Среди роз

Глава 18

Женевьева задумчиво коснулась подбородка.

— Пожалуй, нет — Милдред слишком слаба. Но Тэсс уверяет, что она умеет чудесно прясть. Поселим ее в комнате в восточном крыле, там ей хватит света.

Темкин начал что-то записывать, а Женевьева подошла к высоким окнам, выходящим во двор.

Сегодня утром выпал первый снег, все вокруг преобразилось и теперь напоминало дворцы из волшебной сказки, укрытые белоснежными облаками. По двору ходили лошади, позвякивая сбруей. Плечи и спины конюхов засыпал снег. Первый снег…

Женевьева удовлетворенно вздохнула. Час назад Джон, Тристан, юный Роже де Трейн и отец Томас с сокольничими отправились на охоту. Женевьева проводила их взглядом, тоже мечтая поехать с ними. Но попросить об этом не решилась.

Теперь она получила полную свободу, и праздность больше не мучила ее. Она имела право отдавать распоряжения слугам, но Тристан все еще не доверял ей, поэтому повсюду стояли стражники. К тому же Женевьева была уверена, что Тристан не позволит ей сесть на лошадь. Сегодня утром, когда он упомянул об охоте, она взглянула на него с мольбой, заранее зная ответ, ибо помнила, как близко находится монастырь святых сестер.

Женевьева снова вздохнула и, отведя штору, залюбовалась снегом. С тех пор как Тристан вернулся из Лондона, ее жизнь изменилась к лучшему. Они с Тристаном как бы заключили молчаливое соглашение. Темкин оставался узником, но помогал управлять поместьем и теперь часто работал вместе с Женевьевой: они заботились о благополучии арендаторов и крестьян.

Сколько недосказанного осталось между ними! Женевьева нахмурилась. Что ж, придется набраться терпения и ждать. Странная все-таки штука жизнь. В ней есть место не только бедам и страданиям. По утрам она занималась обычными делами, днем присматривала за слугами, потом встречалась с Эдвиной и Анной, шила, беседовала, смеялась, играла, читала и упражнялась в игре на арфе. А когда Анна уходила спать, в зале появлялись Тристан и Джон. За ужином к ним часто присоединялись отец Томас и Тибальд. А затем… Затем Женевьева с Тристаном оставались вдвоем, и ночи напоминали волшебный сон. Они никогда не говорили о будущем, не упоминали о ребенке, Женевьева вообще обычно молчала. Тристан держал свои планы в тайне. Она давно поняла, что он пробудил в ней не только страсть, но и более глубокое чувство, но гнала от себя подобные мысли. Тристан оставался врагом, а она — боевым трофеем, пленницей в собственном доме, игрушкой, которая пока не надоела ему.

Но Женевьева уже не чувствовала себя несчастной. Теперь, когда осенняя апатия прошла, она могла оказать настоящее сопротивление, но тем не менее бездействовала. Она более не краснела под любопытными взглядами слуг. Не смущал ее и сочувственный взгляд отца Томаса. Только близкие знали о том, что она ждет ребенка, поскольку беременность протекала благополучно. Зато всем было известно, где она проводит ночи. Тристан не находил нужным скрывать ее позорное положение. Но на первый взгляд ничего не изменилось. Никто не притронулся к сундукам Женевьевы. Она носила свою одежду, меха и драгоценности и выглядела так же, как прежде. Однако покинуть замок не могла.

— Миледи!

Женевьева обернулась. Темкин стоял, вертя перо в руках, — видимо, он давно что-то говорил ей, а она не слышала ни слова.

— Вы не слушаете меня. — Темкин укоризненно покачал головой.

Она смущенно улыбнулась:

— Простите, Темкин. Так о чем вы говорили?

— Я просил вас… замолвить за меня словечко перед лордом де ла Тером. Он так и не простил мне предательства. Другие стражники уже давно получили свободу, а я… про меня забыли. Каждую ночь меня запирают на замок. Миледи, я верой и правдой служил вашему отцу, защищал его, но теперь ничего не могу изменить, я не в силах вернуть к жизни Ричарда! Мне остается лишь воздать должное Генриху и его приближенным. Я готов принести присягу Тристану де ла Теру. Так вы вступитесь за меня, миледи?

