Спасенное сердце

Когда вытащил член из ее жаждущей дырки, я закрыл глаза, практически чувствуя, как извивается подо мной Лила, потная от оргазма, и наслаждался теплом ее киски у моего бедра, пока она переводила дыхание.

— Ох, Кай... это было... — выдохнул женский голос.

Открыв глаза, я стянул презерватив, схватил новый и на этот раз поднял Джулс, укладывая ее на спину.

— Раздвинь свои гребаные ноги, сучка.

Глаза Джулс расширились, когда продемонстрировал свой еще твердый, как скала, член.

— Снова? — спросила она, удивленно ахнув.

— Снова. СЕЙЧАС! — зашипел я и ее глаза расширились от моего приказа. — У тебя есть проблемы с этим? Если да, убирайся на хрен, и я найду другую шлюху в баре.

— Никаких... никаких проблем, малыш, — ответила она поспешно, ее глаза сверкали. Ее заводила моя агрессия.

— Тогда раздвинь свои ноги и больше не открывай свой рот — приказал я, когда скользнул внутрь нее и застонал. Когда Тифф внезапно оседлала лицо Джулс и вытянула руку, схватив мои пальцы, чтобы протиснуть их в свою тугую задницу, я закрыл глаза и снова представил Лилу под собой. Как она стонет и царапает мою руку, пока ее задница и киска подняты в воздухе. Я стиснул зубы и увеличил скорость своих толчков.

Чертовски помешанный на блондинке святоше с промытыми мозгами...

Дерьмо!

5 глава

Новый Сион, Техас

Пророк Каин

Прижимая ладонь к мягкой щеке Мэй, я прошептал:

— Я бы подарил тебе весь мир.

Ее рука повторила мое действие, и она наклонилась ближе.

— Беги, Каин. Пожалуйста... Беги...

Я слышал пистолеты на расстоянии, но мои ноги не двигались. Я не мог оставить ее. Я любил ее.

— Беги, пожалуйста... Спасайся... Ради меня, если ты меня любишь, беги... ради меня...— умоляла Мэй.

Выстрелы становились ближе, и я опустил руку, бросившись в лес и оставив позади свое сердце и шанс на спасение моего народа.

— Как ты себя чувствуешь, брат?

Испуганный голосом, приближающимся сзади, я подпрыгнул. Изгоняя болезненное воспоминание о Мэй из своей головы, я встал на ноги, закончив свою молитву.

Иуда, мой брат-близнец, подошел с широкой улыбкой на лице. Он был одет в традиционную белую тунику и штаны, как и я. Его волосы были такого же цвета и длины, как мои, глаза были карими, как у меня, и телосложение — идентичным.

Убрав длинные волосы с глаз пальцами, я обнял своего близнеца, ища утешение в знакомых объятиях, и вздохнул.

— Я в порядке.

Иуда отстранился и обнял меня за плечи, направляя меня по декорированной тропинке в моем персональном молитвенном саду в задней части моих новых жилых покоев. Хотя, слово «покои» не подходило им. Моим новым жилищем был большой белый дом с колоннами, показной своей внутренней отделкой и огромный по размеру. В нем вмещалось множество спален, гостиных и комнат отдыха, а также огромная кухня — все заполненное дорогой мебелью. Ландшафтные сады за домом, казалось, никогда не заканчивались, и их было слишком много, но этот маленький сад для молитв нравился мне, он был наполнен фонтанами и зеленью. Здесь я мог спрятаться от всего этого безумия.

Я не был уверен, что мог сделать это.

То, чего от меня ожидали.

Черт, я не был уверен, что хотел сделать это.

Я не чувствовал себя пророком. Я чувствовал себя человеком, которому только что вырвали его сердце и бросили перед ним на тарелку. И сейчас у меня была целая толпа людей, которых нужно было вести за собой. Мне было двадцать четыре года, и я должен был вести целую общину.

Я чувствовал себя не в своей тарелке.

Иуда сжал мое плечо, очевидно заметив беспокойство в моем взгляде.

— Настали славные времена, Каин. Не бойся этого. В этом году ты взойдешь на свое законное место среди наших людей. Год, когда ты познакомишься с Избранными как наш Пророк, как голос Господа на Земле... наш искупитель и спаситель. К этому моменту мы готовились всю нашу жизнь. Тебе предназначено быть здесь.

Иуда остановился и развернул меня лицом к себе, когда я промолчал на его слова. Он абсолютно верил в нашу миссию, а я просто не мог разобраться. Он должен вести людей, не я.

— Я твоя права рука. Я с тобой на каждом шагу и в руководстве, и для поддержки. Ты мой близнец, наша связь больше чем братская или просто кровная. Мы были разделены надвое в утробе матери Господом, который пророчил нам нашу будущую славу в качестве его посланников. Мы будем править и господствовать вместе. Я выполню любой твой приказ. Я буду служить, чтобы удовлетворять тебя, помогать делить бремя твоего призвания, как апостолы помогали Иисусу.

Иуда был как утешение для меня. Всегда успокаивал меня и напоминал, почему мы здесь. Но проведя так много времени с Палачами и так отчаянно любя Мэй, я часто чувствовал, что его усилия безнадежны.

Я кивнул и обхватил его бородатые щеки, пытаясь убедить его, что я в порядке, хотя и не чувствовал себя так.

— Ты действительно прав, Иуда. Это наша судьба. Я не подведу тебя и наших людей. Я выполню приказ Господа, и знаю, что ты будешь со мной и в хорошие и в трудные времена.

Иуда хлопнул в ладоши и широко ухмыльнулся, пока я медленно выдохнул.

— Благословляю тебя, Каин. Благословляю тебя. — Дружелюбно хлопнув меня по спине, мы начали идти в неторопливом темпе, повернув налево, чтобы следовать по выложенной булыжниками тропинке, которая превращалась в гравийную тропу через акры и акры травы.

Иуда указал жестом на общину.

— Так что ты думаешь о Новом Сионе? — на лице Иуды появилась нервозность, пока он ждал моего ответа. Он так отчаянно искал моего одобрения, полностью веря, что я был его Пророком.

В течение двух недель после смертельного рейда Палачей на старый Орден — в то время как я скрылся в Новых Землях, в доме моего детства в Юте, — Иуда круглосуточно работал с новым советом старейшин, чтобы найти нам новые земли. Новые земли для размещения наших людей, объединения последователей, и защиты Богом избранного народа от зла за пределами наши ворот — дьявольских мужчин, которые убили нашего священного Пророка и перебили наших храбрых и святых людей, пока те отбивались от их нежелательного вторжения — Палачей, мотоциклетного клуба, в котором я жил под новой личностью по просьбе пророка Давида. Иуда и совет постоянно напоминали мне, что они были язычниками, грешниками, и они хотели, чтобы я поклялся, что уничтожу их за всю боль и разрушения, которыми они наделили мой народ.

Я согласился, хотя понятия не имел, как их уничтожить. Я устал от насилия и был поглощен тем, как стать человеком, каким мой народ хотел видеть меня.

Но хуже всего, у Палачей были Окаянные. У них была она... Саломея, женщина, завещанная Богом пророку Давиду, чтобы спасти наших людей и обеспечить себе место в раю с помощью брачного союза. Женщина, которая должна стать моей женой. Женщина, которая по ночам мучила мои сны, но беспорядочно ложилась с ним, со Стиксом. Мужчиной, которого я ненавидел больше всего. Она была моей. Мэй должна быть со мной, на моей стороне.

Очистив разум ото всех мыслей, я встретился с выжидающим взглядом Иуды и улыбнулся.

— Брат, он идеален. Это правда идеально для наших планов, и в качестве убежища для нашего народа и для дела Господнего.

Выражение лица Иуды расслабилось, слезы радости блестели в его глазах.

— Я растроган слышать такие слова.

— Иуда, нет надобности тебе церемониться со мной. Я твой близнец. Ты единственный человек, которому не нужно искать мое одобрение. Ты нужен мне. Ты все, что у меня есть.

Иуда вздохнул и спросил:

— А твои покои?

— Я не мог о таком и мечтать.

— Это очень радует меня, брат.

Последние две недели я содержался в уединение от всех, кроме Иуды и совета старейшин в Новы Землях, чтобы обеспечить мою защиту, пока создавалась новая община. Новый Сион был бывшей военной базой, проданной нам Избранными, которые жили под прикрытием и вращались в политических кругах. Эта база была идеальной для нового дома Ордена. Она была безопасной, имела массу жилых помещений, бытовых зон, и мы могли быть самодостаточными, используя множество гектаров пахотной земли, но лучше всего, что это было не так далеко от нашей старой общины, от всех наших союзников, но также достаточно далеко, чтобы не вызвать подозрений и испариться с общественного радара.

— Люди из всех зарубежных общин собираются приехать сюда? — спросил я, беспокойство накрыло мое тело от этой мысли.

— Старейшины занимаются организацией этого, пока мы разговариваем. Им не терпится встретить тебя, присоединиться и услышать слова Господа с твоих уст.

Я опустил взгляд, чтобы мой близнец не видел моего страха.

— Я уверен, так и есть. Последнее время было тяжелым для них. Они нуждаются в руководстве и сильном управлении. Им нужна новая цель, новая надежда... Им нужно утешение и понимание, что все убийства наших людей будут отмщены. Нам всем нужно наконец-то объединиться, без страха окружающего мира.

— И ты будешь этой надеждой, ты будешь их гарантом, — убежденно сказал Иуда. Я мог видеть, как возбуждение от нашей мести ярко горело в его глазах. Иуда был полон решимости довести гнев Господа до всех, кто обидел нас... и я был прямо позади него.

— Пророк Каин? Брат Иуда? Мы готовы. Люди начинают свое путешествие издалека и стремятся к будущему восхождению. Это грандиозное время для всех нас! Диаспора собрана, здесь наше объединение!

Повернувшись, я улыбнулся своему совету старейшин, когда они приблизились. Они были выбраны Иудой. У них было право старшинства, верность и самое главное — абсолютная вера в наше дело. И я мог не связываться с большинством из них.

— Братья Лука, Исайя, — я поприветствовал более старших по возрасту первыми, из уважения. Затем повернулся к последователю, с которым разговаривал больше всего, и развел руки. — Брат Мика! — Мика обнял меня и сделал шаг назад.

Мика был сыном брата Луки. Они следили за несколькими международными общинами для пророка Давида большую часть своей жизни, но когда Иуда кинул клич общинам объединиться, они первыми ответили, немедленно примчавшись со своей базы. Они были опорой, которая помогала объединить всех вместе.

Община была разделена на четыре части, Новый Сион был самой большой. Все были близко к Сиону, поэтому если одна подвергалась натиску зла снаружи, наша секта держалась, и наши священные солдаты были готовы бороться и защищать свою веру.

— Вы готовы, сэр? — спросил Мика и положил руку на плечо Иуды. Мы трое были одного возраста, и он вырос в того, кому я мог доверять.

— Я готов к тому, что ждет впереди, — ответил я, но ничего не мог поделать и задыхался от всего оказанного на меня давления. Мика посмотрел на меня со странным выражением, и я запаниковал, что он мог заметить внутреннюю борьбу на моем лице, сильное сомнение, что у меня получится вписаться в эту роль.

— Пожалуйста, дайте мне минуту для личной молитвы. Мне нужно многое подготовить, — сказал я, и увидел, как по его лицу расползается волнение.

Старейшины уважали мои желания и ушли прочь, как и Иуда.

Впитывая затухающий закат, я закалил свои нервы и попытался успокоить себя тем, что я был там, где и должен быть. Это всегда было моей судьбой, моим жизненным путем.

Но голубые газа Мэй вспыхнули в моем разуме, и я опустил голову, ощущая, как страх просачивается в мои кости. У меня не было иного выбора, кроме как сделать это. Я хотел доказать себе, что достоин Господа. Я хотел быть хорошим лидером.

У меня не было выбора.

Сделав глубокий вдох, я опустился на колени в молитве, прося Господа направить меня и наполнить непоколебимой верой, которую я каждый день видел в Иуде и старейшинах.

В течение следующих нескольких месяцев наш народ объединится, и я буду вознесен до живого проводника Господа...

Затем настоящее испытание моей веры действительно начнется.

6 глава

Лила

Я сидела на кровати несколько часов — сон не приходил ко мне. Я ворочалась и ерзала, не в состоянии найти комфорт в этой слишком душной комнате и на слишком мягком постельном белье.

В общине нам были предоставлены только насущные удобства. Нашими кроватями были матрасы на полу, белье ощущалось грубым на нашей коже. Как люди Господа, мы должны были жить так же, как жил Иисус, и отказываться от всех предметов роскоши.

Хотя в этой квартире Стикса было не слишком пышное убранство, она была роскошней всего к чему я, да и все Окаянные, привыкли. Было так сложно приспособиться.

Но я призналась себе, что дорогие простыни и подушки не были причиной отсутствия моего сна. Ох нет, эта честь принадлежала ярко-голубым глазам, голове с длинными светлыми волосами и телосложению, созданному из греха, которые оккупировали все мои мысли.

Я вернусь утром. Будь готова!

Он будет здесь утром, и я должна быть готова.

Готова для чего? Я не знала. Он сказал, что обучит меня знаниям о внешнем мире, но я не хотела это познавать, не хотела выходить за пределы этих стен... особенно с ним! Меня должен спасти мой народ. Я просто знала это. А брататься с грешниками — не то, что я хотела, пока ждала их спасения.

Тем не менее вот она я, чистая после утреннего душа и одетая в свое длинное серое платье, белый чепец, сандалии, сосредоточенно вслушиваюсь к звукам, которые оповестили бы меня о прибытие Кая.

Нервозность нарастала в моем теле, пока я покорно сидела на краю кровати по правилам приличия. Кай, мужчина, который собирался учить меня знаниям о внешнем мире, всегда пялился на меня, его глаза были полузакрыты, а языком он проводил между губ, пока его зубы грызли маленькую тонкую палку, которая часто торчала из его рта.

Когда я наблюдала за ним из окна своей спальни, я поняла, что, казалось, он всегда носил только черные или белые футболки, свободные темные или синие джинсы, тяжелые черные ботинки с металлом на задней части и показушный кожаный жилет, демонстрирующий, что люди в этом месте были заодно с адом, дьяволом.

Я никогда не видела, чтобы мужчина одевался так небрежно, так странно, но хуже было то, как он вел себя с женщинами, особенно с двумя женщинами... Две блондинки, которых он лапал в открытую, и я даже не посмею упомянуть другие действия. Еще хуже то, что женщины открыто приветствовали действия от него и от друг друга. Я никогда не видела, чтобы две женщины были так... раскованы друг с другом в плотских отношениях. Но, казалось, Кай наслаждалась тем, что они делали с ним. В действительности множество женщин околачивались здесь ночью, особенно в субботу, занимаясь тем же самым.

