- Ну-ка повтори, - вилка Каролины Мэйсон застыла на полпути ко рту. Кусочек цыпленка повис в воздухе.
- Я освещаю игры «Чинуков» и путешествую с ними, - повторила Джейн на радость своей подруге детства.
- Хоккейной команды?
Каролина работала в универмаге «Нордстром», продавая свою неизлечимую страсть – обувь. По внешнему виду они с Джейн были полными противоположностями. Каролина была высокой блондинкой с голубыми глазами - ходячая реклама красоты и хорошего вкуса. И их характеры тоже сильно отличались. Джейн была интровертом, тогда как все мысли и чувства Каролины сразу становились достоянием общественности. Джейн покупала одежду по каталогам. Каролина считала каталоги орудием дьявола.
- Да, вот чем я занимаюсь в этой части города. Я только что пришла со встречи с владельцем и командой.
Подруги были как лед и пламень, ночь и день, но у них имелось общее: их корни и история жизни, связавшие их крепче, чем «Суперклей».
Мать Каролины в свое время сбежала с дальнобойщиком и теперь то появлялась, то исчезала из жизни дочери. Джейн и вовсе росла без матери. Девочки жили рядом в Такоме , в одном из пришедших в упадок квартале. Бедные. В постоянной нужде. Они обе знали, каково это - идти в школу, надевая тряпичные кеды, тогда как большинство носило кожаные.
Теперь, повзрослев, каждая из них разбиралась с прошлым по-своему. Джейн экономила деньги так, как будто каждая ее зарплата была последней, в то время как Каролина выбрасывала огромные суммы денег на дизайнерскую обувь, как будто была Имельдой Маркос.
Каролина опустила вилку на тарелку и прижала руку к груди:
- Ты будешь путешествовать с «Чинуками» и брать интервью у них, пока они голые?
Джейн кивнула и покопалась в своем «особом» ланче: макароны с сыром и кусочками копченой ветчины, а также измельченными гренками, красиво запекшимися наверху. Учитывая погоду на улице, макароны с сыром определенно подходили этому дню.
- Надеюсь, они будут держать свои штаны застегнутыми, пока я не уйду из раздевалки.
- Ты ведь шутишь, правда? Какая причина, кроме как полюбоваться на мускулистых мужиков, может заставить тебя войти в вонючую раздевалку?
- Взять у них интервью для газеты. - Теперь, когда утром Джейн увидела их всех, она начала чувствовать некоторое беспокойство. По сравнению с ее ста пятьюдесятью двумя сантиметрами все они казались просто огромными.
- Думаешь, они бы заметили, если бы ты сделала пару снимков?
- Вполне могли бы, - засмеялась Джейн, - Они не кажутся такими тупыми, как ты ожидаешь.
- Облом. Я бы не отказалась посмотреть на голых хоккеистов.
И теперь, когда она познакомилась с ними, видеть их наготу было той стороной работы, которая очень беспокоила ее. Джейн должна была путешествовать с этими мужчинами. Сидеть с ними в самолете. Она не хотела знать, как они выглядят без одежды. Единственная ситуация, в которой она хотела быть рядом с обнаженным мужчиной - это когда сама была раздета. И хотя она подробно описывала сексуальные фантазии, чтобы добыть средства к существованию, в реальной жизни чувствовала себя неуютно рядом с неприкрытой наготой. Джейн не походила на женщину, которая писала о свиданиях и отношениях в колонке «Таймс». И она совсем не походила на Медовый пирожок.
Джейн Олкотт была притворщицей.
- Если ты не можешь сделать снимки, - сказала Каролина, снова потянувшись к вилке и подцепив цыпленка из своего восточного салата, - сделай для меня записи.
- Это неэтично во всех смыслах, - сообщила Джейн подруге. Затем подумала о предложении Люка Мартино́ «помочиться» в ее кофе и решила, что в его случае могла бы пренебречь этикой. – Я видела задницу Люка Мартино́.
- Голышом?
- Как в тот день, когда он родился.
Каролина наклонилась вперед:
- И как она?
- Хороша. - Джейн вызвала в воображении скульптурные плечи и спину Люка, ложбинку его позвоночника и полотенце, соскальзывающее по его идеально круглым ягодицам. – Действительно хороша. - Не стоило отрицать, что Люк был красивым мужчиной, очень плохо, что как личность он был полным отстоем.
- Боже, - вздохнула Каролина, - почему я не закончила колледж и не получила такую же работу?
- Слишком много вечеринок.
