, что это не… понимаешь, Холли, когда моя жена была… – Он подошел еще на полшага и оперся на ее стол. – Тебя по утрам не тошнит?

– Смеешься, Дейв? Если тут и есть какая причина, то это стресс.

Он еще какое-то время посмотрел на нее, потом пожал плечами.

– Ну что ж, можно списать и на это, хотя сидеть и ждать, где именно разразится тропический ураган, отнюдь не повод для смеха.

Она засмеялась. Впервые с тех самых пор, как ушла от Эвена.

– Так что, нет никаких сведений насчет того, куда двинулся ураган Сэлиза? – Он покачал головой. – Ну и чем я могу быть полезна?

Он задумался:

– Скорее это я могу быть тебе полезен.

– А в чем дело? – Она бросила финансовый отчет на стол и кивнула в сторону главного коридора, который начинался позади ее собственного кабинета размером с почтовую марку. – Что они там говорят? Точнее, что более важно, что говорит мистер Уилоугби?

Оглянувшись, Дейв быстро прикрыл за собой дверь.

– Он ругает не тебя и не твою работу, ему не нравится этот наряд, в котором ты являешься в офис.

Холли почесала голову, ей то и дело приходилось это делать из-за короткого темного парика.

– А какая собственно разница, ношу я парик или нет?

– Ему не нравится… э-э-э… низкий лоб, а еще мистер Уилоугби говорит, что ему очень хотелось бы знать, как ты собираешься быть общественным представителем Лемонэйд, если тебя на людях не видели уже много недель, если ты прячешься здесь, стоит посетителю или журналисту показаться у нас в офисе. Кроме того, он без конца говорит, что ты могла бы занять нормальный просторный кабинет, а вместо этого прячешься в этом стенном шкафу. – Дейв прочистил горло и уставился на свернутый в трубочку финансовый отчет на столе. – Тут уже кое-кто поговаривает, не взять ли нам в качестве общественного представителя какого-нибудь спортсмена.

Лоб у нее все сильнее напрягался. Конечно же, она слышала, как перешептываются сотрудники Лемонэйд и как постепенно изменяется их отношение к ней. Они вели себя вежливо, но старались держаться подальше. Холли села и, положив локоть на стол, потерла лоб.

– Еще что?

– А еще, Холли, с каждым днем все больше ходит слухов об этом самом втором плакате. Денис Кратчи вчера вечером в своей передаче опять об этом говорил. И у нас тут начинают волноваться: а вдруг это на самом деле правда? Не мешало бы тебе с этими слухами покончить, иначе я боюсь, как бы шурин Уилоугби и впрямь не занял твое место в Совете.

Холли кивнула, он был совершенно прав.

– Спасибо, Дейв.

– Я просто подумал, что не мешало бы тебе знать, ну… чтобы ты хоть что-то могла сделать. – Он потянулся было к дверной ручке, но вдруг резко повернулся и снова заговорил: – Холли, я очень не хочу видеть на этом месте шурина Уилоугби, единственное, что он умеет – это носить фрак и пить мартини со спонсорами, но ведь именно ты – единственная, кому удалось созвониться с президентом фармацевтической компании и добиться, чтобы он пожертвовал нам витамин А, когда он был нам необходим для индийского проекта, ведь до этого мы ему много месяцев запросы посылали и все бесполезно. Как тебе удалось заставить его?

Холли задумчиво склонила голову:

– Ведь нам и на самом деле нужен был витамин А, – медленно заговорила она, – вот я и решила, что раз цивилизованные меры не срабатывают, то придется применить более агрессивный подход, ведь положение, в котором оказались эти нуждающиеся дети, не только не улучшалось, но наоборот, с каждым днем ухудшалось. Вот я и подумала, а чего мне собственно терять? – Медленно вставая из-за стола, она поймала себя на том, что на губах ее заиграла улыбочка. – Да чего мне, собственно, терять? – повторила она.

Дейв разгладил свои черные до плеч волосы и засмеялся.

– Правильно, тогда ты и взяла быка за рога. Ладно, если я чем могу быть тебе полезен, дай мне знать.

Тут Холли взяла да и сорвала парик.

– Спасибо тебе, Дейв! – Она кинула парик в мусорную корзину и тряхнула головой, расправляя волосы.

– Ты мне уже помог. – Взяв сумочку, она вышла вслед за ним. – Мне надо отойти по делам, но я думаю, что вернусь еще до конца рабочего дня.

