Спасения не будет

Глава 2

Я отрешенно разглядывала алые прожилки заклятий, впаянные в стены и пол. Призванные поглотить любой всплеск стихийной магии, они оказались бессильные перед самой обычной плесенью. Ржавые прутья решетки и жесткая седушка со сколотым углом завершали внутренне убранство колесной повозки. Дорога круто повернула, повозка накренилась, я рефлекторно схватилась за доску, на которой сидела. Поморщившись, стряхнула с пальцев гнилую труху и сложила руки на коленях. Оси выровнялись, ритм, отбиваемый металлом подков, сложился, вновь отдаваясь в висках дефектным эхом.

Вскоре повозка остановилась.

«Неужто, все?» — подумала я, припадая к окну.

Крепостная стена, окольцевавшая портовый город, напоминала пригретую лучами утреннего солнца змею. Из-под ее крепкого аспидно-серого тела натужно тянулось к свету деревце. Низкорослое, корявое, не раз пиленное, оно качнулось от ветра, стряхнуло с веток последние золотые искорки осени и вновь замерло. Катарина учила меня, что по тому, как ложатся наземь листья, можно определить, будет зима теплой или поморозит от души. Мама часто обращала мое внимание на знаки-подсказки, которые оставляет нам природа. Тогда я слушала ее в пол уха… Хорошее было время… Счастливое.

В поле зрения попала спина рядового досмотрщика. Он обменялся парой фраз с моим конвоем и дал добро на выезд. Стоило ему всмотреться в зарешеченное окно, как я прижалась к стене, не желая, чтобы меня видели. Хлестнули вожжи, повозку тряхнуло, и мы миновали полосу резкой тени, отброшенную стрельчатой аркой явно не Западных ворот, потому как скрюченное деревце на каменном полотне я бы запомнила, когда въезжала в город Табел.

Грунтовая дорога заглушала топот копыт, награждая взамен отменной тошнотворной тряской. Хотя… лучше уж беспокоиться о целостности зубов, чем думать о холодных стенах камеры и неизвестных личностях с богатым темным прошлым… Милостивые духи, что со мной будет? Как я допустила все это? Почему с такой легкостью пошла на поводу у своих эмоций?

— И угораздило же меня разозлить эту призрачную накипь?! — сказала я вслух и тут же в безоговорочной уверенности ответила сама себе:

— Выкручусь! А иначе никак.

То и дело подпрыгивая на ямах и выбоинах, я убеждала себя, что впредь смогу быть предельно аккуратна в словах и тем более в действиях, что уделю игре с менталистом особое внимание и не наделаю ошибок. И как бы тяжело ни пришлось, я справлюсь! Справлюсь, а иначе смерть!

Со скрипом провернулись и замерли колеса. Щелкнул замок двери. Я приняла протянутую заклинателем руку и спрыгнула на утоптанную площадку. Слова благодарности застряли в горле, словно рыбья кость. С полураскрытым ртом и широко распахнутыми глазами я смотрела на место своего краткосрочного (пожалуйста-пожалуйста, пусть будет так) пребывания, увязшего в темных пятнах истории портового города.

— Милостивые духи, пусть невпопад сердобольная фортуна наградит меня хоть каплей своего везения…

Заклинатель понимающе хмыкнул и указал направление.

— Нехорошее чувство юмора у создателя этого…

— Проект здания разработан архитектором Главного тюремного управления Лариусского королевства — господином Ветерисом Кромским. Внешне напоминает тюрьму, но, по сути, является следственным изолятором. Здесь содержат подозреваемых и осужденных, ожидающих конвоирования в места, исполняющие наказание, — просветил меня темный и кивнул постовым, стоявшим по обе стороны массивных ворот.

— Вы хотите сказать, что есть места хуже, чем это? — скованная ужасом я махнула в сторону огромного мрачного замка.

— Есть повод для беспокойства? — воспользовался моментом заклинатель.

— Нет, — встрепенулась я. — Вашим людям не найти артефакт. Невозможно найти то, чего нет.

— Тогда и волноваться тебе не о чем, — заверил он, распахивая передо мной тяжелую воротину.

