Глава 11

— Мам, а можно мне ещё один кусочек тортика? — просит малышка, кивая на торт, что мы принесли в гости к тёте Тане.

— Да, конечно, зайка. Вот этот с вишенкой будешь? — аккуратно перекладываю кусок торта с большого блюда на тарелку, следом повторяю для Кати.

Когда девчонки уходят и мы с Танюхой остаёмся наедине, у меня звонит мобильный и я быстро принимаю вызов, ткнув пальцем на зелёную трубку.

— Привет, что делаешь? — хриплый тембр голоса ласкает мой слух и я едва не мурлычу в трубку.

— Привет, торт ем

— Вкусный?

— Угу, — отправляю засахаренную вишню в рот.

— Мля, Наташа, ты так сексуально причмокиваешь.

Тяжело дышит и мне нравится вот как сейчас: дразнить его и наблюдать за реакцией, которая точно не заставит себя долго ждать. Секунда, две, три…

— Пришли мне свою фотку, — требует Рад.

— Сейчас?

— Да. Хочу посмотреть, как ты ешь торт.

Жму на красную трубку, завершая звонок. Беру со стола кусочек торта и направляюсь с ним в ванную комнату, чтобы сделать пикантный снимок. Закрывшись изнутри на замок, снимаю кофту, оставаясь в одном кружевном лифчике. Немного приспускаю чашечки, подцепив пальцем горошину сливочного торта, размазываю по коже в чувствительном месте…

Распускаю волосы, немного качаю головой, чтобы появилась некая небрежность и объём. Смотрю на себя в зеркало и не узнаю. Выгляжу пошло. И если бы в таком виде появилась перед Радом, он бы точно меня всю жадно съел.

Делаю снимок, отправляю Радмиру. Под сообщением появляются две фиолетовых галочки — прочитал, но всё ещё не отвечает. Видимо, детально разглядывает… извращенец!

Мобильник оживает.

— Дразнишь меня? — спрашивает и я ласково мурлычу “угу”. — Я бы тебя сейчас всю этим кремом испачкал и съел.

— Так приезжай. Испачкай меня… всю.

Вздыхает.

— Не могу. Я от тебя за двести километров сейчас. Придётся в машине пофантазировать.

Теперь вздыхаю я. Он на работе. На своей дурацкой опасной работе, где платят огромные деньги и стреляют в людей посреди белого дня.

— Я скучаю, милый. Видеть тебя хочу. Когда ты приедешь?

— Скоро. Я договорился о венчании. Будет в пятницу в Покровском соборе. Я тебе деньги на карту отправил, купи себе подвенечное платье.

— Как? Уже?

— Ты будто не рада? — ухмыляется.

— Рада, но это неожиданно.

— Мы говорили с тобой на эту тему на выходных. Ничего не изменилось. Или ты передумала?

— Нет. Не дождёшься!

— Извини, детка, у меня вторая линия. Я перезвоню тебе позже, — прощается в спешке, а затем его голос становится хриплым: — мне крышу рвёт без тебя. Я звездец как скучаю, Наташа.

После разговора с Радом возвращаюсь в кухню. Таня дымит своей таблицей Менделеева в открытую форточку.

— Постой пока в дверях, не заходи, — приказывает командирским голосом и я послушно жду, пока подруга насытится никотиновым дымом. — Ну и что это было, Наташа? Чего ты так в ванную рванула? Живот скрутило?

Я улыбаюсь до ушей. Головой качаю.

— Делала сексуальную фотку для Радмира.

— М-да, — цокает языком. — Любовь-морковь у вас как посмотрю?

— В эту пятницу мы венчаемся.

— Шутишь, подруга?

— Нет. Радмир уже обо всём договорился, — и кое-что вспомнив, запускаю на телефоне мобильный банкинг. — Вот деньги мне на карточку прислал, чтобы я купила подвенечное платье. Не хочешь прошвырнуться по магазинам? Тут много денег, на двоих с тобой хватит ещё и останется.

Татьяна меняется в лице и если минуту назад в её глазах играл озорной блеск, то сейчас там плещется брезгливость.

— Мне его бандитские деньги и даром не нужны.

— Он не бандит. С чего ты взяла эту глупость? Радмир занимается трейдингом. Он покупает-продаёт. Ездит по всей стране, между прочим.

