Список желаний

Глава 2

Поводов для праздника было несколько.

Наступил Хэллоуин, Долли украсила лужайку и переднюю дверь искусственной паутиной, гоблинами и ведьмами, преследующими облаченных в саваны призраков.

Все ждали возвращения из города Ариэль: Кен Ламантия, ее финансовый советник; Сид Бергер, агент; Гари Каплан, брокер; Алекс Карпентер, страховой агент; и сразу трое адвокатов: Марти Фридман, Эд Грубергер и Алан Кауфман. Последними явились Одри и Марк Бернштейны, бухгалтеры, и Карла Симмонс. Все оживленно разговаривали, предлагая тосты за успех «Перфект продакшнз», и пили свежий яблочный сидр.

— Что с приемом? — поинтересовался Сид. — Все ответили на приглашение?

Долли кивнула:

— Двести человек. Все под контролем. Уверена, Ариэль приедет с минуты на минуту. Она так волнуется!

Заговорили о том, как удачно прошел для Ариэль процесс перехода от статуса актрисы к продюсеру и какие успехи — наверняка! — ожидают «Перфект продакшнз».

— А куда она поехала? — с любопытством спросила Карла.

— По-моему, на примерку нового платья. Вы же знаете, как это бывает. Наверное, совсем забыла о времени. А может быть, вспомнила о какой-нибудь мелочи, связанной с приемом, ведь осталось всего две недели. Похоже, я слышу какой-то шум в гараже… Пожалуйста, сидр в вашем распоряжении. Вернусь через минуту.

Долли открыла дверь кухни, которая вела в гараж. Ариэль сидела в машине, опустив голову на руль, и не пошевелилась, когда Долли открыла дверцу.

— Ариэль, все собрались. Накачиваются сидром. Как тебе понравилось украшение на лужайке? — ответа не последовало, и Долли тронула хозяйку за плечо. — В чем дело? — в ее голосе прозвучала тревога. — Что-то не так?

— Все не так. Пойди и попроси всех разойтись. Скажи, что я позвоню им утром. У меня нет сил… не могу… сделать это сама.

— Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь, в чем дело! Ты была у дантиста? Я же говорила не откладывать этот визит! Но разве ты слушала? Нет! У тебя абсцесс, и врач хочет снять коронки? Но ведь это не конец света. Хватит, Ариэль, ты ведь актриса. Докажи это! Твои друзья столько работали ради этого дня. Все волнуются за тебя и за себя, ты не можешь их подвести! Ариэль, ты меня слушаешь?

— Я не была у дантиста, я была у другого врача. Эти… штуки на лице… они не от больного зуба. Это новообразования. Доктор Дэвис хочет прооперировать их как можно скорее. Завтра утром надо пройти биопсию. Долли, мне страшно! Может быть, это… Я хочу сказать… О Боже!

— Что еще сказал врач? — требовательно спросила Долли. — Расскажи подробнее! Не увиливай и не говори, что не помнишь. Ты запоминаешь сразу целый сценарий и можешь весь повторить дословно, уж я-то знаю.

— Сказал, что я идиотка, слишком долго тянула с визитом. Он не думает, что это злокачественное, но требуется хирургическое вмешательство, нужно срочно провести биопсию, и пригласил на завтра специалиста по пластической хирургии. На вопрос, может ли случиться, что я останусь обезображенной, он ответил, что подобная возможность не исключена, поэтому и нужен хирург. Вот и все.

— О'кей. Теперь мы знаем, чего ожидать, и займемся этим. Вылезай из машины и начинай играть. Ставка слишком высока, раскисать нельзя. Настраивайся на позитивное! Ариэль, это приказ! Доктор никогда не сказал бы, что твои шишки доброкачественные, если бы так не думал. Перестань, у тебя прекрасное здоровье! Если ты сейчас не выйдешь из машины, я ухожу. Навсегда. Серьезно. Я хочу увидеть твою знаменитую улыбку. Ариэль, ты можешь это сделать! — при этом тон Долли был таким убедительным, что Ариэль выбралась из автомобиля.

— Мы отложим прием.

