Рен чувствовал себя полнейшим придурком, когда зашел через заднюю дверь в Санктуарий. Он заставил себя спокойно закрыть двери вместо того, чтобы хлопнуть ими. Он не хотел находиться здесь. Единственное, чего он желал, – это быть рядом с Мэгги.
Даже сейчас он мог ощущать ее аромат на своей коже и ее тело, прижимающееся к нему. Он жаждал ее со всепоглощающим безумием, которое грозило превратить его в истинную форму и пробуждало желание броситься за ней, чтобы вернуть ее.
Но этому никогда не суждено случиться.
В его жизни для нее нет места.
– Ты опоздал, тигр, – рыкнул Реми на Рена, вошедшего в кухню. – Где ты, черт побери, пропадал?
Рен проигнорировал его, снял с дверного крючка белый передник, и, протянув его через голову, завязал вокруг талии. Марвин подбежал к нему и, сердито тараторя, начал выражать свое недовольство тем, что был оставлен наедине с медведями на такое продолжительное время.
– Извини, обезьянка, – тихо произнес Рен. – Сегодня днем я был занят.
Марвин поджал губы перед тем, как запрыгнуть Рену на руку и, забравшись на шею, растрепать волосы. Рен пригладил их, но ничего не сказал.
Реми, выкатив со склада очередную бочку, окинул его враждебным взглядом.
Со стороны бара в кухню зашел Тони, неся в руках гору посуды. Вздохнув с облегчением, он взглянул на Рена и указал ему на большую, из нержавеющей стали раковину.
– Чувак, у нас сегодня много работы. Клянусь тебе, такое чувство, что наступил Марди Гра или что-то в этом роде.
Рен посмотрел на настенные часы. Он опоздал на пятнадцать минут, а Тони все еще загружен.
Тони склонил к нему голову.
– Не беспокойся, я все успею. Но остерегайся Реми, он целый день в плохом настроении.
Рен фыркнул в ответ. Реми постоянно находился в плохом настроении. У медведя был вечный ПМС.
– Не гони, – предупредил Рен Тони, пока тот снимал с себя передник и вытаскивал ключи из заднего кармана. – На улице стоит полицейская машина.
– Спасибо за совет.
Как только Тони ушел, Реми остановился с бочонком и опять свирепо взглянул на Рена.
– Что? Теперь будешь просить помощи?
Рен проигнорировал его, поднимая пустую лоханку для мытья посуды.
Реми наклонил голову.
– Ты – любитель людей, тигр. Где ты был сегодня днем?
Он ощущал желание медведя накинуться на него – ведь это заложено в природе Реми, как и в его собственной. Но к счастью, медведь обладал здравым смыслом. Не обращая на него никакого внимания, Рен направился в бар – убирать столы.
Это был обычный вечер, с тусующимися под песни в стиле хэви-метал туристами и байкерами. «Howlers» выйдут на сцену намного позже. За исключением гитариста Кольта, группа имела склонность спать весь день и вставать только с наступлением сумерек. Животным тяжело находиться в человеческом обличии на протяжении всего дня.
Только по-настоящему сильные могли справиться с этим.
Так как наступило время обеда, столики были заняты людьми, которые пришли подкрепиться. Вер-Охотников среди них было мало. Рен был одним из немногих, кто пришел так рано. Светлое время суток его не очень беспокоило. Несмотря на то, что Рен, как Вер-Охотник, был достаточно молод, он не испытывал никаких проблем с пребыванием в обличии человека, даже до наступления темноты. И Рен точно не знал почему.
Может, это связано с тем фактом, что от зверя внутри него требовалось столько же усилий, чтобы удерживать полноценную форму тигра или барса, сколько и для поддержания облика человека. Он отработал эти навыки ранее, чтобы, по крайней мере, попытаться ужиться среди других животных.
К сожалению, такой вариант был спорным, поскольку они могли учуять, что он гибрид. Единственное, что он не мог изменить даже при помощи магии, – это свой запах. И он ненавидел это.
Рен заполнил поднос и направился обратно через бар к двери, ведущей на кухню. За стойкой бара стоял Фанг. Он открыл дверь и придержал ее для него.
