глава 11

Изабелл, слегка улыбаясь, посмотрела на Рэйфа.

— Ты этого не ожидал, не так ли? Того, что зло может быть прекрасным, — она засомневалась, понял ли он. Мог ли он вообще понять.

— Нет.

— Разумеется, нет. Оно должно было быть уродливым, этого ожидают все. Красные глаза, чешуя, рога и клыки. Оно должно быть похоже на что-то, рожденное в аду. По меньшей мере, так. По меньшей мере. Оно должно дышать огнем и серой. Оно должно обжигать.

— Но это не так.

— Нет. У зла всегда обманчивая наружность. Оно не будет уродливым, по крайней мере, пока по-настоящему себя не проявит. Оно не будет похоже на что-то плохое. На то, что можно было бы легко узнать. Мы могли бы легко обнаружить такое зло. Поэтому, и это очень важно, зло лучше всего умеет обманывать.

— И оно обмануло тебя.

Она рассмеялась, в ее низком смехе веселья не было.

— У него было прекрасное лицо, когда оно впервые показалось мне. Очаровательная улыбка. Убедительный голос, и оно знало, какие слова нужно произнести. И его прикосновения были добрыми и нежными. По крайней мере, поначалу.

— Мужчина. Тот, кто был тебе небезразличен.

Изабелл сложила руки под грудью, бессознательно добавив еще один барьер между ними, но продолжала говорить бесстрастно.

— Мне было семнадцать. Он был немного старше, но я знала его всё мою жизнь. Он был тем парнем по соседству, на которого все рассчитывали. Если пожилой вдове нужно скосить траву во дворе, он делал это, — и отказывался от платы. Если кому-то нужно было перевезти мебель, он предлагал свою помощь. Нужна нянька? Он был там, всегда такой надежный и ответственный, и все дети, — все дети, — обожали его. Родители верили ему. Их сыновья считали его своим парнем. А их дочери — что он ходил по воде.

— Обманул всех.

Она медленно кивнула, ее взгляд теперь задержался на столе. Выражение глаз было далеким.

— Странно то, что потратив всё это время и столько сил, чтобы обманывать всех вокруг так долго, так долго, когда подошло время, он с легкостью открыл зверя, сидящего внутри.

Рэйф опасался, что знал, куда всё ведет, и ему пришлось постараться, чтобы его голос не дрожал, когда он спросил.

— Что заставило его?

— Нет. Только это. Одно короткое слово, — она посмотрела на него. — Это было началом. Он попросил меня сходить с ним в школу на танцы, и я сказала «нет».

— Что он сделал, Изабелл?

— Тогда — ничего. Я сказала, что не отношусь к нему так, что он скорее мне, как брат. Он сказал, что это ужасно, но он понимает. Несколько дней спустя, я увидела его в кустах около моей квартиры. У моей спальни. Смотрящего на меня.

— Ты не вызвала полицию, — предположил Рэйф.

— Мне было семнадцать. Я ему доверяла. Я думала, что он просто… плохо воспринял мой отказ. Может быть, мне немного польстило то, что я для него столько значила. Так что я просто опустила занавески. И не открывала их. Но потом он начал… появляться везде, куда бы я ни приходила. Всегда на расстоянии. Не сводил с меня глаз. Вот тогда я и начала немного… бояться.

— Но ты так и не сообщила об этом.

— Нет. Все любили его, и я думаю, что немного опасалась, что мне никто не поверит. Я доверилась лучшей подруге. Та позавидовала. Сказала, что он помешался на мне, и что мне следовало чувствовать себя польщенной, — она снова невесело рассмеялась. — Ей тоже было семнадцать. Что можно знать в семнадцать лет? Я старалась чувствовать себя польщенной, но всё сложнее было чувствовать что-либо еще, кроме страха. Я могла позаботиться о себе. Я знала приемы самозащиты, но… что-то такое было в его глазах, чего я прежде не видела. Что-то злое. И голодное. И я не понимала почему, но это меня пугало.