— Не возражаю. Тебе надо перестать быть такой чертовски тщеславной. И запомни кое-что еще: Бог никогда не посылает человеку больше испытаний, чем тот может вынести. О'кей, пошли, — Долли открыла дверь в кухню.

— Долли, что бы я без тебя делала?

— Прекрасно обходилась бы.

В тот вечер Ариэль сыграла одну из своих лучших ролей. Попрощавшись с последним из гостей, упала на диван и закурила сигарету.

— О Боже, мне удалось!

— Да, удалось. Не могу поверить — всего за несколько недель Кен собрал пять миллионов. Судя по всему, в тебя кое-кто еще верит. Теперь все, что нужно, — хороший сценарий и актеры, которые смогут помочь тебе сделать решительный шаг. Люди станут в очередь, чтобы попасть к тебе на работу. Ты в деле, Ариэль. Сейчас быстренько приготовлю обед, а потом возьмусь за приглашения. Думаю, все можно объяснить тем, что ввиду неотложных семейных проблем прием откладывается и состоится после Нового года. Я отошлю их утром. Кстати, сегодня я зарегистрировала еще 44 сценария. Итого получается 611. Тебе придется нанять рецензентов, откладывать больше некуда. Карла взяла домой целую кипу. Я сказала, что ты заплатишь ей поштучно. Правильно?

— Конечно. Тебе стоило выписать ей чек.

— Я выписала. И еще добавила кое-что. Она ела как волк. Я дала ей пирога, сидра и тех двух цыплят, которых приготовила к обеду. Времени нет заниматься чем-то сложным — поджарю яичницу.

— Хороший ты человек, Долли.

— Это потому, что у меня была хорошая учительница. На сколько тебе завтра назначено?

— На восемь утра.

— Я отвезу тебя. О'кей, давай сделаем что-нибудь со сценариями. Я сварю кофе, поработаем до обеда. Ты удивишься, увидев на этих сценариях кое-какие имена. Эти писатели работают за большие деньги. Наверное, думают, что ты затеваешь нечто серьезное. На меня это произвело впечатление. Правда, Ариэль.

— На меня тоже. Долли, посмотри мне в глаза и скажи правду. Ты думаешь, я смогу выпутаться из всего этого?

— Ничуть не сомневаюсь.

— Тогда свари кофе.

Ариэль отодвинула кресло в самый дальний угол комнаты, где сидела, ожидая Долли. Боже, как она будет рада выбраться отсюда! Хотелось только одного: побыстрее попасть домой и остаться совершенно одной. Ее должны были выписать еще четыре дня назад, но задержали из-за повысившейся температуры. Сейчас, после трех недель пребывания в клинике и трех операций, Ариэль была готова ехать домой.

Врачи и медсестры огорчались — она отказывалась смотреть на себя в зеркало. Ну и Бог с ними, ей нет никакого дела до чужих огорчений. Хочу быть одна в своей ванной, при ярком освещении — там-то и посмотрю на себя в первый раз. И если буду потрясена, то пусть никто этого не увидит. Господи, чем же я заслужила все это? Почему именно я? Почему именно сейчас?

На следующей неделе ее лицо будет красоваться во всех бульварных газетенках, и на этих фотографиях они заработают огромные деньги. Ее лицо… до и после. А может, я просто льщу себе?

Мне бы хотелось…

Может быть… Она закрыла глаза и попыталась вспомнить все решения, принятые за время пребывания в больничной палате. Сколько их было? Одно следовало за другим. Оставить компанию. Или отдать управление Карле, хотя это вряд ли сработает. Попросить Кена Ламантию возвратить деньги заемщикам. Отдать назад все сценарии. Закрыть лавочку и… что дальше? Сообщить во всех газетах, что Ариэль Харт уходит от дел и уезжает? Куда? Назад в Чула Висту? Единственное место, которое она ощущала своим домом… И что делать? Кто знает. Там она была бы просто человеком, а не бывшей кинозвездой. Купить дом, завести собак и кошек, ругаться с Долли, заниматься садом, записаться в библиотеку, покупать в «Уол-Марте», ходить в церковь. «Напишу мемуары, — решила Ариэль. — Сложу весь мой архив в сундук и спрячу на чердаке. Может быть, снова стану Агнес Биксби. Добрая старая Эгги. Буду гулять с двумя собаками, делать добрые дела. А когда покончу с этим, что тогда? Существовать. Постараться не думать о прошлом. Может, научусь готовить. Меня научит Долли. А с двумя собаками не соскучишься».

