Слишком глубоко

Глава 15

Ля Фамм пульсировал. Его живое сердце ритмично билось, а танцующие женщины, были потоками крови, которые наполняли его энергией. Эрин проталкивалась внутрь, надвинув козырек бейсболки на глаза, стараясь, чтобы ее не узнали. Она двигалась скорее механически, на ощущениях, словно ночное существо, выходя на свет и скрываясь в тени. Именно этим она и стала — тенью самой себя. Тусклой и пустой. Лишенной эмоций и радостей жизни. Она ни с кем не говорила, ни к кому не обращалась. Просто двигалась. Быстро и бесшумно.

Гладкая кожа, пахнущая потом касалась ее, когда она пробиралась через толпу. Женщины танцевали, ритмично двигаясь, и толкаясь.

Пары были сосредоточены друг на друге. Глаза в глаза. Сплетенные руки, тела, слившиеся в одно целое. Воздух был пропитан сексом и желанием.

Эрин могла легко раствориться в толпе или просто стоять и смотреть на женщин, что она довольно часто делала раньше, завороженная эротической энергией танца. Но сейчас она пришла сюда не из-за страсти или интереса. Она была здесь из-за любви, из-за той маленькой крупицы чувства, что еще теплилось в ее груди. Она посмотрела на танцовщиц, застывших на возвышениях и услышала, как из динамиков хлынула песня «Grind», рок-группы «Alice in Chains». Словно заводные куклы, девушки ожили в эротическом танце, сексуально двигаясь в рваных фирменных джинсах и клетчатых фланелевых рубашках. За ними висели огромные плакаты, один с Куртом Кобейном в черно-белой полосатой рубашке, другой с Smashing Pumpkins и третий с Pearl Jam.[2]

Когда — то у нее были все эти альбомы, одни на кассетах, другие на компакт-дисках. Казалось, все это было только вчера, хотя на самом деле это было так давно. От этой мысли она ощутила пустоту внутри себя. Как многое изменилось в ее жизни и продолжало меняться.

Пока она пробиралась сквозь толпу, в кармане завибрировал ее сотовый. Это звонила ее мать, которая непременно желала знать, что происходит с дочерью. Ее пронзительный голос, казалось, слился вместе с песней «Grind».

«Что происходит, Эрин? Где ты?»

«Все хорошо, мама. Я у друга».

«Я звонила домой той женщине приблизительно миллион раз».

«Ее имя — Лиз».

«Почему ты не у нее?»

«Мы расстались».

«Что? Если я не ошибаюсь, ты говорила, что вы влюблены друг в друга? Ты же сказала, что ты… лесбиянка!»

Эрин сильнее сжала телефон. — «Да. Все так и есть».

«Ты оставила Марка из-за этой женщины, и теперь вы даже… не вместе?»

«Это — длинная история».

«Сегодня утром, твой отец получил газету, в которой сообщается, что она разыскивается по подозрению в убийствах. Снова! Что происходит, Эрин Линн?»

На заднем плане она услышала своего отца. — «Скажи дочери, что ей нужно просто вернуться домой».

«Мы очень расстроены», — продолжала ее мать. — «Мы волнуемся за тебя».

«Все нормально. Правда. Я остановилась у друга».

«Кого? Мы хотим знать, где ты».

«Я у Патрисии Эндерсон».

Ее мать вздохнула: «Это не там, где на тебя напали?»

Она услышала, как ее мать и отец начали спорить.

«Мама. Ма?»

«Вернись домой, Эрин. Просто возвращайся».

«Послушай, я должна идти, ладно? Все в порядке. Со мной будет все хорошо».

«Ты знаешь, хоть Марк и уехал, но есть много других достойных мужчин. И все это лесбиянство… Так много людей делают это, что я начинаю думать, что это просто какая-то модная причуда. Я уверена, что большинство людей, относятся к этому, как к небольшому эксперименту».

«Это — не причуда, мама. Я — лесбиянка».

«Ерунда. Ты не должна относить себя к этой категории. Я соберу твою кровать в твоей комнате».

«Я должна идти, мама. Я скоро перезвоню». — Она сделала паузу и услышала, как ее мать набирает в легкие воздух для продолжения. Прежде, чем та успела что-то сказать, Эрин выпалила: «Передай папе, что я его люблю», — и повесила трубку.