Когда Стюарт Хамелтон открыл дверь в свою студию после обеда, ему было что сказать человеку, которого он там увидел.

– Ну и дерьмово же ты выглядишь, Холли. Фунтов пять веса нагнала, по большей части на морде. Загорала без тента, вижу. Интересно, сколько теперь потребуется времени, чтобы свести эти веснушки и привести твою кожу в порядок. Нос облезал, правильно говорю? Ладно, знать ничего не желаю, пойдем.

Они прошли внутрь, и едва он закрыл дверь, как она повернулась к нему.

– Со мной все в порядке, Стюарт, спасибо за то, что поинтересовался. А ты как?

– Извини, – выражение лица у него было довольное, но одновременно немного грустное из-за веснушек и нескольких лишних фунтов. – Но ведь теперь, когда решила перестать играть в прятки, когда решила вернуться ко мне на работу, кто-то должен был тебе сказать правду. А почему ты, собственно, в бежевом, ведь это не твой цвет?

Она поразилась его твердолобости, у нее дух захватило от его нахальной уверенности в том, что она вернется к нему на работу. Пока он ходил вокруг нее, изучая под разными углами, она осматривала студию.

Основное место на стенах с трофеями Стью по-прежнему занимали ее фотографии.

– Пора с этим кончать, Стью.

– А как же, – пробормотал он, приподымая прядь ее волос. – Давно надо было кончать с этим расколом.

Она оттолкнула его руку.

– Какая-то ты другая стала, Холли. – Он потер губы пальцами. – Нет, ты совершенно определенно изменилась. Я вот теперь думаю, как мне лучше будет подать тебя на обложке праздничного выпуска «Велбот энд Лейс». Я сначала было подумал, что лучше всего подойдет зеленый бархат, но почему-то мне теперь так не кажется, может быть, темно-синий с блестками или бордовый?

– А я что, сказала, что возвращаюсь к тебе работать?

Взгляды их встретились.

– Значит, опять в игры играть будем, правильно понял?

– Нет, Стью, игр больше не будет, надоел мне твой блеф. Если я не уйду отсюда со всеми фотографиями и негативами из серии съемок для рекламы «Славного утра», то я созову пресс-конференцию.

– В самом деле? И что, мне надо бояться этого?

Холли кивнула:

– Да, Стью, тебе именно следует этого бояться. Я намерена рассказать всем, какой ты на самом деле ненадежный козел. А особый упор я сделаю на то, что твоя маниакальная помешанность на мне окончательно угробила все твои деловые качества. Я всем расскажу, как ты фотографировал меня без моего разрешения и как после этого шантажировал меня, и если ты думаешь, что после хоть одна модель захочет у тебя фотографироваться, что найдется после этого агентство, которое хоть кого-то пошлет к тебе, что хоть одна фирма захочет иметь дело с тебе подобным, если ты и в самом деле так думаешь, значит ты еще глупее, чем я думала. Весь остаток своей карьеры ты будешь фотографировать мышеловки и шины для грузовиков.

Оживление исчезло с лица Стью. Рот его обмяк, глаза расширились, тело застыло.

– Ты серьезно говоришь?

Она шагнула к нему и постучала пальцем по груди:

– А ты что, хочешь в этом удостовериться?

Он покачал головой и выдавил улыбку:

– Ты этого не сделаешь.

– А почему, собственно, не сделаю? Мне терять нечего, Стью, кроме твоей тени. – Она протянула руку, – давай их сюда.

Он помялся:

– Эй, а может, мы сможем все это как-нибудь утрясти?

Она продолжала, не обращая ни малейшего внимания на его последнюю отчаянную попытку защититься.

– Мой адвокат вскоре перешлет твоему кое-какие бумаги, там будет сказано, что ты клянешься, что передал мне все фотографии и все негативы и что в дальнейшем отказываешься выпускать что бы то ни было, так или иначе связанное со мной или с моим именем. Я знаю, что ты все поставил на то, что я вернусь, поэтому и предлагаю, чтобы ты подписал эти бумаги как можно скорее. Таким образом, у тебя остается шанс спасти свою карьеру. Ты и так уже очень много времени потратил впустую, заворачивая те модели, которых я тебе посылала.

Не успела она договорить, как он пошел к сейфу, который стоял позади его стола и достал из него большой конверт. Снова взглянув на нее широко раскрытыми глазами, он сказал:

– Так это ты их ко мне посылала на эти, якобы, просмотры?

