Соблазнить дьявола

Глава 5 Мадам Сен-Годар и тайное свидание

Оставшись этим вечером дома и намекнув, что, возможно, будет здесь обедать, Девеллин бесцельно ходил взад-вперед по темной гостиной, которая своим убранством всегда напоминала ему дорогой бордель. С этим домом его ничто не связывало, и особого успокоения он здесь не находил. Комната больше ассоциировалась у него с сексом, попойками и разгулом. Конечно, все это доставляет удовольствие, однако совсем не того хочет человек в собственном доме.

Отчасти Девеллин сознавал, что такое бесцельное хождение по дому, размышления, которым он предавался в последнее время, не имеют касательства ни к обычному, довольно часто посещавшему его теперь унынию, ни к уходу Камелии. Нет, все началось с той женщины в гостинице. Почему у нее такие глаза?

Черного Ангела считали кем-то вроде мстителя Робин Гуда. Но кого – может, за исключением себя и Грега – он когда-либо несправедливо обидел? Не вызывал на дуэль из-за мелких оскорблений, не разорял молодых хвастунов ради пустой забавы. Пока те сами на это не напрашивались, что случалось с особо наглыми. Какой бы дурной ни была его репутация, он лишил невинности всего одну, да и то, оглядываясь теперь назад, он сомневался, так ли уж она была невинна. Что касается его отношений с женщинами, тут, конечно, не обошлось без скандалов. Но ему никогда еще не встречалась женщина, достойная того, чтобы ему захотелось бороться за нее.

Однако Черный Ангел выбрала его своей жертвой и сделала из него дурака. Нет, больше всего Девеллина приводило в ярость то, что он легко поддался чарам хитрой дешевой шлюхи Руби Блэк. Но ведь она не шлюха, верно? И, он готов поклясться, не Руби Блэк.

Проклятие! Как мужчина способен ненавидеть и в то же время хотеть подобное существо? Продолжая размышлять, Девеллин закрыл глаза и вдохнул запах бренди из бокала, стоявшего на столике у окна. Господи, он чувствовал себя… обманутым. И дело не в украденных вещах. За исключением портрета Грега, ему плевать на них. Он чувствовал себя обманутым, ибо не получил того, что ему обещали ее рот и плача. Ее тело. Вкус ее губ. Даже сейчас эти мысли возбуждали его, причиняя боль.

С бокалом бренди в руке Девеллин встал к окну и раздвинул портьеры. Он стоял, как бы глядя в темноту, хотя его взгляд был прикован к дому, напротив, возле которого остановилась модная карета. Из двери вышла мадам Сен-Годар и спустилась по лестнице на освещенный газовым фонарем и тротуар. Она была в шляпе с пером, немного сдвинутой по моде набок, и в темной длинной накидке поверх очень элегантного платья. Слуга помог ей сесть в карету.

Итак, мадам собралась на какой-то прием. Интересно, кто владелец кареты? Возможно, это ее собственная, но вряд ли. На Бедфорд-плейс мало кто мог позволить себе подобный экипаж. Возможно, родственник? Но мадам Сен-Годар француженка. Любовник? Вероятно. Пусть она и вдова, однако, из тех женщин, которые не чахнут в одиночестве. Тогда возникает следующий вопрос. Что в ней особенного, что его потянуло к окну? Что раздражало его? Что?

И Девеллин вдруг понял. Она напоминала ему Руби Блэк. Нет, они совершенно не похожи. Волосы, голос, овал лица – все разное. Руби выше, с пышными формами, более сладострастная. Мадам Сен-Годар хрупкая, изящная. Но обе женщины обладали врожденной чувственностью, которая сведет мужчину с ума, если он не будет достаточно осторожным.

Девеллин никогда не позволял вожделению победить его разум. Никогда не хотел женщину настолько, чтобы совершить какую-либо глупость. Тем не менее Руби Блэк заставила его сделать и то и другое. Причем без особых усилий. Неудивительно, что теперь он потерял желание участвовать в ночных попойках.