Рок-группа «Alice in Chains» постепенно стерла из памяти голос ее матери. Толпа в клетчатых рубашках веселилась, поднимая руки и подпевая «Stone Temple Pilots» и «Wicked Garden». Эрин сосредоточила взгляд на нескольких танцовщицах, увидела, как из — под клетчатых рубашек выглядывают белые майки. Кожа на шее каждой женщины лоснилась от пота. Она испытывала почти первобытное чувство, глядя на эту галдящую толпу.

Голосом, столь же раздражительным, как музыка, в эту вакханалию вмешалась ди-джей, привлекая к себе внимание Эрин.

«Грандж ночь в полном разгаре. Можете сейчас сделать свои заказы».

(Грандж — стиль рок-музыки начала 1990-х).

Эрин пробилась к VIP лестнице. Мысли о Лиз, светлыми воспоминаниями пронеслись в голове. Она вспомнила, как в лунном свете блестело ее тело. Как переливались твердые, сильные мышцы, покрытые капельками пота. Она вспомнила, как та кончала… Настолько интенсивно, что казалось, мускулы на шее вот-вот лопнут от перенапряжения. Эрин тосковала без нее. Она скучала по ним обеим.

Большая женщина — охранник стояла на лестнице, преградив ей путь: «У вас есть разрешение?»

Эрин изобразила удивление, но быстро вытащила ламинированный пропуск из — под рубашки, который носила на шее.

Это был круглогодичный VIP пропуск. Вышибала была новенькой. Эрин никогда не видела ее прежде и сочла это благословением небес. Женщина схватила пропуск и посветила на него маленьким черным фонариком, чтобы проверить его подлинность. Она не обратила внимания на имя Эрин Маккензи. Казалось, что для нее важны только два переплетенных женских символа.

Она сняла бархатную веревку и, кивнув Эрин, пропустила ее наверх. Вздохнув с облегчением, Мак опустила голову и начала подниматься по лестнице. Когда она добралась до верха, то на мгновение остановилась, позволяя глазам привыкнуть к слабому освещению. Эрин шла вдоль перил, мимо бара, пряча от барменши свое лицо. У нее не было никакого плана, она понятия не имела, что собирается сказать и сделать. Фактически, она чувствовала себя немного сумасшедшей, находясь здесь. Лиз дала ей ясно понять, что она больше не хочет иметь с ней ничего общего, но глубокая боль в груди и память об их любовных ласках, заставляла ее двигаться дальше. Она помнила, как Лиз звала ее по имени, когда кончала. Как переливалось в лунном свете ее бледное тело, покрытое капельками пота. Ей хотелось знать, как выглядит Лиз сегодня вечером. Хочет ли она ее? Могли бы они упасть в объятия друг друга и…

Рука Эрин скользнула и остановилась на поручне. Она сосредоточилась на одиноком диване в глубине VIP зоны. Лиз сидела, положив руки на его спинку. У нее был такой взгляд, словно она видела во тьме призрака, с которым неохотно общалась. Эрин подошла поближе. Ее сердце почти перестало биться. Лицо Лиз было бледным и напряженным. Она выглядела такой хрупкой, словно фарфоровая кукла с темными кругами под глазами и крепко сжатым ртом. Если бы не движение ее грудей, Эрин подумала бы, что она не дышит.

Сменилась песня. Sex Type Thing возбудила толпу и какая-то женщина вышла из частной комнаты Лиз. Эрин сразу узнала ее. Это была Энджи Хартман, знаменитая голливудская актриса, которая часто посещала клуб в перерывах между съемками. Эрин не видела ее уже больше года. А сейчас ей пришло на ум, что из-за ее отсутствия Энджи снова вернулась к Лиз. Эрин наблюдала, как та подошла к Адамс. Красные туфли на высоких каблуках и чулки до бедра любовно обтягивали стройные ноги. Цвет красного нижнего белья прикрывал небольшие участки тела, одновременно восхищая и возбуждая.

Энджи двигалась, словно супермодель на подиуме. Она шла, покачивая бедрами в такт музыке, наслаждаясь каждым своим движением. Было видно, что она отчаянно желала, чтобы Лиз прикоснулась к ее прекрасному бутону. Чтобы развела его бархатные лепестки и прикоснулась к налившемуся центру. И когда она дошла до нее, желание почти поглотило ее. Она в ожидании устроилась между длинными ногами Лиз.

От увиденного, у Эрин перехватило дыхание. Кровь стучала в ее ушах, и она боялась, что не услышит их разговор. Но Лиз оставалась неподвижной, руки продолжали лежать на спинке дивана. Ни одна из них не произнесла ни слова. Энджи начала тереться о ноги Лиз, танцуя скорее своей промежностью, а не ногами. Она двигалась, словно была наедине с музыкой. Как — будто та играла только для нее.

