Когда человек, с которым вы едва знакомы, говорит, что трахнет ваше лицо, нормальные люди должны бежать, верно?
Очевидно, я не нормальная.
Я застыла на месте. Внизу живота появляется трепет, и я не могу оторвать взгляд от того, как Доминик снимает брюки. Он стягивает их вместе с черными трусами-боксерами, но этот жест никогда не выглядел так изысканно.
Мои губы приоткрываются от его размеров. Не думаю, что мой рот сможет вместить его, и все же… о, как сильно я этого хочу.
Неосознанно мои губы разомкнулись еще больше. Пальцы на ногах и связанные руки покрываются мурашками. Я хочу прикоснуться к нему.
Его рука гладит твердый, толстый член от основания до кончика. Мои губы раздвигаются, и я не могу не облизнуть их. Никогда не думала, что мужчина, прикасающийся к себе, может выглядеть так чертовски сексуально.
— Ты хочешь этого, малышка? — в его глубоких темных глазах, прокладывающих путь к моей душе, есть намек на игривость.
Я стою на коленях, мои руки связаны за спиной, и я смотрю на самый прекрасный вид, который я когда-либо видела. Чего же еще желать?
— Oui (с фр. Да)…
Ухмылка играет на его губах, когда член касается моих губ.
Я ожидала, что он сразу же ворвется внутрь, но Доминик не спешит. Слишком медленно. Его член скользит внутрь моего рта. Он издает глубокий одобрительный звук, и мои бедра сжимаются. Это необъяснимая потребность угодить ему. В глубине души это приносит удовольствие и мне.
Мой язык проводит по его гладкой коже. Как бы хотелось, чтобы мои руки были свободны, дабы я могла сделать это лучше. Но, опять же, он связал меня, так что контролировать все будет только он.
Оральный секс меня вполне устраивал, потому что я могла контролировать темп с Пьером. С Домиником такого нет. Даже близко нет.
В его глазах плещется садистское удовольствие от осознания того, что я у него в подчинении. От его пристального взгляда мне хочется выпрыгнуть из кожи.
Я довольно быстро привыкаю к его огромным размерам и силе, сохраняя зрительный контакт. Эта грубая близость проникает под кожу и пробирает до костей.
Доминик запускает свои мозолистые пальцы в мои волосы и делает толчки все глубже и глубже, пока не упирается в заднюю стенку моего горла. Воздух выбивается из моих легких. Паника охватывает меня.
Я не могу дышать.
Я не могу дышать, черт возьми.
У меня срабатывает рвотный рефлекс, и на глаза наворачиваются слезы.
Он вытаскивает член почти полностью. Я кашляю и захлебываюсь, слюна течет по бокам моего рта.
— Дыши. Вот так. — Его пальцы гладят мои волосы. Это контролируемое, но успокаивающее движение. — Ты должна доверять мне.
Ха. Я хочу сказать ему, что никогда не доверюсь социопату, но, как ни странно, в этот момент… Я смотрю в эти завораживающие, нечитаемые глаза и думаю, что доверяю ему. По крайней мере, пока.
Я задыхаюсь, слезы застилают глаза, но я снова открываю рот. Он создал монстра. Я не могу насытиться.
Он толкается до тех пор, пока не упирается мне в горло. Но он не душит меня. Его пальцы в моих волосах управляют моей головой и всем моим существом, как штурвалом. Доминик делает это снова и снова. Он вколачивается в мой рот и выходит из него, и из него сыплются резкие проклятия.
— Такая красивая. Такая чертовски хрупкая, — он ухмыляется, когда еще больше слез льется по моим щекам.
Ему нравится делать мне больно, а мне нравится, что он это делает. Как же это плохо.
Я не могу отвести от него взгляд. Все его тело напряжено. Его волосы уложены в идеальную прическу, а жилистые предплечья сгибаются при каждом движении. Его темные, пугающие глаза так и манят меня согрешить.
