Глава 14

— Мамочка, вставай. Ма-ма… мама! — доносится сквозь толстую пелену, что плотно окутала царством Морфея.

Распахнув глаза, смотрю на нависающую сверху Лизу. Малышка с растрёпанными волосами, в розовой пижаме и с планшетом в руках сидит на кровати рядом со мной. Быстро проморгавшись, окончательно просыпаюсь и улыбаюсь, будто не было в нашей с ней жизни чёрной полосы, а смерть Вовы — жуткий ночной кошмар, не более.

— Доброе утро, куколка, — тяну руки, чтобы обнять любимую крошку и поцеловать в пухлую щёчку. — Давно проснулась?

— Нет, — ластится ко мне, устраиваясь под боком.

— А Радмир где?

— Он в кухне. Готовит что-то.

— Даже так. И что же?

— Не знаю, — пожимает плечами, — но пахнет вкусно.

Сердце наполняется теплом. Как же хорошо, когда у тебя есть семья и я даже на мгновение не могу представить своей жизни без них. Хоть мы с Радом совсем немного вместе, но по ощущениям, будто прошла целая вечность. А ещё любимый легко нашёл общий язык с Лизой, непринуждённо вписался в крошечный девчачий мир, заняв важную и уважительную роль в её сердце. Нет, отцом для моей дочери Радмир не стал, да и не заменит его никогда, в принципе, — Лиза уже в том возрасте, когда научилась фильтровать свои слова и давать оценку поступкам. Скорее Рад стал ей другом, возможно, старшим братом, но я не берусь утверждать это наверняка, потому что сама росла в детдоме и ничего не смыслю во всех этих родственных связях.

— Ну, пойдём посмотрим на кулинарный шедевр, — усмехаюсь, представляя, какой творческий бардак поджидает на кухне, но я сразу себе приказываю попробовать фирменное блюдо Рада, даже если это окажется какая-то подгоревшая фигня, которую я потом долго буду соскребать с керамической поверхности итальянской сковороды.

Сползаю с кровати, Лизка следом за мной. Вдвоём умываемся, чистим зубы и переодеваемся в домашнюю одежду: дочка в плюшевый розовый костюме с капюшоном и кроличьими ушками, я надеваю чёрные легинсы и белую майку на тонких бретелях, под неё спортивный топ. С некоторых пор грудь увеличилась в размере и прежние лифчики с кружевом заметно малы, а ткань раздражают чувствительную кожу. Ещё приходится смастерить на голове подобие причёски, собрав волосы на затылке заколкой, Лизе заплетаю две косички.

При полном параде спускаемся в кухню, а там картина маслом, от которой я практически получаю эстетический экстаз. На газовой плите небольшая кастрюля, возле которой крутится Рад, помешивая что-то длинное и белое, слеплённое в ком. Тихо ругается, но с упорством продолжает орудовать ложкой. На сковороде тоже идёт готовка полным ходом. Отложив в сторону ложку, Радмир хватается за силиконовую лопатку и честно отдирает прилипшие куриные крылышки от той самой керамической поверхности моей любимой итальянской сковороды. Ещё на столешнице уютно лежат свежие: помидоры, огурцы, пекинская капуста и зелень. Судя по всему, до очередного кулинарного шедевра у моего мужчины ещё просто “не дошли” руки. На кухне творческий звездец. Но я тихо хихикаю, прикрывая рот рукой, чтобы не выдать своё присутствие. Лизе тоже приказываю держать наше укрытие втайне. Когда ещё увижу мужа на кухне, который вечно занят своим “покупаю-продаю”, а такие вещи, как готовить пищу, для него чужды, как для меня полёты в космос?

— На две вещи можно смотреть бесконечно долго: на огонь и работающих людей. Да, Наташ? — усмехаясь говорит Рад, поворачиваясь к нам с Лизой вполоборота.

