Спящий город Камбоджи (СИ)

Глава 9

На этот раз не было ни зова, ни предчувствия. Рита шла в город сама, по своей воле, надеясь, что иллюзия будет ждать там. Должна! Ведь иначе нет смысла…

Она не могла сказать, что наслаждается всем этим. Люди, которых она видела, были несчастны, и Мари чувствовала это. Однако она до сих пор не понимала, какое отношение они имеют к ней. С одной стороны, ее не покидало ощущение, что некоторые лица ей знакомы. С другой, она не сомневалась, что лично с этими людьми никогда не встречалась.

Девушка и сама не понимала, что происходит с ней и вокруг нее. Но перемены, как оказалось, заметны.

— Ты не заболела часом? — полушутя спрашивал Игорь. — По-моему, ты свою годовую норму прогулок перекрыла!

— Да уж, если есть причина, то почему бы не развлечься? — ворчала Настя.

Эта маленькая дурочка почему-то решила, что все сводится к Андрею. Якобы злая старшая сестра решила отбить у нее возлюбленного, к чему и стремится изо всех сил. Просто бразильский сериал!

При том, что ей нравилось общаться с Андреем, Рита не собиралась намеренно привязывать его к себе. Зачем? Нельзя сказать, что он соответствует тем требованиям, которые она привыкла предъявлять. Однако здесь, в этом городе, на окраине мира, требования уже не имели большого значения. Только чувства.

Ей вообще было не до него! Разобраться бы с этими иллюзиями, а он пускай будет рядом, если ему так хочется. Объяснить бы это Насте — и вообще замечательно!

Так нет же, сестра дулась, а Андрей еще и масла в огонь подливал старательно: все чаще и чаще искал встреч с ней. Поэтому сегодня Рита покинула лагерь пораньше, чтобы наверняка с ним не пересечься.

Ей не хотелось никому говорить о своих видениях. Теперь уже даже не из-за страха испортить себе репутацию. Просто Рита чувствовала: ей доверили тайну, которую не нужно разбалтывать всем подряд. Тут самой бы понять!

Она знала, что строителей там не будет. Об этом Игорь вечером переговаривался с продюсером — отцом Андрея.

— Ну и где они застряли?

— У них какие-то неполадки с машиной, поэтому они не смогли приехать с утра. А во второй половине дня уже нет смысла: говорят, будет сильная гроза.

— Серьезно, что ли? А нам не опасно?

— Нет, лагерь на такое рассчитан.

Вот и замечательно, что строителей не будет. Рита лично с ними не пересекалась, но по рассказам Насти понимала, что личности это довольно мрачные и к прогулкам европейцев по городу они относятся без энтузиазма. К тому же, она сомневалась, что в их присутствии иллюзии появятся.

Она пошла в город, остановилась, размышляя, куда направиться дальше. Не хотелось идти разве что в отель. Почему — она не знала, но доверяла этому инстинкту. Остальные здания были одинаково привлекательны.

Да без разницы, пожалуй, куда направляться. То, что она видит, все равно не в городе, а где-то далеко. Город просто показывает ей это.

Поэтому она выбрала ближайший дом. Благодаря большим окнам, снаружи он казался «сквозным»: можно было увидеть, что находится по ту сторону. Девушку это не смущало. Внутри будет иначе… когда все начнется.

Вспышка удивления мелькнула только один раз, когда поначалу она не увидела никаких дверей. Неужели все, на этот раз ничего не будет? Но нет, потом ситуация исправилась. Просто дверь на этот раз оказалась не возле комнаты, а на лестнице.

Почему так — Рита быстро поняла, когда открыла ее.

Ей показывали не квартиру. За дверью находилась грязная, заплеванная и прожженная окурками лестница какого-то подъезда. Одинокая лампочка, висящая над лестничной клеткой, давала тусклый желтоватый свет. Он падал на ступеньки, обломанные перилла, а еще — на три фигуры, валявшиеся на лестнице.

Двое мужчин и женщина, хотя разницу можно было заметить только по одежде. Лица у всех троих одинаково опухшие, заплывшие, лишенные какого-либо выражения — и отчетливых признаков возраста. Им могло быть хоть тридцать, хоть пятьдесят, из-за нездоровой одутловатости сложно было сказать.

Обилие пустых бутылок вокруг них наглядно поясняло, почему они валяются на лестнице. Сами они в таком положении явно не усматривали ничего странного и наслаждались жизнью. Судя по запаху, наслаждались уже давно…

Вот только их соседей это не устраивало. Одна из дверей на лестничной клетке открылась, оттуда выглянула женщина лет тридцати, зябко кутавшаяся в растянутую кофту. У нижних ступеней уже появились двое полицейских — они прошли мимо Риты, даже не заметив ее. Это не шокировало, если учитывать, что они просто материализовались из пустоты.