Несмотря на то, что он использует мой рот, я чувствую свое влияние на него. По тому, как сжимаются его плечи, и по тому, как он гортанно хрипит. Моя сердцевина пульсирует и болит от потребности.
— Блядь, Камилла, — рычит он, и я чувствую, как он дергается у меня во рту. Он кончает глубоко в мое горло. Я сглатываю. Или пытаюсь, во всяком случае. Сперма стекает по каждой стороне моих губ и по ключицам. Раньше мне никогда не нравилось глотать, но будь я проклята, если пропущу все, что может предложить Доминик.
Он вырывается, и я отпускаю его с хлопком, уже чувствуя потерю.
Я не разрываю зрительного контакта, хотя по моим щекам текут слезы и сперма. Никогда не думала, что кто-то может заставить меня чувствовать себя настолько использованной и одновременно довольной.
Доминик смотрит на меня с горячим выражением лица, как будто я какое-то чудо. Он тянется вниз и поднимает меня на ноги. Его руки обхватывают меня, пока он расстегивает мои путы. Его пальцы поглаживают внутреннюю сторону моего запястья, прежде чем отпустить их. Я перестаю дышать. Это, наверное, самая заботливая и интимная вещь, которую он делал со мной.
Я массирую больное место и пытаюсь уловить его выражение лица.
Его голова находится всего в дюйме от меня. Я хочу поцеловать его. Мне нужно его поцеловать. Это же будет справедливо после того, что мы сделали.
Но это должно быть только одноразовое приключение. Поцелуи — это для длительных отношений.
— Иди, приведи себя в порядок, — говорит он ровным тоном.
Разочарование сжимается внизу живота. Я начинаю поворачиваться в сторону ванной, но Доминик останавливает меня, взяв двумя пальцами за подбородок.
— Не задерживайся. Я еще не закончил с тобой, Кам.
У меня перехватывает дыхание. Кам. Он использует другое, уменьшительное, имя. Это должно быть хорошим знаком.
Я киваю и направляюсь в ванную, борясь с постоянным пульсированием в заднице и неудовлетворенной пульсацией в сердцевине.
Я задыхаюсь от вида в зеркале. Мои волосы растрепаны. Слезы и сперма размазаны по лицу. Слава богу, я не пользуюсь косметикой, иначе картина была бы трагической.
Улыбка растягивает мои губы. В глазах блестит искра. Я счастлива. Я просто счастлива, что могу пережить этот сокрушительный опыт с кем-то вроде Доминика.
Камилла — ботаник, девушка из маленького городка, переживает умопомрачительный роман на одну ночь с социопатом.
Способ окунуться в приключение.
Я брызгаю водой на лицо и стараюсь, чтобы волосы были как можно более послушными. Я нахожу банный халат и колеблюсь. Доминику не понравилось, что я раньше прикрылась простыней, и странно, что мне так комфортно быть голой рядом с ним.
И все же…
На моих губах заиграла озорная улыбка. Хочу проверить его реакцию. Я проскальзываю в халат и завязываю его, прежде чем вернуться в комнату отдыха.
Я замираю на пороге. Доминик сидит на кровати и ест с подноса. И он голый. Полностью. И брюки, и рубашка валяются на полу. Мои жадные глаза впиваются в его худую, но хорошо очерченную грудь.
Bah alors (с фр. Ну что ж)!
У него есть татуировка! Как будто все в нем не было слишком манящим, но под этим идеальным костюмом у него должна была быть чертова татуировка.
По бокам от него тянется спираль с жирными буквами «No Regrets» (прим. — Без сожалений).
Судя по тому, что я о нем узнала, татуировка говорит о нем как нельзя лучше.
— Ты голодна? — спрашивает он, не поднимая головы. Его нагота ничуть его не смущает.
Он совершенно не стесняется. Горячий тип бесстыдника.