— Темкин, я тоже пленница.

— Но пленница, которой дорожат.

Вспыхнув, Женевьева отвернулась к окну и тотчас забыла о разговоре, заметив необычную суету во дворе. В ворота въезжал многочисленный отряд. Присмотревшись к знаменам, девушка ахнула.

— Темкин, сюда!

— У них на знаменах дракон! Дракон — герб Кадваллона Уэльского! Миледи, этих людей прислал сам король!

Женевьева встревоженно наблюдала за гостями, слышала звуки труб. Темкин не ошибся: на знаменах прибывших действительно красовались дракон, леопард и лилии.

— Боже милостивый! — вдруг воскликнул Темкин. — Смотрите! Это же сэр Гай! Неужели он так глуп… или надеется на чудо? Он вернулся сюда…

— Сэр Гай перешел на сторону Генриха, — объяснила Женевьева, и ее сердце тревожно забилось. Ее старый друг спешился и отдал поводья конюху. Гай смотрел на окна, и хотя Женевьева была уверена, что он не видит ее, сама она отчетливо разглядела светловолосого кареглазого гостя. Она была бы рада встретить друга, однако хорошо помнила, как говорил о нем Тристан, да и сама не знала, хочет ли видеть его здесь. Все ее прежние сторонники понесли наказание и теперь привыкали к новой жизни, в которой Гаю не было места.

— Перешел на сторону Генриха? — фыркнул Темкин. — Предатель!

Женевьева устало пожала плечами. Предатель — или единственный умный человек среди них? Гай не пострадал, более того, весьма преуспел. А Женевьева и Темкин — пленники Тристана де ла Тера.

— Благородный сэр Гай! — саркастически воскликнул Темкин. — Тот, кто подбил нас на предательство, за которое вам приходится расплачиваться!

— Темкин, по-моему, его нельзя осуждать. Насколько я понимаю, он участвовал в Босуортском сражении вместе со Стенли, а Стенли внезапно перешли на сторону Генриха. Возможно, Гай явился сюда в надежде спасти нас. Прошу вас, Темкин, не надо больше говорить об этом!

— Не буду. Но знайте, что на душе у меня неспокойно. Только почему же вы все еще здесь, миледи? Это гонцы короля, их нужно встретить.

— Но я здесь не хозяйка… — Женевьева растерялась.

— Тогда кому же принадлежит замок?

Ей вдруг захотелось, чтобы ее вновь заперли в башне.

— Не знаю… пожалуй, Тристану. А в его отсутствие — Джону.

— Но их здесь нет.

— Тогда Эдвине…

— Она слишком застенчива, миледи. Не встречать же гостей старому Грисвальду.

— Сейчас иду. — Взглянув на Темкина, Женевьева улыбнулась и направилась к двери, но остановилась. — Похоже, к нам и вправду прибыли посланцы короля. Пожалуйста, спуститесь в кухню и предупредите, чтобы готовили торжественный ужин.

Темкин оторопел, но быстро овладел собой. Женевьева сбежала по лестнице. Эдвина стояла у очага с дочерью.

— Женевьева! Слава Богу, ты здесь! Что же нам делать?

— Открыть дверь. Скорее, идем со мной. Анна, детка, дай мне руку.

Первый из гостей назвался Джеком Гиффордом, эрлом Пеннингтоном, слугой его величества короля Генриха VII, прибывшим сюда приветствовать герцога Иденби и эрла Бедфорд-Хита.

Женевьева отступила в сторону, приглашая его войти и стараясь не смотреть на Гая. Джек Гиффорд велел своим людям подождать во дворе, а сам в сопровождении четырех мужчин вошел в зал. Одним из четырех оказался Гай.

— Женевьева! Эдвина!

Лорд Гиффорд снял перчатки и, улыбаясь, наблюдал, как Гай обнимает женщин и девочку. Женевьева удивленно взглянула на Джека Гиффорда.