На карте Лариусского королевства зона, примыкающая к предместью города Табел, напоминала уродливый придаток. Обособленная территория была объединена арсеналом магических заклинаний, грозными бастионами и крепостной стеной, взявшей в кольцо замок грешников. Фасад огромного замка на три части делили фигуры костлявых горбатых уродов с изломанными конечностями. Их лица застыли гримасами боли, словно они подвергаются невыносимо жутким пыткам. На фоне самого замка служебные здания смотрелись жалко и даже убого, словно усохшие пни. К западу от основного здания на расстоянии выстрела стрелы был виден колодец. Выкопанный еще в незапамятные времена, он функционировал и по сей день.

В кабинете надзирателя темный указал мне на табурет, а сам остался у закрытой двери.

При виде меня у надзирателя похотливо загорелись глазки и он нетерпеливо заерзал на стуле. Видя, что темный и не собирается уходить, он бросил взгляд мне за спину и недовольным голосом произнес:

— На этом ваши обязанности закончены. Вы свободны.

— Мне поручено последить за процедурой приема и размещения заключенной, — парировал темный, ущемив тем самым самолюбие надзирателя.

В итоге надзиратель, все-таки был вынужден проверять наличие необходимых документов, изучать протокол задержания и оформлять подозреваемую под присмотром «стороннего наблюдателя».

— По бумагам все. Заключенную осталось только досмотреть, — надзиратель, теребивший верхнюю пуговицу черной формы, пока марал кляксами бумагу, придавил лежащие на столе листы бронзовым пресс-папье, и, обласкав меня похотливым взглядом, неуклюже выполз из-за стола.

— Нет, — вскочив, я прижалась спиной к груди темного, досадуя на откровенное декольте своего наряда, и вцепилась в его руку.

— Досмотрим и в коробушку тебя, плясунья, упрячем. Того гляди и задержишься у нас. Чего рот кривишь? Все может быть! Все может быть… — надзиратель услужливо распахнул дверь, предпринимая очередную попытку выпроводить темного.

— В этом нет необходимости. Личный досмотр, а также досмотр вещей был проведен нами в принудительном порядке на момент задержания адептки, — заверил темный, глядя в глаза надзирателю.

— Давайте каждый будет делать свою работу, — надзиратель сложил пальцы в замок. Улыбка расплылась на одутловатом лице землистого цвета, вот только взгляд его был непреклонен.

— Следуя внутреннему уставу, я обязан досмотреть заключенную. Пренебрегать своими обязанностями я не намерен. Вы же предлагаете мне сделать именно это! Нарушить порядок приема подследственной?! Сам страж Союза Муарового клинка, единственного в своем роде Союза, который весьма продуктивно работает с потусторонним мусор… кхр, людом иного мира… Не ожидал, не ожидал… — пристыдил надзиратель, чувствуя себя на подконтрольной ему территории комфортнее жука-листоеда на картофельной ботве.

— Повернись-ка… Руки в стороны, — приказал он мне.

Стиснув зубы, я уставилась на избыточные накопления жира на шее надзирателя, который с вожделением стал ощупывать лиф моего платья. Когда его наглые руки стали оглаживать мои бедра, я мысленно принялась считать седые волосы на его просаленной башке. Ох, как мне захотелось пройтись по ней бронзовым пресс-папье. Рука сама потянулась к столу. Встретившись с насмешливым взглядом темного, который уловил ход моих мыслей, я тут же ее одернула, тряхнув рукой, будто она затекла.

Разумеется, надзиратель, со своей досаждающей дотошностью никаких запрещенных веществ у меня не обнаружил. Он взглянул на часы, поставил на документе время и печать, после заверил его неразборчивой подписью.

— Ну что, плясунья, идем, определим тебе место в моем рассаднике!

… Я шла по длинному коридору, стараясь не смотреть на истощенных заключенных, измученных бессонными ночами. Вдруг я застыла на месте и схватила темного за запястье. Он остановился и, повинуясь внезапному порыву, накрыл мою ладонь своей. Руку я тут же одернула. Со всей этой кутерьмой, я совсем забыла про угрозу куда более страшную, чем замок грешников.

Милостивые духи, как я могла забыть про Лега Тьмы?!

— Насколько хорошо защищено это место? — мой голос, искаженный эхом, дрогнул.

— Не беспокойся. За последние девятнадцать лет не было ни одной записи о побеге, — хвастливо ответил надзиратель, гордый своим достижением.

— А за последние двадцать? — съязвила я, поморщившись от звонкого сопровождения, умирающего в каменных стенах.

— Я на должности девятнадцать лет и… ни одна грешная душа не покинула этих стен!

