Элис пришла домой чуть позже Кассандры.
Четыре часа подряд, в самую жару, она бродила по Лондону, переходя от одного агентства по найму к другому. И без всякого успеха. Возраст препятствовал ей в поисках подходящей работы. Против нее было то обстоятельство, что последние двадцать два года она прослужила у одной хозяйки сначала в качестве гувернантки, потом — компаньонкой. Несмотря на все усилия объяснить, что сама длительность службы доказывает, что человек она надежный и достойный доверия, никто не хотел ее слушать. Элис не брали в экономки — одно из тех немногих мест, на которые полагалось нанимать немолодых женщин, поскольку у нее не было опыта подобной работы. Она не могла быть кухаркой, ибо совершенно не умела готовить.
Все, что ей удалось сделать, — оставить свое имя и рекомендательные письма в двух агентствах, которые согласились их взять. Правда, надежда на то, что подвернется что-то подходящее, была невелика. И Элис прекрасно это сознавала.
Но случилось и кое-что хорошее: она встретила старого друга, когда, окончательно устав, присела на скамью под деревом, росшим у церковного двора. Поразительно, что она узнала его после стольких лет! И еще более удивительно, что он узнал ее. Но они оба улыбнулись. Он остановился поговорить с ней и даже немного посидел рядом. Помнит ли Касси мистера Голдинга?
— Наставника Уэсли? — уточнила Кассандра, немного подумав.
— Верно! — просияла Элис.
Кассандра действительно его помнила. Он был на голову ниже ее отца: худой, темноволосый, серьезный молодой человек, смотревший на мир сквозь очки в проволочной оправе. Его наняли, когда Уэсли исполнилось восемь лет, а отец только что неожиданно сорвал куш. Менее чем через месяц разразился вполне неизбежный крах, и мистер Голдинг был вынужден уйти, поскольку наниматель отказался платить. Элис, конечно, осталась. Как всегда.
Кассандра запомнила его лишь потому, что тогда ей было тринадцать: как раз тот возраст, когда девочки начинают замечать мужчин. Она тайно и страстно влюбилась в него после того, как он однажды улыбнулся, назвал ее «мисс Янг» и почтительно склонил голову, обращаясь словно к взрослой, чем очень ей польстил. После его ухода она страдала целую неделю в полной убежденности, что никогда не забудет его и не полюбит другого.
— Как он? — спросила она.
— Очень хорошо. Стал секретарем министра и выглядит весьма процветающим. И очень представительным. Волосы немного поседели на висках, но это ему идет.
И вдруг Кассандре пришло в голову, что не она одна была влюблена в мистера Голдинга пятнадцать лет назад. Он и Элис, возможно, были почти ровесниками и целый месяц проработали в одном доме.
— Он спрашивал о тебе, — продолжала Элис, — и очень удивился, узнав, что мы по-прежнему вместе. Он называл тебя «мисс Янг». Должно быть, не слышал о твоем замужестве.
И Элис ничего ему не сказала? Впрочем, трудно ее за это осуждать.
— Я объяснила, что теперь ты миссис Паджет и уже год, как вдова, — продолжала Элис. — Он шлет тебе привет.
— Вот как…
Кассандра подумала, что они скорее всего больше не услышат о мистере Аллене Голдинге, но все же улыбнулась непривычно раскрасневшейся Элис. Ей было жаль компаньонку, у которой не было ни единого близкого друга, если не считать бывшей подопечной.
Они поужинали, а потом уселись в маленькой гостиной. Кассандра с тоской взглянула в сторону камина, где уже лежали уголь и растопка. Но в угольном ящике уже виднелось дно, и хотя теперь у нее было немного денег, все же следовало их поберечь. Она должна экономить каждый пенни. Скоро наступит лето, и светское общество, включая и графа Мертона, покинет город. Она даже не смела думать о том, что тогда будет. Но следует подготовиться к грядущим неприятностям и хоть немного скопить на будущее. Да и вечер не был холодным. Просто немного прохладным.
— Полагаю, он придет сегодня? — резко бросила Элис, склонившись над шитьем. До сих пор она не спрашивала, как Кассандра провела день.
— Придет.
Элис, словно не слыша, продолжала орудовать иголкой.
— Думаю, наилучшим для меня выходом, — сказала она наконец, — было бы ограбить дилижанс.
Не дождавшись ответа, она подняла голову, и женщины долго смотрели друг на друга, прежде чем разразиться дружным смехом. Вытерли глаза. Снова переглянулись и снова расхохотались, хотя шутка была незатейливой.
А потом они уселись поудобнее и снова воззрились друг на друга.
— Элли, — добродушно заметила Кассандра, — он порядочный человек. Я выбрала его не по этой причине и даже не из-за его внешности. Просто знала, что он богат, как Крез, и что я сумею привлечь его. Но какая-то добрая фея, или, возможно, мой ангел-хранитель, покровительствует мне. Он добр и порядочен.
