Среди роз

Глава 15

— Я выхожу замуж!

Эдвина произнесла эти слова с таким ликованием, что Женевьева радостно улыбнулась и крепко обняла тетку. Это и вправду было чудом. Эдвина всей душой любила Джона, несмотря на то что вместе с ним в замок явились горе и смерть. Однако Эдвина твердо решила забыть о недавних бедствиях.

— Я так рада за тебя. — Женевьева старалась не выдать досады. Она удивилась и смутилась, когда сегодня утром к ней вошла Эдвина, ибо полагала, что Тристан намерен держать ее взаперти, под присмотром вертихвостки Тэсс. А еще ее мучил вопрос: простила ли ее тетка.

Глаза Эдвины сверкали как звезды.

— Завтра, Женевьева! Отец Томас обвенчает нас завтра! Боже мой, как я счастлива!

Женевьева потупилась. Она любила Эдвину и всей душой желала ей счастья, но вместе с тем ощущала опустошенность. Господи, что здесь происходит? Жизнь продолжается: отец Томас молится в часовне, крестьяне работают на полях, старый Грисвальд трудится в кухне. Можно подумать, что недавняя осада им только приснилась… Даже у Эдвины все сложилось превосходно — она влюбилась в недавнего врага. За предательство поплатилась только Женевьева, став пленницей и вызывая всеобщее недоброжелательство: именно ее обвиняли во всех бедах.

«Впрочем, — задрожав, подумала Женевьева, — именно я нанесла удар Тристану и была твердо убеждена, что он умер и похоронен». Она помнила слова Тристана и выражение его лица. Почти ничего не поняв, Женевьева испытала жалость к нему, которой он, конечно, не хотел вызвать, и потому особенно опасалась за свое будущее. Ждать милосердия от этого человека нечего.

Женевьева отвернулась, не желая, чтобы Эдвина увидела ее слезы.

— Я буду думать о тебе. Уверена, все пройдет замечательно.

Иначе и быть не могло. Эдвина собиралась замуж, Бог свяжет ее и Джона священными узами, а после церемонии предстоят пиршество, танцы и… Но Женевьева понимала, что ничего этого не увидит. Ее, как пленницу, оставят здесь, в башне.

— Ты непременно должна увидеть это! — заявила Эдвина. — Попроси Тристана — и он согласится.

Женевьева подавила вздох разочарования. Эдвина не знала, каким был Тристан вчера ночью. Если бы она видела его гнев, отчужденность и боль, то промолчала бы.

— Сомневаюсь, что он посетит меня сегодня, а уж тем более не станет выслушивать просьбы. И кроме того… — Женевьева помедлила, не зная, как объяснить тетке, что бесполезно умолять столь жестокого человека. — Словом, я не могу просить его. Если я попрошу его прийти сюда, он откажется. В сущности, мне некого даже послать за ним.

— Если хочешь, его попрошу я. Или Джон.

— Эдвина, это ни к чему. Тебя ждет самый чудесный день в жизни. Это твой день. Не надо ничем омрачать его. И пожалуйста, не беспокойся. Мысленно я буду рядом с тобой, обещаю!

Эдвина приуныла.

— Женевьева, ты не так ведешь себя с ним…

— Я не так веду себя с ним? Эдвина, он отнял мое наследство! Убил моего жениха и отца…

— Они погибли в бою.

— Тристан вторгся в мой дом и обесчестил меня, а ты говоришь, что я не так веду себя с ним!

— Женевьева, он мне нравится, я восхищаюсь им. Тристан не только любезен, но и справедлив. И если бы ты смирилась…

— Вот как? Он притащил меня в замок, запер меня здесь и…

— Он взял то, что ему предложили с самого начала. Дорогая, так уж устроен мир. Тристан победил, а мы проиграли. И если бы ты не принимала все так близко к сердцу…

— Эдвина, довольно! Ты полюбила Джона — что ж, я рада. За твое будущее можно не опасаться. Но не жди смирения от меня! Я ненавижу Тристана, считаю его зверем, я… — Женевьева вдруг осеклась, размышляя, в какой момент начала лгать. Помолчав минуту, она спросила: — Эдвина, что с ним случилось?

— Он… не любит, когда говорят о его прошлом, и до сих пор злится на Джона за то, что тот рассказал мне все.

— Эдвина, мы здесь вдвоем! Ты упрекаешь меня в непокорности, но не хочешь даже помочь мне понять, в чем дело. Кое-что я знаю… на его людей напали, и…

— Но не в бою, — перебила ее Эдвина. — Родные Тристана были сторонниками Йорков, а сам он — приближенным Ричарда…

— Что?! — изумилась Женевьева.

