Спасенное сердце

Я стиснул челюсти, когда услышал это дерьмо, кулак Стикса ударил по столу. Ублюдки хотели Мэй. Не было никакого описания Лилы, и если на то пошло, Мэдди. Целью была Мэй. И они забрали не ту сучку.

— Мне удалось найти место, — сказал Таннер.

Затем Тэнк перебил:

— А мужчины, которые забрали ее? Кто они?

Таннер посмотрел на Тэнка.

— Низкоуровневый расходный материал. Последние коричневорубашечники Лэндри.

— Дерьмо! — выплюнул Тэнк.

— Какого хрена это означает? — спросил Викинг. — Клянусь, если он начнет говорить по-немецки, я начну стрелять.

Тэнк мрачно посмотрел на Вика, а АК ударил его по голове.

— Тэнк? Объясни? — приказал я, озвучивая то, что показывал Стикс.

— Мужчины, забравшие Лилу, уже с Аидом. Лэндри отправил последних отбросов, которых хотел истребить из своего Клана. Сначала они доставляют, затем их утилизируют... стандартный сценарий.

— Но мы получили место дислокации? — спросил я.

Таннер начал печатать на своем ноутбуке, секунду спустя повернул экран ко мне и Стиксу, на карте красной точкой было показано место дислокации.

Наклонившись вперед, я изучал карту.

— В середине гребаной жопы мира, около сорока миль.

Таннер развернул ноутбук к себе и набрал что-то еще. Когда повернул экран, на этот раз карта была военной, показывая огромную базу сразу за красно точкой.

— Военная база, — прошептал АК. — Все еще принадлежит государству? — он спросил Таннера.

Таннер покачал головой.

— Куплена много месяцев назад частником. Из того, что я знаю, это была тайная сделка. Никаких зон для полетов и камер было частью сделки. Кто бы ни купил это место, он не хотел, чтобы его нашли. И похоже, что именно у них ваша девушка.

Я откинулся на стуле и нахмурился, пытаясь своим уставшим мозгом понять, кто мог отправить нам сообщение от военных. Может, новые торговцы боеприпасами?

Я объявил идею вслух, и Стикс пожал плечами и показал:

«Может быть».

Таннер яростно печатал на ноутбуке, АК направлял его, как вдруг Таннер откинулся на спинку стула, нахмурив брови.

— Я знаю имя, — сказал он.

— Что? — спросил Ковбой.

— У меня есть имя покупателя. Заняло гребаное количество времени, но АК подал мне идею, где искать.

— И? — поторапливал я его, наклонившись вперед.

Вся кровь отлила от лица АК, и он замер.

— Что? Что это за ублюдок? — закричал я, теряя терпение.

Таннер посмотрел на АК и нахмурился.

— Таннер, давай, говори сейчас же!

Таннер посмотрел на экран и прочитал.

— Иуда Давид.

Я уставился на АК и пожал плечами.

— Почему ты ведешь себя так? Кто, бл*дь, этот Иуда Давид?

АК посмотрел на меня и Стикса.

— Это был поручитель, — сказал он, и Таннер осматривал экран.

— Ну? — давил я.

— Поручитель... да. Имя поручителя Каин... Каин Давид.

Весь гребаный воздух покинул мои легкие, и каждый брат застыл.

Каин.

Каин?

УБЛЮДОК КАИН!

— Райдер, — прошипел я, и встретился взглядом со Стиксом. Стикс горел в молчаливой ярости, все вены на его шее напряглись, а глаза расширились от гнева.

Потеряв терпение, Стикс подпрыгнул со стула, поднял его и запустил в стену, раскалывая дерево на куски.

Встав, я ударил кулаком по столу и закричал:

— КАИН!

Флейм начал свое сумасшедшее расхаживание туда-сюда, отрывая кожу на ногтях, а я схватился за волосы. Каин сбежал. Гребаная крыса сбежала и теперь у него моя девочка. Все мое тело было напряжено.

Каин был наследником этого испорченного места, а АК убил пророка Давида... Это означает...

— Сейчас он Пророк, — сказал я громко.

— Что? — спросил Викинг.

Я встретился взглядом со Стиксом, который шокировано смотрел на меня.

— Райдер — Каин — был наследником, верно?

Стикс кивнул, и я увидел, как он все понял.

— АК застрелил эту старую мразь Давида в голову, что означает....

— Каин стал бы Пророком, если бы выжил... и Мэй отпустила его. Эта гребаная крыса освободилась, и сейчас он долбаный лидер! — выплюнул АК.

«Все, сели нахрен», — приказал Стикс знаками, и мы сделали как он и сказал.

Я кипел, дергался, сходил с ума. Райдер... Каин... Ордер... Бл*дь!

Слова Мэдди крутились в моей голове.

Пророк Давид говорил, что воскреснет, если его убьют. Его должны были воскресить, чтобы получить возмездие с тех, кто обидел его! Он вернулся, Мэй! Я знаю это, и он забрал Лилу! Мэй, они убью ее! Они сделают пример из ее побега! Она знала. Эта сучка верила, что в конце концов ублюдки вернутся. И Лила у них. Какого хрена они с ней делают?

Рука ударила меня по спине, и Стикс дернул подбородком. Я поняла, что он спрашивал, в порядке ли я. Я кивнул и махнул ему говорить.

«Нам нужно снова обратиться к главам. План такой же, как и в прошлый раз. Мы идем и убиваем всех, кто там живет... Но Райдер мой», — показал он. — «Нам нужно убить этих мразей раз и навсегда».

Все братья пробормотали согласие, и я вытащил свой телефон, готовый всех созывать. Но как только собрался начать вызов, АК вытянул руку, чтобы я подождал, он сосредоточил взгляд на экране ноутбука.

— Что? — спросил я, теряя терпение.

АК прищурился, рассматривая карту на экране.

— Здесь нет ничего общего с последним разом. Это место — гребаная крепость. Прошлая община была открыта со всех сторон и плохо защищена. Тех охранников не обучали. Для нас было легко прийти и поиметь всех. — АК указал на карту, и я видел, как он упорно что-то обдумывал. — В этом месте больше земли, оно закрыто, несколько зданий, у всего толстые стены, чтобы противостоять атаке. Вероятно, в подобном месте есть подземные бункеры. — АК посмотрел на Стикса. — Совершенно другой уровень, През. Мы не знаем, сколько там людей, настолько они защищены. Но после произошедшего в последней общине, они будут глупцами, если не приготовятся к атакам. — АК покачал головой. — Мы все знаем Райдера, През. Парень не глуп. В действительности, все совсем наоборот. Полагаю, что он восстановился, окреп и готов к нападению Палачей.

— Ты говоришь, что мы не сможем захватить этих религиозных уродов? — сердито сказал я.

АК встретился со мной взглядом.

— Я лишь говорю, что если мы пойдем туда полные ярости, никто из нас не вернется.

«Смайлер, АК... Таннер», — показал Стикс, и все братья посмотрели в его направлении, Таннер был в шоке, что его включили. — «Вы все бывшие спецназовцы. Что думаете?»

Смайлер посмотрел на своих братьев и сказал:

— Мы не пойдем никуда, пока не узнаем с чем имеем дело. Нам нужно наблюдение, численность людей, количество боеприпасов, графики и чертежи этой базы.

АК кивнул.

— Согласен. Если пойдем вслепую — умрем. Должен напомнить, что эти ублюдки верят в смерть ради своего дела. Нет ничего хуже, чем идти против народа, который не боится умереть. Я был в Афганистане и сталкивался с подобным... Я единственный, кто вышел живым.

Я сидел и закипал как долбаная кастрюля на плитке, и когда увидел выражение согласия на лицах своих братьев, резко встал. Все внимание сфокусировалось на мне.

Стикс показал мне сесть, но я не мог.

— Мы идем... СЕЙЧАС ЖЕ! — прошипел я сквозь стиснутые зубы.

АК вздохнул и продолжит говорить, но я перебил его.

— Нет! Моя гребаная женщина в этой тюрьме, и я расскажу вам сейчас кое-что; вы не слышали и половины садистского дерьма, что эти мрази делали с сучками в своем культе... с Мэдди, Мэй… с моей долбаной старухой!

— Старуха? — спросил Вик. — С каких пор?

— С ЭТОГО ГРЕБАНОГО МОМЕНТА! — закричал я, и Вик поднял руки. — Лила — моя старуха, была похищена, и вы все сидите как гребаные домохозяйки за кофе и обсуждаете стратегию? Тогда дайте мне сказать, что делают эти мрази. Они насилуют детей. Они насиловали мою женщину годами, заставляли ее принимать член, которого она не хотела, промыли ей мозги, заставив думать, что она зло, потому что она чертовски потрясающая. Говорили, что если ее будет трахать «последователь Бога», то это спасет ее грешную душу! И хуже всего, она была осквернена своим отцом... своим гребаным отцом, потому что он сказал, что она соблазняла его! Он не мог отказать ей и заставлял гладить его член, когда ей было шесть! Но хуже всего, что она все еще верит в это... все еще не видит, как это все извращено, потому что это единственное, что она знает.

— Дерьмо! — выплюнул Булл.

Я повернулся к Стиксу.

— Знаю, что Мэй прошла через что-то подобное, и понимаю, что ты не хочешь выносить это на публику, но гарантирую тебе, что если бы Мэй забрали эти ублюдки, ты бы штурмовал эту гребаную базу, составляя список имен и идя по головам!

Таннер внезапно встал со стула, привлекая мое внимание.

— Какого хрена ты хочешь, нацик? На случай, если не заметил, это церковь Палачей, не собрание Клана, принц гребаной «Белой силы»!

— Кай! Достаточно! — выплюнул Тэнк и подпрыгнул со стула, сердито смотря на меня. Стул заскрипел по полу, и внезапно Флейм оказался рядом со мной, в его ужасных глазницах было столько ярости, сколько я не видел раньше.

Схватив за руку, Флейм развернул меня.

— Все это ужасное дерьмо... Мэдди... изнасилование... дети.... — Он почти кричал. Его обезумевшие черные глаза встретились с моими. — Эти библейские придурки делали это с Мэдди? То, что они делали с Мэй и Лилой, они делали и с Мэдди?

Я вздохнул и неохотно кивнул. Флейм вытащил самый большой нож, который я только видел. Он скользнул им по своей груди, кровь стекала по его страшным демоническим татуировкам.

— Ей досталось хуже всех, брат. Ее гребаный опекун, брат Моисей, был больным, изобретательным ублюдком.

Все тело Флейма напряглось, чертовски пугающий шум раздался из его горла, и он заорал:

— ОН НЕ ЕЕ ГРЕБАНЫЙ БРАТ МОИСЕЙ! ОНА, БЛ*ДЬ, МОЯ!

Флейм схватился за край стола. Все братья встали со своих мест, как раз вовремя, потому что он опрокинул стол. Брат стоял посреди комнаты, истекающий кровью и потом, кулаки сжаты, и задыхался как гребаный питбуль после собачьих боев.

Уставившись на Стикса, он зарычал:

— Мы идем туда прямо, бл*дь, сейчас. Я с моим братом Каем. Потому что если кто-то из этих ублюдков придет за моей Мэдди или Мэй, или сделает что-нибудь Лиле, я не несу ответственности за резню, которую устрою. Я принесу такое гребаное зло, о котором эти религиозные уроды даже не думали.

АК и Викинг подошли к Флейму и попытались его успокоить, но на это раз брат оттолкнул их обоих, и его сумасшедшая сила опрокинула их на пол.

Стикс пошел вперед и встал прямо перед Флеймом.

«Мэдди и Мэй никуда не собираются. А Лилу мы вернем назад. Но, брат, у нас есть одна попытка и мы не должны облажаться. Это не значит, что ты не сможешь обескровить ублюдков. А только значит, что нам нужно подготовиться». — Тяжелый, не терпящий возражений взгляд Стикса встретился с моим, я знал, что он адресован мне.

Бл*дь!

Таннер внезапно шагнул вперед и разделил внимание между Флеймом и мной.

— Я могу получить чертежи и координаты базы.

— Да, и как ты, бд*дь, собираешься это сделать, американская история Икс⁹? — спросил я, внезапно не доверяя ублюдку.

— Я пойду в главный офис Клана и взять это там. Я знаю, где Лэндри хранит личную информацию. Я гребаный наследник и посвящен в большее, чем любой другой член клана. Я радость и гордость старика, и он научил меня, как быть подлым ублюдком. Ты сам сказал это, блондинчик. Я принц техасского клана гребаной «Белой силы»! — сказал он саркастично, смотря на меня и даже не дрогнув. — Я знаю больше о том, что происходит в этом штате, чем гребаный президент. Все местные копы принадлежат клану.

Тэнк вышел вперед и обошел Таннера.

— Если ты пойдешь на это и тебя поймают — ты мертвец, — зашипел он тихо.

Таннер пожал плечами, его мышцы сгруппировались.

— Они узнают, что я помешан на Адеите, и в любом случае мне конец. По крайней мере, так я смогу доказать твоему брату-красавчику, что хочу выйти из Клана раз и навсегда. — Таннер подошел ближе к Тэнку и сказал: — Я больше и дня не могу находиться в этом месте. Я не могу стоять и проповедовать о белой чистоте и христианской расе, когда единственная сучка, которую я хочу, темнокожая и католичка. Нет, мужик, позволь мне сделать это.

Таннер посмотрел на нас со Стиском.

— Я получу эти данные. Я присоединюсь к Палачам. У меня есть до хрена всего для этого клуба, и вы сможете мне доверять.

— Доверять тебе? — рассмеялся я. — Мы, бл*дь, тебя не знаем. Ты покидаешь Клан, которому посвятил всю жизнь ради Мексикано-Нацистской версии «Ромео и Джульетты». Почему мы должны сейчас тебе доверять?

Таннер рванул вперед и встретился со мной нос к носу.

— Потому что то, что ты чувствуешь к своей сучке, я чувствую к этой принцессе картеля и хочу, чтобы она была моей, вот почему. И я сделаю что угодно ради ее защиты... включая отказ от своего наследства и моей гребаной свободы.

— Ты линчевал черных?

Вопрос раздался с задней части комнаты, и Хаш сделал шаг вперед, одетый в кожу, Ковбой был у него за спиной. Светло голубые глаза Хаш смотрели на Таннера.

Таннер опустил голову.

— Да, — прохрипел он. — Черных, евреев, желтых, латиносов, геев, священников — всех подряд — топил, душил, четвертовал, затем привязывал к грузовику и тянул, пока от них не оставалось ничего, кроме торсов, — ответил он честно. Я не мог не отметить, что ублюдок был смелым.

Хаш, наш брат с бритой головой, смешанной расы, задрожал. Правда брат был больше белым, чем черным, имел скандинавскую внешность своей шведки-матери, но нацист и черный? Как смесь воды и масла.