Учение Пророка Давида всплывало в моей голове, когда я наблюдала за регулярными и греховными актами разврата перед своими глазами. Зло преследует. Зло поймает вас. Зло разрушит вашу душу.

Боже, как все могло дойти до такого? Брат Ной продолжал твердить мне, что я была близка к спасению. Что этим обучением моя душа очищается. Я больше не буду проклята. Но здесь, в этом месте, у меня не было шанса достичь того, чего я хотела, единственного чего я хотела: не быть желанной из-за этого лица, созданного дьяволом.

— Сестра?

Сонный голос Мэдди избавил меня от отчаяния, и я посмотрела на ее кровать, ее зеленые глаза с темными кругами под ними, были уставшими. Мэдди всегда была загадочной, не раскрывая, что было у нее на сердце. За последние несколько недель мы были единственными обитателями этих квартир. Большинство дней мы проводили в тишине, обе потерянные в мыслях, и никто из нас не делился своими сокровенными страхами.

— Почему ты оделась так рано? Едва рассвело, — спросила она.

Нервно вздохнув, я ответила:

— Сегодня меня будут опекать. Мужчине из клуба поручено обучать меня знаниям об окружающем мире.

Реакция моей сестры была мгновенной. Мэдди начала дрожать, а ее глаза стали нечеловечески широкими.

— За...? — она сглотнула. — За мной тоже кто-то придет?

— Я так не думаю, — успокаивала я, когда Мэдди вдохнула еще больше воздуха. Я осознала, что она не дышала в ожидании моего ответа.

Положив руку на грудь, она села, прижав спину к спинке кровати, и сказала:

— Тогда почему тебя будут обучать?

Уставившись на свиль в расшатанной половице, я ответила:

— Из-за моих действий прошлым вечером.

— Я говорила тебе не выходить, Лила!

— Знаю, — прошептала я в смущении. — И теперь я буду наказана.

Подняв простыню до горла, Мэдди спросила:

— А что эти мужчины считают наказанием? — ее глаза начали блестеть, и она добавила: — Они... они возьмут нас, накажут нас как старейшины?

Сердце яростно стучало в моей груди, я ответила:

— Я не знаю.

— Нет, — внезапно сказала Мэдди, покачав головой. — Мэй не допустит этого. Ее Стикс не позволит обращаться с нами таким образом.

Я ахнула от ее доверчивости.

— Мэдди, они — грешники. Они открыто поклоняются дьяволу. Они способны на все.

— Я не думаю, что они боготворят дьявола, Лила. Я не видела никаких церемоний или служб, пока следила из окна. Они просто бунтуют как Сатана против Господа, когда Он приказывал своим ангелам поклониться его величию.

Я сощурила глаза.

— Они охотно поддерживают оккультизм, нося дьявола на своих спинах! Это смертельный грех, безусловно, не такой, как мы несем всю свою жизнь. Я не доверяю им, и я достаточно уверена, что Мэй потеряла свой рассудок и моральный стержень.

Глаза Мэдди пропутешествовали по моему телу, и она сказала:

— Если ты не доверяешь этому мужчине, почему ты так рано готова?

Мой желудок сделал сальто, но я коротко ответила:

— Потому что я сделаю все, чтобы выжить. Я буду выполнять все как положено, пока Господь не пошлет своих апостолов спасти нас.

Мэдди сидела тихо после этого, ее взгляд был направлен на руки, пока она теребила верхнюю часть простыни. Я знала, что она не хотела быть спасенной. Она бы лучше жила в изоляции этой комнаты. Но мысль об освобождении занимала мой разум каждую секунду каждого дня.

С лестницы раздались шаги, и каждая частичка меня окаменела. Он близко. «Дыши. Дыши. Ты можешь быть сильной. Ты можешь находиться рядом с ним», — сказала я себе.

Дверная ручка повернулась, я задержала дыхание в ожидании…

— Сестры?

Я облегченно вздохнула, и мое тело вернулось в норму. Мэй вошла осторожно, одетая в нескромную одежду и, должно быть, с косметикой на лице. Она держала поднос, наполненный едой, и за ней были ее подруги — блондинка и большая, темнокожая женщина в татуировках. Я боялась ее безмерно. Община состояла из людей только моей кожи и расы. Я не встречала кого-то вроде Летти.

Они втроем вошли и закрыли дверь, запирая нас.

— Я подумала, что мы можем нарушить наш пост этим утром, — сказала Мэй с доброй улыбкой.

Я любила свою сестру, ее красивая улыбка спасала меня в темные отрезки моей жизни. Но сейчас я не чувствовала связи с Мэй. Она приняла жизнь, которую я не понимала, любила мужчину, который одним взглядом мог испепелить человека. Он был темным, огромным, молчаливым, загадочным падшим ангелом.

Стикс. Его имя говорило за себя.

Но Мэй была счастлива. Я не могла вспомнить время, когда она была по-настоящему счастлива.

Поставив поднос на стол в углу комнаты, Мэй ободряюще мне улыбнулась. Я опустила голову в знак благодарности, но не была уверена, что в состоянии есть. Казалось, будто бабочки нашли свой дом в моем животе от одной лишь мысли о том, что я проведу день с Каем.

Блондинка сделала шаг вперед и сказала:

— Ты помнишь меня, дорогуша? Красотка? — Она указала себе на грудь.

Я кивнула и слабо ей улыбнулась.

— Почему... почему... ты Красотка? — спросила тихо Мэдди, шокировав нас всех, что разговаривала с людьми, которых не знала. Она сразу же опустила голову. Мэй подошла к своей младшей сестре, села рядом с ней на кровати и обняла ее.

Хотя Мэдди был двадцать один год, у нее был нрав робкого маленького ребенка. Брат Моисей был суровым воспитателем. Он выполнял свою роль благословенного старейшины пророка Давида с неограниченной властью. Мэдди всегда получала суровые уроки. Из-за них она становилась кроткой и слабой. Когда Белла умерла, а Мэй оставила нас одним в общине, Мэдди была полностью разрушена: едва говорила, едва ела, существовала как душа, плывущая по течению в чистилище.

Красотка сверкнула широкой улыбки Мэдди, и она засмеялась.

— Сейчас меня зовут Красотка, дорогуша. При рождении дали имя Сюзан-Ли, но кто, черт побери, захочет такое имя?

— И ты переименовала себя в Красотку? Я не знала этого, — сказала Мэй с веселым выражением лица. — Предполагаю, я все еще изучаю внешний мир.

Красотка пожала плечами.

— Была королевой драмы всю свою жизнь, моя мама заставляла меня участвовать в этом шоу Toddlers and Tiaras⁶. Вы все смотрите на бывшую юношескую мисс Техас. Когда я познакомилась с Тэнком, он дал мне это имя, и я больше никогда не была Сюзан-Ли. Я как раз сбежала с национального конкурса, все еще в короне и ленте, когда он догнал меня на своем Харли, после собрания клана. Я села на заднее сиденье его байка и больше никогда не оглядывалась назад.

Мы все безэмоционально уставились на Красотку. Я понятия не имела, о чем она говорила, ее слова были пустым звуком для меня. Красотка посмотрела на Летти в замешательстве из-за наших пустых реакций, на что Летти просто пожала плечами.

Красотка вытащила стул и объяснила:

— Во внешнем мире, особенно здесь в Техасе, мы устраиваем конкурсы, где оценивают женскую красоту, осанку, талант и прочие забавные вещи. Самые красивые девушки выигрывают.

Шок прошел через все мое тело, и я увидела то же самое выражение ужаса на лицах своих сестер.

— У вас есть соревнования, где оценивают красоту? — спросила я с удивлением. — Но это грех. Это неправильно! Чрезмерная красота может извратить восприимчивость людей. Чрезмерная красота — проклятие, а не благословение.

Красотка указала на меня и сказала:

— Ты исповедуешь неправильную веру, блонди! Эта твоя секта обычный лагерь пыток, приукрашенный разными понтами.

Внезапно в дверь громко постучали, и мой взгляд уперся в закрытый кусок дерева.

— Я, черт побери, сделаю это! — глубокий мужской голос прогремел, и я мгновенно узнала его. — Я отсыпался после пол галлона «Бима» и ночи долгого жесткого траха, когда ты вытащил меня из кровати ради всего этого дерьма, поэтому дай мне гребаную передышку!

Мэй нахмурилась и Летти приоткрыла дверь, и по другую сторону двери стало видно Кая и Стикса, Стикс держал руку на спине Кая, толкая его вперед. Они оба замерли и посмотрели в направлении нас, все наше внимание было приковано к ним.

Кай стряхнул руки Стикса, но Стикс толкнул его вперед.

— Что случилось? — спросила Мэй, на ее лице была написана обеспокоенность, когда она уставилась на Стикса. Взгляд Кая встретился с моим, и его лицо выражало все, что угодно, но только не счастье.

Я мысленно пожала плечами. По крайней мере мы оба чувствовали одно и то же самое.

Стикс сосредоточился на Мэй и начал что-то показывать руками. Я опустила голову, разрушая визуальный контакт с Каем, пока Мэй резко не поднялась на ноги и сказала что-то в ответ.

Стикс сжал челюсти, и Мэй двинулась ко мне.

— Лила? — спросила она, и я с любопытством подняла голову. — Ты хочешь поехать с Каем?

Опустив взгляд снова, я ответила:

— Я сделаю все, что он прикажет мне.

Мэй вздохнула, присела на колени передо мной и положила голову мне на плечо. Громкий кашель раздался с другой стороны комнаты, Мэй повернула голову, и Стикс снова показал что-то жестами.

Мэй опустила взгляд и медленно встала.

— Лила. Просто иди с Каем. Он не причинит тебе вреда.

Я кивнула и встала. Кай повернулся, пробормотал что-то себе под нос, что я не смогла разобрать, и прошел мимо Стикса, сбежав вниз по лестнице. Я последовала за ним, пока мы не оказались в конце лестницы, утренний ветерок сразу же обдул мою кожу.

Кай встал спиной ко мне, а я оставалась молчаливой.

— Ради всего святого! — пробормотал он, затем повернулся ко мне лицом. — Чем ты хочешь заняться?

Мои глаза расширились, и я ответила:

— Я не знаю.

— Чертовски идеально! — сказал он отрывисто, и провел руками по своим запутанным светлым волосам. Затем достал тонкий кусочек кожи из кармана штанов, и с помощью него собрал волосы в низкий хвост.

Хоть и пыталась, я не могла оторвать от него взгляда. С такими длинными волосами, была вероятность, что мужчина мог выглядеть женственно, но не в случае с Каем. Он источал крайнюю жесткость как щит, тем не менее, взглянув на его лицо, ты ничего не мог поделать и был привлечен его красотой.

Протяжно выдохнув, выглядя бледным и уставшим, Кай опустил подбородок и закрыл глаза.

Я оглядела широкий и безлюдный двор.

— Все хорошо, Кай? Кажется, тебе не здоровиться.

Кай открыл глаза и его взгляд мгновенно встретился с моим. Некоторое время он просто пялился на меня. Затем в уголках его глаз образовались морщинки, и его рот растянулся в намеке на ухмылку.

— Просто гребаное похмелье, сладкие щечки. Обычно не вытаскиваю свою задницу из кровати, по крайней мере, раньше полудня.

— Полудня? — я ответила в шоке. — Тогда ты пропускаешь лучшую часть дня. Рассвет — одно из лучших созданий Господа, мое любимое время дня. Нужно просыпаться каждое утро и слушать пение птиц.

Небольшая улыбка соскользнула с губ Кая, и он сказал:

— Да?

— Да, — ответила я со всей серьезностью.

— Понял. Приложить усилие, чтобы посмотреть рассвет и послушать гребаных птиц, — ответил он, затем достал белую палку из кармана и поджег небольшим механизмом, который давал огонь. Кай втянул белую палку, и я наблюдала, как дым выходил из его ноздрей. Затем он наклонил голову в мою сторону.

— Пойдем.

Поднявшись на ноги и следуя за ним, я спросила:

— Куда мы?

— Мы собираемся обучить тебя разному дерьму, — крикнул он через плечо, и мы оказались в передней части двора, стоя перед длинным рядом мотоциклов, на которых ездили все мужчины. Мэй объяснила, что это такое, когда я наблюдала за ними из окна. Для меня они были опасны.

Кай остановился у большого черного с серебристым байка. Отцепив шлем, он сунул его в мои руки, а я непонимающе уставилась на него.

Кай настоял.

— Возьми его, надень. Мы прокатимся.

— Прокатимся? — сказала я, и страх прошел через все мое тело.

— Да, прокатимся, — ответил Кай, и я начала трясти рукой. Он хотел, чтобы я ехала на байке. Нет. Это было опасно. Как я должна сесть на него и сохранить свою скромность? Я должна буду прикасаться к Каю?

— Лила...

— Могу я просить позволения, чтобы мы не использовали эту машину, Кай? — сказала я, перебивая его.

Шокированное и тем не менее все еще веселое выражение промелькнуло на лице Кая, и он приподнял свою светлую бровь.

— Можешь ли ты просить позволения?

Я кивнула с опаской, пытаясь оценить, могло ли это разозлить его. Но после того как секунду пялился на меня, Кай внезапно начал громко смеяться и положил шлем на заднее сиденье байка. Он снова посмотрел на мое лицо и, казалось, стал смеяться еще громче.

— Бл*дь, просит позволения, — пробормотал он, качая головой.

— Почему ты смеешься надо мной? — спросила я тревожно.

Кай обошел байк, встал передо мной и сказал:

— Первый гребаный урок, сладкие щечки. Здесь в «дьявольском мире», — глумился он, — если мы не хотим делать что-то, ехать на чем-то, тогда мы просто, бл*дь, говорим это.

Нахмурившись, я сказала:

— Я так и сделала.

— Нет, сучка, ты открыла эти долбаные полные губки и заговорила со мной, как королева Англии. С этого момента ты просто говоришь: «Я не хочу, черт побери, ехать на этом, Кай». — Он дернул подбородком и сделал еще одну затяжку из своей белой палки. — Поняла?

Кивнув, я подняла руки и провела пальцами по губам. Кай сощурил глаза, когда посмотрел на меня.

— Полные губы? — сказала я озадаченно. — У меня полные губы?

Сверкнув на меня ослепительной белой улыбкой, Кай облизал свои губы и подошел ближе, слишком близко, чтобы было комфортно. Близость его большого, мускулистого тела нервировала, и его прокуренное дыхание касалось моей щеки.