- О, да, - Каролина замолчала на секунду, затем улыбнулась. – Тебе нужен ассистент. Возьми меня.
- Газета не будет платить за ассистента.
- Я в пролете, - улыбка подруги увяла, а взгляд переместился на блейзер Джейн. – Ты должна купить новую одежду.
- У меня есть новая одежда, - с расстановкой ответила Джейн.
- Под словом «новая» я подразумевала соблазнительную. Ты носишь слишком много черного и серого. Люди начинают задумываться, не в депрессии ли ты.
- Я не в депрессии.
- Может, и нет, но ты должна носить цветное. Особенно красное и зеленое. Ты собираешься путешествовать с огромными, сильными, полными тестостерона мужиками весь сезон. Это прекрасная возможность завлечь парня.
Джейн должна была путешествовать с командой по работе. Она не хотела завлекать мужчин. Особенно хоккеистов. Особенно, если все они были похожи на Люка Мартино́. Когда она отклонила его предложение относительно кофе, он почти улыбнулся. Почти. А потом сказал: «Если вы измените свое мнение об этом, дайте мне знать». Только он не сказал «об». Он сказал «а-аб». Он был придурком, который даже не полностью избавился от своего канадского акцента. Джейн посмотрела на свой черный блейзер, черные брюки и серую блузку. Ей казалось, что она выглядит хорошо.
- Это Джей Кру.
Каролина прищурила голубые глаза, и Джейн знала, что последует за этим. Джей Кру не был Донной Каран.
- Именно. Из каталога?
- Конечно.
- И черное.
- Ты знаешь, что я дальтоник.
- Ты не дальтоник. Ты просто не можешь сказать, когда цвета не сочетаются.
- Правильно! - Вот почему ей нравился черный. Она хорошо выглядела в черном. С точки зрения моды, черный цвет – безошибочный.
- У тебя прекрасное маленькое тело, Джейн. Ты должна использовать его, показывать его. Пойдем со мной в «Норди», и я помогу тебе подобрать милые вещицы.
- Ни за что. Последний раз, когда я позволила тебе подобрать мне одежду, я выглядела как Грег Брейди. Только еще хуже.
- Это было в шестом классе, и нам приходилось ходить в «Гудвилл» за покупками. Теперь мы старше, и у нас больше денег. По крайней мере, у тебя.
Да, и Джейн хотела, чтобы это так и оставалось. У нее были планы на свою заначку. Планы, которые включали в себя покупку дома, а не дизайнерской одежды.
- Мне нравится, как я одеваюсь, - сказала Джейн, как будто они уже не говорили об этом тысячу раз.
Каролина закатила глаза и сменила тему беседы:
- Я встретила парня.
Ну, конечно, она встретила. С тех пор как они обе отметили тридцатилетие, биологические часы Каролины начали тикать, и она могла думать только о своих усыхающих яйцеклетках. Она решила, что пришло время выйти замуж, и поскольку не хотела лишать Джейн такого веселья, то постановила, что выйти замуж пришло время им обеим. Однако в плане Каролины имелся просчет. Джейн была твердо уверена, что притягивает мужчин, которые разбивают ей сердце и плохо с ней обращаются, а так как негодяи казались единственным типом мужчин, которые заставляли ее слабеть и покрываться испариной, то подумывала о том, чтобы завести кота и осесть дома. Но она попалась на уловку-22. Нельзя найти новый материал для колонки «Одинокая девчонка», не выходя из дома.
- У него есть друг.
- Последний друг, которым ты меня снабдила, водил фургон серийного убийцы с диваном в задней части.
- Знаю. И ему не очень-то понравилось читать про себя в твоей колонке в «Таймс».
- Тем хуже для него. Он был одним из тех парней, которые из-за моей колонки считают меня отчаявшейся и сексуально озабоченной.
- В этот раз все будет по-другому.
- Нет.
- Он может понравиться тебе.
- В том-то и проблема. Если он понравится мне, я знаю, он будет относиться ко мне, как к дерьму, а потом выбросит меня.
- Джейн, ты редко даешь кому-либо шанс выбросить тебя. Ты всегда стоишь одной ногой за дверью, только и ожидая повода убежать, - сказала Каролина. Ей было легко так говорить. Она избавлялась от парней, потому что те были слишком идеальными. - У тебя не было бойфренда со времени Винни.
- Да, и посмотри, чем все тогда обернулось.
Винни одалживал у нее деньги, чтобы покупать подарки другим женщинам. Насколько она могла сказать, чаще всего он покупал недорогое женское белье. Джейн ненавидела дешевое белье.
