Среди роз

Глава 11

Женевьева просыпалась медленно, испытывая смутное неудобство. Огонь в камине погас, в комнате стало холодно. Утро уже наступило, в узкое окно заглянуло солнце.

Слезы навернулись ей на глаза, когда она вспомнила минувшую ночь. Спрятав голову под подушку, Женевьева съежилась. Она хотела сохранить тепло, снова заснуть и мечтала, чтобы Тристан де ла Тер никогда больше не появлялся в ее жизни. При мысли о нем тело Женевьевы воспламенялось, и она задыхалась от стыда. Когда Тристан ушел, она дала волю долго сдерживаемым слезам. Только бы не разрыдаться перед ним… Только бы не сломаться… Но ее воля уже была сломлена.

Закрыв глаза, она прикусила нижнюю губу и дала себе слово, что больше такого не допустит. Вчера ночью была проиграна одна битва, а не вся война. Да, сила на его стороне, но у нее есть свое оружие. Даже если Тристан заставил ее подчиниться, ему не дождаться ни ласк, ни смирения. Тело всего-навсего оболочка. Женевьева задумалась. Ей не хотелось признавать свое поражение. Она не собиралась обвинять или жалеть себя.

Комнату залил яркий солнечный свет. Женевьева решила встать, но тут почувствовала, что тело не повинуется ей так, как прежде.

— Грязный ублюдок! — яростно воскликнула она, понимая, что вот-вот вновь разразится слезами. Женевьева обхватила руками колени и вдруг поняла, что лгала, предлагая Тристану убить ее, отправить в Тауэр или на плаху. Нет, на самом деле она не хотела умирать. Женевьева ненавидела, презирала его за то, что случилось вчера ночью. И еще больше за то, что он заставил ее почувствовать… И все-таки это лучше, чем смерть. Лучше, чем ожидание казни.

Она пошла по холодному полу к сундуку и быстро открыла его, предполагая, что вещей в нем не окажется. Однако вся ее одежда была на месте. Накинув халат, она нахмурилась. Было уже позднее утро, а в комнату до сих пор никто не входил. Робкая надежда снова проснулась в ее душе. Женевьева побежала проверить, заперта ли дверь.

Разочарованная, она отступила, стараясь забыть о том, что оказалась пленницей в собственном доме. В приливе решимости Женевьева поклялась сбежать отсюда. Корона Англии — заманчивая добыча. В стане Йорков найдутся люди, более достойные ее, чем Генрих Тюдор! Они поднимут восстание — ведь и он восстал против Ричарда. И братоубийственная война продолжится. Правда, погибнет еще много благородных людей.

Обдумав это еще раз, Женевьева вздохнула. Для Англии будет лучше, если войны прекратятся. А вдруг Генрих Тюдор окажется опытным и мудрым правителем и сумеет примирить враждующие стороны? Уж пусть лучше народ объединится и направит усилия на процветание страны.

Горькая улыбка скользнула по губам Женевьевы. Мир — это благо, но она не могла желать его душой и сердцем, оказавшись узницей в собственном замке. Воспоминания минувшей ночи были еще слишком свежи, Женевьева еще чувствовала запах Тристана, вспоминала каждую мучительную минуту. «Нет, пленницей я не останусь, — думала она. — Ни за что…»

У нее не было никаких планов, только убежденность в своей правоте, и Женевьева отчаянно цеплялась за это. Необходимо вспомнить, кто она такая, собрать остатки гордости и чести.

Подойдя к двери, она постучала, всей душой желая вымыться. Собственное тело, оскверненное руками Тристана, было противно ей. Но на стук никто не отозвался, хотя в коридоре наверняка были люди. Женевьева озадаченно нахмурилась. Внезапно ее взгляд упал на постель, на сорванный гобелен… Она выругалась, забыв про обещание хранить сдержанность и оставаться гордой, в порыве гнева сорвала простыни с постели и швырнула на пол.

Наконец буря миновала, и Женевьева затихла. Стиснув зубы, она велела себе подавить гнев. Иначе не вернуть спокойствия и терпения, а без них не обойтись, когда ищешь путь к спасению. Если удастся убедить его, что случившееся ничуть ее не задело, она спасена.