Она кивнула и тоже подошла к сейфу.

– Все сорок две девушки, Стью. – Она указала на конверт, который он держал в руках. – Там всё?

– Всё, – ответил он.

Она протянула руку за конвертом, но ей все равно пришлось вырывать его из рук Стью.

– Невероятно, – прошептала она сама себе, идя к двери.

– Холли!

– Что такое?

– Только без обид, ладно?

– Какие уж тут обиды, я к тебе ничего не испытываю, кроме жалости.

Еще в такси по дороге обратно в Лемонэйд она изучила содержимое конверта. Негатив, о котором шла речь, совершенно определенно был более откровенный, чем предыдущий. Она была сфотографирована от бедер и выше, стоя лицом к камере со сложенными на груди руками. Поднеся негатив к свету, она исследовала его наметанным взглядом. Для придорожной закусочной, конечно, неплохо, но ей бы отнюдь не хотелось, чтобы такое ассоциировалось с Лемонэйд.

Она вздохнула с облегчением, запихивая все обратно в конверт и прижимая его к груди. Как только она вернется в Лемонэйд, она первым делом изорвет все на мелкие кусочки, а потом эти кусочки сожжет. Выходя из лифта, она уже напевала мотивчик из рекламы мыла «Славное утро».

Мистер Уилуогби и Дейв с закатанными рукавами сидели в приемной и о чем-то оживленно разговаривали. Когда она их поприветствовала, они лишь кивнули для проформы. Она подошла к ним, улыбаясь во весь рот.

– Мистер Уилуогби, второго плаката со «славной девочкой» не будет.

Мистер Уилуогби пожал ей руку.

– Не буду делать вид, – продолжила она, – будто не знаю, насколько это вас волновало, но больше бояться нечего, – она потрясла конвертом. – Я позаботилась об этой проблеме раз и навсегда.

Дейв крепко поцеловал ее в щеку.

– Вот это другое дело!

Более сдержанный Уилуогби посмотрел на конверт, потом снова на нее, прочистив горло, он коротко кивнул:

– Хорошо, – допустил он, после чего, казалось, напрочь забыл о существовании предмета разговора. – Только у нас есть гораздо более важные дела, и озабочены мы ими гораздо сильнее, Холли. Вот мы сейчас здесь разговариваем, а в это время ураган Сэлиза обрушился на остров Сент-Джулиан, так что похоже, что следующие несколько дней нам всем придется несладко, вот тогда мы и выясним, кто есть кто в Лемонэйд.

Дверь зала заседаний «Эрсервис интернешнлз» внезапно распахнулась и с силой ударилась о стену. Эвен вскочил на ноги и через головы сотрудников посмотрел, что происходит у дальнего конца стола. То, что он увидел, лишило его дара речи.

Перед ним стояла Холли. Завитки волос выбивались из сбившегося на сторону хвостика, глаза были красные, будто она не спала несколько ночей. На ней была простая белая футболка и широкие джинсовые шорты, из-за этого она была похожа на загнанного сотрудника летнего лагеря. Но другое было гораздо хуже.

Обострившиеся черты ее лица и пронзительный взгляд говорили о том, что она находится в состоянии глубочайшего стресса. Зажав под мышкой папку, Холли кинула на пол холщовую сумку, повесила на пояс солнцезащитные очки и в наглую прошла прямо к его столу. По дороге она зацепила ногой алюминиевую стойку, и та упала на пол вместе с картой, которая на ней висела. Не обращая ни малейшего внимания на двух сотрудников, бросившихся устранять беспорядок, она подошла, уставилась прямо на Эвена и обратилась только к нему:

– Вы говорили, что если вы мне потребуетесь, то я всегда могу к вам обратиться. Так вот, вы мне нужны прямо сейчас.

Она тревожно оглядела его. В крахмальной белой рубашке, в красном шелковом галстуке и отутюженных черных брюках он был похож на того, кем на самом деле являлся – на высокопоставленного служащего процветающей фирмы.

Кроме того, пиджак, повешенный на спинку стула, и закатанные по локоть рукава рубашки делали его похожим на спустившегося на землю и всем доступного избавителя от любых проблем, каким она и знала его.

Промелькнуло несколько секунд, и кристаллизовалась тяжелая тишина. Поскольку Эвен не отвечал, она шепотом добавила:

– Пожалуйста, Эвен, ты мне на самом деле нужен.