В благодарность Рен кивнул головой. Фанг был волком и появился в Санктуарии почти полтора года тому назад. Он провел первые несколько месяцев в коме после жестокого нападения Даймонов, которые сделали волка полностью беспомощным. В отличие от голливудских легенд о вампирах, Даймоны не только пили кровь, но и высасывали души из жертв в собственные тела, чтобы продлить себе жизнь. Так как Вер-Охотники владели магией, Даймоны особенно настойчиво их преследовали, потому что, убив Вер-Охотника, они могли заполучить эти способности.
Нападение Даймонов имело тяжелые последствия, и Рен понимал, почему Фанг оказался в коме. Волку чертовски повезло, что он остался в живых.
С того странного дня Благодарения, когда Фангу впервые удалось подняться с постели, он постепенно восстанавливал силы, но волк все еще был серьезно травмирован после того нападения.
– Что случилось с твоими волосами, тигр? – спросил Фанг.
– Они отвалились.
Фанг покачал головой, когда Рен прошел мимо него в кухню. Он остановился около раковины. Марвин спрыгнул с его плеча на полку, пока Рен перекладывал грязную посуду с подноса в посудомоечную машину.
– Как прошел день?
Рен повернул голову и увидел позади себя Эйми. Как всегда, она выглядела потрясающе красивой. Девушка была одета в джинсы и красную обтягивающею тенниску. Широкая улыбка озаряла ее лицо. Она выглядела оптимистически настроенной.
Рен пожал плечами.
– Хорошо.
Ее улыбка померкла.
– Цветы не сработали?
– Сработали.
– Тогда почему ты несчастлив?
Он опять пожал плечами.
Эйми схватила его за руку и отвела в угол, подальше от посторонних ушей.
– Рен, поговори со мной.
Она была единственной, с кем Рен когда-либо действительно разговаривал, если, конечно, можно так выразиться, так как он лишь изредка перекидывался с ней парой слов.
– Мне нет места среди людей.
Она взглянула на дверь, ведущую к бару, где работал Фанг.
– Да уж, это больно, когда ты чего-то хочешь, и знаешь, что нельзя. Но…
– В этом случае нет никаких «но», Эйми, – сквозь зубы произнес Рен. – Катагария не имеют человеческих партнеров, ты знаешь это. Когда в последний раз один из нас заводил отношения с человеком?
– Такое случалось.
Но Рен знал лучше.
– Даже если и так, мы все равно стерильны. У животного с человеком не могут родиться дети.
Что было не так уж и плохо. Боги знают, что последнее, в чем он нуждался, – это произвести на свет еще больше уродов, подобных ему. Но суть не в этом. А в том, что Мэгги не принадлежала их виду. Она была самым прекрасным, что есть в мире, а он – самым жутким кошмаром для людей.
Это было невозможно.
Рен обреченно вздохнул.
– Я вычеркнул ее из своей жизни. Сейчас мне нужно работать.
Но проблема заключалась в том, что Мэгги не была вычеркнута из его жизни. Скорее наоборот, она завладела его мыслями больше, чем когда-либо. Он не понимал того голода, который испытывал… эту потребность в ней.
От одной мысли о ней у него текли слюнки, и он едва сдерживал внутреннее желание броситься на ее поиски. Хорошо, что он знал, как контролировать зверя, иначе неизвестно, чем бы все это могло закончиться.
Рен оставил Эйми и отошел, чтобы взять поднос.
– Рен? – позвала она, пытаясь остановить его.
Он бросил многозначительный взгляд в сторону бара, где медведицу ожидал Фанг.
– Прекрати быть мечтательницей, Эйми. Наша действительность слишком сурова для этого.
В ее голубых глазах он увидел сомнение.
– Но надежда на что-то лучшее заставляет нас двигаться вперед.
Он усмехнулся ее слепому оптимизму.
– Я отказался от этой мысли, когда моя собственная мать бросилась на меня, чтобы вцепиться в горло и убить, – он пристально взглянул на нее. – И на твоем месте, Эйми, я бы обратил внимание на это предупреждение. Ни у одного из нас нет человеческой матери. Если ты хотя бы на долю секунды считаешь, что Николетта не отвернется от тебя, то ты – сумасшедшая.
– Я – ее единственная дочь.
– А я был единственным ребенком – последним из ее вида – и все равно она без колебания пришла за мной. Подумай об этом, – Рен прошел мимо нее, обратно в бар.