— Что, мешают? — Один из полицейских кивнул на неподвижную троицу.

— А как вы думаете? Их ведь не обойти! Это сейчас они смирные, как проснутся — опять начнут по новой. Зачем вы их каждый раз выпускаете?

— По закону положено. Один из них вроде как живет в этом подъезде…

— Вот именно — он в подъезде живет! — поморщилась женщина. — Забирайте вы их всех троих навсегда!

— Навсегда — нельзя. На пару суток заберем. Вы уверены, что никого из них не знаете? В смысле, может, родственников каких вызвать можно…

На мгновение взгляд женщины остановился на одном из мужчин, и Рита поняла: его она знает. И прекрасно знает! Скорее всего, живут они не только в одном подъезде, но и в одной квартире.

Только это уже не важно; женщина опустила глаза.

— Нет ни у кого из них родственников. Забирайте. Они совсем человеческий облик потеряли!

Вот и отреклась, получается…

У полицейских не было настроения и времени на споры. Сначала они вынесли из подъезда «даму», неподвижную и тихую, словно и не живую. Потом настал черед мужчин. Один из них ворочался и возмущался, а второй… второй просто исчезал.

Это был тот, на которого смотрела женщина. Он бледнел на глазах: не только кожа и волосы, но и грязная, потрепанная одежда. А став белоснежным, он просто рассыпался, остался лишь мелкий морской песок, который тут же подхватил ветер. Рита вытянула вперед руку и почувствовала, как отдельные песчинки пролетают сквозь ее пальцы.

— Ты снова играешь со мной да? — тихо спросила она. — Снова загадываешь загадку, на которую, держу пари, и сам ответа не знаешь!

Город не ответил. Он никогда не отвечал.

Теперь нужно было возвращаться. Да, ее снова оставили без объяснений. Но она уже усвоила, что Бокор Хилл подзывает ее лишь один раз в день. Потом она становится для него такой же посторонней, как все остальные. Только глупо это как-то! Если он хочет что-то сообщить, то зачем тянуть?

Она никуда не торопилась, шла медленно, глядя на песок под ногами. Девушка остановилась лишь тогда, когда ее окликнули.

— Рита!

Андрей был на другой дороге, но, заметив ее, перебежал через участок травы без лишних сомнений.

— Внаглую ходишь по газону? — усмехнулась она.

— Гореть мне в аду за это! — скорбно произнес Андрей. — Я искал тебя.

— Да? То есть, это не очередной осмотр достопримечательностей?

— Издеваешься? Я этот город видел вдоль, поперек и разве что не в разрезе!

— Издеваюсь. Зачем искал?

— Да просто так, — растерялся он. — Не то чтобы ты мне из практических соображений нужна! Просто надеялся на приятную компанию…

Надежда вполне оправданная. Рита сейчас тоже не отказалась бы побыть в его обществе — с ним спокойней как-то. Да и потом, он относился к тем немногим людям, разговор с которыми налаживался сам собой, без каких-либо усилий.

Вот только было одно «но».

— Нам лучше некоторое время держаться порознь.

— Тоже мне, Штирлиц и радистка Кэт! С чего бы?

Андрей пытался отшучиваться, но было видно — он задет за живое. К этому Рита не стремилась, но иначе поступить не могла.

— Из-за Насти. Мне уже надоело выслушивать рыдания в подушку по ночам.

— Да ладно… преувеличиваешь!

— Не без этого, но не так сильно, как ты думаешь. Настя — существо абсолютно не подготовленное в плане романтики. За то и страдает.

— Неожиданная забота с твоей стороны, — заметил он.

— Не хочу, чтобы на мою голову свалилось проклятье! Даже если оно будет любительского уровня.

— Рита…

— Давай потом, а?

Внезапной любовью к младшей сестре Рита не прониклась. Однако отношения с ней она рассматривала как одно из возможных испытаний города. Может, если она будет помягче, здешние призраки подпустят ее ближе?

Это была первая причина ее отказа. А вторая… Второй был сам Андрей. Они и так сблизились слишком быстро. Процесс нужно было остановить, пока он не вышел из-под контроля.

Потому что любая настоящая влюбленность — это просто преграда на пути к совершенству.

Что-то нужно было делать. Но что — Настя не представляла. Она даже не знала, с чего начать! Все ее магические познания сводились к вызову призраков. Теперь вот получилось, и она, по идее, должна была ликовать, но радости не было.