Рэйф ждал, так как не мог спросить. Он пожалел, что они не находились в более уединенном месте, но у него было подозрение, что если бы так и было, то Изабелл не захотела бы, — или не смогла, — рассказать ему об этом. Он подумал, что ей как раз необходима обособленность такого места, где находилось не так уж много людей. И они не были так уж близко. Еда, музыка и тихий смех, временами доносившийся из другой части комнаты.

Тут присутствовала нормальность.

Он подумал, что Изабелл боялась, что не сможет держать себя в руках, чтобы рассказать об этом, если бы они были одни. Или так, или она бы намеренно решила рассказать ему обо всем без намека на интимность. В общественном месте между ними был стол, и все уродство могло бы быть смягчено или затемнено, или даже отброшено в самом конце с наигранным пожатием плечами и вежливой фразой: «Но это всё произошло, естественно, давным-давно».

В зависимости от его реакции на ее рассказ.

В зависимости от того, насколько хорошо он его воспримет.

— Разумеется, в те дни не так уж много говорили о преследовании, — ее голос был ровным и контролируемым. — То есть, это происходит только со знаменитостями, а не с обычными людьми. Не с семнадцатилетними девочками. И точно это не мальчики, которых знаешь всю свою жизнь. Так что когда я, наконец, рассказала своему отцу, он поступил, как он считал нужным. Он не позвонил в полицию — он решил разобраться с парнем. Очень разумно, без криков и угроз. Всего лишь по-дружески предупредить его, что меня он не интересовал, и ему следовало бы держаться от меня подальше.

— Вот и стрессовый фактор, — пробормотал Рэйф.

— Как выяснилось, так оно и было. Мой отец не мог этого знать. Никто не мог этого знать. Он слишком хорошо прятал свое настоящее лицо. Если бы мой отец пошел в полицию, и все восприняли бы угрозу всерьез, может быть, всё закончилось бы иначе. Но после того, как всё закончилось, они сказали мне, что… может быть, это всё равно бы случилось. Может быть не сразу, но он ничего подобного не делал и был таким хорошим парнем, так что они бы все равно его надолго бы не удержали. Так что, вероятно, ничего бы не изменилось, если бы я вела себя по-другому, если бы мой отец повел себя иначе. Может быть.

— Изабелл…

— Это случилось в среду. Я пришла домой из школы, как всегда. Приехала с подругой, потому что мой отец считал, что я достаточно взрослая, чтобы иметь собственную машину. Она высадила меня и потом поехала к себе, а я прошла к дому. Как только я закрыла дверь за собой, то поняла, что что-то не так. Всё было не так. Может быть, я почувствовала запах крови.

— О, Христос, — тихо сказал Рэйф.

— Я зашла в гостиную, и… они были там. Мои родители. Сидели на диване. Рядышком. Они держались за руки. Мы узнали потом из записки, которую он оставил, что он заставил их пройти туда под дулом пистолета. Усадил их. А потом застрелил. Обоих. У них даже не было времени испугаться, они выглядели… удивленными.

— Изабелл, мне так жаль, мне так жаль.

Она моргнула, и на мгновение казалось, что ее губы дрожат. Потом она справилась с собой и спокойно ответила.

— История могла бы на этом и закончиться. Если бы так, я бы никогда не стала ясновидящей. Я не знаю. Никто не знает.

— Но это было только начало. Я повернулась, — чтобы побежать в полицию или позвонить туда, не знаю. А он стоял там. Он сказал, что ждал меня. У него был пистолет, с автоматическим глушителем; вот почему соседи ничего не услышали. Я сначала была слишком напугана, чтобы кричать, просто в шоковом состоянии, но потом он сказал мне, что убьет меня, если я хотя бы пикну. Так что я не издала ни звука. На протяжении всех этих часов, всю ночь, я так и не издала ни звука.

Рэйф пожалел, что не мог выпить. Он пожалел, что не мог помешать ей закончить ее рассказ. Но он не мог сделать ни того, ни другого.