Хотя в его присутствии ей не по себе.
И у него голубые глаза, которые притягивают так, что она боится утонуть.
— Он не может быть порядочным, — с неожиданной сухостью отрезала Элис, забыв о смехе, — если он готов платить деньги за… ни один порядочный человек такого не сделает.
— Но он мужчина, — напомнила Касси. — А я могу соблазнить кого угодно, если пожелаю. Вчера вечером я этого пожелала. У него не было ни единого шанса, Элис. Не стоит его винить. Если хочешь, вини меня.
Однако Элис не успокоилась, хотя Кассандра умоляюще ей улыбалась.
— Кроме того, — добавила Кассандра, став серьезной и глядя на незажженные угли, — думаю, он согласился стать моим покровителем не столько из-за похоти, сколько по доброте душевной. Он не глуп, а я не слишком хорошо умею лгать. Он знает, почему я его выбрала. Собственно говоря, я этого и не скрывала. Нет смысла притворяться: он знает, что мой интерес к нему исключительно меркантильный, и согласился на мои условия из жалости ко мне.
Это унизительное признание тяжело далось Кассандре. Будь она той неотразимой куртизанкой, какой себя воображала, он принял бы ее условия лишь потому, что это давало доступ в ее спальню и возможность обладания ее телом. Но так было бы гораздо лучше.
Элис пристально уставилась на нее.
— Сейчас слишком темно, чтобы шить, — вздохнула Кассандра, — но мне не хочется зажигать свечу, пока в этом нет абсолютной необходимости.
Прошлой ночью она сожгла несколько свечей, но больше этого не повторится.
— Ты устала, Элис. День был долгим и утомительным. Почему бы тебе не пойти на кухню? Завари себе чай и возьми чашку с собой в постель.
— Не хочешь, чтобы я была здесь, когда он придет? — процедила Элис, откладывая работу. — Я и сама не желаю. Не смогу быть с ним вежливой. Доброй ночи, Касси. Жаль, что ты пошла по этой дорожке. Не стоило. Во всяком случае, ради меня.
— Ты вот уже год не получала жалованья, — напомнила Кассандра, — и при этом так много для меня сделала. Да ведь тебе и отец почти ничего не платил. Но ты осталась, хотя в то время без труда сумела бы найти себе новое место.
— Я любила тебя, — прошептала Элис.
— Я знаю.
Они вместе пошли на кухню. Мэри чистила старую плиту. Роджер лежал у очага и, не поднимая головы, постучал хвостом по полу в знак приветствия.
— Мэри, — пожурила Кассандра, — неужели ты никогда не отдыхаешь? Эта плита, должно быть, так блестит впервые со дня своего существования. Ложись спать!
— Я никогда не прекращу работать для вас, миледи, — истово ответила Мэри. — Особенно после того, что вы для меня сделали. Сначала уговорили его милость оставить меня, когда Билли уехал из дому и стало ясно, что я ношу ребенка, а потом пытались меня защитить, когда его милость…
— В таком случае делай как велено и иди спать, — перебила Кассандра. — А если услышишь стук в дверь, не вставай. Я открою сама.
— А потом забрали меня с собой, когда Билли снова пропал и нынешний хозяин выгнал меня до того, как он успел вернуться, — добавила ничуть не смутившаяся Мэри. — А по-моему, вам следовало бы позволить мне открыть дверь и увести джентльмена в мою спальню. Так будет справедливо. Он заплатит мне, а я отдам деньги вам.
— О, Мэри! — Кассандра стремительно подошла ближе и обняла ее, не обращая внимания на грязный передник и черные от сажи руки. — В жизни не слышала более благородного предложения, но тебе не стоит волноваться. Граф Мертон — добрый, порядочный человек и нравится мне. И я так давно не… впрочем, не важно. Но иногда работа может быть и удовольствием.
Щеки ее мгновенно вспыхнули. Пожалуй, не стоило ничего объяснять!
Элис допила чай и со стуком поставила чайник на стол.
— Он просто красавчик, — согласилась Мэри. — И выглядит как настоящий ангел, верно, миледи?
— Думаю, он и есть ангел. Ангел, посланный спасти всех нас. А теперь идите спать и дайте мне подготовиться к его приходу. И, Элис, не смотри на меня так, словно я готовлюсь взойти на эшафот. Он великолепен! Ну вот, я это сказала. Он великолепен, и он мой любовник, и я очень счастлива. И дело не только в деньгах. Мне он нравится, и я буду с ним счастлива. Вот увидите. После года траура, тоски и нищеты я буду счастлива с ангелом. И вы будьте счастливы за меня!
Прошлым вечером он назвал ее возмутительной особой. И о Господи, так оно и есть.
Поднимаясь наверх, обе смеялись и перешептывались.
Но не от счастья.