Мы поднялись на второй этаж. Низкие и узкие камеры были переполнены и больше напоминали коробки с жуками, а надзиратель все шел и шел вперед, мусоля толстыми пальцами маленькую пуговку черной формы. Я семенила следом, все больше погружаясь в отчаяние. Темный уверенными шагами шел за мной.

Наконец надзиратель остановился и жестом поприветствовал, по всей видимости, главную узницу.

— Мамаша, вот тебе новенькая, прошу любить и жаловать.

— Задыхаюсь от счастья! — развязно бросила мамаша, размером с бегемотиху.

Злорадно улыбнувшись, она скинула рваную туфлю, взвалила ногу на койку и нетерпеливо пошевелила пальцами с отставшими из-за нарыва ногтями. Сидящие на полу женщины тут же кинулись согревать ее конечность своим дыханием и разминать каждый палец. В зарешеченное окно ворвался сквозной ветер, раздувая мусор по всей камере. Вдохнув этот тошнотворный запах, я закрыла ладонью нос.

— Опять этот суховей, — вдруг заорала мамаша.

Охваченная яростью, она схватила одну из женщин за воспаленное ухо и швырнула ее к решетке, да так, что бедняжка налетела на ведро с помоями и опрокинула его прямо на ботинки надзирателя.

— Ради всего святого! — не вставая с колен, сквозь прутья решетки, та постаралась очистить обувь рукавом своей рубахи.

— Дуры бестолковые! — выругался надзиратель.

— А в здание может ворваться посторонний? — не соображая, что говорю, спросила я. Лег, крещеный кровью своих жертв, уже не казался таким ужасным, а вот тиски мамашиных рук поражали воображение!

— Да с такой любвеобильной мамашей недолго и рассудка лишиться! — заорала я, глядя, как выгибается надзиратель, чтобы снять с пояса связку ключей.

Словно насмехаясь над моим бессилием, нарочито громко лязгнул замок.

Все. Мне конец!

— Утро доброе, дамы. Сегодня на редкость чудесный день, не правда ли?! — сдавленно пискнула я, выдавливая из себя улыбку.

— Ты смотри, какая манерная! Ну ка, поди суда, рассмотрю тебя поближе, — махнула в призывном жесте мамаша.

«Небесные старцы, дайте мне сил, пережить обещанные заклинателем сутки…» — взмолилась я и тут же себя одернула: «Не помогут они тебе! Думай, думай, Элин… черт бы тебя побрал!» И, как назло, ни одной стоящей мысли.

— Одиночная камера и двухразовый горячий паек, пока ее вина не будет доказана, — заклинатель выдернул меня из камеры и захлопнул решетку.

Казалось, что я забыла, как дышать.

— Так у нас нет свободных камер… — заколебался надзиратель. — Не сажать же ее к горцам?!

Я перевела взгляд на бритоголовых воинов в камере напротив. От их татуированных тел и острозубых улыбок сознание помутилось, ноги ослабли, я пошатнулась, но… была тут же подхвачена темным, будто он только и ждал, чтобы подставить мне сильное плечо.

— Мест нет, — повторил надзиратель, с недовольством поворачивая ржавый ключ в замочной скважине.

— Малодушие, проявленное сейчас, в дальнейшем обернется для вас потерей места и я вам обещаю, это в лучшем случае… Так что в ваших интересах освободить одну из камер, — потребовал темный, стараясь при этом на меня не смотреть.

— Вы мне угрожаете? Да как вы смеете? — от гнева на лице дознавателя проступили белые пятна.

— Сколько душ сгнило в этих стенах? Вы осведомлены о возможностях Союза, созданного при поддержке Совета Судеб, к взаимодействию с миром духов? — пауза, чтобы впечатлиться и проникнуться словами, и контрольный в голову, — я надеюсь, мы друг друга поняли?

Поняли. Прониклись. Побледнели и затряслись. Эти злобные духи, эта бестелесная хлябь изо дня в день, из ночи в ночь отравляющая ему жизнь — упаси небо!

Одиночная камера! Кажется, я никогда не была так счастлива! Чего нельзя было сказать про горцев, к которым подселили еще троих соплеменников, разгрузив для меня смежную с мамашей камеру.

— Не загнись тут! — приказал мне темный, собираясь уходить. Понимая, что это последняя возможность что-либо узнать, я задала так мучавший меня вопрос:

— Фицион… Что с ним будет?

Заклинатель молча отвернулся от меня и вместе с надзирателем удалился.