Ариэль заплакала, потому что не знала, чем еще можно заняться. Вспоминала добрые старые дни, о которых все говорили. Но были ли эти дни так уж хороши? Приходилось работать по шесть дней в неделю в течение тридцати лет, а отпуска случались так редко, что от них и в памяти ничего не осталось. Так можно ли считать эти дни такими уж добрыми? Что хорошего в том, что ей приходилось истощать себя диетами, чтобы несколько лишних фунтов не были заметны перед камерой? Что хорошего, если после работы усталость не оставляла шанса ни на что другое? Добрые старые дни… Черта с два!

Она подумала о Максе Уинтерсе, своем первом муже. Сейчас он счастлив в браке, у него трое детей. Они остались друзьями. Макс часто звонит, узнает, как дела. Он очень хотел детей, но Ариэль не хотела. К тому же, по-настоящему она не любила его. Пыталась, но ничего не получилось. При разводе Макс оказался очень щедрым. Ариэль ничего не желала, но муж оставил ей два миллиона и даже посоветовал, куда лучше вложить деньги. Каждый год перед Рождеством Ариэль посылала Максу и его жене шампанское, а детям — игрушки. После операции он прислал ей огромный букет желтых роз, ее любимые цветы, и у Ариэль от их аромата закружилась голова. Каждый день он присылал открытку, звонил утром и вечером. Выше нос, малышка. Все не так плохо, как кажется вначале. Побудь там, и если тебе что-то понадобится, позвони мне.

— Верни мое прежнее лицо, — пробормотала Ариэль, вытирая глаза салфеткой.

Второго мужа звали Адам Джессап — актер и очень красивый мужчина. Красавец, понятия не имевший, как быть мужем. Впрочем, все бы ничего, но ведь Ариэль тоже не знала, что значит быть настоящей женой. Тем не менее, их брак продлился семь лет, после чего оба согласились на развод. Адам тоже повел себя достойно, оставив бывшей жене домик на берегу в Малибу, «бентли», шале в Аспене и миллион долларов. Он даже оплатил все расходы, связанные с разводом. Ариэль хотелось просто уйти и сделать вид, что никакого брака вовсе не существовало, но Адам заявил, что будет выглядеть ужасно, если не поступит по справедливости.

— У меня есть определенный имидж, который надо оберегать. Ты должна это принять.

Ариэль приняла и обратилась к Максу за советом, как лучше воспользоваться деньгами. Тот предложил продать домик на берегу и шале, положить деньги в банк. «Оставь себе «бентли», в наши дни он дорого стоит». Ариэль была богатой женщиной.

Но посмотри на себя сейчас! Что толку от денег, если придется скрываться от людей? Она снова расплакалась, но тут же рассердилась на себя.

Ариэль расхаживала по палате, намеренно отводя глаза от зеркала над туалетным столиком.

— Ну же, Долли, где ты? Я хочу побыстрее выбраться отсюда, — едва эти слова слетели с ее губ, как дверь в палату открылась, в комнату вошли Долли и Карла Симмонс, толкая перед собой кресло-каталку.

— Знаю, тебе эта штука не нужна, но по здешним правилам мы должны вывезти тебя отсюда и докатить до машины.

— Ну что же, вы мне так ничего и не скажете? — требовательно спросила Ариэль.

— Ах да, конечно. В духовке тебя ждет индейка, утром я займусь начинкой. А еще я приготовила клюквенный соус и три пирога. У нас будет турнепс, сладкий картофель, миндаль, свежий горошек, похожий на маленькие изумрудики, и домашние булочки. Для нас с тобой — сливовый бренди, а для Карлы — диет-кола. Я купила «Уайт рашн», по которому, как сказала продавщица в супермаркете, все сходят с ума. Вот и все. Ну, мы готовы, если готова ты.