- Посмотри на светлую сторону. Избавившись от него, ты была так расстроена, что заново отремонтировала свою ванную.
Прискорбным фактом в жизни Джейн было то, что когда ей разбивали сердце, и она впадала в депрессию, то начинала изо всех сил заниматься уборкой. Когда же она была счастлива, то имела склонность не замечать, что полотенца из шкафа выпадают ей на голову.
После ланча Джейн подбросила Каролину в «Нордстром», затем поехала в «Сиэтл Таймс». Поскольку она писала ежемесячную колонку, у нее не было стола в редакции. На самом деле, она почти не бывала в этом здании.
Джейн встретилась с редактором спортивного раздела Кирком Торнтоном. Ему не было необходимости говорить ей, что он в ужасе от того, что она заменяет Криса. Его прием оказался таким холодным, что он мог бы заморозить очки на своем лбу. Торнтон представил ее трем другим спортивным репортерам, и их приветствия были ненамного теплее, чем у Кирка. За исключением Джеффа Нунана.
Хотя Джейн почти совсем не бывала в редакции «Сиэтл Таймс», она слышала о Джеффе Нунане. Он был известен среди женской части персонала как «Нунер» и находился на грани судебного процесса за сексуальные домогательства. Не только потому, что полагал, что место женщины на кухне: он был уверен, что место женщины на кухонном столе... на спине. Взгляд, которым Нунер окинул Джейн, говорил о том, что он представляет ее без одежды, а улыбнулся он так, как будто она должна была быть польщена или что-то в этом роде.
Взгляд, которым Джейн наградила его в ответ, красноречиво свидетельствовал о том, что она лучше съест отраву для крыс.
"Би-эй-си 1-11" вылетел из международного аэропорта Сиэтл-Такома в 6.23. Через несколько минут самолет пробился сквозь облака и лег на левое крыло.
Утреннее солнце светило через иллюминаторы как прожектор. Шторки опустились едва ли не одновременно, укрывая от слепящих лучей, и почти все хоккеисты откинули спинки кресел и устроились поудобней на время четырехчасового полета.
Не отводя глаз от бумаг на своих коленях, Джейн подняла руку и отрегулировала кондиционер. Она включила его на полную мощность и направила в лицо, разглядывая график команды. И заметила, что после некоторых игр они должны были улетать сразу же, тогда как после других вылет шел лишь на следующее утро. Но кроме времени отлета программа всегда была одной и той же. Команда тренировалась за день до каждой игры, а в день самой игры у них был «легкий» прокат. Это никогда не менялось.
Джейн отложила карту маршрута и взяла выпуск «Хоккейных новостей». Утренний свет упал на репортажи о командах НХЛ, и взгляд Джейн остановился на колонке, касающейся «Чинуков». Подзаголовок гласил: «Ключ к успеху «Чинуков» в их воротах».
Последние несколько недель Джейн впихивала в свою голову статистику НХЛ, ознакомившись с именами игроков «Чинуков» и позициями, на которых они играли, прочитав все газетные статьи о команде, которые только смогла найти. Но у нее все еще не было четких представлений об игре или игроках. Она собиралась броситься в омут с головой и надеялась, что не захлебнется и не утонет. Ей нужно было завоевать уважение и доверие этих мужчин. Джейн хотела, чтобы они относились к ней также, как к другим спортивным журналистам.
В своем портфеле она припрятала две бесценные книги: «Хоккей для чайников» и «Плохие парни хоккея». Первая давала ей начальные знания и практические советы, а вторая рассказывала о темных сторонах игры и мужчин, которые играли в нее.
Не поднимая головы, Джейн посмотрела через проход и на ряды кресел. Ее взгляд проследил за аварийными огнями, бегущими по голубому ковролину, и уперся в сверкающие ботинки и темно-серые брюки Люка Мартино́. Со времени их беседы в «Кей Арена» она изучила его лучше, чем других игроков.
Он родился и рос в Эдмонтоне, Альберта, Канада. Его отец был франко-канадцем и развелся с матерью Люка, когда тому едва исполнилось пять лет. В возрасте девятнадцати лет Люк был выбран на драфте НХЛ под общим шестым номером командой «Ойлерз». Потом перешел в Детройт и, наконец, в Сиэтл. Самую интересную информацию Джейн получила из «Плохих парней хоккея», которая посвятила Люку целых пять глав. Книга детально описывала плохиша–вратаря, заявляя, что у него самые быстрые руки на льду и вне его. Фотографии демонстрировали вереницу актрис и моделей в его объятиях. И хотя ни одна из них прямо не утверждала, что спала с ним, ни одна также и не отрицала этого.