Подруга хохочет: громко и пугающе, будто какая-то ведьма из диснеевского мультика.

— А я смотрю, он тебе знатно по ушам прошёлся, — тянется к ящику стола, достаёт оттуда вилку и протягивает мне: — на, собери лапшу, а то свисает до пола уже.

— Дурочка, — отбираю вилку и отшвыриваю её в сторону. — Ты ничего о нём не знаешь, понятно?

— Ну, конечно. Что я могу о нём знать? Только знаешь, почему твоего Радмира ещё не посадили? Папа-прокурор прикрывает иначе, если сына закроют, то и его карьере придёт конец.

— Я не верю тебе. Ты специально мне это говоришь.

— Зачем мне тебе врать, хм? Мы же подруги с тобой, почти как сёстры.

— Да потому что ты мне завидуешь!

— Я? — опять смеётся как ведьма, только на этот раз её смех меня не пугает, а злит. — Наташа, очнись! Тебе эти “Четыре восьмёрки” голову задурил. Ты дальше носа своего ничего не видишь. Ты думаешь, почему я тебе Игоря сватала? Да потому что он нормальный мужик и рядом с ним ты была бы счастлива.

— Хватит! — наотмашь стучу ладонью по столу. Больно, но от слов, сказанных лучшей подругой, меня вообще режет на лоскутки.

Татьяна замолкает, а я, тяжело дыша, смотрю на неё гневным взглядом и впервые в жизни хочу стукнуть.

— Больше никогда не смей говорить в таком духе об отце моего будущего ребёнка! То, чем занимается Рад, наше с ним личное дело и тебя оно не касается, понятно?

— Ой, дура… Ты же пропадёшь с ним, Наташа!

— Тебе какое дело? Я пропаду, а не ты.

***

— Венчается раб Божий Радмир, рабе Божьей Наталие, во имя Отца, и Сына, и Святого духа, аминь, — священник, облачённый в красивую рясу, вышитую золотой нитью, водружает на голову Радмира венец. — Венчается раба Божия Наталия, рабу Божьему Радмиру, во имя Отца и Сына, и Святого духа, аминь…

С замиранием сердца наблюдаю за таинством венчания, пропуская через сердце каждое мгновение. Наши с Радом руки связаны рушником* (прим. — полотенце из домотканого холста), а в свободных руках мы держим по венчальной свече.

Красиво. И волнительно. Дух захватывает! Одинокая слезинка стекает по моей щеке, потому что радость заполнила всю меня изнутри и теперь выплёскивается наружу.

Распиваем священное вино из одной чаши. После этого священник накрывает наши соединённые руки епитрахилью* (прим. — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь) и трижды обводит вокруг аналоя* с Евангелием и праздничной иконой (прим. — высокий четырёхугольный столик с покатым верхом).

После завершения таинства венчания нас ещё какое-то время снимает фотограф. Мы позируем ему на камеру: естественно и непринуждённо. Рад крепко держит меня за руку, подушечкой большого пальца гладит кожу.

— Теперь ты моя, — шепчет мне на ухо, продолжая улыбаться для памятных фотографий.

— До последнего вздоха твоя, — отвечаю радостно, смотря в любимые глаза-омуты.

Он такой красивый сегодня: в костюме чёрного цвета, с галстуком на шее. Настоящий жених! А на мне белое приталенное платье с небольшим шлейфом. Длинные рукава из тонкого кружева симпатично облегают мои плечи и руки, а расшитый мелким бисером лиф подчёркивает увеличившуюся в размерах грудь. На голове белый полупрозрачный платок, напоминающий фату.

Не невеста, да. Жена!

Под мой заливистый смех Радмир подхватывает меня на руки и выносит из церкви на улицу. Кружит на крыльце перед массивными дверями священного храма.

— Люблю тебя, моя жена, — опустив меня на землю, склонившись, нежно целует в губы.

— Единственный мой, — с трепетом отвечаю на поцелуй, — муж мой, я люблю тебя.

— Сегодня ночуем дома, а утром улетаем в тёплые края. Ты когда-нибудь купалась в океане?

— Нет, — отрицательно качаю головой.

— И на белоснежной яхте никогда не каталась?

— Нет.

Он широко улыбается, заглядывая в мои глаза.

— Я превращу твою жизнь в настоящую сказку. Ты будешь самой счастливой, красивая моя.