— Особенно если этот работающий человек — любимый муж, который с кухней на “Вы” и с энциклопедией, — улыбаюсь в ответ и лёгкой походкой двигаюсь в сторону Рада.

— С ютубом, — поправляет Рад, а когда я, подойдя вплотную, просовываю руки у него под подмышками и прижимаюсь щекой к спине, накрывает мои запястья ладонями и сжимает пальцы. — Доброе утро, милая.

Рад поворачивается ко мне лицом и мы ненадолго встречаемся губами. От поцелуя захватывает дух, а ещё по телу пробегает горячая волна, потому что нельзя быть таким офигительно сексуальным в обычной чёрной футболке и домашних спортивных штанах, при этом выглядеть как сам бог.

Поздно спохватываюсь, что за спиной стоит ребёнок. Отпрянув от Рада, поправляю задравшуюся майку, под которую успела нырнуть рука мужа и нежно погладить мой небольшой животик.

— Я ничего не видела, — говорит Лиза, наблюдая за моими попытками отдалиться от Рада.

— Наташ, да перестань, — шепчет мне на ухо Рад, прижимаясь ко мне со спины и слегка прикусывая мочку уха. — Ничего такого. Всего лишь поцелуй.

Меня немного потряхивает. Раньше Лиза никогда не видела, как мы с Вовой проявляем друг к другу знаки внимания, да их и не было в течение дня, в принципе. Разве только, когда на Вову находило какое-то помутнение, но даже в такие моменты он утягивал меня в ванную комнату и закрывал дверь на замок. Да, со временем любые отношения сжирает бытовуха и все эти нежности, в виде невинного поцелуя в губы и даже в щеку, сходят на нет. Возможно, через годы у нас с Радмиром так и будет: я перестану реагировать на него как на соблазнительный экзотический фрукт и пускать голодные слюнки, а муж пресытится своим победным трофеем, за которым охотился несколько месяцев, и мы станем обычными, сдержанными, какими однажды стали с Вовой.

Неловкость момента исчезает и я, вооружившись хорошим настроением и улыбкой, помогаю Радмиру с кулинарными шедеврами.

— Очень вкусно, — доев до последнего кусочка, Лиза молча встаёт из-за стола, относит грязную посуду в раковину и убегает к себе в комнату на второй этаж.

Оставшись наедине, долго молчу, пытаясь сосредоточиться на спагетти и куриных крылышках, а не копаться в своей голове, переворачивая там всё вверх дном и вытягивая из тайников воспоминаний что-то очень хорошее, светлое, что было у нас с Вовой. Да, я его не отпустила… В моих мыслях он всё ещё жив и я каждый раз вскакиваю как ненормальная, когда звонит телефон, потому что надеюсь увидеть на экране имя входящего абонента, который отныне вечно недоступный.

— Милая, я сейчас буду кормить тебя с ложечки, если ты не перестанешь гипнотизировать тарелку. Она сама не опустеет, — в его тоне слышно не раздражение, а забота. — Не понравилось?

— Понравилось, — фальшиво улыбнувшись, хватаюсь за вилку и пытаюсь наколоть на неё кусочек помидора.

— Наташ, — Рад накрывает мою свободную руку ладонью, — у тебя руки дрожат. Может, в больницу?

— Не нужно, — поспешно качаю головой.

— Ты выглядишь не очень. Бледная вся. Руки дрожат. И вес совсем не набираешь.

— Пройдёт.

— Когда?

— Не знаю.

— Я волнуюсь, милая, — пальцами поглаживает мою руку, — и за тебя, и за ребёнка. Вы же сейчас с ним едины и его здоровье напрямую зависит от тебя. Представь, какое ты передашь ему здоровье, если будешь всё время нервничать и плакать?

— Не нужно мне объяснять очевидные вещи, ладно? Я прекрасно осознаю, какая на мне ответственность за будущего малыша, но прости… — жму плечами и развожу руки в стороны, — что я не такая бесчувственная скотина, раз не могу спокойно реагировать на смерть Вовы. Мне больно, Рад. В груди очень болит. И можешь считать меня сумасшедшей, но я всё ещё жду его звонка. Я до сих пор…

Рад качает головой, чтобы я не продолжала. И на долю секунды я замечаю боль в его глазах, что причинила своими словами.