Маркиз дернул шнур, вызывая дворецкого.

– Ханиуэлл, как зовут нового слугу, который утром следил за разгрузкой мебельного фургона?

– Полк, сэр. Генри Полк.

– Я заметил, что этот Генри Полк знаток женщин. Пришли его ко мне, когда он освободится.

Ханиуэлл сделал легкий поклон.

– Непременно, милорд. Вы еще намерены обедать дома?

– Похоже, да.

Спустя час, когда он уже наполовину разделался с куском отличного мяса и бутылкой превосходного бордо, в столовой появился Ханиуэлл. Он выглядел несколько более возбужденным, чем приличествует дворецкому.

– Что? – спросил Девеллин, поставив бокал.

– Милорд, нечто весьма необычное…

– Что? – повторил маркиз, складывая и кладя салфетку на стол.

– Боюсь, это… ее светлость, – прошептал Ханиуэлл. – Вы ожидали ее?

Трудный вопрос. Одному Богу известно, что за свидание он мог назначить, а потом быстро забыть о нем. Девеллин мысленно пробежал короткий список знакомых «ее светлостей». Их было немного. Герцогиня Эстеридж, но она уже дважды выкидывала его из своей постели. Восхитительная жена Килинга, но в прошлый раз, когда он сделал ей гнусное предложение, она ударила его по лицу. Возможно, это черноволосая кузина Аласдэра… ее имя он забыл, но ее великолепная грудь навеки запечатлелась в его памяти.

Как бы то ни было, женщина, которая одна приходит ночью с визитом, желает лишь одного. Член у него уже полузатвердел и выжидающе подергивался. Девеллин оперативно переместил салфетку на колени.

– Память что-то меня подводит, Ханиуэлл. Кто из… Но было слишком поздно. Ее светлость не стала ждать.

– Добрый вечер, Элерик, – сказала она, решительно входя в столовую. – Даже не вздумай прогонять меня. А теперь объясни, ради Бога, что это за вздор насчет жуков-могильщиков, поедающих твою лестницу?

Поскольку член увял, маркиз справедливо рассудил, что вежливость требует, чтобы он встал из-за стола.

– Добрый вечер, мама, – сказал он, подозрительно глядя на нее и целуя ей руку. – Какая приятная неожиданность.

Мать уже оглядывала комнату.

– Признаться, для меня тоже, – беззаботно произнесла она.

– Я поражен, что ты собираешься разговаривать со мной здесь.

– А разве у меня был выбор? Я приехала с Дьюк-стрит, поскольку там все заперто. О… продолжай свой обед, дорогой. Боже, они подают тебе всю еду сразу? Может, они считают, что кормят слугу?

– Я не из тех, кто соблюдает условности, мама, – ответил маркиз, пока Ханиуэлл усаживал ее. – Я не знал, что ты была в городе. Ты обедала?

– Да, у тети Адамиты. – Она жестом отпустила дворецкого. – Я только вчера приехала из Стоунли. Умер кузен Ричард.

– Понятия не имел, что у нас есть кузен Ричард, – сказал маркиз, возвращаясь к мясу. – Сражен во цвете лет, да?

Мать недоверчиво смотрела на него.

– Господи, Элерик, ему было девяносто два года. О чем бы ты знал, если б выполнял семейный долг. – Она поджала губы. – Полагаю, ты не придешь завтра на похороны?

Девеллин медленно жевал, стараясь выиграть время. Она хитра, его мать.

– Ты одна?

Сжав руки, та смотрела на канделябр.

– Нет, я не одна.

Маркиз аккуратно отрезал кусочек мяса.

– Я не могу. Ты сама знаешь.

– Не вижу причины! Кузен Ричард был моим родственником, а не твоего отца, Элерик.