— Но я больше не такой, — сказал Таннер, когда Ковбой положил свою обтянутую кожей руку на шею Хаш и потянул его назад, что-то зашептав ему на ухо, без сомнения уговаривая его не перерезать глотку Таннеру.

Комната погрузилась в тишину, и я сказал:

— Ты достанешь данные и мы посмотрим, будешь ли ты с нами.

В комнате раздался громкий свист, и все глаза сосредоточились на Стиксе. Его лицо было каменным. Он указал на Флейма.

«Ты поднимаешь этот стол, убираешь, созданный тобой беспорядок и избавляешься от своего психованного дерьма. Мэдди не твоя. Ты не владеешь ею, поэтому успокойся, нахрен!» — затем он указал на Хаш и показал: — «Ты наш брат. Ты важнее любого с секретными данными или без них, понял?».

Хаш кивнул и прислонился спиной к стене, зло глядя на Таннера. Стикс наконец повернулся ко мне.

«И, Кай, последний раз, когда я проверял, я носил патч Преза, и я управляю этим гребаным клубом, не ты. Даже не думай, что если ты, наконец, нашел киску, которую хочешь не просто трахать, ты можешь диктовать условия. Не можешь. Ты не думаешь здраво и устраиваешь гребаное шоу на церкви, поэтому успокойся нахрен, прежде чем я вышвырну тебя из плана по спасению Лилы. И точка».

— Ты, бл*дь, не посмеешь, — зашипел я.

Стикс хрустнул костяшками, затем показал:

«А ты проверь, брат. Я защищаю этот клуб. А то, что мой ВП ведет себя как гребаная ноющая киска, не помогает. Мне нужно, чтобы ты вернулся ко мне, а не вызывал еще больше проблем».

Стиснув зубы, я поднял стул, который уронил, уселся и закрыл свой рот «ноющей киски».

Стикс дал знак Тэнку переводить и повернулся лицом к Таннеру.

«Сколько у тебя займет времени получить чертежи?»

Таннер выслушал Тэнка и повернулся к Стиксу.

— Около двух часов. Если не уложусь в это время, я не вернусь.

Стикс посмотрел на Таннера, и я знал, что он размышлял, насколько можно доверять нацику. Наконец, он дернул подбородком и показал:

«Действуй».

18 глава

Лила

Всю ночь я то просыпалась, то снова засыпала, так как за пределами моих покоев было слишком тихо. Я привыкла слышать рев двигателей, разбивание бутылок, смех людей, ссоры, и меня удивляло, что я скучала по этому.

Я не могла перестать думать о месяцах, что провела во внешнем мире. Я так долго хотела вернуться к своим людям. Снова и снова молилась о том, чтобы мой народ выжил и вернулся ко мне. Но сейчас я была здесь, и мне казалось это странным. Единственное место, которому я принадлежала, было странным для меня.

Сидя на кровати, пока веревки все еще крепко держали мои руки и ноги, я пыталась успокоиться. Утреннее солнце светило сквозь окно, наполняя пространство комнаты желтым сиянием. Утро могло бы быть почти безмятежным, даже прекрасным, если бы меня не удерживали в плену.

Снаружи моей двери раздались шаги и под дверью затанцевали тени. Мое дыхание участилось, и я замерла, ожидая того, кто войдет.

Дверная ручка начала поворачиваться, и секунду спустя вошла женщина в длинном белом платье, ее рыжие волосы спадали до середины спины.

— Приветствую, — сказала она, стоя ко мне спиной.

— П-приветствую, — вынудила я себя ответить. Должно быть, эта женщина была моей новой горничной, так же как большую часть моей жизни была сестра Ева. Я опустила глаза в пол, и внезапно увидела женские ноги в сандалиях.

— Подними голову, — приказала женщина, и повинуясь, я подняла. Женщина была моего возраста, хорошенькая... и она мне улыбалась.

Я не понимала ее радости. Я была Окаянной. Со мной нельзя быть дружелюбной. Я не должна была общаться даже с теми, кому поручена забота обо мне.

Женщина подняла руку, и я замерла, когда она провела пальцем по моей руке.

— Ты не узнаешь меня? — спросила она, и я стала тщательнее ее изучать.

Ее глаза были потрясающего оттенка зеленого, во всех нужных местах тела были изгибы. Она была привлекательной. Она улыбалась... Она...

— Фиби? — прошептала я, мой пульс участился. — Моя Фиби?

Глаза женщины наполнились слезами счастья, а на лице появилась ослепительная улыбка, когда она опустилась на колени передо мной.

— Ребекка. Моя сладкая, маленькая Ребекка.

Мой мир перестал вращаться от звука этого имени... мое имя при рождении, мое благословленное имя, данное родителями... прежде чем они поняли, что во мне живет дьявол, прежде чем меня забрали от тех, кого я любила, избегали и отправили подальше, чтобы спасти.

— Не называй это имя, пожалуйста, — умоляла я, и улыбка Фиби исчезла.

Она убрала спутанные волосы с моего лица и сказала:

— Я знаю, кто ты, и знаю, что в твоих венах течет зло. Но ты всегда была моей драгоценной прекрасной сестрой. Моей Ребеккой, которая прокрадывалась ко мне в постель по ночам и разрешала заплетать ее волосы, позволяла петь ей гимны и с нетерпением ждала, когда я начну читать Священное Писание. — Ее зеленые глаза наблюдали за мной, и она добавила: — Ты помнишь, моя сестра? Ты помнишь те драгоценные времена, проведенные вместе, прежде чем тебя забрали?

Нахлынули воспоминания. Счастливое время с Фиби поглотило мой разум, — то, что я пыталась заблокировать. Она заботилась обо мне, смешила меня, улыбалась мне, занималась со мной домашними делами, пела мне, читала мне... любила меня. Я не могла вспомнить, чтобы кто-то любил меня, кроме Беллы, Мэй и Мэдди... а теперь Кая, хотя я и понимала, что это чары.

— Псалом 23, — прошептала я после того, как Фиби опустила взгляд, печальное выражение поглотило ее прелестное личико. — Мы пели псалом 23.

Фиби ахнула, и в ее глазах появились слезы.

— Ты помнишь...

Мы вдвоем сидели и смотрели друг на друга, когда Фиби замолкла на Писании, которого я больше всего боялась. Две маленькие девочки выросли. Прожили жизни, но не вместе. Есть шрамы, но они нанесены не друг другом. Девочки связаны, но не более чем незнакомки. Сплетенное прошлое, но потрепанное и одинокое будущее.

Фиби наклонила голову набок.

— Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо лицезрела. Слухи о твоей красоте не преувеличены.

По моей спине побежали мурашки.

— Я — Окаянная, Фиби. Я рождена Сатаной.

Фиби потупила взгляд.

— Я знаю это.

— Моя мать... — выдохнула я.

Фиби кивнула с грустью.

— Они пришли за ней, пытаясь объявить еретиком. Сначала она отвергала их утверждение, что она спала с Сатаной и родила проклятое дитя. Но после нескольких дней испытаний она ослабла и призналась. Она была быстро казнена и надлежащим образом погребена для покаяния.

Мое сердце болело за женщину, которая дала мне жизнь. Я смутно ее помнила, но не знала ее достаточно хорошо. Воспоминания были мимолетными проблесками того, как она расчесывала мои волосы и надевала мне чепец, чтобы скрыть цвет и длину. Я помнила, как она подстригала мои ресницы ножницами, чтобы мои глаза не привлекали внимания. Натирала мои щеки белым кремом, чтобы я выглядела бледной, а под глазами втирала темный порошок, чтобы под ними были синяки, и я выглядела усталой.

Я подняла дрожащие пальцы к лицу и потерла круги под глазами. Фиби взяла мою руку и опустила ее на колени.

— Я помню, что она делала странные вещи со мной, практически пряча, кем я была.

Одинокая слеза скатилась из глаза Фиби.

— Она пыталась скрыть твою невероятную красоту... Не хотела, чтобы ты привлекала внимание последователей... брата Луки

Реальность и весь ужас причины, по которой действовала моя мать, нахлынул на меня, и я не смогла удержать свое тело от дрожи.

Фиби заметила и положила руку мне на колено.

— Это правда, — сказала я, дрожащим голосом.

— Что?

— Что моя мать соединилась с Сатаной и... они вместе создали меня.

Фиби выдохнула, но неохотно кивнула.

— Да.

— Значит все обо мне правда, сестра? Я настоящая грешница.

Фиби потупила взор, затем посмотрела на меня сквозь ресницы.

— Но ты в Новом Сионе и теперь будешь спасена, Далила.

Я кивнула автоматически, но внутри была сломлена. Фиби, заметив, что у меня больше не было желания разговаривать, подошла к подносу на ночном столике, который, она, должно быть принесла. Затем она двинулась ко мне с ножницами в руках.

— Я освобожу тебя от веревок.

Я вытянула руки и ноги, и Фиби разрезала веревки. Мои кости болели в тех местах, где веревки натирали плоть, а кожа стала ярко-красной и покрылась волдырями.

Но я не чувствовала боли, все чувства поглотила абсолютная покорность. Кай и Мэй пытались убедить меня, что я ошибалась и не была соблазнительницей, что Пророк и старейшины убежали меня в этом, чтобы контролировать и заставлять исполнять их волю. Но услышав, что моя мама действительно соединилась с Сатаной и пыталась покаяться, я поняла все, что мне нужно было знать.

Я, Далила, была Окаянной... и находилась под влиянием внешнего мира.

— Ты можешь ходить? — спросила Фиби, и я машинально кивнула.

— Тогда мы должны прогуляться. Уверена, ты очень хочешь увидеть новую общину. Порок Каин собрал все общины в одном месте.

Это привлекло мое внимание.

— Другие общины?

Фиби вытянула руку, я приняла ее, и она потянула меня на ноги. Я стиснула зубы, так как мои лодыжки болели, но боль уходила под влиянием любопытства.

— Да, все общины. По всему миру их были сотни. После нападения и смерти пророка Давида, пророк Каин взошел на его место и вместе с советом старейшин привезли нас сюда.

Растерянный взгляд на моем лице, должно быть, дал понять Фиби о моем удивлении.

— Ты не знаешь этого, Далила?

Я покачала головой.

— Тогда где по-твоему ты жила, прежде чем была названа Пророком Окаянной?

Мое сердце заколотилось быстрее.

— Я... я думала, что бы на другой стороне той же самой общины. Но… но я не помню многое из своего детства, поэтому никогда особо не задумывалась. Всю мою жизнь мы, Окаянные, держались отдельно от других. Взаимодействие с другими избранными было запретным, было слишком опасно для их душ открываться блудницам.

Фиби кивнула понимающе, но потянула меня к двери. Я вырвала свою руку.

— Подожди! Не думаю, что пророк Каин изменил правила для меня. Мне запрещено покидать эти покои.

Фиби посмотрела на дверь.

— Мы будем держаться отдаленного пути. Нас никто не увидит. У нас есть час, до того брат Мика придет за тобой. Сейчас все на утреннем богослужении, а мне поручено следить за тобой.

— Почему ты? — спросила я.

Фиби улыбнулась, и по ее щекам начал расползаться румянец.

— Я привилегированная сестра... — Я нахмурилась, и Фиби откинула волосы назад. — Я являюсь супругой брата нашего Пророка, Иуды. Я занимаю высокий статус среди женщин.

Фиби выглядела такой гордой, что была приближена к Иуде, но единственный раз, когда я видела этого мужчину, я чувствовала только холодность.

— Пойдем. Нужно многое увидеть, — сказала Фиби восторженно, утягивая меня через дверь и под утреннее солнце.

***

Знакомый голос пророка Давида доносился из громкоговорителей, и я не могла поверить своим глазам перед Священным кругом.

Я усиленно моргала, полагая, что вижу неправду. Мои руки дрожали, а дыхание замедлилось. Они были повсюду — сотни и сотни людей... без одежды, они извивались в траве от удовольствия. Мужчины развратно соединялись с женщинами, женщины развратно соединялись с мужчинами.

Это было гедонистически и откровенно. Звуки удовольствия наполняли утренний воздух. Я никогда не видела ничего подобного. Это не было Данью Господней. Это было грешно, неправильно.

Я посмотрела на возвышенную сцену, и там сидел пророк Каин. Он был один, одетый в белое, и смотрел на людей. Хотя отсюда было видно, что ему было не комфортно, он не вступал в действие, а его глаза смотрели в пол, а не на массу извивающихся тел.

Повсюду люди занимались сексом. Я не понимала этого. Меня учили не этому, не так воспитывали.

Фиби счастливо выдохнула и повернулась ко мне.

— Разве это не славно, сестра?

Мои глаза расширились от ее слов.

— Я не понимаю. Почему такие действия происходят на святой земле Господа?

— Это послание Пророка, Далила. Так было всегда. Мы празднуем любовь Господа нашими телами — плоть к плоти.

Я затрясла головой.

— Нет! Мы должны быть чистыми. Сдержанными. Должны подавлять удовольствие, чтобы не навлекать зло на наши сердца и души.

Фиби положила руку мне на плечо.

— Нет, сестра. Это путь Окаянных. Вы должны подавлять удовольствие, чтобы не навлекать зло на ваши уже почерневшие души. Вы сохраняете чистоту для ваших благословленных Богом старейшин, которые помогают вам достичь спасения. Как избранный народ Бога мы молимся через наше удовольствие. Господь сделал нас сексуальными, чтобы почувствовать его любовь.

Моя губа задрожала, когда я вспомнила как впервые участвовала в Дане Господней будучи ребенком с братом Ноем...

— Далила, сегодня ты научишься послушанию, ибо послушание побеждает зло. — Он наклонил голову набок. — Ты хочешь, чтобы твоя дьявольская душа была спасена?

— Да, сэр, отчаянно хочу. Я не хочу быть падшей или соблазнительницей.

Брат Ной улыбнулся, и мой желудок сделал сальто. Улыбка не была доброй или искренней, больше похотливой и возбужденной.

— Тогда пойдем. Мы войдем в большой зал, где собрались остальные грешницы и Окаянные, которые нуждаются в спасении.

Я склонила голову, подчиняясь, и вложила свою маленькую ручку в его.

— Что случится, когда мы окажемся там? — спросил мой восьмилетний голосок.

Брат Ной наклонился, погладил пальцами мою щеку и сказал:

— Я возьму тебя, Далила. Очищу тебя своим семенем. И ты не должна сопротивляться этому. Сопротивление только отсрочит твое спасение. Ты хочешь быть свободной? Ты хочешь быть с Господом, когда настанет судный день?

— Да, сэр, это моя самая большая мечта.

— Тогда не сопротивляйся. Твоя сестра, Белла, сопротивлялась брату Гавриилу при своей первой Дани Господней. Она все еще упрямое и греховное дитя. Ее душа все еще темная. Ты же не хочешь этого, Далила?

Я энергично покачала головой. Я не хотела всего этого.