Но, тем не менее, слова Эйми все еще звучали в его голове.
Надежда. Он зло ухмыльнулся при этой мысли. Надежда – это для людей. А не для животных или безумцев.
– Привет.
Он поднял глаза и увидел девушку, одетую в чрезвычайно короткую юбку и обтягивающий топик.
Она откинула голову назад и допила свой напиток.
– Я подумала, что сэкономлю тебе время, если принесу стакан, – сказала она, окинув его горячим, оценивающим взглядом. Она провела пустым стаканом по своей груди и протянула ему.
Поразившись тем, что абсолютно ничего не почувствовал к ней, Рен наклонил голову и взял у нее стакан, прежде чем направиться к следующему столику.
Девушка надулась, а затем вернулась на свое место.
– Что, черт побери, с тобой стряслось, тигр? – спросил Джастин, подходя к Рену. – Какой зверь откажется от такого предложения?
– Иди и заполучи ее, пантера, – спокойно сказал Рен. – Она вся твоя.
– Да, думаю, что так и поступлю.
Рен наблюдал, как Джастин прямиком направился к девушке и завязал с ней беседу. Через несколько минут они вдвоем направились в сторону кладовой, которая находилась рядом со сценой. Один из медведей сделал эту комнату звуконепроницаемой, для того чтобы они могли приводить сюда человеческих женщин, готовых перепихнуться разок-другой.
Было странно, что Рен совершенно ничего не почувствовал к этой девушке. Даже легкого возбуждения. Если бы он не знал лучше, то мог бы поклясться, что был связан. Но на руке не было никакой парной метки, а даже если бы она и была, он никогда бы не соединился с человеком. Особенно с Мэгги. Ее отец был слишком известной личностью.
Главное – сохранить их мир в тайне от человечества. Связать себя с одним из членов семьи политического деятеля – самоубийство.
Марвин подбежал к нему, поставил стакан на поднос и снова умчался прочь.
Николетта остановилась перед дверью своего кабинета, наблюдая за Реном, который убирал столики. Звериное чутье, которым она обладала, подсказывало ей, что ему пришло время покинуть Санктуарий – она была бы не против его ухода.
Будь на то ее воля, в Санктуарии осталась бы жить только ее семья. Но это противоречило их законам. Они диктовали ей: разрешать другим Вер-Охотникам приходить и уходить, и даже жить в ее горячо любимом доме.
Она подчинялась этим законам, но это не означало, что они ей нравятся.
Пристальный взгляд Николетты смягчился, когда остановился на сыне – Деве, который разговаривал со своим братом Шерифе. Двое сыновей медведицы погибли от рук Вер-Охотников Аркадианцев, которые преследовали их до края земли лишь по той причине, что они являлись животными. Она отказывалась потерять еще больше детей в этой бессмысленной кровожадной борьбе между Аркадианами и Катагарцами. Она пойдет на все, чтобы защитить свою семью.
– Ло?
Она обернулась на оклик своего супруга. Обер пристально смотрел на нее заинтересованным взглядом.
– Oui, Обер?
Его взгляд перекинулся на Рена.
– Тигр никому не навредил.
Она скривила губы, наблюдая за работой Рена.
– Одно его присутствие раздражает меня. В нем что-то не так, и ты знаешь это.
– Ему больше некуда идти.
– И нам тоже, – она резко дернула подбородком в сторону обезьянки, которая неслась обратно к тигарду. – Это тоже неестественно. Ненавижу эту проклятую обезьяну. Она какая-то подозрительная. Такие животные для нас – пища. Их не должны держать при себе, как домашних питомцев.
– Марвин не домашнее животное, – спокойно сказал Обер. – Он не принадлежит Рену. Они друзья, и обезьянка успокаивает тигра. Поэтому мы и позволили ей тут остаться.
Она издала звук отвращения.
– Почему мы должны угождать ему? Мы – медведи. Более сильные существа. Один наш удар может убить тигра.
Обер кивнул, подтверждая ее слова.
– В дикой природе, хищник с хищником, – да. Но Рен наполовину человек, как и мы. Он знает, что нельзя набрасываться на нас исподтишка. Испытывая недостаток в силе, он наверстывает в скорости и ловкости. Он может убить нас. Я не сомневаюсь в этом.