Обхватив рукой мой подбородок, он провел большим пальцем по моей нижней губе и наклонился, сказав:

— Полные губы, розовые губы. Самые чертовски идеальные губы, которые я когда-либо видел. — Его голос стал более хриплым и низким, чем обычно. — Да, Ли, твои полные губы поистине созданы, чтобы сосать член.

Мое сердце забилось сильнее и внезапно, почувствовав головокружение, я судорожно выдохнула. Его слова были грубыми, но я осознала, что это был его способ самовыражения.

Время остановилось, когда мы с Каем стояли неподвижно, оба глубоко дыша. Казалось, воздух потрескивал вокруг нас, и напряжение сдавливало мою грудь. Вдруг Кай сделал шаг назад и прочистил горло, сделав последний вдох из белой палки, затем бросил ее на землю, ее кончик все еще горел оранжевым пеплом.

Давление в моей груди ослабло, когда Кай попятился.

— Ты заставишь меня залезть в грузовик? Будешь держать меня взаперти?

Кай не дал мне времени ответить, вместо этого достал ключи из кармана и пошел к огромной черной машине с огромными серыми решетками спереди и двойными колесами сзади.

Раздался щелчок и Кай открыл дверь.

— Залезай, — приказал он, но я не двигалась. — Лила, залезай в гребаный грузовик, — приказал Кай.

Я нерешительно шагнула вперед, заглядывая через высокую открытую дверь. У Пророка Давид и старейшин были автомобили, которые они использовали время от времени, но никто из оставшихся членов Ордена не использовал их, особенно мы — Окаянные. Мы были отделены, и нам было отказано в таких возможностях.

Внезапно он обхватил меня за талию, и удивленно закричав, я была поднята на сиденье. Когда я повернулась лицом к Каю, он захлопнул дверь и обошел спереди машины, чтобы сесть рядом со мной.

Кай засунул ключ в отверстие и сказал:

— Ремень безопасности.

Я затихла, не понимая его слов и не желая злить его. Кай посмотрел на меня и повторил:

— Ремень безопасности.

— Что такое ремень безопасности? — тихо спросила я.

Обхватив огромный руль перед собой, Кай выдохнул и наклонил голову.

— Это будет долгий гребаный день, да, сучка?

— Я... — я начала отвечать, но широкое тело внезапно оказалось напротив меня, его грудь прижата к моей груди. Он вытянул руку, чтобы схватить что-то над моей головой. Я не могла дышать. Мои легкие не желали функционировать.

Когда грудь Кая потерлась об мою, моя грудь стала невероятно тяжелой, а я возбужденной и взволнованной. Казалось, что Кай также не двигался, а его дыхание было затруднено. Прежнее удушающее давление вернулось.

Огромное пространство автомобиля внезапно стало казаться маленькой коробочкой. Все ощущалось слишком маленьким, все, кроме мужчины напротив меня, большого мужчины, который держал черный ремень у меня над головой... большого мужчины, чей взгляд встретился с моим, и, казалось, мог зажечь огнем.

Его губы дернулись, и внезапно я ощутила твердость у своего бедра — его твердость, и начала нервно дрожать.

Кай начал двигаться сначала очень медленно, осторожно касаясь ремнем моей груди, а затем бедер, его руки коснулись моих чувствительных сосков. Ахнув и ощутив покалывание между ног, я начала паниковать.

Лицо Кая возникло перед моим, движение такое же очевидное, как появление солнца на небе. Его нос коснулся кончика моего, он вдохнул мое теплое дыхание. Так близко, от него пахло дымом, да, и опьяняющим запахом прохладной теплой воды, которая напоминала очищенную реку. Небольшое хныканье слетело с моего рта, когда громкий клик раздался в воздухе, отвлекая меня от магнитного притяжения, пульсирующего между нами.

— Ремень безопасности, — прохрипел Кай, и его приоткрытый взгляд опустился к моим губам.

Полные губы, розовые губы. Самые чертовски идеальные губы, которые я когда-либо видел.

— Бл*дь, сучка, — Кай застонал, затем отстранился, оставив меня прижатой к сиденью, мои руки были неподвижны по бокам. — Да, чертовски долгий день.

Закрыв глаза, я восстановила самообладание, сначала расслабив свои напряженные мышцы. Услышав рычание рядом, я повернула голову налево и увидела, что Кай поправляет промежность своих штанов с болезненным выражением на лице.

Вернув руки на руль, он покачал головой и сказал:

— Мы поедем завтракать. Мне нужна еда, чтобы избавиться от гремлина в моей голове и ведро кофе, чтобы бл*дь, проснуться.

Гремлина? Кофе? Я понятия не имела, о чем он говорил, но одна сказанная фраза напугала меня.

— Мы покинем эту территорию? — спросила я, голос выдал мое опасение.

Кай повернул ключ в зажигании, и машина взревела под нами. Я удивленно взвизгнула и попыталась найти что-то, чтобы держаться.

— Что случилось? — взвизгнула я, держась за ручку двери.

Кай снова повеселел.

— Во-первых, успокойся. Грузовик только что завелся. И во-вторых, мы покидаем территорию. Я не готовлю гребаную еду, и почему-то, мне кажется, ты не захочешь, чтобы одна из моих шлюх делала это.

— Я не хочу покидать безопасность этих стен, — сказала я в ответ, изо всех сил стараясь утихомирить бешено колотящееся сердце и игнорировать комментарий об его «шлюхах».

Проигнорировав меня, Кай потянул рычаг сбоку от руля, и автомобиль начал двигаться вперед и ворота открылись.

Кай опустил руку, похлопал меня по колену и сказал:

— Держись, сладкие щечки. Урок номер два, за пределами клетки в защитном пузыре жизнь не стоит на месте. Ты состояла в этом культе, теперь ты запираешь себя здесь. Возьми жизнь за яйца в какой-то момент и сожми этих засранцев с мастерством шлюхи.

В том месте, где лежала его рука на моем колене, мою кожу покалывало. Непривыкшая к таким реакциям, я молилась Господу дать мне силы пережить сегодняшний день. Дать мне сил противостоять этому грешному мужчине.

— Итак? Ты собираешься заткнуться и схватить эти яйца? — сказал Кай, в его глазах плясали озорные огоньки.

Я кивнула и попыталась выглядеть расслабленной. Я не могла рассказать ему, что мои люди придут за мной, Мэдди и Мэй. Я хранила молчание, готовая наблюдать за тем, что грядет, когда тяжелые металлические ворота открылись, впуская зло внешнего мира.

Когда мы оказались на дороге, я восхищалась большими деревьями, которые окружали небольшую извилистую полосу. Так вот как бы ощущался полет, подумала я, когда машина быстро набрала скорость, и зеленые и коричневые вспышки деревьев мелькали мимо моих несфокусированных глаз.

Мир передо мной менялся так быстро, что мои глаза не могли понять, что видели. Пока я была поглощена божественными творениями, на мгновение забыла, что Кай был вместе со мной в машине, что я была далеко от своих людей. На какой-то отрезок времени я забыла... обо всем.

Откинувшись на сиденье, мои глаза были прикованы к миру снаружи, предвкушая, что я могу увидеть, когда мы минуем эту деревенскую полосу.

— Итак... — сказал Кай, и я повернула голову к нему. Он неловко заерзал, как будто ему было некомфортно в моем присутствии. — Как тебе жизнь снаружи общины?

Мой желудок сжался от его вопроса, и я внутренне сомневалась, сказать или нет правду. Решив не врать, я признала:

— Мне совсем не нравится.

Брови Кая приподнялись, и он спросил:

— Почему?

Я теребила свои руки и призналась:

— Я не знаю этот мир. Все, во что меня учили верить, было неправильным, вы — Палачи, кажется, все принимаете и наслаждаетесь.

— Вот почему ты считаешь нас всех дьяволами? Потому что мы любим пить, убивать и трахаться?

— Да, — ответила я честно, поморщившись на то, как дерзко он говорил о своем образе жизни. Он говорил так обыденно об убийствах, как будто это было обычным явлением.

— Все это относительно, сладкие щечки. Я думаю, что ты пришла из группы довольно больных ублюдков, — сказал он после напряженной минуты тишины.

Возмущенная я спросила:

— В каком смысле?

— Потому что даже для такого грешника, как я, мысль, что один мужчина смог промыть мозги тысячи людей, заставив их поверить, что он посланник Господа, и трахал маленьких детей, кажется чертовски неправильной. Эй, я скажу тебе честно, Ли. Этот Пророк и твой культ просто использовали Господа, чтобы прикрыть педофилию. — Голос Кая становился напряженнее, чем больше он говорил.

— Что такое педофилия?

Шокированный взгляд Кая встретился с моим, затем он снова сфокусировался на дороге.

— Когда люди, взрослые, любят трахать детей.

Я задохнулась, шокированная его обвинением.

— Нет... — прошептала я, и мое сердце забилось сильнее. — Долгом старейшин было соединяться с нами, чтобы избавить нас от нашего первородного греха.

Взгляд Кая потемнел.

— Верно. Как я и говорил, гребаное промывание мозгов.

— Ты не понимаешь. У тебя нет веры. Ты живешь аморально, — ответила я, чувствуя боль в желудке из-за этого разговора.

— Знаешь что? Ты думаешь мы — Палачи, ошибаемся, живя вне закона, который диктует гребаное общество. Мы заслужили бурбон и киску после тяжелого дня, впахивания на клуб, а убиваем мы только, чтобы защитить свое, как когда ваши еб****ые старейшины, которые убили твою сестру, Беллу, похитили Мэй, чтобы силой выдать замуж за ходячий труп, и стреляли в моих парней, когда мы отправились вернуть ее, — добавил Кай, затем посмотрел на меня. — И, сучка, разве ты не гребаная христианка?

— Да, — вскрикнула я. — Я предана нашему Господу и спасителю Иисусу Христу... и моему Пророку.

— Тогда что, бл*дь, случилось с твоим: «не судить гребаного ближнего», «возлюби гребаного ближнего своего» и, черт побери, «люби и прощай грешников» дерьмом? Потому что из твоего рта я слышу только гребаную лицемерную ерунду и неодобрительные проповеди.

Я сидела с открытым ртом, когда он добавил:

— Да, нечего сказать, Ли? Потому что сейчас ты слышишь, как испорчено ты и твоя гребаная вера звучите.

— Моя вера не испорчена! — защищалась я. Я ничего не могла поделать, но подумала, что некоторые замечания Кая могут иметь основания.

Я вздохнула, поерзала на месте и сказала:

— Но...

— Но? — спросил Кай, улыбка угрожала расцвести на его губах.

— Но ты прав. Я не должна осуждать других за свободный дух. Я никогда не думала, что мое видение клуба в этом смысле так ошибочно, — признала я. На этот раз я была награждена широкой, убийственно красивой улыбкой Кая, и она была потрясающей.

Покалывание между моих ног вернулось, и я надеялась, что оно пройдет, прежде чем Кай заметит, что со мной что-то не так... потому что со мной и правда было что-то не так... я была развращена... Каем. Ощущения, которые возникали рядом с ним, было почти невозможно выдержать.

Когда успокоилась, я обдумала слова Кая и сказала:

— Если не брать в расчет прошение и осуждение, ты действительно должен стремиться не грешить, ради своего спасения, Кай.

— Спасения? Ты думаешь, меня можно спасти, сладкие щечки? Ты переживаешь обо мне? — в его голосе сквозила озадаченность.

— Я верю, что каждый может быть спасен. — Я ощущала, что Кай наблюдает за мной. — Например, женщины, с которыми ты делишь связь... — я замолкла, и услышала, что Кай закашлялся, чтобы прикрыть свой смех. — Ты не должен так свободно взаимодействовать с ними. Ты должен сдерживаться ограничиваться и сохранить себя для женщины, на которой захочешь жениться по закону Божьему. Это чистая любовь, Кай. В Писании говорится, что любовь как эта, не похожа на другие. Эта женщина спасет тебя или, по крайней мере, даст тебе безопасное место, чтобы возвращаться домой.

По выражению лица Кая невозможно было ничего понять, когда он смотрел на меня. Во мне расцвела надежда, что он услышал меня. Что сможет поменять свой грешный путь.

— Ну, Иисус трахал шлюху, не так ли? И это дерьмо похоже сработало для него, да? Я хочу сказать, черт, сучка, у меня длинные волосы, борода, и женщины падают к моим ногам и покланяются мне. Может, я гребаное второе пришествие?

И после этого я пожалела обо всем, что говорила.

Защищаясь, я выпрямилась на сиденье и прошептала:

— Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.

— Ох, здорово, еще больше библейского дерьма. Как раз то, в чем нуждается мое гребаное похмелье!

Чувствуя раздражение и открыв рот на его игнорирование письменного слова Господнего, я пробормотала:

— Евангелие от Иоанна 4:8. Это достойно твоего уважения.

— Понял, — сказал Кай весело. — Можешь написать это достойное дерьмо, засунуть в рамку и повесить на моей стене.

Отвернувшись от его дразнящей ухмылки, я бросила взгляд в окно и внезапно заметила, что на дороге были другие автомобили, и мы оставили уединенный переулок, где находился клуб. Среди полей зелени встречались случайные дома, и через несколько минут повсюду появлялись люди — внешний мир жил своей жизнью.

Я была очарована всеми этим: цветами, широким спектром различных людей, их разнообразной одеждой, различными машинами на дороге. Сначала это пугало меня, но я чувствовала себя в безопасности в грузовике и к моей досаде, я чувствовала себя в безопасности с Каем. Я понимала, что он был моим защитником. Я была свидетелем той ночью, когда он ворвался в лагерь и потребовал, чтобы нас с Мэдди забрали вместе с Мэй. И, несмотря на этот незнакомый мир, и то, что я провела с ним совсем мало времени, я инстинктивно знала, что он защитит меня от опасности.

Автомобиль повернул направо, и мы остановились на небольшой площадке с несколькими другими неподвижными автомобилями, небольшим деревянным домом с надписью сверху «Закусочная-избушка у Мод». Мы остановились.

Некоторые люди, проходя мимо, заглядывали в машину, склоняли головы вместе, шепчась друг с другом.

Я повернулась к Каю и призналась:

— Я боюсь выходить. Эти люди так отличаются от меня. — Я провела руками спереди своего серого платья и по белому чепцу. Меня тошнило от нервозности. — Я выгляжу не так, как они. Все буду пялиться на меня, а я ненавижу, когда на меня пялятся. Я не выдержу этого.

Кай придвинулся ближе на длинном сиденье и сказал:

— Ли, никто не скажет тебе ни слова. Ты со мной. В этих краях, ни один ублюдок не скажет нам ни слова, пока не захочет, чтобы ему стало чертовски больно.