Энджи наклонилась к лицу Лиз, пытаясь сосредоточить ее взгляд на себе. Затем она вытянула свой длинный язык, предлагая на его кончике маленькое подношение. Она подтолкнула таблетку в рот Лиз, облизывала ее губы, а затем укусила их. Ее тело продолжало двигаться, требуя секса, но Лиз оставалась безучастной к этой игре.

Песня продолжалась, поощряя Энджи и убивая Эрин. Актриса расстегнула красный лифчик и бросила его на пол. Бедра вращались в такт музыке, она взяла руки Лиз в свои и поднесла их к своим оголенным грудям. Лиз удивленно моргнула и ее голова немного дернулась, как — будто она только что проснулась и не могла понять, где находится. Энджи положила их руки на свои груди, сжимая их, поглаживая, запрокинув голову от удовольствия.

Пристальный взгляд Лиз остановился на лице Энджи, но ее глаза, казалось, смотрели сквозь нее. Энджи кончала одновременно с песней. Коротко вскрикнув, она еще некоторое время продолжала раскачиваться, а потом тяжело опустилась на Лиз. Наконец, ее спина расслабилась, и она полностью успокоилась. Энджи тихо рассмеялась, наклонилась и поцеловала Лиз в губы. А потом поднялась и величественно встала перед нею. Руки Лиз были все еще в ее собственных руках. Энджи взяла ее ладонь и поместила на свою промежность.

«Вот такой влажной ты меня делаешь», — сказала она, приглушенно рассмеявшись.

Эрин едва сдержала крик. Ее горло саднило, как — будто кошка использовала его в качестве деревяшки для заточки когтей. Не в силах контролировать себя, она приблизилась на один шаг, не отрывая взгляда от пары. Лиз так и не произнесла ни слова, тогда Энджи развернулась и уверенно зашагала к бару. Эрин сосредоточилась на своих ощущениях. Ей казалось, что она не сможет сдвинуться с места. Продолжая стоять неподвижно, она учащенно дышала, пытаясь вобрать в свои легкие побольше кислорода. Ее тело отреагировало быстрее, чем мозг. Вот она пересекла комнату. Вот уже она стоит перед Лиз.

Синие бездонные глаза с затаенной болью остановились на ее лице. Она узнала ее, а затем спросила:

«Что… ты здесь делаешь?» — Голос Лиз казался утомленным и надорванным, словно ее связки были веревкой, которую тянули слишком сильно и слишком долго, при этом разворачивая на волокна.

«Я должна поговорить с тобой».

Лиз сделала протестующее движение, словно собиралась встать, но ее тело оставалось вялым и безвольным.

«Кто тебя впустил?»

Видя состояние Лиз, Эрин решила использовать в своих интересах ее недостаток контроля над собой.

«Я волнуюсь о тебе. Волнуюсь о Джей».

Лиз уставилась на нее. Ее язык облизал пересохшие губы. — «Ты должна уйти. Иначе я вызову Тайсона».

Эрин и не думала отступать. — «Tайсона здесь нет. У него выходной».

Лиз моргнула.

«Что с тобой? — Эрин встала на колени, чтобы поближе взглянуть в ее глаза. — Экстази?»

Лиз молчала. Эрин не могла даже вспомнить, когда в последний раз она видела ее, принимающую наркотики. Видеть сильную женщину в подобном состоянии было невыносимо. Сердечный ритм Эрин просто зашкаливал.

«Лиз, послушает меня. Я должна знать о Джей».

«Где и что делает моя сестра, никого не касается, кроме меня».

«Полиция ищет ее». — Эрин почти запаниковала от беспокойства. Если Джей хоть как-то была вовлечена в эти убийства, ей нужно было это знать. Она должна была защитить Лиз. — «Сегодня в новостях они показали фоторобот. Волосы и телосложение похожи. Где она? Ты-то хоть сама знаешь?»

На этот раз Лиз заставила себя встать. Ее затуманенные глаза впились в Эрин.

«Это не твое дело».

Эрин коснулась ее щеки, и Лиз вздрогнула от этой ласки. Она попыталась прикоснуться снова, но Лиз поймала ее руку.

«Нет», — прошептала она.

«Почему нет?» — Эрин умирала от желания коснуться ее, обнять, чтобы раствориться в ней точно так же, как это уже было много раз.

