Я едва запоминаю остаток полета. Слабость окончательно забирает меня, и я все-таки отключаюсь. Хотя всеми силами пытаюсь зафиксировать, что происходит вокруг, чтобы потом не мучиться от неизвестности. Мне удается ухватить реальность вспышками — я помню голос пилота в динамике, ступеньки трапа, стук чемодана, прикосновение охранника… Никольский распорядился взять меня на руки и отнести в машину. Потом я снова заснула.
Так крепко, что просыпаюсь уже в другой комнате. В ней сумрачно, горит лишь торшер на высокой изящной ножке. Неужели уже вечер? Время пролетело так стремительно. И у нас же должна была состояться первая важная встреча вечером… Ксения говорила мне.
Я ничего не понимаю.
Я приподнимаюсь на руках, пытаясь встать с чего-то мягкого. Мне приходится потратить полминуты на то, чтобы осознать, что меня бросили на большую круглую кушетку. Я закутана в невесомый плед, который спадает с плеч. Из легких вырывается выдох облегчения, когда я понимаю, что моя одежда на месте. Только вся помялась и несколько пуговиц расстегнуто.
Становится дурно. Я вспоминаю, как Никольский касался меня, и как я не могла даже пошевелиться. Но сейчас его нет рядом. Только он явно был здесь. Я замечаю его коричневый пиджак, который брошен на кровать. А на столике лежат наручные часы и солнцезащитные очки.
Это его номер?
Я же в номере?
Большая комната действительно напоминает люксовый номер в курортном местечке. Напротив как раз расположены панорамные окна. Они распахнуты и выводят на улицу. Я не могу понять, если ли там выход или это всего лишь внутренний дворик для отдыха. Но меня тянет вперед. Мне хочется уйти отсюда, пока Игорь не вернулся и не продолжил издеваться.
Я осторожно спускаю стопы на пол. Когда поднимаюсь, пошатываюсь и едва успеваю поймать равновесие. Я до сих пор не отошла от дряни, которую мне подмешали в напиток.
— Ничего, — успокаиваю себя. — Ты сможешь, Люба. Ты не слабачка…
Дорога до стеклянной двери занимает вечность. Иногда темнеет перед глазами, словно мой организм воспринимает каждый шаг, как внушительный отрезок для марафонца. Но я упрямо иду вперед. Выхожу наружу и замечаю тропинку из желтоватого камня. Она огибает шезлонги и низкие столики и ведет в сторону парка.
Или что там? Я ступаю дальше, делаю шаг, еще и вдруг наступаю на что-то скользкое. Меня рывком уводит вправо, я совершенно теряюсь в пространстве и падаю вниз.
— Аааах, — глупый возглас слетает с губ.
Я жду, что сейчас больно ударюсь об камень. Но вместо этого меня встречает вода.
Вода?!
Я взмахиваю руками, но только глубже погружаюсь на дно бассейна. Тело едва слушается меня, накативший страх вместе с шоком делают только хуже. Я зажмуриваюсь, бьюсь и изо всех сил пытаюсь не наглотаться воды!
Боже, боже…
Как же…
Нет…
Меня внезапно подхватывает поток и выбрасывает наверх. Я чувствую, как взмываю над водой, и тут же делаю жадный глоток воздуха. Все равно закашливаюсь, откидываю волосы от лица и только тогда понимаю, что меня держат за плечи. И направляют к бортику.
— Леша..
Произношу потерянно, когда вижу перед собой Смирнова.
— Ты спятила?! — бросает он в запале. — Куда ты пошла в таком состоянии?! Идиотка!
Он поднимает меня и усаживает на бортик, следом подтягивается сам. Смирнов играет тугими мускулами, закидывая свое тело наверх. Я же молча смотрю на него, ошарашенная всем произошедшим — я чуть не утонула, а потом на меня еще и накричали.
Смирнов тяжело дышит из-за злости. Он возвышается надо мной, встав в полный рост. Вода сбегает с его волос, темной футболки и джинс и жирными каплями падает рядом с моей ладонью. Я цепляюсь за кафельную плитку, как будто подсознательно боюсь снова оказаться в бассейне.