Женевьева вздрогнула. Кто поможет ей, если она вновь решится бросить ему вызов? Тристан проявил снисходительность — снисходительность завоевателя! — и столкнулся с предательством. Вспомнив о темных глубинах его глаз и жажде мести, Женевьева поняла, что он вряд ли когда-нибудь поверит ей… Услышав смех и голоса в коридоре, она метнулась к двери и закричала, чтобы ее выпустили. Однако шаги утихли. Пораженная Женевьева нахмурилась. Это ее замок, ее слуги! Этих людей освободил отец! Увы, Тристан дал ей ясно понять, что она уже не хозяйка в замке.

Наверное, он догадывается, как она мечтает вымыться! Тристан нарочно заставил ее страдать, мучиться и теряться в догадках. Подумав, Женевьева снова подошла к двери и громко закричала:

— Пожар!

Дверь открылась так быстро, что Женевьева догадалась: стражник все время стоял за ней. Она опрометью выскочила в коридор и успела добежать до лестницы.

Большой зал был пуст; из кабинета доносились голоса. Увидев вышедшего из кухни Грисвальда, Женевьева вскрикнула от радости и крепко обняла его.

— Леди, вы живы! И вы здесь! А я слышал…

Грисвальд не успел закончить: по лестнице сбежал стражник, из кабинета вылетели Тристан и Джон. Стражник смущенно потупился под укоризненным взглядом Тристана. Старый Грисвальд скрылся на кухне. Тристан обратился к стражнику:

— Что все это значит?

— Милорд Тристан, леди закричала… я услышал слово «пожар» и бросился в комнату, а она…

— Если вновь услышишь такой же крик, Питер, не обращай внимания — пусть она сгорит заживо. Ясно?

Питер опустил глаза, а Женевьева пришла в ярость, поняв, что Тристана ничем не проймешь. Взглянув на Женевьеву, он насмешливо поклонился и жестом приказал увести ее.

Она сделала вид, что ничего не заметила. Она не могла признаться даже себе, как жаждет ощутить прохладное прикосновение ветра к щекам. Женевьева направилась к очагу, где приветливо горел огонь, и встала к нему лицом. Надо вновь обрести смелость — или по крайней мере выказать ее. Потерев рука об руку, она холодно заговорила:

— Прошу прощения, если отвлекла вас от грабежей и подсчетов награбленного, милорд Тристан, но меня мучила жажда и желание вымыться.

— Женевьева! — Это слово прозвучало как приказ. Она невольно затрепетала. Если бы удалось добраться до двери!

Тристан раздраженно повторил ее имя, но она не шелохнулась. Выругавшись, он направился к ней.

— Тристан!.. — воскликнул Джон, но остановить его было невозможно. Чувствуя, как он приближается, Женевьева не выдержала и обернулась.

Он взял ее за плечи. Вздернув подбородок, она в упор посмотрела на него и была награждена мрачным, холодным взглядом. От этого взгляда она внутренне содрогнулась.

— Вы пойдете сами, или?..

— Отдавайте приказы своим слугам, лорд Тристан, а я не служанка. Пока сила, преимущества и победа на вашей стороне — но только до поры до времени. Я никогда не сдамся. Можете мстить мне как угодно. Я не отступлю ни на дюйм!

Долгую минуту он смотрел на нее со странным выражением лица — Женевьева так и не поняла, что оно означало: уважение, насмешку или ярость. В какой-то миг она решила, что Тристан задумал нечто ужасное, но ошиблась.

— Да будет так. — Он бесцеремонно перекинул ее через плечо. Женевьева повела себя совсем не так, как подобало даме: униженная и оскорбленная, она выкрикивала проклятия, отбивалась ногами и руками. Но Тристан со стоическим спокойствием направился к лестнице, на ходу бросив Джону:

— Прошу меня простить… я сейчас вернусь. Нет, подожди. Мы встретимся… скажем, через час.

Женевьева не слышала, ответил ли Джон. Паника охватила ее, она вдруг поняла, что бороться бесполезно. Да, ей удастся стать для него извечным источником раздражения, но какой ценой?

— Нет! — выкрикнула Женевьева, молотя кулаками по плечам Тристана и пытаясь высвободиться. — Нет, храбрый победитель! Не отвлекайтесь от грабежей ради презренной пленницы!

В его темных глазах блеснул дьявольский огонь.

— Ничего, с грабежами можно подождать. — Он скривил губы в усмешке, ясно давая понять, что выходка Женевьевы не останется безнаказанной.