«Ты должна уйти».

«Я не хочу уходить. Я хочу быть с тобой».

Лиз слегка покачнулась, но затем выпрямилась, словно обрела силу.

«Нет».

«Почему?»

Лиз начала говорить, но потом остановилась. — «Я не собираюсь этого делать».

Эрин продолжала упорствовать и положила руку на ее плечо. Она почувствовала, как дрожит Лиз. — «Тогда, пожалуйста, скажи мне, где Джей. Для твоей и ее безопасности».

Лиз наклонилась к ней. Медленно. Ее щека прикоснулась к щеке Эрин, а затем ее губы коснулись уха Мак.

«Уходи, Эрин. Беги от меня и как можно дальше».

Тело Эрин продолжало реагировать на прикосновения Лиз. Но мозг сейчас работал на другой волне. Она сжала руку Лиз и сказала:

«Тогда я найду ее сама».

Лиз отстранилась, чтобы посмотреть на нее.

«Думаешь, я не смогу? Я это сделаю. И если ты еще не поняла, я тебе скажу, что сделаю все что угодно, чтобы защитить тебя».

Лиз не отвечала.

Эрин выпустила ее руку. — «Абсолютно все». — Затем она повернулась и ушла, а слезы обжигали ее глаза и горло.

Лиз наблюдала, как она уходит. Она так сильно сжимала кулаки, что думала, что сломает пальцы. Дрожа от витавшего в воздухе запаха Эрин, она прошептала:

«Точно так же, как я».

Патрисия не стала утруждать себя и нажимать на дверной звонок, сразу начала стучать в дверь с такой силой, что чуть не сломала себе костяшки пальцев. Когда ответа не последовало, она начала барабанить в нее кулаком. Тишина.

«Эй? — крикнула она. — Это — детектив Патрисия Эндерсон. Я хочу поговорить с вами».

Она опять начала стучать. Снова никакого ответа. Вдруг на бедре завибрировал телефон. Это пришло сообщение от Гэри. Он спрашивал, где она находится. Отцепив телефон с пояса, она собралась напечатать ему ответное сообщение. Уходя, Патрисия намеренно не сказала ему о своих планах. Поскольку, он сказал бы ей, что она чокнутая и ведет себя не профессионально. И он, как всегда, был бы прав. Но она решила довериться своей интуиции. Своей интуиции и характеру.

Она посмотрела на экран и набрала: «Занята. Позвоню позже».

«Я могу вам помочь?»

Патрисия от неожиданности чуть не уронила телефон. Она неловко вертела его в руках, когда посмотрела на недовольное лицо детектива Одри Синклер.

«Да, я мм… я…»

Синклер несла сумку с ноутбуком и стопку толстых папок. Ее бицепсы напряглись, а выражение лица было крайне подозрительным, а тело выражало готовность оказать сопротивление. Она так держала ключи, что их можно было использовать, как своеобразное оружие для обороны. Самый большой ключ она выдвинула вперед и зажала его между пальцами.

Когда Патрисия пришла в себя от неожиданности, она вспомнила о причине, которая привела ее к детективу, разозлилась и выпалила:

«Я должна была прийти, чтобы лично убедиться…»

«И в чем это вы собираетесь убедиться?» — Голос Синклер был низким и жестким, словно натянутая тетива.

«Я пришла, чтобы решить — то ли вы слишком глупы, то ли целиком и полностью безумны».

Синклер напряглась. Гладя на нее, Патрисия подумала, что, наверное, у этой женщины не осталось ни одного расслабленного мускула.

«Вы не должны были приезжать ко мне домой. Я надеялась, что манеры прививаются с детства». — Она шагнула вперед, как — будто Патрисия не стояла на ее пути.

Эндерсон осталась на месте, разозленная подобными действиями. — «Я хожу туда, куда хочу, детектив. И сейчас у меня есть работа, которую нужно сделать. Это — серийные убийства, которые стоит раскрыть и найти убийцу. И благодаря Вам, эта работа стала намного более сложной».

«Между прочим, я предложила Вам встретиться. Но Вы предпочли проигнорировать мою просьбу и всячески избегали встречи». — Синклер посмотрела на нее мягкими светло-коричневыми глазами.

Это было удивительно. Патрисия отметила, как может нечто мягкое столь быстро затвердеть, словно это была мокрая земля, которая превратилась в затвердевшую потрескавшуюся корку на пустынной равнине под палящими лучами солнца.

