В ушах до сих пор звучит разговор с врачом скорой помощи, который набрал меня сразу же, как только обнаружил телефон в окровавленной руке Демьяна.
— Мы звоним вам, потому что вы последний контакт, с которым разговаривал владелец этого телефона…
— Что с ним? — в ужасе пролепетала я.
— Он в тяжелом состоянии. Пока сложно судить. Можно уточнить, кем вы ему приходитесь?
— Жена…
Первое, что пришло в голову, ведь вряд ли станут доверять информацию о пациенте суррогатной матери, которая пытается спасти его дочь. Даже не суррогатной матери, ведь ребенка, если его получится зачать, я рожу для себя.
Сердце колотится, а я смотрю в окно и нервно тереблю пальцы. Так много всего нужно выяснить… Неплохо было бы поехать в больницу, к лечащему врачу Аси, чтобы узнать, как девочка. В висках пульсирует.
— Тань, держись! Я рядом с тобой! Мы справимся! — говорит Витя, но его слова размываются в голове.
Наверное, он будет только рад, если с Багрянским что-то случится, ведь хотел признаться мне в своих чувствах. А я? Буду ли рада я? Слезы застилают глаза. Я ненавидела его, винила в измене, в потере нашего ребенка, но никогда не желала ему смерти, а потом остыла. Конечно, продолжала заставлять себя ненавидеть его, чтобы не сорваться и не простить, не ответить на его ухаживания, на цветы, которые мне время от времени приносил курьер от анонимного дарителя. Вот только я всегда знала, кем был этот аноним… Знала и выбрасывала его цветы, пыталась строить из себя гордую и независимую, а в итоге встала перед сложным выбором.
Как только Витя останавливает машину около больницы, в которую определили Демьяна, я выскакиваю из салона и мчусь туда. Ноги дрожат и подкашиваются, и я делаю все как-то на автомате. Не дожидаюсь Виктора и залетаю в больницу, сразу начав требовать, чтобы меня пропустили к доктору. Приходится поругаться, ведь штампа в паспорте у меня нет, но меня все-таки пропускают к врачу, который занимается лечением Багрянского.
— Что с ним? — сдавленным голосом спрашиваю я и начинаю кашлять.
Горло обдирает, сухие хрипы рвутся наружу.
— Состояние удалось стабилизировать. Переломов мы не обнаружили, но есть небольшое сотрясение мозга и раны от удара. Мужчина потерял много крови, поэтому сейчас находится в реанимации. Он просил о встрече с Дымкой и говорил что-то о своей дочери…
Я захлебываюсь болью и начинаю кивать.
Наверное, хотел, чтобы я позаботилась об Асе, и я сделаю это.
— Вы уверены, что состояние удалось стабилизировать? Это Багрянский! Если нужно платное лечение или что-то еще, он в состоянии оплатить его.
— Какая разница Багрянский он или Иванов? Смерть и жизнь не смотрят на количество денег и статус. Если ему суждено выжить, он выживет! В настоящий момент нет угрозы жизни пострадавшего. Если все будет в порядке, то уже завтра мы переведем его в палату, и вы сможете увидеться!
Я смаргиваю слезы и киваю.
Доктор записывает мои контактные данные и обещает, что если появится хоть какая-то угроза, то он позвонит мне. В реанимацию меня никто не пустит, а сидеть просто так в коридоре и ждать новостей не имеет смысла, поэтому я выхожу, решив поехать в больницу к Асе.
Утыкаюсь носом в грудь Виктора, дожидавшегося меня у кабинета врача, и ненадолго расслабляюсь, всхлипывая.
— Что он сказал? — тихонько спрашивает мужчина.
— Говорит, что все будет хорошо, но я ни в чем не уверена… — отвечаю я дрожащим голосом, но быстро беру себя в руки. — Вить, надо поехать к Асе, она попала в реанимацию, нужно убедиться, что она в порядке… Если у тебя есть какие-то дела, я вызову такси…
— Какое такси, Тань? Ты чего? Не нужно вызывать никакое такси! Я тебя отвезу! Я буду рядом, я ведь сказал тебе, что мы справимся со всем вместе!