В его выражении лица я не увидела ничего, кроме искренности. Тем не менее я не хотела двигаться.

— Могу я попросить позволения, чтобы мы вернулись в лагерь? Я не чувствую себя комфортно, находясь снаружи.

Кай покачал головой и сжал мою руку своей, отчего я ахнула.

— Большего никаких просьб позволения. Настало время схватить эти яйца.

Кай вытянул руку надо мной и открыл дверь.

— Пойдем. — Выпустив мою руку, он выпроводил меня из машины и следовал сзади, шаркая по сиденью, убедившись, что я делаю, как он сказал.

Снаружи автомобиля странные звуки заставили меня подпрыгнуть, и я обнаружила, что пятилась назад, пока не врезалась во что-то твердое. Развернувшись, я поняла, что врезалась в Кая. На его лице снова было веселое выражение, и без слов, он взял меня за руку и начал идти к «Избушке у Мод».

Идя на два шага позади Кая, как и требовалось при ходьбе с мужчиной, я смотрела в землю и пыталась блокировать странные шумы, атакующие мои уши.

Зазвучал колокольчик, когда Кай открыл дверь, и внезапно шум от болтовни людей прекратился. Я ощущала, что люди уставились на нас с Каем. Кай не отреагировал на это, для него это было нормой.

Он был красивым, и может, его хороший внешний вид так гипнотизировал людей?

По деревянному полу раздалось цоканье каблуков, и женщина сказала:

— Доброе утро, Кайлер, столик как обычно?

— Доброе утро, дорогая, и да, тот же самый столик, — ответил Кай.

Я подняла голову немного, достаточно, чтобы увидеть пожилую седовласую даму в странном розовом предмете одежды, которая улыбалась Каю.

— Ты не сказал, что у тебя дела сегодня. Я бы передвинула кое-какие сиденья, чтобы обеспечить немного приватности, — зашептала женщина, когда мы проходили мимо столов, за которыми люди пялились на нас, и прошли за разделяющую стену, где стоял один не занятый стол.

— Никаких дел сегодня, Мод. Только еда и ничего больше, — ответил Кай.

— Ох, хорошо. Дай мне минутку, чтобы все здесь подготовить.

Повисла тишина, и я рискнула поднять голову. Женщина смотрела на меня и покачала головой, затем повернулась к Каю.

— Знаешь, за все время, что знаю тебя, а это целая долбаная жизнь, я ни разу не видела тебя здесь с девушкой.

Кай пожал плечам и слегка покраснел, отчего я улыбнулась. Он поймал меня за разглядыванием и сощурил глаза, отчего я опустила свой веселый взгляд

Женщина, которую Кай назвал Мод, наклонилась, сильный запах от ее духов был удушающим, и сказала тихо:

— Она не жертва секс-трафика? Почему она так странно одета? Такое ощущение, что она из семнадцатого века!

— Клубные дела, дорогуша. Ты знаешь, как это, — сказал Кай резко, его челюсти напряглись.

— Я не против, что ты проворачиваешь здесь клубные дела, и то же самое касалось отца Стикса и твоего отца. Вы, мальчики, всегда приглядывали за мной. Но есть некоторые вещи, которые меня не радуют, — она сделала паузу и добавила: — Выглядит так, будто девочка была вырвана из Юты из этого странного полигамного культа. Хотя у нее чертовски красивое лицо. Она красавица.

Я заметила, что Кай напрягся от слов Мод, но ее упоминания не имели смысла для меня. Хотя «культ» было знакомо, и это беспокоило меня.

— Никакого секс-трафика. Палачи никогда не варились в этом и не будут. Я бы лучше убил этих сучьих мудаков, чем присоединился в их сучьи ряды. И откуда эта сучка не твое дело. Она со мной, и это все, что имеет гребаное значение.

— Хорошо-хорошо, — ответила Мод раздраженно и потерла руку Кая, — я оставлю вас и принесу меню.

— Не надо, все как обычно.

— Поняла!

Странные туфли Мод на высоких каблуках зацокали по полу, когда она уходила.

Кай выпустил мою руку, и я подняла голову.

— Садись, сладкие щечки, — приказал Кай, и я сделала, как он сказал.

Когда я осматривала окружение, я заметила, что мы сидим за небольшим круглым столом, по каждой стороне был стул. Кай сел напротив меня и тут же бросил оценивающий взгляд в толпу. Люди рядом с нашим столом сразу же опустили головы и отвернулись.

На самом деле они выглядели напуганными. Однако маленькая девочка за столом не могла оторвать взгляда от меня, на вид ей было около шести лет, невинная и чистая. Меня замутило, когда я осознала, какой маленькой должно быть выглядела, когда меня отослали прочь и прозвали Окаянной.

Две молодые девушки за столом позади пялились на Кая, и видя мою заинтересованность, Кай обернулся, сверкнув красивой улыбкой в их направлении. Девушки захихикали и покраснели. Кай снова повернулся ко мне и его брови весело подергивались.

— Они давно пялятся на тебя, — сказала я.

— Да, — Кай пожал плечами. — Сучки чертовски возбуждаются от этого лица и тела, потому что я сексуален, сладкие щечки. Такое происходит все время.

Я ахнула от его откровенности. Я не была уверена в значении многих слов, но поняла его тон.

— Ты очень тщеславный.

— Нет, я чертовски честен. Я охренительно горяч и знаю это. Зачем лгать?

Сощурив глаза, я предположила:

— Ты придаешь слишком большую ценность красоте.

Кай фыркнул и указал на мое лицо.

— Сказала самая красивая девушка.

Оскорбленная, я спорила:

— Красота ничего не значит для меня... поверь.

Кай снова пожал плечами.

— Потому что ты красива. Мы оба. Красивые люди всегда говорят это дерьмо о неважности красоты. Но, Лила, мы оба чертовски потрясающе выглядим. И это не изменить. — Он наклонился вперед и подергал бровями. — Поэтому используй это. Я так и делаю... часто.

Я покачала головой, так как мне нечего было сказать, и Кай победно улыбнулся.

Кай потянул руки над головой, привлекая мое внимание, он размял шею из стороны в сторону, сверкнув еще одной улыбкой и сказал:

— Тебе нравятся блинчики?

— Блинчики? — озадачено спросила я.

— Ты никогда не ела блинчики и бекон?

Я покачала головой.

— Дерьмо, — он вздохнул.

Из-за его реакции я предположила, что бекон и блинчики должны быть действительно особенными.

В этот момент Мод вернулась с двумя чашками и графином чего-то черного, что прекрасно пахло. Когда она поставила чашки на стол, я видела, как Кай смотрел на меня тяжелым взглядом.

Мод наполнила кружку Кая жидкостью, затем повернулась ко мне и сказала:

— Кофе, дорогая?

Я уставилась на Кая, ожидая дальнейших инструкций.

— Эмм...

Брови Мод поползли вниз, и я заметила, как она с подозрением зыркнула на Кая.

— Да, она будет, — ответил Кай. Мои плечи опустились, когда я почувствовала облегчение, Мод быстро наполнила мою чашку и ушла.

— Спасибо, — сказала я. — Я не знаю, что делать. Я никогда не отвечала за себя прежде.

Упершись локтями в стол, Кай покачал головой разочарованно, и сказал:

— Ты также не пила кофе?

— Нет, — что это? — я опустила взгляд на горячую, ароматную жидкость с более чем заметным любопытством. Аромат был заманчивым, даже опьяняющим.

— Это напиток.

Не в состоянии сдержать смех, я хихикнула:

— Я знаю, Кай. Я могу многого не знать о твоем мире, но могу узнать горячий напиток.

Выражение лица Кая изменилось с безразличного, даже скучающего, на какое-то другое... что-то похожее на изумление. Оно было едва различимым, но, тем не менее, присутствовало. Его взгляд смягчился, и затем через мгновение, он улыбнулся мне и положил свою руку на мою. Мой смех прекратился, когда тепло от его прикосновения просочилось через мою кожу до костей. Когда я посмотрела в его голубые глаза, они были сосредоточены на наших руках.

Я должна была отдернуть руку. Было правильно сделать это и грешно не сделать. Но я не хотела, и впервые в жизни, никто не мог приказать мне сделать наоборот. Сегодня я была под командованием Кая, и должна делать то, что он желает.

Кай напрягся. Я осознала его удивление на то, что я позволяю это запретное прикосновение. Мой пульс был таким же быстрым, как трепетание крыльев колибри, и дрожь возбуждение прошла по моему позвоночнику сверху вниз.

Затем взгляд Кая встретился с моим, след от улыбки до сих пор украшал его лицо. Он вытянул свободную руку и медленно и нежно коснулся моих губ, и затем сказал:

— Чертовски хороший вид, сладкие щечки.

— Что... что? — спросила я, когда он убрал руку с моего лица.

— Эта потрясающая гребаная улыбка. Я не видел, чтобы ты улыбалась за все время в лагере.

Моя улыбка исчезла, и я сказала:

— Потому что у меня не было причин для улыбки.

Кай начал гладить тыльную сторону моей кисти.

— Тогда давай найдем причины, Ли. Не оправдывайся за дерьмовую жизнь. В этом нет ничего сложного. Тебе не нравится что-то — найди то, что будет нравиться. Если не нравится находиться с кем-то рядом — держись, бл*дь, подальше. Хочешь изменить жизнь — так подними свою задницу, сучка, и, бл*дь, измени ее.

Кай длительное время сжимал мою руку.

— Я знаю, что ты не чувствуешь, что принадлежишь к клубной жизни, но ты также не даешь никому помочь тебе в этом. Ты держишь себя в комнате, как в клетке, горюя по тому, что ушло и никогда не вернется. Ты чертовски несчастна, но ты даже не пытаешься все исправить. Никто из братьев не причинит тебе боли, и если ты будешь придерживаться определенных правил, навещающие братья и кочевники не получат и шанса. Ты осуждаешь Мэй, что она нашла в себе смелость оставить что-то, что она считала чертовски испорченным, и ты, бл*дь, убиваешь ее, отказываясь от помощи и даже от ее признания.

— Понимаю, ты считаешь нас грешниками, но мы грешники, которые всегда защитят тебя. Твоя сестра Мэй — старуха Стикса, и это значит, что ты под защитой клуба. И мы не относимся плохо к людям, которых пустили к себе. Поэтому, бл*дь, просто попытайся сгладить ситуацию. Я хочу сказать, бл*дь, я никогда не унываю, люблю свою гребаную жизнь, но смотря на тебя через окно каждый вечер, когда ты такая чертовски несчастная и смотришь на нас, будто мы демоны, мне даже хочется порезать себе вены. И должен сказать тебе, что я чертовски красив, чтобы умереть!

Тупая боль пульсировала в моем животе, как будто я получила резкий удар. Я опустила голову, хотя ничего не могла с собой поделать и с неохотой улыбнулась на его шутку.

Он был прав. Он был слишком красив, чтобы умереть.

Кай поднял мою голову и вынудил меня посмотреть на него.

— Я не знаю всего, что эти гандоны сделали с тобой, но знаю достаточно, чтобы понимать, что ты не собираешься доверять людям, что ты чертовски запрограммирована бояться всех, кого Пророк Педро сказала тебе избегать, но попытайся, Ли. Просто попытайся.

Слезы наворачивались на моих глазах, когда я размышляла о словах Кая. У меня не было ответа. Я думала, он и не ждал его. С ним все казалось легко.

— Теперь, — сказал Кай, выпуская мою руку, — пробуй гребаный кофе.

Быстро вытерев щеку, я испустила смешок облегчения и обхватила ручку чашки слегка дрожащей рукой.

— Что в нем?

Кай пожал плечами.

— Кофеин.

Я сразу опустила кружку и отпустила ручку.

— Что теперь? — спросил Кай, нахмурившись.

— Я не пью кофеин. Он запрещен. Кофеин меняет твой разум и забирает тебя от Господа. Окаянные уже нечистые, поэтому мы должны есть чистую еду, употребляя только натуральные продукты.

Кай вздохнул и провел рукой по лбу.

— Здесь он не запрещен. Не стоит переживать о Пророке. Если ты сделаешь глоток кофе, не начнется гребаный Апокалипсис. — Кай толкнул чашку в моем направлении и сказал: — Просто попробуй, Ли. Просто, бл*дь, попробуй.

Я уставилась на провинившийся сосуд. Я была поражена своим уровнем смятения. Я никогда не перечила словам или командам Пророка Давида — была истинной верующей. Но в то же самое время слова Кая играли злую шутку с моим сознанием. Я хотела порадовать его — хотела попытаться и пожить во внешнем мире... по крайней мере, пока я не вернусь в Орден.

Что-то внутри меня хотело довериться ему, порадовать его.

Сжав руки, я дрожала, когда взялась за ручку кружки и поднесла ее к своему рту. Чем ближе я подносила, тем сильнее становился аромат. Я закрыла глаза, убеждая себя попробовать, когда небольшое количество жидкости наполнило мой рот.

Она была горячей, горькой, пряной... и мне понравилось!

Опустив кружку, Кай наклонил голову набок и сказал:

— Понравилось?

Сдерживая смех, я сказала:

— Понравилось. Очень.

На его лице засияла огромная улыбка.

— Горжусь тобой, Ли. Ты взяла жизнь за яйца.

Появилась девушка и поставила на стол тарелки с едой, которую я раньше не видела. Кай поднял свою вилку и указал на большой круглый предмет в тарелке.

— Блинчик.

Я запаниковала по правилам этикета. Мне нельзя было есть с мужчинами в общине — это было запрещено, поэтому я ждала дальнейших инструкций.

Кай уставился на меня и вздохнул, вытянул руку и протянул мне нож и вилку.

— Попробуй, — приказал он.

Я кивнула, подчиняясь, когда он налил липкий коричневый соус сверху еды.

Я нахмурилась, и он сказал:

— Попробуй, Ли. Ешь. Тебе чертовски понравится. Не стоит придерживаться никаких правил, когда ты со мной. — Я решила попробовать небольшой кусочек, чтобы не разозлить его, но мой желудок стянуло в узел.

Я попробовала.

И мне понравилось.

Мне правда по-настоящему понравилось.

7 глава

Лила

— Это... невероятно, — прошептала я, мое лицо было почти прижато к оконному стеклу, пока я любовалась видами. Огромные здания гордо стояли рядом друг с другом, некоторые были странных форм, а другие такими высокими, что было тяжело увидеть вершины.

День стал солнечным и ярким, позволив мне разглядеть все в идеальной ясности.

— Центр Остина, сладкие щечки. Это все взорвет твой гребаный разум. Хорошая музыка, хорошая атмосфера.

— Я... я никогда не думала, что такие места существуют. Мы слышали истории, конечно, но мое воображение не могло и мечтать о подобном зрелище.