Наверное, лучше было не заводить этот разговор, в принципе. Сослаться на то, что меня продолжает мучить токсикоз, хотя последние дни он начал отступать и я даже стала завтракать по утрам. Но я так не могу и не хочу! Я не буду врать своему любимому мужчине, что оплакиваю бывшего мужа, потому что это не так. И если Рад хоть чуточку отключит свои эмоции и включит холодный разум, то поймёт, что с Вовой у меня не всегда было всё плохо, а было даже очень хорошо, иначе бы не родилась Лиза и мы не прожили бы в официальном браке целых одиннадцать лет.

На непонятной ноте заканчивается наш "недоразговор". Рад встаёт из-за стола.

— Пойду покурю. Посуду оставь, я сам приберусь на кухне, когда вернусь.

Я должна ему что-то ответить, а ещё лучше остановить и убедить в том, что мой траур по бывшему мужу — не потому, что я до сих пор его люблю, а просто потому, что я живой человек и мне не чужды эмоции. Хотя… зачем это ему? Я же вижу как его штырит от любых упоминаний о Вове.

К чёрту всё… Пусть покурит, а я успокоюсь, да. И когда он вернётся обниму его крепко со спины, прижмусь щекой в место между лопаток и скажу, что люблю его больше жизни и уже завтра позвоню своему гинекологу, чтобы она посоветовала какие-нибудь успокоительные, которые можно беременным.


Рад не возвращается на кухню ни через пять минут, ни через тридцать. И даже, когда я полностью убираюсь со стола и перемываю посуду, муж так и не появляется. Обиделся. Весьма заслуженно. Что ж… я должна идти мириться первой, потому что была неправа и слишком резкой в высказываниях. Ничего плохого нет в том, что он беспокоится о малыше, лишний раз напоминая, что нужно мне нужно меньше переживать. Я также понимаю, что мои слова звучали двусмысленно и, возможно, Рад даже подумал, что я до сих пор люблю Вову.

Виновата, да, а потому направляюсь в кабинет, уверенная, что застану мужа именно там.

Как я и предполагала, Радмир сидит за офисным столом перед открытым ноутбуком. Что-то внимательно читает, хмурится. На звук открывшейся двери медленно поворачивает голову, смотрит на меня, изгибает бровь в молчаливом вопросе.

— Не помешаю?

— Проходи, Наташ.

Остановившись напротив мужа, в волнении не знаю, куда деть руки, а потому прячу их за спиной, скрещивая пальцы в замок. Рад отодвигается от стола, хлопает себя по колену, приглашая к себе, и в этот момент у меня с души падает целый булыжник. Не раздумывая, устраиваюсь у любимого на коленях, повернувшись к нему лицом и положив одну руку на плечо. Рад же обнимает меня за талию и ненадолго прижимается губами к щеке.

— Я пришла мириться, — тихо произношу, всё ещё испытывая волнение. Возвращаться к тому недоразговору я не горю желанием, но игнорировать тревожные звонки, делая вид, что ничего такого не случалось, — неправильно, да и не могу так. — Прости за то, что тебе наговорила. На самом деле, я очень стараюсь держать себя в руках, но получается плохо, точнее, совсем не получается. Ты прав, мне одной не справится, поэтому я позвоню гинекологу и попрошу выписать мне успокоительное. Ещё я хочу, чтобы ты знал… Я люблю тебя настолько сильно, что у меня сердце каждый раз скачет галопом, когда ты рядом. Не представляю жизни без тебя. Ты мой воздух, ты мой свет. Я не могу без тебя и никогда не смогу. Не злись на меня, пожалуйста. Мне каждый раз не по себе от наших ссор.