– Формально, как тебе известно.

– Отец скучает по тебе, – прошептала мать.

– Не скучает. – Девеллин бросил нож. – Думаю, после десяти прошедших лет ты уже все поняла, мама.

Ее широко раскрытые глаза блестели, как он надеялся, от света канделябра. Внезапно она встала и принялась ходить по столовой, останавливаясь, чтобы взять безделушку или подсвечник.

– Оцениваешь пробу? – спросил он, стараясь вернуть голосу шутливость.

Мать бросила на него мрачный взгляд, затем провела кончиками пальцев по стене.

– Право, Элерик! Пурпурные матерчатые обои в столовой? Ты хотя бы имеешь представление, насколько это вульгарно?

Маркиз не имел. Обои выбирала Камелия или же ее предшественница.

– Я безнадежный профан, – сказал он, подхватывая вилкой мясистый черный трюфель. – Но если вы находите вульгарным это, мэм, тогда взгляните на мои розово-красные драпировки в спальне.

– Элерик, – тяжело вздохнула мать, – я уже видела твою гостиную. Она выглядит как дешевый бордель.

– Мама, – с улыбкой возразил Девеллин, – моя любовница устраивает здесь оргии, а не литературные салоны.

– Элерик! – Забыв про матерчатую обивку и драпировки, мать вернулась к столу. – Ты любишь всех шокировать, не так ли?

– Человек использует таланты, коими наградил его Бог. Теперь Девеллин искал в салате редиску. Он любил яркое, острое. Наподобие Руби Блэк.

– Ты не мог бы хоть на секунду оставить в покое эту кучу зелени, Элерик, и попытаться вынести умную беседу?

– Конечно. – Девеллин отложил вилку. – Но две минуты назад ты сама просила меня продолжать обед.

– Да, но это было до того, как ты отказался прийти на похороны.

– Хочешь, чтобы я умер с голоду? – подмигнул он. – Не выйдет, мама.

– Прекрати, Элерик. Прекрати шутить, есть, пить и говорить о своих шлюхах, просто слушай. Пора вам с отцом помириться. Ты знаешь, он ужасно сожалеет. И всегда сожалел. Он не имел в виду то… ну, что сказал. Вот почему я пришла. Нужно, чтобы ты помирился с ним. Пожалуйста. Маркиз искоса взглянул на нее.

– После разговора об отце настанет очередь лекции о поиске жены и выполнении семейного долга, не так ли?

Мать в отчаянии всплеснула руками:

– Господи, нет! Я люблю тебя и не пожелаю тебе в жены ни одну из тех женщин, которых я знаю. Кроме того, у меня не хватит сил разлучить тебя со всеми этими танцовщицами и актрисами. Полагаю, одна из таких или, может, обе лежат сейчас в твоей ванне, пока мы тут разговариваем.

– В этом доме нет женщины.

– Понимаю. Тебя снова бросили?

– Да. Снова. Попытайся сдержать радость.

– Элерик, дорогой мой, – вздохнула мать. – Найди себе другую. Найди двух или трех. Меня это больше не интересует. Но ты достаточно пребывал в горе и раздражении, так не может продолжаться. Ты нужен мне и своему отцу, попытайся справиться с этим. Прошу тебя.

Девеллин молчал. Ему не хотелось видеть мать несчастной. Он вдруг заметил, как дрожит ее рука, которой она подперла голову.

– Элерик, у него сердце, – тихо сказала она, словно обращалась к скатерти.

Пол будто качнулся под его стулом.

– У него… сердце?

– Ему недолго осталось, – прошептала она.

– Недолго?

– Может, несколько месяцев. – Она пожала плечами. – Ну, год или два, если будет жить спокойно. Если не будет расстраиваться. Если…

– Если я проглочу свою гордость и попрошу прощения? Да? Не выйдет, мама. Я делал это шесть месяцев. И напрасно. Его единственный сын умер, помнишь? Не будем начинать все сначала.