– Мистер Джеймсон, извините, но она отказалась подождать, если нужно, то я вызову охрану.

Вслед за Холли вошла Талли, вооруженная пригоршней острых карандашей, и встала позади, не спуская с Холли глаз, как, впрочем, и все мужчины и женщины, сидевшие за столом совещаний. Эвен махнул рукою в направлении двери:

– Выйдите, все выйдите отсюда!

После секундных колебаний задвигались стулья, люди начали вставать, собирать бумаги и поспешно рассовывать их по папкам. Раздались приглушенные голоса:

– Кто это такая?.. А я думал, что у нее волосы порыжее… Вот уж не знал, что он с кем-то встречается… А у моего сына есть плакат… – шепот, как клубящаяся мгла, заполнял комнату, но горящий взгляд Эвена, нацеленный на Холли, прорезал ее. Когда последний из сотрудников наконец покинул комнату, и дверь за ним захлопнулась, Эвен прикрыл глаза и выдохнул:

– С тобой все в порядке? – ровно спросил он, вцепившись пальцами в стол перед собой.

– Со мной? Да, все в порядке.

И снова тихо:

– За тобой не гонятся?

Она покачала головой:

– Не в этом дело, все дело…

Он поднял голову, и их взгляды моментально встретились.

– Я звонил Энни, я обыскал весь Кейпшелл, я извел швейцара в твоем доме здесь в Нью-Йорке. Каждый вечер я, не отрываясь, смотрел в телевизор в надежде, что Деннис Кратчи знает что-нибудь, чего не знаю я. Черт возьми, ведь я даже твоим родителям в Аризону звонил.

– Я знаю, я им тоже звонила, они сказали, что ты очень милый.

– Где ты была все эти три недели?

– Я жила в Виледж у одного из сослуживцев по Лемонэйд. Извини, если я доставила тебе беспокойство, но…

– «Доставила мне беспокойство», да я с ума сошел из-за тебя!

Он направился вдоль всего стола, чтобы обойти его и подойти к ней.

– Нам надо кое о чем поговорить, я хочу знать, почему ты вдруг решила вот так взять и уйти, почему ты меня не спросила о…

Он был уже в нескольких футах от нее, когда она вдруг подняла одну руку и сделала шаг назад:

– Стой, я не за этим сюда пришла.

Эвен остановился, одной рукой он схватился за спинку стула, а другой стал ощупывать свой лоб.

– Умеешь же ты испытывать мужское терпение, «славная девочка».

– Эвен, молчи. Просто слушай. Вчера вечером ураган Сэлиза обрушился на наветренные острова в Карибском море, и там творятся страшные вещи. Хуже всех пострадал остров Сент-Джулиан.

Эвен указал на карту Карибского моря, которая теперь была прислонена к стене:

– Я об этом прекрасно осведомлен. У нас как раз проходило экстренное совещание чартерного подразделения, когда ты ворвалась. Поскольку большинство регулярных авиалиний закрыто, мы просто завалены заявками на чартерные рейсы. Владельцам недвижимости не терпится узнать, каковы разрушения и…

Холли яростно кивала, вцепившись в папку с бумагами.

– Да, – оборвала она Эвена, – именно поэтому я здесь, мне просто необходимо попасть на Сент-Джулиан.

– Разве у тебя есть собственность на Сент-Джулиан?

– Нет, это ради Лемонэйд, это мой шанс сделать что-нибудь стоящее… – Она покачала головой, чувствуя, что неправильно все объясняет. – Мне необходимо там быть, и я смогу туда попасть, если ты… – она осеклась и заставила себя отвести взгляд от него, это оказалось непросто. Его глаза хотели рассказать о тысячах вещей, а она не хотела ничего о них знать.

– Мне очень плохо было без тебя, «славная девочка».

В комнате повисла тишина, оставив их наедине с отзвуком его слов. Ее любовь, ее утраченная надежда, ее острая потребность в нем пульсировали в ней, как горячая смесь боли и радости. Холли опустила глаза, а потом и голову, этого она и боялась, боялась, что он откроет ей свое сердце, боялась, что из-за этого душа ее снова будет вся исходить кровью ради него. Она вздохнула и нервно облизала уголки рта. Если бы только она никогда его не любила, если бы только он не причинил ей такую боль.

– Я здесь не ради нас с тобой, я здесь ради Лемонэйд.

– Черт возьми, Холли, неужели все это только для того, чтобы получить место у них в Совете?