«Вы должны лучше стараться. Любой хороший детектив сделал бы именно так».

«Я профессионал и не играю в игры. Ни в политические, ни в какие другие».

«Тогда, что вы делаете?»

«Я раскрываю убийства».

«Ха!»

«Я надеялась, что Вы делаете то же самое».

«Я делаю мою работу, детектива Синклер. Никогда не предлагайте мне другого».

Глаза Синклер сузились. — «Я хочу, чтобы Вы ушли с моей дороги, детектив Эндерсон».

«Я никуда не уйду».

Синклер сделала очередной шаг вперед, подняв сумку с ноутбуком, чтобы использовать ее как таран и оттолкнуть им Патрисию. Несмотря на то, что Эндерсон видела и даже где-то восхищалась ее мускулистыми руками, она, все же, удивилась тому, с какой легкостью Синклер удалось отпихнуть ее в сторону. Она споткнулась, от чего яркий румянец смущения вспыхнул на ее щеках. И что она собирается делать дальше? Драться с женщиной?

Она восстановила равновесие, когда Синклер вставила ключ в замок и повернула его. Одри зашла в свою квартиру и бросила папки и сумку на кухонный стол. Затем она повернулась, такая сдержанная и решительная, с лицом столь же твердым, как камень. Они стояли и испепеляли друг друга взглядом в течение одной бесконечной минуты. Все внимание Патрисии было сосредоточено на руках Синклер. Подсознательно она ждала, когда же эти красивые ладони сложатся в кулаки.

«Так вы войдете или так и будете стоять на пороге?» — наконец спросила Синклер.

Удивленная, Патрисия немного замешкалась, затем вошла внутрь и прикрыла за собой дверь. Синклер обогнула стол и вошла на кухню, где достала из шкафчика стакан, который наполнила льдом и налила из кувшина фильтрованной холодной воды. Она пила от души. Казалась, она была путником, который долгое время находился в пустыне, а теперь не может утолить жажду этой холодной, кристально-чистой водой.

Патрисия почувствовала себя неловко, оказавшись в квартире своего соперника. Она была на чужой территории — месте, где та ела, спала, жила. В месте, которое Одри выбрала для себя, как убежище. Эндерсон не ожидала, что Синклер впустит ее. Однако, воспользовавшись предоставленной возможностью, она огляделась вокруг. Квартира была большая, с просторной гостиной, расположенной напротив кухни и небольшим рабочим кабинетом. Коридор был в центре дома и заканчивался там, где, казалось, была ванная комната. Кроме того, были еще две других двери, которые, как она предположила, были спальнями.

Патрисия мысленно удивилась тому, что вообще заметила, как Синклер пьет воду, как вытягивает шею, пропуская в себя драгоценную влагу. Ведь в последние несколько дней Эндерсон думала только о расследовании и об Эрин. И ей с трудом удавалось совмещать эти две проблемы. Эрин все дальше отдалялась от нее и с каждым днем становилась все более грустной. Она не разговаривала с Патрисией и та была уверена, что им не удалось бы поговорить, даже имей она такое желание. В глубине души она знала, что потеряла Эрин навсегда. Хотя, если быть откровенной, она никогда и не принадлежала ей. Было же очевидно, что сердце Эрин принадлежало другой женщине.

Патрисия постаралась выбросить эти грустные мысли из головы и решила отвлечь себя, разглядывая дом Синклер. На полу лежал светло-коричневый ковер и стояли кожаные серо-синие диваны. Остальную обстановку завершала мебель из светлого дуба. Воздух в комнате пах новыми вещами. Она зашла в гостиную, потом в кабинет Одри. Многочисленные скульптуры украшали столики, стоящие рядом с креслами и книжными полками. Они были выполнены из белой глины настолько тщательно, что можно было увидеть мельчайшие детали каждой вещицы. Ей, вдруг, захотелось прикоснуться к ним, чтобы ощутить грубую прохладу высушенной глины.

«Это Ваши работы?» — Она не могла не спросить. Патрисия знала, что такие изделия требуют большой сосредоточенности и отнимают много часов. Это была очень кропотливая работа небольшими инструментами. Она согнулась, чтобы рассмотреть старика, сидящего на скамье, смотрящего в небо, его лицо было изборождено глубокими морщинами. Она чувствовала его бедственное положение и ощущала его боль.

«Это хобби». — Синклер вышла из кухни и включила торшер.