Взгляд Джейн поднимался по большой руке и длинным пальцам Счастливчика, постукивающим по ручке кресла. Узкая полоска золотого «Ролекса» выглядывала из-под манжеты бело-голубой рубашки. Джейн разглядывала плечо и профиль Мартинò с высокими скулами и прямым носом. Его волосы были пострижены коротко, как у гладиатора, готового к битве. Если предположить, что хотя бы половина смачных деталей из книги о плохих парнях - правда, то у Люка Мартино́ имелась женщина в каждом городе, который они посещали. Джейн удивлялась, как он еще не оказался на грани истощения.
Внезапно какая-то помеха заслонила ей обзор. Джейн подняла взгляд на побитое лицо громилы Роба «Кувалды» Саттера. Сильно наклонившийся, чтобы не задеть головой низкий потолок, он казался еще ужасней, чем обычно. Она еще не запомнила лица всех игроков «Чинуков», но Роб был одним из тех парней, которых трудно забыть. Сто девяносто один сантиметр и сто тринадцать килограмм устрашающих мускулов. Сегодня он щеголял пушистой эспаньолкой на подбородке и сияющим фонарем под зеленым глазом. Кувалда снял пиджак, закатал рукава и ослабил галстук. Его каштановые волосы нуждались в стрижке, а на переносице был прилеплен кусочек лейкопластыря. Саттер смотрел на портфель, лежащий на сиденье рядом с Джейн.
- Не возражаете, если я присяду?
Джейн не хотелось признавать это, но ее всегда немного нервировали большие парни. Они занимали так много места и заставляли ее чувствовать себя маленькой и немного уязвимой.
- О, нет, - она схватила портфель за кожаные ручки и бросила его на пол к своим ногам.
Роб втиснул свое огромное тело на сиденье рядом с ней и ткнул пальцем в газету в ее руках:
- Вы читали статью, которую я написал? На шестой странице.
- Еще нет.
Чувствуя себя загнанной в ловушку, Джейн открыла шестую страницу с фото Роба Саттера в игре. Он, схватив какого-то парня за шею, бил его по лицу.
- Это я показываю Расмуссену, где раки зимуют, в его первый сезон.
Она посмотрела в сторону Роба, отмечая его почерневший глаз и сломанный нос:
- Зачем?
- Расплачиваюсь за хет-трик.
- Разве это не его работа?
- Конечно, но моя работа - это обращаться с ним грубо, - пожал плечами Роб. – Заставлять его немного нервничать, когда он видит, что я приближаюсь.
Джейн подумала, что будет благоразумнее держать свое мнение о его работе при себе.
- Что случилось с вашим носом?
- Он оказался слишком близко к клюшке. - Роб указал на газету: – Что вы думаете? - Джейн быстро пробежала глазами по статье, которая, казалось, была написана достаточно хорошо. - Думаете, я зацепил читателя с первого графа?
- Графа?
- Так журналисты называют параграф.
Ей было известно, что значит граф.
- «Я не просто боксерская груша», - вслух прочитала она. – Вот это привлекло мое внимание.
Роб улыбнулся, демонстрируя ряд великолепных белоснежных зубов. Джейн задалась вопросом, сколько раз их выбивали и вставляли обратно.
- Я хорошо повеселился, когда писал это, - сказал он. – Подумываю о том, чтобы всерьез заняться этим делом, когда закончу карьеру. Может, вы могли бы мне дать несколько наводок?
Сделать первый шаг намного легче на словах, чем на деле. Ее собственное резюме было совсем не звездным, но она не хотела портить Робу настроение, рассказывая правду.
- Помогу, чем смогу.
- Спасибо, - он привстал, вытащил бумажник из заднего кармана и, снова опустившись на кресло, открыл его и достал фотографию. - Это Амелия, - сказал Саттер, вручая Джейн изображение малышки, спящей у него на груди.
- Такая крохотная. Сколько ей?
- Месяц. Разве она не самое совершенное создание в мире?!
Джейн не собиралась спорить с Кувалдой.
- Она просто великолепна.
- Мы снова показываем фотографии детей?
Подняв голову, Джейн встретилась со взглядом пары карих глаз, смотрящих на нее из-за спинки переднего сиденья. Мужчина протягивал фотографию.
- Это Тэйлор Ли, - сказал он. – Ей два.