— Я вовсе не это имела в виду, и ты это прекрасно понимаешь, Долли, черт тебя побери!

— О нет, Ариэль. Если хочешь знать, как ты выглядишь, у тебя за спиной есть зеркало. Мы подождем, времени у нас предостаточно.

— Не могу, — прошептала Ариэль.

— Можешь, можешь. Все, что тебе нужно — просто обернуться и посмотреть. Рано или поздно, тебе придется это сделать, так почему бы не покончить с этим сейчас? Завтра День Благодарения. Подумай, за сколь многое тебе надо быть благодарной! Перестань думать только о себе. Все получилось, тебе сделали пластическую операцию. Этой ужасной болезни больше нет, все позади. Ты продолжаешь жить, и жизнь будет прекрасной. Поверь в это — и станешь совершенно свободна.

— Тебе легко говорить, — бросила Ариэль. — Карла, насколько все плохо?

— Ты красива, как и прежде, как всегда. Красота, Ариэль, в глазах того, кто смотрит. Ты сама твердишь мне об этом по три раза в неделю. Я очень огорчусь, если ты меня обманывала. Ты добрая, щедрая, заботливая и сама об этом знаешь. Это не скроешь. Радуйся тому, что жива и здорова. Подумай о людях, которым не так повезло. Господь улыбнулся тебе, Ариэль, так что не говори ерунды. Обернись — покончим с этим сейчас и поедем домой. И, черт возьми, убери эти дурацкие волосы с лица. Ты похожа на дикарку.

— Я это сделаю… посмотрю… когда приеду домой.

— Нет. Тебе нужно сделать это сейчас. Давай, Ариэль, или я уйду, а тебе придется самой готовить индейку. Кстати, и домой доберешься сама.

— Долли, почему ты так поступаешь со мной? Неужели у тебя нет ни капли сострадания? Я тебя выгоню, как только мы вернемся домой.

— Это не пройдет. Или ты смотришь в зеркало сейчас, или возвращаешься домой одна. А выгнать меня не сможешь, потому что я уволилась еще вчера и нахожусь здесь только по доброте душевной. Уезжаю сразу после Дня Благодарения. А что касается твоего вопроса, то сострадания у меня на всех хватит. И у Карлы тоже. Ну же, Ариэль!

— Ладно…

Ариэль повернулась, одновременно убрав с лица густые пряди волос. Вздох, вырвавшийся из груди, был таким громким, что обе женщины, не спускавшие глаз с подруги, вздрогнули. Когда та застонала, они стиснули пальцы, но не двинулись с места.

— Ну да, на лбу небольшая дырка, — сказала Долли. — Но ее можно прикрыть челкой. Складку у левого глаза нетрудно скрыть гримом. А ту, что на подбородке, назови шрамом. Вообще-то это даже пикантно. Дырочку на щеке можно считать ямочкой. Хирург сказал, что складка у уголка рта исчезнет через шесть недель. Шрамы со временем станут незаметными. Ариэль, ты жива! У тебя столько всего! Будь благодарна, что все не так уж плохо.

Подруги были правы, и Ариэль это знала. Они любили ее и заботились о ней. Она вела себя эгоистично и это тоже понимала. Ко всему придется привыкать. Ариэль повернулась и улыбнулась. Искренне, а не наигранно, сказала:

— До этой минуты я и понятия не имела, как много вы обе для меня значите. Спасибо, что пришли. Без вас я, наверное, не справилась бы. Извините, я была такой…

— Плаксой, хочешь сказать, — усмехнулась Долли.

— Думаю, вполне могу это пережить. Поедем домой и займемся индейкой. Карла, ты действительно приготовила булочки? Я и не подозревала, что ты умеешь готовить.

— Я и не умею, это мой первый опыт. Боюсь, мои булочки похожи на хоккейные шайбы.

— Ну и что?