Поджимаю губы и понимаю, что нам предстоит непростой разговор. Я не могу обманывать Виктора и заставлять его думать, что между нами возможны отношения. Поглубже втягиваю в себя воздух и спешу к машине.
Всю дорогу до медицинского центра я пребываю в каком-то дурмане. Голова кружится так, словно ее набили ватой. Я ничего толком не соображаю, и не знаю, что делать, если с Асей случилось что-то.
В кабинет Андрея Семеновича я заходу вместе с Виктором, потому что боюсь, что сама с полученной информацией не справлюсь. Мужчина снимает очки и внимательно смотрит на меня, а затем хватает стакан, наливает воду из графина и подает мне.
— Что случилось? — спрашивает он обеспокоенным голосом. — Я не могу дозвониться до…
— Он попал в аварию! — опережаю мужчину я, и тот мгновенно бледнеет. — Врачи говорят, что завтра его могут перевести в палату, а пока Демьян находится в реанимации. Пожалуйста, скажите, что вам удалось стабилизировать состояние девочки?
Во рту мгновенно пересыхает, пусть я и осушила целый стакан воды. Андрей Семенович поглядывает на Виктора.
— Понимаете, я не могу говорить о диагнозе пациентки посторонним людям… — начинает мяться врач.
— Я не посторонний человек… Я ее тетя! Возможно, я уже вынашиваю ребенка, который может спасти Асю…
— Вы да, а молодой человек… — Врач продолжает мяться, косясь на Витю.
— Вить! — глухо произношу я, и мужчина понимает.
Он выходит из кабинета, сообщив, что рядом и если только будет нужен, то сразу же придет на помощь.
— Что с ней?
— Мы сделали переливание крови, благодаря чему удалось улучшить некоторые показатели. Конечно, этого может не хватить надолго… Пока ее отец не примет решение, мы не можем делать что-то дальше. В идеале нужно стабилизировать состояние препаратами и сделать химиотерапию, после которой придется проводить пересадку костного мозга, даже если донор не подойдет на сто процентов.
Врач опускает голову и почесывает затылок.
— Получается, что мы зря провели вчера оплодотворение? Ася не дождется рождения своего брата или сестрички без пересадки?
Андрей Семенович несколько секунд смотрит мне в глаза, а затем отрицательно мотает головой.
— Буду откровенным, но времени у нас куда меньше, чем казалось изначально.
Я киваю.
Больно слышать такие слова.
Очень тяжело.
Сердце переходит на замедленный ритм, а горло сдавливает тошнотворным комом. Вздыхаю и отвожу взгляд в сторону, чтобы не расплакаться прямо здесь.
Я не знала ничего о существовании этой девочки в течение семи лет.
Почему теперь мне было так жаль ее? Почему душа болела, как за своего ребенка?
Поднявшись на ноги, я несколько секунд смотрю на врача, а он теребит в пальцах ручку и нервно постукивает ею по столу.
— Я м-могу стать донором? Вы говорили, что это опасно, но лучше сделать хотя бы это, чем бездействовать и позволить ей умереть, — поджимаю губы, потому что не хочу говорить о смерти, но приходится это делать.
— Вы ведь сказали, что уже прошли процедуру оплодотворения! — хмурится доктор.
— Говорила, но пока неизвестно, получится ли у нас хоть что-то. Вы ведь сами понимаете, что это не так просто, тем более с моим диагнозом. И как это поможет Асе, если времени у нее не остается?
— Мы будем стараться оттягивать время с помощью химиотерапии настолько, насколько возможно будет сделать это! — сухо выдает врач.
Представляю, через какие муки придется пройти этой крохе, и слезинка все-таки скатывается по щеке.
— Вы должны понимать, что не сможете теперь стать донором для Аси, ведь это навредит вам или вашему плоду! Мы не имеем права рисковать одним ребенком, спасая жизнь другого…
Я облизываю пересохшие губы и киваю. Готова ли я снова рискнуть и потерять своего малыша? Но мы ведь даже не уверены, что удалось забеременеть… А что если ничего не получится, и мы упустим время? Что, если я не успею спасти девочку и останусь ни с чем? Эти мысли колотятся в голове, переливаются проклятым эхом.
