Лесное логово 2. Сломанная игрушка.

ГЛАВА 11

Я совсем не знала что делать. Совершенно не знала. Понимала только, что нужно вытащить стрелу и как-то, хоть временно, остановить кровь. Я осторожно опустила мужчину на траву и оглянулась. Ткань, где взять чистую ткань, что можно будет приложить к ране? Я потянула с плеч свою рубашку а потом, на секунду замедлившись, скинула нижнюю сорочку. она была намного чище верхней рубашки в которой меня сегодня не раз покатали по пыльной траве. Я ощупала кончик болта. Гладкий. Значит можно тянуть назад. Стэн был невероятно, просто непередаваемо тяжелым, или это просто у меня так сильно дрожали руки, что перевернуть его на живот получилось не с первого раза. А потом я ухватилась за торчащий из тела железный болт и изо всех сил дернула его наверх. Мужчина под моими руками чуть слышно дернулся и застонал и я застонала вместе с ним, от досады, потому что вытащить стрелу мне удалось едва ли на четверть. Пальцы скользили по холодному металлу, пальцы были покрыты кровью, которой я боялась с детства. Но сейчас, оказавшись в чужом лесу, за несколько десятков верст от ближайшего жилья и без какой-либо помощи, я еще больше боялась потерять единственного близкого мне человека. И то, что человеком этим вдруг и сразу оказался волк, сейчас не имело для меня никакого значения! Еще рывок и стрела подается, покидая рану и заставляя Стэна содрогнуться от мучительной боли. Да что же я такая бесполезная-то? Даже совсем простого не могу сделать! Злость придала мне сил и я, в очередной раз рванув стрелу, вытащила ее, наконец, полностью. И сразу же приложила к открывшейся мне ране свернутую в несколько слоев сорочку, которая начала стремительно пропитываться кровью.

Я нажала сильнее и, чувствуя как из груди рвутся рыдания, начала заматывать грудь мужчины приготовленными полосами ткани.

— Стэн, живи! Пожалуйста! — шептала я стягивая его рану тканью, — ты должен жить! Ты же такой сильный! Ты же волк!

Когда с перевязкой было покончено я, бесконечно оглядываясь на оставшегося на поляне мужчину, побежала к дороге. Оставлять его одного было страшно, но что я буду делать, если не удастся поймать наших лошадей? Ведь именно в чересседельных сумках хранились и запасы воды и провизии и одеяла. Да и запасная одежда тоже была нужна. Стэн ведь обернулся совершенно нагой и хотя меня сейчас данный факт не особо беспокоил, ночью, очевидно, ему будет холодно. "Если, конечно, — проснулось и заворочалось внутри что-то тяжелое, страшное, — он до этой ночи доживет!" Но я лишь досадливо мотнула головой, отгоняя непрошенный мысли и поспешила к привязанным к кусту лошадям, почти не удивившись виду двух разбойников, валяющихся на дороге.

— И хорошо что ты их убил, — шептала я, обходя лужу крови, оставившую в пыли бурое пятно, — и правильно! Нечего таким жить!

Кони беспокоились, тяжело всхрапывали и испуганно косились на меня карими глазами. Я отвязала всех троих и, подгоняемая беспокойством, повела их в лес по той самой, едва заметной тропинке, по которой бежала сама совсем недавно. Руки у меня по прежнему сильно дрожали, все звуки и запахи словно смазывались, кружилась голова и меня периодически заметно клонило вбок. Так что я умудрилась потерять тропинку и вышла на поляну почему-то совсем с другой стороны, не там, где должна была.

Стэн по прежнему неподвижно лежал на земле. Но сейчас у меня была вода, которой можно было обмыть его лицо и одеяло, чтобы укрыть начавшего заметно дрожать мужчину. А еще сейчас можно было освободить поляну от тел разбойников. Но это потом, потом, сначала Стэн!

Когда потом, значительно позднее, я пыталась вспомнить это день, то перед глазами вставали какие-то обрывки, вырванные сознанием из того, что происходило вокруг. Из того, что я делала лихорадочно, цепляясь за осколки разбегающихся мыслей и, пока они не сменились новыми. И одновременно с этим действуя потрясающе рационально. Вот я рублю небольшим топориком мягкие веточки сосны. А сейчас уже устраиваю из них теплую подстилку и, постелив одеяло, пытаюсь переложить туда находящегося без сознания мужчину, обтираю его тело влажной тряпкой, меняю повязки, уже насквозь пропитавшиеся кровью, разрывая на новые очередную свою рубашку. Вот рядом с ним, дрожащим под всеми, имеющимися у нас одеялами, появляется костер с небольшим котелком в котором кипятится вода с сосновыми ветками. Вот, привязав их за ноги к одной из лошадей я освобождаю поляну от тел разбойников. А потом темнеет и я, не в силах по-другому помочь находящемуся рядом мужчине, прижимаюсь к нему и пытаюсь согреть его своим телом. Потому что, отогреть его по-другому не получается. И боюсь. Снова безумно, бесконечно боюсь но уже не Стэна, а того, что в какой-то ужасный миг его не станет.