— Оглядываясь назад, зная то, что я знаю теперь, думаю, что если бы я издала хотя бы звук, то он не обезумел бы так. Я думаю, что его выводило из себя то, что, что бы он ни делал со мной, он не мог заставить меня закричать. Или хотя бы заплакать. Даже не понимая как, или что это значило, я отбирала у него его силу.

— Он, — прямо там, в гостиной, на ковре, перед моими мертвыми родителями, сорвал с меня одежду и изнасиловал, прижимая пистолет к моей шее. Он продолжал повторять, что я принадлежу ему, что я — его, и он заставит меня это признать.

— Он делал со мной такое, что я даже не считала возможным. Мне было лишь семнадцать. Еще ребенок. Я была девственницей. И у меня никогда не было парня, который был бы заинтересован в чем-то помимо простого поцелуя. Я знала о сексе, но… я не могла понять, почему я не умерла, почему то, что он делал, не убило меня. Но это не убило. У меня шла кровь. И мне было больно. И с течением времени, его красивое лицо, которое он носил так долго, становилось всё уродливее. Он начал обзывать меня. Бить меня. Он взял пистолет, — и причинил мне больше боли.

Она вздохнула и медленно стала перечислять.

— Сломанные ребра, челюсть и сломанное запястье, смещенное плечо. Синяков так много, что и не сосчитать. Внутри вся разорвано. В конце концов, он сидел на мне, обеими руками держа меня за голову, и бил ее об пол снова и снова. Крича, что я принадлежу ему, и он заставит меня это признать.

Изабелл не сдержала слез. Ее глаза были очень яркими, голос тихим. Она закончила.

— А его прикосновение обжигало. У него были красные глаза, и рога, и чешуя, а дыхание пахло серой.


Тревис чувствовал довольство, в котором он не хотел признаваться, — или показывать его, — когда увидел, что Элли ждет его у полицейского участка после работы. Сидя на капоте его машины в очень короткой юбке.

— Тебе не стоит быть одной этой ночью, — он сказал ей, пытаясь не смотреть на ее длинные ноги, которые смотрелись превосходно под ослепительным светом уличных фонарей.

Она изумленно изогнула бровь.

— Я на ярко освещенной стоянке. В полицейском участке. Помимо помещения, это — наиболее безопасное место.

— А может быть, и нет. Кто-то из наших офицеров-женщин считает, что за ними следят, а может, даже преследует.

— Правда? — она спрыгнула с машины и пожала плечами. — Ну, я не блондинка. И я могу позаботиться о себе.

— В опасности могут быть не только блондинки, знаешь ли. Или ты не слышала о теле, которое нашли сегодня?

— Слышала. Также знаю, что она мертва уже пару месяцев. Так что может быть, это другой убийца.

Тревис не хотел признаваться, что не настолько близок к внутренним кругам расследования, чтобы быть в курсе последних теорий, так что просто пожал плечами и сказал.

— Но все же, в этом районе пропали другие женщины, и не все из них — блондинки. Тебе в самом деле следует вести себя поосторожнее, Элли.

— Так мило, что ты беспокоишься обо мне.

Он поморщился.

— По тебе этого не скажешь.

— Почему?

— Тебе смешно. Я не какая-то игрушка, с которой ты играешь, Элли. Или если так…

— Если так, то что? — она подошла ближе и обхватила его руками за шею.

— Если так… тогда скажи мне, пока я не выставил себя чертовым дураком, — сказал он и поцеловал ее.

Она рассмеялась.

— Поверь мне, сладенький, ты не игрушка. Мне нравятся мускулистые и умные мужчины. Ты подходишь под это описание, не так ли?

— Даже лучше.

— Замечательно. И теперь, когда мы оба это поняли, — как насчет пары стаканчиков, чтобы расслабиться после тяжелого дня?

Он застонал.

— Мне нужно вставать на заре. Почему бы нам просто не взять пиццу по пути ко мне домой?