Лицо матери выражало страдание.

– Ты наследуешь титул герцога, мой дорогой. Представь, как это выглядит.

– Господи, мама! Неужели ты правда считаешь, что меня хоть в малейшей степени заботит, как это выглядит? Разве я когда-нибудь вел респектабельную и осмотрительную жизнь?

– Нет, конечно. Только вот кого ты хочешь этим наказать, себя или отца?

Девеллин покачал головой.

– Ты слишком все драматизируешь. Я никогда ведь не был святым. И Грег тоже.

Поднявшись со стула, мать подошла к нему и положила ладонь на его руку.

– Послушай меня, Элерик. Молодым людям нужно перебеситься, затем они меняют свою жизнь. Вы с Грегори были просто озорными.

– Ты читаешь слишком много романов, мама. Я давно уже не молодой человек. Отец знает, что ты здесь?

– В хорошем браке нет секретов, Элерик.

– И что он сказал?

– Ничего. Хотя не запретил мне.

– Разумеется, он бы не посмел, – кисло улыбнулся маркиз.

В глубине дома начали бить часы, и мать поцеловала его в щеку.

– Мне пора. Я останусь у тети Адмиты до среды, хорошо?

– Не жди меня, – предупредил Девеллин. – Тетя все еще разговаривает с этим нориджским терьером, которого считает умершим мужем?

– Ну и что в этом такого? Хорас, по общему признанию, очень красивая собака.

– Да, волос у него больше, чем когда-либо имелось у дяди Хораса.

– Ради Бога, Элерик! Давай прекратим разговор об этой глупой собаке. Я хочу тебе сказать нечто важное.

Девеллин понял, что ничего хорошего это ему не сулит.

– В следующем месяце у твоего отца будет семидесятый день рождения, и я хочу открыть дом на Гросвенор-сквер. – Мать сжала его локоть. – Я даю бал, Элерик. Первый с тех пор, как мы… как умер Грег. Ты подумаешь об этом? Он может стать его последним днем рождения.

– Не питай особых надежд, мама, хорошо? Просто обещай мне.

Лорд Девеллин проводил мать до двери, затем вернулся в гостиную, чтобы продолжить выпивку и бесцельное хождение из угла в угол.

Мисс Дженнифер Арбакл почти спала, когда экипаж ее отца подъехал к Бедфорд-плейс. Сидони тоже устала, проведя скучный вечер на концерте у леди Кертон, улыбалась и аплодировала дебютанткам, которые одна за другой выходили на сцену. Для мисс Арбакл приглашение на столь превосходное состязание явилось великой честью. Арбаклы были торговцами, а леди Кертон вдовой безупречного происхождения, известная в свете своей филантропической деятельностью и добровольной работой в обществе «Назарет».

Миссис Арбакл, хрупкая, нервная женщина, испытывала неудобство от своей новой роли в жизни. Приглашения, которые она получала благодаря теперешнему богатству мужа, почти всегда доводили ее до мигрени. Поэтому в жизни мисс Арбакл появилась Сидони, чтобы научить ее тому, чего не умела миссис Арбакл, – игре на фортепьяно.

Сидони порекомендовали семейству Арбаклов, сказав, что Сидони благородная вдова, принадлежавшая к мелкому дворянскому роду и недавно прибывшая из Франции. Все отмечали у нее легкий акцент, однако не спрашивали ни о родителях, ни о том, почему она приехала в Англию. Разумеется, Сидони не ответила бы им.

Как дочь герцога, пусть и внебрачная, она могла бы стать частью изысканного общества, если б ее представил человек с положением. Но изысканное общество не привлекало ее. А вот преподавание музыки и хороших манер – да, ибо ее заработок давал возможность сохранить отложенные на черный день сбережения. И, что еще более важно, позволяло ей, находясь, так сказать, на обочине светского общества, узнавать много интересного о джентльменах света.