Ариэль сидела на краю кровати, чувствуя неимоверную усталость. Представление, разыгранное ради Долли и Карлы, занявшее несколько часов, пожалуй, достойно «Оскара». Она опустилась на постель и зарыдала в подушку. Сейчас она одна, в своей комнате, за запертой дверью. Сейчас можно колотить в стену, бить посуду, выть, ругаться, проклинать — все, что хочется. Хотелось плакать. Плакать не о случившемся, не о пережитом, а вообще обо всем плохом, что было в жизни. Теперь Ариэль могла себе позволить роскошь лить слезы, ведь не имело никакого значения, станут ли глаза красными и опухшими. Камеры не будет ни завтра, ни послезавтра. Мне бы хотелось… В одно мгновение она вскочила с постели. Потянулась за ручкой, висевшей на цепочке рядом со свитком из листков с желаниями, и принялась строчить. Мне бы хотелось снова быть замужем за Феликсом. Мне бы хотелось найти Феликса. Мне бы хотелось, чтобы он помнил меня, любил, разыскивал, чтобы он сказал: все это неважно. Мне бы хотелось снова пережить то удивительное, особенное чувство, которое я испытала в тот день, когда мне было шестнадцать, и мы тайком поженились в Тихуане. Мне бы хотелось… О Феликс, где ты?

Ариэль уставилась на эту единственную запись. Одна-единственная за тридцать лет. Как такое возможно? А с чего вообще начался список желаний? С того, что я не могла забыть Феликса, вот с чего. Он обещал, что начнет такой же список желаний. Интересно, выполнил ли?

Ариэль с силой захлопнула дверцу шкафа и снова расплакалась. «Ты думаешь о Феликсе Санчесе только, когда что-то не так! Тогда задаешься вопросом, что было бы, если бы… всегда если. Проследи все с самого начала и до сегодняшнего дня — если хватит мужества. Составь список. Потом добавь к списку своих желаний. Ну, Ариэль, давай! Вот почему тебе хочется вернуться в Чула Висту. Дело не в доме, а в Феликсе. Признайся честно! Составь этот чертов список. Сейчас!»

1. Я Агнес Биксби. Тридцать лет назад Агнес перешла границу и тайком сочеталась браком с Феликсом Санчесом.

2. Через два дня папу перевели в Германию. У меня не было времени отыскать Феликса. Нас собрали и посадили в самолет, отведя на все 36 часов. Я оставила записку в почтовом ящике.

3. Попав в Германию, написала в школу, написала всем, кого только могла вспомнить. Я писала Феликсу «до востребования» и делала все, что могла.

4. В Германии я встречалась с другими парнями и почти позабыла Феликса до тех пор, когда через четыре года вернулась в Калифорнию.

5. Я попыталась найти Феликса. Потратила несколько месяцев, стараясь отыскать его. Пошла к адвокату, который навел справки и заявил, что никакого брачного свидетельства не существует. Адвокат сказал, что Феликс обманул меня, чтобы забраться мне под юбку, и посоветовал быть взрослой. Думаю, этот человек просто ненавидел Феликса. Он сказал, что я никогда не состояла в браке. Никогда! Никогда…

6. Я закончила колледж, специализируясь на драме, сменила имя и из Агнес Биксби превратилась в Ариэль Харт. Стала кинозвездой. С той же легкостью, как и имя, переменила цвет глаз и волос. Мне вставили новые зубы. В день первой кинопробы Агнес Биксби исчезла, и больше о ней никто не слышал.

7. После того, как стала кинозвездой, уже не пыталась разыскать Феликса. Я бы скорее утопилась, чем продолжила эту связь. Думаю, он тоже не искал меня.

8. Я любила Феликса. Он до сих пор где-то в моем сердце. Время от времени я мечтаю о нем, это правда. Часто думаю, что было бы, если… если…

9. Мне было всего шестнадцать. Мои родители сказали, что Феликс недостаточно хорош для меня. Я действительно пыталась! Германия так далека… Я написала сотни писем. Большинство вернулись назад.

10. Мне очень жаль, Феликс… Так жаль…

Ариэль подошла к шкафу, достала стопку бумаг и положила к ним только что написанный листок. Засунула стопку на место, несколько мгновений неподвижно смотрела на нее, потом закрыла дверцу.