Я боялась, когда меня раздели. Боялась, когда меня поставили на корточки, моя голова была прижата к полу, а руки за спиной. Была боль, дискомфорт, но больше чем это — капитуляция перед братом Ноем и Господом. Вот как я должна была найти спасение.

У меня подгибались колени.

— Далила? — спросила Фиби, настороженно смотря на меня.

Я смотрела на девушку, которая когда-то была моей сестрой, и не чувствовала ничего, кроме растерянности.

Повернувшись, я побежала по короткому пути к своим новым покоям, слыша тихий звук шагов Фиби позади меня. Я не остановилась. Мой разум был лабиринтом недоумения, жутким хаосом суматохи, обмана и заблуждений.

Когда я вошла в свою новую спальню, расхаживая туда-сюда по большому пространству, Фиби вбежала и спросила:

— Далила, что не так? Почему ты так себя ведешь?

Проведя пальцами по волосам, я спросила:

— Ты участвуешь в этой службе? Как все остальные?

Она смотрела на меня, будто я потеряла рассудок.

— Пожалуйста, Фиби! Я должна знать!

— Да, я участвую в таких службах. Они важны для нашей веры... нашего дела. Вот для чего мы призваны. Апокалипсис близко, и пророк Каин обеспечит наше вознесение в рай через свое откровение.

— Вот поэтому ты привилегированная сестра? Как ты заработала этот титул? Я не слышала о таком прежде.

Фиби улыбнулась.

— Порок Давид наказал, что мы должны набирать больше членов. Я была одной из избранных сестер из нашей прежней общины, чтобы отправиться во внешний мир и обратить как можно больше последователей.

Мои ноги ослабли, и я плюхнулась на кровать.

— Ты... ты была снаружи? Покидала общину?

— Да. Мы должны были проповедовать и исполнять свою миссию по распространению слова Господа, как делал Иисус и его апостолы.

— Как? Как ты обращала их в нашу веру?

Фиби осторожно подошла ко мне и присела на кровать. Она взяла меня за руку и призналась:

— Мы делили любовь Господа. Показывали мужчинам и женщинам, что они могут жить без ограничений, показывали, какой может быть жизнь, если они примут любовь Господа и полностью посвятят себя делу... пророка Давида, а теперь пророка Каина.

Я не думала, что Фиби может показать или сказать мне что-то этим утром, что шокирует меня больше, чем Священный круг. Я оцепенела. Все, во что я верила, оказалось под вопросом, мои убеждения были разорваны, нет, разбиты вдребезги. Вся моя жизнь и верования рушились на глазах!

Я не могла принять все это. Я хотела к Мэй. К Мэдди. Хотела обнимать Кая, позволить ему успокоить и утешить меня, сказать мне, что все будет хорошо.

Я была чужой в этой общине. Неосведомленной.

— Ты... соединялась с ними плотски... и приводила их сюда, в божий рай... Новый Сион?

Фиби выпрямилась, почти гордо.

— Да. И я привела большую часть наших новообращенных. Откуда думаешь, у нас новые члены?

— И... Иуда? Ты теперь с Иудой?

Фиби улыбнулась, я могла видеть, как она любила брата-близнеца нашего Пророка.

— Да. Он сказал, что я достойна находиться с ним. И я пример для других женщин, как использовать послания Господа и показывать нечестивым людям истинный путь.

Я не могла дышать. Мои легкие сокращались, в груди сдавливало, и я не могла дышать!

— Далила? — Фиби опустилась на колени и потрогала мой холодный лоб. — Тебе нехорошо?

— Да, — смогла я сказать. — Пожалуйста, мне нужно отдохнуть. Я устала.

Фиби вздохнула и быстро покинула комнату, оставив меня одну. Должно быть, я уснула на кровати, и когда услышала чьи-то шаги, резко подскочила. Темные тени расползлись по комнате. Я осознала, что должно быть, проспала целый день.

Моя спина была повернута к двери, но когда услышала тяжелые шаги, инстинкты заставили меня повернуть голову.

— Маленькая Ребекка... упс! Нет, Далила. верно? — сказал глубокий голос, и брат Мика вошел в отблеске дневного света, пробирающегося через окно.

Я испуганно вдохнула. Его тело было грозным. Каштановые волосы спускались по спине, длинная борода доходила груди. Карие глаза маленькие и прищуренные, на лице, казалось, был постоянный хмурый взгляд. Он был высоким и предвещал беду... Он был тем, кто спасет меня?

Брат Мика приблизился и возвысился над кроватью.

— Ты красивая, Далила, поистине красивая.

Я напряженно наблюдала за ним, смотря как его губы поджимаются. Брат Мика повернулся спиной и начал поднимать свою тунику. Я не смела оторвать взгляда, когда он обнажал свою кожу. Затем я не могла отвести взгляд, когда вся его спина была выставлена напоказ, и не смогла удержать резкий, шокированный вздох.

Мика оглянулся.

— Видишь, что твое шлюхастой искушение сделало со мной, Далила?

Широкие рубцы покрывали его тело. Они были повсюду, от нижней части шеи, до нижней части спины. Его избили, исхлестали... как Иисуса.

Мика развернулся и сердито на меня посмотрел.

— Ты помнишь ту ночь, Далила? Когда пришла ко мне в комнату и дразнила меня своей милой улыбкой. Соблазняла голубыми глазами. Я был в восторге от твоей внешности. Пророк Давид как раз проповедовал о том, как прикасаться и угождать девушке, о том, что смотрители Ордена начнут прикасаться к нам, чтобы продемонстрировать любовь Господа. А я любил тебя годами, сколько себя помню. И это было не просто детское увлечение. Ты поглотила меня, каждую мою мысль, каждую клетку моего тела, мои мечты. Я думал о тебе постоянно, о том, что ты можешь быть одной из девочек в книгах-раскрасках.

Мика закрыл глаза, и я наблюдала, как он вытянул руку к своей промежности, открывая свое возбуждение. Он сделал шаг вперед, затем еще один, пока его колени не оказались на матрасе в конце кровати. Он гладил рукой свой ствол, и из моего желудка поднялась рвота прямо до горла.

Нет... пожалуйста, Господь, спаси меня... умоляю, избавь меня от гнева Мики.

— Я научился касаться себя, представляя тебя. Научился достигать удовольствия, чтобы быть ближе к Богу... благодаря этим красивым глазам и пухлым губам.

Ладони Мики коснулись матраса, последовав за коленями. Мне было некуда отодвинуться, я была в ловушке. Страх держал меня узницей на кровати.

Но затем его глаза блеснули чем-то еще, что я не могла расшифровать.

— Дьявол в тебе говорил с моей невинной и набожной душой. И своим прекрасным лицом ты заманила меня. Из-за тебя я согрешил! Я был соблазнен и слаб!

Мика сильнее сжимал свой ствол, его дыхание участилось, а на груди появился пот. Отпустив свою хватку на мгновение, он пополз вперед, вынудив меня лечь на спину, пока не навис надо мной, снова схватив свой пенис.

— После того как мой отец поймал нас, тебя забрали, из-за твоего колдовства. А я был наказан за то, что не сопротивлялся. Ты искушала моего отца, и он победил. Но не я. Я поддался тебе. Злу. Блуднице Ада.

Я не могла говорить, не в состоянии сделать что-то, когда Мика наклонился, его дыхание опаляло мое лицо.

— Меня отвезли на холм вечных мук, руки привязали между двумя деревьями, разорвали мою тунику по центру. Мой отец взял плеть и наградил меня тридцатью девятью ударами, как Иисуса.

— Мне... мне жаль, — прошептала я с ужасом.

Мика остановил свое самоудовлетворение. Пот капал с его щеки.

— Жаль? Я не хочу и не нуждаюсь в твоей жалости, шлюха. С каждым ударом плетью я избавлялся от твоих чар над своим разумом. С каждым вдохом боли я обещал Господу, что никогда не паду снова. Я запечатлел каждый удар в воспоминании и пообещал себе, что если Господь сочтет нужным снова поставить меня на твой испорченный путь, я стану солдатом Христа и избавлю твою душу от Сатаны.

Я закричала, когда брат Мика начал поднимать мое длинное платье. Его пальцы не остановились, пока прокладывали дорожку по моему бедру, пока не зацепили мое нижнее белье, и Мика стянул его по моим ногам, отбросив на пол.

— Поднимайся, — приказал Мика.

Я сделала, как приказано. Мне не была чужда данная ситуация. В действительности, я переживала подобное тысячу раз с братом Ноем.

Стоя на шатающихся ногах, я покорно склонила голову.

— Сними платье.

Дрожа, я подняла руки и расстегнула молнию, мое серое платье упало на пол.

Я была голой.

Я была обнаженной.

Я вернулась.

Пошелестев простыней, Мика встал передо мной, наклонив голову, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Посмотри на меня, Далила. — Так же естественно, как сделать вдох, я повиновалась.

Мика провел рукой по моим волосам, затем сказал слова, слишком знакомые для меня:

— Я возьму тебя, Далила. Очищу тебя своим семенем. И ты не должна сопротивляться этому. Сопротивление только отсрочит твое спасение. Ты хочешь быть свободной? Ты хочешь быть с Господом, когда настанет судный день?

Мой разум наводнили воспоминания о том, как я была ребенком и те же самые слова исходили из уст брата Ноя. Я оцепенела.

Я снова стала той восьмилетней девочкой. Снова была одинокой потерянной душой.

Кивнув, мне пришлось сказать:

— Да, сэр, это моя самая большая мечта. — Я помнила это наизусть.

— Тогда не сопротивляйся, — приказал брат Мика. — У меня есть сила, чтобы спасти тебя. Я благословлен Богом, и смогу принести тебя в его объятия.

Брат Мика сдвинулся в сторону и показал на кровать. Я сделала три шага, встала на колени, прижала лоб к матрасу и сцепила руки за спиной.

Когда матрас прогнулся, брат Мика расположился у моего центра и начал толкать свой ствол в меня. Я закрыла глаза и представляла единственного мужчину, которого любила. Мужчину, который никогда не взял бы меня подобным образом. Он осуждал тех, кто так делал. Этот мужчина занимался со мной любовью...

— Детка, послушай меня и послушай внимательно.

Я всхлипнула и подарила ему свое внимание.

Его голос смягчился, и он заправил волосы мне за ухо своими пальцами, пока его светлые волосы щекотали кожу моей груди.

— Я не такой, как они. Да, я шлюха. Это не секрет. Я трахнул огромное количество дырок. Но я никогда не делал одного. Я никогда не заботился о сучках, как о тебе. Я никогда не ждал так долго ни одну киску, как твою. Я бы убил за тебя, детка. Если кто-то попробует забрать тебя у меня, я разорву их ублюдошные глотки. Ты принадлежишь мне, и прямо сейчас, в этой кровати, я сделаю кое-что в самый первый раз. Мы оба.

Я задержала дыхание, боясь выдохнуть, чтобы не разрушить момент, и не зная, что он откроет.

— Я займусь с тобой любовью, Лила. Я сделаю тебя своей, заклеймлю тебя. Потому что для меня больше нет никого другого… никто не смог сделать со мной этого, кроме тебя.

— Кай... — выдохнула я, и на этот раз приветствовала слезы, текущие по моим щекам. Они показывали Каю, что я тоже хотела этого всего с ним.

Кай вздохнул и сцеловал соленую жидкость на каждой щеке. Прижав свой лоб к моему, он рвано выдохнул и прошептал:

— Я, бл*дь, люблю тебя, Лила. То, что между нами, больше чем просто трах. Ты понимаешь, да?

В этот момент моя сдержанность испарилась. Обхватив руками его лицо, я прижала губы к его и призналась:

— Я так сильно люблю тебя, очень-очень сильно. С тобой я чувствую себя в безопасности... Когда я с тобой, я не боюсь. Ты и не догадываешься, какие особенные эти чувства для меня.

Ослепительная улыбка украсила его красивое лицо...

Я держала в голове выражение его лица.

Кай Уиллис, моя красивая настоящая любовь...

Я люблю тебя, Кай... Мое сердце навсегда твое...

***

Кай

— Нам нужны разведданные, мы совершим глупость, если пойдем в это место вслепую, — сказал АК. Смайлер и Таннер поддержали его.

Нацистский ублюдок уехал и вернулся с чертежами в руках. И да, новая община была гребаной крепостью. Тысячи акров скрытой и первоклассной военной защиты. Как будто гребаный «Форт-Нокс».

Мы не знали, как много уродов было там, но из данных Таннера, их могло быть тысячи.

Палачам бы потребовались недели, чтобы узнать это количество, поэтому Стикс согласился и позволил АК и Смайлеру поехать и осмотреть территорию и разведать, сможем ли мы не попасться под радары. Это было день назад. У меня не было хитрых навыков, которые можно было использовать, поэтому я посчитал более продуктивным сидеть в баре и лакать «Джек».

Мою сучку забрали два дня назад, два несчастных и чертовски долгих дня, и я не был идиотом. Мэй рассказывала, что делали эти мрази, но я не мог позволить себе думать об этом, представлять, что какой-нибудь педофил-садист насилует мою женщину. Бл*дь, она, должно быть, была напугана. Моя старуха была робкой, потрепанной жизнью сучкой с промытыми мозгами.

Казалось, будто Мэй и Мэдди пережили крушение поезда. Они сидели в квартире Стикса в полном оцепенении, и смотрели в никуда все гребное время.

— Как дела, брат? — Хаш сел рядом со мной, вытаскивая меня из мрачных мыслей, и как всегда Ковбой был поблизости. Они были как гребаные тени друг друга.

— Кай, — поприветствовал Ковбой, наклонив свою шляпу, и сев рядом с Хаш, приказал проспекту подать пиво.

Мы втроем не говорили. Какого хрена мы могли сказать?

Проходили часы и один за другим братья наполняли бар: Тэнк, Булл, Вик, Флейм, Таннер показал свое лицо и наконец Стикс. Мы все ждали данных разведки, а старухи были наверху с Мэдди и Мэй.

Кто-то толкнул мою руку, и Стикс сел рядом. Он также ни хрена не говорил.

Рев Харли раздался снаружи, и я подпрыгнул с барного стула, готовый выбить дверь, но Стикс удержал меня.

Шли минуты, АК и Смайлер вошли в бар, выглядя уставшими и взъерошенными. Длинные волосы Смайлера были грязными и убранными назад, вся его одежда и кожа были в грязи. Я бросился в их направлении, когда они сели на диван, и встал перед ними.

Я услышал, как Стикс засвистел, чтобы все собрались.

— Ну? — побуждал я.

АК поднял голову и провел руками по лицу.

— У них гребаная армия.

Протяжно выдохнув, я скрестил руки на груди, и Хаш спросил:

— Что будем с этим делать?

— Охранники патрулируют с АК-47 по всему периметру. Парни знают свое дело. Есть дневная и ночная смена, — сказал Смайлер.