Николетта взглянула на своего супруга со злобой.
– Ты боишься его?
– Нет, – рявкнул он. – Но я не дурак. Не позволяй своей ненависти ослепить тебя, ma petite. Лучше используй его силу в борьбе за нас, а не делай из него врага.
Она приняла во внимание его точку зрения.
– Возможно, но он не такой, как остальные. Он видит насквозь нас и наше гостеприимство.
– Oui, но он держит это при себе. И редко с кем разговаривает.
Но все же Николетта не доверяла Рену. Она ощущала волнение тигарда. Чувствовала его изменчивое состояние. Он может выплеснуть ярость в любой момент.
– Думаю, нам стоит рассказать о наших опасениях в Омегрионе.
Омегрион был правящим советом их вида. Он устанавливал законы и следил, чтобы все Вер-Охотники их соблюдали. Члены совета могли начать кровавую охоту на любого, кто, по мнению Веров, представляет угрозу для их мира.
Обер закатил глаза.
– В этом нет нужды. Рен не Убийца.
– Нет, но он им станет. Я чувствую это.
Рен глубоко вздохнул, заканчивая вытирать со стола. Его бесило, что новой прической он привлекает слишком много внимания. Рену всегда нравилось держаться в тени. Раньше, когда люди замечали его, то сразу же отводили глаза, или кривили рты от отвращения.
И то, и другое было предпочтительнее того, что сейчас каждая женщина с нескрываемым интересом наблюдала за ним. Каждый мужчина пристально смотрел на него, потому что их подружки строили ему глазки.
Тигры от природы были одиночками. И проживали свою жизнь в одиночестве.
Но до сих пор его мысли возвращались к сегодняшнему дню. К образу Мэгги.
Я должен забыть ее.
Но проблема заключалась в том, что он не мог.
Маргарита вздохнула, приводя в порядок кровать. Тяжело не думать о Рене, заправляя постель, на которой они провели большую часть дня.
– Он ушел, и это к лучшему, – сказала она себе.
Эта было правдой. Юридический факультет не из легких. Предметы сложные, требуют большого внимания. Последнее, что ей нужно, – это проблемный дружок-хулиган.
И она не могла себе позволить, чтобы ее исключили из университета за неуспеваемость. Это доведет ее отца до инфаркта.
Маргарита, отходя от постели, обо что-то споткнулась. Она заметила на полу маленький черный бумажник и нахмурилась.
Состроив гримасу, она буркнула:
– Проклятие.
Что за чертово невезение! Должно быть, он выпал у Рена из кармана, пока тот одевался.
Подняв бумажник, она открыла его и обнаружила водительские права и деньги. Да уж, это точно его. Не то чтобы он мог принадлежать кому-то другому, но Маргарита продолжала надеяться на неуклюжесть какого-нибудь взломщика.
– Мне стоит отослать его по почте.
Но, скорее всего, бумажник понадобится Рену раньше, чем он его получит.
– Пора уже повзрослеть.
Она отнесет бумажник в бар, оставит у официантки и улизнет, прежде чем он ее заметит. Ну хорошо, это немного трусливо и по-детски, но так она сохранит свою гордость.
Если он не хочет ее видеть, то и она не желает быть замеченной.
Рен был на кухне – выгружал посуду, – когда все его тело охватило странное ощущение. Горячее, искрометное. Оно взбудоражило каждую частичку его души. Сузив глаза, он пригнул голову и стал внимательно оглядывать помещение.
И не обнаружил ничего необычного. Но зверь внутри него все равно что-то ощущал. Заскрежетав зубами, Рен вышел из кухни и направился к бару. Не успел он сделать и шага, как сразу же обнаружил источник своего беспокойства…
Мэгги.
И она разговаривала с Девом.
Продолжая внимательно наблюдать, Рен прищурил глаза. Его охватила ревность, подобно которой он никогда не испытывал прежде. Все, на что он был способен в данный момент, – это не потерять человеческий облик и не броситься сломя голову в атаку на медведя, пока тот не окажется мертвым в его тисках.
Вместо этого он пересек бар быстрым широким шагом.
Маргарита почувствовала, как позади нее накалился воздух. И перед тем как повернуть голову, она уже знала, что это Рен. Маргарита физически ощущала его присутствие.