— Наташ, всё нормально. Я понимаю, у тебя сейчас сложный период. Хорошо, что решила обратиться к врачу.

— То есть ты не злишься на меня?

— Ну как я могу на тебя злиться? — едва заметно улыбаясь. — Глупости говоришь.

— Ну, в общем, да. Я у тебя та ещё дурочка, — теперь улыбаюсь я. — Хочешь я тебе кофе принесу?

— Хочу.

— Тогда принести его в кабинет?

— Я сам приду в кухню. Уже почти освободился, — кивает на ноутбук, а мне так и хочется спросить о разговоре с отцом, который я подслушала, но спросить прямо не решаюсь — не хочу проверять на крепость наше шаткое перемирие.

Ухожу в кухню, чтобы сварить обещанный мужу кофе. И пока в турке небольшой шапкой карабкается вверх чёрная гуща, примечаю в сопровождении нашего охранника трёх мужчин: один одетый по гражданке, а двое точно выглядят как полицейские. От увиденного сердце тут же отзывается болезненным сжатием в груди, а в голове опять всплывают слова Славика: "Но ты будь готов, что в любую минуту к тебе может прийти полиция и арестовать". И я почему-то хочу верить, что неправильно поняла слова папы-прокурора, а эти полицейские, без минуты стоящие на пороге нашего дома, — всего лишь актёры, которых кто-то нанял, чтобы неудачно пошутить.

Страх просовывает свои ледяные щупальца глубоко под кожу, когда я осознаю, что в дверь уже стучат и это никакие, к чёрту, не актёры, а самые настоящие служители закона! И пока я пребываю в оцепенении, где-то из коридора доносятся мужские голоса. С максимальной скоростью, на которую сейчас способны мои ватные ноги, мчусь в коридор.

Очередное болезненное сжатие сердца в груди. Рад стоит напротив незваных гостей и что-то читает, внимательно скользя взглядом по стандартному листу офисной бумаги с печатными строчками. А я и сама уже понимаю, что именно так детально изучает муж — постановление о задержании или аресте, или как правильно называется процессуальный документ, позволяющий на законных основаниях забрать человека откуда-то ни было и привезти в полицейский участок.

Становлюсь у мужа за спиной, игнорируя неприятные взгляды полицейских.

— Милый, что происходит? — шёпотом на ухо.

— Дайте три минуты, — обращается Рад к полицейским и получив согласие, поворачивается ко мне.

Уводит немного в сторону, берёт за руки, смотрит пристально в глаза, улыбаясь, будто ничего не произошло и волноваться у меня нет повода.

— Милая, я сейчас уеду в участок. Случилось недоразумение, потом тебе всё расскажу, когда уладится. Хорошо? Ты только не волнуйся и позаботься о детях. Договорились? — его голос звучит беспечно, а у меня уже глаза на мокром месте.

Обняв мужа за плечи, льну к его груди.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, пожалуйста. Можно что-то сделать? У тебя же папа прокурор.

— Наташ, — гладит по спине ладонью, целует в макушку, — всё будет хорошо, но уехать всё равно придётся. Мне нужно дать показания. Я вернусь. Обещаю.

— Когда? — оторвав заплаканное лицо от футболки Рада, которую я уже успела промочить, смотрю на него с надеждой.

— Я не знаю. Как только так сразу.

— Это не ответ.

— Но других сроков я не могу тебе назвать, потому что сам их не знаю.

— Это всё твоё покупаю-продаю, да? Ты совершил что-то противозаконное?

— Наташ, потише. Потом обо всём поговорим. Пока ничего не могу сказать.

Рад целует меня на прощание в щеку и, накинув не по сезону кожанку, уходит с полицейскими. Хорошо, что без наручников. Я действительно хочу верить, что он ничего противозаконного не совершил, но на подкорке всплывают слова Тани: "В лучшем случае твоего Радмира однажды посадят" и тогда мне совсем становится паршиво.

Загрузка...