Я подхожу к кровати и сажусь рядом с ним, чтобы продолжить любоваться его мужественной красотой вблизи. Если он демонстрирует товар, то не может винить меня за то, что я наслаждаюсь этим зрелищем.
Я беру английские булочки. Раз уж он об этом заговорил, значит, я действительно голодна.
Может, хороший секс заставляет людей голодать? Не то чтобы мы дошли до самого секса.
Доминик наконец смотрит на меня и хмурится:
— Почему ты снова прикрылась?
Я поднимаю плечо, и напоминание о его «наказании» на моей заднице жжет. Это становится слишком сильной дофаминовой дымкой.
Он тянет за пояс халата и распахивает его. Мурашки пробегают по моей коже, когда его голодный взгляд пробегает по вершине моего декольте.
— Такую красоту не стоит прикрывать. — Он делает паузу, словно обдумывая свое заявление. — Она не должна быть прикрыта передо мной.
Он ведет себя как собственник. Почему я сдерживаю улыбку?
Я не могу не думать обо всех других женщинах, которых он приводил в этот отель, возможно, в этот же номер, и заставлял испытывать такие же сильные ощущения.
— Ты часто это делаешь? — я откусываю от булочки, стараясь не замечать его пристального взгляда.
— Это? — он опирается на руку. Доминик закончил есть и смотрит на меня любопытным взглядом.
— Ну, знаешь, вся эта одноразовая схема.
— Это единственное, что я делаю.
Я проглатываю еду, но не чувствую вкуса.
Конечно, я просто другое имя. Почему, черт возьми, я должна думать, что чем-то отличаюсь?
— Почему ты это делаешь?
Он потирает указательным пальцем нижнюю губу.
— Почему ты хочешь знать?
— Я просто… хочу.
— У меня нет отношений.
— Значит, ты просто встречаешься со случайными женщинами. — Это как проститутка за вычетом денежной части соглашения.
— В основном да.
Я смотрю на него из-под ресниц.
— Ты хоть помнишь их имена?
— А с чего бы?
Волна разочарования накатывает на меня, и мое настроение портится. Я ничего не ожидала от этого, но никогда не думала, что стану такой незначительной остановкой.
Я дала ему то, что не давала никому раньше. Черт. Он показал мне, что есть части, о существовании которых я даже не подозревала. Ненавижу, что они ничего для него не значат. Ненавижу, что он показал это тысяче до меня и покажет миллиону после.
— В конце концов, — продолжает Доминик слегка язвительным тоном, — ты же не помнишь имен всех мужчин, с которыми занималась чем-то подобным.
Я вспыхиваю. Знаете что? К черту его. У меня было достаточно приключений, которых хватит на всю жизнь. Будет лучше, если я избавлюсь от него сейчас, пока он не затронул более глубокий слой и не разорвал меня на куски в манере социопата.
Я скрещиваю руки.
— Да, я помню имена всех мужчин, с которыми спала, и вот он, один из них. — Я встаю. — Я думала о том, чтобы сделать их сегодня двумя, но оно того не стоит.
С настолько ровным голосом, на какой только способна, я бросаю салфетку на поднос:
— Bonne journée (с фр. Хорошего дня).
Мое крутое отступление перестает быть крутым, когда я вспоминаю, что моя одежда находится в комнате отдыха. Что ж, хорошо. Я не хочу переодеваться у него на глазах.
Я расправляю плечи и иду к двери в спальню.
«Fait demi-tour. Fait demi-tour (с фр. Вернись обратно. Вернись обратно)…» — напевает демон на моем плече.
Все во мне жаждет вернуться и прожить этот момент в полной мере, но гордость не позволяет.
От боли и разочарования у меня сводит живот, когда Доминик даже не зовет меня.
Я дохожу до двери. Как только открываю ее, ладонь захлопывает ее. По спине разливается тепло, когда глубокий, темный голос шипит возле моего уха:
— Куда, блядь, ты идешь?