Глава 23

Рабочий день завершился ещё полчаса назад и мне бы давно пора пойти домой, но в книге учётных записей я нахожу неточности, а потому теряю счёт времени, зарывшись с головой в бумажки.

Звонкий колокольчик оповещает о новом посетителе. Дёргаюсь по привычке, запоздало соображая, что забыла закрыть дверь на замок. Но когда вижу перед собой Славика, напряжение сходит на нет. Ну почти…

— А ты всё работаешь и работаешь, как настоящая пчёлка, — расплываясь в широкой улыбке, мужчина сканирует меня взглядом, задерживаясь на зоне декольте.

Поправляю сползающую бретельку на платье. А сердце с такой скоростью грохочет в груди, что в один момент, мне кажется, оно выпрыгнет наружу и поскачет дальше, по керамической плитке.

— Добрый вечер, Славик. А ты опять с цветами и опять в моей кофейне. Мимо проезжал?

Славик заметно ухмыляется. И мы вдвоём пониманием, что мимо никто не проезжал, потому что нам давно не по шестнадцать и шестерёнки в голове вертятся в том направлении, в котором хочет их владелец.

— Можно сказать, и так.

— Красивые цветочки. Спасибо, — вяло благодарю и, забрав букет роз, осматриваюсь, куда бы их пристроить.

Так ничего и отыскав подходящего, достаю из подсобки ведро для хозяйственных нужд. Так себе, конечно, но тащить домой эту вязанку я точно не намерена.

— Кофе будешь? — устроившись на высоком стуле напротив барной стойки, Славик кивает и, я поворачиваюсь к нему спиной, переключая внимание на кофейный автомат.

Пока готовится латте с густой пенкой, стараюсь не думать, что последует дальше. Но как бы я ни пыталась сохранять спокойствие, внутри меня что-то щёлкает, ломается с каждой секундой. С неких пор областной прокурор стал постоянным посетителем моей кофейни. И если поначалу мне казалось, что ему действительно по душе кофе, то в скором времени меня стали терзать смутные сомнения… И вот сейчас, когда от моей спины не отлипает пронзительный взгляд, я всё больше и больше задаюсь вопросами, которые не осмеливаюсь произнести вслух.

— Пожалуйста, — поставив на стол гофрированный бумажный стакан с горячим латте, снова поворачиваюсь к Славику спиной, — прости, компанию составить тебе не могу. Уже поздно. Пойду собираться домой.

Спасаюсь бегством в подсобку. Выключаю ноутбук, складываю в ящик накладные от поставщиков и наконец-то беру сумочку. Перед зеркалом поправляю причёску и обновляю на губах помаду. Ничего такого. Обычный ритуал в конце рабочего дня перед тем как уйти домой.

— Радмир вернулся в город, — говорит Славик, когда я вхожу в зал.

Насмешливо вскинув бровью, смотрю на Славика в упор:

— А зачем ты мне это говоришь?

Ранее мы со Славиком никогда не говорили о его сыне. Всё наше общение касалось нейтральных тем, да и общением это трудно назвать на самом деле.

— Хотел тебя предупредить, Наташа, — постукивая пальцами по гладкой поверхности стола, Славик следит за моей реакцией, — если мой сын попытается создать тебе какие-то проблемы, то скажи мне об этом, хорошо?

Беспечно улыбаясь, пожимаю плечами.

— Переживаешь за сына? Так не стоит, Славик. Всё давно в прошлом и нас с Радмиром больше ничего не связывает.

— Я за тебя переживаю, — накрывает мою руку ладонью и я не знаю, как стоит реагировать на этот жест. — Радмир импульсивный. В конце концов, я его отец и знаю, о чём говорю.

Тактично убрав руку из-под ладони прокурора, отхожу от стола на один шаг назад.

— Думаю, проблем не будет. Но спасибо за заботу, — поглядываю на часы, давая понять, что мужчине уже пора уходить.

— Тебя подвезти домой? — допив латте, Славик поднимается со стула и получив от меня отрицательный кивок, громко вздыхает. — Наташа, я понимаю, что это выглядит… хм. Странно. Но ты, должно быть, давно заметила мой интерес к тебе. Я не могу ничего с собой поделать, ты всё время здесь, — прикладывает пальцы к виску.