— Слабые места? — спросил Тэнк.

— Не так много. Но они были недостаточно тщательны, когда обеспечивали внешний периметр, и мы нашли путь на юго-западе собственности. Там холмы, поля и кустарники. Это самое слабое место, в других местах мы встретимся с электронным забором, камерами и патрульными каждый час. — АК посмотрел на нас со Стиксом. През заерзал рядом со мной. — Не знаю, откуда они на хер все, но могу сказать, что ублюдки, убитые месяцы назад — старейшины, пророк, те братья, что имели Мэй, Мэдди и Лилу — были ничем. Подобного места я не видел прежде. И их боеприпасы настоящие израильские высшего сорта. И должен сказать, През, это лучше, чем то, что мы таскаем.

Стикс подтолкнул меня, и я машинально наблюдал за его рукой и переводил:

«Что это, нахер, за место? Что они там делают?»

Смайлер по-настоящему улыбнулся, хотя и без веселья.

— Похоже на гребаный крестовый поход, вроде укрепленного Иерусалима или подобное дерьмо. Похоже, что религиозные мрази готовятся к Апокалипсису.

Стикс запрокинул голову назад и застонал, затем посмотрел на Булла.

«Что-нибудь о новых торговцах оружием на нашей территории?»

Булл покачал головой.

— Ничего. Все в порядке.

— Они выжидают свое время, — сказал я и повернулся к Стиксу. — Мы все знаем Райдера. Он новичок. Ему нужно привести все в порядок, прежде чем нанести удар. Но после этого... ну… Он разозлен и хочет отомстить.

— Мы вошли, посмотрели окраины, но не заходили далеко, — сказал Смайлер.

— А Лила? Ты видел мою женщину? — спросил я, мой желудок сжался.

АК и Смайлер посмотрели друг на друга, казалось, будто сомневаясь, стоит ли делиться. Я шагнул вперед, привлекая их внимание, и сказал:

— Что бы там ни было, братья, лучше начать говорить.

АК сел на диван и сказал:

— Мы видели кое-что, но нет, Лилу не видели.

— Что вы видели? — спросил Хаш. — Нам нужно знать все, если мы идем.

Смайлер нахмурился и сказал:

— Мы возвращались назад, но услышали какое-то безумное библейское дерьмо из огромных колонок. — Они посмотрели друг на друга и этим только разозлили меня.

— Хватит, бл*дь, смотреть друг на друга и расскажите мне, что вы видели! — закричал я, заметив, как АК стиснул зубы.

— Хочешь знать, что мы видели? Мы видели гребаную оргию. Огромное количество народу, на огромном участке травы, киски и члены повсюду, все трахают друг друга в любую дырку, до которой могут добраться, в то время как орут на каком-то языке, который мы не поняли.

— Никогда не видел ничего подобного, — добавил Смайлер.

Каждая часть меня замерла, и АК встал, положив руку мне на плечо.

— Брат, это будто какая-то безумная секс-секта. Никто из нас не видел Лилу, но это не значит, что ее там не было.

Флейм заметно дрожал и посмотрел на Стикса.

— Когда мы выдвигаемся?

Стикс посмотрел на Смайлера и АК и приподнял брови, молча задавая вопрос.

— Мы думаем о наступлении темноты, — ответил Смайлер. — У нас есть очень хорошая идея, мы расскажем, когда пройдем пару миль, но до тех пор это будет сюрпризом. Темнота даст нам дополнительное преимущество, когда мы начнем искать Лилу. И братья... — Смайлер повернулся ко мне. — Мы заберем ее... любой ценой. Даже если бы мне не нравилась эта сучка, ее нахождение в этом трахнутом месте меня не устраивает.

— И оружие, — сказал Булл. — Нам надо постараться и узнать, что у них на складе. Эти ублюдки все еще недалеко от Остина. Они хотят поиметь нашу сферу влияния. Это означает гребаную тотальную войну с мразями. И теперь они с ККК? Не особо хорошая перспектива.

«Все согласны с тем, чтобы выдвигаться с темнотой?» — показал Стикс, кивнув на слова Булла.

Вокруг раздались «да», и я сказал:

— Кто идет? Потому что я иду и не хочу ничего слышать об этом.

Стикс кивнул и указал на АК, Смайлера. Ковбоя, Хаш, себя и меня.

«Нас шестеро, но, Кай?» — я смотрел на руки своего брата. — «АК и Смайлер поведут, хорошо?»

Я сжал челюсти так сильно, что они заболели, но ответил:

— Хорошо.

— Тэнк, Булл, Флейм, Вик, вы охраняете клуб. Ни один ублюдок не должен зайти сюда. — Они все дернули подбородками в согласии, но Флейм зарычал.

— Я иду, — выплюнул Флейм, выглядя чертовски безумным в своей коже, без футболки и только в жилете сверху. — Не смей отстранять меня. Я иду.

АК подошел к Флейму.

— Брат, это миссия туда и обратно. Никакой гребаной драмы или эти мудаки поймают нас и расплющат наши задницы. Это не какие-то тупоголовые хиппи, с которыми мы имели дело. Эта версия культа защищена и готова урыть любого ублюдка, который встанет них на пути.

Флейм уставился на АК, как будто не слышал, но сказал:

— Я все еще иду. Я заткнусь нахер. — Флейм улыбнулся, и это выглядело жутко зловеще. — Способы, которыми я могу убивать, не нуждаются в звуках.

Я видел опасение на лицах всех братьев, но я бы чувствовал себя лучше, зная, что этот сумасшедший ублюдок прикрывает мою спину.

«Значит, мы пойдем сегодня, — показал Стикс. — Отдохните, вам нужно».

Каждый из братьев похлопал меня по плечу, когда покидали бар и расходились по комнатам, оставляя меня со Стиксом. Я дернул подбородком в его сторону и направился отоспаться, когда он остановил меня, схватив за руку. Он отпустил руку и показал:

«Если этот культ под руководством Райдера стал хуже, чем тот испорченный, из которого пришли наши сучки, значит, тебе стоит приготовиться, брат».

— Она там только несколько дней. Мы вернем ее до того, как мудаки причинят ей боль, — ответил я, но, как и Стикс, если судить по его жалостливому выражению лица, я знал, что дурачил сам себя. Как только бы Лила вернулась в эту общину, ее бы увели в уединение, чтобы эти ублюдки «спасли» ее. Она сама мне так говорила.

— Иди к Мэй, — сказал я и почти побежал в свою комнату. Захлопнув дверь, я прислонился спиной к дереву и соскользнул на пол, опустив голову на руки.

Бл*дь, Ли... пожалуйста, пусть с тобой все будет хорошо.

19 глава

Лила

Листья с дерева за окном танцевали, отбрасывая тени на стену спальни. Снаружи было темно, и смертельная тишина поглотила ночь. Эти листья были не хорошим знаком. Темные формы соединялись, скрещивались и дрожали, почти выглядя как демоны, ползущие по стене, следя за мной... насмехаясь. Я зажмурила глаза, чтобы скрыться от них.

Мои ноги онемели. Я пыталась передвинуться в другую позу, но поморщилась, когда боль пронзила мое тело. Мика был грубым, кровь текла по моим бедрам, его семя высохло на моих ногах.

Я потеряла счет тому, сколько раз он взял меня — каждый раз, когда он повторял Писание, моя душа реагировала, дрожа изнутри, глаза закатывались, и персональная молитва к Господу исходила с моих уст.

— Покорись Господу, отвергни дьявола, и он охотно оставит тебя, — кричал брат Мика с каждым толчком бедер, каждый раз наматывая мои волосы на свой кулак и каждый раз, когда поток его семени проливался в мое чрево.

Устав от своей трудной задачи, Мика оставил меня неподвижной на кровати, пообещав вернуться завтра. Я не хотела наступления завтрашнего дня.

Я никогда не чувствовала себя такой... грязной, использованной. В конце каждой Дани Господней в прошлом я принимала, что нахожусь на шаг ближе к спасению. Но брат Мика брал меня не для того, чтобы спасти, нет, он наказывал меня за свои рубцы, рвал мои волосы, целенаправленно причинял боль, когда входил в меня, пока я была сухой. Он царапал меня и вонзал зубы мне в плечо, оставлял синяки на моих бедрах из-за своей неумолимой хватки, и оставил следы на шее, когда прижимал меня к матрасу, почти задушив.

За всю мою жизнь меня брал только брат Ной. Я не знала, каково это — заниматься любовью, получать удовольствие от развратных прикосновений... до Кая. Его ласки изменили меня, его любовь преобразила что-то во мне коренным образом.

Он показал мне, что это соитие... неправильное.

Я моргнула. Еще раз.

Соитие было неправильным! Все это место было неправильным!

Мои губы дрожали, и я помогла себе руками приподняться с матраса и переместить себя в сидячее положение. Незнакомая энергия наполнила меня. Прежде чем осознала свои действия, я поднялась на ноги, поправила свое испачканное кровью и семенем платье, и направилась к двери.

Прижав ухо к дереву, я ничего не услышала. Медленно открыв дверь, проверила, что коридор был пуст, и на цыпочках вышла.

Из комнаты в конце коридора доносились голоса. Я предполагала, что в ней жили охранники-последователи. До выхода нужно было пройти совсем немного, поэтому так быстро, как возможно, я направилась к нему и в ночной воздух.

Моя голова кружилась, пока я шла по тропинке, которая привела меня к краю леса. У меня не было ни одной сознательной мысли, меня просто вели ноги, когда увеличили скорость и начали бежать. И я побежала.

Я прорвалась через гущу деревьев и бежала, бежала так быстро, как мои ослабевшие ноги мне позволяли. Я понятие не имела, где я, или куда направляюсь, но мне было все равно, пока я представляла Кая в своей голове. Это придавало сил. Я должна уйти... Я не могла поверить, что я, Далила, благочестивая последовательница Пророка пыталась убежать во внешний мир.

Мое дыхание стало поверхностным. Я споткнулась об упавшую ветку. Я была истощена, мое тело нуждалось в отдыхе. Когда мои колени и ладони коснулись земли, я пыталась подняться, но не могла. Прижавшись щекой к сухим листьям, я услышала приближающиеся голоса, один голос был почти передо мной... голос брата Мики.

— Здесь! Она здесь! — закричал он, и через секунду последователи-охранники окружили меня.

Меня подхватили руки, ошеломленная, я посмотрела в глаза брату Мике. Его губы были поджаты, а во взгляде плескалась ярость.

— Ты пыталась сбежать, шлюха? Снова покинуть свой народ... своего Пророка?

Я ничего не ответила. Я знала последствия для беглецов, и сомневалась, что к моим словам прислушаются.

В глазах брата Мики загорелась месть, и он сказал:

— Мы отведем ее к Пророку. Эта созданная Сатаной шлюха не поддается спасению и искуплению. Она зло по своей мути. Пророк Каин не потерпит ее попыток вернуться к тем грешным людям.

Мне стало все равно. Я позволила им сделать то, чего они хотели. Я не могла жить так. Если моя душа не могла быть спасена, Кай никогда не полюбит меня по-настоящему. Я бы предпочла умереть, чем жить и знать, что его любовь вызвана моими чарами... и я бы предпочла умереть, чем жить под властью Пророка.

Эта община не то, что я считала священным. Секс был аморальным. Шрамы покрывали невольные души.

Я приветствовала его обвинение в побеге.

Впервые в жизни я приветствовала окончательное облегчение от зла, живущего во мне.

***

— Пророк, вы должны сделать из не пример. Она Окаянная, совершает неподобающие поступки. Мужчины, с которыми она проживала, развратили ее душу, подпитывали влияние ее дьявола.

Мои руки снова были связаны, я сидела на твердом полу покоев Пророка Каина. Он стоял передо мной, окруженный Иудой и советом старейшин. Брат Мика рассказывал, что произошло.

Пророк Каин наблюдал за мной, но в глубинах его глаз мелькала неуверенность. Сделав два шага вперед, он наклонился и сказал:

— Далила... я слышал о тебе много. — Я закатила глаза, чтобы встретиться с его, и была заворожена его красотой. — Расскажи мне, Далила, почему ты сбежала от наших людей?

Я не дала ответа, так как понимала, что все сказанное мной будет проигнорировано.

Пророк Каин вздохнул и тихо сказал:

— Далила, покайся, согласись искупить свои грехи Писаниями пророка Давида, и ты будешь спасена от суда.

Я опустила взгляд, и пророк Каин поднял мой подбородок.

— Смотри на меня, — приказал он. Я уставилась ему в глаза, и затем с чем-то похожим на беспокойство, он посмотрел на старейшин.

— Оставьте нас, — приказал Пророк своему совету, и мгновенно они встали. Все, кроме брата Иуды. Пророк повернулся к нему. — Ты тоже, Иуда. Мне нужно поговорить с ней наедине.

Выражение лица Иуды помрачнело, когда он встал и направился на выход из комнаты. Хоть их лица и были идентичными, черты лица Иуды были резче. В глазах всегда оценивающий взгляд, будто он считал всех врагами. Взгляд пророка Каина иногда был добрым, иногда смущенным. Мэй рассказывала, что когда-то считала его другом. Иногда мне казалось, что я понимала, почему.

Когда все покинули комнату, пророк Каин подошел ко мне и сел на колени.

— Далила или Лила? Когда Мэй рассказывала о тебе, то всегда называла тебя Лилой.

Я не сводила глаз с плиточного пола, не произнося ни слова. Слишком онемевшая, чтобы ответить.

Пророк Каин сел на пол и обернул руки вокруг коленей, уставившись в окно. Его каштановые волосы спускались по спине, а борода отросла с последнего раза, когда я видела его месяцы назад, после того как он вернул Мэй пророку Давиду.

— Как она? — спросил Пророк через несколько минут, отчего я удивленно моргнула.

Я не ответила, поэтому он повернулся и посмотрел на меня.

— Она счастлива? Она... говорит обо мне когда-нибудь?

Печаль исказила его лицо, и он повесил голову, вздохнув, как будто пожалел о сказанном.

Уставившись на дверь позади нас, Пророк повернулся ко мне и сказал:

— Ты должна покаяться, Лила. Если не сделаешь этого, я не смогу тебя спасти. За каждым моим действием следят, каждое молитвенное собрание судят, и я пытаюсь сделать эту общину процветающей, ради наших людей. Люди должны верить в меня, чтобы я привел их к величию. Я все еще верю в послание Господа, в послание Пророка Давида. Я все еще хочу спасения для нас. Для этого нам нужна Мэй, нам необходимо вернуть всех Окаянных в Новый Сион. Пророчество должно быть исполнено!

Мои руки задрожали, когда я услышала правду, оправдание в его словах. Я тоже хотела, чтобы Окаянные были спасены, но затем в моей голове возникло изображение счастливой и улыбающейся Мэй со Стиксом, и я знала, что не могу покаяться. Когда я думала о тихой Мэдди, которая с удовлетворением смотрела в окно, я понимала, что не могу покаяться. И когда я думала том, как Кай заботился обо мне, как нежно занимался любовью со мной, я понимала, что не могу покаяться.