Почему она это делает? Потому что… потому… Феликс всегда был таким… мягким. Стоило подумать о нем, как на душе стало спокойнее. О'кей, теперь, когда ты успокоилась, сделай то, что должна сделать. Пойди в ванную, посмотри на себя внимательно и ложись спать. Завтра настанет другой день. Новый день. И он будет таким, каким ты его сделаешь.

Ариэль редко следовала собственным советам, поэтому и теперь упала на постель и уже через несколько минут спала. Во сне ей явился высокий, гибкий, темноглазый юноша с курчавыми волосами и милой улыбкой.

— Эгги, не бойся. Он просто собирается сказать тебе несколько слов. На испанском. Я буду шептать тебе на ухо, что они означают. У меня есть кольцо, которое я сделал из проволоки и позолотил. Для себя я тоже сделал такое. Тебе нужно надеть его мне на палец, как я надену на твой. Когда-нибудь, когда я разбогатею и стану знаменитым, куплю тебе кольцо с бриллиантом. А какое ты купишь для меня?

— Толстое, тяжелое, золотое, может быть, с гравировкой. На внутренней стороне будут наши инициалы и дата. Как ты думаешь, Феликс, нам долго придется держать наш брак в секрете?

— Пока я не понравлюсь твоим родителям. Возможно, это случится скоро. А ты, Эгги, как думаешь?

— Не знаю. Может быть, нам лучше подождать, пока мне не исполнится двадцать один год? Тогда я смогу делать все, что захочу, и родители не смогут указывать, что мне делать и что не делать. Я просто с ума схожу от того, что моя мать позволяет твоей матери убирать у нас в доме, но говорит, что ты недостаточно хорош для меня. Как хочется, чтобы мой отец перестал ненавидеть тебя! Он просто невыносим! Ему нет дела, что у тебя двойное гражданство. Лучше бы твоя мать не рассказывала моей, что родила тебя на кухне у человека, на которого работала. Я слышала, как мама говорила об этом папе и рассказывала, что, родив тебя, твоя мама продолжала убирать кухню, иначе ей не заплатили бы, если работа не была бы закончена. Я заплакала, услышав это.

Феликс покраснел.

— Моя мать свела себя в могилу такой работой. Это для нас она делала все, что только могла. Нет ничего постыдного в том, что человек много работает. Мне бы хотелось… Мне бы хотелось, чтобы мама была жива, чтобы увидела, как я стану богатым и знаменитым, чтобы я купил ей большой дом, а какая-нибудь английская леди убирала его.

Эгги стиснула его руку.

— Я так тебя люблю! То, что мы делаем, правильно, но мне страшно. А тебе?

— Я волнуюсь. Но все будет прекрасно, ведь мы любим друг друга. Не бойся! Я нашел замечательное местечко и вчера все устроил. Там так хорошо пахнет! Я положил всюду цветы и мох, у нас это называют брачной беседкой. Эгги, она так же прекрасна, как и ты!

— Феликс, ты уверен, что никто ничего не узнает? Отец убьет тебя, если узнает… правду.

— Никто ничего не узнает, поэтому мы и уйдем в горы. Человек, который поженит нас, — очень старый священник. Я помню его с тех пор, как был совсем маленьким. Он сохранит наши документы в безопасности, пока те не потребуются. Я подумал, что так будет лучше, а ты как думаешь?

— Я не смогу держать их дома. Мать проверяет все мои вещи, даже перетряхивает учебники. Я всегда рву твои записки после того, как заучиваю их наизусть. Это хорошо, что священник согласился сберечь наши документы, всегда можно вернуться и забрать их. Похоже, я тоже начинаю волноваться, хотя уже не боюсь. Завтра в это время я стану миссис Санчес. Звучит мило… Агнес Санчес. Когда-нибудь на моей бумаге для письма будет стоять это имя. Что лучше, Эгги или Агнес?

— Мне больше нравится Эгги. Пора идти. Нужно еще перейти мост — так что прогулка неблизкая, потом пройдем по городу, найдем тропинку, которая ведет в горы. Это часа три. Если устанешь, я понесу тебя. Я гораздо сильнее, чем выгляжу!