Ее предупредили, и ей полагалось реагировать. Вот только как? Хоть бы малюсенькую подсказку дали! «Спаси его от нее»… Это могло с одинаковым успехом относиться к Андрею, его отцу, дяде Игорю…

Хотя нет, тут имели в виду именно Андрея. Настя чувствовала это, все ее сомнения были искусственными. А вот «она»… Кандидатура тоже напрашивалась одна, даже второй вариант не придумывался. Оставалось только понять, как Рита может навредить ему — и зачем?

Чтобы выяснить это, Настя решила наблюдать за ними. Что, кстати, оказалось не так просто. Они проводили вместе не так много времени, как она думала. Причем создавалось впечатление, что это Рита его игнорирует, а не наоборот.

«Да она просто играет, — решила Настя. — Какая-нибудь стратегия в стиле «Пособие начинающей стервы»! Ее ж хлебом не корми — дай самоутвердиться за чужой счет!»

И все же следить она предпочитала в первую очередь за Андреем. Рита была ближе, но он представлял собой более приятное зрелище — во всех смыслах. Красивый все-таки… Иногда, засматриваясь на него, она даже забывала, зачем вообще затеяла это.

Пока он снова не отыскал Риту, на этот раз в Бокор Хилле. Далась ему эта девица! От злости Настя даже кулаки сжала: очень хотелось хорошенько оттаскать сестрицу за крашеные блондинистые волосы! Сдержалась она только чудом.

Разговор у них получился короткий. Слов Настя не слышала, но выглядело все так, будто ее сестрица в очередной раз его отшила. Потом Рита продолжила путь обратно к лагерю, а Андрей остался смотреть ей вслед брошенной собачкой.

На этом терпение Насти лопнуло.

Может, от этого она и должна его спасти! От унижения, отсутствия взаимности — разбитого сердца, как бы пафосно это ни звучало. Общение с Ритой не принесет ему ничего хорошего. Надо как-то объяснить ему это. Может, даже путем большей откровенности, чем она собиралась себе позволить. Это неловко, страшновато даже, но… призраки ведь не зря вмешались в это дело! Придется переступать через собственную гордость.

— Ты допускаешь ошибку.

Услышав ее голос, Андрей обернулся, приветственно махнул рукой.

— О, Настасья! Не ожидал, что ты здесь.

— Дольше, чем ты думаешь, между прочим. Видела вашу с сестрицей беседу.

— Видела или слышала? Прямо Чарли Чаплином себя сейчас чувствую!

Несмотря на шуточки, взгляд у него был настороженный.

— Видела, и мне этого было достаточно. Вы весьма выразительны.

— Ну, тогда «Оскара» в студию!

— Это не смешно. Ты не понимаешь, во что вляпываешься. Рита — не девочка-одуванчик и вовсе не ангел во плоти. Ты ее совсем не знаешь, а чего не знаешь — то придумываешь. Ты решил, что она милая и тихая. А она просто скучает здесь! И вежлива она с тобой только потому, что ты ее не интересуешь.

— А я знаю, — он скрестил руки на груди, чуть наклонил голову. — Что с того? Она и не обязана приходить в восторг от моего скромного появления в зоне видимости. Интерес к себе нужно либо привлечь сразу, либо заслужить. Мне, очевидно, достался второй вариант. Не вижу препятствий.

Что и требовалось доказать. Запал на эту куклу, как и все остальные!

— Напрасно не видишь! Передай привет своему инстинкту самосохранения — он определенно халтурит! Рита — залог неприятностей, это точно!

Ей очень хотелось рассказать Андрею что-нибудь такое, что вмиг заставило бы его пересмотреть свое отношение. Мысли путались, эмоции мешали сосредоточиться. Но она все равно пыталась. О бесконечных кавалерах, бегавших за сестрой в школе. О ее вечной надменности. Об этом дурацком комплексе победителя — «если не смогу стать лучше, буду неделю себя ненавидеть».

Андрей слушал ее. Все это время его взгляд оставался непроницаемым. Настя надеялась, что у нее что-то получается, до того момента, как молодой человек прервал ее.

— Хватит, а? Акция «Вгони нож в спину собственной сестре» затянулась. А я так вообще чувствую себя торшером на свиноферме — не понимаю, что я здесь делаю! Это ваши с ней разборки, я-то здесь при чем?

— Но ты к ней тянешься!

— Потому что она мне нравится.

А еще говорят, что это у женщин нет логики! Она тут старается, описывает ему мрачную действительность, а он все равно одно твердит — «нравится»!

— Ты совсем тупой?! — не выдержала Настя.

— Это ты так на разговор по душам меня вызываешь? Оригинальный метод. Эффективнее только дубиной по голове.