— Я пойду сама! — задыхаясь закричала она и, к своему удивлению, заметила, что коридор начинает наполняться людьми — воинами Тристана, слугами и даже ее близкими. Среди них стояла смертельно бледная Эдвина, прижав ладонь к сердцу. И Темкин, дорогой Темкин ждал возле лестницы…

Они явно были в ужасе, но не осмеливались вмешаться. А Женевьева невольно втягивала их в борьбу. Нет, она не допустит, чтобы они пострадали из-за нее!

— Я пойду сама, — яростным шепотом повторила она, но было уже поздно. Не обращая внимания на молчаливую толпу, Тристан пошел вверх по лестнице, кивнув Эдвине и Темкину.

Эдвина что-то проговорила, но Тристан не остановился, и она схватила его за руку.

— Тристан, прошу вас, позвольте мне поговорить с ней! — От этих слов растаяло бы даже каменное сердце, но только не его. Он вежливо, но твердо отклонил просьбу.

— Нет, Эдвина. В другой раз.

— Тристан, даже пленникам Тауэра позволяют повидаться с близкими! — продолжала Эдвина. Женевьева обернулась, изумленная ее тоном и фамильярностью обращения к нему. Судя по всему, тетка смирилась с победой Ланкастеров.

— Нет, леди, иначе эта фурия лишит вас покоя. Она втянет вас в заговор, а этого я не допущу. Со временем, возможно, я удовлетворю вашу просьбу.

Догадавшись, что тетка готова разрыдаться, Женевьева крикнула:

— Ради Бога, Эдвина, не унижайся! Не надо умолять о пощаде грабителей и убийц!

Она извивалась, пытаясь взглянуть на тетку. Руки Тристана сжались, и Женевьева поняла, что пробудила в нем ярость. И все-таки он держался вежливо с Эдвиной. Женевьева горько пожалела о том, что тетка так легко смирилась со своей участью.

Эдвина молча отступила. Женевьеве все же удалось поднять голову и посмотреть на нее. Тетка была очень бледна, ее лицо исказилось от боли, в глазах светилась мольба. Но Женевьева не вняла ей.

Тристан пинком распахнул дверь спальни и бросил ее на постель. Быстро приподнявшись на локтях, она приготовилась отразить нападение. Но на нее никто не собирался нападать. Тристан подбоченился и расставил ноги.

— Впредь не вздумайте поднимать ложную тревогу, миледи. Неужели вы никогда не читали басни Эзопа? Даже если здесь и вспыхнет пожар, никто не придет к вам на помощь — потому что не поверит.

— Если вы прикажете своим людям исполнять мои просьбы, мне не придется прибегать к уловкам.

— Мадам, со временем так и будет. Я был занят, иначе пришел бы сам.

— Вы мне не нужны. Я звала слуг!

— Не бойтесь, вам не дадут умереть с голоду.

— Эдвина сказала правду, благородный лорд, — с безмерным презрением процедила Женевьева. — Даже в Тауэре узников кормят и позволяют встречаться с родными!

— Но вы не в Тауэре, леди Женевьева.

— Уж лучше бы я попала туда! Я вправе…

— У вас нет прав. Ровным счетом никаких, леди. Вы лишились их в ту ночь, когда пытались убить меня.

Женевьеве показалось, будто стены просторной комнаты сдвигаются вокруг нее. В присутствии Тристана спальня казалась тесной.

— Не понимаю, почему вы отказываете мне в таких простых вещах, как горячая вода и помощь слуг…

— Вам ни в чем не отказывают. Просто вы здесь больше не хозяйка: это мои слуги, а не ваши. И когда я сочту нужным…

Женевьева поняла, что рядом с этим человеком ей не удастся сохранить самообладание. Она схватила подушку и запустила ею в Тристана, громко и хрипло выругавшись.

Он поймал подушку на лету и помедлил, очевидно, набираясь терпения, а затем повел бровью, давая понять, что она совершила глупость. Женевьева была готова признать это, но от его взгляда ее охватила тревога.

Внезапно заметив на полу простыни, Тристан посмотрел на нее и издевательски усмехнулся:

— Вы слишком строптивы.

Женевьева отвернулась, чувствуя себя побежденной и беспомощной. В этот миг ей хотелось лишь одного: чтобы он ушел.

