Соблазнить дьявола

Глава 11, в которой начинается расследование

Кембл насильно влил ей в рот дозу наркотика, потом собственноручно зашил рану. Как же она вопила, отбивалась, угрожала попортить его интимные части, употребляя выражения, которые леди не должна знать, не говоря уже о том, чтобы пользоваться ими. Но в конце концов наркотик подействовал. Закончив работу, Кембл отрезал маленький остаток шелковой нитки, затем проглотил полпинты бренди.

Конечно, Джордж не впервые кого-то зашивал, а сейчас это было намного лучше, нежели веревка палача, чем бы все и кончилось, если б неподходящий человек увидел ее проклятую татуировку. Обтерев ей губкой лицо, он бесцельно шагал по комнате, пока, где-то около полудня, Сидони не зашевелилась. Тогда Кембл уже дал волю ярости, которая не шала границ.

– Значит, этот печально известный Черный Ангел – Да? – начал он вечером, когда она сидела с кружкой некрепкого бульона. – Этот святой заступник падших женщин! Робин Гуд в крестовом походе! Черный Ангел! Что, по сути, французское обозначение для проклятой идиотки!

– Джордж! – сказала она, когда брат повернулся и направился к ее кровати. – Не ругайся в присутствии дам.

– Но ты не дама! Ты умалишенная самоубийца с татуировкой на груди!

Сидони возмущенно глядела на него поверх кружки.

– Не могу поверить, что ты разрезал мою одежду.

– А что, по-твоему, я должен был сделать? Оставить тебя с заражением крови от раны, которую я не заметил?

– Сейчас, пожалуй, мне хотелось бы именно этого, – вздохнула она. – Никогда не думала, что ты будешь так страдать.

– Ты не думала, что я когда-нибудь узнаю. Поскольку знала, что я с тобой сделаю.

– Ну и что бы ты сделал? Ты мне не муж, Джордж. И уж тем более не отец. Ты не можешь удержать меня.

Кембл склонился над кроватью и с опасной усмешкой осведомился:

– Не могу, дорогая? Тогда испытай меня. Уверяю, ты окажешься в трюме грузового судна, идущего в Бостон, так быстро, что не успеешь сказать излюбленное ругательство пиратов «Дьявол бы меня побрал».

Сидони не верила своим ушам. Джордж никогда так холодно не разговаривал с ней. Она уже набрала воздуха, чтобы достойно ответить ему, но вместо этого разразилась слезами.

Брат тут же оказался рядом, прижал ее к себе.

– Не плачь, Сид! Ради Бога, прости меня. Прости.

– Мои швы, Джордж, – рыдала она.

Кембл осторожно выпустил ее из объятий.

– Сидони, зачем ты этим занимаешься?

– Это… это трудно объяснить, – выдавила она сквозь рыдания.

– А ты попробуй.

Он поднес ей к лицу носовой платок, чтобы сестра, как в детстве, могла высморкаться. И Сидони попыталась рассказать ему все. Как почувствовала усталость от жизни, свою бес полезность. О душевной боли после измены Пьера и его смерти впоследствии. Лондон воскресил в памяти слишком много воспоминаний о матери, она даже стала думать, что возвращение домой, было, ошибкой. Все это, казалось, подталкивало ее к действию. И после одного случая на улице она поняла, что нужно делать.

Как-то днем она стояла перед витриной на Бонд-стрит в тщетной надежде, что новая шляпа может изменить ее жизнь или хотя бы утешить ее. Тут из магазина дамских шляп вышел надменный джентльмен, сопровождавший изящную, благовоспитанную леди. К нему бросилась испуганная беременная служанка, но джентльмен просто отодвинул ее с дороги и помог леди сесть в фаэтон.

– Неужели вы позволите своему ребенку умереть с голоду? – прошептала служанка.

Человек засмеялся и подстегнул великолепную пару лошадей.

– Шлюхи! – бросил он, с презрением глядя на нее сверху. – У них столько клиентов, что они даже не могут их различить.