— Не продолжай, — качаю головой, чувствуя, как всю трясёт. И если Славик сейчас не остановится, то я точно знаю, что после этих признаний всё наше общение сойдёт на нет.

— Почему?

— Потому что для меня это неприемлемо. Для тебя должно быть — тоже.

— Должно быть, — нехотя соглашается, — но не получается. Ты нравишься мне, Наташа. Я понял это с первой встречи ещё там, в ресторане, когда Радмир познакомил нас со своей будущей женой.

— Тебе лучше уйти сейчас, — говорю спокойным тоном.

Внутри полный раздрай. Чёртово дежавю. Я снова не понимаю, когда дала повод мужчине подумать, что он мне интересен. Или мужчинам вообще не нужны какие-то там ответные жесты и взгляды? Возможно, нашу обычную вежливость они принимают за симпатию. И если так, то мне их очень жаль. Потому что в жизни женщины может быть много мужчин. Они окружают её везде: на работе, на учёбе, в кругу друзей… Но в сердце всегда живёт только один, которого забыть невозможно. Заменить невозможно. Сколько бы ни прошло времени, сколько бы боли ни пришлось стерпеть.

Не говоря ни слова, Славик уходит. И лишь, когда я остаюсь одна, меня начинает немного отпускать ситуация.

Колокольчик на входной двери снова оживает, заставляя напрячься.

— Славик, я думала, мы с тобой всё выяснили… — слова застревают в горле, а в груди предательски сжимается сердце.

До боли знакомые глаза смотрят на меня пристально, а губы искривляются в ухмылке. Застыв недалеко от входной двери, Рад скрещивает на груди руки. Его взгляд блуждает по залу, затем возвращается ко мне.


Радмир

Не хотел приходить, не хотел видеться с ней, потому что ещё не отболело, потому что ни черта не забыл. Всё печёт внутри, горит. Хрен знает, когда это пройдёт, да и пройдёт ли вообще.

И вот я здесь, в её кофейне. Где воздух пропитан её запахом, сладким и горьким одновременно. Как наркоман со стажем, дурею от этого аромата, и жажду ещё.

Она нереально красивая в этом платье цвета мака. И губы, накрашенные красным, так и тянут к себе, манят. Я долбанная муха в паутине. Чем больше барахтаюсь и сопротивляюсь, тем сильнее зарываюсь в липкую, тягучую нить.

Боится меня. По глазам вижу, по губам читаю волнение. От неё за километр веет страхом, леденящей душу мерзлотой.

— Зачем ты здесь? — голос её дрожит, взгляд неуверенно скользит где-то между мной и столом. И чем больше я приближаюсь, тем хаотичнее становится взгляд. — Уходи, Рад, иначе я вызову охрану.

— Даже "привет" не скажешь? — уже подошёл вплотную, руки упёр в барный стол и теперь нас разделяет каких-то жалких полметра. — А, Наташ? Ты так сильно меня боишься?

— Я правда не понимаю, зачем ты здесь. Ты же сказал, что давно забыл меня. Не помнишь.

— Сказал, — выдерживаю паузу, давая нам двоим время заново привыкнуть друг к другу. — Назло сказал, понятно?!

Наташа обнимает себя за плечи, но нажать тревожную кнопку не спешит. Если бы действительно хотела, чтобы меня здесь не было, то сразу бы вызвала охрану. И это вселяет уверенность, что она всё ещё меня не забыла, хотя и пытается корчить из себя неприступную крепость.

— Давно ты встречаешься с моим отцом? — в упор смотрю, не давая ни малейшего шанса скрыть от меня реакцию. И по быстрому взмаху ресницами, становится понятным, этот вопрос застаёт её врасплох. — Ну и как тебе? Старый конь борозды не испортит?

— Заткнись, — через зубы цедит.

Набросив на плечо сумочку, решительно движется вперёд. Но когда ровняется со мной, ловлю её, схватив за запястье. На себя тяну. Прижимаю плотно — так, чтобы выбраться не смогла.

Упёршись в мою грудь ладонями, шумно втягивает воздух ноздрями. Её карие глаза полыхают огнём. Она убить меня готова, сжечь заживо одним только взглядом.

— Чего тебе не хватало, Наташа? Почему ты меня бросила? — в груди болит, но сжимаю пальцы сильнее, сдавливаю талию тисками.