Она оглянулась и посмотрела на него поверх плеча. Его голубые глаза обжигали своим жаром. Сила взгляда вызвала в ней дрожь.
– Ты забыл свой бумажник, – быстро сказала Мэгги, чтобы он не подумал, будто она следит за ним. Девушка взяла бумажник у мужчины, которому ранее его отдала, и вручила Рену.
– Я просто хотела передать тебе бумажник.
Маргарита направилась к двери.
– Подожди, – крикнул Рен, пытаясь ее остановить.
– Подождать для чего? – спросила она резче, чем намеревалась. – Я не йо-йо, Рен. Ты ясно дал понять, что между нами больше ничего нет. Я…
Он прервал ее слова обжигающим поцелуем. От его дикого вкуса у Маргариты вырвался стон, но она вынудила себя отстраниться.
– Это жестоко.
Когда он посмотрел на нее, в его глазах она увидела горечь и тоску.
– Тебе когда-нибудь хотелось чего-то, заранее зная, что это вредно для тебя? Когда ты настолько сильно жаждешь этого, что не можешь думать ни о чем другом?
– Да, и именно поэтому все заканчивается тем, что я всегда съедаю всю плитку шоколада.
Хватка Рена на ее руке ослабла, и он рассмеялся. Она увидела потрясение на лице мужчины, стоявшего позади него.
Рен опять прижал ее к себе, потерся носом и глубоко вдохнул аромат ее волос.
– И я хочу поглотить мой шоколад, котенок. Даже если это убьет меня.
От его слов она нахмурилась.
– Я никогда не причиню тебе боль, Рен.
Он напрягся, будто услышал или почувствовал что-то.
– Тебе следует сейчас же уйти. Здесь не безопасно для тебя.
– Как так?
Рен не ответил. Они вдвоем привлекали слишком большое внимание со стороны остальных Вер-Охотников в баре. Он не мог позволить, чтобы они узнали, как много эта женщина значит для него.
– Я беру перерыв, – кинул он Деву, прежде чем взять Мэгги за руку и направиться к двери.
– Что здесь происходит? – спросила она, как только они вышли на улицу.
– Я не могу объяснить. Действительно не могу.
Нет никакой возможности объяснить ей, что чувства внутри него совершенно неправильные. Он не должен испытывать такие эмоции.
Но он ощущал себя…
Подобно человеку. Тем, кем он определенно не являлся
Рен подвел Маргариту к ее припаркованному у переулка «Мерседесу». Он сжал кулаки, чувствуя, как его тело откликается на присутствие Мэгги, требуя взять ее снова.
Почему он так себя чувствует? Проклятие, это было неправильно.
Приподняв руку, он коснулся пальцами румянца ее щеки.
Он не тот, кто нужен ей в жизни. Он никому не нужен, и знал это. Но впервые в жизни Рен хотел быть с кем-то.
И больше всего он хотел быть с человеческой женщиной.
Что было не так с ним? Возможно, это трелоса23, которая настигает Вер-Охотников во время половой зрелости? В юности он никогда не чувствовал и не понимал бешеного возбуждения, которое появляется с гормональным всплеском.
Но теперь он ощущал это. Оно разъедало его и требовало своего.
Возможно, трелоса запоздала из-за того, что он родился гибридом. Он не знал. Но люди не должны привлекать его. По крайней мере, не больше чем сексуальный объект или добыча.
Маргарита посмотрела на него этим осуждающим взглядом карих глаз, в которых пылал гнев.
– Я не понимаю, что здесь происходит, Рен. Ты отталкиваешь меня и при этом смотришь на меня так, будто ты – умирающий с голоду нищий, а я – единственный бифштекс в городе.
– Это близко к истине, – нежно сказал он. – Я не из твоей лиги.
– Что ты имеешь в виду?
– Я другой, Мэгги. Физически, эмоционально, социально… Я не должен быть с тобой.
– Это просто глупо. Ты продолжаешь повторять одно и тоже, но я не вижу ничего ненормального в тебе. Что с тобой не так, раз мы не можем встречаться?
Как бы он хотел поведать ей, но знал, что это глупая идея. Сказать ей, что он животное, значит, испугать ее до чертиков. Вместо этого Рен выдвинул аргумент, приемлемый для человека.
– Я – социопат.