Девушка выглядела так, словно ее ударили, а потом зарыдала. Красивая леди оглянулась с выражением жалости и брезгливости. Что-то внутри у Сидони щелкнуло. Душевная опустошенность сменилась праведным негодованием. Она узнала имя джентльмена, и так родился Черный Ангел. Теперь опозоренная служанка имеет четыреста фунтов в трехпроцентных бумагах и коттедж у болот.

Неласково оглядев сестру, Кембл принялся ходить по комнате.

– Пожалуйста, дорогая, продолжай.

Сидони выложила брату остальное, умолчав, разумеется, об участии Жан-Клода. Рассказала о женщинах, которым помогла, о деньгах, которые часто передавала обществу «Назарет», всегда приходя во вдовьем трауре и под |устой вуалью.

– Общество «Назарет», – повторил Джордж. – Будь осторожна, моя дорогая. Там добровольно сотрудничают отнюдь не глупые дамы.

Сидони вспомнила проницательный взгляд леди Кертон. Да, совсем не глупые. Она закончила свое повествование рассказом о синяках на лице Эми Хеннеди, о том, как следила в парке за маркизом Бодли.

– Господи! – воскликнул Джордж, побледнев. Он сел на кровать и взял сестру за руки. – Послушай меня, Сидони. Ты даже не представляешь, насколько опасна твоя беготня в Сент-Джеймс-парке.

– Я умею обращаться с людьми вроде Бодли.

– Нет, глупая, не умеешь. Этот Бодли – не один из твоих испорченных, праздных аристократов. Он ведет жизнь, о которой ты ничего не знаешь, и молю Бога, чтоб никогда не узнала. Ты не можешь понять законы его мира. Это мир содержательниц публичных домов, сутенеров, мир детской проституции. Они убьют, не моргнув глазом даже ребенка, и спокойно пойдут дальше. Ты не понимаешь всей опасности.

– Да? – Сидони подняла брови. – А ты понимаешь?

– Не забывай, я с четырнадцати лет живу самостоятельно.

– В мире сутенеров и тому подобное? – настойчиво спросила она.

– Да, примерно так, – сердито процедил брат.

– Тебе незачем было жить самостоятельно, Джордж. Ты мог вернуться домой. К матери, ко мне. Ведь жизнь с нами была бы наверняка лучше твоей прежней?

Джордж молчал. И его молчание испугало Сидони, она даже подумала, что непоправимо испортила отношения с братом.

– Полагаю, да, – наконец сказал он. – Мне следовало бы вернуться домой, Сид. Но я был молод и горд. Ненавидел отца. Ненавидел его визиты. Его ложь и все, что он сделал нам. Всем нам, включая мать. Господи, ее было так легко уговорить лестью. Она была так управляема.

– Так безрассудна, – тихо добавила Сидони.

– Да. И это тоже.

– Джордж, а ты знал… людей вроде Бодли?

– Я научился их сторониться, – мрачно ответил брат. – И, делая это, научился жестокости, единственному способу выжить на улицах, Сид.

– Однажды мама сказала, – чуть слышно прошептала она, – что ты продал себя, Джордж. Богатым людям. И еще сказала, что ты сделал это намеренно. Чтобы опозорить своего отца.

– Что бы я ни сделал, я делал то, к чему вынуждала меня жизнь, – процедил Кембл. – И, ей-богу, я поменял имя. Взял первое, которое пришло в голову, и на десятилетия перестал быть Жоржем Буше. И я сделал то, чего никогда в жизни не делали ни мать, ни отец. Я всего добился собственным умом, своей настойчивостью, в поте лица своего.

– Джордж, – прошептала Сидони, протягивая к нему руку. – Я никогда тебя не стыдилась.

Брат, видимо, не слышал ее.