И все же она с некоторым удивлением поняла, что не совсем лгала. Какой-то частью сознания она почти с нетерпением ждала ночи. Как долго она была одинока… впрочем, она и сейчас одинока. Но теперь по крайней мере ее постель не будет пуста. Хотя бы сегодня ночью… и если очень повезет, еще много-много ночей в обозримом будущем.
Должен же быть просвет в той бесконечной гряде черных туч, которые так долго висели над ее головой! Конечно, должен!
Возможно, связь с графом Мертоном прогонит одиночество.
Возможно, он и есть этот просвет в сгустившихся тучах.
Она так устала от сумрака!
Пожалуйста, Господи, пусть в ее жизни будет хоть немного света!
Стивен ужинал на Кавендиш-сквер с Ванессой, Эллиотом и несколькими приглашенными гостями, среди которых была незамужняя леди, приехавшая вместе с отцом.
Нельзя сказать, чтобы его сестры были заядлыми свахами, наоборот, выражали надежду, что он женится не слишком рано и исключительно по любви. Но они были не прочь привлечь его внимание к молодым красивым девушкам, которые могли бы ему понравиться. Они тоже знали его вкусы.
Так вот, мисс Соумз и была в его вкусе: молодая, хорошенькая и стройная, а кроме того, добросердечная, энергичная и умела звонко заразительно смеяться. У нее были хорошие манеры. Она умела поддержать разговор. Считалась скромной, но не чересчур застенчивой.
Стивена усадили рядом с ней. После ужина они отправились в театр, и он снова оказался с ней в одном экипаже, а позднее — в личной ложе Эллиота. Стивену нравилось ее общество. Он надеялся, что и ей пришлась по душе его компания.
Вечер ничем не отличался от сотен подобных.
И был так не похож на сотни подобных…
Потому что не было ни единой минуты, когда бы Стивен не думал о Кассандре. И против воли с нетерпением ждал, когда снова ее увидит.
И зря. Ему следовало бы оставаться в мире, где царят мисс Соумз и леди Кристобел Фоули и им подобные. В мире друзей и чисто мужских занятий, в мире его парламентских выступлений и других обязанностей, прилагавшихся к титулу и поместьям. В мире, который стал привычным и знакомым за последние восемь лет. И этот мир ему нравился.
Леди Кассандра Паджет принадлежала другому миру. Миру, где царил мрак. И еще что-то, неодолимо манящее.
Не только обещание частого удовлетворения похоти.
Нет, несомненно, его влекло нечто другое.
Но именно этого влечения он и не хотел.
Сэр Уэсли Янг тоже был в театре. Сидел в ложе, где, кроме него, было еще семеро, включая леди, с которой он катался сегодня в парке. В этой компании царило неудержимое веселье.
Присутствие Янга не позволило Стивену сосредоточить внимание на мисс Соумз и остальных собеседниках. Он пытался представить одну из сестер в такой же ситуации, в какой оказалась леди Паджет. Например, Несси. Смог бы он проигнорировать ее при встрече в надежде, что свет не узнает об их родстве? И сумел бы после этого веселиться в театре, сознавая, что совершил подлость?
Но это немыслимо! Он всегда будет на стороне сестер, каковы бы ни были последствия! Что бы там ни твердила Касси, а на свете бывает вечная, беззаветная любовь.
И вместо того чтобы наслаждаться игрой актеров — его любимое занятие, — он видел пятилетнюю девочку, склонившуюся над новорожденным братом. Целующую его, бормочущую бессмысленные нежные слова. Часами беседующую о чем-то. Отдающую всю свою любовь, потому что ее самое было некому любить, кроме вечно отсутствовавшего отца.
Перед глазами Стивена постоянно возникала сцена у дверей дома Кассандры.
Очень домашняя, семейная сцена…
На пороге стояла молодая, худенькая, большеглазая горничная, похожая скорее на беспризорного ребенка, чем на воинственную особу, каковая по идее и должна была работать у Кассандры. По крайней мере такой ее и представлял бы Стивен, будь у него время поразмыслить на эту тему. И стеснительная розовощекая малышка с косичками. И старый пес, выглядевший так, словно успел в свое время побывать на парочке войн, но не растерял привязанности к хозяйке.
Возможно, Кассандра, отправляясь на бал Мэг в поисках покровителя, заботилась не только о себе и собственном комфорте.
Возможно, и в ее жизни есть светлые пятна, хоть и померкшие ввиду некоторых обстоятельств…
Сегодня ее дом выглядел… Почти уютным.
Покидая Мертон-Хаус пешком после приезда из театра, Стивен испытывал смешанные чувства. Он снова хотел увидеть Кассандру. Снова хотел очутиться в ее спальне. Снова хотел овладеть ею, только на этот раз с большим искусством, подарив ей истинное наслаждение.
В то же время ему было неловко лежать с Кассандрой в одной постели под крышей ее дома. Возможно, для того чтобы чувствовать себя свободно, ему следует снять уютное убежище?
Об этом он подумает завтра.