Следом рядом падает сотовый. Смирнов вытряхивает его из кармана вместе со связкой ключей. Все мокрое, а телефон так вовсе получает дополнительные трещины, когда бьется о кафель.
— Вода холодная, — добавляет Алексей спокойнее, отдышавшись. — Подогрев не включили.
Он снова наклоняется ко мне и поднимает на руки. В этот момент я чувствую, что действительно замерзла. Я прикасаюсь к его горячему телу, рядом с которым мое собственное кажется ледышкой.
— Только не в номер, — я выставляю локти в его каменную грудь и пытаюсь остановить. — Нет…
— Там тепло, — цедит Смирнов.
— Там Никольский, — я тоже завожусь и начинаю рычать на него, как он на меня недавно. — Нет, не хочу…
— Нет там Никольского, — теперь он тоже грубит голосом, а заодно перехватывает мои запястья, чтобы я перестала мешать ему.
— Но он придет! Нет! Ты слышишь меня?! Не хочу я туда!
— Это твой номер, Люба... Да хватит уже!
Он устает бороться со мной и проводит запрещенный прием, который уже однажды показывал! Смирнов закидывает меня на свое плечо, подставляя под корявые удары свою спину. Но об нее скорее разобьешь руки в кровь, чем сделаешь этому куску стали хоть чуточку больно!
— Там его пиджак, я видела! И часы!
Это не действует. Смирнов заносит меня обратно в номер. Он уверенно проходит через всю комнату и идет к белой двери.
— Ты была в его пиджаке. Я забрал тебя в нем. А часы мои, не Никольского, — сообщает Алексей.
Он толкает дверь и через мгновение я оказываюсь в просторной ванной комнате.
— Тебе нужно согреться, ты стучишь зубами.
Я вдруг теряю весь запал для препираний. Я устаю бороться, да и силы потрачены все без остатка. Смирнов усаживает меня в небольшое кресло, которое стоит у зеркала в стальной раме. Он пару секунд смотрит на меня, щурясь, и как будто ждет, что я скажу еще что-то резкое или вовсе сотворю глупость. Но я откидываюсь головой на мягкую спинку и лишь собираю руки на груди, надеясь сохранить хоть каплю тепла. Без тесных мужских объятий тут же становится зябко.
— Сейчас, — говорит Алексей и поворачивает к кранам.
После он срывает лейку с крючка и пробует воду. Он двигается порывисто и резко, словно в нем до сих пор кипят эмоции. Мне же становится спокойнее. Мне холодно, но от его присутствия легче. Я смотрю на Смирнова, не отрывая взгляда, и думаю о том, что хоть какое-то время смогу передохнуть. И пусть он грубит и смотрит недобро, обдавая энергетикой сильного мужчины в чертовски плохом расположении духа.
— Я снова подниму тебя.
Я гляжу в его глубокие глаза с удивлением.
Он вдруг решил ставить меня в известность перед тем, как что-то делать? Кажется, он немного успокоился. Отошел от того факта, что ему пришлось экстренно нырять в бассейн за неуклюжей девицей. Вода до сих стекает с его одежды. А хлопковая футболка превратилась в старательный слепок натренированного сильного тела. Можно проследить каждый мускул.
Я протягиваю к нему ладонь вместо ответа. Смирнов понимает мое согласие и с легкостью сгребает меня с кресла, после чего переносит в душевую. Он усаживает меня прямиком на мраморную плитку, которая даже теплее, чем вода из лейки.
— Нормально? — спрашивает Алексей, наклоняясь ко мне и направляя поток на мои стопы.
Когда я снова киваю, он смелеет и поднимает лейку выше, чтобы захватить мои плечи. Но я вытягиваю руку и накрываю его крепкие пальцы, чтобы вода попала на мои волосы. Я вся продрогла и мне нужно согреться как следует. Я помогаю ему и безотчетно тянусь к нему всем телом. Смирнов не противится, он ставит лейку на верхнее крепление и садится рядом, подперев широкой спиной стенку душевой.
Мое дыхание постепенно приходит в норму. Мы некоторое время молчим, соприкасаясь плечами и думая о чем-то своем. Мои мысли так вовсе делают хаотичные прыжки, и через несколько секунд я припоминаю, что Смирнов в прошлый раз как раз хотел отнести меня в душ. Я тогда воспротивилась, сказав, что никуда не пойду.