— Я могу пойти к ней?
— Не стоит этого делать. Девочка в настоящий момент все равно спит. Мы переведем ее в обычную палату, если все будет нормально, завтра. Пока вам нужно расслабиться и подумать о своем положении. В конце концов, это даже не ваша дочь.
Слова врача бьют хлесткой плеткой по сознанию. Я облизываю губы и киваю. Слишком жестоко с его стороны говорить так, но как бы то ни было, он сказал правду. Пусть это кажется мне чуждым и неправильным… Разве дети могут быть чужими? В нас с Асей течет одна кровь…
Я прощаюсь с доктором, молю держать меня в курсе и выхожу. Виктор подхватывает меня под локоть, считывая состояние без лишних слов, и ведет к машине. Мне тяжело передвигать ноги, но я делаю это на автомате. Мысли заполоняют голову, и я боюсь позволить им развиться. Что будет, если мы не успеем?
Вспоминаю просьбу Аси не бросать ее папу, когда она умрет, и негромко всхлипываю, а Витя останавливается и прижимает меня к себе. Утыкаюсь носом в его плечо и плачу, позволяю себе выплеснуть все эмоции наружу и перехожу на рыдания. Меня трясет как обезумевшую. Не могу ничего с собой поделать. Витя лишь сильнее сжимает кольцо своих рук на моих плечах и шепчет, что все образумится.
— Это не твоя вина… Если бы Багрянский был чуточку поумнее и хотя бы задумался о предохранении…
Слова Виктора обжигают сильнее пощечины, и я отстраняюсь от него. Наверное, он прав, но теперь я сомневаюсь, что сама знаю правду о произошедшем. Да и нельзя говорить так о ребенке. Она не виновата, что родилась… И она не должна нести наказание за промашки своих родителей.
Вытираю слезы и сажусь в машину. Откидываюсь на спину сиденья и закрываю глаза, всем видом давая понять, что не намерена сейчас вести разговоры по душам. Мне хочется побыть наедине с собой, и я мечтаю как можно быстрее оказаться дома.
Сама не замечаю, как засыпаю. Сил у меня осталось очень мало, наверное, следует прислушаться к совету врача и подумать о ребенке, который уже мог зародиться внутри. Я не готова еще раз потерять малыша из-за стресса. Следует взять себя в руки, ведь я сильная! Я научилась быть сильной!
— Спасибо, Вить, что был рядом со мной сегодня… Я многим обязана тебе! Не знаю, что и как будет дальше… Завтра я вызову такси и, наверное, возьму в аренду машину, чтобы самой ездить по своим делам и не отвлекать тебя! — говорю я, выйдя из машины у калитки своего дома.
— Брось! Не говори ерунду! Какая машина в таком состоянии? Нет! Даже не думай, Таня! Я возьму отпуск небольшой на работе. Проверю заодно, как будут справляться без меня. Я рядом, не забывай об этом.
— Вить! Не надо! Между нами ничего не может быть! — заявляю я, отметив, как взгляд мужчины меняется, темнеет.
— Ты все еще любишь его?
— Это неважно, Вить! У нас с тобой нет будущего. Я не хочу, чтобы ты лелеял надежды, которые не оправдаются. Мы не можем быть вместе.
Виктор мотает головой и пытается раскрыть рот, но я не позволяю сделать этого.
— Прости… Сегодня был слишком тяжелый день. Я пойду спать. Спасибо еще раз за твое крепкое плечо!
Ухожу, ни разу не обернувшись в сторону мужчины, а он заводит автомобиль и с ревом мотора срывается с места. Я оборачиваюсь и гляжу на оставленные клубы пыли. Так будет лучше! Виктор поймет это однажды.
Захожу домой и падаю на кровать.
Ничего не хочу.
Просто закрываю глаза и пытаюсь отрешиться от отягощающих душу мыслей.
Я засыпаю, но посреди ночи подпрыгиваю от стука в дверь. Не сразу понимаю, что это не померещилось мне, а когда все-таки встаю и открываю, то глаза широко распахиваются.
— Багрянский? — спрашиваю я, шокировано разглядывая мужчину.