Их необходимо защитить.

Пророк Каин наклонился вперед и приподнял мой подбородок своими пальцами.

— Я никогда не причиню ей боль. Она будет моей единственной женой. Я люблю ее. И поэтому она должна освободиться от этого дьявола Стикса. Вы все. Вы все должны быть здесь. И потому что я люблю ее, и я знаю, что она любит тебя, мне нужно твое покаяние. В противном случае я не смогу остановить твое наказание. Я избавлю тебя от суда, если ты признаешься в своих искушениях. Потому что, Далила, ты не захочешь пройти через суд.

Я открыла рот заговорить и, казалось, Пророк вздохнул от облегчения, что я согласилась. Не прошло много времени, прежде чем я крепко поджала губы.

Порок стиснул челюсти и, выпрямляясь, злобно сказал:

— Так они завладели и тобой? Палачи испортили еще одну Окаянную душу? Ты отказываешься от спасения своего народа, чтобы их защитить? Почему? Ты тоже влюбилась в одного из них? — он рассмеялся, не веря. — Это правда, не так ли? — В его прежнем добром взгляде появилась горечь. — Значит, они просто приговорили тебя к вечности в Аду.

Дверь в комнату внезапно распахнулась, и брат Иуда вошел вместе с моим отцом и братом Лукой.

— Ну? — спросил Иуда, и я ощущала взгляд Пророка Каина на себе, который умолял меня признаться. Я сохраняла молчание. Мне было все равно, что они со мной сделают. Суд или не суд, я покончила со всем этим, с красотой, которая привлекала таких людей, как Иуда, насиловать меня. Теперь я понимала, что то, что они маскировали под «Данью Господней» было изнасилованием. Теперь я понимала, что такое изнасилование.

Пророк Каин вздохнул сдавшись. Встав, он посмотрел на брата.

— Ты сам ее судья, Иуда. Я умываю руки и не буду принимать участие в ее наказании. — Пророк посмотрел на Мику и сказал резко: — Может, в конце концов, ты прав, брат. Может, ей не поможет спасение.

Пророк Каин ушел и поднялся по большому ряду лестниц, исчезнув из виду, но я нахмурилась, когда увидела его отражение в окне напротив. Он стоял, прислонившись спиной к стене, наклонив голову, развернулся и ударил кулаком в стену. Его приступ гнева испугал меня, но у меня не было времени обдумывать это. Брат Иуда, брат Лука, брат Мика и, что больше всего ранило, мой отец все столпились над моим съежившийся телом. Хотя я пришла к осознанию, что этот мужчина не отец для меня. В его душе не было заботы обо мне.

Брат Иуда посмотрел на Мику.

— Собери людей. Они должны видеть, как Орден наказывает блудницу Сатаны. Мы поведем ее в круг. Мы испытаем ее как ведьму, коей она и является.

***

Толпа стояла и пялилась, когда мне связывали запястья и каждую руку привязывали к двум стойкам. Они выкрикивали разные фразы в мою сторону, их злые лица покраснели, когда Иуда и Мика обвинили меня в попытке побега.

— Эта Окаянная женщина была поймана в попытке побега из Ордена, после спасения братом Микой. — По всей поляне раздались удивленные крики. Мужчины и женщины всех размером и возрастов сердито смотрели на меня, взрослые защищали лица детей от меня.

— Дьявол в ней убедил ее сбежать от спасения Господнего. И как слабая женщина, она уклонилась от достижения божьего света. Вместо этого выбрав путь темноты.

Внимание людей было приковано к Иуде, когда он опустился на колени рядом со мной, брат Мика держал меня за волосы, чтобы мое лицо было всем видно.

— Это Окаянная. Запомните ее лицо, предназначенное для того, чтобы мужчины падали к ее ногам. — Иуда провел пальцем по моему лбу. — Ее черты лица идеальные, чтобы соблазнить любого мужчину. Ее лоб идеального размера, глаза большие, обрамлены густыми и длинными ресницами. Скулы высокие, тем не менее не слишком очерченные. Подбородок маленький, придающий внешности нежность, губы полные и пухлые, но рот не большой. Мужчины сходят с ума от ее лица.

Иуда поднялся на ноги, потянув мои волосы, чтобы я поднялась. Брат Мика встал позади меня и сразу же разрезал спину моего одеяния, так что мою честь покрывала только белая комбинация. Когда он ухватил ее сзади, материал прильнул к моему телу.

Мужчины в толпе смотрели на меня с похотью, кто-то даже подошел ближе к сцене.

— Ох, мои братья, вижу, что коварная соблазнительница притягивает вас. Ее тело было создано для того, чтобы вызывать похоть в сердцах мужчин.

Рука Иуды оказалась на моем плече, затем опустилась ниже.

— Ее плечи женственные, мягкие. Груди полные и вздернутые. — Я боролась с желчью в горле, когда вторая рука Иуды обхватила мою правую грудь, массируя плоть и сжимая сосок.

Его рука опустилась к моей талии.

— Ее талия тонкая, идеально плоский живот ведет к бокам, что расходятся и приветствуют мужчин между бедер.

Иуда отпустил меня, и я упала на землю, веревки обжигали мои запястья.

— Множество мужчин было соблазнены этой женщиной, этой шлюхой. — Иуда посмотрел позади меня на совет старейшин. — Сделайте шаг вперед, если эта женщина наложила на вас свои чары.

Брат Мика шагнул вперед, затем брат Лука, и наконец мой отец. Толпа ахнула, когда старейшины признали свою слабость. Иуда встал на краю возвышающейся сцены.

— И братья, которые сейчас смотрели на эту женщину. Сделайте шаг вперед, если вы смотрели на Окаянную, возжелали соединиться с ней, попробовать ее, прикоснуться к ней.

Дрожа, я подняла подбородок, увидев, что множество мужчин, десятки мужчин шагнули вперед. Сдерживаемые слезы потекли по моим щекам. Проклятье этого лица! Проклятье этого тела!

Иуда раскинул руки.

— Сегодня мы навсегда избавим эту женщину от дьявола!

Брат Мика снова появился за моей спиной и сорвал мою комбинацию, оставив меня обнаженной перед толпой. Некоторые из мужчин обезумели от похоти, когда уставились на мою голую плоть.

— Брат Мика! Достаньте плеть! — приказал Иуда, и я услышала, как брат Мика поднял что-то с пола. Горячее дыхание внезапно опалило мое ухо, и Мика сказал:

— Это мое возмездие, Далила. У тебя тоже будут шрамы... если ты не умрешь раньше.

Я не боялась, хотя должна была. Все было совсем наоборот. Они хотели, чтобы у меня появились шрамы, чтобы я вызывала отвращение... не была совершенной. Они хотели моего покаяния, чтобы я признала дьявола в себе.

Но у них не было шанса. Я хотела умереть, если был выбор между этим и проживанием здесь в общине. Я просто хотела освободиться от дьявольского проклятия.

На моем лице растянулась улыбка, и я увидела, как брат Иуда нахмурился. Его лицо покраснело, когда гнев поглотил его. Склонив голову, я зажмурила глаза.

Первый удар плети врезался в мое тело, и раскаленное добела пламя чистой боли пленило мое тело. Невольный крик вырвался из моих уст, и я подняла голову, увидев победную улыбку на лице Иуды.

Я закалила себя к следующему удару, затем к следующему... и к тем, что последовали. По моему лицу тек пот, капая на деревянный пол, где низко висела моя голова.

Даже легкий ветерок ощущался лезвием на моей коже. Когда удары плетью прекратились, моя спина прогнулась от слабости, Иуда немного преклонил колени, успокаивая толпу.

— Ты раскаиваешься в своих искушающих действиях?

Держа рот на замке, я отвела взгляд от Иуды.

Покачав головой, он перевел внимание за меня.

— Развяжите ее.

Кто-то перерезал веревки на моих запястьях, и мое тело упало на землю.

— Поднимите ее! — приказал Иуда, и грубые руки взяли меня под руку и оторвали от пола. Кто-то потянул меня за волосы, и я поняла, что стою перед толпой. Они все были размыты в одно целое, не имея определенных черт, невозможно было различить их одежду. Но затем они начали расходиться, возмущенные тем, что кто-то проталкивался вперед.

Сначала я увидела вспышку красного, затем услышала всхлип и мгновение спустя, мои глаза прояснились достаточно, чтобы увидеть Фиби, которая смотрела на меня, прикрывая рот рукой.

Мой взгляд был прикован к сестре, когда Иуда обратился к толпе:

— Иисус Христос умер на кресте, чтобы искупить грехи человечества... но некоторые грехи нельзя искупить. Быть заодно с Сатаной — смертный грех.

Иуда вытянул руку и в нее был помещен толстый металлический прут.

— Эта язычница должна встретиться с Господом, со знаком Христа на ней, чтобы наш Господь знал, что все сделанное для спасения ее гниющей души... увы, напрасно.

Я видела слезы в глазах Фиби, когда она наблюдала, как братья Мика и Лука держали мои руки, показывая мое обнажённое тело людям Нового Сиона.

Мой отец зажег установленный с краю сцены бочку, пламя поднялось высоко, тепло опалило мою раненую щеку. Взяв железо Иуда поднес его к огню, кончик покраснел от жара. Подняв раскаленное железо и подойдя ко мне, он расположил его вертикально моему животе, прижал, и раскаленный металл ошпарил мою кожу.

Хотела я этого или нет, ослабла или нет, но из горла вырвался крик, и глаза Иуды засветились удовлетворением. Все мышцы моего тела были натянуты — я не дышала, просто не могла втянуть воздух...

— Эта блудница всегда будет носить знак Христа, искупителя, нашего спасителя. Крест должен держать дьявола, живущего внутри нее, в страхе!

Погрузив железо в бочку с огнем, Иуда вытащил его и поднял высоко. Зажмурив глаза, я приготовилась к следующим мучениям... и они последовали, обжигая мою плоть; тлетворный запах этой отметки ударил мне в нос.

Бросив железо на землю, Иуда посмотрел мне в глаза, мое сознание тускнело, и спросил:

— В последний раз Далила, шлюха Сатаны, ты покаешься в своем греховном соблазнении?

Я знала, что вот он, момент, когда я выбираю свою судьбу. Посмотрев в ночное небо, я уставилась на одинокую луну и молила Господа, чтобы он помог мне остаться сильной. Увидел меня на этом суде и понял, что я хотела избавиться от дьявола... Я хотела быть спасена... смертью.

Иуда сплюнул на землю у моих ног и провозгласил:

— На огне ты сгоришь. Кипящей кровью будешь очищена от своего греха!

Из толпы раздался болезненный крик, и Фиби упала на колени. Иуда прищурил глаза от недовольства. Затем адресовал моему отцу и брату Мике:

— Брат Мика, брат Исайя, отведите Лилу на холм вечных мук. Вы знаете, что делать.

Мой отец и брат Лука встали по бокам, и вместе с братом Микой потащили меня со сцены, кожа на моих пальцах ног слазила от грубого дерева.

Должно быть, я потеряла сознание, потому что следующее, что я помню, как брат Мика толкал свое хозяйство в мое лоно.

— Боже, прости меня, — выдохнул он, когда толкнулся в меня два раза. Я даже не почувствовала.

Убрав голову из местечка между моей шеей и плечом, он отпрянул и встретился со мной взглядами.

— Далила, ты на самом деле самое красивое создание на свете. Я никогда не хотел женщину так, как хочу тебя... — Он вздохнул и потерся своей щекой об мою. — Это лицо... это красивое лицо сводит меня с ума.

— Брат Мика! Мы должны действовать! — я искала источник голоса и увидела, как мой отец укладывает деревянные доски.

— Я буду скучать по этому лицу, Лила, — сказал Мика тихо и выскользнул из меня, только чтобы схватить мои ноги, прижать их вместе и связать лодыжки. Я инстинктивно пыталась дергать руками, но они были подняты над моей головой и привязаны к толстому куску дерева.

Я была на столбе... я была привязана к столбу!

Мгновенно я начала бороться, когда мой отец расположил полено у моих ног.

На огне ты сгоришь. Кипящей кровью будешь очищена от своего греха!

Слова брата Иуды внезапно обрели смысл. Они сожгут меня как ведьму!

Брат Мика закрепил мои ноги, затем принялся помогать отцу.

Паника накрыла меня, и я закричала в растерянности, не в состоянии освободиться от оков.

— Пожалуйста! — умоляла я.

Из-за боли в спине я бредила, сожженная кожа моего туловища причиняла мучительную боль. Я испытывала жажду, у меня пересохло во рту из-за недостатка жидкости. Я осматривалась вокруг, но ничего не было видно, только поле за полем, обширное зеленое одеяло и небольшой грузовик, припаркованный у подножья холма, на котором они, должно быть, привезли нас в это уединенное место.

Достав спичку из небольшого льняного мешочка, мой отец поджег ее об кремень у основания столба, и я наблюдала, как бревна медленно зажигались, и небольшое пламя начало облизывать дерево.

— Пожалуйста, нет! — закричала я, когда ощутила тепло у своих ног.

Брат Мика и мой отец опустились на колени, закрыли глаза и подняли свои руки к Господу.

— Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его.

— А трусам, предателям, подлецам, убийцам, развратникам, колдунам, идолопоклонникам и всем лжецам — им место в озере, что пылает огнем и серой, а это вторая смерть.

— Они будут наказаны вечным процессом разрушения и навсегда убраны от Его присутствия и величия Его силы.

Писание скользило с их уст. От Матфея, Откровение, «Первое послание к Фессалоникийцам св. апостола Павла» и «Второе послание к Фессалоникийцам св. апостола Павла».

Они беседовали с Господом, слишком потерянные в восторге глоссолалия, чтобы услышать мои крики.

Пламя все поднималось, и любая надежда спастись от этой ужасной смерти — ушла.

Я закрыла глаза и молилась, чтобы все произошло быстро.

20 глава

Кай

— Готовы?

Смайлер повернулся к АК и начал выкручивать предохранитель, чтобы перекрыть электрический ток, проходящий через забор.

Остальные: я, Стикс, Флейм, Ковбой и Хаш сидели в ожидании, но я отчаянно хотел проникнуть внутрь.

АК и Смайлер не лгали, это место было проклятой военной крепостью. Стены, забор и смотровые площадки повсюду. К этому моменту были вырублены два охранника: один Стиксом, один мной. Ублюдки даже не слышали наше приближение, что идеально позволило удивить их глупые задницы, отправив пулю им прямо между глаз, благодаря отличным глушителям на наших Узи.

— Готово! — прошептал Смайлер, бросая дверцу предохранителя на землю. Используя Узи, он расстрелял гребную штуковину.