***

Просыпаюсь от жажды и, открыв глаза, первое время не могу сообразить, где же я нахожусь. А рядом под боком мирно сопит любимый теперь уже муж.

Приподнимаюсь на подушке, опирая голову на руку, согнутую в локте. Залипаю на спине Радмира, рассматривая на коже каждую родинку. Не удержавшись, ладонью касаюсь места между лопаток. Мой! Офигительный. Мне даже крышу рвёт от одного только запаха его кожи.

И будто что-то почувствовав, Радмир просыпается, поворачивается ко мне лицом. Его взгляд нежно касается моих губ, спускается к шее и останавливается на зоне декольте, которую я прикрыла, обмотавшись атласной простыней.

— Доброе утро, жена, — говорит он, поглаживая мою щеку указательным пальцем.

— Доброе утро, муж.

Широкая улыбка застывает на губах, а в чёрных глазах загораются знакомые огоньки.

— Иди ко мне, милая.

Рад ложится на спину, а я, устроившись у него под боком, кладу голову на грудь, а ногу закидываю на бедро. Мы любим так лежать, когда вдвоём оказываемся в постели, но не занимаемся сексом. Сейчас у нас минута нежности и я люблю такие мгновения не меньше чем порывы страсти, которые нас накрывают с головой, стоит только нашим телам слиться воедино. Сейчас мы тоже сливаемся… только душой!

— Как спала этой ночью?

— Смеёшься? Ты мне всю ночь спать не давал, — негромко хихикаю и тихо ойкаю, когда на мою ягодицу опускается горячая ладонь, и небольно сжимает полушарие.

— Потому что ты теперь моя. Только моя!

— Так вот, что тебя заводит? Ты впечатляешься тем фактом, что я отдала тебе и руку, и сердце?

— И даже душу.

Ухмыляюсь. Ну как бы… да. И давно!

Жаркие губы накрывают мои в глубоком поцелуе. Рад целует со всей страстью, что присуща ему от природы. Он у меня овен. Мужчина-огонь! А я — весы, значит, воздух. У нас выходит гремучая смесь: воздух распаляет огонь, а огонь взмывает вверх, обжигая всё вокруг своими языками пламени.

Поцелуй прерываю первой. Когда целовались, я залезла сверху Радмира и теперь, сидя на нём в позе всадницы, с обожанием смотрю на вздымающуюся грудь. У Рада мощная грудная клетка, хоть он сам и худощав. Нет, не так. Он жилистый, но красивый. С прокачанными мышцами на плечах и бицепсах. Живот плоский с сексуальной впадинкой пупка, которую я всегда ласкаю языком, если мои губы оказываются в сантиметре от неё.

— Милый, мне нужно будет заехать попрощаться с Лизкой перед отлётом, ну и поговорить с бывшим мужем, чтобы поводил дочку в садик, пока меня не будет.

Я допускаю ошибку. На слове “муж”, хоть я и сказала “бывший”, Рад моментально меняется в лице. Теперь он смотрит на меня из-под нахмуренных бровей.

— Когда ты перестанешь с ним общаться?

— С Вовой? Мы не общаемся, только если это не касается Лизы, — Рад тяжело вздыхает и это начинает меня раздражать. — Тебе что-то не подходит?

— Я ревную тебя, Наташа, понятно?

— Милый, но у тебя нет выбора. Только смириться теперь. Мы с Вовой навеки связаны.

— Со мной ты связана, а не с ним, — берёт меня за руку, касается кольца на безымянном пальце, — ты моя жена. Принадлежишь мне. И кольцо — доказательство этому.

— Рад, я неправильно выразилась. Конечно, я только твоя. Про Вову я так сказала, потому что у нас дочка общая и мы вынуждены общаться друг с другом.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы обсудить некоторые моменты.

— Какие моменты, Наташа? Вы живёте отдельно, у вас разный быт. Что вы будете обсуждать? Дочку отдали-забрали, и всё. Точка! Здесь нечего даже обсуждать.

Решаю промолчать, видя, как быстро завёлся Радмир. Это ещё одна его отличительная черта — вспыльчивость. А раньше казался спокойным вот тогда, когда меня пьяную после ночного клуба вёз домой. Теперь понимаю, как сильно я ошибалась. И управлял он тогда автомобилем спокойно, потому что делал это специально. Ехал медленно, чтобы подольше побыть со мной.