— Феликс, ты замечательный! Целых два дня! Мы никогда не проводили вместе столько времени. Я так счастлива… Нам это не удалось бы, если бы не моя подруга Хелен, которая согласилась сказать, что я проведу у нее уик-энд. Пообещай, что мы всегда будем так счастливы!

— Обещаю. А ты обещай, что будешь всегда меня любить.

— Пообещаю, если пообещаешь ты.

Подъем оказался долгим, тяжелым и занял как раз три часа, о которых говорил Феликс.

— Одна я бы никогда не нашла дорогу сюда. Как ты узнаешь, куда идти?

— Раньше мне приходилось часто таскать для падре мешки с продуктами. Дважды в неделю. Падре очень добрый человек и не станет задавать нам никаких вопросов. Я уже говорил с ним, он только велел поклясться, что я буду любить тебя и больной, и здоровой, пока смерть не разлучит нас. Я поклялся. Тебе тоже нужно будет это сделать. Я уже говорил, что он не знает английского? Это не проблема. Мы почти пришли. Я принес воду и салфетки, так что ты можешь освежиться. И еще купил тебе подарок, — Феликс смутился.

— Подарок? Свадебный подарок? Я тоже принесла тебе кое-что… — так же застенчиво отозвалась Агнес.

— Эгги, я люблю тебя!

Она верила, потому что любила сама.

Через двадцать минут Феликс сказал:

— Пришли, — и взглянул на солнце. — У нас осталось пятнадцать минут, чтобы встретиться с падре. Нужно успеть, обычно он надолго засыпает, и потом его не разбудишь. Если не попадем к нему вовремя, то придется ждать до завтра. Поторопись!

На Эгги было простое белое платье из канифаса с бледно-зеленым поясом. Дополняли свадебный наряд легкие туфельки из мягкой кожи.

— Я готова.

— О Эгги, как ты красива! Когда я буду закрывать глаза, сразу вспомню, как ты выглядела в этот момент. Я сделал для тебя венок из цветов, а это твой букет. Я держал его в воде, поэтому цветы еще свежие. Как я выгляжу? О'кей?

— Да, — ответила Эгги. — Ты красивее, чем кинозвезда. Мне нравится твой галстук.

— Поторопимся. Уже недалеко, но задерживаться нельзя. Вообще-то нам надо бежать. Сможешь?

— Ради такого события я даже полетела бы. Показывай дорогу!

Запыхавшиеся и раскрасневшиеся, молодые люди, наконец, остановились возле небольшого домика, почти полностью скрытого зеленью. Повсюду росли цветы, а от их пьянящего аромата у Эгги закружилась голова.

Падре оказался старым и немощным, его плечи словно прогнулись под тяжестью грехов мира. В ярком солнечном свете его волосы отливали белым жемчугом. Позднее Эгги клялась, что видела сияние вокруг его головы. И еще падре был болен. Она не знала, как поняла это, но поняла.

— Феликс, ущипни меня. Хочу удостовериться, что это мне не снится, — прошептала Эгги, когда он взял ее за руку. Слезы затуманили глаза, мешая рассмотреть незатейливое самодельное кольцо на пальце. В избытке чувств подняла руку Феликса и поцеловала его палец с кольцом.

— Вот и все, он только что объявил нас мужем и женой и ждет, что ты поцелуешь меня, а я тебя. Потом надо вручить ему подарок — я принес кисет с табаком.

Сладчайший в мире поцелуй…

— Я люблю вас, миссис Санчес.

— Я люблю вас, мистер Санчес.

Вся в поту, Ариэль очнулась от сна, того сна, который видела так часто. Она не сразу поняла, где находится, в висках стучала кровь. Пошарив в темноте, включила лампу. Из ящика достала памятную коробочку. На дне, завернутое в платок, лежало кольцо. Ариэль надела его на палец. До сих пор она много раз смотрела на него, но никогда не надевала. И вот теперь воспоминания о том, что произошло позднее, нахлынули и затопили ее. Раньше с ней такого никогда не случалось. Никогда она не ощущала себя такой беззащитной.

Ариэль снова забралась в постель и прижала к щеке левую ладонь. Она снова была в украшенной цветами «свадебной беседке». Мягкая улыбка появилась на лице, когда она провалилась в черный, пустой сон.