— Когда король Эдуард умер, а власть попытался захватить Вудвилл, отец Тристана был в числе тех, кто верил, что правление Ричарда станет благом для страны. А затем маленьких принцев отправили в Тауэр. Тристан открыто выступил против Ричарда, требуя пощадить детей. Он не мог поддерживать короля, ибо подозревал, что тот приказал убить племянников. После этого Тристан и Джон вернулись домой и обнаружили, что случилось самое страшное. Деревни сожгли дотла, женщин изнасиловали и зарезали, мужчин перебили. Но это еще не все. Погибли все родные Тристана — его отец, брат, жена брата и жена самого Тристана. Джон говорил, что это был кошмар. В то время Тристан и его жена ждали первенца. И вот Тристан нашел младенца рядом с трупом жены… — Помолчав, Эдвина добавила: — У нее было перерезано горло.

Женевьеве стало дурно. Похолодев от ужаса, она опустилась на постель.

— Я сочувствую ему, — вымолвила она, — как посочувствовала бы любому. Но все это не моя вина. Я…

— Да, ты обманула его, зазвала к себе в спальню и попыталась убить кочергой.

— Черт побери, Эдвина! Это не я затеяла!

— Знаю, — негромко отозвалась Эдвина и быстро сменила тему. — Смотри, я принесла тебе Чосера, Аристотеля и того итальянца, которого ты так любишь. А теперь мне пора — пока кто-нибудь не заподозрил, что мы опять строим козни. — Она крепко обняла Женевьеву. — Ты еще будешь свободной. Только наберись терпения, молчи и жди. И… попроси его о милости. Объясни, что сидеть здесь в одиночестве тебе тяжело.

Женевьева горько усмехнулась:

— Ладно, если смогу — попрошу.

Эдвина ушла, после нее в комнату ненадолго заглянула Тэсс, а когда удалилась и она, Женевьева расплакалась. Как повезло Эдвине! Ничего не понимая, она живет в своем уютном раю, где царит любовь. Ей не приходилось заглядывать в мрачные глубины души человека, которого непрестанно терзают воспоминания… Эдвина не знает, какой страх временами одолевает Женевьеву.

Покориться было бы глупо и опрометчиво. Тристану все равно — она и так принадлежит ему. Для него она всего лишь игрушка. Со временем он наверняка пресытится ею. И если помнить, что ее тело — всего лишь оболочка, она выживет. И сможет начать жизнь заново.

«Он отнял у меня все. За одно это я вправе презирать его», — подумала Женевьева, уверенная в своей правоте. Может, Тристан вовсе не зверь — вероятно, ему не чуждо милосердие, хотя он предпочел забыть о его существовании.

Она открыла томик Чосера. Как ни странно, строки давно умершего прославленного поэта Джеффри Чосера пришлись как нельзя более кстати. Его невестка была возлюбленной Джона Гонта, прожила с ним долгие годы, стала матерью Бофора и в последние годы сочеталась с любимым узами брака. Какая прекрасная и печальная история! А Генрих, нынешний король, был правнуком ее действующих лиц… Женевьева закрыла книгу. Ее глаза блестели от слез. Прежде она не раз плакала, читая эту чудесную книгу. Но сейчас ей стало горько совсем по другой причине. Она не знала, кого оплакивает, — себя, Тристана или то, что судьба сделала их заклятыми врагами.

К концу дня одиночество стало так тяготить ее, что Женевьева начала ходить по тесной комнате, опасаясь сойти с ума. Она пробыла здесь совсем недолго, но если Тристан продержит ее взаперти несколько дней, недель, лет… Время тянулось так медленно!

Она выкупалась и, чтобы скоротать время, долго расчесывала длинные волосы, штопала одежду, читала и даже придумывала узоры для вышивания. А день все не кончался.