– Нет, – она оттолкнула в сторону стул и сделала шаг к нему, не осмеливаясь, однако, прикоснуться. – Место в Совете меня не волнует, я здесь ради детей, у новорожденных не будет никаких шансов, если туда срочно не доставить медицинские препараты и оборудование. Эвен, там расположен родильный дом, центр для матерей повышенной группы риска, больничные корпуса разрушены, большая часть оборудования уничтожена. Мне удалось раздобыть новые инкубаторы и два генератора для них, но я не могу попасть на самолет, чтобы доставить их туда.

Он потер уголок рта и уставился на нее. После всего случившегося – и вдруг такое! Неизвестно, что разлучило их, но она откинула это в сторону и обратилась к нему за помощью. Он в изумлении покачал головой. Она уронила папку на стол.

– Ну что ты хочешь, чтобы я сказала? Я скажу. Извиниться? Извини, пожалуйста, я, я все испортила, – она отвернулась от него и осела на стул. – Если бы ты только слышал сегодня утром, что они говорили нам по радио. Они там в полном отчаянии. У них так мало всего, а у нас так много… – Голос ее захлебнулся от эмоций: – Я не знаю, к кому еще обратиться! – и слезы ручьем потекли по ее лицу и, падая, оставляли темные отметины на шортах.

Она даже не попыталась остановить хлынувший поток, это сделал Эвен. Он достал носовой платок из кармана и встал на колени перед ней. Утерев ее слезы, он взял ее за подбородок.

– Я не знаю, в чем было дело, не знаю, почему ты не могла подождать меня, чтобы поговорить, Холли. Теперь мне все равно, я просто чертовски рад снова видеть тебя. – Он взял ее пальцами за щеки и заставил взглянуть на себя. – Конечно же, я отвезу тебя на Сент-Джулиан, ты же знаешь, я не умею тебе отказывать.

И стена, которую она так старательно возводила, рухнула. Неизвестно, куда делась вся ее решимость, руки Холли сами обвили его, и она вцепилась в него, как в скалу посреди бушующего моря, черпая силу в его объятиях и утешение в ласках его рук. Тело ее сотрясалось от всхлипываний, и рубашка Эвена становилась мокрой от ее слез. Она старалась не думать о виноватом удовольствии, которое испытывала от того, что он рядом, об этом украденном у судьбы нежном мгновении, которого быть не должно, но все это было бесполезно. Через некоторое время Эвен погладил ее по голове:

– Шшш, все в порядке, все будет хорошо.

Когда он услышал, что она икнула, он немного отстранился, чтобы взглянуть на нее. Он дал ей платок, она взяла его и высморкалась.

– А ты знаешь, что у тебя от слезок глазки опухают, – подразнил он ее. Она склонила голову и ей удалось улыбнуться и кивнуть. – И нос у тебя совершенно красный.

Она пожала плечами и судорожно хихикнула.

– Холли, на меня ты всегда можешь положиться, и никогда, никогда в этом не сомневайся.

Она снова кивнула, замечая, что голос у нее немного охрипший. Она все силилась вспомнить, из-за чего его нельзя любить и чему повредит, если она насладится его обществом несколько минут. Как случилось, что все обернулось так плохо?

Она мысленно вернулась к их общим мгновениям: веселье, страсть, неясная забота, которой он окружил ее. Все, что с ними происходило, было чистой радостью. Они вместе наслаждались простыми вещами, начиная с мороженого и кончая смехом Паулы и Петера, и его новорожденной племянницей Анабель. И та волшебная ночь на набережной и после на пляже.

Дыхание застыло у нее в горле, если бы только он удовлетворился ее объяснениями, если бы поверил ей. Подбородок ее задрожал. Если бы, не взирая на все, он все-таки любил ее… Она закрыла глаза. А ведь он даже ни разу не сказал ей этого. И тут он шепнул:

– Я люблю тебя, Холли.

Глаза ее широко открылись, и она опустила платок на колени. Уронив голову ему на плечо, она проплакала целых пять минут. Вслед за Эвеном Холли вышла из зала совещаний в переполненную приемную. Создавалось такое впечатление, что ни одни из присутствовавших на экстренном совещании чартерного подразделения не вернулся на свое рабочее место. Немного приотстав, Холли смотрела, как Эвен снова берет собравшихся под свое руководство. Он сверился с записями в папке, которую принесла ему Холли.

