19

– Может быть, искупаемся? – предложил неуверенно Сережа.

– Я сегодня вообще могла не прийти, – кокетливо ответила Юля. – Продержал меня вчера целый день в воде.

– Была температура?

– Немножко, и сопельки. Если сегодня добавить, то заболею серьезно. Ведь ты же не выпустишь меня сразу из реки.

«При желании она могла вчера уже через пять минут вылезти на берег, а говорит так, словно я насильно её удерживал в воде», – подумал Сережа и сказал:

– Когда я был маленький, мне мама при простуде прикладывала к носу с двух сторон по горячему куриному яичку.

– Вот не знала, а гусиное можно?

– Даже лучше.

– А индюшачье?

– Это же народное средство. Главное, мама говорила, чтобы было яичко.

– Обязательно попробую. Синячков на шее много наставил? – Юля откинула назад голову.

– Почти не заметно, – успокоил её Сережа.

– Значит, заметно. Сколько их?

– Два. С каждой стороны по одному. Вот и вот. – Сережа легонько дотронулся пальцем до синячков.

– У-у, нехороший! Придется от тети надевать кофту в такую жару с высоким воротничком. Скажу, простудилась.

– Да она и не поймет, что к чему. Раньше ведь так, как сейчас, не целовались.

– А что же делали?

– Женились сразу и все.

– Прямо и сразу?

– Да.

– И все-то ты знаешь, – приглядываясь к Сереже, заметила Юля. По выражению его глаз было видно, что он шутит.

– Скажи ей, что упала с крутого берега в кусты. Прутиками шею повредила.

– Оригинально. А почему, спросит она, упала?

– Размечталась.

– Она спросит, о ком?

Сережа посмотрел на Юлю. Он давно уже задавал себе вопрос: «Глупа она или умна?» – и только сейчас решил, что, пожалуй, умна.

– А сколько тете лет? – спросил он.

– Она старше мамы.

– А сколько маме?

– Она вышла замуж в двадцать пять.

– Вам тоже нужно было поступать на физфак. Если ей под пятьдесят, то она и не помнит, если и целовалась, что от этого могут быть синячки.

– Нет, мы этого не забываем.

Сережа с удивлением посмотрел на неё.

– Вы вспоминаете об этом как о приятном?

– А ты как думаешь?

Сережа призадумался. «Ну, конечно же, как о приятном», – решил он.

– Так что мне сказать тете про губы?

– В каком смысле?

– Стали как лепешки толстые от поцелуев. Разве не видишь?

– Нисколечко и не заметно.

– Я-то чувствую. Сегодня утром специально с постели не вставала, пока тетя на работу не ушла.

Сережа сидел рядом с Юлей, прислонившись спиной к стогу, а плечом к её плечу. Ее рука была в его руке. Он поглаживал хрупкие нежные пальчики, а затем вдруг её пальчики оказались между его пальцев. В этом было по поверью что-то символическое.

– Хулиганите, – освобождая свою ручку, сказала она и с загадочной улыбкой, с бесенятами в глубине глаз, посмотрела на него. Но он не отвел взгляда.

Все еще не веря своему счастью, он смотрел на нее сбоку и любовался ею. А она, сидя на сене, была в этот момент сказочно хороша. Стройные, положенные одна на другую загорелые ножки, тонкий изгиб шеи с синячками, нежнейшие прыщики, видимо, от простуды, чуть выше лопаток, и этот жест, каким она освободила свою ладонь из его руки, в очередной раз пленили Сережу.

Желая её, он еще ближе придвинулся к ней. Его «дружок» стал поднимать головку, но Юля отодвинулась от него.

– Мне пора, – сказала она. – Я сказала тете, что сегодня буду весь день дома, а приду с синячками. Где у меня шляпка?

– Наверное, на берегу.

– Там же и букет цветов, который вы мне подарили?

– Когда вы соскочили с пенька, то все потеряли.

– С вами соскочишь.

– Я думаю, ничего не пропало. Сейчас найдем.

Юля встала, стряхнула с себя сенную труху, поправила волосы и пошла к берегу. Сережа шел рядом. Боковым зрением она незаметно следила за ним. Ей нравилось, что он все время не только провожает и следит за ней взглядом, ясно показывая, что с ним творится, но и всячески старается к ней прикоснуться. Ей это было не только приятно, но и волновало её.

Шляпка с букетом цветов лежали у старого пня, на котором сидела Юля. Она слетела с её головы, а букет выпал из рук, когда Сережа неожиданно поцеловал её в ножку.

Юля поправила помятую шляпку, надела её и как бы спрашивая: «Ну, а дальше то что?» – посмотрела на Сережу.

– Вы завтра свободны? – спросил Сережа, ловя взглядом каждое её движение, и подал ей поднятый с земли букет цветов.

Ему по неопытности было невдомек, что подобные вопросы задавать девушкам, назначая свидание, не следует, ибо его вопрос подразумевал, что она может быть занята, встречаясь с другим парнем.

По губам Юли пробежала легкая ироническая улыбка.

– Я могу прийти, но купаться не буду, – сказала она, взяла букет и сквозь него посмотрела на Сережу.

Цветы и глаза, их выражение для него было неуловимо. Таинственность, она манила его. В его памяти надолго отложился этот взгляд.

– А вечером? – неуверенно спросил он.

– Если хотите. Давайте при луне покатаемся на лодке. Постарайтесь взять где-нибудь напрокат.

– Возьмем просто так. Это же не город.

– Хоть как. Я люблю лунный свет.

– Вы сентиментальны.

– Нет. Просто для разнообразия. К тому же красиво. Когда мне еще придется покататься ночью с таким парнем, по такой реке? Вы катались в лунном свете по воде?

– Нет.

– Вот, видите.

– Тогда завтра в десять.

– Если к этому времени заснет тетя.

Сережа, желая на прощание поцеловать её в губы, приблизился, нежно обнял за плечи, она подставила ему щечку. Его глаза горели, говорили о многом. А Юля, вот такая, с румянцем на щеках и улыбающимися глазами, она, как никогда, испытывала приятную уверенность, – она красива! Она инстинктивно чувствовала, что её красота обладает для Сережи таинственной силой, она не только раскрывает его душу, но и очищает её от себялюбивых мыслей.

– Меня провожать не нужно, – сказала она и свойственной только ей походкой, красиво покачивая станом, вышла на тропку.

А Сережа, глядя ей вслед, начал вдруг понимать ту обезоруживающую истину, что в их отношениях теперь не ему решать, – так велика была его любовь, – что он перестал быть отдельным существом, наделенным отдельной волей. Он слился с нею и мог действовать лишь тогда, когда его и её воля были едины. Никогда он не скажет ей: «Ты должна!» Он её слишком сильно любит.

Загрузка...