Люди всех рас, форм и размеров заполняли оживленные улицы. Кто-то был одет грешно, кто-то в одежде, которую я не могла понять. Многие держали в руках аппараты, о которых Мэй рассказывала мне и назвала их «сотовые телефоны».

— Ну? Что думаешь? — спросил Кай. — Ты видишь себя в такой жизни?

Размашисто покачав головой, я ответила:

— Нет. Совсем нет. Слишком много всего. Я буду бояться всего на свете: повести себя как-то не так, незнакомых людей, проходящих мимо. — Сделав вдох, чувствуя истощение от перевозбуждения, я сказала: — Если бы мне пришлось жить за пределами общины...

— Что и происходит сейчас, — вставил Кай.

— Ладно, хорошо, — ответила я. — Я бы предпочла жить где-то в тихом месте, подальше от людей, которые пялятся на меня и оказывают непристойные знаки внимания. Я бы хотела жить без страха греха, без лишнего шума, без особых волнений. — Когда бросила взгляд в окно, добавила: — Я бы хотела жить свободной от боли.

Кай ничего не ответил, но его костяшки пальцев выдали его эмоции, когда побелели от того, как напряженно он сжимал руль.

Чем больше мы ездили по городу, тем больше я уставала. Кай показывал на разные здания и объяснял, что это такое: музеи, в которых размещались древние артефакты со всего мира, кинотеатры, где люди встречали и смотрели «фильмы». Конечно, я никогда не смотрела кинофильмы. Кай объяснил, что такое телевидение.

Я осознала, что не могла отнести себя ни к чему здесь.

Все это ощущалось таким... таким... большим для меня. Чрезмерным.

После нескольких часов захватывающего, меняющего жизнь опыта, я повернулась к Каю.

— Могу я попросить, чтобы мы вернулись на вашу территорию? Я устала и мне кажется, что это перебор, и на сегодня я больше не смогу ни с чем справиться.

Кай кивнул, явно в курсе моего отчаяния, когда я глубже опустилась в кресло сиденья. Он нажал кнопку на руле, и внезапно музыка взревела в автомобиле. Все пространство, казалось, ожило от быстрых, тяжелых битов. Я прислонила голову к двери, когда громкий шум пропитал воздух, которым я дышала.

В ярких огнях город сиял как светлячок, и потемневшее беззвездное небо сигнализировало о наводнении улиц отталкивающими персонажами. Я решила, что это место определенно не для меня.

Я предпочитала спокойную территорию лагеря. Освещенное луной небо, где повсюду были звезды, не подверженные влиянию искусственного освещения, которым хвалился мегаполис. Я предпочитала спокойствие — суматохе, зеленое — бетону, тишину — шуму.

Когда я вздохнула от напряжения, мы остановились на красный свет, означающий, что автомобиль должен стоять, и вдруг огромное белое здание оказалось в поле зрения. От одного взгляда у меня перехватило дыхание.

Это была конструкция из нетронутого белого камня; возвышающееся здание располагалось на высокой лестнице, демонстрируя свою красоту жителям города. Арочные цветные окна сияли в темноте, отбрасывая радугу на белокаменное окружение. Свет на высокой черепичной крыше освещал идеально отточенный шедевр. Широкие деревянные двери находились спереди в центре. Но самой великолепной деталью здания была статуя Иисуса Христа спереди — распятие, образ безмятежно поэтичный в своем искусстве.

— Пожалуйста, ты можешь остановить автомобиль, — попросила я, прижав ладони к стеклу.

— Что? — Кай выглядел удивленным и нахмурился, когда я повернулась посмотреть на него.

— Пожалуйста! — умоляла я. — Остановись на мгновение.

Делая, как я и сказала, Кай остановился на обочине. Затем я только и делала, что пялилась.

— Что это за место? — спросила я в благоговении.

Кай наклонился вперед, его рука коснулась моей, и он ответил:

— Церковь.

— Церковь?

— Да, знаешь, где народ, как ты, молится и поет, и вся эта глупая херня.

Шок прошел через меня как удар тока.

— Люди Бога? — спросила я, наблюдая, как женщина с ребенком в руках, проходила через деревянные двери.

— Да, поклонники Иисуса, библейские фрики, народ, как ты, — ответил он, очевидно раздражаясь.

Глядя на красивое лицо Кая, я сказала:

— Не понимаю. Это церковь Христа? Люди приходят сюда молиться?

Кай медленно кивнул, как будто я была не в себе.

— Да, чего ты не понимаешь, сладкие щечки? Церковь. Бог. Никакого гребаного веселья.

— Не то чтобы я не понимаю смысл моления, Кай. Я о том, что церковь существует за пределами большого забора... снаружи Ордена. Вот, что ты хочешь мне сказать?

— Ну, теперь не понимаю я, — сказал он, перемещая взгляд с меня на церковь и снова на меня.

Борясь с паникой, я сказала:

— Пророк Давид сказал, что мы последние люди на Земле, которые верят в Бога, что все снаружи коварные грешники, которые отказались от Господа и его проповеди. Вот почему мы были отделены от внешнего мира, — чтобы защитить наши убеждения от тех, кто живет ради того, чтобы уничтожить нас.

Лицо Кая исказилось в гневе.

— Ложь, по стране существует миллион церквей. Религиозные люди везде, разных типов вер. Пророк Давид лгал, сидя на своем морщинистом рыхлом заду.

— Но как... я….— я остановилась, не зная, как защитить писание моего покойного Пророка, когда я видела очевидность его неправды своими собственными глазами.

Кай заправил мне за ухо прядь, которая вылезла из моего чепца. Я повернула свое лицо к его руке, не осознавая, что слезы скользят по моим щекам. Его нежный жест и прикосновение удивили меня.

Он вытер слезы своим большим пальцем и сказал:

— Лила, я знаю, ты не хочешь в это верить, но не так уж много из сказанного этим гавнюком правда.

— Нет... — я снова пыталась спорить, но сочувствие во взгляде Кая остановило меня. Мне внезапно стало жарко, и боль ударила ножом в грудь. Я подняла руку, потерев грудину, но не ощутила облегчения.

— Лила? — спросил Кай обеспокоенно, и я неуютно заерзала на сиденье, пока тревога удерживала свою хватку на мне.

— Я не могу дышать, — сказала я пронзительно. — Я чувствую, что не могу дышать!

— Черт, — зашипел Кай и нажал на кнопку со своей стороны двери. Окно рядом со мной резко начало опускаться, и волна холодного вечернего воздуха немедленно меня успокоила.

Я прижала голову к оконной раме в дверце и закрыла глаза... и вот тогда я услышала это — блаженный звук музыки Господа, доносящийся из церкви. Полностью отключив эмоции, я перестала чувствовать отчаяние и стала наслаждаться песнопениями.

— Красиво, — тихо сказала я.

— Религиозные песнопения, — ответил Кай, — религиозная музыка, хор — все это чертовски популярно в этой части города.

— Поклонение Господу через песню, — сказала я и улыбнулась. Было спокойно, мой первый кусочек умиротворения, после того как меня вырвали из защиты общины. Мэй, Белла, Мэдди и я часто слушали других последователей, поющих Пророку на богослужении. Мы вчетвером пели в уединении наших покоев, желая находиться снаружи с остальным народом.

Я не была уверена, как долго мы сидели в грузовике, но я прослушала каждое слово каждой песни, пока все не затихло, и группа людей начала выходить из церкви, а кто-то последний вышел и закрыл дверь на замок.

Я наблюдала, как счастливый мужчина, уходя, напевал песню, и Кай прочистил горло.

— Ты готова уезжать? У нас был долгий день.

Я молча кивнула, и Кай выехал на уже тихую дорогу. Дорогая обратно казалось дольше. Огни от больших сияющих зданий постепенно тускнели, и дорога освещалась сиянием природы. Мы с Каем не разговаривали, и он не включал свою музыку. Я была благодарна; это испортило бы великолепные лирические слова восхваления, которые все еще раздавались в моей голове.

В моей голове был туман, когда я пыталась понять, почему пророк Давид проповедовал ложное послание. Я задавалась вопросом, был ли он не осведомлен об этих вероисповеданиях за забором, или что еще хуже — церковь была уловкой, чтобы заманить заблудшие души в свои двери, только со злым намерением внутри — нанести вред невинным

Ни одно из этих объяснений мне не подходило. И музыка, которой я наслаждалась, была одним из самых чистых и впечатляющих событий в моей жизни.

Прежде чем я поняла, мы погрузились в темноту старой сельской дороги, и через тридцать минут огороженный бетоном лагерь Палачей показался в поле видимости.

Кай вытащил маленький черный брелок из кармана и нажал на кнопку, ворота начали открываться. Когда мы проехали через них, во дворе было тихо и безлюдно.

Кай выключил двигатель и вылез из своей двери. Как только я взялась за ручку на своей двери, она внезапно открылась, и Кай вытянул руку.

Он смотрел на меня с осторожностью, почти с беспокойством. Приняв его руку, я выпрыгнула из машины, ощущая усталость в каждой клеточке своего тела.

Кай повел меня к задней части здания, к двери в мои покои. Когда мы остановились, я посмотрела ему в глаза, и он спросил:

— С тобой все будет хорошо, сладкие щечки? Сегодня у тебя было много новых впечатлений.

Опустив взгляд, я глубоко вздохнула и снова посмотрела на него снизу вверх.

— Спасибо тебе, — сказала я тихо. Казалось, Кай опешил. — Спасибо, что показал мне столько удивительного сегодня. Я знаю, не так ты хотел тратить свое время, но это многое значит для меня. Церковь была... — Я остановилась, чтобы подобрать слова для справедливого описания. Она взывала ко мне, пробуждала что-то дремлющее в моей душе.

Кай беспокойно двигался на месте и опустил голову. Открыв дверь, он стоял, наблюдая, как я прохожу, не сказав ни слова, но когда я прошла мимо, то спросила:

— Мы сделаем это снова, ну, завтра?

Я ощущала, как мои щеки загорелись от красноты, смущенная просить у этого мужчины больше. Но сегодня впервые я чувствовала... впервые чувствовала... хоть что-нибудь за долгое время.

Ошеломляюще красивая улыбка осветила его лицо и мои колени подогнулись.

Кай наклонил голову и спросил:

— Это просьба? Или я настолько чертовски сексуален, что ты не можешь дождаться, когда проведешь еще больше времени со мной?

Его последующее подмигивание сказало мне, что он дразнился, поэтому я вернула улыбку, искренне сдерживая смешок, и заметила, как он занервничал слегка.

— Да, верю, что так и есть.

Кай сощурил глаза, ища что-то в моем взгляде. Затем он пропустил руки сквозь волосы и сказал:

— Я вернусь за тобой утром.

Волнение наполнило мои вены, и я кивнула головой в благодарность.

— Я буду готова.

Уходя, я подскакивала на лестнице. Когда проходила мимо спящего Флейма, он открыл глаза, и его тело напряглось. Увидев, что это я, он расслабился, и я быстро прошмыгнула в свою комнату. Я никогда не боялась мужчин так, как боялась Флейма. Если бы я была Мэдди, я бы не смогла спокойно спать из-за его странной привязанности ко мне.

— Лила! — закричал голос с дивана, и Мэй встала на ноги, Мэдди следовала за ней.

— Ты вернулась, — сказали они обе, очевидно с облегчением.

— Да, я вернулась, сестры.

Мэй посмотрела на меня и спросила нерешительно:

— Все хорошо? Вас долго не было.

Подойдя к краю кровати, я села и начала снимать свой чепец, так как теперь я была только в присутствии женщин. Освободив длинные волосы от больших шпилек, что закалывали светлую копну волос назад, я потерла голову и ответила просто:

— Да.

Мэй нахмурилась и встала на колени передо мной, оценивая выражение моего лица.

— Ты уверена? Кай не пытался сделать что-то... неподобающее?

Опустив взгляд, я покачала головой.

— Нет. Он был хорошим.

— Где... где вы были? — спросила Мэдди, в ее больших зеленых глазах была нервозность, но также и интерес.

По какой-то причине я хотела сохранить детали для себя. И именно в этот момент я осознала, что сегодняшний день на самом деле значил для меня.

— Мы видели город. Ели еду. Это был довольно странный, но хороший день, думаю.

— Хороший день? — спросила Мэй с удивлением. — У тебя был хороший день с Каем?

Ободряюще улыбнувшись Мэй, я кивнула головой.

— Да, сестра. Он был терпеливым и делился множеством информации, но пару раз немного грубым.

— А что сейчас? — спросила она в чистейшем удивлении, Мэдди также слушала напряженно с открытым ртом.

— Ну, мы снова уедем завтра, и он покажет мне больше внешнего мира.

Мэй откинулась на спину и с недоверием спросила:

— Ты правда согласна с этим? Правда хочешь провести больше времени в компании Кая?

— Да, — ответила я, и увидела, что радость отразилась на лице Мэй, и кое-что сказанное Каем всплыло в моей голове.

Ты осуждаешь Мэй, что она нашла в себе смелость оставить что-то, что она считала чертовски испорченным, и ты, бл*дь, убиваешь ее, отказываясь от помощи и даже от ее признания.

Наклонившись и взяв руку Мэй в свою, я заметила, как ее брови сошлись вместе в замешательстве на открытое выражение моей привязанности.

— Я не говорила тебе это, сестра, но ты должна знать, что я люблю тебя. — Я посмотрела также и на Мэдди. — И тебя тоже, Мэдди. — Я снова сосредоточилась на Мэй. — Очень сильно. Знаю, что не восприняла этот переезд легко. И понимаю, что ты просто хотела спасти меня... спасти нас от жизни, которую ты считаешь неправильной.

Беспредельно голубые глаза Мэй наполнились влагой, когда я добавила:

— Ты должна знать, что я искренне ценю все, что ты пыталась для меня сделать.

По лицу Мэй обильно текли слезы. Она резко прижала меня к своей груди.

— Спасибо, — прошептала она в мои волосы. — Для меня настолько особенно услышать это. — Минуту спустя она отпустила меня и снова спросила: — Сейчас ты уверена, что хочешь поехать завтра... снова… с Каем?

— Да, я уверена, — сказала я, смеясь над тем, как она произнесла имя Кая.

Я была абсолютно уверена, что хотела поехать завтра с Каем.

8 глава

Кай

Солнце сияло через окно, когда я открыл один глаз и поморщился. Бл*дь, моя голова убийственно болела... снова.

Какого хрена произошло прошлой ночью?

Снова закрыв глаза, я пытался ухватиться за воспоминания сквозь туман, вызванный «Джек Дэниелсом».