– Джейк, мне потребуется около 150 кубических футов под груз. Нам необходимо отправить около 500 фунтов оборудования, поэтому спуститесь в службу управления полетами, пусть они снимут часть сидений с «2-5-7 Джей-эс».

– Но ведь это «фалькон», предназначенный для…

– Выполняйте, Джейк.

– А куда отправлять, мистер Джеймсон? – спросил один из служащих.

– Составьте летный план на Сент-Джулиан. Время вылета двенадцать ноль ноль. Эти имена внесите в декларацию, – он вручил список одной из сотрудниц.

Женщина посмотрела на фамилии, потом на Холли, потом все посмотрели на Холли.

– Сюзен, – сказал Эвен, окидывая взглядом комнату, – обычные правила неразглашения тайны наших клиентов касаются и этого полета.

Сотрудница взглянула на Эвена и кивнула:

– Конечно, сэр.

– Петер, свяжитесь с аэропортом на Сент-Джулиан и убедитесь, что взлетная полоса свободна от обломков. По-моему, там все говорят по-английски, так что языковых проблем у вас не возникнет.

Он повернулся направо.

– Марк, запросите погоду. По моим сведениям, два часа назад никаких гроз там не было, но неприятных сюрпризов я не хочу.

Уж в чем в чем, а в его способности вести дела она никогда не сомневалась. Она наблюдала, какая головокружительная энергия генерируется вокруг Эвена, люди забегали, стали звонить по телефонам, садиться в лифты, устремляться вдоль по коридору.

Впервые за три недели на нее снизошло спокойствие. Он оправдывал все ее ожидания и даже более того.

– Кто полетит, мистер Джеймсон?

– Вторым пилотом запишите Байрона Жерардо.

– А первым?

Эвен поднял взгляд от папки.

– Меня.

– Вас? Но ведь вам сегодня в час нужно подписывать контракт со Стодордом, а перед этим он хотел в последний раз осмотреть свой «фалькон».

Эвен закрыл папку и сунул ее под мышку.

– Ну так ничего у него не выйдет, потому что на этом «фальконе» я полечу на Сент-Джулиан. Это – единственный самолет из тех, которые есть у нас сейчас, способный с одной стороны поднять этот груз, а с другой – сесть на тамошнюю взлетную полосу.

Несколько сотрудников и сотрудниц вопросительно взглянули друг на друга.

– У вас какие-то трудности? – спросил Эвен.

– Нет, сэр, – ответили все хором.

Холли и Эвен ехали бок о бок на заднем сиденье джипа по опустошенному ураганом острову Сент-Джулиан. В воздухе носился запах свежесломанных деревьев и влажной земли. Зрелище открывалось такое, что на протяжении нескольких миль они ехали молча. По нежно зеленому пейзажу были раскиданы обломки металлических крыш и деревянных стен, стайка собак обнюхивала труп коровы, по обочине шел одинокий человек и нес в одной руке фотографию в рамке, а в другой – разбитую миску.

Люди подымали головы от обломков бетона и шлакоблоков и провожали взглядом проезжающие машины. По обе стороны дороги представало непрерывное зрелище опустошения, и с каждым километром, казалось, становилось все хуже. Это было похоже на кошмар, казалось, будто они спускались прямиком в ад.

– Зачем ты только со мной поехал, – сказала она ему.

А джип продолжало трясти и подбрасывать на ухабах и обломках.

– А ты что, предпочла бы, чтобы я остался на самолете, пил кофе и закусывал орешками?

– Нет, я не это имела в виду, выгрузил бы нас, летел обратно, а мы потом придумали бы, как выбраться. – Она смотрела прямо перед собой. – Я же знаю, насколько для тебя важна твоя работа, и мне не хотелось бы тебя отрывать от нее даже на лишнюю минуту.

– Да что за чушь ты несешь!

Она отодвинулась от него на край сиденья.

– Если бы ты улетел сразу, когда была возможность, то был бы уже дома, прежде чем сюда доберутся все эти команды новостей и увидят твой самолет. Это же первый спасательный самолет, который здесь приземлился, и завтра утром его во всех выпусках новостей будут показывать, и тогда у тебя ни малейшего шанса не останется скрыть от мистера Стодорда тот факт, что ты возил на нем «славную девочку».

Она откинула с лица непослушную прядь волос и дала ему время признать, что слова ее были правдой. А как только он это сделает, она расскажет ему о своем посещении Стью, чтобы, если он и в самом деле по-настоящему ей доверяет, все между ними стало по-другому. А вот потом, если от нее что-нибудь останется, она спросит его: зачем он вывернул ей душу наизнанку, сказав, что любит ее?