— Как я понимаю, — сказал он, — вы знакомы с сэром Гаем. Вы — дочь Эдгара Левеллина, а это — его сестра и племянница. Позвольте представить вам отца Джеффри Ланга, сэра Томаса Тайдуэлла и сэра Брайана Ли.

Женевьева, поклонившись гостям и пригласив их подойти ближе к камину, объяснила, что Тристан уехал на охоту. К облегчению Женевьевы, Грисвальд принес вино и шепотом сообщил ей, что оленина, отменные фазаны и голуби уже почти готовы. Женевьева пригласила гостей сесть. Ей очень хотелось забросать Гая вопросами. Гости не сводили с нее глаз. Джек Гиффорд, производивший впечатление человека добродушного, светским тоном заговорил о надвигающейся зиме и обменялся с Эдвиной и Женевьевой несколькими замечаниями о погоде.

Когда кубки опустели, Женевьева поспешила на кухню, но, услышав сзади шаги, обернулась. Перед ней стоял Гай. Он положил ладони на плечи девушки.

— Женевьева! Не бойтесь, я приехал за вами!

Она попыталась высвободиться:

— О, Гай, я так рада вас видеть! Но прошу, отпустите меня, и поскорее!

Он впился в ее губы, даже не заметив, что она не отвечает на поцелуй.

— Женевьева, игра слишком затянулась. Любимая, как он к вам относится? — Гай внимательно взглянул ей в глаза, и Женевьева отступила.

— Со мной все хорошо, — отозвалась она, и вдруг кровь отхлынула от ее лица: она услышала, как в зал вошел Тристан и приветствует гостей. — Гай, уходите! Скорее!

Помрачнев и утратив недавнюю уверенность, он легко коснулся ладонью ее щеки.

— Женевьева, скоро мы будем вместе. Я кое-что придумал! — И Гай быстро ушел, а она со вздохом облегчения проскользнула в кухню. Грисвальд и Мэг уже ставили на поднос новые бутылки, и Женевьева предупредила их, что Тристан вернулся с охоты. Грисвальд, кивнул и достал с полки еще два кубка. Взволнованная Женевьева последовала за старым слугой в зал.

Когда она, робко склонив голову, вошла в комнату, Тристан и Джон беседовали с сэром Томасом Тайдуэллом. Но, подняв глаза, Женевьева увидела, что Тристан смотрит на нее в упор с холодным удивлением. В этот момент Джек Гиффорд поблагодарил Тристана за радушный прием.

Тристан кивнул и поднял кубок, не сводя глаз с Женевьевы.

— Леди Женевьева родилась и выросла здесь — впрочем, сэр Гай наверняка сообщил вам об этом. Он сам тоже жил здесь. Но в наши времена людей все сильнее манит Лондон — не правда ли, сэр Гай?

— Лондон — удивительный город, — откликнулся Гай. Одарив его небрежной улыбкой, Тристан снова обратился Джеку Гиффорду.

— Милорд, вы хотели поговорить со мной о деле?

— Сначала — подарки, Тристан. От его королевского величества Генриха Седьмого! Пойдем во двор, ты сам их увидишь!

Тристан вышел вслед за Джеком, а Женевьева, внезапно обнаружив, что ноги не держат ее, опустилась в кресло.

— О Господи! — простонала Эдвина. — Нам опять грозит беда…

— Мама! — Анна чуть не плакала.

— Я уведу ее, — пробормотала Эдвина.

— Тетя Женевьева, что с мамой?

— Не беспокойся, милая. — Женевьева погладила малышку по голове. — Я сама уведу ее, — сказала она.

— Гай здесь, да еще в такое время… О Женевьева!

— Все будет хорошо.

— Но Тристан в ярости.

— Он ведет себя так, как и подобает гостеприимному хозяину.

— Но он не может не знать, что Гай…

— Ему известно только то, что Гай жил здесь. Тристан и не подозревает, что заговор задумал Гай. Они заключат мир, иначе Гай не осмелился бы явиться сюда! — Женевьева взяла Анну за руку и тут увидела, что мужчины возвращаются в зал. Тристан что-то говорил о «великолепном животном» и о том, что он благодарен королю за подарок. Женевьева повела Анну к двери, но Тристан остановил ее.