— Можем и так, — согласилась Элли. Она улыбнулась ему, и ее улыбка не сходила с лица, пока он усаживал ее на пассажирское сиденье своей кричащей спортивной машины и пошел к водительскому сиденью.

Она задумалась, как скоро сможет выкроить пару минут, чтобы позвонить и сообщить то, что знал Тревис.

Прежде чем он поймет, что она задумала.


Не говоря ни слова, Рэйф положил руку на стол между ними, ладонью вверх.

Долгое время Изабелл не двигалась. Потом, наконец, она наклонилась вперед и положила свою руку на его руку. На этот раз возникло ощущение искры, обжигающе горячее, оно могло бы их обжечь. Но не случилось ничего подобного. Изабелл почувствовала лишь тепло.

Он сказал.

— Я даже представить не могу, как ты пережила это. И потом, пережив это и сохранив рассудок, начала слышать голоса. Так всё и произошло, не так ли?

Она кивнула.

— Самое худшее, сначала я находилась в больнице, а моя челюсть была закреплена проволокой, — дрожащий смешок сорвался с ее губ. — Я левша, и именно левое запястье было сломано. Так что я не могла даже написать докторам или сказать им, что я слышала. Я просто должна была лежать и слушать.

— Сочетание раны головы и других ран и травм. Это пробудило твои скрытые способности.

— С местью. Сначала я лишь думала, что схожу с ума. Что он разрушил мой рассудок даже серьезнее, чем мое тело. Но постепенно, пока я излечивалась физически, я начала понимать, что голоса говорили мне о разном. То, что я не могла знать. Медсестра зашла проверить меня или зачем-то еще, и я знала, что у нее семейные проблемы. Затем позже я услышала, как она говорила другой медсестре, что у нее проблемы в семье. Что-то вроде этого. Иногда голоса словно беседуют со мной, иногда… я просто знаю.

— А когда ты смогла снова говорить? Ты никому не сказала, не так ли?

— Даже травматологу, — психиатру, — к которому ходила еще год после этого. Я переехала к тете, пока доучивалась в старшей школе. Не стоит и упоминать, что это была другая школа. В другом районе.

— Где никто не знал.

Изабелл вздохнула.

— Где никто не знал. Моя тетя была очень доброй, и я любила ее, но я ей никогда не говорила о голосах. Сначала потому что боялась, что они отправят меня в психушку. Потом, когда начала читать то немногое, что могла найти о психических способностях, поняла, что никто бы мне не поверил.

— Пока ты не встретила Бишопа.

— Пока я не встретила Бишопа. К тому времени, я была уверена в том, что должна быть причина, почему я слышу эти голоса. Причина, по которой злу не удалось уничтожить меня, как бы оно не пыталось.

— Причина, почему ты выжила.

— Да. Потому что должна была быть причина. Они называют это виной выжившего. Нужно пройти через это, найти цель в своей жизни. Понять, почему ты выжила, а другие вокруг тебя умерли. И почему. Я не знала ответов.

— Я ходила в колледж, пока мою подругу не убили. Джули. Она умерла внезапно, страшно. Тут она была еще жива, а на следующий день — мертва. До того, как я начала горевать по ней, умерли другие женщины. А их убийца — исчез.

— Второе травматическое событие в твоей жизни, — сказал Рэйф. — И второй раз ты встретилась со злом.

Изабелл кивнула.

— Я также не знала, что это произойдет, вот что было страшным ударом. Эти голоса никогда не сообщали мне, что погибнет моя лучшая подруга. Вот тогда я решила работать в полиции. Я всё еще не знала, как пользоваться или передавать эти голоса, — и как мне не дать себя запереть в психушке в обитой войлоком палате. Но я знала, что мне нужно попробовать. Я знала, что мне нужно найти лицо зла. И затем уничтожить его.


Дана наконец устала от нытья Джоя и отправила его обратно в Колумбию, — но ей также пришлось приказать ему приехать в Гастингс в воскресенье утром. И когда он начал ныть и по этому поводу, она напомнила ему, что новости занятие круглосуточное и ежедневное, и если ему это не подходит, то он может попытаться найти другую область, где он смог применить свои сомнительные навыки оператора.