– А у меня нет ни малейших намерений скрывать этот факт от Стодорда или кого бы то ни было еще, и вообще, Холли, почему мы говорим о Стодорде, в то время как нам необходимо поговорить о нас. Несколько часов назад я сказал, что люблю тебя, и обнимал тебя, пока ты плакала из-за этого. Черт возьми, Холли, ну не можешь же ты притворяться, что я этого не говорил?

Прежде чем она успела ответить, джип резко подбросило, и он тут же затормозил и остановился перед грузовиком, который шел впереди. На Холли накатила волна тошноты, и рука ее непроизвольно дернулась ко рту. Эвен коснулся ее сзади за талию:

– С тобой все в порядке, ты дрожишь.

– Со мной все в порядке, – она привстала и тронула водителя за плечо. – Из-за чего мы остановились?

– Мы приехали, – объяснил водитель, указывая рукой куда-то из-под тента джипа. – Вот больница.

Она почувствовала, как рука Эвена медленно сползла с ее спины.

– Господи! – сказал Эвен.

До этого она более всего заботилась о том, чтобы держать Эвена на расстоянии, но теперь сама потянулась к нему. Никакой больницы не было, лишь две большие палатки, груды обломков и противоестественная тишина. Холли затаила дыхание, и Эвен помог ей выйти из джипа, и долгое, долгое мгновение его спокойные руки были единственным живым островком в этом море мертвого спокойствия. Потом из грузовика стали показываться остальные добровольцы, поплыл недоверчивый шепот. Внезапно из одной палатки выскочили двое во врачебных халатах и поспешили к ним.

– Если вы из Лемонэйд, то это оборудование необходимо немедленно внести и подсоединить, – сказал доктор. – Из-за этого урагана у нескольких женщин случился стресс, и начались преждевременные схватки, вы просто обязаны помочь нам всем, чем можете.

И в то время, как доктор начал указывать Эвену и другим добровольцам, как и куда сгружать оборудование, медсестра схватила Холли за руку. Эвен успел поймать ее взгляд и ободряюще кивнуть, и тут же Холли исчезла в палатке.

Внутри на раскладушке лежало с полдюжины женщин, некоторые лежали тихо, другие стонали.

– Меня зовут Франсина, а вас как?

Холли заморгала, собираясь с мыслями:

– Холли.

– Так вот, Холли, здесь наш трудовой фронт, – и медсестра указала на ближайшую койку.

– Это Мария, у нее первые роды, возьмите ее за руки, поговорите с ней. У нее есть еще полчаса, по крайней мере, а мне надо пойти помочь с кесаревым, это не ждет.

Медсестра исчезла за занавеской, а Холли посмотрела на женщину, лежащую на кушетке. Та попыталась улыбнуться, но внезапно глаза ее расширились, дыхание ускорилось, Холли встала на колени и взяла женщину за руку.

– Это мой первый ребенок, вы мне поможете?

Пытаясь изобразить уверенную улыбку, Холли перебралась на перевернутый верх дном ящик из-под фруктов.

– За этим я и приехала сюда!

Вокруг сновали люди, но Холли оставалась рядом с Марией, поглощенная человеческой драмой. Говорить ей почти не приходилось, поскольку по мере того, как схватки прогрессировали, беременная сама говорила без умолку.

Рассказывала о муже, о не рожденном еще ребенке, о планах на будущее, которые придется теперь пересмотреть. В перерывах между костедробящими потугами, сопровождавшими каждую схватку Марии, Холли выслушивала рассказы женщины, и дух ее смирялся перед простотой ее жизни и радовался решимости женщины не позволить урагану разрушить то, что еще осталось у нее.

Через двадцать минут после того как Марию укатили, сестра вышла из-за занавески с младенцем в руках. Холли подняла взгляд от стопки одеял, которые в это мгновение складывала.

– Хорош получился, – сказала медсестра, передавая новорожденного Холли. – Нам надо еще немножко поработать с его мамой, а вы побудьте с ним и порадуйтесь. Этот малыш выношенный и, как сами слышите по его реву, здоровый.

Холли стала укачивать младенца, пытаясь успокоить его и одновременно поражаясь тому, какой он легкий. От настойчивых движений и мягких звуков, которые исходили теперь от новорожденного, у нее защемило сердце, ведь этот младенец пережил катастрофу и родился прямо посреди нее, крошечный и драгоценный, настоящий, желанный и любимый. Жизнь уже восполняла себя, являя самое истинное из всех чудес.