— Куда вы, миледи?

— Только уложу Анну и вернусь.

— Только? — переспросил он и крикнул: — Мэг, отведи леди Анну в спальню. Уверен, миледи не терпится побеседовать с давними друзьями.

Мэг подошла и взяла девочку на руки.

— Пойдем со мной, детка.

Женевьеве казалось, что в зал вдруг ворвался пронизывающий ветер.

— Тристан… — Джек Гиффорд откашлялся. — Ты позволишь?..

— О, разумеется. — Не спуская глаз с Женевьевы, Тристан заговорил с гостями, а Джек поднес ей огромный сверток, обернутый в грубую кожу.

— Это вам, миледи, — объяснил Джек. — Да, да — это подарок короля. Прикажете открыть?

Он развернул кожу и вынул шубу из изысканного, редчайшего золотистого меха. Женевьева ахнула. Такого меха, роскошного и мягкого, как шелк, она никогда не видела. Она смущенно взглянула на лорда Гиффорда.

— Что это? Ничего не понимаю… я…

— Миледи, это редкий соболь, привезенный шведским послом. Его величество пожелал подарить его вам, сказав, что представляет вас именно в таком одеянии.

Женевьева нерешительно посмотрела на Тристана. Он подошел и накинул шубу ей на плечи.

— Это рождественский подарок от его величества. Ты должна принять его.

Девушка потупилась, удивленная тем, что Генрих запомнил ее, а тем более прислал эту шубу. Ведь он отдал все, чем она владела, Тристану.

— А теперь нам надо поговорить, Тристан, — сказал лорд Гиффорд и удалился с хозяином в кабинет. Джон помог Женевьеве снять шубу и велел Тэсс отнести ее в спальню. Обернувшись, Женевьева обнаружила, что Гай не сводит с нее влюбленного взгляда. Он шагнул было к ней, но ему помешал Томас Тайдуэлл.

— Миледи, мы слышали, что часовня замка — истинный шедевр, и отец Ланг был бы не прочь осмотреть ее. A еще нам хотелось бы встретиться с местным священником.

Где найти отца Томаса, Женевьева не знала, но охотно согласилась показать гостям часовню.

В этот вечер ужин стал для Женевьевы сущим испытанием, хотя разговор тек плавно, а гости и хозяева держались дружелюбно. Обаятельный лорд Гиффорд беседовал с Тристаном о подаренном коне, а с Женевьевой — о нарядах, заказанных для будущей королевы. Выяснилось, что лорд Гиффорд — страстный поклонник Чосера. Словом, ей не приходилось скучать. Но она постоянно чувствовала на себе взгляд Гая.

Когда ужин закончился, Тристан предложил перейти в музыкальный салон. Эдвина и Женевьева согласились развлечь гостей, сыграв на арфе и лютне. Когда звуки музыки утихли, Тристан положил руки на плечи Женевьевы, склонился к ее уху и попросил проверить, готовы ли спальни для гостей. Покраснев, она сказала, что все комнаты в западном крыле уже проветрены и убраны, а слуги перенесли туда вещи гостей. Тристан взял ее за руку и, притянув к себе, улыбнулся.

— В таком случае, дорогая, нам пора спать. Господа, прошу нас простить. В последнее время Женевьева быстро устает.

Женевьева вскипела от ярости: он посмел унизить ее при гостях! Но бросить ему ответный вызов она не решилась — Тристан явно что-то задумал.

— Женевьева ждет ребенка, господа, — продолжал он, — и потому чувствует себя неважно.

Гости удивленно переглянулись, а ей захотелось провалиться сквозь землю. Взглянуть на давнего друга она не решалась. Тристан повел ее в спальню, и Женевьева послушно последовала за ним, ничего не видя от гнева.

Когда дверь спальни закрылась за ними, она вырвалась и с ненавистью посмотрела на него.

— Ты сделал это нарочно! Как ты мог? Зачем тебе это понадобилось?