– Да, возможно, я был вором и преступником, но я работал, прокладывая себе дорогу в жизни, моя дорогая. Кто-то может сказать, что я был Жигало. А мне плевать. Изящество и вкус я перенял у людей, которые лучше всех одевались в городе. Став владельцем магазина, я разбогател через три года. И все это потому, что никогда не забывал уроков, полученных на улице… от людей вроде Бодли. Нет, Сид, я не буду таким, как отец. Не буду герцогом Гравенелем. Но кем бы я ни был, я добился всего сам. Я не ждал, что мне дарует это моя голубая кровь. И как бы люди ни называли меня за моей спиной, они не посмеют сказать мне это в лицо.

– Никто себе этого не позволит, Джордж, – прошептала Сидони, чувствуя подступающие слезы. – Да никто и не захочет.

Брат горько засмеялся.

– Девеллин хочет, – сказал он. – Я видел это в Ковент-Гардене по его глазам.

– Ты сам подстрекал его.

– Что бы у тебя ни было с ним, Сид, ты должна это прекратить. Он негодяй, я знаю, но мы не желаем ему зла.

– О чем ты говоришь? – вызывающе спросила она. – Какие у меня с ним, по-твоему, дела?

Брат пожал плечами.

– Какие бы ни были, это безумие. Ты не изменишь этот мир, дорогая. И не переделаешь этих людей. Все бесполезно.

Его тон возмутил Сидони.

– Как ты смеешь говорить, что моя работа бесполезна! Я помогаю обманутым женщинам. Я знаю. Возможно, я буду это делать, пока меня не повесят.

Джордж грубо сжал ее здоровую руку.

– Дурочка, тебя действительно повесят. Есть безопасные и лучшие способы помочь угнетенным. А если ты думаешь, что, ограбив несколько эгоистичных аристократов, ты как-то узаконишь наше рождение, то не обманывай себя. Это не возвысит меня и не унизит Девеллина. Не изменит того, что отец сделал с нашей матерью, она не станет более уважаемой.

Сидони недоверчиво глядела на брата.

– Я никогда об этом не думала!

– Нет, думала. Ты пытаешься мстить за грехи отца так же, как и за грехи тех глупых джентльменов, которых унижаешь. Не обманывай себя.

– Вздор! Не желаю тебя слушать, Джордж.

– Я не буду праздно сидеть, и смотреть, как ты губишь себя, пытаясь мстить за несправедливость, с которой нельзя покончить.

Сидони снова захотелось плакать. Голова у нее болела, рука болела, и все в жизни казалось перевернутым вверх дном. Прав ли Джордж? Может, она представляет себе жизнь детской волшебной сказкой, где злодеи получают по заслугам, а добрые потом живут счастливо?

– Господи, – наконец сказала она. – Есть ли вообще справедливость, Джордж? Мать не знала ее. Даже не имела надежды. И все из-за отца. Но, отняв у матери надежду, он так и не заплатил за это.

– И ты не сможешь заставить его платить, дорогая, – уже более ласково ответил брат. – Возможно, тебе удастся заставить других, иногда. Но только некоторых. И совсем недолго. Это не стоит твоей жизни.

– Значит, невинных женщин и дальше будут обманывать, использовать, делать несчастными? И некому за них отомстить?

– Пора бы уже повзрослеть, Сид. Наша мать не чувствовала себя несчастной, может, это было только вначале. Она любила возвышенную драму. Любила красивые вещи. А больше всего любила находиться в центре внимания. Вот почему тебя отослали в школу, дорогая, помнишь? Твоя красота и юность оказались слишком резким контрастом.

– Возможно, ты прав, – прошептала она, прижимая кончики пальцев к вискам. – Джордж, я ничего уже не понимаю!

Брат поцеловал ее в лоб, поднялся с кровати и вышел из комнаты.

– Хочу тебе кое-что показать, – сообщил он, вернувшись с газетой. Он развернул ее и указал на маленькую заметку: – Вот почему я хочу, чтобы ты держалась подальше от Девеллина. Он тебя ищет, дорогая. Задает вопросы. Рано или поздно кто-нибудь заговорит.