«Я бы сказала, что это больше, чем хобби. А Вы, действительно, хороши». — Образ Синклер, формующей своими руками глину вызвал у Патрисии неожиданный трепет, который волной прокатился вдоль позвоночника детектива.

«Это помогает мне оставаться в здравом уме», — произнесла Синклер. Казалось, она немного расслабилась.

Патрисия мило улыбнулась. — «Я знаю, что Вы подразумеваете под этими словами».

Иногда Эндерсон чувствовала, что если бы она не писала, то могла бы сойти с ума. Она писала о том, чего ей не хватало в жизни, и это как-то помогало справиться с одиночеством. Романы были ее любимым жанром, но недавно она пробовала написать детектив, основанный на реальных событиях — убийствах Соблазнительницы. Это также помогло ей выплеснуть накопившиеся чувства.

«А Вы? Чем занимаетесь Вы, когда не угрожаете законопослушным гражданам физической расправой? — Улыбка позволила Патрисии увидеть ямочку на щеке Синклер. — Боевыми искусствами?»

«Имею такую пагубную привычку».

«Почему-то я так и думала».

«Я настолько плоха?»

«Нет. Просто у Вас очень уверенная манера держаться». — Синклер включил другую лампу, стоящую на большом столе уже в самом кабинете. — «Вы знаете, как придать вес своим словам».

«Правда? Никогда так о себе не думала».

«Ну, Вы достаточно поднаторели в этом». — Синклер сделала паузу. — «Хотя я была удивлена, что Вы позволили мне лишить вас равновесия».

«Я не ожидала, что Вы попытаетесь отпихнуть меня. Похоже, я надеялась на те манеры, о которых Вы так высокопарно говорили». — Патрисия почувствовала, как ее собственная улыбка расцвела на лице. — «Во всяком случае, больше у Вас такой возможности не будет».

Синклер кивнула, ее улыбка расцвела, глаза ожили. — «Так, значит, Вы любите работать руками? Я могу легко представить, как Вы это делаете». — Ее лукавый взгляд упал на руки Патрисии.

Патрисия снова почувствовала волнение и постаралась переключить свое внимание на стол. На нем стоял монитор с плоским экраном и клавиатура, настольная лампа с зеленым абажуром и лежало несколько толстых папок.

«Я пишу». — Она провела кончиками пальцев по крышке стола. Синклер пристальным взглядом следила за ее действиями.

Я хотела бы увидеть Ваш почерк. Можно многое сказать о человеке, на основании его почерка.

«Я пользуюсь компьютером. — Она пыталась не смущаться. — Большую часть я пишу за ним».

«Что вы пишете?»

Патрисия намеренно оттягивала время и не спешила с ответом. Она считала свое писательство личным делом и сердилась на себя за то, что вообще заговорила на эту тему. Зачем она это сделала? Какая-то ее часть хотела, чтобы Синклер знала о том, что она пишет лесбийские романы. Не сочтет ли она это за прелюдию? Что сделает Синклер, когда прочтет ее книги и будет знать о ее тайных мыслях и желаниях?

Она перестала развивать мысли в этом направлении и опять переключилась на обстановку в комнате. Стена, рядом с которой стоял стол, заставила ее обратить на себя внимание. Мельком увидев ее в темноте, она предположила, что по большей части она была закрыта произведениями искусства. Но то, что она увидела при свете лампы, заставило ее содрогнуться. Только находясь в аду можно было создать такое произведение. Она узнала каждую жертву, каждую рану, каждый жуткий снимок. В участке над ее столом висели те же самые фотографии. Жуткая коллекция из смертей.

«Как вы можете…»

Она бы никогда не смогла повесить их в своем доме. Принести это зло в свой дом — ее безопасное святилище. Никогда…

Синклер проследила за ее взглядом.

«Я здесь работаю. И думаю тоже здесь».

«Я знаю, но как Вы можете постоянно смотреть на них?» — Патрисия представила себе, что вместе с фотографиями она принесла домой чужую смерть. Нет, пусть они останутся лежать на ее столе в папках. Надежно запертые и спрятанные.

«Не каждый может это сделать, я знаю. — Синклер повернулась лицом к стене. Патрисия медленно подошла и встала рядом. — Но я не смогу успокоиться, пока хоть кое-что не узнаю. Как это случалось и почему? И если нам действительно повезет, то… кто это сделал? — Ее пристальный взгляд наткнулся на фотографии. — Они требуют это от меня. И они заслуживают это. Только тогда, когда на большинство вопросов я получу ответы, я смогу снять их».