— Извини… Но ты и правда не видишь, как все на самом деле!

— Вижу. Ты завидуешь.

Он произнес это не как упрек. Для него это была просто констатация факта. Но Настя все равно почувствовала болезненный укол: самолюбие возмутилось. Что ж, надо идти ва-банк…

— Я не завидую. Я ревную.

— Чего?

— Того! Ревную. Потому что ты мне нравишься. Потому что ты действительно очень хороший! Я никого такого еще не встречала. Мне эта влюбленность сейчас даром не нужна, но кто меня спрашивает? Я правда хочу, чтобы у тебя все было хорошо!

Это было сложнее, чем она ожидала. Голос срывался, а глаза пощипывало от слез. Но хуже всего то, что Андрей реагировал не так, как она надеялась. Казалось, признание смутило его, а не обрадовало.

— Дай угадаю… у меня все будет хорошо, если я останусь с тобой, а не с ней?

— А почему бы и нет? — с вызовом поинтересовалась девушка.

— Слушай, Настя… Я не хочу ни грубить, ни смеяться. Потому что я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь. Я, по сути, в том же болоте оказался… только по отношению к твоей сестре.

Насте показалось, что у нее земля из-под ног уходит, хотя она не сделала ни одного движения. Он что, только что признался, что влюблен в Ритку?! Но этого не может быть!

— Но почему она? Она же пустая! О чем с ней можно говорить? Она ничем не интересуется, кроме шмоток и косметики! Она людьми командует! Или ты на внешность купился? Это же… это же…

— Так, притормози, — нахмурился Андрей. — Черт, чую, мне от тебя не уйти… Я по-прежнему не люблю все эти разговоры ни о чем, но тут сказать надо. Чтобы ты кое-что усвоила раз и навсегда. То, что ты в меня влюблена, ни к чему меня не обязывает. Это прекрасно, я польщен, благодарен, но… что я должен сделать? Жениться на тебе, как честный человек? Как это ни печально, любовь к кому-то никаких прав вообще не дает, сплошные обязанности и прожженные нервы! Точно так же я не жду, что Рита обязательно ответит мне взаимностью. Я просто надеюсь и работаю над этим!

— Вот и я!… Тоже!…

Он был прав — в том, что влюбленность не обязывает к взаимности. Но Насте не хотелось принимать это. Почему не может быть такой красивой истории, как в кино? Встретились на краю земли, преодолели все преграды, исчезла с пути соперница…

Однако Андрей был настроен не столь возвышенно:

— Я знаю, прозвучит жестоко, но я тебя просто не люблю. Ну не тянет меня к тебе! С тобой интересно общаться, ты весьма милая личность, но мне этого недостаточно.

— А к чему тебя тянет, к красивой оболочке?

— Да хоть бы и так! Вообще, эту вот моду везде трубить, что внешность не имеет значения, а главное — душа, пора отменять. Для меня внешность имеет значение и, знаешь, мне даже не стыдно! Я не хочу шарахаться от человека, с которым мне предстоит провести всю жизнь. Я хочу смотреть на нее и просто чувствовать радость — как в детстве было, если вдруг помнишь. Не обоснованную какой-то там философией радость, а самую простую, от взгляда, и чтобы было желание прикоснуться к ней. Почему нет? Что в этом плохого?

— Ты не можешь так говорить! — Настя решительно тряхнула головой. — Ты же…. Ты такой добрый!

— Не настолько добрый, чтобы жить с крокодилом.

— Это я крокодил?!

— Не цепляйся к словам, — чуть мягче отозвался он. — Я говорю в общих чертах. Ну а ты… я врать не буду: заметно, что тебе на внешность плевать. И в этом нет ничего хорошего! Личность — это прекрасно. Но, что бы ты ни думала, у Риты с личностью тоже проблем нет, но еще и внешность добавляется. Два-один в ее пользу.

— Она пустая! — настаивала Настя.

— Не надейся! Если сначала я еще мог поверить в это, то теперь я достаточно с ней общался, чтобы составить свое мнение. Она не глупее тебя, Настя. И то, что она думает о собственной внешности, — не показатель пустоты. Я тебя прошу, не надо воспринимать мои слова как приговор какой-то! Это субъективно. Меня просто тянет к ней, это я ни исправить, ни объяснить не могу. К ней, а не к тебе. Извини…

— Это отговорка… Не может «просто тянуть»!

— Я не собираюсь оправдываться, — жестко сказал Андрей. — Я тебе объяснил, что чувствую и почему. Имей в виду: у меня нет привычки объясняться со всеми подряд. Просто ты мне и правда симпатична…

— И поэтому я была отнесена к крокодилам, недостойным любви!