— Господи, да ты пьяный, — морщит нос. — Если хочешь поговорить на эту тему, то давай в другой раз. У меня был очень тяжёлый день, я устала и сейчас только хочу домой, к дочке.

— А я сейчас хочу… Тебя. — выдыхаю с болью. — Скажи мне, Наташа, что со мной не так? Почему ты меня променяла на "такую" жизнь?

Она не спешит отвечать. Лишь губы кусает, те самые, что не дают мне покоя. Наяву и во сне я тысячи раз видел эти губы, целовал их до покалывания где-то под рёбрами.

— Пожалуйста. Отпусти.

Шепчет, в глаза смотреть боится, поэтому её взгляд блуждает на моём подбородке.

Разжимаю тиски и, круто развернувшись, двигаюсь к входной двери. Поворачиваю замок на несколько оборотов, спиной чувствуя, как Наташа следит за каждым движением моей руки.

На всех окнах опускаю жалюзи. Убедившись, что с улицы теперь ничего не видно, достаю из кармана пачку сигарет и ключи от тачки, бросаю их на стол.

— Ты об этом пожалеешь, — предупреждающее качает головой, когда я лениво приближаюсь к тому месту, где оставил её пару минут назад. — Ты не можешь врываться ко мне в кофейню и вести себя, как дикарь.

— Почему нет?

Крепко обняв её за талию одной рукой, второй забираюсь под платье. Ладонью скольжу по бедру, глажу ногу. Кожа такая гладкая, упругая.

— Не нужно, — вяло сопротивляется, когда моя ладонь перемещается на ягодицу и сжимает округлое полушарие.

— Скажи, что не любишь, — прикусываю чувствительное место за ухом, — скажи, что ничего не чувствуешь… Сейчас. Скажи, милая.

Она что-то шепчет мне на ухо, но я уже ничего не разбираю. Ничего не хочу слышать, кроме её тяжёлого дыхания. Все границы стираются. Прошлое. Настоящее. Ни о чём не могу думать. Тормоза давно отказали. Последний предохранитель сгорел. В груди боль необъятная и Наташа — единственная анестезия. Нужна мне вопреки всему. Даже если потом дыра станет во много раз больше, чем футбольное поле.

В губы целую жадно. Пью все её вздохи и возможные колкие словечки, которые обязательно посыпятся, если сейчас не заткну её рот своим языком. Плавно перемещаемся по залу. Ничего не вижу вокруг, кроме её разгорячённого тела, прижимающего к моему, не менее горячему.

Не глядя, скидываю с ближайшего стола всё, что попадается под руку. Что-то падает на пол, разбивается, да и похрен. Толкаю Наташу к столу. Подхватив под ягодицами, отрываю от пола её тело и аккуратно укладываю на гладкую столешницу. Платье задираю до пояса. В глазах, как яркий фейерверк, взрывается. Красивые трусики, красные. На мгновение успеваю подумать, для кого она так расстаралась… Да пошло оно всё! Я просто приму её, проглочу, как чёртову таблетку обезболивающего. Один раз. И не думая ни о чём.


Радмир

— Милая. Любимая. Единственная, — шепчу между поцелуями, скользя губами по каждому сантиметру божественного тела.

— Подожди.

Игнорируя её просьбу, приспускаю бретельки на платье. Языком веду по плечу, очерчиваю плавный изгиб.

— Остановись. Стоп! Я не хочу так… — едва не хнычет, заставляя оторвать взгляд от соблазнительного кружева на лифчике. — Ты ко мне лезешь после другой.

— Я буду с защитой. Не волнуйся, — мочку уха прикусываю, зажимаю губами и втягиваю в себя.

— Но я не хочу! Не хочу так, понимаешь?

— Как ты хочешь, детка? — окей, я услышал и теперь жду, готовый хоть на полу, если только прикажет.

— Никак не хочу. Вообще! Я против случайных связей, — выливается на меня ушатом ледяной воды. — Я берегу своё здоровье и не хочу потом никаких проблем.

— Предлагаешь принести справку от венеролога? — усмехаюсь, но Наташа смотрит на меня со всей строгостью. — Ты сейчас серьёзно, Натали?

Пользуясь моим замешательством, поднимается со стола. Поправляет задравшееся платье. В мою сторону смотрит с опаской.

— Я не видела тебя полтора года, Радмир. Я не знаю, как ты жил. Не знаю, сколько было у тебя женщин после меня.