«Вы хоть спите ночами?» — спокойно спросила Патрисия.

«Вероятно, столько же, сколько и Вы».

«Тогда Вы почти не спите».

«Наверное».

«Я часто думаю о них», — сказала Патрисия. — «Об их последних мгновениях. Что они могли чувствовать».

«Страх», — прошептала Синклер.

«Да». — Патрисия всегда это знала. Она знала, что это не разумно, но не могла справиться с этим. Она сочувствовала каждой жертве.

«Как давно Вы этим занимаетесь?» — спросила Синклер. — «Даже опытным детективам трудно отключится после работы».

«Достаточно давно». — Патрисия бросила на нее мимолетный взгляд. — «А вы?»

«Я долгое время изучала психологию преступников. И приблизительно в течение семи лет пыталась понять, что движет ими».

«И как, преуспели?»

Синклер деланно рассмеялась. — «В некоторых случаях — да». — Она встретилась взглядом с глазами Патрисии. Ее радужные оболочки опять приобрели мягкий цвет корицы. — «А в некоторых…»

«Я сожалею об этом».

«Правда?» — Одри грустно улыбнулась.

«Да».

«Хотя, мы начинали говорить о ваших чувствах…»

«Я просто пытаюсь Вас понять».

«Ах, да. Старая, как мир, поговорка: мы боимся того, чего не можем понять».

Патрисия хотела продолжить спор, но поняла, что немного боится Синклер. Боится ее непринужденности и уверенности, ее тактики, и мотивов, которые движут ею.

«Скажите, к чему было это Ваше сегодняшнее выступление?»

«Вы думаете, что я сумасшедшая?»

Патрисия предпочла честный ответ: «Да».

«Могу Вас уверить, что когда дело касается моей работы, я совсем не сумасшедшая».

«Хотите сказать, что в не работы Вы именно такая несколько не в себе?»

Кривая улыбка словно поддразнивала Патрисию.

«Когда дело доходит до любви, я могу быть… разной».

«О?! — Патрисия в замешательстве опустила глаза. — Я не ожидала такого ответа».

«Ну, это Вы спросили…»

«Черт, видимо я совершила ошибку». — Она внутренне проклинала себя за то, что перешла на личные темы. Почему она так реагирует на все, что говорит и делает эта женщина?

Казалось, Синклер было чуждо смущение и беспокойство по этому поводу. Но, кажется, она тоже полагала, что пора сменить тему. Одри указала на фото.

«Посмотрите на эти фотографии. Скажите мне, что Вы видите?»

«Вы серьезно?»

«Я серьезна, как сердечный приступ».

«Я вижу трупы убитых мужчин. — Поскольку она начала мыслить профессионально и вспоминать факты, которые знала об Убийствах на Шоссе, слова легко слетали с языка. — Все они средних лет, были женаты, имели средний достаток и стабильную личную жизнь. Белые. От среднего до умеренного телосложения. Ухоженные и хорошо питавшиеся. Все они были задушены. Другие, более старые останки, также были найдены со сломанной подъязычной костью, подтверждая наше предположение, что все убийства взаимосвязаны».

«Скажите мне, что Вас беспокоит и на какой вопрос Вы не находите ответа? — докапывалась Синклер. — Что является причиной, заставляющей Вас расхаживать по ночам? Что, на Ваш взгляд не имеет никакого смысла?»

Патрисия начала немного расслабляться, ее мозг включился в работу и она легко находила ответы на вопросы. Это было тем, чем она жила, чем спала, и что она ела.

«Что они делали? Кто был с ними? Почему использовался презерватив, почему остались следы смазки?»

«Разве это не очевидно?» — спросила Синклер.

«Да, секс здесь замешан, но почему? Эти мужчины не были любителями рискованных приключений. У них была устоявшаяся домашняя жизнь, многие из жен были настолько откровенны, что признались, что их мужья были пассивны в постели».

Синклер подняла бровь. — «Детектив Эндерсон, пожалуйста. Мы же обе знаем, что за образом средне-статистического преступника скрывается как правило, тихий мужчина с сердцем потенциального сексуального садиста, детского растлителя или даже убийцы».

Патрисия нахмурилась. — «Да, конечно, я это знаю».

«Они вовсе не пускающие слюни монстры, которыми все их представляют».

«Да, они не такие».

«Ну, так признайте это. Секс был замешан. По какой — то причине эти мужчины рисковали. И они дорого заплатили за свой риск».