Джейн смотрела на фото ребенка, такого же лысого, как и тот парень, что передал ей карточку, и думала, почему все люди полагают, будто каждый хочет увидеть фотографии их детей. Она не узнавала обладателя глаз, смотрящих на нее, пока Роб не заметил:
- Она ужасно лысая, Рыбка. Когда у нее появятся волосы?
Брюс Фиш, запасной крайний нападающий, привстал и забрал фотографию обратно. Его лысина сияла, в то время как сильно отросшая щетина покрывала нижнюю часть лица.
- Я был лысым до пяти лет, а превратился в красавчика.
Джейн умудрилась сохранить серьезное выражение лица. Брюс Фиш, возможно, искусно укрощал шайбу, но привлекательным мужчиной он не был.
- У вас есть дети? - спросил он ее.
- Нет, я никогда не была замужем, - ответила она, и беседа закрутилась вокруг того, кто из игроков «Чинуков» женат, и кто сколько имеет детей. Не особо интересная тема, но она уменьшила беспокойство Джейн о том, что игроки будут при ней хранить молчание.
Она вернула Робу его фотографию и решила взять быка за рога. Чтобы поразить их своими знаниями или, по крайней мере, показать им, что она не была полной невеждой в хоккее.
- Учитывая возраст команды и нехватку купленных игроков, «Койотис» в этом году играют лучше, чем ожидалось, - сказала она, цитируя то, что только что прочитала. – Какие самые большие трудности вы предвидите в игре в среду?
Парни посмотрели на нее, как будто она заговорила на иностранном языке. Возможно, на латыни.
Брюс Фиш отвернулся и исчез за сиденьем. Роб засунул фото дочки в бумажник и сказал, вставая:
- А вот и завтрак.
Кувалда быстро удалился, ясно показав, что хоть с ней и приятно поболтать о журналистике и детях, он не собирается говорить с ней о хоккее. И чем дольше длился полет, тем очевиднее становилось для Джейн, что теперь игроки игнорируют ее. Кроме короткой беседы с Брюсом и Робом, никто не заговорил с ней. Ну что ж, они не смогут избегать ее вечно. Они должны допустить ее в раздевалку и ответить на ее вопросы. Они должны поговорить с ней, иначе получат обвинение в дискриминации.
Джейн отказалась от кексов с апельсиновым соком и подняла подлокотник между креслами. Пересев на кресло у прохода, она разложила свои статьи и книги, затем сняла серый шерстяной блейзер и взялась за дело, пытаясь понять, какие очки назначались за голы. Какое наказание давалось за нарушение, и что означал вечно мешающий свисток о пробросе. Она вытащила пачку стикеров из портфеля, нацарапала заметки и приклеила их внутри книги.
Обозначать направления своей работы и жизни с помощью записок на стикерах было не самым эффективным способом самоорганизации. Джейн попыталась использовать более современные методы: она пробовала воспользоваться программой на своем лэптопе, но оказалось, что царапать записки - то же самое, что и писать в ней. Она купила органайзер, который использовала в настоящий момент, но только чтобы приклеивать записки на его страницы. В прошлом году Джейн купила «Палм Пилот», но так к нему и не привыкла. Без своих записок она впадала в панику и в итоге продала карманный девайс подруге.
Джейн написала записку о хоккейных терминах, значения которых не понимала, и приклеила ее к книге, а затем посмотрела в проход на Люка. Его рука лежала рядом со стаканом апельсинового сока на откидном столике. Длинные пальцы разорвали салфетку, и он перекатывал комочки бумаги между большим и указательным пальцами.
Кто-то позвал Люка по имени, он наклонился в проход и поглядел назад. Взгляд его голубых глаз остановился где-то позади Джейн, и Счастливчик засмеялся какой-то шутке, которую она не расслышала. Его белые ровные зубы и улыбка заставляли женщину думать о жарких, греховных вещах. Затем он опустил глаза на нее, и она забыла о его зубах. Он просто смотрел, как будто не мог понять, как она оказалась здесь – вроде пятнышка на его галстуке – затем скользнул изучающим взглядом по ее лицу и шее к вырезу ее обыкновенной белой блузки. По какой-то волнующей причине дыхание Джейн замерло в груди, прямо там, куда он уставился. Мгновение внезапно остановилось. Затянулось. Зависло между ними, пока брови Люка не сдвинулись в прямую линию. Затем, не поднимая глаз, он отвернулся. Джейн наконец-то вздохнула и снова почувствовала, что Люк Мартино́ оценил ее и признал негодной.
К тому времени как самолет приземлился в Фениксе, на улице сияло солнце, и было тридцать пять градусов. Хоккеисты поправили галстуки, надели пиджаки и двинулись к автобусу.