Увы, сегодня ничего интересного не было. Подавив зевок, Сидони подумала, что вечер мог оказаться еще хуже. Она усердно играла роль компаньонки мисс Арбакл, невзирая на старания леди Кертон разговорить ее, и держалась в тени, за что ей, собственно, и платили. Хотя леди Кертон производила впечатление обаятельной наседки, Сидони понимала, что та обладает большим умом и проницательностью. Вряд ли ее плотная вуаль и измененный голос введут такую женщину в заблуждение, теперь придется искать другой способ передачи денег обществу «Назарет».

Экипаж начал замедлять ход, и Сидони потянулась за сумочкой, разбудив этим мисс Арбакл.

– Сегодня вы превосходно играли, моя дорогая. – Она похлопала девушку по руке. – Не хуже остальных леди.

Мисс Арбакл мечтательно улыбнулась.

– Да, это было великолепное состязание, не так ли? И ее милость чрезвычайно любезна, вы не находите? Я думаю, нужно сказать папе, чтобы он дал большое пожертвование этому ее клубу «Назарет».

– По-моему, это называется обществом «Назарет», – простодушно ответила Сидони. – Дар, я уверена, будет с радостью принят. Общество дает кров падшим женщинам и наставляет их на путь к лучшей жизни.

– Благодарю вас, мадам Сен-Годар, что вы сегодня поехали со мной, – сказала девушка. – Мама всегда отмечает, насколько улучшилась моя игра на фортепьяно с тех пор, как вы даете мне уроки.

Слуга мисс Арбакл опустил подножку и открыл дверцу.

Сидони вышла из кареты на блестевший от недавнего дождя тротуар и, сделав вид, что ищет в ридикюле ключи, помахала на прощание рукой. Когда экипаж свернул за угол, она запахнула накидку и быстро направилась в сторону Рассел-сквер.

Там Сидони приподняла юбки, чтобы не замочить их о мокрую траву, и обошла вокруг памятника лорду Бредфорду. Однако ни в условленном месте, ни поблизости Чарльза Грира не было. Она скользнула в тень, решив дождаться его, и стала нетерпеливо ходить взад-вперед. Должно быть, полночь уже миновала. Вполне вероятно, что мистер Грир вообще не придет. Возможно, клерк не совсем чистосердечен в своих чувствах к мисс Хеннеди. Возможно, его слишком запугал ее отец. А если он даже и придет, возможно, предложение Мориса не покажется ему привлекательным. Сидони остановилась и прислушалась. Тихо, вокруг ни души. Она могла бы в этом поклясться.

Но, повернувшись, она внезапно натолкнулась на огромную черную стену. Которая схватила ее. Сидони вскрикнула.

– Добрый вечер, мадам Сен-Годар. Прекрасное время для прогулки, не так ли?

– Девеллин! Господи! Вам обязательно красться в темноте, пугая людей?

Маркиз засмеялся.

– Меня обвиняют во многих грехах, только не в легкой походке.

– Не ваша походка меня интересует. А ваши руки, – сердито бросила Сидони. – Уберите их, будьте любезны.

Она чувствовала его пристальный взгляд.

– Какими бы добродетелями вы ни обладали, со мной вы в безопасности, мадам.

– Какими бы добродетелями? – Сидони прикидывала, не ударить ли его коленом в пах. – А вы намеревались что-то предложить?

– Намерение довольно странное, ибо я собирался предложить вам поцеловать меня, – ответил Девеллин. – Только, полагаю, вы ударите меня по лицу.

– И справедливо полагаете.

– Увы, я всегда несчастлив в любви! – беспечно сказал он. – Неудивительно, что приходится так много пить.

Да, вероятно, Девеллин пьян. От него пахло душистым мылом, табаком и чем-то похожим на бренди. Сидони опять попыталась отстраниться. На этот раз он ее отпустил, но его руки медленно, дюйм за дюймом, соскальзывали с ее плеч. Маркиз сделал шаг назад и поднял голову к небу.