— Сарказм неуместен. Ты прекрасно поняла, что я хотел сказать. Я не знаю, изменишь ты свое отношение к жизни или нет. Я тебе не мать и, надеюсь, даже не похож на нее. Но если ты продолжишь считать себя непогрешимой, а всех остальных — дураками, ни к чему хорошему это не приведет.

Он устал от разговора и не скрывал этого. Андрей направился к лагерю.

Теперь уже Настя стояла на месте и смотрела ему вслед — точно такой же потерянной собачкой, какой был недавно он. Хотелось плакать. И она знала, что будет. Пусть только он уйдет!

От того, что он сказал, было больно. Особенно от того, что в глубине души она понимала: нельзя обвинить его во лжи. Он сказал то, что думал.

Но ей больше не хотелось его спасать. Пускай получает то, что заслужил!

Такая буря навалилась на город впервые. По сравнению с ней все предыдущие дожди казались сущей мелочью. Ливень рвался в окно с яростью загнанного зверя. Ветер отчаянно завывал, но даже он не мог заглушить рокот грома. При каждом новом раскате Мари испуганно сжималась под одеялом. Ей казалось, что сейчас молния попадет прямо в отель, и крыша рухнет ей на голову.

А ведь еще вечером небо было абсолютно ясное! Ничто не предвещало этот кошмар… Хотя не зря ведь говорят, что у моря погода непредсказуема. У океана так тем более!

Девушка заснула быстро, а проснулась уже от грозы. Мари очень надеялась, что это скоро пройдет, но грохот не прекращался. Она никогда раньше не боялась молний, а тут просто не могла справиться с собой. Должно быть, сказывались все переживания последних дней.

В конечном итоге Мари решила не мучить себя. Мало того, что из-за погоды сна никакого, так еще и от страха дрожать приходится!

Понятно, что отдыхающие спят. Даже к Виктору обращаться за помощью нельзя: при всей их дружбе, они не настолько сблизились, чтобы являться друг к другу посреди ночи. А вот в холле кто-то должен быть. Администраторы всегда дежурят там. Можно спуститься к ним, поговорить, может, выпить чаю. Ну а дальше либо гроза кончится, либо утро наступит.

Девушка натянула первое попавшееся платье, небрежно заколола волосы парой шпилек. Это не совсем соответствует здешним традициям каждый день наряжаться как на бал, но для ночи сойдет. Мари покинула комнату и заперла дверь.

Свет шел только с лестницы, в самом коридоре было темно. Именно благодаря этому Мари увидела, что не все спят. Из-под одной двери пробивался свет: оранжевый и неровный. Это определенно свеча, а не лампочка. Заинтересованная, девушка направилась туда.

Она не знала, кто живет в этой комнате, но очень быстро поняла другое: это сюда ее когда-то привел стеклянный шарик. К этой двери, из-под которой торчал обрывок письма, а на ее стук никто не открыл… Теперь же внутри кто-то не спал, а она пыталась придумать причину, по которой имела право заявиться к незнакомым людям в такое время.

Причина придумываться отказывалась. Ей нечего делать здесь! По всем правилам и нормам она не имеет права беспокоить других постояльцев в подобное время. Однако и уйти она не могла. Когда вокруг столько загадок, за любую отгадку нужно хвататься и не отпускать.

В конечном итоге Мари решила импровизировать. Можно посмотреть, кто откроет ей, и, уже исходя из этого, решать, что ему говорить.

Поэтому она просто постучала. Сначала — робко и коротко. Девушка ждала, однако ответа не было. Тогда она повторила стук, и снова без реакции с той стороны. Тогда она попыталась повернуть ручку, но замок был заперт.

В этом же смысла нет! Ладно бы лампочка горела — тогда можно было бы подумать, что просто забыли выключить, уходя. Так нет же, там явно свеча! А вдруг пожар? Это уже причина заставить администраторов вскрыть эту дверь!

— Не стучи. Тебе все равно никто не откроет.

Мари сосредоточилась на двери и не смотрела по сторонам. Поэтому теперь голос, совпавший с новым раскатом грома, заставил ее испуганно вскрикнуть.

— Прости, я не хотела подкрадываться к тебе. Я не таилась. Я думала, ты меня видишь.

Одри, обращавшаяся к ней, и правда не пыталась скрыться. Она стояла посреди коридора — здесь, хотя жила этажом ниже. Да еще и в такое время…

— Ничего страшного, — заверила ее Мари. — Я просто не ожидала никого тут увидеть… Как ты сюда попала? С тобой все в порядке?