Очнулась я от этого лихорадочного состояния лишь тогда, когда мужчина под моей рукой тихо застонал, а потом я вместо гладкой кожи почувствовала под своей рукой мягкую шерсть. Волк с трудом поднял голову и посмотрев на меня пронзительными желтыми глазами, неожиданно приблизился совсем близко и лизнул меня в щеку. И тогда я, чувствуя что уже совсем на грани, подползла еще ближе к нему, уткнулась лицом в горячий бок, вцепилась в густую шерсть на загривке и разрыдалась от облегчения. Я знала, что в зверином обличии раны у оборотней заживают намного быстрее и то, что Стэн нашел в себе силы обернуться давало надежду, что он поправится.

Проснулась я снова в объятиях мужчины. С трудом подняла тяжелую голову и сразу же зацепилась взглядом за рану на груди. Она выглядела уже намного лучше чем вчера, не кровила и начала затягиваться ровной корочкой. Я, осторожно поднеся к ней руку ощупала кожу вокруг. И с облегчением выдохнула. Прохладная. Значит воспаления нет.

— Ты совсем не боишься меня, малышка — Стен лежал прикрыв глаза и дышал так часто и глубоко, что, казалось будто он не может надышаться окружающим нас воздухом. Губы его чуть подрагивали в улыбке, — и снова пахнешь спелой земляникой…

И мне снова захотелось заплакать. А потом ударить его, потому что я вчера тут чуть с ума не сошла от ужаса, а он смеется! Но больше все мне хотелось его обнять! И останавливало меня лишь осознание того, что ему, скорее всего, будет больно, если сейчас я не сдержусь и с ликующими криками брошусь ему на шею. Но Стэн разрешил мои сомнения. Потому что пока я думала, что же мне делать, меня уже обняли сильные руки и прижали к горячему боку.

— Пообещай, — я торопливо поцеловала его пальцы и, вывернувшись, просительно заглянула в глаза, — пообещай, что ты не умрешь! Пожалуйста!

Мужчина как-то странно посмотрел на меня и, медленно проведя ладонью по щеке, сказал:

— Обещаю, Лив, что я очень постараюсь не умереть! Очень!

Больше всего на свете мне не хотелось вставать. Хотелось лежать не двигаясь в объятиях мужчины, слушать его дыхание и ни о чем не думать. Совсем. Но, к сожалению, позволить себе это мы не могли.

— Помоги мне встать, Лив, — Стэн осторожно, словно не веря в то, что я не отшатнусь от него в ужасе, коснулся губами моих волос, — нужно уходить отсюда. И чем быстрее, тем лучше!

И я как-то сразу вспомнила и убитых обозников, чьи тела все еще были на дороге и лежащих там же мертвых разбойников. Разбойников, убитых диким зверем.

— Не бойся, — мужчина осторожно, словно прислушиваясь к себе, сел, чуть поморщившись от боли, — но если мы не хотим очень больших неприятностей, нужно поторопиться. И неплохо было бы убрать тела. Отец и так не придет в восторг от того, как сильно я наследил в людских землях, а если нас еще и застанут здесь…

Договаривать он не стал, но я и так поняла, что наши проблемы еще и не думали заканчиваться.

Мы спешили как могли. Даже не стали разводить костер и завтракать. Стэн оделся и начал седлать коней, я, страшно спеша и потому все роняя и путая, собирала вещи. И все равно мы не успели. Я торопливо складывала последнюю сумку, когда мужчина прислушался, и, негромко выругавшись, поспешил ко мне, ведя лошадей в поводу.

— Лив, — почти прошептал он мне, — быстрее! Оставь все, что не успела собрать! Давай сумку и садись в седло!

Я уже сидела на лошади, когда среди деревьев замелькали быстрые тени и громкий голос приказал:

— Поднимите руки и медленно идите сюда, вы окружены!

Стэн, плавным, почти незаметным движением бросился в сторону, запели, рассекая воздух, арбалетные болты а я, пронзенная мыслью что сейчас его просто убьют, соскользнула с лошади и бросилась к волку. Так мы и замерли. Оборотень, у которого от резкого движения снова закровила рана на груди, тяжело привалившийся к дереву, и я — прижавшаяся к нему спиной, готовая закрыть его от летящей стрелы и несколько людей в военной форме, с уже снова взведенными арбалетами на противоположной стороне поляны. Время, кажется, остановилось, замерло, отсчитывая последние секунды нашей жизни, Стэн за моей спиной тихо застонал и начал оседать на землю. Воины вскинули арбалеты а я, чувствуя как останавливается от ужаса сердце, обернулась и упала на него сверху, закрывая от неизбежной смерти, желая умереть вместе с ним, раньше него, разделить с ним наши последние мгновения. И горько, отчаянно горько жалея о том, что раньше не поняла такую простую и бесхитростную истину: без этого мужчины рядом и моя жизнь не имела смысла!

А потом высокий седой мужчина, очевидно главный у этих воинов, поднял руку и медленно, четко выговаривая слова произнес:

— Не стрелять! Опустите оружие! — и, обращаясь уже к нам, добавил, — я хочу поговорить с тобой, волк! Обещаю, если ты ответишь на мои вопросы, я отпущу тебя. — его взгляд остановился на мне, словно прожигая насквозь, и он добавил, — с твоей спутницей.