— Не кричи на меня больше, — произношу полушепотом. — Не надо…
— Ты могла утонуть.
— Могла, — я киваю. — Я не поняла, что там бассейн. Я вообще не поняла, где нахожусь. Просто увидела вещи Никольского и захотелось оказаться, как можно дальше… Я до сих пор как в тумане.
— Тебе дали сильные препараты.
— Ты в курсе?
Я запрокидываю голову, чтобы погрузиться в его глаза. Но поток бьет прямо по лицу, не давая увидеть Смирнова. Правда, проходит секунда и он находит выход. Он поднимает ладонь и сооружает своего рода козырек у моего лба.
— Да, я знаю, что произошло в самолете, — у него садится голос, словно он в чем-то виноват передо мной. — Поговорил с ребятами из охраны.
— А я не знаю всего, — мне тоже непросто говорить. — Судя по часам, я много времени провела в отключке. Что было после самолета?
Наверное, я выгляжу совсем плохо. Смирнов больше не напоминает сурового спецназовца, у которого каждая вторая фраза — это приказ. Он проявляет чудеса эмпатии и пускает меня под руку, словно каким-то чудом прочитал мои мысли. А мне действительно лучше в его руках, и мне не стыдно за свою слабость.
— Никольский уехал на встречу после приземления. Тебя же осмотрел их врач и сказал, что до завтра ты бесполезна для дела.
— Врача я не помню…
— Я забрал тебя у него. Я как раз освободился и приехал.
— Я немного беспокоилась за тебя. Ты вдруг пропал…
— Немного? — Смирнов усмехается.
— Чуть-чуть, — я опускаю глаза на его крепкие длинные пальцы, которые почти касаются моего бедра. — Ты слишком грозно выглядишь, чтобы за тебя можно было сильно беспокоиться.
— За меня вообще не нужно беспокоиться, — выдыхает Алексей. — Согрелась?
— Да, мне лучше.
— Тогда пойдем в комнату.
— Мы оба промокли до нитки, — я легонько улыбаюсь. — Никогда не принимала душ в одежде.
— Тебе и правда лучше.
Мне даже становится легче двигаться. Алексей страхует меня, ожидая, что я снова свалюсь с ног или покачнусь, но мне удается держать равновесие. Я вытягиваю большое махровое полотенце из его ладони и одним взглядом показываю, что дальше справлюсь сама.
Смирнов выходит из ванной. Он оставляет дверь открытой на всякий случай, но проходит вглубь комнаты. Я слышу его шаги, а потом шорохи. Он тоже приводит себя в порядок и переодевается. Я же снимаю одежду, потом вытираюсь досуха и закутываюсь в стандартный халат, который можно найти в любом отеле.
— Я положил тебя на кушетку, потому что окно рядом, больше воздуха, — говорит Смирнов, когда я возвращаюсь к нему. — Но можешь занять кровать. Она больше и должна быть удобнее.
Он кивает на двуспальную кровать, которая стоит у стенки с зелеными декоративными полосами. Я смотрю на нее, хотя приглушенный свет почти не добирается до спального места, и думаю о том, что она напоминает сладкое местечко для молодоженов. Высокий огромный матрас, балдахин и красивые букеты роз, которые стоят на тумбочках с двух сторон.
— Ты не знаешь, где Ксения? — спрашиваю и все же выбираю кушетку, чтобы не злоупотреблять гостеприимством. — Она моя помощница.
— Я понял, о ком ты. Она поехала с Никольским на встречу, — Смирнов глядит на наручные часы, которые поднимает с тумбочки. — Они должны вернуться через час.
— Никольский тоже будет жить здесь?
— Соседний номер.
Смирнов хмурится, наблюдая за тем, как я поправляю небольшую подушку на кушетке.
— Люба, ты слышала, когда я сказал, что это твой номер?
— Да? — я теряюсь. — Забыла… Я уже привыкла, что это обычно я ночую у тебя.
— Иди на кровать. Не нужно оставлять мне аэродром с шелковыми простынями. Я все равно не ценю комфорт.