Люк подождал, пока Джейн Олкотт пройдет мимо, прежде чем ступил в проход позади нее. Надевая пиджак от Хьюго Босс, он изучал ее со спины.
Журналистка перекинула шерстяной блейзер через ту же руку, в которой держала свой большой портфель, набитый книгами и газетами. Ее волосы снова были забраны в хвост, а кончики завивались и терлись о ее плечи, пока они двигались вперед. Она была слишком маленькой. Макушка ее головы как раз доставала ему до подбородка, и сквозь дымку одеколона и лосьона после бриться Люк почувствовал какой-то цветочный аромат.
Край ее портфеля зацепился за сиденье, и она споткнулась. Люк схватил ее за руку, чтобы удержать на ногах, пока газеты, книги и записки падали на пол. Отпустив ее руку, Счастливчик присел на колени рядом с ней в узком проходе и поднял книгу официальных правил НХЛ и «Хоккей для чайников».
- Вы не очень-то много знаете об этой игре, а? – сказал он, передавая ей книги. Кончики его пальцев коснулись ее, и Джейн подняла на него глаза.
Ее лицо находилось в нескольких дюймах от него, и он воспользовался возможностью изучить женщину. Ее кожа была безупречна, а на гладких щеках виднелся легкий румянец. Глаза были цвета летней травы, и Люк заметил слабые линии контактных линз на границе радужки. Если бы мисс Олкотт не была репортером и не спросила бы его в первый день их встречи, не принимает ли он наркотики, он мог бы подумать, что она выглядит не так уж плохо. Может быть, он даже подумал бы, что она достаточно симпатичная. Может быть.
- Я знаю очень много, - сказала она, отдергивая руку и запихивая книгу в переднее отделение портфеля.
- Конечно, знаете, Айс, - он оторвал стикер от своих брюк. На нем было написано: «Какого черта значит блокировка?» Люк схватил запястье Джейн и шлепнул запиской по ее ладони. – Выглядит так, как будто вы ни хрена не знаете.
Они встали, и Люк забрал у нее портфель.
- Я сама могу нести это, - запротестовала Джейн, запихивая записку в карман брюк.
- Позвольте уж мне.
- Если вы пытаетесь быть милым, уже поздно.
- Я не собираюсь быть милым. Я просто хочу выбраться отсюда, прежде чем автобус уедет.
- О, - она открыла рот, чтобы сказать еще что-то, но снова закрыла его. Они двинулись дальше по проходу. Подрагивание ее хвоста рассказало ему о ее волнении. В автобусе она села рядом с главным менеджером, Люк бросил портфель ей на колени и отправился на заднее сидение.
Роб Саттер наклонился вперед, когда Люк опустился в кресло впереди громилы.
- Эй, Счастливчик, - сказал Роб, - Тебе не кажется, что она хорошенькая?
Люк посмотрел через несколько рядов на голову Джейн и ее тугой хвост. Она не была уродиной, но она была не в его вкусе. Он любил женщин в стиле Барби. Длинные ноги и большая грудь. Пышные волосы и красные губы. Женщин, которым нравилось доставлять мужчинам удовольствие, и которые не ожидали в ответ ничего, кроме удовольствия. Он знал, что это говорит о нем, и его это не волновало. У Джейн была отличная кожа, и ее волосы могли бы быть хороши, если бы она не стягивала их так туго, но грудь у нее была маленькой.
Образ ее блузки вспыхнул в его голове. Он повернулся ответить на какой-то вопрос Влада Фетисова и заметил Джейн, впервые с момента взлета. Затем он увидел два четких пятнышка спереди ее шелковой блузки. На одно короткое мгновение он задался вопросом, замерзла она или возбудилась?
- Не особенно, - ответил он Робу.
- Думаешь, это правда, что она спала с Даффи, чтобы получить эту работу?
- Это парни так говорят?
- С ним или с его другом в «Сиэтл Таймс».
При мысли о том, что такая молодая женщина, как Джейн, путается с двумя стариканами, у Люка сжался желудок. Он не знал, почему это вообще должно беспокоить его, поэтому, пожав плечами, выбросил из головы Джейн и тех, с кем она могла или не могла спать.
Он ждал важного звонка от своего агента, Хоуи. Тот жил в Лос-Анджелесе и отослал всех своих троих детей в школу-интернат в южной Калифорнии. Чем больше Люк думал об этом, тем больше убеждал себя, что интернат в Калифорнии стал бы идеальным решением для Мари. Девочка провела в южной Калифорнии большую часть своей жизни. Это было бы как возвращение домой. Она стала бы счастливей, а он бы получил свою жизнь обратно. Все в выигрыше.