Используя приклад своего ружья, АК проверил забор — ничего.

Хаш шагнул вперед с кусачками для проволоки, обрезая достаточное пространство, чтоб мы могли пролезть.

Один за другим, мы проходили через ряд заборов, в невероятно большое поле. Придерживаясь линии деревьев, АК повел нас в лес.

— Что теперь? — спросил Ковбой.

— Мы направляемся на север, — ответил Смайлер. — В чертежах обозначено большинство зданий в этом направлении.

«Ты ведешь, мы за тобой», — показал Стикс, и мы выдвинулись.

Придерживаясь прикрытия густых деревьев, мы прошли несколько миль, когда звук голосов привлек мое внимание.

Замерев, я поднял руку, братья остановились. Я прислушивался, пока все взгляды устремились на меня.

— Вы слышите? — выдохнул я.

АК нахмурился.

— Здесь ничего нет. Поле и подобное дерьмо.

Голоса становились громче, и, отшатнувшись, следуя по направлению звука, я увидел что-то похожее на пламя вдалеке.

— Похоже на огонь, — сказал я, и братья посмотрели в ту сторону. — Почему, черт возьми, вдалеке огонь?

АК повернулся к Смайлеру.

— Нам нужно проверить. Чертежи не могут ошибаться.

Но затем громкий крик прорезался сквозь низкие бормотания, отчего кровь в моих венах застыла. Грудь сжалась, когда я услышал его снова, я помчался вперед, игнорируя братьев за мной. Этот голос... гребаный голос...

Когда он зазвучал снова, у меня не было сомнений, кому он принадлежит...

ЛИЛА!

Побежав так быстро, как мог, я направлялся к пламени, а жуткое бормотание становилось все яснее. Я быстро понял, что это был чертовски странный библейский разговор в стиле Лилы.

Услышав шаги позади себя, я оглянулся и увидел Стикса и Флейма, следующих за мной. Лицо Флейма осветилось предвкушением, а Стикса беспокойством.

Подняв свой Узи на крики Лилы, я наконец прорвался через деревья и замер.

Двое мужчин катались по земле, болтая на языке, который не мог понять ни один ублюдок... перед огнем... столб... гребаный столб с голой Лилой... она кричала... от боли.

— Лила! — закричал я, бросившись вперед и услышав злой рев Флейма и ругательства из уст мои братьев.

Мужчины на земле даже не беспокоили меня. Я мог видеть только Лилу, пламя лизало дерево почти у ее ног.

Оглянувшись, я увидел, что Ковбой и Хаш побледнели.

— Ковбой, Хаш! Вы со мной!

Оба брата последовали за мной к костру. Глаза Лилы были закрыты, проклятое распятие было выжжено у нее на животе. Она была избита до крови. Я осмотрел ее тело, пока Хаш и Ковбой стали по обе стороны сзади столба и начали отрезать веревки с ее запястий и ног.

Зная, что Ковбой и Хаш займутся веревками, я начал раскапывать землю вокруг ее ног. АК и Смайлер присоединились ко мне, пока не было расчищено достаточно, и я мог добраться до своей женщины.

— Лила! — крикнул я, приблизившись, но ее голова раскачивалась из стороны в сторону. Бл*дь, она была не в себе.

— Кай, брат, — позвал Хаш. — Ее спина исхлестана, похоже на реальное распятие гребаного Христа.

Я задрожал от ярости, и когда Ковбой и Хаш дали сигнал, что веревки развязаны, я поднял обмякшую Лилу со столба, ее голубые глаза открылись.

— Кай? Мой Кай... ты здесь... но ты не любишь меня по-настоящему. Это все ложь... Мне так жаль... жал...

Внезапно глаза Лилы закатились, и она потеряла сознание.

— Лила! Лила! — вскрикнул я, находясь в гребаной растерянности, но она не просыпалась.

Выбежав из пламени, я наклонился и рассмотрел ее. Повсюду была кровь. Ожоги, шрамы, синяки, следы плети и....

Нет, черт побери, НЕТ!

Кровь вытекала из ее киски... вместе с гребаной спермой.

Они изнасиловали ее... Они, бл*дь, изнасиловали ее!

Сжав кулаки, я положил Лилу на траву, мой взор застилала пелена ярости. Сняв свой жилет, я положил его поверх ее тела и повернулся к ублюдкам, которые извергали это сумасшедшее дерьмо.

Стикс держал какого-то старика ублюдка, который почти обосрался при виде нас. А Флейм держал нож у горла мужчины, его свиные глазки наблюдали за мной и моей сучкой, которую он, бл*дь, пытался сжечь.

Флейм прошептал что-то ему на ухо, что я не мог разобрать. Но мразь услышал это, побледнел от того, что изверг наш клубный псих.

Решив начать с него, я встал перед его лицом и, вложив все силы в это удар, ударил его в челюсть. Флейм запрокинул голову назад и рассмеялся, когда кровь хлынула изо рта последователя Иисуса.

Но ублюдок воспрянул.

— Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается.

Его взгляд вспыхнул, когда он цитировал Библию.

Обхватив его щеки, мое лицо встретилось с его.

— Не-а, согрешающая душа разорвет тебя на части и отправит в Ад, ублюдок.

— И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это смерть вторая.

— Убей его на хрен, Кай. Убей его или убью я, — зашипел Флейм, он прижимал лезвие так сильно, что полилась кровь.

— Она грешница, блудница! Она должна сгореть! Раскаяться!

Повернув внимание к старому ублюдку, которого держал Стикс, я направился к нему. Он держал голову высоко, могуче и гордо.

— Есть что сказать, дедуля?

Его морщинистое лицо побагровело, и он сказал:

— Она порождение дьявола! Соблазняет всех на своем пути. Она должна умереть! Единственный способ спасти ее испорченную душу!

— Может, тебе нужно, нахрен умереть, — выплюнул я и повернул свое внимание назад к другой мразе. Он был тем, кто причинил боль моей сучке, и должен умереть.

— Когда-то она была моей дочерью! И она соблазнила даже меня!

Замерев, я медленно повернулся к старику. Меня охватила такая злость, которую я не ощущал прежде. Потянувшись в свой ботинок, я вытащил лезвие, подошел туда, где Стикс держал его, и резанул его горло. Стикс уронил его почти мертвую задницу на землю, и я наклонился и сказал:

— Ты гребаный кусок педофила. Ты прикоснулся к собственной дочери и затем обвинил ее. Передай Аиду мой привет, потому что это единственное место для тебя.

Когда он захлебывался кровью, я стоял, но затем ударил его ботинком по яйцам, улыбаясь его крику, и перерезал его горло.

Шок отразился на его лице, когда по груди текла кровь. Я заставил ублюдошную мразь задыхаться. Он заслужил смерть... медленную.

— Кай! — закричал Флейм. Я дернул подбородком в сторону брата, и его рука дрожала. — Я хочу убить его. Хочу пролить его кровь... медленно. Хочу омыть себя ею. — Его безумные черные глаза были прикованы к Иисусу в его хватке.

Подойдя к последователю, я посмотрел ему в глаза и спросил:

— Ты трахнул мою сучку? Ты отхлестал ее, поджег и привязал к этому гребаному столбу, как гребаный кардинал испанской инквизиции?

Он старался скрыть свою реакцию, но его глаза и ноздри слегка трепыхались. Этого подтверждения мне было достаточно.

— Флейм, — сказал я, — сними его чертово белое платье.

Флейм нахмурился, но толкнул мудака вперед, сорвал эту ужасную тунику и держал ее на расстоянии вытянутой руки. Посмотрев позади себя, я заметил Ковбоя и Хаш с Лилой и сказал:

— Ковбой?

— Да?

— Отнеси это Лиле. Накрой ее, чтоб никто из вас ублюдков не пялился на ее киску.

Ковбой взял тунику, когда я повернулся к бородатому последователю.

— Так, ты, бл*дь, изнасиловал мою женщину? — спросил я натянуто, меня тошнило, представляя это. Моя кровь закипала, бурля под моей кожей.

— Она грешница, а я благословленный старейшина, которому выпала забота о ней... я спасал ее черную душу!

Прицелившись своим Узи в его ногу, я выстрелил ему прямо в бедро. Он закричал, но Флейм накрыл его рот своей рукой в перчатке, чтобы заткнуть нахер.

Затем я прицелился в его правое плечо и послал еще одну пулю в его плоть.

Засунув Узи себя за штаны, я вытащил зубчатый нож.

— Флейм, раздень его.

Насильник начал так сильно трепыхаться на полу, что я почти почувствовал его страх. Щенок. Так было до того, как Флейм взял свой пистолет и ударил его по затылку. Флейм стянул штаны мудака и разорвал их, выставляя хозяйство последователя на обозрение.

— Кай! — закричал Смайлер, и когда я повернулся, он нависал над Лилой. — У нее шок, она сильно кровоточит. Нам, бд*дь, нужно быстрее отвезти ее домой, прежде чем попадет инфекция. Убей мразь и поехали.

Мой взгляд встретился со взглядом Флейма.

— Отрежь его член медленно и засунь ему в рот. И не останавливайся, пока он не сдохнет. Он не выживет, если причинил боль моей сучке.

Глаза Флейма засветились, как будто это было Рождество, и я наклонился сказать последователю:

— Ты так сильно любишь своего Бога, встреться, бл*дь, с ним.

Я выпрямился и побежал к своей сучке. Мы все поморщились, когда услышали, как Флейм отрезал член ублюдка, а тот заорал от боли.

— Бл*дь, Кай! — сказал Ковбой. — Тебе обязательно нужно быть таким изобретательным?

Крики стали стихать, и Флейм убедился, что ублюдок подавился своим хером. Рвота и брызги слюной продолжались чертовски долго, пока Флейм внезапно не взревел как брат, который только что кончил в сучку, и мы все поняли, что последователь мертв.

Разомкнув свой немецкий нож, Стикс подошел к последователю, навис над его грудью и начал выводить «ПА» — его подпись Палачей. Затем он сделал то же самой со стариком Лилы.

Пророку долбаному Каину хватит одного взгляда, чтобы понять, кто убил его педофилов. Но я полагал, что крыса так и так бы понял. Он должен был знать, что если нападет на нас, то весь груз предсказанного им зла, о котором он так много проповедовал, упадет на его плечи.

Война приближалась. Не прямо сейчас... но скоро, и я, бл*дь, буду готов.

«Выдвигаемся», — показал Стикс. Вытерев кровь с лезвия об высушенную траву, он засунул его обратно в ботинок. Я взял Лилу на руки, кровь от ее повреждений просачивалась через тунику. Даже в таком состоянии она была чертовски ошеломляющей, и моя грудь в буквальном смысле болела, от того, как сильно я скучал по ней. Но, бл*дь, эти ублюдки протащили ее через то, что потрепало ее тело.

Стикс опустил руку на мое плечо.

«Мы отомстим позже. Сфокусируйся на своей сучке и позволь мне позаботиться об остальном».

Флейм присоединился к нам, вытирая кровь со своих рук об кожаные штаны, брат казался спокойнее, и мы побежали к забору.

Аханье остановило нас на полушаге. Когда мы повернулись, на нас смотрела рыжая сучка, с чистым страхом на своем лице. Она сбежала с холма со стороны базы.

АК сделал шаг вперед, и она отшатнулась в страхе, захныкав, увидев два тела на земле.

— Нет! — выдохнула она, плач заглушал ее голос. — Вы... вы демоны, о которых предупреждал пророк Каин. Живая армия Аида, которая носит черную кожу и убивает людей без угрызений совести. Вы забираете наши чистые души и отправляете их прямиком в Ад.

— Бл*дь! Мы известны в гребаном райском уголке! — сказал Хаш сухо, без веселья в голосе.

— Дерьмо! — сказал АК и встретился взглядом со Стиксом. — Я не убиваю женщин, но мы не можем позволить ей убежать к главному уродцу Иисуса.

Стикс провел рукой по своему лицу.

Сучка оторвала взгляд от двух трупов на земле, затем посмотрела на Лилу.

— Она жива? — прошептала она, казалось, ее лицо содрогалось от страха. Но не от боязни нас, а от страха за Лилу.

Нахмурившись, я прижал Лилу ближе к себе и уставилась на рыжую святошу.

— Какого хрена тебя это заботит?

Поднявшись на ноги, она осмотрела своими зелеными глазами моих братьев и сказала:

— Она... она моя сестра.

— У нее нет сестры в этой дыре. Ее сестры не здесь, подальше от этого педофильного ада и под зашитой Палачей.

Ее глаза стали больше при упоминании Палачей, но она быстро взяла себя в руки и начала трясти головой.

— Нет... я ее сестра по крови. Я ее сестра… Фиби. — Она подняла дрожащую руку и указала на старого мужика на земле, который тонул в своей крови. — Этот... он был нашим отцом... Вы убили нашего отца.

АК двинулся вперед и схватил ее за руку, поднося дуло своего пистолета к ее голове.

— Он был долбаным педофилом и заслужил встречу с лодочником. И ты тоже. Тебе не следовало здесь появляться, красавица. Теперь ты должна умереть.

— Нет, пожалуйста! — закричала она. — Я пришла помочь сестре. То, что они делали с ней сегодня... мои люди... Боже! Я не могла вынести этого. Ее крики выжжены в моей голове. Все, что я могу видеть — ее кровь...

Мой желудок перевернулся на ее словах и из-за гребаного опустошения в ее голосе. Я сжал свою женщину крепче и изучал рыжую. Она была не похожа на Лилу, не была ошеломительной, но в каком-то смысле была красивой, и явно заботилась о моей женщине.

— Ты должен забрать ее, — сказала она мне, игнорируя АК. — Ты должен забрать и не позволять им снова ее вернуть, защити ее...

АК посмотрел мне в глаза, и я кивнул, показывая не убивать ее. Боже! В последнее время я становился киской.

АК щелкнул предохранителем своего девятимиллиметрового и сказал Фиби на ухо.

— Послушай, сучка, мы свяжем тебя, чтобы ты не смогла побежать к долбаному Пророку и сказать, где мы. Да, ты же понимаешь это своим трахнутым маленьким мозгом?

Фиби закрыла глаза, я видел, что ее руки дрожали, но она кивнула.

— Просто... просто, пожалуйста, увезите ее в безопасное место. В следующий раз, старейшины не оплошают и убью ее.

АК посмотрел на меня в замешательстве и повел сучку к дереву в стороне от костра, но остановился, когда сучка уперлась пятками и вежливо спросила:

— Я могу с ней попрощаться?

Я дернул подбородком в сторону АК. Он потащил рыжую ко мне, и я увидел, что по ее бледным щекам текут слезы. Медленно вытерев руку, она нежно провела тыльной стороной ладони по лицу Лилы и сказала:

— Ее жизнь не была простой. Я молилась, чтобы она оказалась в лучшем месте, но нам всегда рассказывали истории об Окаянных, их обучении. И затем я снова увидела ее. Я знала, что ее жизнь состояла из несчастий и боли. — Сучка расплакалась и выдохнула: — Будь спокойна, моя Ребекка. Будь счастлива. Мы встретимся снова когда-нибудь, неважно, в этой жизни или нет.