Когда я вошел в бар, мой член болел настолько, что я думал, могу потерять сознание. Причина этому — блондинка святоша. Одна блондинка святоша, из-за обаятельной улыбки которой, — искренней улыбки, — у меня перехватывало дыхание в легких, и я почти падал на задницу.

Сучка убила меня вчера. Своим лицом, тем, как смотрела на меня из-под этих длинных ресниц, своим невинным взглядом олененка. Своим выражением лица, когда впервые оказалась в центре Остина. Когда морщила нос, споря о попытке попробовать кофе. И этим взглядом гребаного чистейшего счастья, когда увидела церковь, и слезами в глазах, когда услышала пением хором Евангелия.

Бл*дь, я хотел ее. Больше чем когда-нибудь хотел какую-нибудь сучку. Она и не подозревала, что делала со мной весь день, но минута за минутой, она пробиралась мне под кожу, и мою грудь разрывало от безумного желания защитить ее. Черт, она даже не осознавала, что с ней плохо обращались всю жизнь. И когда мы стояли у входа в квартиру Стикса, и она попросила меня снова взять ее с собой... я оцепенел.

И согласился. Тупой дурак, которым я и был, согласился. И мне запретили прикасаться к ней, но она манила меня, как мотылька пламя. Я не мог держаться от нее подальше. Мне потребовались все силы, чтобы не обхватить ее щечки и не поцеловать, чтобы узнать ее вкус.

Когда я зашел в бар, Стикс, Тэнк, Ковбой и Хаш сидели за столом. Стикс заметил мое приближение и немедленно встал.

«Тебя не было весь день», — показал он.

— Ага, — сказал я.

Его темные брови сошлись вместе.

«Где ты был?»

— С Лилой.

«Все время?» — показал он с подозрением на лице.

— Да, все время. Возил ее на завтрак, катал по городу, затем вернул обратно, — объяснил я, увидев удивленный взгляд на лице брата.

Он наклонил голову.

«Она в порядке? И не выходила из себя из-за тебя?»

Я пожал плечами.

— Поначалу ей не очень нравилось, затем она пересилила себя и чертовски справилась. Вообще-то, охренеть как меня удивила.

Стикс протяжно выдохнул, затем закрыл глаза.

«Спасибо, брат», — показал он, затем открыл глаза.

— Никаких проблем, — ответил я, — завтра повторим.

Спокойно выражение лица Стикса ожесточилось.

«Зачем?»

Я ответил, стиснув челюсть:

— Потому что она попросила.

Стикс сердито посмотрел на меня и показал:

«Не облажайся с ней, брат. Она не одна из твоих шлюх».

Ступив ближе к своему лучшему другу, я сказал:

— През, ты, бл*дь, запряг меня в это дерьмо, и я делаю его. Она хочет, чтобы я снова вывез ее завтра. И я согласился из-за тебя. Чтобы ты не потерял Мэй. Потому что я прикрываю твою спину.

«И это единственная причина, почему ты застрял с ней? Потому что я знаю, что ты сексуально озабочен из-за этой сучки», — показал он.

Я приподнял бровь, не желая лгать единственному человеку, которому полностью доверял, и Стикс покачал головой от раздражения. Наконец, ухмыльнувшись, он обхватил мое плечо рукой. Мы подошли к бару, напились, и затем прибыла бригада шлюх. Музыка стала громче, появилось еще больше братьев, и началась настоящая вечеринка.

Ввалившись в свою комнаты, чертовски пьяный, я заметил, что Тифф и Джулс ждут меня на кровати... только они не были похожи на Тифф и Джулс. На них не было их обычных коротких юбок и просвечивающихся топов. Они обе были одеты в короткие, знакомого серого цвета платья, их длинные загорелые ноги были выставлены напоказ, но на обеих были головные уборы, по типу того, какой носила Лила, их светлые волосы были в пучке... как у Лилы.

Бл*дь, от одного взгляда на эти ужасные штуки на голове мой член затвердел как скала. Меня возбуждал самый худший модный стиль на Земле.

Тифф заулыбалась, когда я вошел, играя с длинной завязкой от головного убора, накручивая ее на палец.

— Кай, малыш, — промямлила она, — мы тебя заждались.

— Да? — спросил я, закрывая дверь и сбрасывая свой жилет и сапоги.

Джулс спрыгнула с кровати и встала перед моей покачивающейся задницей, наклонила голову и сказала:

— Да, малыш. Мы ходили в церковь, но нас выгнали, потому что мы были плохими девочками.

Я не хотел возбуждаться от их игры, но все было тщетно. Я был слишком растерян из-за нахождения с Лилой целый день, из-за ее полных губ, которые крали мое дыхание с каждым шагом.

Джулс вытянула руку и схватилась за край моей футболки, стащив ее над головой. Если прищуриться, то сучка могла почти сойти за Лилу, одурачив мой разум, что именно она была здесь, со мной, чертовски влажная и готовая для моего члена.

— Где вы взяли эту одежду? — пробурчал я, потянув за завязку.

Тифф присоединилась к Джулс и сказала, расстегивая джинсы:

— В секс-шопе. Удивительно, как много мужчин возбуждается от вида святош. Жаждут девственную киску, к которой знают, никогда не прикоснутся.

Меня не удивило, что подобное было популярно. Я пропал из-за этой непорочной киски. Я был одним из этих больных на голову извращенцев, кого заводила такая одежда. Я дрочил каждую ночь на фантазию о Лиле, выкрикивающей мое имя, пока ее свободное платье обернуто вокруг талии, а эта побритая гребаная киска на моем лице и в моем рту.

Схватив завязку с головного убора Тифф, я дернул ее вперед и обрушил свои губы на ее, буквально раня ее своей силой, оттолкнув только чтобы положить ладонь ей на голову и заставить ее опуститься на колени.

— Соси мой член, Лила, — приказал я, зашипев, когда ее теплый рот обхватил меня, а кончик моего члена ударился о заднюю стенку ее горла.

Я выстрелил быстрее, чем когда-либо, кончая как гребаный фонтан, когда представлял Лилу на коленях, прося ее проглотить мою сперму...

Воспоминания после этого не были отчетливыми, но я знал, что трахнул этих «Лила-заменителей» в каждую дырку, пока не перестал возбуждаться.

Может, я и трахал Тифф и Джулс, но в моей голове была Лила. Вся Лила. И эти сучки знали это — манипулирующие п**ды.

Проведя рукой вниз по животу, я обхватил свой твердый член и поглаживал себя вверх и вниз, игнорируя двух спящих рядом сучек. Никогда прежде сучка так не пробиралась мне под кожу. Я никогда не представлял кого-то другого вместо этих шлюх.

Ощущая как легкая рука накрыла мою, я увидел, что Джулс открыла свои покрасневшие красные глаза, а гребаный чепчик все еще был на ее голове. Ее рука оттолкнула мою, а рот опустился прямо на мои яйца.

«Лила... Лила…» — думал я про себя, наблюдая, как ее чепец поднимался и опускался.

Отдавшись своей больной фантазии, я закрыл глаза, в то время как Джулс ублажала меня, пока я громко не зарычал, кончив на свой живот так сильно, что почти потерял сознание.

«Дерьмо», — подумал я, затаив дыхание.

Из-за этой сучки у меня появился сраный фетиш одежды святош.

***

Четыре недели спустя...

«Мы уезжаем завтра. Кай, ты ведешь дела с чеченцами в Хьюстоне. Тэнк, Булл, Смайлер, АК, Флейм вы можете остаться здесь и приглядывать за лагерем. Хаш и Ковбой я отправляю вас в Сан-Антонио. Сэндмен — президент Сан-Антонио, заключает левое соглашение с Итальянцами, какое-то отмывание денег. Когда вы были кочевниками, вы имели дело с Марчелло. Вы должны показаться там, чтобы поддержать наших техасских братьев».

Я перевел все, что показал Стикс, и братья закивали.

Стикс прокашлялся, и я посмотрел на его руки.

«Я уеду на три дня. По личным делам. В случае каких-либо проблем Кай — действующий През». — Как только я перевел, то встретился взглядом со Стиксом, который также смотрел на меня, не объясняя куда, черт побери, собирался.

«Мы закончили?» — показал Стикс.

Братья сказали:

— Да.

Стикс ударил молотком. Все свалили, а я остался.

Стикс ожидал этого. Мой лучший друг остался сидеть, ожидая, что я заговорю.

— Куда ты направляешь, не сообщая мне?

— З-за т-тер-р-риторию, — заикался он, пожав плечами.

Я приподнял бровь.

— Мэй едет?

Он кивнул.

— Кто-нибудь еще?

Он покачал головой.

Я улыбнулся.

— Поезжай. Увози свою сучку. Я возьму на себя управление.

— П-по р-рукам, — сказал Стикс и встал. — У-уеду з-завтра. В-вернусь ч-через н-несколько д-дней.

Стикс ушел, я прошел по коридору, поднялся по лестнице к его квартире и постучался в дверь Лилы.

Для Палачей последние несколько недель прошли без осложнений. Сделки шли как по маслу, с клубными финансами все было отлично. Гараж и другие наши законные предприятия приносили прибыль.

Но моя жизнь? Гребаный день сурка.

Обучать Лилу жизни снаружи, но все время желать ее киску.

Напиваться до усрачки каждую ночь, потому что я проводил каждый гребаный день, желая ее киску.

Трахать задницы Тифф и Джулс каждую ночь, притворяясь, что это Лила, потому что я проводил целый гребаный день, желая ее киску! Слушать гребаные жалобы Тифф и Джулс каждый день, потому что я притворялся, что трахаю Лилу!

Я собирался отделаться от шлюх. Они больше и в подметке не годились блондинистой святоше.

Положительные стороны? Лила определенно привыкала к байкерской жизни, адаптируясь к жизни вдали от тих гребаных педофилов садистов, религиозных уродов.

Я показал ей каждую часть Остина. Но она не покидала грузовик. Отказывалась ехать на моем байке. Безоговорочно отвергла любое изменение гардероба. Не снимала гребаный чепчик... о котором я, бл*дь, начал мечтать.

Я больной ублюдок.

Но у нее был прогресс. Она больше не раскачивалась как психованная в углу и не цитировала Писание двадцать четыре часа семь дней в неделю. Не запиралась в своей спальне, крича на любого, кто подходил к ее двери.

Она постепенно пробовала все новое со мной... только со мной.

Только, бл*дь, со мной. Я, мать вашу, зависел от сучки.

Мгновение спустя Лила открыла дверь, улыбаясь мне. И да, как всегда, я затаил свое чертово дыхание.

— Здравствуй, Кай, — поприветствовала она, выходя из дверей, чтобы последовать за мной вниз по лестнице.

— Сладкие щечки, — сказал я, обретя голос.

— Чем будем заниматься сегодня?

Я остановился как вкопанный и уставился на нее, когда Лила врезалась прямо мне в грудь. Когда я поймал ее за руку, ее дыхание участилось. Голубые глаза Лилы встретились с моими, и я клянусь, весь гребаный мир остановился.

Она облизала языком губы, ее взгляд опустился к моим губам и сразу же я стал болезненно твердым. Я знал, что пришло время решить это дерьмо снова.

— Уезжаю завтра. Поэтому сегодня здесь.

— Как долго тебя не будет? — спросила Лила, и я хотел улыбнуться, уловив разочарование в ее голосе.

— Несколько дней, может, больше. В зависимости от того, как все пройдет.

Все будет быстро, просто обычный подкуп федералов и сбор банка с уличных шаек, распространяющих наши стволы.

— Хорошо, — сказала она тихо, и на этот раз ничего не остановило мою ухмылку.

Взяв ее за руку, я повел ее вниз по лестнице к клубному дому.

— Пойдем. Мне нужна еда. Хорошая возможность показать тебе кухню.

Лила послушно последовала, держа голову опущенной в случае, если мимо пройдут другие братья. На нашем пути не встретилось братьев, но я выругался себе под нос, когда гребаные Тифф и Джулс, хихикая, появились из-за угла: загорелые, с выставленными напоказ ногами и сиськами.

Их взгляды немедленно вперились в нас с Лилой, а гребаные лица погрустнели. Ревнивые шлюхи. Джулс пустилась вперед в своем узком красном платье и провела ногтями по моей груди. Рука Лилы сжала мою. Затем она пыталась вырвать свою.

Не получится.

— Кай, малыш. Хочешь пойти с нами? — Палец Джулс продвигался на юг, пока она не обхватила мой обтянутый джинсами член рукой.

Сбросив ее руку, я сказал:

— Проваливай, Джулс. Иди трахни Вика, раз так отчаянно нуждаешься в члене.

Джулс сощурила глаза и отступила.

— Ах… слишком занят со своим маленьким питомцем, Кай? Бросаешь нас ради девственной киски... снова?

Лила вдохнула, и я сделал шаг вперед, негодуя из-за шлюхи. Тифф оттащила Джулс, видя мое яростное выражение лица.

— Давай, Джулс, пойдем, — сказала она, одергивая Джулс.

Рука Лилы начала расслабляться в моей.

Тупые бл*дские шлюхи. Сучки приносят только гребаные проблемы. Тогда я и решил вышвырнуть их задницы, перед тем как отправлюсь в поездку. В любом случае они уже были потрепаны.

Я ворвался через двери кухни. Хаш и Ковбой сидели за столом. Они подняли свои бутылки пива «Бад» в знак приветствия, увидев Лилу.

— Лила, — сказал Ковбой, постучав по своей ковбойской шляпе. — Очень приятно видеть тебя, дорогуша.

Лила склонила голову и покраснела. Она, вероятно, не могла говорить, когда они находились здесь, и так как только что столкнулась с сучками близняшками. Но я работал в гараже весь день и был готов сожрать корову, поэтому мне нужно было, чтобы это дерьмо закончилось прямо сейчас.

Повернувшись к Лиле, я сказал:

— Ладно, сладкие щечки, это кухня. — Я огляделся вокруг, уперев руки в бедра, и просто указывал на предметы. — Стол. Стулья. Посуда. Раковина... эм-м-м — Ее взгляд следовал каждому моему движению. Наклонившись, я открыл ящик и вытащил какой-то круглый плоский предмет с ручкой. Я поднял его в воздухе и уставился на долбаную хрень.

— А это, — сказал я, снова уставившись на предмет. — Этим можно стукнуть того, кто готовит твой стейк недостаточно быстро.

Бросив железное, что бы это ни было, на стол, я повернулся и увидел, что Хаш и Ковбой уставились на меня, будто я тупой, затем поймал взгляд Лилы, ее губа дрожала, и прежде чем я понял, она, бл*дь, начала смеяться.

— Черт, Кай! Ты вообще готовил хоть когда-нибудь в своей жизни? — спросил Ковбой.