Наконец Женевьева бросилась на постель и свернулась клубком. Ее вновь охватила злость на Тристана, но она не понимала почему. От него девушка ничего не ждала. Однако грудастая Тэсс тоже не появлялась, и перед глазами Женевьевы встало мучительное видение: Тэсс и Тристан вдвоем. Забыв о гневе, Тристан смеялся и поддразнивал вертихвостку; его глаза стали ярко-синими, волосы разметались. А Тэсс хихикала, опьяненная вином, превратившим ее в податливую игрушку… не умеющую требовать. Дочь крестьянина никогда не осмелится поднять на Тристана руку, доставить ему хоть какое-то неудобство. О, из нее получится чудесная подружка! С такой незачем считаться. Конечно, он никогда не женится на этой девчонке, но Тэсс будет рада и подаркам, полученным, от такого благородного лорда. К тому же он молод, силен и привлекателен…

Женевьева со стыдом прижала к вискам ладони. «Забирай себе Тэсс, люби ее, только оставь меня в покое!» Он и вправду будто забыл о ней. Она вдруг расхохоталась. Гордость не позволяла ей послать за Тристаном стражника — а может, и не гордость, а твердая уверенность в том, что он не придет.

Но вопреки всем доводам рассудка она надеялась увидеть его. Если Тристан появится, она воспользуется случаем и попросит разрешения не присутствовать на свадьбе тети. Подумав об этом, Женевьева смутилась. Нет, она попросит об обратном, а если он откажет, промолчит. Она будет холодна и отчужденна. Но Тристан не приходил.

Женевьева с ужасом представила себе бесконечную вереницу одиноких дней и ночей. Ей предстояло просыпаться каждое утро только затем, чтобы дождаться вечера и заснуть. Узница замка Иденби… Так пройдут годы. Когда-нибудь люди будут спрашивать, кто эта древняя старуха из башни Иденби…

В дверь тихо постучали. Она попыталась взять себя в руки. Возможно, сейчас войдет сияющая Тэсс… Дверь отворилась, и на пороге появился Джон. Женевьева вспыхнула. С Эдвиной она уже помирилась, но знала, что Джон возмущен ее предательством. Он поклонился.

— Джон, мне очень жаль.

— Не сомневаюсь.

— Мне действительно неприятно, что я предала вас. Джон, ну как вы не понимаете! Попробуйте поставить себя на мое место! А вы выдержали бы такое? Неужели вы молча покорились бы?

— Идемте, — сказал он.

У Женевьевы екнуло сердце.

— Куда?

— Тристан велел привести вас.

Она затрепетала. Да, ей хотелось увидеться с Тристаном, но теперь… Неужели он придумал какую-то новую пытку в наказание за побег?

— Скорее, Женевьева.

Едва преодолевая страх, она последовала за Джоном.

— Джон, я очень рада за вас и Эдвину.

— Вот как? — холодно бросил он.

— Конечно! Эдвина — моя тетя, и я люблю ее.

Он не ответил, и разговор оборвался. На площадке второго этажа Джон взял ее за руку, подвел к двери, впустил в комнату, а сам остался снаружи. Женевьева замерла.

За окнами было уже темно, но комната была освещена мягким светом. В камине пылал огонь, пламя свечей трепетало. Тристан стоял спиной к двери, у камина, в белой сорочке, кожаных штанах и высоких сапогах. Все казалось Женевьеве нереальным.

Но, дрожа, она думала лишь о том, почему он не оборачивается. Наконец он посмотрел на нее непроницаемым взглядом.

— Добрый вечер.

Она кивнула.

— Зачем вы послали за мной?

Его бровь иронически приподнялась.

— Это вам известно.

Уловив в этих словах намек, Женевьева вспыхнула и потупилась. И тут она снова ясно представила себе, как он обнимает Тэсс. В ней вспыхнул гнев. Значит, Тристан нашел себе две игрушки — одну для ночей, другую для дней? Эта мысль невыносимо терзала ее; такого оскорбления Женевьеве еще никто не наносил. Ее сердце сжалось от боли. Внезапно осознав, что это ревность, она тут же прибегла к уловкам, отвергающим подобное предположение. Тристан отошел от камина, однако не приблизился к ней. Только теперь Женевьева заметила, что на столе возле камина приготовлен ужин — два блюда с серебряными крышками, два бокала с золотыми ободками и длинными ножками, наполненных какой-то прозрачной жидкостью. Тристан взял их и направился к Женевьеве. Ее самообладание бесследно улетучилось.

Тристан улыбнулся, и его глаза вновь стали темно-синими. В них мерцали огоньки. Никогда еще она не видела его таким молодым, привлекательным и… опасным.

Он протянул ей бокал, и Женевьева, рассеянно взяв его, поднесла к губам и глотнула. Сладковатая жидкость приятно согрела горло.

— Что это?

— Уверяю вас, не яд. Зная вашу неприязнь к бордо, я выбрал белое немецкое вино.

Нахмурившись, она отпила еще немного вина, но тут же вспомнила, что оно вызывает ужасную головную боль. Тристан жестом пригласил ее к столу, и Женевьева опустилась на стул.