Тристан прислонился спиной к двери, молча выслушал ее и стал раздеваться. Женевьева даже не пыталась унять гнев. Тристан сел, стянул сапоги и чулки и встал, потягиваясь. Женевьева подошла к камину и упала в кресло. Она слышала, как он улегся в постель. В комнате воцарилось напряженное молчание. В тишине слышался лишь треск поленьев в камине. Наконец Тристан проговорил:

— Ложись в постель, Женевьева.

— О, еще бы! Всем уже известно, где я сейчас!

— А разве я сказал неправду?

Она вцепилась пальцами в изогнутые подлокотники кресла. Почему слова Тристана так уязвили ее? Может быть, потому, что сегодня вечером она на краткое время опять стала хозяйкой поместья, знатной леди? Да, Женевьева чувствовала себя дамой, а не наложницей Тристана де ла Тера.

— Женевьева!

Ей хотелось послать его ко всем чертям, но слезы подступили к глазам, и чтобы не расплакаться, она промолчала.

Выждав минуту, Женевьева попросила:

— Тристан, умоляю, оставь меня в покое. Хотя бы сегодня.

Она никак не ожидала, что эти слова так разъярят его. Он вскочил, обнаженный и мощный, и бросился к ней. Схватив Женевьеву за руку, Тристан притянул ее к себе и приподнял над полом.

— Сегодня, миледи? Оставить вас в покое? Чтобы не мешать вам мечтать?

— Тристан, что с тобой? Черт побери, неужели я прошу слишком много?

Он швырнул ее на постель. Она проклинала его и неистово отбивалась, радуясь, что Тристан наг и уязвим. Вскрикнув от боли, он схватил ее за волосы и разорвал платье.

— Тристан! — испугавшись, взмолилась Женевьева. — Тристан, умоляю! Я хочу только сегодня побыть одна! Я не стану сопротивляться…

— Ты уже начала, дорогая, но я заставлю тебя подчиниться. Именно сегодня ты будешь спать здесь, со мной. Я не позволю тебе вспоминать прошлое, былую любовь и мечтать о другом мужчине. Ты…

— Безумец! Ублюдок! — Женевьева отчаянно забилась, но он только сильнее сжал ее ногами. — Я должна была выйти замуж за его лучшего друга — юношу, который погиб и похоронен в часовне! С Гаем мы всегда были только друзьями! Я ни о ком не мечтаю, просто хочу побыть одна — и подумать о том, как хорошо живется в монастыре!

Од вдруг расхохотался:

— Дорогая, там тебе не место. Женевьева, ты просто глупа: Гай пожирает тебя глазами…

— Он помог мне в беде! Он видел, как тяжело я переживала потерю близких! И даже если бы Гай любил меня — что в этом плохого? А вот ты относишься ко мне, как к вещи, как к игрушке! И зачем только ты объявил во всеуслышание, что я жду…

— Что ты беременна.

— Это было жестоко!

— Но зато я сказал правду.

— Правда — то, что тебе нет дела до меня! Что твоя жестокость…

— Нет, Женевьева, жестокость тут ни при чем. Появление сэра Гая грозит тебе бедой. Пусть сразу поймет, что ты принадлежишь мне. Возможно, зная, что ты беременна, он откажется от намерения спасти тебя. Дорогая, если он прикоснется к тебе, ему не жить.

Она растерянно покачала головой:

— Ошибаешься! Я вовсе не мечтаю о нем, а он — обо мне. Гай всего лишь осознал весь ужас моего положения…

— И это весьма забавно, дорогая. В таком положении ты оказалась по своей воле, когда галантный сэр Гай еще находился здесь. Помню, как в ту далекую ночь мы все сидели за столом. Сэр Гай видел, как мы ушли с тобой в спальню.

— Тристан, ты ничего не понимаешь…

— Напротив, Женевьева! Я считаю, что в ту ночь ты поступила безнравственно, задумав убийство. Скажи, неужели такой план предложил любезный и отзывчивый сэр Гай?

— Нет! — выдохнула Женевьева. — Тристан, я хочу одного: чтобы сегодня мы перестали спорить…

— А я прошу тебя лечь в постель, где, впрочем, ты и находишься.