— Никогда, поэтому заткнись, бл*дь! — огрызнулся я. Затем я снова поднял тяжелую железную штуку. — И что это за хрень?

Маленькая рука обернулась вокруг моей на ручке этой хренотени, и я опустил взгляд, увидев, что Лила улыбается мне.

— Чугунная сковородка.

— Ты знаешь всю эту херню? Готовка и все такое?

Она кивнула с восторгом.

— Я очень хорошо готовлю.

— Да?

Она снова рассмеялась.

— Да. Обязанность женщины — готовить еду. Меня с детства обучали удовлетворять любые мужские потребности.

— Черт. Идеальная гребаная сучка, — я услышал, как пробормотал Хаш себе под нос. Он снова сел на свой стул, наблюдая за Лилой, ожидая увидеть, что она будет делать дальше. Лила услышала комментарий Хаша, и поняв его внимание, снова опустила голову.

Хаш поднял руку, увидев мой сердитый взгляд.

— Никаких посягательств, просто сказал, что она хорошая сучка, поэтому, бл*дь, утихомирься, брат.

Пораженный прикосновением к своей руке, я опустил взгляд и увидел, что Лила прижимает сковородку к груди.

— У вас есть свежие ингредиенты?

— Эм... — Я повернулся к Хаш и Ковбою. Ковбой указал на холодильник.

Лила захлопала ресницами, и я понял, что она нервничала. Я зажал ее подбородок между своими большим и указательным пальцем, вынуждая ее посмотреть на меня.

Переведя дыхание, она спросила:

— Могу я приготовить для тебя?

— Ты хочешь готовить для меня? — спросил я удивленно.

Она кивнула.

— Да, очень сильно. Я наслаждаюсь готовкой. Мой лучший навык.

Она покраснела, и я не мог понять почему.

— Значит, бд*дь, занимайся ею, сладкие щечки, — сказал я, обожая этот взгляд на ее красивом лице.

Она нервно посмотрела в сторону Хаш и Ковбоя, которые наблюдали за нами, как будто мы были каким-то долбаным реалити-шоу.

— Вы... вы хотите есть? Я... я привыкла готовить для множества людей. Я не знаю рецептов маленьких порций.

Хаш и Ковбой украдкой посмотрели на меня, и я дернул подбородком, показывая им остаться. Это был первый раз, когда она заговорила с кем-то, кроме меня. Для нее будет полезным привыкать к моим братьям.

Ковбой улыбнулся с благодарностью.

— Конечно, дорогуша, я люблю покушать.

Хаш наклонил свое пиво в знак благодарности.

Лила поставила сковородку на стальную столешницу и принялась упорно работать. Хаш бросил мне бутылку пиво, и я присоединился к братьям за столом. Они пытались разговаривать со мной, но я не слышал их, наблюдая за лицом Лилы. Она любила это дерьмо. Впервые она не теребила руки, не натягивала свой чепец или проводила языком по губам.

Час спустя мы сидели со стейком, картофелем, подливкой — и всем остальным, — а Лила сидела с пустой тарелкой.

— Где твоя еда? — спросил я.

Голова Лилы дернулась.

— Я не могу есть с вами.

Хаш и Ковбой перестали набивать свои рты и уставились на нее. Она снова опустила глаза.

— Почему ты не можешь есть, дорогуша? В этом нет смысла, когда ты провела все это время за готовкой, — сказал Ковбой.

— Женщины не едят с мужчинами. Я поем позже, в одиночестве. Мэй приготовит еду для нас с Мэдди. Тем временем, я должна убедиться, что у вас есть все, что нужно.

— Ты ела в закусочной со мной пару недель назад, — сказал я, сконфуженно.

— Нет, я пробовала. Я боялась, что буду наказана, если не послушаюсь. Мне не положено присоединяться к тебе.

Грохот моих столовых приборов отразился эхом по кухне, и Лила заерзала на месте и закрыла глаза, бормоча молитву.

— Лила? — сказал я натянуто, мой голос был острым, как лезвие.

Она вздрогнула, и я почти вышел из себя. Я ненавидел, когда она делала это.

— Лила!

Лила медленно повернула голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Наполни свою тарелку.

— Но...

— Лила! Наполни свою гребаную тарелку!

Лила немедленно соскользнула с места и взяла немного гребаный еды. Крошечное долбаное количество, но, по крайней мере, хоть что-то. Когда она села, ее взгляд был сфокусирован на тарелке. Руки сцеплены вместе, и голова склонена, она пробормотала молитву себе под нос и быстро начала есть.

Я чувствовал себя последним дерьмом, наблюдая за тем, какой маленькой она была, но каждый раз, когда я думал, что справился с тем, откуда она появилась и с этим морщинистым мудаком Пророком, она делала что-то, из-за чего я бесился, выходил из себя и чертовски пугал ее.

Мне казалось, что мы не двигались вперед. Этот культ, самое настоящее промывание мозгов — утягивали ее обратно.

Тишина за столом была оглушительной. Ковбой прочистил горло и сказал:

— Лила, это чертовски невероятно. Твоей миленькой заднице лучше скоро снова что-нибудь приготовить.

Лила дернула голову вверх, как будто была шокирована.

— Да, женщина, лучший стейк, который я когда-либо пробовал, — добавил Хаш.

Слезы скапливались в глазах Лилы, а ее нижняя губа начала дрожать.

— Сладкие щечки? — Лила наконец подняла взгляд на меня, а я поднял вилку с нанизанной едой. — Ты хочешь снова готовить для Хаш и Ковбоя?

— Да, — прошептала она.

— Хорошо, но ты, бл*дь, будешь есть с нами тоже, — сказал я, и увидел, как слеза все-таки скатилась по ее щеке.

— Спасибо, — сказала она так быстро, что я чуть не пропустил это. Мой желудок сжался, и я хотел поднять ее тощую задницу и отнести в свою кровать.

И не для секса. Гребаный шок. Я просто хотел, чтобы она чувствовала, будто чего-то стоит. Я имею в виду, бл*дь, она была бесценна, — ослепительна, чертовски мила и умела готовить как Паула Дин (прим.перев.знаменитая шеф-повар, телеведущая, владелец ресторана, кулинарный писатель.)

Хаш встал со своего места и направился к холодильнику, вытаскивая «Бад». Он открыл крышку, затем поставил его перед Лилой. Лила уставилась на бутылку в очевидном замешательстве.

— Пиво, — сказал Хаш. — Чертовски идеально со стейком.

Она посмотрела на меня, и я сказал:

— Хватай за яйца, Ли. Хватай жизнь за яйца.

Она робко улыбнулась, медленно подняла бутылку к губам, попробовала пиво, выплюнула, рассмеялась над этим и почти разбила мое блудное сердце.

Она попыталась.

Возненавидела это.

Но, черт побери, схватила жизнь за яйца.

***

Лила вытерла последнюю столешницу «Лизолом», затем повернулась ко мне. Она была очень тихая весь вечер, но отвечала Хаш и Ковбою, когда они обращались к ней, слушала и смеялась над тем, что они говорили. Это было одно из самых нормальных времяпровождений с тех пор, как я начал учить ее жизни во внешнем мире.

— Пойдешь на боковую? — спросил я, понимая, что уже поздно.

— Могу я сначала отправиться к реке, помолиться? — спросила она с надеждой. Я кивнул, следуя к выходу, а Лила шла за мной.

К реке, чтобы, бл*дь, помолиться. Так было каждый вечер. Она ходила туда каждый вечер, падала на землю, говоря на непонятных языках, и каждый вечер я наблюдал за ней с берега, когда она входила в воду — полностью одетая, и когда она выходила, то была спокойней, счастливее... становилась очищенной, как она сама говорила. Вера была всем для этой сучки. И ничего не могло изменить это.

Мы пошли к реке в тишине. Я сел, прислонившись спиной к скале, и вытащил сигарету. Я указа на участок грязи, на котором она всегда молилась:

— Иди, сладкие щечки. Я подожду здесь.

Обычно Лила сразу направлялась туда, но сегодня колебалась. Подняв сигарету, я посмотрел на нее, приподняв брови.

— Могу я сесть? — спросила Лила и указала на место рядом со мной.

Я кивнул. Подобрав платье сзади, она села рядом со мной, ее ванильный аромат пробрался через дым и достиг моих ноздрей.

Какого черта она всегда пахла ванилью?

— Все хорошо, Ли? — спросил я, когда она просто сидела и наблюдала за потоком реки, подняв голову только, чтобы взглянуть на звезды.

— Ты позволил мне есть с вами, — прошептала она тоненьким голоском.

Затянувшись сигаретой, чтобы остановить ком, нарастающий в горле, я медленно выдохнул, пытаясь сдержать себя в руках.

— Ты готовишь — ты сидишь с нами и ешь с нами. Все просто.

— Но ты позволил мне есть с тобой, — подчеркнула она, и я увидел, что еще больше слез стекало по ее щеке. Она смотрела на меня так, будто не видела прежде. Как будто я был кем-то особенным, а не мужчиной, которого заставили следить за ней. — Кай... — продолжила она. — Ни один мужчина не делал этого прежде.

Когда моя хватка на сигарете усилилась, я стряхнул гребаную хрень и бросил на землю.

— Ли, ты больше не в том месте. Ты можешь делать все, что, бл*дь, хочешь.

Ее внимание опустилось к ногам.

— Вы хвалили мою еду. Вы... вы поблагодарили меня за готовку.

— Иисус, Лила...

Ее рука накрыла мою на траве, и наши взгляды вперились друг в друга, чувствуя гребаное электричество, которое почти гудело между нами.

— Сегодня, я почувствовала себя равной, благодаря тебе, Кай. Как будто я была достойной женщиной.

— Лила... — сказал я раздраженно. — Что эти ублюдки сделали с тобой? Как, черт побери, они сделали тебя Окаянной? Потому что тяжело принять все это самоуничижительное дерьмо.

Лила уставилась на траву и сказала:

— У меня была семья... много лет назад...

Мои брови взлетели вверх.

— Да?

Она кивнула, но больше ничего не сказала:

— Тогда расскажи мне, — подтолкнул я, и обеспокоенный взгляд Лилы встретился с моим.

Опустив плечи, она сказала, но ее едва было слышно:

— Все случилось, когда мне было шесть...

9 глава

Восемнадцать лет назад

Община ордена

Неизвестное местоположение

Лила

— Ребенок, иди поиграй с Микой в дальней комнате. Мне нужно кое-что обсудить с братом Лукой.

Я кивнула, беспрекословно повинуясь отцу, и прошмыгнула в коридор, теребя длинную голубую юбку по дороге. На улице было жарко, но поскольку я была ребенком, я носила голубое длинное платье, обозначающее чистоту и скромность женщины. Я любила свои платья. Чувствовала себя в них красивой.

Напевая приятную мелодию про себя, я отвлеклась. Как только я собиралась пройти уборную слева, дверь отворилась. Я мгновенно перестала напевать, мгновенно перестала теребить юбку платья и опустила голову в покорном послушании.

Я услышала знакомый глухой звук шагов по деревянному полу и, держа глаза опущенными, увидела, как черные потертые ботинки остановились передо мной. Я в панике выдохнула, и мои руки начали дрожать. Я ощущала, как сердце дико билось в груди, и прикусила язык. Пророк Давид проповедовал, что девушка не должна проявлять радости, она должна быть сдержана от греховного поведения, чтобы все время показывать дисциплинированность от всех удовольствий. Я сразу поняла, что подвела Пророка тем, что танцевала, напевала и наслаждалась днем. Но хуже всего, меня поймали.

Заметив поднятую руку краем глаза, я приготовилась к удару, которые часто следовали. Но этого не произошло. Вместо этого рука нежно сняла с моей головы белый чепец, освободила мои светлые локоны и провела по длинным волосам, лаская меня. Затем палец с грубой кожей провел по моим губам.

— Рапунцель, Рапунцель, Рапунцель, — певуче проговорил глубокий голос, пока рука неоднократно погладила меня по волосам, лицу снова и снова, и снова. — Такая красивая и такая юная. — Глубокий голос был напряженным, звуча почти... болезненно?

Конечно же, я мгновенно узнала голос брата Луки. Он был одним из старейшин Ордена. Одним из самых доверенных последователей пророка Давида. Он возглавлял общину, в которой мы проживали.

Позже мой отец начал работать с братом Лукой, что казалось мне большим успехом. Мой отец был писателем и художником, одним из самых восхитительных рассказчиков, и сейчас он помогал пророку Давиду записывать его откровения Господа, чтобы все люди Пророка могли читать их и следовать за ним. Вместе мой отец и пророк Давид написали книгу, посвященную святому делу Ордена, нашу собственную Библию, которая содержала окончательное, неискаженное и безошибочное слово Божье.

Было настоящей честью записывать наиболее святые слова Господа. Мой отец настоял, раз эта честь была дарована ему, все его сыновья и дочери должны быть живым примером для всех людей в общине. Мы были идеальными последователи пророка Давида. Поэтому мы никогда не должны были пойти по нечистому или греховному пути.

Каждый день я стремилась быть дочерью, которой мой отец гордился бы.

Брат Лука убрал пальцы от моих волос и внезапно присел передо мной на корточки. Теми же самыми пальцами он медленно провел по моей щеке и остановился под подбородком. На краткое мгновение мой взгляд встретился с его, который пылал чем-то, что я не могла расшифровать. Я немедленно опустила глаза. Брат Лука созерцал меня, как мой брат Пётр смотрел на шоколадные угощения.

— Подними свои хорошенькие голубые глазки, моя маленькая Рапунцель.

Брат Лука все равно называл меня «маленькая Рапунцель». Я понятия не имела, кем или чем была Рапунцель, но каждый раз, когда он говорил это, казалось, это его возбуждало. Его голос понижался на тон, и он начинал тяжело дышать. С братом Лукой я чувствовала себя очень-очень тревожно. Мой желудок всегда сжимался, когда он находился рядом, но предполагала, это потому что он был таким особенным человеком. В моих глазах Господь признавал его Апостолом.

— Делай, как я говорю, моя маленькая Рапунцель. Подними головку, чтобы я смог рассмотреть твое красивое личико, эти сверкающие глазки.

Я не была уверена, была ли это проверка, поэтому держала голову опущенной, демонстрируя свою кротость, как должна каждая девочка по отношению к старейшине Ордена.

Брат Лука наклонился, и я ощущала, как его горячее дыхание омыло мои волосы. Задержав собственное дыхание, я медленно подняла голову. Длинная борода брата Луки щекотала мою щеку, когда он улыбался. Его улыбка была такой широкой, что я могла видеть все его зубы. Затем он вздохнул.