— Хочешь сказать, тебе все равно, где спать?
— Я не буду спать.
Я удивленно смотрю на него.
— Теперь мне будет неуютно, Смирнов. Я буду спать, а ты дежурить. Вдруг я еще что-нибудь скажу во сне или…
— Ты говоришь во сне.
— Что?
Мне раньше не говорили подобного. Я вообще хотела пошутить, так что слова Алексея застают меня врасплох.
— Ты говорила сквозь сон, пока я вез тебя сюда, — добавляет он, проходя к кушетке. — Потом успокоилась, в номере так вовсе крепко заснула. Перестала ворочаться и бредить.
Он переносит подушку, которая мне так понравилась, на кровать. Потом забирает свои часы и очки с тумбочки.
— И что я говорила?
— Ты спорила с Никольским, проклинала, угрожала полицией…
— Боже, — я выдыхаю и прикрываю глаза ладонью. — Я определенно плохо соображала, если несла такие глупости.
— Но кое-что трезвое ты произнесла.
— Да? — я выглядываю из-под ладони. — И что же?
— Ты что-то бросила об отце Никольского. Я не разобрал, что именно, но ты несколько раз произнесла “твой отец”.
— Игорь говорил о нем. У них сложные и запутанные отношения, насколько я могу судить.
— Больные у них отношения, — Смирнов не выбирает выражения.
— Тише, — а я вот пугаюсь. — Мало ли, еще услышат… Ты работаешь на этого человека.
Алексей щурится, заостряя взгляд, а через секунду усмехается. Он качает головой, мол — “вот теперь ты точно несешь глупости, малышка” и продолжает обустраиваться. Пока я потерянно стою посреди комнаты, Алексей перебрасывает свою сумку к креслу у окна. Выглядит так, будто он готовит себе место для дежурства.
— Игорь почувствовал себя хозяином, поэтому он так себя ведет. Ему нужен окрик папаши, чтобы успокоиться. Игорь боится отца до смерти, ему он и слова против не скажет.
— У тебя есть план?
— Я выйду на старшего Никольского. Это сложно, но я сделаю.
Внутри меня загорается надежда. От уверенного размеренного голоса Смирнова эффект, как от расслабляющей медитации. И звучит он логично. Во всяком случае, мне хочется верить, что ситуацию можно разрешить мирным путем.
— Это план А, — добавляет Леша, подходя ко мне.
Он как-то странно смотрит на меня, из-за чего я хмурюсь. Я не могу понять, что он хочет.
— Никак не выберешь место? — спрашивает он.
— Ты уже явно выбрал за меня.
Я указываю подбородком на подушку, которую он убрал с кушетки и отнес на кровать.
— Вот и славно. Хорошо, что ты не против. Тебе уже хватит стоять на ногах.
С этими словами Смирнов нагибается и подхватывает меня на руки. Он как будто отсчитал последнюю минуту, давая мне время отправиться в постельку самостоятельно, и больше не в состоянии терпеть мое вертикальное положение. А я шумно выдыхаю, причем через мгновение на губы наползает предательская улыбка. Я успеваю почувствовать так много, что запутываюсь в ощущениях. Легкое смущение, растущая доза симпатии, удивление и, наконец, благодарность. После Никольского присутствие Смирнова — все равно что терапия.
— А какой план Б?
— Он тебе не понравится, — Смирнов опускает меня на кровать, на которой можно поместиться вчетвером. — Вода и сок в ящике, сервисом лучше не пользоваться. Если что-то будет нужно, скажи мне. Ты голодная?
— Странно, но нет.
Он кивает и убирает руки с моего тела. Но я не даю ему отстраниться так быстро, я тянусь следом и целую его в щеку. На пару мгновение дольше, чем следовало бы…
— Что это? — он зависает.
— Это “спасибо”, Алексей.
Мне хочется добавить “спокойной ночи”, но он то как раз спать не собирается. Поэтому я лишь коротко улыбаюсь ему, любуясь его потемневшими глазами и вбирая последний глоток его мужского запаха. А потом закутываюсь в одеяло и устраиваюсь поудобнее, чтобы снова попробовать заснуть.