Когда она опустила руку, я спросил:

— Как ты ее назвала?

Фиби посмотрела на меня и сказала нервно:

— Р-ребекка. Ее имя при рождении было Ребекка. Но они забрали ее от меня, из нашего дома, еще маленькой девочкой, и назвали ее Далилой, грешным именем, именем Окаянной. — Сучка посмотрела на Лилу и сказала: — Они сказали, что она зло. Они убили ее мать за то, что та соединилась с Сатаной и создала на свет ребенка, согрешив с самим Аидом. Они отправили ее к Пророку, чтобы обучить и спасти... но даже тогда она всегда была моей маленькой Ребеккой.

— Я не видела ее, пока ее не вернули сюда. И я никогда не ненавидела ее как все остальные. Хоть она и была отвергнута моими матерью и отцом, я молилась о ее возвращении. — Глаза Фиби встретились с моими. — Несмотря на то, что ты дышащий демон, кажется, ты заботишься о ней, и может, она принадлежит месту с людьми темноты... потому что она тоже грешна. Прошу тебя дать ей настоящую любовь. Моя Ребекка заслуживает быть любимой.

Я опустил взгляд на свою прекрасную сломленную женщину и прошептал:

— Ребекка...— Ее ресницы затрепетали на это имя, и стон сорвался с губ. Имя подходило ей — белокурая и голубоглазая Ребекка.

— Нам нужно идти, — сказал Смайлер позади меня. — Уже, бл*дь, давно. Следующий патруль через тридцать минут. Не знаю, насчет вас, но я не хочу встретиться с армией гребаного джихадисткого культа, когда нас всего шесть Палачей!

Когда мы тронулись с места, взгляд рыжеволосой не покидал сестру, когда АК оттащил ее и привязал к дереву. У меня была огромная потребность вернуть мою женщину на территорию лагеря. Я видел, как АК пялился на рыжеволосую сучку, и понимал, что он не хотел ее покидать.

Но не было времени для жалости и совестливости в этой жизни вне закона — сестра она или нет. Она могла лгать, пытаясь одурачить нас, притворившись, что заботится о Лиле... пытаясь также одурачить и Лилу.

Лила была моей женщиной и все остальные могли пойти на хер. Как единое цельное братство мы пролезли через забор, не оглядываясь.

Семьдесят минут спустя, мы вошли в ворота лагеря, и прижимая безжизненное тело Лилы к своей груди, я бросился в свою комнату. Смайлер сразу же пошел за аптечкой, когда Мэй вместе с Мэдди, Летти и Красоткой бежали по коридору. Мой разум даже отметил, что Мэдди на самом деле покинула квартиру.

Бросив один взгляд на мою сучку, Мэй и Мэдди опустились на колени, болезненный плач срывался с их губ.

Положив Лилу на кровать, я почувствовал облегчение, что моя сучка в моих объятиях, на моей кровати, но я знал, когда она очнется, все будет не так уж и хорошо... ничего из этого ненормального ведьмовского костра не было хорошим.

Все это было катастрофой...

Гребаной полнейшей катастрофой...

21 глава

Лила

— Смайлер сказала, она будет в порядке. Просто нужно время. Ее подлатали, а лихорадка прошла.

— И кто из мужчин сделал это с ней? Кто ответственен?

— Мы взяли двух из них, отправили в Ад. Одним из них был ее гребаный отец, Мэй.

— А... а Пророк?

— Нигде не видно. Она была на каком-то столбе для суда ведьм, на холме в пустынной местности.

— Не могу поверить, что он позволил сделать это с ней... Удары плетьми, сжигание на костре...

— Ее, бл*дь, изнасиловали! Множество раз!

— Пожалуйста... Не говори это... Я не могу вынести...

— Да, ну, эта мразь не тот человек, которого ты знала. Он блаженный мудак с комплексом Бога и скоро умрет... действительно чертовски скоро.

Мое горло было стянуто и сухое, и все тело болело. Разговоры вокруг проникали в мое сознание, но я не могла понять, о чем они говорили.

Где я?

Мне казалось, что моя спина была в огне, а живот слишком напряжен, чтобы двигаться. Паника начала нарастать в груди, сердце забилось быстрее, вздохи стали резкими и короткими.

Новый Сион... Я была в Новом Сионе... Огонь, там был огонь. Мое тело слишком горячее, и пламя лизало мои ноги.

Я пыталась двигать ногами, но они были связаны, руки скованны над головой. Мой отец и брат Мика читали Писание у моих ног, их голоса становились громче, когда язык изменился на один для обращений к нашему Богу.

Я была проклята, горела в адском пламени, моя душа очищалась от горячей температуры моей крови.

В моем желудке нарастал крик, и не в состоянии выдержать жар огня я выпустила его.

— Лила! — закричал женский голос.

Тяжелые руки держали меня, когда боль в моем сильно побитом теле становилась сильнее.

— Нет, пожалуйста! — умоляла я. — Не убивайте меня так... не пламенем! Другим способом, не пламенем!

— Лила, детка, успокойся, бл*дь.

Этот голос... голос... вернул меня в настоящее.

Мое тело замерло, и что-то шероховатое, но нежное, коснулось моего лба и спустилось к щеке.

— Лила, очнись. Открой глазки, сладкие щечки.

Следуя приказу, я открыла тяжелые веки и яростно заморгала, пытаясь ясно видеть. Перед моими глазами плясали тяжелые тени, пока не показалось лицо... Знакомое лицо, я узнала это красивое лицо.

— Лила? Ты здесь, детка? — прохрипел он глубоким голосом с южным акцентом.

Я оглядела комнату: темные стены, деревянные полы... Что-то знакомое, я знала это место. Мои руки нащупали постельное белье. Оно было знакомым. Я знала его.

— Детка? — мои глаза уставились в голубые глубины. Они были знакомыми, я знала эти красивые глаза. Я не была в огне... я не в огне!

— Кай? — прохрипела я, звук разрезал мое горло как лезвие бритвы. Мои руки накрыли кожу на шее, как будто могли успокоить плоть изнутри.

— Вот, — рядом со мной раздался тихий женский голос, стакан воды появился возле моего рта.

Длинные темные волосы и пара необычно голубых глаз показались на виду.

— Мэй, — сказала я, и она улыбнулась мне, хотя улыбка выглядела болезненной.

— Сестра, мне жаль... Мне очень-очень жаль... — плакала она.

Я не могла говорить. Слишком оцепеневшая, чтобы даже двигать своими губами.

— Они хотели меня, — плакала она. — Они приказали забрать меня... Райдер... Пророк Каин...

— Хочет всех нас назад, — донесся тихий голос слева, и маленькие пальцы обернулись вокруг моих. — Это правда, не так ли, сестра? Они хотят вернуть нас троих к нашим людям?

Мэдди. Моя Мэдди была со мной в этой комнате. Я хотела радоваться, но эмоции отсутствовали. Что-то случилось со мной. Что-то обособило меня. Мэдди приняла молчание за ответ «да» на свой вопрос. И правильно сделала. Это правда.

Кай сел на кровать и убрал длинные пряди волос с моего лба.

— Детка... — затих он, и я увидела боль, исказившую его лицо. — Эти извращенцы... то, что они сделали с тобой...

Я взяла его руку в свою и поднесла ее к его губам. Кай смотрел на меня долгое время. Затем сжал руки в кулаки и отстранился от меня, спрыгнув с кровати.

— Бл*дь! Я не могу справиться с этим!

Мэдди вскочила со стула рядом со мной. Дрожа, она опустилась на пол. Я наблюдала, как он расхаживал туда-сюда, его лицо искажал гнев, и попыталась сесть. Острая боль разрезала мою спину, и я стиснула зубы.

— Они, бл*дь, избили тебя, выпороли... ОНИ, БЛ*ДЬ, ИЗНАСИЛОВАЛИ МОЮ СУЧКУ! Мою сучку, и меня не было там, чтобы спасти ее!

Захныкав, я вздрогнула от гнева Кая. Услышав мое беспокойство, он остановился на середине шага, и его лицо поникло.

— Детка, это, черт подери, разрушило меня! Посмотри на себя, прекрасное тело... Они, бл*дь, покрыли шрамами твою идеальную кожу...

Он сделал три быстрых шаг, встав сбоку кровати, и я наблюдала, как он разваливается, но не могла избавиться от его слов.

Посмотри на себя, прекрасное тело... Они, бл*дь, покрыли шрамами твою идеальную кожу...

— Я люблю тебя, — смогла я прошептать, нуждаясь сказать эти слова вслух.

Кай прижался к моим губам в крепком поцелуе и сказал:

— Детка, черт, я тоже люблю тебя.

Я осмотрела его лицо на признаки лжи.

— Чертовски люблю тебя, детка. Дерьмо, ты везде: в моей голове, в моем гребаном сердце. — Наклонившись вперед, он покрывал поцелуями мое лицо.

С каждым ласковым прикосновением в моем животе порхали бабочки, но затем они превратились в лед, когда он сказал:

— Это гребаное лицо, Лило, чертовски красивое лицо. Я не мог вынести твоего отсутствия. Я мог думать только о твоих голубых глазах, о поцелуях твоих губ, этих солнечных длинных волосах, о том, как твоя киска обхватывала мой член. Меня сводило с ума то, что тебя не было рядом... моей женщины.

Моя нижняя губа дрожала, и Кай провел большим пальцем по моим губам.

— Не плачь, сладкие щечки. Я, бл*дь, не могу этого вынести.

— Я... я устала, — выдохнула я, мой голос был болезненным и сухим от жара огня. Я опустила взгляд, опасаясь, что он почувствует мой обман.

— Хорошо, малышка, — ответил он и встал. — Пойду поговорю со Стиксом. Позже вернусь проведать тебя. Просто поспи.

Я позволила себе посмотреть на его широкую мускулистую спину под жилетом, на то, как его нечесаные светлые волосы были стянуты в хвост, и на его накачанные ноги под джинсами. Он был по-настоящему идеальным, но я была не для него.

Я никогда не должна была влюбляться в него.

Когда дверь закрылась, я уткнулась головой в подушку и расплакалась. Это была уловка. Он скучал по моим губам, глазам... Боже, я ненавидела это лицо! Такой сильный и красивый мужчина как Кай никогда бы не полюбил меня просто за внутренний мир.

В этот момент я жалела, что не погибла в костре, потому что это чувство сейчас было хуже ожога на моей коже... или шрамов на спине.

Опустошение охватило меня, и последний кусочек надежды затух как свеча. Я всегда была всего лишь искусительницей.

Делай, как я говорю, моя маленькая Рапунцель. Подними головку, чтобы я смог рассмотреть твое красивое личико, эти сверкающие глазки.

«Нет! Нет», — думала я, когда слезы текли стремительным потоком.

Ты видела картинки в моей раскраске. Пророк Давид хочет, чтобы мы были ближе друг к другу, ибо близость приводит к единству с Господом. А ты такая красивая... соблазнительная. Я хочу прикасаться к тебе, как мальчик к девочке на картинке.

И мой отец, мой собственный отец...

Она искушает и меня. Я.... я согрешил с ней, брат Лука... я делал разные вещи... в моменты слабости...

И Кай, мой Кай...

Детка, в то мгновение, когда ты вылезла из той клетки кучу недель назад, я был потерян. Сошел с ума от твоего чертовски красивого лица, твоего убийственного тела, глаз, губ... Дерьмо, я помню, как видел тебя рядом с Мэй, напуганную, и был поражен, как будто гребаной молнией.

Это было фальшивкой... наша любовь — фальшивка...

Бл*дь, Ли, какого черта ты со мной делаешь?

Какого черта ты со мной делаешь?

Я вперилась взглядом в потолок и дышала... просто дышала. Но это было нехорошо. Я должна очиститься. Моя кожа была покрыта грязью и грехом. Я должна очиститься... Я ДОЛЖНА ОЧИСТИТЬСЯ...

Подняв одеяло, накрывающее меня, я поставила ноги на деревянный пол, стиснув зубы, когда наклонилась. Используя тумбочку для равновесия, я медленно побрела в ванную, залитую тусклым светом.

Поморщившись, я направилась в душ, затем потянулась к кабинке и повернула ручку воды, убедившись, что она будет ошпаривать... Мне было так холодно...

Зайдя в душ, я наслаждалась ощущением воды, покалывающей мои сшитые рубцы, уродливый красный крест на моем животе. Боль — единственное, что у меня осталось.

Пятнадцать минут спустя я вышла из очищающей воды, снова чувствуя себя грешной и грязной, когда воздух поцеловал мою кожу. Пар поднимался в ванной. Я вытерлась после душа, не трудясь накрыть свое тело, подошла к раковине и замерла, глядя невидящим взглядом в запотевшее зеркало.

Оцепенение охватило меня, парализуя каждое мое движение.

Все, случившееся за последние несколько месяцев, полностью разрушило меня. Преследовало меня, заставляло подвергать сомнению ранее непоколебимую веру и открывало мне то, кем я была: шлюхой, искусительницей, женщиной, которая единственная не могла быть с Богом. Женщиной, которая с рождения была порождением Дьявола, созданным шедевром, идеально вылепленной, запятнанными когтями сатаны.

Подняв дрожащую руку, я яростно вытирала мокрое зеркало, пока мое грешное отражение не показалось на виду. Я уставилась на девушку в отражении, мои губы поджались в отвращении. Она была красивой: золотистая кожа без изъянов, длинные светлые волосы, васильково-голубые глаза... самая впечатляющая маскировка. Создание наивысшего зла.

Каждая прядь платиновых волос была запятнана грехом, каждый сапфир в ее глаза горел безнравственностью, румянец на ее щеках расцветал безбожностью.

Мужчины стекались к ней, оказываясь рядом, попадая в ловушку сатаны. Они хотели взять ее, соединиться с ней в плотской манере, сходили с ума из-за изгибов ее тела, ее большой груди и роскошного розового рта.

Все рациональные мысли покидали их разум только от одного взгляда. Оставалась только одна, которая вовлекала их похоть в действие: ненасытное желание быть с ней. Как мотыльки летят на пламя, они купались в ее красоте, все это время дьявол радовался внутри нее, забирая еще одну душу, чтобы вечность гореть в аду.

Пророческие слова пророка Давида закрутились в моей голове, мучая меня и сокрушая мою душу:

— Остерегайтесь Окаянных. Один взгляд в их бездушные глаза, и вы окажетесь в ловушке похоти. Одно прикосновение их рта к вашей плоти, и вы будете жаждать их тел в ненасытной и плотской потребности. Их соблазнительные намерения очаруют вас, заманят в ловушку, чтобы вы исполняли их приказы, затем затащат вас в Ад, где вы будете вечно гореть.