– Там одна Джулия, а она скорее умрет.

Сидони взяла газету и прочла заметку: «Если мисс Руби Блэк из Саутворка обратится к господам Брауну и Пеннингтону, Грейсчерч-стрит, и удостоверит свою личность, то, нисколько не пострадав, получит финансовое предложение, которое принесет ей существенную выгоду».

– Боже мой! – прошептала она. – Газета сегодняшняя?

– Нет, вышла несколько дней назад. Тем не менее, Сид, ты подвергаешься смертельной опасности, даже позволяя Девеллину увидеть тебя на улице. Черный ты Ангел или нет, тебе совершенно незачем ходить с ним по городу.

Джордж прав, хотя не открыл ей ничего нового.

– Как ты узнал? – с любопытством спросила она.

– О чем узнал, дорогая?

– Что заметку поместил Девеллин. Имя Руби Блэк наверняка известно в половине лондонских клубов. Видимо, ты слышал его. Может, ее поместил кто-нибудь еще.

Джордж покачал головой:

– Маловероятно. В конце концов, Браун и Пеннингтон – его поверенные.

– Откуда ты знаешь?

– Скорее предполагаю. Ведь они с незапамятных времен были адвокатами герцога Гравенеля. Потому-то я и обратил внимание на заметку. Адвокаты отца, Сидони. Одному Богу известно, сколько раз я видел это имя на документах. Та небольшая ежегодная рента, которую получала мать, помнишь? Она как часы приходила через Брауна и Пеннингтона каждый день, начинающий квартал года.

– Джордж! – Она схватила брата за руку. – Боже, что ты говоришь?

– А ты не знала?

Сидони приложила ладонь ко лбу.

– Элерик… Его имя… Элерик. А фамилия… Хиллард, верно? Я никогда ведь не спрашивала. Боже, до чего ж я была глупа!

– Верно, Хиллард, – спокойно ответил Джордж. – Он стал наследником Гравенеля после смерти брата.

– Это был несчастный случай, – запротестовала она. – Просто несчастный случай. Подумать только, мы… родственники! Насколько близкие? Джордж, скажи мне!

– Дальние, – сказал он, пожимая плечами. – Троюродный брат, возможно, ребенок кузена. Если отец умирает, не имея сына…

– Законного сына, – перебила Сидони.

– Любого, – заметил Джордж. – Так или иначе титул все равно передается по родословному дереву так далеко, что потеряешь счет. Теперешний герцог – основательный, честный парень. Абсолютно не похож на нашего отца. И не имеет ничего общего с собственным сыном.

– Кузены! – простонала Сидони. – Почему ты не предупредил меня, когда я впервые упомянула о нем, Джордж?

– Потому что я не желаю изменять прошлое. И мне отвратительны разговоры о Девеллине, который получил все на свете и проматывает это. Кроме того, я не думал, что это важно. Откуда мне было знать, что ты затеваешь?

– Да, конечно. Я понимаю.

Но брат настороженно смотрел на нее.

– Я ошибся, дорогая?

– Ошибся? Насчет чего?

– Значит, это важно? Сидони молчала.

– Нет, Джордж, – наконец ответила она. – Полагаю, нет.

– Хорошо. – Он похлопал ее по руке. – Ты меня встревожила. Теперь поспи. Еще несколько дней отдыха, и ты будешь, здорова, Сид.

– Я должна вернуться домой, – сказала она, поставив кружку. – В четверг благотворительный бал Уолрейфена. Я сопровождаю мисс Арбакл.

– Ты должна отдохнуть, – твердо произнес брат. – Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя к четвергу.

Сидони глядела вслед уходящему брату, однако на пороге Джордж вдруг обернулся.

– И вот еще что, милая. Как зовут тех парней, которые тебя ранили?

– Паг. Одного звали Паг. А второго он называл Бад. Ты что, знаешь их?

Джордж чуть заметно улыбнулся.

– К сожалению, не имею чести. Но эту оплошность я быстро исправлю.