«Чинуки» зарегистрировались в отеле к одиннадцати, быстро перекусили и к двум часам вышли на лед в «Америка Уэст Арена» для запланированной тренировки. Команда не проигрывала уже две недели, а Люк в этом сезоне провел пять игр «всухую». Команда не была по-настоящему грозной со времени ухода их капитана Джона Ковальски. В этом году все изменилось. В этом году они стали опасны.
К четырем часам «Чинуки» вернулись в отель. Люк поднялся на лифте в свой номер и позвонил подружке. Два часа спустя он вышел из лифта, готовый жить своей жизнью, пока может.
В первый раз он встретил Дженни Девис на рейсе в Детройт. Она принесла ему содовую и лайм, упаковку орешков и салфетку с написанным на ней своим именем и телефонным номером. Это случилось три года назад. Они встречались, когда он был в Фениксе, или когда ей случалось бывать в Сиэтле. Такая ситуация устраивала их обоих. Он удовлетворял ее. Она удовлетворяла его.
Сегодня он встретился с Дженни в фойе, они вместе поехали к Дюрану, где Люк съел свой ужин для-ночи-перед-игрой, включающий в себя отбивные из молодого барашка, салат «Цезарь» и канадский рис.
После ужина Дженни привела его к себе домой в Скоттсдейл, где он получил десерт. Она доставила его обратно в отель к комендантскому часу. Люк любил свою жизнь в пути. Возвращаясь в отель, он был полностью спокоен, расслаблен и готов принять вызов «Койотис» завтра ночью.
Поговорив несколько минут с товарищами по команде в баре, внизу, Люк отправился наверх в номер. Его немного беспокоило правое колено, поэтому он взял пустое ведерко для льда с телевизора, спустился вниз к автомату со льдом и уже почти повернулся спиной, когда увидел стоящую у торгового автомата и скармливающую ему мелочь Джейн Олкотт. Ее волосы были забраны на макушке и свисали перепутанными локонами. Она шагнула вперед и нажала на кнопку выбора. Упаковка «M&M's» упала в нижнюю часть автомата.
Мисс Олкотт наклонилась, и тут Люк заметил ее прекрасной формы попку с коровами на ней. На самом деле, коровы были повсюду на ее голубой фланелевой пижаме. Эта штука была цельной и со спины выглядела как длинные панталоны. Джейн повернулась, и он оказался лицом к лицу с ужасом намного худшим, чем все эти пижамы. Очки в черной оправе сидели у нее на носу. Они были маленькие и квадратные, и Счастливчик предположил, что именно такие носят представительницы воинствующих женских организаций. Очки были просто ужасны.
При виде Люка глаза Джейн широко раскрылись, и она испуганно вздохнула.
- Я думала вы, ребятки, уже должны быть в кроватках, - сказала она.
Черт, он не думал, что женщина могла бы выглядеть еще более бесполой.
- Что это, - спросил он и указал на нее ведерком. – Что это за я-больше-никогда-не-хочу-трахаться вид?
Она нахмурилась:
- Может быть, это шокирует вас, но я здесь работаю, а не трахаюсь.
- Отлично, – Люк подумал об их разговоре с Саттером и задался вопросом, спала ли она со старым Вирджилом Даффи, чтобы получить эту работу. Он слышал рассказы о любви Вирджила к молоденьким женщинам, которые могли бы годиться ему во внучки. На самом деле, когда Люк впервые приехал в Сиэтл, Саттер сказал ему, что в 1998 году Вирджил собирался жениться на молодой женщине, но эта женщина одумалась и бросила его у алтаря. Люк не придавал значения слухам и не знал, что из этого было правдой. Хотя он не мог представить Вирджила в роли мерзавца.
- Сомневаюсь, что вы найдете какую-то работу в таком прикиде.
Джейн раскрыла упаковку шоколадного драже.
- Кажется, у вас нет проблем с тем, чтобы найти работу, Счастливчик, - Люку не понравилось, как она произнесла «Счастливчик», и он не попросил ее уточнять. Но она все же уточнила. – Я видела, как вы уходили с этой блондинкой. Если бы меня спросили, я бы сказала, что она стюардесса. У нее тот самый «полетаем вместе» взгляд.
Люк направился к автомату со льдом и поднял крышку:
- Она моя кузина... двоюродная.