– Как и я. Что касается общества, то я – лишняя в нем. Я ненавижу политиков и общественность.
– А я ненавижу людей.
– Тогда, почему твоя рука до сих пор на моем лице?
Он сглотнул. Это правда, которую не мог отрицать.
– Потому что я не ненавижу тебя.
– Что ж, это утешает, особенно после сегодняшнего дня.
На его скулах заиграли желваки, как только он опустил свою руку.
– Я должен вернуться к работе.
– Я увижу тебя позже?
Он хотел сказать «нет», но рядом с ней часть его чувствовала себя очень умиротворенно. Впервые в своей жизни он ощущал такое.
Боже, она фактически приручила эту частичку.
Оттолкни ее.
Но он не мог. Ему необходимо было чувствовать ее рядом. И против своей воли Рен кивнул.
Маргарита с облегчением вздохнула. Она и не осознавала, что затаила дыхание в ожидании ответа.
На этот раз он не отвергнул ее. Это было хорошим знаком.
– Рен?
Она посмотрела через его плечо и увидела на улице женщину средних лет, сердито смотревшую на них. Видимо, она так и не успокоилась после прошлого раза, когда прогнала Маргариту из своего дома.
Рен окинул взглядом женщину, затем издал нечеловеческий звук, и, повернувшись к Маргарите, пристально посмотрел ей в глаза.
– Мне нужно идти.
– Хорошо, – согласилась Маргарита и, наклонившись к нему, запечатлела целомудренный поцелуй на щеке. Отстраняясь, она заметила, что он наслаждался им.
Он поднял ее руку и прижал к своим губам, оставив голодный поцелуй на костяшках пальцев.
– Будь осторожна.
– Ты тоже.
Он отступил, чтобы Маргарита села в машину, и не сдвинулся с места, пока она не уехала.
Повернувшись, Рен направился в сторону Николетты. Медведица не сказала ни слова, когда он проходил мимо нее, но Рен ощутил жар ее пронизывающего взгляда.
Проигнорировав его, он возвратился в бар и принялся за работу.
Николетта вошла вслед за тигардом и остановилась возле сына – Дева.
– Для нашего вида противоестественно интересоваться людьми.
– Он становится неуравновешенным.
Она кивнула.
– Я разговаривала с его кузеном несколько часов назад.
– И?..
Окинув взглядом тигарда, она сузила глаза.
– Он сказал, что Рен убил своих родителей.
Дев выглядел потрясенным этой новостью, в отличие от Николетты, которая ожидала услышать что-нибудь в таком духе. В тигарде присутствовало нечто зловещее.
– Как? – спросил Дев. – Он же был зверенышем, когда его сюда привезли.
– Это проклятие его стаи. Как думаешь, почему снежные барсы находятся на грани вымирания? Они становятся безумными и накидываются на тех, от кого зависят. На тех, кто заботится о них.
– Ты думаешь, Рен становится безумным?
– А ты что думаешь?
Дев поглядел на Рена, который протирал стол с Марвином на плече.
– Думаю, что он влюблен в ту женщину. Я даже слышал его смех.
Николетта усмехнулась от этой мысли.
– Для Катагария несвойственно любить человека. Не говоря уже о том, что любит он именно эту женщину, – выпалила она. – Это смерть для всех нас. Ты можешь себе представить, что произойдет, если ее отец когда-нибудь узнает о нашем мире? На нас начнут охоту, а потом убьют.
Дев кивнул.
– Без сомнения, люди запаникуют.
Николетта заскрежетала зубами от неукротимого, сильного гнева, охватившего ее.
– Я не позволю зверю-гибриду подвергнуть опасности всех нас.
– Что ты планируешь предпринять, maman?
Она промолчала, наблюдая за тигардом, который, скривив рот, посмотрел на нее, прежде чем взять посуду и направиться в кухню.
Она не могла рассказать Деву, что запланировала. По каким-то причинам ее сын, в некоторой степени, любил тигарда. И это приводило ее в смятение. Но большинство мужчин – слабые существа. Поэтому медведицы были сильнейшими из особей, и вот почему она руководила домашним хозяйством.
– Не беспокойся, Деверо. Maman все уладит. Ты возвращайся и контролируй вход.
И скоро ее дом снова будет в безопасности от угрозы, которую для всех них представляет Рен.