Художница сейчас даже отдаленно не напоминала человека, у которого все в порядке. Бледная от природы, в этот момент Одри казалась и вовсе призрачной, неживой. Это подчеркивала длинная ночная рубашка, укутывавшая ее как саван. Единственным пятном цвета были разметавшиеся рыжие локоны.

И в таком виде она ходит по отелю?! Это уж точно ненормально! Дело даже не в том, что это неприлично, ей ведь холодно должно быть.

— Надеюсь, это не я тебя своим стуком разбудила, — растерянно произнесла Мари, пытаясь понять, что вообще нужно говорить в такой ситуации.

— Нет. Я не спала. И со мной все в порядке.

Она сделала шаг вперед, и стало видно, что она босиком.

— Я что-то в этом сомневаюсь! Давай ко мне в комнату!

— Зачем?

— Чтобы тебя никто не увидел, глупая!

Отпирая свой номер, Мари пыталась сообразить, что произошло с художницей. На пьяную она не похожа, да и на умалишенную тоже. Взгляд у нее печальный, потухший — совсем как у Натали в день их последней встречи! Однако в глазах Одри горела еще и странная уверенность, сродни торжеству — такое появляется, когда решаешь, наконец, очень сложную задачу.

— Ты объяснишь мне, что произошло? — требовательно поинтересовалась Мари, когда они обе были внутри. — Почему ты здесь? Почему в таком виде? Откуда ты знаешь, что никто не откроет мне в том номере?

— Да потому что там никого нет. Я живу ровно под той комнатой и никогда не слышала там ничьих шагов. Здесь слышимость хорошая, уж поверь!

Словно для убедительности, Одри наступила на одну из особенно скрипучих половиц.

— Но там свет горел!

— Да. Там горит свет. Иногда мне кажется, что я слышу оттуда голоса — как будто кто-то плачет. Но там никогда никто не ходит.

Небо в очередной раз осветила молния, словно доказывая, что художница права. И от этого Мари стало не по себе.

— Бог с ней, с комнатой. Что случилось с тобой?

Одри с удивлением осмотрела себя:

— А что со мной не так? Я ведь не голая здесь хожу!

— Но почти!

— Не смеши. Это такое же платье, как то, что я носила днем. Только из другой ткани. Но разве ткань так уж важна? В определенный момент понимаешь, что это сущие мелочи, на которые не стоит обращать внимания.

Она рассуждала об этом с необъяснимой мечтательностью. На свою собеседницу Одри не смотрела, казалось, она вообще забыла, что кто-то еще находится в комнате.

— Думаю, тебе стоит вернуться к себе…

— Зачем? Это было бы нелепо, если учитывать, что я пришла к тебе!

— Ко мне? — переспросила Мари. — Посреди ночи?

— Конечно! Я знала, что ты не спишь. Чувствовала. Стала бы я просто так разгуливать по отелю! Это неинтересно, когда вдруг понимаешь, что время твое на исходе.

Последняя фраза прозвучала особенно зловеще. Она заставляла по-другому посмотреть на все — на белоснежную сорочку, растрепанные волосы и пустоту в глазах. Это не помешательство. Это какая-то особая, пугающая норма.

Одри пересекла комнату и остановилась у окна. Мари наблюдала за ней со стороны двери, не решаясь приблизиться.

— Что они сделали с тобой? — спросила она. — После того, как унесли из церкви…

— Ничего особенного. То, что и следует делать при нервном срыве. Отнесли к врачу, он сделал мне укол. Успокоительное подействовало, дало мне возможность подумать о многом. Мне очень нужно было с тобой поговорить… Я не хотела, чтобы ты запомнила меня такой — жалкой истеричкой. Поэтому не думай, что я тут снова рыдать начну! Нет, это не повторится!

— Ты придаешь этому слишком большое значение! — Мари попыталась улыбнуться. Не вышло. — Это недоразумение, можно сказать… Да и что это за разговоры про «запомнить тебя»? Можно подумать, ты умираешь!

Одри окинула ее долгим взглядом и снова обернулась к окну. Она провела пальцем по стеклу, будто отслеживая путь стекающих по нему капель. Говорить она явно не спешила.

— Одри… ты меня пугаешь!

— Не надо… не бойся. Все хорошо теперь. Я рада, что ты не спишь. Ты была очень добра ко мне, поэтому я и не хотела уходить просто так, не попрощавшись.

Весь их разговор напоминал наваждение какое-то. Мари хотелось подойти к девушке и хорошенько встряхнуть ее за плечи, чтобы заставить прийти в себя. Но что-то удерживало ее, лишая права прикасаться к художнице.

— Одри…

— Для себя я уже решила. Не надо злиться на меня. Я пообещала, что не буду плакать. И я не буду. Но я все равно расскажу тебе, что происходит.