— Ладно, милый, давай не будем ссориться? — склонившись, нежно целую Радмира в губы и он немного успокаивается.

— Хорошо, заедем, куда скажешь, только общаться будешь при мне.

— Рад… — смотрю на него строго. — Это уже перебор. Остановись.

— Думаешь?

— Уверена, дай свою руку, — муж протягивает раскрытую ладонь, и я прикладываю её к своему животу, который уже начал немного выпирать. — Здесь наш с тобой ребёнок. Он зачат в любви и уважении друг к другу. Уважай меня, пожалуйста, и считайся с моим мнением. Я не собираюсь провоцировать тебя на ревность и проверять границы дозволенного, но и ты не обрезай мне крылья. Я никуда не собираюсь улетать, но мне всё равно это неприятно. Я не хочу ощущать себя птицей в золотой клетке.

— Я услышал тебя, Наташа, и постараюсь не ограничивать твою свободу. Но и ты будь осторожнее в выражениях и минимизируй ваши с Островским встречи.

Я не уточняю, в каких именно выражениях мне стоит быть осторожнее, но это и так понятно. В самом начале нашего диалога я сказала “бывший муж”. Вот уж не думала, что Радмира запаяет на слове “муж”. Видимо, отныне мужем я могу назвать только его — зарезервировано до конца жизни!

***

Одетая в джинсы и облегающий гольф под горло, смотрюсь в зеркало. Ничего так! Пока ещё не сильно незаметно, что в положении, хотя, если повернуться боком и немного выпятить живот…

— Ты уже готова? — Рад подходит со спины и обнимает меня за талию.

— Да.

— Такая красивая. Не могу наглядеться.

Откинув волосы на одно плечо и оттянув в сторону горловину гольфа, нежно целует меня в шею, царапая кожу своим колючим подбородком.

— Рад, — хихикаю. — Во сколько у нас самолёт? Мы не опоздаем?

— Вечером.

— А куда мы полетим? Или это сюрприз?

Он смотрит на меня в зеркальном отражении. Улыбается. Отходит на минуту, чтобы вскоре вручить мне документы и билеты на самолёт.

Открываю паспорт со своей фотографией и прихожу в шок.

— Сташевская Наталья Сергеевна… А это вообще как?

— Потому что ты моя жена перед богом и людьми.

— Да, но мы должны были пожениться в январе, когда решение суда о расторжение брака вступило бы в законную силу. Или это поддельный загранпаспорт?

— Нет, детка, всё по-настоящему, как и свидетельство о нашем браке. Официально мы с тобой женаты уже неделю.

— Шутишь?

— Показать свидетельство о браке? — спрашивает Радмир и я киваю.

Рад вручает мне документ, читаю его несколько раз, но картинка не меняется. И согласно юридическому документу мы с Радмиром действительно состоим в официальном браке.

Шок! И это мягко сказано…

Продолжаю смотреть на свидетельство, перевожу взгляд на Радмира, а ему хоть бы что. Выглядит абсолютно спокойным, в то время как у меня внутри взрывается вулкан.

— Как вообще такое возможно? Я даже ничего не подписывала. А решение суда? Как?

— Наташ, вас с бывшим развели задним числом. Вот и весь секрет. Всё остальное уже было проще.

— В смысле “проще”? Да как ты вообще всё это провернул? Почему мне не сказал о своих планах?

— Ну ты же согласилась стать моей женой, тогда какая разница, почему я не сказал?

— Для меня это большая разница!

— Не заводись, — берёт за руку, притягивая к себе, — тебе нельзя лишний раз волноваться. Подумай о ребёнке. Ему это может быть вредным.

— А с чего ты взял, что я хотела стать Сташевской? Возможно, я хотела вернуть девичью фамилию.

— Исключено.

Выдёргиваю свою руку, смотрю на Радмира озлобленно. Гневные слова готовы сорваться с моих губ, но я молчу.

Так ничего и не сказав, закрываюсь в ванной комнате. И пока я умываюсь холодной водой, подставляя ладони под тугие струи, Радмир стучит в дверь. Выключаю кран.

— Наташ, ну что не так? Давай поговорим. Открой дверь, пожалуйста.

Загрузка...