— Хотите есть? — спросил он.

— Нет, не очень.

Он положил ей на тарелку жареную дичь, пирожки с яблоками и осеннюю зелень.

— Странно. А мне казалось, вы умираете с голоду, — заметил он.

Женевьева не сводила с Тристана глаз. Теперь она видела в нем уже не врага, а мужчину.

— Я полагала, что вам нет до меня никакого дела. — Женевьева взяла вилку и без всякого энтузиазма приступила к еде.

— Вот как? — отозвался Тристан.

— Я знаю, что вызываю у вас только гнев. Мне и в голову не приходило, что вы… — Женевьева смущенно потупилась.

— И мне тоже, — ответил он. — Жаркий румянец залил ее щеки, и Тристан понял: она думает, будто он позвал ее сюда, чтобы утолить страсть. Его мучило раскаяние.

— Я думал, вы не откажетесь выпить вина, поужинать и…

Язвительно усмехнувшись, она перебила его:

— О, разумеется! Вот теперь я чувствую себя придворной куртизанкой, а не деревенской шлюхой!

Он поднялся и подошел к камину.

— Тогда чего же вы хотите от меня?

— Свободы, — бросила Женевьева.

Тристан метнулся к ней и взял ее за подбородок.

— Свободы? У вас она уже есть, а вы мечтаете неизвестно о чем! Вы хотите скитаться по лесу? Голодать, изнывать от жажды, бояться хищников и самого злобного зверя — двуногого? Скажите, Женевьева, что стало бы с вами, столкнись вы с таким чудовищем? Вы могли вновь оказаться в плену, и в куда более затруднительных обстоятельствах! Или вам все равно? Говорите же, я хочу знать!

— Мне больно! — вскрикнула Женевьева и попыталась отвернуться. Тут в дверь постучали, и в комнату впорхнула Тэсс.

— Прикажете унести подносы, сэр?

— Что? Подносы? Да, унеси.

Глядя на горничную, Женевьева почувствовала отвращение. «Это же моя комната, моя кровать!»

Тристан снова отошел к камину и уставился на огонь. Торжествующе улыбнувшись Женевьеве, Тэсс собрала посуду, присела и вышла.

— Женевьева… — начал Тристан. Она в бешенстве вскочила на ноги.

— Я предпочту быть пленницей дровосека — даже седого, беззубого и дряхлого! Глупец! И все это вы называете милосердием? Вы пригласили меня поужинать в моей собственной комнате, предложили пищу, которая принадлежит мне!

К ее удивлению, Тристан не разозлился, а рассмеялся.

— Вы просто спятили! — не помня себя, вскричала Женевьева.

Он направился к ней с улыбкой — но не злобной и не саркастической. Она вдруг осознала, что стоит у самой кровати. Тристан провел пальцем по ее щеке.

— Чем вызвана эта внезапная вспышка?

— Внезапная? Что же в ней внезапного?

— Все! Появившись здесь, вы вели себя тихо, согласились поужинать со мной. У вас было спокойное, нежное лицо. Даже заподозрив, зачем я послал за вами, вы не стали бить тревогу. А вот теперь опять в ярости. При чем тут эта девица, Тэсс?

— Мне все равно, с кем вы спите — с Тэсс или еще с десятком таких же коров!

К ее величайшей досаде, он разразился хохотом и бросился на постель, Женевьева удивилась. Тристан смеялся так, словно никогда не слышал более забавной шутки. Наконец он вскочил и взял ее за плечи.

— Вы заблуждаетесь, миледи. Да, да! Заблуждаетесь, считая, что на вас напали, взяли силой. Бедняжка! Это же наглая ложь! Есть то, что известно нам обоим… — Он галантно поклонился. — Миледи, Ричард III мертв, Англией правит Генрих. Вы сражались и проиграли. Иденби принадлежит мне, как и вы. Мы оба знаем это, но почему-то вы выбрали странный способ выражать смирение!

— Не глупите! Нам обоим известно, что кое у кого в Англии есть гораздо больше прав на престол!

— Вы хотите вновь поднять восстание? Но ведь ясно как день, что оно обречено на провал. На этом ваши ошибки не кончаются: вы уверены, что я околдован чарами этой деревенской простушки!

— Вздор! — бросила Женевьева. Радуясь, что Тэсс оставила на столе бокалы, она взяла свой и залпом осушила его.

— Женевьева, идите сюда.

Она обернулась. Он сидел на постели, скрестив руки на груди. Она не шелохнулась.