Что же до самой Даны, то она решила пожить в гостиничном номере. Там остановилось несколько женщин, а также несколько федеральных агентов, и казалось, что жить тут безопаснее.

Если вообще где-то в Гастингсе можно было бы почувствовать себя в безопасности.

Дана не извинялась даже перед самой собой за то, что нервничала, особенно с тех пор, как Черил Бенкс пропала. Если этот маньяк убивал любую девушку, попадавшуюся ему на пути, любую, кто представлял для него угрозу… значит у Даны счет два — ноль не в ее пользу. Она была блондинкой и репортером.

Этого было достаточно, чтобы любая женщина занервничала, а к тому же по городу ходило много парней с пистолетами за поясом, которые также нервничали…

— Привет.

Дана чуть было не выпрыгнула из кожи.

— Христос, не делайте так.

— Извините, — Пейдж Гилберт извиняюще пожала плечами. — Как и вы, я просто вышла за льдом, — она держала ведерко со льдом в руке.

Дана посмотрела на свое ведерко и вздохнула, пошла дальше за угол к нише, где находилась машина со льдом на этом этаже гостиницы.

— Почему вы живете здесь? — спросила она другую женщину. — Вы же живете в Гастингсе, не так ли?

— Я живу одна. Так что я подумала, что некоторое время поживу в гостинице.

Дана набрала льда, а потом посмотрела на Пейдж.

— Но вы же не блондинка.

— И… Черил тоже не была блондинкой. И та женщина, тело которой нашли сегодня.

Дана осторожно заметила.

— Я знаю, что они нашли еще одно тело. Мертва какое-то время.

— Да, — Пейдж набрала льда в ведерко и выпрямилась. Затем, добавила. — Мой источник уверяет, что она была брюнеткой.

— Брюнетка.

— Да.

— А ваш источник не сообщил… пытали ли ее?

— Расчленили.

— А какая разница?

Пейдж поколебалась, а потом сказала.

— Пытки проводятся, когда человек ее жив. А расчленение — уже на мертвом теле.

— Вот дерьмо.

— У меня в комнате есть бутылка скотча. Хотите?

Дана без колебаний согласилась.

— Разумеется, хочу.


Рэйф не стал испытывать судьбу, задавая слишком много вопросов. Он знал, что Изабелл очень устала еще до начала вечера, и к тому времени, как она поделилась непередаваемыми трагедиями своей жизни, стало ясно, что ей нужен был лишь сон в большом количестве.

Так что он привез ее назад в гостиницу, какой-то инстинкт заставил его удерживать с ней физический контакт насколько возможно. Он продолжал держать ее за руку, пока они шли по ступенькам к широкому, старомодному крыльцу.

Она рассеянно заметила.

— Это место никак не может решить, чем оно хотело бы стать — гостиницей, предоставляющей номер с завтраком или отелем. Я никогда подобного смешения не видела.

— Кресла-качалки на крыльце, но отсутствует общая столовая, — согласился он. — Странно. Хотя у всех есть личные ванные комнаты, а также кабельное телевидение.

Изабелл слегка улыбнулась, глядя на него в желтом сиянии фонарей на крыльце.

— Я думаю, что Холлис, я и несколько репортеров — вот и все здешние постояльцы.

— Гастингс никогда не был популярным туристическим направлением, а лишь небольшим городком на пути в Колумбию. Не слишком примечательно. Но если нам удастся остановить этого парня прежде, чем он снова ускользнет, то я чувствую, что нас отметят на карте. К сожалению, это произойдет по некоторым довольно неприятным причинам, — он сжал ее руку сильнее. — Изабелл… то первое лицо зла, которое ты видела. Он совершил самоубийство, не так ли? После того, как посчитал, что убил тебя.

Она кивнула.

— Оставил ту записку, о которой я уже говорила, объяснив, что он сделал и почему. Потом вышиб себе мозги. Они нашли его тело в моей постели. Как ты узнал?