Тристан прижался к ней, и в трепещущем свете свечей Женевьева увидела, что он смотрит на нее с вожделением, а его зубы поблескивают в полутьме. На попытки Женевьевы высвободиться Тристан отвечал тем, что все сильнее прижимал ее к себе, пробуждая в ней страсть.

— Да, миледи, сегодня это более необходимо, чем когда-либо еще. Завтра Гай найдет возможность поговорить с тобой. И спросит, предавались ли мы любви. А ты будешь сгорать от стыда и все отрицать — этого я не допущу. Когда он задаст вопрос, ты вспыхнешь — так, как сейчас. Я читаю каждую твою мысль.

— Как бы не так! — воскликнула Женевьева, молясь о том, чтобы больше Тристан не прочел ни слова, ибо желание все больше охватывало ее. Несмотря на весь гнев, досаду и ярость, ее неудержимо влекло к Тристану, потому что его прикосновения вызывали в ней внутренний трепет. Он улыбнулся, словно догадавшись о том, что она чувствует.

— Женевьева, доверься мне. О тебе мне многое известно, и я стараюсь понять тебя. Ты — словно чудесная книга в роскошном переплете. Меня завораживает каждая фраза. Я хочу заглянуть в твое сердце и душу, спрятанные глубоко под сафьяновым переплетом, который ни за что не решусь испортить.

Тристан просунул ладони под разорванный лиф, лаская грудь нежно и пылко, продвигаясь ниже и снова разрывая ткань.

— Так о чем ты мечтаешь, дорогая? — Женевьева вскрикнула, когда он отстранился, разглядывая ее с благоговением, словно произведение искусства. — Шелк и бархат… и позолота — нет, чистое золото, самой изысканной работы. Это так завораживает, что любой мужчина будет стремиться дочитать эту книгу, пусть даже вопреки своей воле. Вырваться из плена этих чар ему не удастся. Поэтому я предупреждаю, дорогая: ты не будешь мечтать ни о ком, пока в твоей жизни есть я. Я без ума от этого переплета, изысканных слов, сюжета, который сплетаю сам… — Тристан снова скользнул по легкой округлости живота и упругой груди.

Удивленно взглянув на него, она прошептала:

— Ты и вправду сошел с ума!

— Думаешь? А кто в этом виноват? Да, это правда. Я обезумел от нестерпимого желания проникнуть в суть этой книги, выучить наизусть каждую страницу!

— Тристан…

Она попыталась встать, но он обвил ее руками и закрыл ей рот жадным поцелуем. Женевьева поникла под ним, тоже охваченная желанием познать его, прочесть, как книгу, разобраться, как в запутанном сновидении. Тристан перевернул ее на живот и покрыл спину поцелуями — от затылка до поясницы.

Женевьева смеялась, пока смех не сменился страстными стонами, и она, обвив руками его шею, содрогнулась от восторга. Теперь оба они стали героями одной прекрасной повести. Потом наступило радостное облегчение, и вскоре они затихли, держа друг друга в объятиях; Женевьева не понимала, как Тристану удается заставить ее не только извиваться и пылать от страсти, но и смеяться.

Утром ее разбудил яркий солнечный свет. В зале уже слышались голоса гостей. Сев на постели, Женевьева увидела, что Тристан смотрит на нее в упор, любуясь блеском солнца на распущенных волосах, которые прикрыли грудь. Смутившись, она попыталась встать, но он жестом остановил ее.

— Не надо, Тристан! — воскликнула Женевьева, но он уже прильнул к ней. Она опасалась, что гости услышат их, Тристан решительно тряхнул головой.

— Я должен оставить здесь свое клеймо. Из-за этого человека.

— Я уже ношу твое «клеймо»!

— Миледи, женщина, только что узнавшая всю прелесть любовных утех, должна светиться от счастья. Пусть он увидит это.

Возразить Женевьева не успела. Когда она наконец встала, умылась, оделась и спустилась в зал, у нее в ушах эхом отдавались его слова. Она поминутно краснела. Если бы не Тристан, она сумела бы держаться с достоинством…

— О да! Сияющая роза… — прошептал Тристан. Она украдкой толкнула его в бок. — Алая роза, — иронически продолжал он. — Чудесная, но неприступная, с острыми шипами.