— Я больше не буду обманывать стражников, — пообещала она. — Идите и управляйте своим поместьем.

Тристан сухо рассмеялся:

— Украденным поместьем?

— Да, и это невозможно отрицать! — крикнула Женевьева, недоумевая, зачем вообще отвечает ему.

— Вам не о чем беспокоиться, леди. Вы переполошили весь замок и добились своего. Да, вами пренебрегли, вам отказали в необходимом. Но теперь я здесь и исправлю это упущение. — Подойдя к двери, Тристан приказал стражнику принести еду. — И воды — да, миледи? Чан горячей воды?

Женевьева яростно покачала головой. Она хотела только одного — чтобы Тристан убрался отсюда.

— Но вы же требовали воду! По крайней мере мне так послышалось. Вы просили ее? Питер, прикажи, чтобы сюда немедленно принесли чан с горячей водой.

Он закрыл дверь и прислонился к ней. Женевьева спиной чувствовала, что Тристан не сводит с нее холодного, безжалостного взгляда.

Горячий трепет охватил ее. Когда Тристан держал ее в объятиях, его взгляд был совсем другим. Но это еще ничего не значит. И ее сопротивление ничуть не задело его.

— А вот и слуги. — Он открыл дверь, услышав негромкий стук. Женевьева не обернулась. Она сидела неподвижно, слушая, как юноши вносят тяжелый чан и наполняют его водой из ведер. Какая-то женщина тихо обратилась к Тристану — судя по голосу, это была Эдди из кухни. Наконец шаги смолкли, тяжелая дверь закрылась, засов опустился на место. Где же Тристан?

Женевьева обернулась и увидела, что он стоит на прежнем месте. Поставив ногу на крышку сундука, Тристан не сводил с нее глаз. На туалетном столике стоял поднос с едой, над водой поднимался пар.

— Вы требовали чан, миледи.

Он насмехался над ней, наслаждаясь ее замешательством. Заставив себя улыбнуться, она саркастически отозвалась:

— Да. Никогда в жизни не чувствовала себя такой грязной. — Женевьева опустила глаза и чуть вздрогнула, понимая, как глупо сердить Тристана. Но он лишь покачивал головой, словно сочувствуя ей.

— Что ж, миледи, я сейчас же помогу вам.

Женевьева нахмурилась, глядя, как он подошел к туалетному столику и перебрал стоящие на нем флаконы. Наконец Тристан взял один и обернулся к ней с притворной улыбкой.

— Розы! Думаю, аромат роз вас устроит?

Она не ответила, а Тристан подошел к чану вылил в него ароматную жидкость и принюхался.

— Хотел бы я знать, что это за запах — алых роз или белых? А может, это не так уж важно?

Она не шевелилась и не отвечала, настороженно наблюдая за ним. Его улыбка стала шире, и это особенно встревожило Женевьеву. Игривость Тристана пугала ее сильнее, чем его гнев.

— Разве вам не пора вернуться в кабинет? — спросила она, отступая. — Вы же обещали Джону, что вскоре придете.

— Нет, леди, у меня в запасе еще много времени. Я искренне раскаялся, услышав ваши упреки в том, что жестоко обращаюсь с пленниками! И верно: моя пленница буквально тонет в грязи. Каким же надо быть негодяем, чтобы бросить ее в такую минуту?

Он шагнул к ней, обнял за талию, и Женевьева зажмурилась, ощутив его трепет. Напряжение быстро нарастало, угрожая взрывом. Посмотрев в сверкающие глаза Тристана, Женевьева вдруг поняла, что для него она — отнюдь не пленница, а игрушка.

— Не смейте! Я закричу во весь голос! Все в замке узнают, что новый хозяин…

Он расхохотался:

— Само собой, миледи! Услышав такие вопли, все тотчас поймут, что здесь происходит… а кричать вы будете довольно долго. Но время еще не пришло…

— Ненавижу вас! Пустите! — Она увидела, как улыбка сбежала с его лица, оно вновь стало суровым. И Женевьева дрогнула. Разве можно так ненавидеть и вместе с тем испытывать такое… желание? Его она распознала безошибочно: этот жар, возбуждение, дрожь и слабость нельзя иначе истолковать. Только не это!