— Потому что ты не стала его преследовать. Как только ты вылечилась и до того, как твою подругу убили, если бы он не был мертв, ты бы отправилась на его поиски.

— Может быть.

— Никаких «может быть». Ты бы так и поступила.

Она криво улыбнулась.

— Ты скорее всего прав. И я, вероятно, была бы убита в процессе. Когда твоими мотивами являются злость и месть, ничего хорошего не выйдет. Так что всё к лучшему, он сделал всё за меня, то зло было не только разрушителем, оно также разрушило само себя. Перевес в сторону хороших парней в тех редких случаях, когда зло поглощает само себя с нашей небольшой помощью или вообще без нее.

— Это баланс.

— Да. Баланс, — она посмотрела на их соединенные руки. — Рэйф… то, что случилось со мной, со временем я оправилась от этого. Физически и даже психологически. В последние годы у меня были отношения. Не слишком удачные отношения, но скорее из-за моей преданности работе, чем из-за каких-то эмоциональных шрамов. Или может быть, именно с голосами эти мужчины не способны были примириться. Со мной непросто.

— Ты не хочешь, чтобы я боялся коснуться тебя.

— Перестань быть таким восприимчивым. Это раздражает.

Рэйф улыбнулся.

— Единственное, чего я боюсь, Изабелл, что ты всё еще не знаешь, чего хочешь. От меня. От себя. И пока ты не узнаешь, то наихудший из возможных вариантов — сделать неправильный шаг. Кстати, я не думаю, что кто-то из нас считает, что занятие любовью лучше всего снимает стресс.

— Нет.

— И мы взрослые люди. В нашем возрасте, мы должны знать, чего хотим, или, по крайней мере, чем мы рискуем, связываясь друг с другом.

Изабелл посмотрела на него с некоторой долей веселья.

— Я всегда была чертовски импульсивной. Сначала прыгала, а уж потом смотрела, куда именно. А ты точно смотришь прежде, чем прыгнуть.

— Говорят, что противоположности притягиваются.

— Это именно так, — вздохнула она. — Ты прав. Я не знаю, чего я хочу. И я чувствую себя нехорошо весь день из-за изменений в способностях. Не лучшее время, чтобы принять решение, полагаю.

— Нет. Но насколько это важно… — он наклонился и поцеловал ее, его свободная рука поднялась к ее шее, а большой палец гладил ее по щеке. В этом поцелуе не было ничего особенно нежного, ничего неуверенного. Он хотел ее и показал это так, что у нее не осталось и тени сомнения.

Когда Изабелл смогла говорить, то заметила.

— Ладно, это нечестно.

Рэйф улыбнулся ей и отступил назад, наконец, отпустив ее руку.

— Увидимся завтра в офисе, Изабелл.

— Ублюдок.

— Доброй ночи. Спи спокойно.

— Если ты еще скажешь: не давай жучкам в постели кусаться, я тебя пристрелю.

Рэйф хмыкнул и отвернулся.

Она стояла на крыльце и смотрела ему в след, пока он не сел в джип, потом покачала головой, и вошла, все еще улыбаясь, в гостиничный вестибюль.

— Добрый вечер, агент Адамс, — радостно поздоровалась портье.

Изабелл оглянулась через плечо на входную дверь, сделанную в основном из стекла и хорошо освещенное крыльцо, а потом снова на лицо портье. Она выглядела как сама невинность.

Что без сомнения означало, что она в уме составила список людей, которым следует позвонить и поделиться последними сплетнями.

Вздохнув, Изабелл поздоровалась.

— Добрый вечер, Пэтти.

— У нас в воскресенье утром европейский завтрак, агент Адамс. С восьми до одиннадцати. На тот случай, если вы и ваша напарница этого не знали.

— Я обязательно сообщу ей. Спокойной ночи, Пэтти.

— Вам тоже спокойной ночи, агент Адамс, — она, казалось, утешала и сочувствовала ей из-за того, что Изабелл будет спать одна.