– Я тоже очень люблю гулять в полночь по городу, – продолжал он, как будто не произошло этого странного обмена высказываниями. – Ночной воздух замечательно восстанавливает здоровье.

– Полагаю, вам есть что восстанавливать, милорд, – саркастически заметила Сидони. – Кажется, вы действительно пьяны.

Девеллин засмеялся, но в его смехе не было ни веселья, ни цинизма.

– Давайте считать это просто бокалом коньяка за обедом, который иначе весьма трудно переварить.

– Извините?

– Но хватит обо мне. Я предпочел бы говорить о вас.

– А я нет, благодарю.

– Если оставить в стороне прекрасный ночной воздух, мэм, я не думаю, что вам стоит гулять одной. Я полагаю, что должен проводить вас домой. А потом, возможно, из благодарности вы пригласите меня на стаканчик пунша?

– Мне кажется, милорд, вам лучше заняться собственными делами, – возразила Сидони, указав на длинную, освещенную газовыми фонарями улицу за памятником. – И сделать это в собственном доме. Номер семнадцать, на тот случай, если вы запамятовали. Вы найдете его там, по левой стороне.

– Нет, я лучше пойду в другое место. За обедом я был достоверно осведомлен, что матерчатые обои в моей столовой вульгарны, а моя гостиная выглядит как дешевый бордель. Может, ваш дом я найду более привлекательным, мадам?

– Извините? Маркиз весело хмыкнул.

– Вы не устаете мне это повторять, мадам Сен-Годар. Вам что, всегда требуется столько извинений? Должно быть, вы очень безнравственная.

– Тогда позвольте сказать это иначе, милорд, – ответила Сидони, отчетливо произнося каждое слово. – Раньше в аду пойдет снег, чем я приглашу вас в мой дом.

– Какое невезение! Осмелюсь предположить, что в нем полно красивого ситца и домашнего рукоделия, возможно, там пахнет свежим хлебом, воском или… – Маркиз наклонился и понюхал ее. – Этим… розовой водой, не так ли?

– Это гардения. – Сидони резко отстранилась. – А вам какое дело?

– Ну, вы же видели мою гостиную, – сказал он, пропустив ее вопрос мимо ушей. – Отвратительно, правда?

– Вы ударили меня по голове дверцей кареты, милорд. Вряд ли я была в состоянии думать о вашей гостиной.

– И, слава Богу, – ответил маркиз. – Она действительно ужасающа.

– Как ужасно, что вам приходится жить на Бедфорд-плейс среди нас, простых смертных, – ехидно парировала Сидони. – Уверена, это вообще не то утонченное существование, к которому вы привыкли.

Девеллин громко засмеялся.

– Мадам Сен-Годар, вы даже не представляете, насколько я могу быть неприхотлив. Я только имел в виду, что этот дом не слишком… уютен. И пуст.

– Последнее, как я заключаю, по вашей собственной вине.

– Да, – сухо ответил маркиз. – Я слышу это постоянно. Сидони заставила себя подавить смех. Господи, что она делает здесь, стоя в темноте и обмениваясь репликами с этим негодяем?

– Итак, лорд Девеллин, вам нужно теперь идти домой, – твердо сказала она и слегка подтолкнула его, как непослушного ребенка.

– Не могу. Не по-джентльменски оставлять женщину одну в темноте.

– Я пришла сюда в темноте и одна. Уходите. Пожалуйста. У меня… назначена встреча.

– Понятно, – ответил маркиз, помолчав. – Я мешаю тайному свиданию.

– Извините?

– Моя дорогая, встречи бывают в дневные часы, – засмеялся он. – Вечером – свидания. Ну а в полночь – определенно тайные свидания.