— Здесь?

— Нет. Со мной. Мне так тяжело было все эти дни… Не жалей меня. Сегодняшний день уже не считается. Сегодня все хорошо. Но раньше… Знаешь, почему я все время рисовала?

— Почему? — как завороженная повторила Мари.

— Ты еще подшучивала надо мной, говорила, что на отдыхе надо отдыхать. Я же не могла остановиться! Мне казалось, что если я буду рисовать, то она ничего мне не сделает. А она постепенно, шаг за шагом, отбирала у меня эту способность.

— Кто «она»? Ты уже не первый раз упоминаешь ее! О ком ты говоришь?

Но Одри словно не слышала ее. Она продолжала:

— Сперва я поняла, что не могу писать картины. Это было уже когда организовали выставку… Я решила, что мне чудится. Я просто переработала, поэтому способность исчезла временно. Я не осознавала, что это она. Она вытягивала из меня то, что было для меня самой жизнью. Я попыталась сопротивляться. Каждая линия, которую я нарисовала с тех пор, была частью стены, которой я наделась отгородиться от нее.

Художница сдержала свое слово: она говорила без слез, без эмоций. Чувствовалось, что раньше это было ее болью, огромной — самой главной. Но не теперь. Для нее что-то уже закончилось и она смирилась с этим, а Мари все еще отказывалась верить.

— Постепенно ушли и рисунки. Я держала карандаш и водила им по бумаге, но грифель не оставлял на ней ничего. Потому что внутри меня не было ничего. Она все забрала. Понимаешь? Ты когда-нибудь видела, как пересыхает река, Мари? Это только кажется, что нестрашно. Воды постепенно становится все меньше, погибают растения, умирают рыбы, улетают птицы. В конечном итоге, остается только сухое, покрытое трещинами дно. Не думаю, что она знала об этом… Но меня не утешает ее неведение. От этого даже обидней. От того, что она день за днем убивала меня, даже не ставя это своей целью!

Вот здесь эмоции промелькнули: Одри зажмурилась, сдерживая слезы. Судя по всему, мысли о неведомой «ней» были для нее самым тяжелым испытанием.

— Зачем она делала это? — спросила Мари.

— Сложно сказать. Не только мне, ей самой. Она не слышала меня, даже когда я кричала ей остановиться. Тогда я больше времени стала проводить среди своих картин — тех, которые я уже нарисовала. Я надеялась, что они вернут мне ту энергию, что была раньше. А еще — что она сможет увидеть их моими глазами и остановится. Только ничего у меня не вышло! Картины умирали вместе со мной. И я не знала, что страшнее: моя судьба или их. Бесполезно умолять или бороться. Если она приняла решение, я уже ничего не могу изменить.

Она говорит о той девчонке. Точно, о ней! Малявка только выглядит эдаким безвинным ангелочком. Скорее всего, она даже не ребенок, это просто маска. Натали чувствовала это. Теперь вот Одри…

А город ей только потакает! Однако Мари не собиралась принимать такую судьбу.

— Еще не все потеряно, — она взяла художницу за руку.

— Не потеряно. Закончилось.

— И не закончилось! Мы просто уедем отсюда! Из Бокор Хилла.

— Уедем… можно и так сказать, — горько усмехнулась Одри.

— За границей города все будет по-другому, вот увидишь! Все вернется! Твои картины, умение создавать их — все!

— Ты не понимаешь.

— Верно, не понимаю! Не понимаю, как одна пигалица сумела подчинить себе столько людей, что это за сумасшествие такое! Но я не собираюсь сдаваться. Уедем прямо сейчас, а что дождь, это только к лучшему! Виктор нам поможет, я уверена!

— Мари, подожди… Тебе кажется, что ты во всем разобралась, но ты очень далека от этого. Ты даже не представляешь, какова реальность здесь. Да и я не понимала! Но в какой-то момент все становится ясно.

Она была просто копией Натали в этот миг — и такое сходство, жуткое, обреченное, пугало.

— Если я не понимаю, объясни мне! — попросила Мари.

— Это нельзя объяснить. Понимание здесь инстинктивное. Я даже не уверена, что для тебя оно будет таким же, как для меня. Потому что ты сама другая, я всегда это чувствовала. У тебя есть огромная власть и теперь мне кажется, что город тебя боится. Надеюсь, это поможет тебе справиться со всем. Я покину Бокор Хилл сегодня, а ты останешься.

— Одри…

— Спасибо, что была рядом. Но дальше я сама.

Она высвободила руку и резко оттолкнула Мари в сторону. Та не удержала равновесие и упала на кровать, которая, впрочем, защитила ее от любых травм. Одри не теряла времени, она уже покинула комнату.