— Ни один из мужчин никогда не полюбит Окаянную. И ни одна Окаянная женщина не испытает любви от чистой души.

Когда я моргнула и оторвала свой взгляд от этой девушки, от Окаянной, про которую проповедовал пророк Давид, меня настигло понимание. Всегда должно было быть так. Я никогда не буду спасена Богом — неважно как сильно пытаюсь. Я никогда не достигну своей цели спасения. Возможно, единственный способ быть спасенной — оказаться лицом к лицу с Дьяволом? Я не буду, не смогу быть спасенной, пока мужчины не перестанут нарушать свою праведность и испытывать желание взять меня...

Мне оставалось сделать только одно — взять данную Сатаной ядовитую красоту и сделать из нее уродство, отвратительное уродство, гадкое уродство... чтобы освободить себя от проклятия.

Полная решимости действовать, и будто бы видя себя со стороны, я открыла дверь ванной и ступила в прохладу комнаты. Кровать была помята на том месте, где я лежала, а на льняной простыне была кровь от ран на моей спине.

Подойдя к дивану, я подняла грязную белую тунику и натянула через голову, даже не ощущая, как колючий материал потирал мою открытую плоть.

Я нетвердо стояла на ногах, а с длинных волос вода капала на пол, но мне удалось направиться к двери. Когда я проходила мимо стеллажа, то сверху лежал пистолет Кая. Оцепенев и подумав, я взяла его и положила в карман. Когда я повернула дверную ручку, чтобы выйти в коридор, с бара доносилась громкая музыка, призывая меня.

Я не знала, куда направляюсь, каково мое предназначение, поэтому посмотрела на запертую стальную дверь коридора.

Следуя на тяжелые звуки барабанов, я шагала в унисон с ритмом, будто в трансе, мое зрение потеряло фокус от усталости, серьезности моего положения. С каждым шагом, мое сердце билось быстрее, издеваясь надо мной, называя греховное имя...

Искусительница... удар... шлюха... удар... блудница... удар... Далила..... удар... Далила, Далила, Далила...

Голые пальцы ног уперлись в стальную дверь, которая вела в гостиную. Я повернула ручку, и на меня нахлынула волна сигаретного дыма и звуков музыки.

Тела были повсюду. Мужчины в кожаных жилетах пили, шумно и громко. Распутные женщины висли на их шеях, выставляя тела напоказ, руки совершали греховные поступки на мужской плоти. И они все смеялись.

Но чему было радоваться?

Пробираясь через тепло тел, я прошла мимо Флейма. Он стоял ко мне своей широкой татуированной спиной, но я видела нож в его руке, острое лезвие скользило по его коже, разрушая ее, уродуя...

Уродуя...

Уродуя...

Уродуя...

Увидев множество лезвий на столе, слева от себя, мои пальцы скользили по массе холодного металла, сжимая последний и самый острый.

Я продолжала идти, опустив нож, никто не заметил меня. Мне нравилось игнорирование. Уродливую будут игнорировать... Я больше не буду искушать.

Заметив ревущий огонь, меня потянуло к пламени. Огонь… очиститься огнем. Кипящей кровью будешь очищена от своего греха!

Мои ноги несли меня к камину, и я заметила свое отражение в зеркале на стене. Я уставилась на это лицо в последний раз, это идеальное лицо... грешное лицо.

Уродуй...

Уродуй...

Уродуй...

Уничтожь дьявольское создание.

Сделав глубокий вдох и крепко схватившись за нож, я медленно подняла руку, собрав в охапку свои длинные волосы в другой руке. Держа острый нож, спокойная как летний бриз, я улыбнулась своему отражению и...

— ДЕТКА! НЕТ!

22 глава

На двадцать минут раньше...

Кай

Я вошел в бар, где все мои братья праздновали. Повсюду были киски, клубные шлюхи играли с братьями, кого-то уже трахали.

Достав сигарету из кармана жилета, я засунул ее в рот, подкурил и наконец-то сделал длинную затяжку.

Отталкивая братьев со своего пути, я направился к бару. Вик прижимал к столу какую-то толстую сучку с завитыми волосами, трахая ее в задницу.

Игнорируя чертовски отвратительную сцену, я ударил по стойке, и проспект вытащил стакан. Я покачал головой. Проспект нахмурился.

— Просто дай гребаную бутылку! — зло сказал я, чувствуя себя гребаным незнакомцем в своей же коже.

Я мог видеть только свою сучку на столбе, вокруг которого был огонь. Видел, как Смайлер очищал гребаные отметины у нее на спине... а долбаное распятие навсегда выжжено у меня в голове.

Но больше всего меня беспокоило оцепенение Лилы, ее чертово безразличие ко всему. Ее потухшие глаза, смотрящие в никуда, бледная кожа и долбаная тишина. Меня это убивало.

Ее изнасиловали. Мою гребаную женщину изнасиловали. Я не мог выбросить из головы это изображение. Я хотел взять чертов нож и вырезать его из своей головы.

Свист прорезался сквозь N.I.B, Black Sabbath, и я увидел, что Стикс, Ковбой, Хаш, Смайлер и АК сидят на диване. Мэй была на коленях у Стикса, лицом уткнувшись в его шею, когда он делал затяжку, держа бутылку «Бима» в руке.

Мой През и лучший друг смотрел на меня. Он и мои братья, окружавшие его, демонстрировали чертовски жалкую картину, отражая то, как я себя чувствовал. Я подошел к ним, опрокинул «Джек» и затем сделал затяжку.

Тэнк и Булл были в дальней части комнаты с Красоткой и Летти, они пялились на меня, пока я проходил.

Никто из них, бл*дь, не понимал, каково это... Даже женщину Стикса не насиловали и не подвергали пыткам. Никто не понимал, какой это ад.

Увидев, что какой-то приходящий и его уродливая шлюха сидят на стуле рядом с диваном, я затушил сигарету об его голову, схватил ее за волосы и бросил ее противную задницу на пол.

Обращаясь, к мечтающему стать байкером, который, вероятно, ездил на спортивном красном мотоцикле, я наклонился и сказал:

— У тебя есть две секунды, чтобы нахрен встать с моего места, пока я не перерезал тебе глотку. — Паренек не тратил времени даром, игнорируя свою шлюху на полу, и со всех ног покинул клуб.

Сев, я уставился на пламя, ревущее в камине, в другой стороне комнаты. Я ощущал взгляды братьев на себе, но просто продолжал пить свой «Джек» — виски утихомиривал часть боли внутри.

— Как Лила, брат?

Переводя внимание с огня, я уставился на диван, поняв, что вопрос был от Ковбоя. Достав еще одну сигарету, я подкурил и дым наполнил мои легкие.

Мэй подняла голову с плеча Стикса, ее глаза были красными от слез. Ее гребаный волчий взгляд встретился с моим, но я отвернулся и снова уставился на огонь.

Неважно, что я говорил Лиле, она не отвечала. Единственная сучка, которую я любил, и она не отвечала. Какого хрена я сделал? Она обвиняла меня? Она обвиняла меня в том, что ее забрали?

Ярость снова наполнила меня, когда я подумал, что она едва не умерла. Эти ублюдки из культа почти забрали ее у меня. Я, бл*дь, не мог этого вынести.

Снова зазвучал свист, и я поднял голову, посмотрев на Стикса. Его мрачное выражение было напряженным, и поставив «Бим» на стол, он показал:

«Она пройдет через это. Мы пройдем через это».

Видя, как Стикс показывал эти слова руками, мой желудок сжался. Расположив сигарету между губ, я поставил «Джек» между ног и показал в ответ:

«Она изменилась. Она больше не та Лила. Что-то в ней переключилось».

— Кай. — Кто-то назвал мое имя, но я был слишком занят, смотря на Стикса.

— Кай... — снова попытался кто-то, но я провел руками по лицу. Я терял контроль.

— КАЙ! — закричал кто-то, голос заставил кого-то выключить музыку.

— ЧТО? — крикнул я в ответ, бросая бутылку «Джека» на пол, отчего жидкость потекла по полу.

Ковбой, Хаш и АК встали на ноги, Смайлер был тем, кто кричал.

Лила?

Подпрыгнув со стула, Стикс и Мэй присоединились ко мне, когда мы наблюдали как Лила, одетая в окровавленную тунику последователя, уставилась в зеркало, держа волосы в одной руке, а чертовски острый нож в другой.

Ее права рука была поднята вверх, готовая резать.

— ДЕТКА! НЕТ! — проревел я, когда ее рука пришла в действие, и лезвие отрезало чертовски большую копну волос.

Повернувшись к нам лицом, Лила посмотрела расширенными глазами, слезы текли по ее щекам.

Она не остановилась, вместо этого продолжала резать свои волосы. Я пытался помчаться вперед, но она вытянула нож, целясь прямо в мою долбаную грудь.

— Не останавливай меня! Это должно быть сделано! — шипела она, и я попятился, подняв руки в воздухе.

Ее нижняя губа дрожала, и Лила продолжала отрезать свои длинные волосы, пока на голове не осталось всего пару сантиметров белокурых волос.

— Детка, — прошептал я, слыша, как Мэй плачет в объятиях Стикса, будто ей было больно.

Затуманенный взгляд Лилы встретился с моим.

— Это должно быть сделано, Кай. Нужно освободить тебя... закончить все. Больше никаких чар... никаких чар.

Лила стояла близко к огню, высоко держа нож. Свободной рукой она подняла рукав своей туники, ее взгляд был остекленевшим.

— Некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов.

Лила начала бормотать какое-то библейское дерьмо, когда вложила лезвие в ладонь и начала резать свою плоть.

— Се, я изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра...

— Лила?

Взгляд Лилы метнулся в направлении коридора, из которого вбежала Мэдди.

— Лила! — кричала она, слезы текли по ее лицу. — Ты ушла из своей комнаты!

Держа голову опущенной, Мэдди протискивалась сквозь притихшую толпу. Грудной рев раздался позади нее, и Флейм появился за ее спиной, расталкивая людей от младшей сестры Мэй.

Мэдди остановилась рядом с Мэй, ее зеленые глаза были полны страха.

— Пожалуйста, Лила... остановись...— умоляла Мэдди, позади нее стоял Флейм, раскинув руки и защищая ее спину.

Лила покачала головой, ее короткие влажные волосы прилипли ко лбу.

— Я не могу... не могу жить во грехе. Мне нужно спасение... Мы все должны быть спасены...

Взяв нож, Лила разрезала свою тунику, обнажив грудь. Взявшись за кончик ножа, она прижала его к коже, стиснув зубы, пока резала себя из одной стороны в другую. Болезненный крик сорвался с ее губ, кровь потекла по груди.

Мэй опустилась на пол, уткнувшись ладонями в деревянный пол. Она начала произносить какую-то молитву, ее тело раскачивалось вперед-назад. Стикс опустил взгляд на нее в ужасе, затем Лила подняла нож глядя на кровь, капающую с лезвия.

— Ибо если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению.

Пользуясь тем, что она отвлеклась на что-то другое, я двинулся вперед, показывая братьям, что обезврежу ее. Но как только пол заскрипел под моими ногами, Лила посмотрела безумными глазами на меня, засунула свободную руку в карман и вытащила мой пистолет.

— Дерьмо! — выплюнул Хаш, когда Лила подняла пистолет, щелкая предохранитель.

— Не останавливай меня, это нужно закончить, чтобы достигнуть спасения!

— Лила! Опусти гребаный пистолет! — приказал я, но вместо этого, она нацелила его на меня, ее рука дрожала как осиновый лист.

Снова подняв нож, Лила поднесла его к лицу, и каждая капля крови отлила от моего лица.

— Детка, что ты делаешь?

Пистолет дрожал, слезы стекали по ее щекам, опускаясь на ее остриженные на полу волосы.

— Я люблю тебя. Я никогда не думала, что буду способна чувствовать это... но я люблю тебя... всем своим сердцем.

Задыхаясь от огромного кома в горле из-за того, что моя женщина была так сломлена, я прокашлялся и сказал:

— Я тоже люблю тебя, детка. Пожалуйста, не делай этого! Я тоже чертовски сильно люблю тебя!

Грудь Лилы сотрясалась от рыданий, она сказала:

— Я должна... освободить тебя. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы быть твоей тюрьмой... твоей дорогой в Ад!

Я посмотрел на Мэй и Мэдди, но увидел только замешательство. Затем отшатнувшись и указывая пальцем вперед, Мэдди закричала, заставляя меня посмотреть на мою женщину, и увидеть, как она прижала лезвие к виску, погружая кончик в свою плоть. Все случилось так быстро, что у меня едва было время отметить это.

Увидев Лилу с ножом, Мэдди бросилась вперед. Лила, испугавшись сестры, закричала и нацелила пистолет на Мэдди. Ее палец соскользнул, и она нажала курок, но бросившись вперед, Флейм оттолкнул Мэдди с пути, и пуля попала ему в шею.

— ФЛЕЙМ! — закричала Мэдди, увидев, что брат упал на пол.

АК и Викинг бросились к Флейму, Мэй к Мэдди, и я повернулся как раз вовремя, чтобы услышать Лилу:

— Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа. — Она провела лезвием по своей щеке до линии подбородка, нож выскользнул из ее хватки и упал на пол. Моя женщина начала биться в конвульсиях, рвота вырвалась из ее рта, когда она упала на пол, ее тело было парализовано шоком.

— ЛИЛА! — закричал я. Место было гребаным беспорядком. Братья столпились вокруг Флейма. Стикс, Тэнк и Булл очищали дом от посторонних.

Когда я взял свою сучку на руки, мой желудок сжался при взгляде на ее щеку, а ее глаза были закатаны. Она была в ужасном состоянии: кровь текла с ее тела, омрачая тонны порезов.

Раскачивая ее и прижимая ее обмякшее тело к своей груди, я прошептал:

— Детка... какого черта ты натворила?

Пальцы коснулись моей щеки, привлекая мое внимание, и пораженный взгляд Лилы встретился с моим, пока она пыталась улыбнуться.

— Больше нет искушения. Ты свободен от искушения... свободен от... моего зла.

Глаза Лилы закатились, и она потеряла сознание. Ковбой и Хаш опустились на корточки рядом со мной, и как гребаная бешеная собака, мои защитные инстинкты взбунтовались.

— Брат, нужно действовать. Нам нужно отвезти ее в госпиталь. Смайлер не справится с этим, — сказал Хаш, не обращая внимания на мою взбешенность.

— Флейма уже повезли. АК и Викинг засунули его в грузовик. Она попала ему в гребаную шею. Тупой псих принял пулю вместо зеленоглазой, которой одержим.

Сбросив свой жилет, но, не отпуская свою женщину, я накинул его на Лилу и поднялся на ноги.

Стикс бросился вперед.