Женщина, поднимаясь по лестнице, надеялась, что стеклянная входная дверь хотя бы не пропускала звуков. Она остановилась у комнаты Холлис и тихонько постучала, разумно полагая, что ее напарница еще не спит, но не испытывая уверенности, приветствует ли она компанию.

Но Холлис незамедлительно открыла дверь, сказав.

— Я несколько часов назад заказала пиццу. И съела немного. Это значит, что я на шаг ближе к тому, чтобы привыкнуть к трупам?

— Это значит, что у тебя здоровое тело, и тебе, в основном, нужна подпитка, — ответила Изабелл, входя в комнату. — Но, да, это хороший признак того, что ты справишься с большой частью нашей работы. Я бы добавила это в колонку положительных качеств.

— Хорошо. Мне нужно больше пунктов в положительную колонку. Я стала чувствовать себя ужасно неадекватной, — Холлис пригласила ее войти, добавив. — У меня есть еще пепси. Или с тебя уже хватит кофеина за ужином?

— Хватит. К тому же, мне действительно необходим сон, — Изабелл немного нахмурилась, но сказала. — По плану, нам нужно быть в участке в девять-тридцать. Пэтти, внизу, сказала, что по воскресеньям гостиница предлагает европейский завтрак. Мы сможем позавтракать внизу с восьми до полдевятого, если ты не против.

— Разумеется, не против, — Холлис задумчиво посмотрела на нее, потом подошла к кровати и села рядом с закрытой коробкой с пиццей. — Ты выглядишь какой-то… ошеломленной. Рэйф?

— Он оказался несколько сложнее, чем я думала, — признала Изабелл, беспокойно двигаясь по маленькой комнате. — Даже мои способности ясновидящей не подготовили меня к такому. Черт возьми.

— Ты ему рассказала?

— Мой кошмар? Да.

— И?

— Он… хорошо это воспринял. Не испугался, не повел себя, словно я прокаженная. Он проявил сочувствие, понимание и проницательность, — она снова нахмурилась и добавила недовольно. — А также он осторожен.

Холлис улыбнулась.

— Не готов просто прыгнуть с тобой в постель, угу?

— А что заставляет тебя думать…

— Ой, да ну же, Изабелл. Когда мы раньше говорили, я видела, куда всё шло. Ты увидела потенциальную трудность, и как всегда, твоей реакцией было идти напролом. Если он станет со временем проблемой, то ты намерена разобраться со всем этим прямо сейчас. Независимо от того, готов ли он или нет.

— Почему все вдруг знают мои мотивы? — спросила Изабелл. — Это я — ясновидящая. Слушай, я не хочу секса на одну ночь. Вот так всенепременно. Ну просто, все становится проще, когда физически проблемы решены, вот и все.

Качая головой, Холлис заметила.

— Ну, теперь я начинаю понимать, почему те отношения не удались, если ты так относишься к сексу. Как к чему-то, с чем следует поскорее покончить.

— Я этого не говорила.

— Да, говорила. У тебя много качеств, Изабелл, но тебя не назовешь тонкой. Ты, вероятно, просто сказала мужчине, что хочешь с ним переспать, чтобы тебе не пришлось об этом больше думать.

— Я не была настолько прямолинейной.

— Может, и нет, но я думаю, что суть он уловил.

Изабелл села в кресло в углу спальни и нахмурившись, посмотрела на Холлис.

— Психолог Отдела Особых Преступлений сказал, что у меня есть кое-какие сложности с тем, чтобы дать кому-то себя контролировать.

— Неужели?

— Это не страшно. Я просто… предпочитаю делать первый шаг, когда это возможно.

— Потому что последний парень, которому ты позволила сделать первый шаг, оказался извращенным, злым ублюдком. Да, я это понимаю. И полагаю, что Рэйф тоже.

— Мне не нравится то, что мои мотивы настолько прозрачны, — объявила Избель. — Из-за этого я чувствую себя обнаженной.

Холлис улыбнулась.