– Боже, кто бы мог представить, что Дьявол с Дьюк-стрит такой последовательный приверженец светских приличий.

– Вы остры на язык, мадам.

– А вы, похоже, на удивление охотно это переносите.

У Сидони было тревожное ощущение, что маркиз даже в темноте смотрит ей прямо в глаза.

– Значит, я не могу пробудить у вас ни малейшего интереса, мадам? – спросил он совершенно трезвым голосом. – Вы находите меня таким уж непривлекательным?

– Вы поразительно красивы и, полагаю, отлично сознаете это. Но я должна кое с кем встретиться, и хотела бы сделать это без свидетелей.

Маркиз колебался, и на секунду она почти решила, что его действительно заботит ее безопасность.

– Хорошо, я уйду, – наконец сказал он. – При двух условиях.

– Я редко торгуюсь, милорд.

– Да, я уже понял. Но это совсем незначительные условия.

– Незначительные, – повторила Сидони. – Тогда первое? Девеллин протянул ей зонт:

– Я хочу, чтобы вы его взяли.

– В этом нет необходимости.

– Потому он и назван условием. Боюсь, дождь еще не кончился.

– В таком случае благодарю вас. – Она сжала ручку зонта, еще хранившую его тепло. – И второе условие?

– Я хотел бы… – Он умолк. – Я бы хотел, мадам Сен-Годар, узнать ваше имя.

– Сидони.

– Сидни, – повторил он. – Как… мило. Но это ведь… разве обычно это не мужское имя?

– Си-до-ни, – поправила она, пытаясь не засмеяться. – Если уж вы намерены его употреблять, то, пожалуйста, делайте это правильно.

– Да, я намерен это делать. Если даже только прошепчу его себе, когда буду один в темноте. Но сейчас я осмелюсь злоупотребить нашей дружбой и стану называть вас просто Сид.

Его слова застали ее врасплох.

– Простите, – холодно сказала она. – Так меня называет лишь моя семья.

– Ваша семья? Я думал, у вас нет семьи. Она удивленно воззрилась на него:

– Откуда вы знаете? Девеллин снова засмеялся.

– Дорогая Сид, человек моей репутации вряд ли может позволить себе прослыть еще и полным дураком. Неужели, послав мисс Мег строить глазки одному из моих слуг, вы рассчитывали, что бедный парень вернется, не узнав ничего взамен?

Сидони отшатнулась.

– Да как вы смеете! Я ничего подобного не делала!

А разве нет? Ведь Джулия говорила ей, что послала Мег узнать насчет маркиза. Но Джулия наверняка не сказала девушке, чтобы та держала язык за зубами.

– Мадам Сидони Сен-Годар, – начал Девеллин, – красивая вдова-француженка таинственного происхождения, живет в Лондоне одиннадцать месяцев, восемь из которых на Бедфорд-плейс, семьи не имеет… по крайней мере никому из ее слуг об этом не известно. Ваш муж был морским капитаном, умер от тропической болезни в Вест-Индии. Вскоре после этого умерла ваша мать, оставив вам небольшое наследство.

– Право, лорд Девеллин!

Но маркиз остановился, только чтобы перевести дух.

– Ваш любимый цвет темно-синий. Вы любите шляпы с пером. Обожаете бисквит. Вам еще нет тридцати, но вы опасно близки к этому. Вы любите очень сладкий чай. У вас только двое слуг. Вашу компаньонку зовут миссис Кросби. Джулия Кросби. Есть полосатый кот по кличке Томас, известный в Блумсбери мышелов. Ну, как?

Сидони потрясенно молчала. Неожиданно маркиз взял ее руку и поцеловал.

– О, я лишил вас дара речи! Воспользуюсь этим намеком и удалюсь.

Что он и сделал, проворно обойдя каменный памятник лорду Бедфорду и шагая через улицу с изяществом, казавшимся удивительным для человека подобной комплекции… особенно если он пьян.