— Идите сюда.

Она могла бы воспротивиться. За такие оскорбления Тристан заслуживал пощечины. Но вдруг Женевьева ощутила усталость и страх выдать себя: она слишком хорошо помнила, что сказал ей Тристан в приступе ярости и горечи. Когда-то давно он, вероятно, был обаятельным, веселым и нежным юношей. Наверное, жена считала его самым галантным из рыцарей, охотно принимала его ласки и смеялась шуткам, и это было прекрасно.

А Женевьева видела перед собой совсем другого человека — воина, завоевателя. Именно ему она принадлежала сейчас и не могла ослушаться приказа. Подойдя к нему, Женевьева остановилась. Обняв за талию, Тристан уложил ее на постель рядом с собой и заглянул ей в глаза.

— Женевьева, я привез Тэсс сюда только потому, что ее мать овдовела и в поле было некому работать. Им обеим грозила нищета.

Женевьева судорожно сглотнула.

— Очень жаль… Она без ума от вас.

— Правда? Откуда вы знаете? Женевьева, я к ней и пальцем не притронулся. Теперь вы довольны?

— Я же говорила…

— Я помню, что вы говорили. Но то, что вы слышите, правда. Мне не нужен никто — кроме вас, моя прекрасная белая роза с острыми шипами.

Как ни странно, от этих слов Женевьеву охватила радость. «Все дело в том, что я вновь оказалась в своей спальне», — уверяла она себя. Но когда Тристан прильнул к ее губам в нежном поцелуе, она ответила ему. Обоих охватило желание. Когда же Тристан начал расстегивать ее платье, Женевьева заговорила:

— Тристан… я солгала. В лесу мне и вправду было страшно. Я холодела при мысли, что столкнусь нос к носу с каким-нибудь чудовищем…

Он ласково коснулся губами мочки ее уха, и она вновь ощутила себя живой. Одежда Женевьевы куда-то исчезла, но она не прикрылась руками. Вспыхнув, она опустила ресницы и украдкой поглядывала, как раздевается Тристан. Как бы там ни было, она радовалась тому, что он так силен и красив и что выбрал ее. Подумав об этом, Женевьева снова покраснела.

— Тристан… мне очень жаль.

Он понял, что она имеет в виду, но упоминание о прошлом вызвало у него досаду.

— Не будем об этом, — хрипло отозвался Тристан, а Женевьева, к своему удивлению, протянула ему руку. Их пальцы сплелись, и он придвинулся ближе. — Значит, ты жалеешь не о том, что оказалась здесь?

— Нет, милорд, не о том.

Этой ночью она сама ласкала его, робко водя ладонями по груди, восхищаясь пружинистыми волосками, касаясь пальцами его плоти, прикладывая ладони к щекам.

Они вновь перенеслись в свой мир — туда, где не имело значения ничто, кроме страсти. Женевьева смутно вспомнила предостережение Эдвины — о том, что страсть причиняет мучительную боль. Но пока происходящее казалось ей величайшим чудом — прикосновения, вихрь ощущений, обжигающий жар, блаженство…

Вскрикнув, она смутилась, ибо считала, что леди должна проявлять сдержанность. Но разве можно бороться с собой, когда Тристан рядом? Они соединились, и Женевьева вновь испытала наслаждение. Заглянув ему в глаза, она шепнула:

— Хорошо, что ты позвал меня сюда.

Он улыбнулся, приподнялся на локте и распустил ее косу. Волосы рассыпались по подушке, и Тристан зарылся в них лицом. Женевьева застонала от его ласк, и в ней вспыхнуло неукротимое пламя. Поцелуй пробудил ее к жизни. А Тристан что-то шептал ей на ухо, нежно и успокаивающе.

Она заснула в изнеможении, лежа в своей комнате, в его объятиях.

Женевьева пошевелилась под одеялом. Впервые в жизни ей было так тепло и удобно. Рядом послышался шорох, но она не открыла глаза. Погруженная в дремоту, девушка слышала, как в комнату вошел Роже де Трейн и тихо заговорил с Тристаном. Женевьева смутилась оттого, что ее видят рядом с ним.

Но она не спряталась под одеяло — ведь все знали, что связывает с ней Тристана. Как только Роже ушел, Тристан вскочил с постели и чертыхнулся, снова услышав робкий стук в дверь.

На этот раз их покой нарушил Джон. Женевьева не слышала, о чем они говорили, но вскоре Тристан вышел из комнаты. Она вдруг вспомнила, что сегодня Эдвина и Джон должны пожениться.