«Хорошо. И все же, я бы не стала так открыто заявлять, что убийца убивает по сексуальным мотивам. Он или она могли убивать из-за чего-то более тривиального. Например, влияние на них лунного цикла».

«Возможно и так, но приманкой, все же, был секс».

Патрисия сделала глубокий вдох, из-за брошенного вызова ее сердечный ритм снова возрос.

«Хорошо, пусть так. Но зачем говорить об этом всем?»

«А почему бы и нет?» — Глаза Синклер искрились.

Патрисия на мгновение потеряла ход мысли, восхищаясь детективом. — «Поскольку, мы в этом не уверены. И даже если бы это было так, мы должны держать закрытой нашу информацию. Вы же знаете об этом».

Синклер села на диван и жестом пригласила Патрисию сделать то же самое. — «Это выведет его на чистую воду. Добавит некоторое давление со стороны. Это сработало в деле с Ночным Сталкером, хотя правоохранительные органы были против того, чтобы обнародовать информацию. Иногда, общественность может быть очень полезна».

Да, это может оказать на него давление, но это может и разозлить его, заставить его совершить новую серию убийств. Или прятать тела.

«Конечно, он может убить снова, но он не зайдет слишком далеко. Он слишком умен. И мы так же знаем, что тела он прятать не будет».

Патрисия ничего не сказала. Тела были тем, чем он хвастался, своеобразными трофеями. То, от чего он испытывал удовольствие.

«В чем же тогда смысл?»

«Смысл в том, чтобы заставить его нервничать. Когда человек нервничает, то обычно совершает ошибки или действует спонтанно».

«Вы готовы выдать бесценную информацию, надеясь на удачу? Вы думаете, что это заставит убийцу нервничать?»

«Это — не бесценная информация. Ценная, да. Это — очевидная информация».

«Тогда, что относительно словесного портрета? Где Вы взяли свидетеля?»

«Я допросила всех водителей из того же самого списка, что был у вас».

Патрисия почувствовала, что ее тело напряглось. — «У нас никогда не было отчета, в котором бы говорилось, что кто-то что-нибудь или кого-нибудь видел».

Синклер оставалась спокойной. — «Один водитель — женщина изменила свои показания и сказала, что вспомнила, как что-то видела. Во время первой беседы с полицией ей показалось это не важным».

«Я хочу знать ее имя».

«Хорошо».

«Сейчас, пожалуйста». — Патрисия хотелось поговорить со свидетелем как можно скорее.

«Пэйдж Дэниелс, — произнесла Синклер. Она встала и извлекла листок с информацией из папки. — Кстати, как продвигается ваше расследование убийства двух молодых геев?»

Синклер что, читала ее мысли? Патрисия не могла не думать о тех жертвах, пока они обсуждали Убийства на Шоссе.

«Прекрасно». — Она взяла листок с информацией, который ей дали и засунула его в задний карман.

«Могу сказать только одно: я думаю, вы идете по ложному следу».

Патрисия рассмеялась: «По ложному?»

Синклер выглядела серьезной и не удивленной ее реакцией.

«Да».

«По какому же следу нам следует идти?»

«Вам следует искать мужчину — гея».

«Гея?»

«Да. Средних лет, белого. С серьезными сексуальными проблемами».

«У нас уже есть отличный подозреваемый, спасибо».

«Это не она. Это не одна из сестер Адамс».

На сей раз Патрисия подняла бровь. Она услышала уже больше, чем достаточно.

«Спасибо за Ваше беспокойство, но у нас все под контролем».

«Если Вы захотите поговорить об этом, позвоните мне в любое время».

«Вы что, серьезно?»

«Абсолютно». — Синклер казалась искренне озадаченной.

«Вы только что единолично поставили под угрозу наше расследование. Не говоря уже о том, что скрыли информацию относительно свидетеля».

«Я же предложила встретиться, а Вы отказали мне», — снова напомнила ей Синклер.

«Я была занята. Вам следовало быть более настойчивой». — Патрисия направилась к двери. Она была слишком расстроена, но чувствовала, что внутри нее зашевелилось еще какое-то новое чувство.

Синклер последовала за ней и придержала для нее дверь. — «Мы с Вами топчемся на месте».

«Я не играю в игры, детектив».

«Тогда звоните в следующий раз». — Лицо Синклер немного смягчилось. — «Звоните в любое время».

Патрисия задержала на ней взгляд. Ее гордость боролась с растущим любопытством. — «Я не вижу в этом необходимости».

Она вышла из квартиры и ушла не оглядываясь.