Она подняла ребенка и поцеловала его в лобик. Тут ее взгляд поймал улыбающееся лицо Эвена, она увидела его прямой длинный нос, точеные губы, влажные от кофе и свесившуюся на лоб прядь волос. Он стоял, склонившись над ней и над ребенком. Тихая радость этого мгновения согрела ее, и она решила забыть личные обиды на некоторое время.

– А тебе что пришлось делать?

Он присел на корточки и, вдыхая аромат чашечки кофе, которую задержал в руках, улыбнулся:

– Многое, – сказал он.

– А что именно, многое?

– Ну, всякую там сборку с отвертками и гаечными ключами, провода и кабель подсоединял, тяжести неподъемные таскал. – Он протянул руку и погладил щеку новорожденного. – Ну и как зовут твоего нового приятеля?

– По-моему, имени ему еще не дали. – Оглядев палатку, она многозначительно улыбнулась. – Ты знаешь, а ведь когда-то я хотела стать медсестрой, в восьмом классе я даже убедила Энни пойти вместе со мной работать на лето добровольной помощницей в госпитале.

– Холли, когда я недавно зашел сюда, я видел, как ты чудесно управлялась с этой женщиной, почему же ты не стала медсестрой, что случилось?

– У меня были паршивые оценки по химии.

Он кивнул:

– Плохо, что мы тогда с тобой не были знакомы, химия была одним из моих любимых предметов, я бы тебя поднатаскал.

– Уж представляю, и кто знает, чтобы с нами сейчас было?

Он наигранно пожал плечами, вышло очень смешно.

Она склонила голову:

– А ты всегда хотел стать летчиком?

– Всегда, даже сомнений ни малейших не испытывал.

Из-за занавески появилась медсестра.

– Передохните, Холли, вы это заслужили, – сказала она, беря у нее ребенка.

Холли вслед за Эвеном вышла из палатки, и они очутились посреди развалин. Тут она оказалась лишенной противовеса в виде теплого свертка в руках, и реальность вместе с негативными чувствами вернулась к ней. Она глубоко втянула в себя воздух и медленно выдохнула.

– То, что ты торчишь здесь, едва ли хорошо скажется на твоем бизнесе. Как, по-твоему, мистер Стодорд отложит подписание контракта из-за того, что тебя вместе с самолетом не было на месте сегодня?

– Вполне вероятно, – он опустил чашку и поднял брови. – Но бывают такие моменты в жизни, когда нам приходится выбирать. Я выбрал прилететь сюда, и решил остаться здесь, и я несу полную ответственность за последствия своего выбора.

– Рано или поздно ты об этом пожалеешь.

Эвен поставил чашку на импровизированный столик и взял ее за локти.

– Да в чем дело, что ты пытаешься мне сказать?

Выяснять отношения здесь было не время и не место. И она моментально пожалела о том, что завела этот разговор. Она пристально посмотрела на него. Слишком поздно, она слишком далеко зашла и теперь уже с крючка не слезешь.

– По-моему, я спрашивала у тебя, почему ты все это делаешь, Эвен. Ради чего ты все бросил и притащился сюда?

– Помимо того, что ты меня об этом попросила, Холли, приходится уяснить для себя, что тебе важнее всего, что необходимо сделать, а потом и делать это.

Отпустив ее локти, он внимательно изучил ее, после чего, похоже, пришел к решению:

– Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Они прошли через развалины к той палатке, в которой работал он, она хотела уже войти, но он ее задержал:

– Я горжусь, что знаком с тобой, Холли. Горжусь и тем, что ты обратилась ко мне за помощью, и я никогда не пожалею о том, что прилетел сюда. Более того, я всегда буду благодарен тебе за то, что попросила меня об этом, поскольку пережитое мною здесь напомнило мне об одной вещи, о которой мы все почему-то склонны забывать.

После этого он отодвинул полог палатки и ввел ее внутрь. Вдоль стены рядком стояли три инкубатора, которые они привезли на Сент-Джулиан, и в каждом был крошечный хрупкий младенчик, и каждый дышал, каждый шевелился, каждый был чьим-то драгоценным чудом.

– Мы ведь все когда-то родились и выжили, Холли, и какие бы бедствия не случались, жизнь продолжается.