— Не набрасывайся на гонца. Я не говорю тебе ничего, чего ты уже не знаешь.

Изабелл вздохнула.

— Всё дело в контроле. Я знаю, что всё дело в контроле. Даже спустя столько лет, я не могу не чувствовать… настороженность. Не со всеми мужчинами, только с теми, кто мог бы для меня то-то значить. Особенно, если они очень сильны. А ты этого не чувствуешь? Мы обе пережили похожие события, и твои произошли несколько месяцев назад.

— У меня была Мэгги Барнс, — напомнила ей Холлиз. — Ее эмпатия замечательно сработала, убрав боль и вылечив травму. И хотя со мной это произошло лишь несколько месяцев назад, но я чувствую, что прошли годы. Десятилетия. Отдаленное, неважное событие, словно оно случилось с кем-то другим. Практически. Могу ли я чувствовать нормальное, здоровое желание к мужчине? Без понятия. Пока нет. Пока не встретила человека, к которому бы почувствовала интерес.

Изабелл удивленно посмотрела на нее.

— Тебя, кажется, влечет к Калебу Пауэллу. Я так подумала.

— Немного, — признала Холлис, пожимая плечами. — Но… крутой адвокат не просто так работает в маленьком городе. Он хочет простой жизни. У него она и была, пока убийца не обосновался в его милом городке, и его работника и друга убили страшным способом. Теперь, нравится ему это или нет, я — часть этой страшной серии событий, которые перевернули его простое, мирное существование с ног на голову.

— Ты — из хороших людей.

— Да, это еще один пункт в колонку положительных качеств. Но, боюсь, недостаточно для равновесия. Особенно еще и потому, что у меня есть собственная страшная история.

— А ты?

— Рассказала ему? Да. Сегодня случайно встретила его в кофейне, и мы немного поговорили. Он спрашивал, я отвечала. Он не слишком хорошо это воспринял. Вообще-то, испугался. Тихо, контролируемо, как адвокат. Но я видела его лицо. И он точно не предложил меня подвезти, — она криво улыбнулась. — Его задела история с глазами. До этого он нормально все воспринимал. Но эта подробность для него была лишней.

— Холлис, прости.

— О, не переживай об этом. Чему-то просто не суждено случиться, знаешь? То есть, если он не может принять что-то вроде пересадки глаз, значит, он никогда не смириться с тем, что я говорю с мертвецами.

— Нет, вероятно, не смирится.

— Некоторые люди просто… не могут думать широко. Тебе повезло, что Рэйф не из таких.

Изабелл снова нахмурилась. Склонила голову набок и насупилась. Рассеянно заметила.

— Да. Да, полагаю, что мне повезло. Его совсем не оттолкнули мои способности, и он вполне воспринял остальное.

— Так что если ты сможешь справиться со своими проблемами с контролем, и предположим, что мы поймаем этого убийцу до того, как он решит добавить тебя в свою коллекцию блондинок, может быть, вселенная действительно предлагает тебе нечто особенное. Мужчину, знающего, через что ты прошла, что ты есть, и не возражающего против твоего эмоционального багажа.

— Может быть.

— По крайней мере, прими эту возможность, Изабелл.

Изабелл моргнула.

— Разумеется. Да, я всегда могу принять такие возможности.

На сей раз нахмурилась Холлис.

— Ты думаешь о долгосрочных проблемах связанных с тем, что он будет здесь, а ты — в Квантико?

— Нет, до этого я еще не дошла. Ну, пока еще не заглядывала дальше настоящего.

Холлис посмотрела на нее.

— Так что тебя тревожит?

— Просто… я устала. Очень устала.

— Я не удивлена. Тебе нужно хорошо выспаться.

Нахмурившись, Изабелл сказала.

— Знаешь, так и есть. Я не могу вспомнить, когда я была настолько уставшей. Наверное, в этом причина?

— Причина чего?

Изабелл тихо ответила.

— Причина того, что я не слышу голосов. Совсем.

Загрузка...