Мари не собиралась отпускать ее. Ясно же, что художница не в себе! Вообразила, что знает что-то, а на самом деле это очередной приступ безумия, который надо лечить!

Она надеялась, что кто-то из администраторов остановит Одри у дверей, но холл пустовал. Художница преодолела лестницу, пересекла коридор и покинула отель. На улице все еще лил дождь, но он ее явно не пугал. Казалось, она даже не замечает струй воды, с силой бьющих по коже.

— Одри! Подожди! — крикнула Мари.

Но художница не обернулась. Может, даже не услышала за воем ветра… и не только ветра. Снова вернулся странный гул, который Мари уже слышала раньше. Однако сейчас у нее не было времени размышлять о нем. Она хотела во что бы то ни стало догнать подругу.

Холодный дождь ослеплял, вода, пропитавшая платье, мешала двигаться. В таких условиях белая ночная рубашка Мари была единственным, что позволяло не терять ее из виду во мраке. А толку от этого! Догнать и остановить ее все равно не удавалось.

Мари почти выбилась из сил, когда художница наконец прекратила бег. Но — на самом краю обрыва. Дальше начиналась пустота и слышался шелест волн, потревоженных бурей.

— Одри! Не смей! Не вздумай!

Ее одолевало чувство отчаяния от собственного бессилия. Она стояла рядом, шагах в пяти, но боялась сократить это расстояние… А Одри смотрела на нее спокойно и улыбалась. То, что она чувствовала раньше, осталось позади. На смену пришло равнодушие — к самой себе.

— Ты зря побежала за мной. Я не хотела, чтобы ты это видела. Извини.

— Не надо…

— На самом деле, надо. Не потому что я так хочу, а потому что она не оставила мне выбора. Прощай, Мари. И не повторяй мою судьбу. Ты, в отличие от меня, сможешь сражаться, я знаю. Ну а я сегодня покидаю Бокор Хилл!

И она шагнула с обрыва. Мари бросилась вперед — не чтобы прыгнуть следом, просто чтобы… она и сама толком не понимала, зачем. Наверно, чтобы увидеть, что это не страшный сон, а реальность. Она знала, что момент, когда белая фигура коснется волн, навсегда останется в ее памяти шрамом, но не могла остановить себя.

Только волн там не было. Одри летела вперед — к распахнутой пасти. Огромное чудовище, полускрытое в воде, уже поджидало ее. За кольцом белых клыков начиналась тьма… Как только она поглотила девушку, челюсти захлопнулись, послышался приглушенный вой — тот самый, что не давал ей покоя. Чудовище, получившее жертву, начало медленно отступать в океан.

Но перед тем, как исчезнуть, оно еще раз посмотрело наверх. И его глаза, бездонные, как звездное небо, остановились на Мари.

Это вывело ее из оцепенения. Она развернулась и побежала назад — уже не думая об Одри, не думая вообще ни о чем. Остался только ужас и желание спастись.

Отель больше не пустовал, администраторы были на своих местах. Как только Мари вбежала внутрь, они кинулись к ней.

— Мадемуазель Жиро, что случилось?

— Почему вы были на улице?

— Вы не ранены?

— Где вы были? — с трудом прошептала Мари. — Где вы только что были?

— Здесь. Кто-то из нас всегда находится внизу!

— Лжете! — крикнула она. Страх не давал держать себя в руках. — Вас только что здесь не было! Если бы вы остановили Одри, ничего бы не случилось! Это из-за вас! Вы специально сделали это!

— Какую Одри, мадемуазель?

— Не смейте говорить мне, что ее не было! Она только что была здесь! Как и Натали! Вы сами сводите их с ума, чтобы скармливать этой твари! Что это было? Что это был за уродец?! Не трогайте меня!

Один из администраторов держал ее руки, другой куда-то ушел. Мари понимала, что поддалась истерике, но не могла остановиться. Перед глазами все еще стояла бездонная черная пасть, заглатывающая хрупкую белую фигурку.

Скоро народу в холле прибавилось. Здесь были другие служащие, они что-то говорили ей, но Мари не слушала. Зачем ей новый обман? Она отчаянно вырывалась, доверять им она не собиралась!

Кто-то вызвал врача. Он был спокоен и собран, действовал гораздо грамотней других. Скоро Мари почувствовала, как в руку входит игла шприца.

Мир начал мутнеть, силы стремительно кончались. Она не знала, что будет дальше.

— Что это было? — только и сумела прошептать она. — Кто он?…

И кто-то из тех, кто стоял с ней рядом, еле слышно произнес:

— Хронос…