Тихо вскрикнув, Женевьева высвободилась из объятий Тристана, но поняла, что ей некуда сбежать. Можно было попытаться лишь выиграть время и убедить себя в том, что ей ненавистны эти прикосновения. То, что объятия Тристана возбуждали в ней желание, казалось ей нелепым, неуместным и пугающим.

Он схватил ее за руку и в упор посмотрел на нее.

— Не надо! — воскликнула Женевьева, но Тристан уже притянул ее к себе и, сорвав халат, понес пленницу к чану. — Прошу вас, не надо…

Она погрузилась в ароматную и горячую воду. Тристан подхватил ее волосы и перекинул их через край ванны, чтобы они не намокли. Действуя проворно и уверенно, он освободился от сапог, чулок, туники и прочей одежды и застыл перед ней, невозмутимый и великолепный.

«Красивое животное, — подумала Женевьева. — Молодое сильное тело, состоящее из мускулов, мощное, сметающее все на своем пути»…

Тристан взял мыло и присоединился к ней. Женевьева увидела, как вода переливается через край чана; сердце ее учащенно стучало. Несмотря на весь ужас происходящего, его тело завораживало ее, не позволяло отвести взгляд. Их колени соприкоснулись; чан был слишком тесным для двоих, и потому Женевьева остро ощущала близость Тристана, испытывала то, чего не желала знать… Их обволакивал аромат роз — алых или белых…

Грубая мужская сила Тристана опьяняла ее, его руки творили чудеса, мощь тела возбуждала. От жаркого поцелуя Тристана у Женевьевы закружилась голова. Ее подхватило и понесло в загадочный мир, где ей оставалось только шептать его имя и подчиняться — не мужчине, а ощущениям, древней пляске внутреннего огня и извечному ритму…

Внезапно на его лице сверкнула дьявольская усмешка, от которой он сразу помолодел.

— Леди, я опять забыл о своем долге — помочь вам отмыться!

Она пыталась разрушить чары, вскочить, но их руки и ноги переплелись. Засмеявшись, Тристан взял ее за руки и притянул к себе, коснулся грудью ее высокой и упругой груди. Их глаза встретились, Женевьева не отвела взгляд.

Она была словно загипнотизирована этими полыхающими глазами.

Мучительный холод исчез. Ее окутало тепло, она не видела и не чувствовала ничего, кроме глаз и рук Тристана, а его поцелуй, горячий, как вода в чане, пробудил в ней страсть. Его ласки обжигали тело.

Наконец он поднялся, увлекая Женевьеву за собой и не сводя с нее пристального взгляда. Вода струйками стекала по обнаженным телам. Тристан перенес Женевьеву на постель. Насмешки прекратились, боль ушла — осталась только страсть, глубокая и всепроникающая. Женевьеву захватил вихрь движений Тристана, она впилась ногтями в его плечи и вскрикнула, ощутив первое прикосновение стального копья. Все завершилось восхитительным взрывом, от которого Женевьева окончательно обессилела. Тристан затих, продолжая обнимать ее. Постепенно оба успокаивались.

Придя в себя, Женевьева закричала от ярости, высвободилась, спрыгнула с кровати и набросила халат. Тристан следил за ней насмешливым взглядом. «Он вправе смеяться надо мной, — с горечью подумала Женевьева, — ведь он так легко подчинил меня себе!»

Но он не смеялся, а лишь задумчиво наблюдал за девушкой, пока она не отвернулась. Охваченная отчаянием, Женевьева пошла к камину. Плакать нельзя, даже после того, как он уйдет. А Тристан скоро уйдет. Оденется, вернется к Джону и через несколько секунд забудет о ней, тогда как она…

Так он и сделал. Ею овладел страх: на миг показалось, что Тристан направляется к ней, но он приблизился к чану и плеснул водой себе в лицо. Продолжая исподтишка наблюдать за Женевьевой, он взял полотенце, вытерся и тут заметил, что она дрожит.

— Не забудьте, миледи, что ваш завтрак на подносе, — сказал Тристан. — Поешьте, пока еда не остыла.

— Убирайтесь отсюда!

Он усмехнулся — негромко и горько.

— Ах да! Вы же с ног до головы покрыты грязью! Прошу меня простить, миледи. Но должен признаться, вы постепенно начинаете выполнять свое обещание. — Его голос звучал гневно. Женевьева съежилась, услышав гулкий стук захлопнувшейся двери.