Джейн не выглядела так, как будто поверила ему, но Люку действительно было наплевать на это. Она верила в то, во что хотела, и писала то, за что платили газеты.
- Зачем лед? Вас беспокоят колени?
- Нет.
Она была чертовски умной.
- Кто такой Гамп Уорсли ? – спросила Джейн.
Гамп был звездой хоккея. Он сыграл больше игр, чем любой другой вратарь за всю историю этого вида спорта. Люк восхищался его рекордом и его преданностью делу. Много лет назад он взял номер Гампа на удачу. Это не было такой уж невидалью. Или большим секретом.
- Вы снова читали обо мне? – спросил Люк, набирая лед в ведерко. – Я польщен, - продолжил он, не беспокоясь о том, чтобы это звучало убедительно.
- Не стоит. Это моя работа, - она бросила конфетки в рот и, когда он ничего не сказал, подняла бровь. – Вы не собираетесь ответить на мой вопрос?
- Нет.
Она скоро поймет, что никто из парней не собирается сотрудничать с ней. Они обсуждали это и решили смутить ее и вывести из себя. Может быть, заставить ее отправиться домой. За пределами раздевалки они бы показывали ей фотографии детей и говорили обо всем, кроме того, о чем она до смерти хотела поговорить. О хоккее. В раздевалке они бы сотрудничали с ней ровно настолько, насколько было необходимо, чтобы не получить обвинение в дискриминации, но и только. Люк не очень много думал об этом плане. Конечно, это выведет Джейн из себя, но не настолько, чтобы заставить ее отправиться домой. Нет, поговорив с ней несколько раз, он понял, что не очень многое могло сбить мисс Олкотт с ног.
- Хотя... вот что, - Люк захлопнул крышку автомата и сказал прямо ей в ухо, проходя мимо, - продолжайте копать, потому что эта история с Гампом действительно интересна.
- Копать – также моя работа, но не беспокойтесь, меня не интересуют ваши маленькие грязные секреты, - крикнула она ему вслед.
У Люка не было грязных секретов. Больше не было. В его личной жизни были моменты, о которых он не хотел бы прочитать в газетах. Например, он бы не хотел, чтобы стало известно о том, что у него есть несколько разных подружек в разных городах, хотя сама эта информация не стала бы новостью дня. Большинству людей было бы все равно. Он не был женат, его подружки тоже не были замужем.
Люк открыл дверь в номер, вошел и захлопнул ее за собой. Был лишь один секрет, который он не хотел раскрывать никому. Один секрет, от которого он просыпался в холодном поту.
Каждый раз, когда он играл, существовала вероятность того, что один хороший удар может сделать его хромым на всю оставшуюся жизнь. И даже хуже: закончить его карьеру.
Люк вывалил лед на полотенце и разделся до белых боксеров. Почесал живот, затем сел на кровать, подложил подушку под колено и обложил его льдом.
Всю свою жизнь Люк хотел играть в хоккей и выиграть Кубок Стэнли. Он жил и дышал этим, сколько себя помнил. В отличие от некоторых парней, которых завербовали уже после колледжа, его взяли в НХЛ в возрасте девятнадцати лет: перед ним расстилалось прекрасное будущее.
Через некоторое время его будущее слетело с рельсов. Он скользил в порочном круге боли и зависимости от лекарств, назначаемых по рецепту. Реабилитации и тяжелой работы. А теперь, наконец, получил шанс вернуться в игру, что заставляло его чувствовать себя живым. Но спорт, который принес ему «Конн Смайт Трофи» за год до его травмы, теперь смотрел на него со стороны и думал, хватит ли у него сил. Были люди, даже некоторые в руководстве «Чинуков», которые спрашивали себя, не заплатили ли они слишком много за их первого голкипера, может ли Люк все еще добиться чего-то в своей когда-то многообещающей карьере.
Чего бы ни стоило, не важно, через какую боль он должен будет пройти, чтобы играть, будь он проклят, если позволит чему-то встать между собой и Кубком.
Прямо сейчас он был опасен. Видел каждую игру, доставал каждую шайбу. Он был в ударе, но он знал, как быстро полоса удач может смениться чередой провалов. Он мог потерять фокус. Пропустить несколько простых голов. Недооценить скорость шайбы, позволить слишком многим из них пролететь мимо и запутаться в сетке. Плохая ночь и замена в воротах случаются со всеми вратарями, но последствия этого не становятся менее страшными.
Плохая игра не значит плохой сезон. Почти всегда. Но Люк «Счастливчик» Мартинò не мог позволить себе этого «почти».