— Женевьева!

Девушка открыла глаза и увидела тетку.

— А где Тристан? — спросила Эдвина.

— Не знаю. Здесь его нет.

Эдвина присела в ногах у Женевьевы.

— Ты спросила у него? Он разрешил тебе присутствовать на нашей свадьбе?

Женевьева покачала головой.

— Пока нет, но… — Она вспомнила, как сегодня ночью они с Тристаном сделали друг другу почти невероятные признания. — Эдвина, наверное, я приду в часовню!

— Я же говорила, Женевьева! Тебе надо лишь немного уступить! Действуй лаской, а не враждой, и все будет чудесно!

Вскочив, Эдвина бросилась вон из комнаты, а Женевьева задумалась над ее словами. Но вдруг тетка застыла, столкнувшись в дверях с Тристаном. Он поклонился Эдвине, а та, покраснев, проскользнула мимо него.

Тристан усмехнулся:

— Вы хотели о чем-то попросить меня?

Она молчала, прижимая к груди одеяло.

— Так просите! Вы ведь хотите побывать на свадьбе Эдвины?

Женевьева кивнула.

— Ну разумеется! — расхохотался он. — Само собой! И потому пошли на подкуп! Нет, миледи, я не против таких сделок, но предпочитаю заранее знать все условия!

— Не понимаю, о чем вы…

— Все вы понимаете! «Тристан, мне очень жаль…» — похоже передразнил он. — А эти прикосновения — ласковые, как и голос! Ладно, Женевьева, впредь я запомню, что вы и пальцем не шевельнете просто так, задаром, и буду осторожен, принимая от вас знаки внимания!

— Что?! — вскрикнула она, готовая расплакаться, — Глупец! Ничего я не…

— Пощадите, дорогая! Разумеется, вы будете присутствовать на церемонии. — Тристан вышел и с грохотом захлопнул дверь.

Эдвина венчалась в той же часовне, где ее крестили, и хотя гости представляли собой пестрое сборище, церемония прошла очень удачно. Слушая, как молодые обмениваются клятвами, Женевьева поняла, что Эдвина в глубине души благодарит Бога: если бы Генрих Тюдор не пришел к власти, Эдгар выдал бы ее замуж за знатного человека, и ей пришлось бы подчиниться воле брата, так и не узнав любви.

После церемонии начался пир и танцы. Тристан, с утра не подходивший к Женевьеве, повел ее танцевать под звуки лютни. Он издевательски усмехнулся.

— Наш брак завершен, миледи. Как по-вашему, овчинка стоила выделки?

— Вы обесчестили меня!

— Само собой, миледи. Овладевая женщиной, я не оставляю ее девственницей.

— Милорд, да вы попросту глупы…

— Я притворяюсь глупцом. Хотел бы я знать, что еще вы придумаете, решив попросить об очередном одолжении?

— Вы уже получили все, чего добивались!

— Ошибаетесь, миледи. Этого было бы мало любому мужчине! Ну, что я должен пообещать на этот раз? Переселить вас в прежнюю комнату? Предоставить вам больше свободы? Признаться, такая сделка мне по душе! Так назовем же цены и условия!

Женевьеву никогда еще так не унижали и не высмеивали. Она высвободилась из его объятий.

— Ничего вы не поняли! «Сделка»! — с отвращением передразнила Женевьева. — Вам наверняка известно, сэр: есть то, что не продается, и это исходит от… — Она осеклась, чуть не выговорив «сердце». Но сейчас это слово было бы неуместным. — Идите ко всем чертям, Тристан де ла Тер! Убирайтесь к дьяволу, а я вернусь к себе в башню — притом с превеликим удовольствием! — Она бросилась к лестнице.

— Женевьева!

Она не остановилась и, перепрыгивая через две ступеньки, взбиралась по винтовой лестнице. Ей не нужен ни стражник, ни тюремщик. Захлопнув за собой дверь, Женевьева прислонилась к ней спиной и осела на пол.

Тристан последовал за девушкой, но не успел он дойти до первой площадки, как в большом зале воцарилась тишина. Прибыл новый гость — королевский гонец. Тристан направился к нему. Гонец поклонился.

— Ваша светлость, король Генрих приказал мне срочно доставить вас ко двору.

— К чему такая спешка?

— Бунт, сэр! Королю нужна ваша помощь.

— Я еду с вами. И немедленно.

Поручив Джону управление замком Иденби, Тристан поскакал в Лондон.