— Ах, вот и она. Такая молоденькая красавица с золотистыми волосами. — Он наклонил голову набок. — Расскажи мне, дитя, сколько тебе лет?

— Ш-шесть, сэр. Мне шесть.

Его карие глаза заполыхали, он высунул язык и облизал губы.

— Ты почти достигла магического возраста, мое дитя. Магического возраста, где мы все сможем поделиться твоей красотой. В день, когда Господь примет тебя в свои объятия, теплые объятия его вечной любви. Самые славные дни.

Мои брови озадаченно сошлись вместе.

— Магический день, сэр? Я не знаю об этом, — прошептала я.

Брат Лука улыбнулся мне, он расположил руки на моих предплечьях, его большие пальцы гладили мою грудь вверх-вниз. Мне не нравилось это ощущение, и я вздрагивала с каждым поглаживанием, крепко зажмуривая глаза в ответ.

Брат Лука приблизил губы к моему уху:

— Да, дитя. День, когда ты полностью отдашь себя Господу. Пророк Давид назовет точный день в ближайшее время посредством откровения Господа, но осталось совсем недолго... И надеюсь, что я буду тем братом, который приведет тебя к небесной любви Бога. Я часто думаю об этом... Ты такая красивая.

— Брат Лука!

Распахнув глаза, я повернула голову, чтобы посмотреть позади себя. В конце коридора стоял мой отец со злым взглядом на лице.

— Брат Исайя, — резко ответил брат Лука и встал. Он снова возвышался надо мной и продолжал смотреть на меня сверху вниз так, будто пытался выйти из транса. Красный румянец раздражения разлился по его щекам, и он запрокинул голову к небу.

Брат Лука зашевелил губами, когда посылал молитву Господу. Я уловила конец его молитвы и задержала дыхание, когда услышала свое имя.

— Я благодарен тебе, что ты вытащил меня из приманки этого ребенка. Я был соблазнен ее красивым лицом. Ее врожденное соблазнение сияет изнутри в больших голубых глазах...

Брат Лука наконец опустил голову и потер глаза. Глубоко вздохнув, он бросил краткий взгляд на моего отца, затем снова посмотрел на меня.

— Твоя красота исключительна, дитя. Это вызывает подозрения. Ты соблазнительница, моя маленькая Рапунцель... точно соблазнительница.

— Брат Лука, оставьте мою дочь в покое. — Голос моего отца был жестким, неуступчивым. Это был его злой голос, тот, который он использовал на моих братьях и сестрах, даже на многих моих матерях. Я ощущала глубокий страх за отца, потому что он разговаривал в таком тоне с одним из наших лидеров.

— Расслабься, брат Исайя. Мы с Рапунцель просто укрепили наше знакомство. Давай, пойдем и поговорим о важных делах. У пророка Давида есть множество предложений для нашей книги, а также для нашей детской литературы. Сегодня он получил новое откровение, то, что приведет наш народ гораздо ближе к святой господней любви.

Мое внимание перемещалось между моим отцом и братом Лукой. Мой отец еще не ответил брату Луке, и они сердито смотрели друг на друга в тишине. В конце концов, брат Лука пошел вперед, проходя мимо отца.

Нервничая, мой папа подошел ко мне и опустился на колени. Он прижал теплые руки к моим щекам и, казалось, его взгляд смягчился из-за печали.

— Дочь, — прошептал он, — тебе нужно пойти в дальнюю комнату с маленьким Микой. Не выходи, пока я не скажу тебе, поняла?

— Я поняла, отец, — ответила я, все еще чувствуя страх в желудке.

Отец вздохнул.

— Ты слишком красива, дочь. Мое сердце переживает, что в тебе есть дьявол. Что ты Ока... Арр! Я не могу заставить себя произнести это слово. Не хочу признавать, что ты можешь быть одной из них.

Я шокировано вздохнула.

Одной из них?

Резко мой отец встал.

— Твое испытание будет остаться чистой. Я молюсь Господу, чтобы он не оставил тебя. Позволил нам всем помолиться, что ты не станешь падшей сестрой.

Я сглотнула страх. Падшей. Я знала это слово: так говорили о женщинах, что вели дело с дьяволом.

— Иди к Мике. Сейчас же.

Опустив голову в покорном послушании, я помчалась по деревянному коридору, каждый шаг был в такт с моим глухо бьющимся сердцем. Я ворвалась в комнату в конце коридора. Мика, мой друг, сидел в середине комнаты с одной из своих раскрасок.

Он повернулся ко мне и улыбнулся.

— Здравствуй, сестра.

Я направилась к Мике и села рядом с ним, сразу же взглянув, что он раскрашивает.

И шокировано ахнула.

Мика посмотрел на меня и нахмурился.

— Что ты раскрашиваешь, Мика? — спросила я, проверив, чтобы комната была закрыта. Картинка была греховной. Грубой. Запретной.

Мика положил руку на мое плечо.

— Успокойся, сестра. Я сейчас посещаю Божественную Школу. Ученики пророка просвещают меня в новое писание Ордена. О нашем новом долге, в качестве людей Господа. Как принять Божью любовь.

Наклонившись, я изучала черное-белое очертание сцены в книжке Мики. Молодой парень трогал девочку... в запретном месте. Они оба улыбались. Рот молодой девочки был широко открыт, а глаза крепко зажмурены.

Я подпрыгнула, когда рука Мики начала медленно поднимать мою длинную юбку, и отшвырнула его руку.

— Что ты делаешь? — сказала я в страхе, отрывая взгляд от книги.

Мика сжал губы в тонкую линию.

— Нас обучают в школе, как мы должны прикасаться к другим... как мы должны начать трогать девочек. Господь хочет, чтобы мы были ближе к нему, разделяя любовь... посредством наших тел. Посредством прикосновений к запретным частям тела. Должно ощущаться довольно хорошо. Пророк Давид приказал нам делать это.

Мика внезапно запрыгнул на меня и прижал меня к полу руками, оседлав мою талию, из-за прохладного сквозняка было очевидно, что мое платье было поднято до бедер, обнажая мой стыд. Мике было девять лет, и он был сильнее меня. Я пыталась бороться с ним, но потерпела неудачу. Внезапно его рот обрушился на мои губы, и его язык погрузился в мой рот: это было мокро и грязно. Я возненавидела это ощущение. Я быстро повернула голову, и слезы потекли из моих глаз.

— Мика, пожалуйста! — прошептала я. — Что ты делаешь? Ты меня пугаешь.

— Расслабься, сестра, я видел, как мой отец делал это с множеством женщин, и после нового откровения Пророка, с молодыми девушками. Казалось, они наслаждались этим, некоторые были не старше тебя. От этого мы становимся ближе к Господу. Ты видела картинки в моей раскраске. Пророк Давид хочет, чтобы мы были ближе друг к другу, ибо близость приводит к единству с Господом. А ты такая красивая... соблазнительная. Я хочу прикасаться к тебе, как мальчик к девочке на картинке. В моем животе и ниже странное ощущение, когда я вижу тебя. Я не могу перестать смотреть на тебя. Думаю о тебе все время, даже во сне. Все мальчики в школе говорят о тебе.

— Мика!

Громкой, злой голос раздался от двери. В одно мгновение мы с Микой замерли. Тяжелые шаги раздались по комнате и рядом с нами остановились мой отец и брат Лука.

Брат Лука поднял Мику за шиворот туники и начал кричать на него. Он ударил его по лицу. Мика затих, всхлипывая про себя.

— Ты наглый ребенок! Она еще не была одобрена Пророком для того, чтобы разделить любовь Господа! Ты понимаешь, что это означает? Ты будешь наказан! Я должен сообщить о тебе помощнику Пророка. Это воля Господа! Глупый-глупый мальчишка! Ты должен тренировать самоконтроль!

Поправив длинную юбку платья и не обращая внимания, как брат Лука отчитывает Мику, я поднялась на дрожащих ногах. Я побежала искать утешения у отца. Но когда подошла, он вытянул руку с холодным выражением на лице.

Я остановилась как вкопанная.

— О-отец?

Он просто пялился на меня. И пялился. И пялился. Страх накрыл меня. Это был ужас или я видела... отвращение?

— Я говорил тебе, что чувствовал, что в ней живет Сатана, Исайя. Она искушение для всех нас. Ее внешность... греховна. Голубые глаза, длинные светлые волосы. Скажи мне, она искушает даже тебя? — голос брата Луки был тихим... нет, обличительным.

Мой отец опустил голову, и слеза скатилась по его щеке.

— Да. Она искушает и меня. Я.... я согрешил с ней, брат Лука... я делал разные вещи... в моменты слабости. Я... — мой отец разразился слезами.

Я нахмурилась. Какие вещи? Мой отец всегда был добр ко мне и моим братьям и сестрам. Я была его любимицей. Он часто приходил ко мне в комнату и спал на моей кровати, всегда обнимал меня и показывал свою любовь. Но почему это было неправильно?

— У Пророка Давида строгие правила для таких женщин, как она, Исайя. Его совет должен быть соблюден. За час она соблазнила меня и моего сына ступить на путь зла, взять ее плотски без объявления Пророком, что пришло время сделать это. Мы определенно все должны быть наказаны из-за... нее, если бы не вмешался здравый смысл. Она создание дьявола. Я чувствую, что он живет в ее плоти. Ты знаешь, у меня есть проницательная способность замечать, когда и где творится зло.

Плечи моего отца напряглись.

— Но...

Брат Лука многозначительно посмотрел на моего отца, прерывая его, когда произнес пугающие слова:

— В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть.

Мой отец медленно опустил голову и резко выдохнул:

— Иаков 1:13-18.

Шагнув вперед, я потянула подол длинной белой туники моего отца.

— Отец, что я сделала не так? Почему ты произнес такое писание?

От него не последовало никакого объятия, никакого утешения, когда он отбросил мою руку. Было больно, и я сразу же прижала руку к груди.

Наклонившись, он посмотрел мне прямо в глаза, когда начертил крест на моем лбу, его лицо было красным, пока он плакал и говорил:

— Я изгоняю тебя, Сатана! Твое искушение не должно расцвести здесь, в Раю Господнем на Земле. Я согрешил достаточно из-за тебя! Я отрекаюсь от тебя как от своей дочери. Ты не моя плоть и кровь. Отродье Вельзевула, ты, живое воплощение греха!

Мои глаза расширились, дыхание замедлилось, и я начала неконтролируемо дрожать, услышав слова отца.

Я... рождена дьяволом?

Господь... пожалуйста... пожалуйста... помоги мне!

***

— Иди туда и не смей выходить!

Я смиренно кивнула головой, отошла от брата Луки, дрожа, и отправилась на небольшую кровать в свою комнату.

Мой отец и брат Лука притащили меня домой без слов объяснений и бросили в этой комнате. Я была напугана. Они обращались со мной, будто я была грешница, но я не понимала, что сделала.

Плюхнувшись на кровать, я натянула длинную юбку на колени и зарыдала.

Я не знала, как долго находилась в своей комнате, пялясь в потолок. Я слышала, как двери открывались и закрывались, слышала низкий тембр мужских голосов, говоривших в гостиной, и женский плач в соседней комнате. Через толстые стены я не могла отчетливо слышать, что они говорили.

Прошло еще больше времени, голоса утихли, и дом погрузился в тишину. Наступила ночь, опустилась тьма, и моя комната освещалась только светом луны: узкие маленькие лучи проникали через небольшое окно в северной стене.

Я лежала на кровати, истощенная и озадаченная, когда ручка моей двери начала поворачиваться. Задержав дыхание, раздумывая, кто пришел, я выдохнула от облегчения, когда это оказалась моя сестра Фиби.

— Сестра? — прошептала она и на цыпочках подошла к моей кровати. Я мгновенно села и улыбнулась. Я любила свою сестру, она была старше меня на несколько лет, но была лучшей подругой. У нас были разные матери — у моего отца было много жен, — но мы разделяли тот же набожный характер.

Когда взгляд Фиби встретился с моим, она замерла. Тревога появилась на ее хорошеньком личике, и она заправила за ухо прядь рыжих волос. Она была одета в длинную белую ночнушку, а ее волосы были распущены. Только ночью нам позволяли освобождать наши волосы из чепцов.

— Фиби? Что случилось? — спросила я, страх снова скрутил мой живот.

Фиби посмотрела в сторону двери, прежде чем подошла ближе.

— Отец... — она остановилась, затем сделала глубокий вдох. — Отец сказал, что ты больше мне не сестра.

Ощущая, будто мне в сердце вонзили нож, я в шоке отползла подальше на кровати.

Фиби наблюдала за моей реакцией, и ее глаза заполнили слезы.

— Сестра... — сказала она, болезненно выдохнув.

— П-почему? Ч-что я сделала? — спросила я, слезы каскадом текли по моим щекам.

Фиби осторожно села на край моей кровати и изучала мое лицо. Я видела, как ее пытливые голубые глаза искали что-то и внезапно взгляд облегчение смягчил ее черты лица.

— Я не вижу этого.

Я нахмурилась.

— Не видишь... что?

— Дьявола в тебе.

Я накрыла рот рукой, чтобы скрыть всхлип, и покачала головой. Рука легла на мой живот и, подняв голову, я увидела, что сестра смотрит на меня с грустью.

— Я не дьявол, Фиби. Ты должна верить мне!

Потянув меня за руку, Фиби обняла меня, раскачивая вперед-назад.

— Это твоя красота, сестра. Ты искушение, как Ева была для Адама. Так же как Ева ты можешь приворожить мужчину, они не в силах находиться вдали от твоего соблазна. Старейшины... и отец... — я всхлипнула, услышав эти слова, — они верят, что как и на Еву, на тебя оказывает влияние дьявол, или даже... — Фиби затихла.

Я посмотрела на ее печальное лицо и тяжело сглотнула.

— Даже что? — спросила я нервно.

Фиби обняла меня крепче.

— Этот дьявол внутри тебя. Он контролирует тебя... ты становишься его пешкой, искушая людей грешить против Бога и его плоти.

Я качала головой туда-сюда.

— Нет, нет, нет... Фиби!

Рука Фиби сжала мою мокрую щеку:

— Ты должна быть сильной и покорной, сестра. Ты должна пройти любой суд или испытание, что встретятся на твоем пути. Если дьявол в твоей плоти, ты должна бороться. Если мужчины падают у твоих ног, не поддавайся их очарованию. — Рука Фиби ужесточилась вокруг моего лица, ее взгляд сосредоточился на моем. — Они заберут тебя. Несколько часов назад я подслушала, как отец разговаривал с братом Лукой. Очень влиятельный мужчина приедет забрать тебя рано утром. Он увезет тебя от семьи, чтобы проверить твою веру. Он один из ближайших друзей Пророка Давида.