— Предоставить список? Или это в тебе сейчас бабское играет? Ревнуешь?

— Придурок, — оскорбление выплёвывает, хлестая больнее нагайки по спине. — Ты меня совсем не слышишь. Я. Не. Ревную. Тебя. Прошло время, мы стали другими и больше не можем вот так, как ты хочешь. Я себя не на помойке нашла, Радмир. Я уважаю и люблю себя. А ты… — грозит пальцем, — нихрена не понимаешь. Мне противно после всех твоих баб. Даже только думать противно!

Осаживает словами, наотмашь лупит фразами, заставляя пропускать удар за ударом.

— Браво, Натали! — хлопаю в ладоши. — Какой талант пропадает. Тебе на сцену нужно, в театр. Что ты из себя святую корчишь, праведница? Сама с моим отцом кувыркаешься, а сын, значит, не такой?

— Пошёл вон! — орёт на меня, рукой на дверь показывает. — Если ещё раз ко мне подойдёшь, то я выцарапаю тебе глаза.

Искры из её глаз сыпятся. На скулах желваки играет. И я уже жалею, что нагородил ей тут с три короба, но и она хороша! Вывела меня на эмоции, в душу залезла по самые локти. Встряхнула гадина.

Противно ей…

Если бы только знала, как мне самому всё осточертело! Каждый день на предыдущий похожий. Ночью только приходит спокойствие, во снах. Там она любит меня. Там у нас семья. Я счастлив только по ночам, а утром, с рассветом, в поту холодном просыпаюсь, потому что перед глазами те дни мелькают, когда она в реанимации была. Тогда я сам не свой был, думал, это конец. Ха! На самом деле это было начало конца, потому что когда Наташа ушла, я умер морально. Жизнь потеряла смысл без неё. И я не знаю, что нужно сделать, чтобы снова почувствовать себя живым, чтобы снова улыбаться и верить в чудеса…

Люблю эту дуру, а она мне на дверь указывает.

Хватаю со стола пачку сигарет и ключи, которые швырнул в самом начале. К двери иду и напоследок оглядываюсь.

— Ладно, Наташа. Звони, если что. Я номер не менял, — подмигиваю, но она холодная королева, не реагирует.

В себя прихожу только на улице, только когда выкуриваю как больной три сигареты подряд. Дожидаюсь, пока в кофейне погаснет свет, а затем провожаю взглядом удаляющееся красное пятно. Сама идёт, в машину садится и уезжает.

И мне легче должно стать, что без мужика домой. Да и нет у неё никого. Отца моего по-любому бортанула. Знаю это. Видел, как смотрела на меня, когда я только рот успел открыть. Вроде, порядок, но с отцом всё равно проведу профилактическую беседу. Нехрен на мою женщину смотреть, если дорого здоровье, какое ещё есть.

***

К отцу приезжаю в течение часа. Даже и не думал отложить разговор на потом. И плевать, что на часах скоро полночь. Мне злость свою деть некуда, до утра хрен доживу, если не выскажусь.

За дверью шаги слышатся. Бормоча что-то старческое, отец открывает входную дверь. Ошарашенно смотрит на меня.

Не говоря ни слова, сам вхожу в квартиру. Сняв кроссовки, направляюсь в кухню. Щёлкаю выключателем, глазами ищу пепельницу.

— Не поздновато ли для визита, сын? — отец стоит в дверном проёме, руки на груди скрещивает.

— А ты не рад? — зубами достаю сигарету из пачки.

— В моём доме не курят, — зло сверкает взглядом. — Что случилось, Радмир?

— Я видел тебя сегодня в кофейне, — вслух не называю название, но по дёргающемуся на горле кадыку, вижу, что отцу становится понятным цель моего визита. — Тебе не стыдно, а, отец?

— Почему мне должно быть стыдно? — усмехается нагло, а у меня пальцы сжимаются в кулаки от такого пофигизма. — Наташа свободная женщина. Я у мужа её не увожу, как некоторые.

В меня глазами стреляет. Знаю, сейчас отец бесится не меньше, чем я.

— Не надо мне на мои грехи указывать. Ты за своими следи. Ладно, я не за этим сюда пришёл.

— Неужели соскучился по родному отцу? Всё-таки столько времени не виделись.

Ухмыляюсь его сарказму. Ну да, не виделись. И если бы не Наташа, ноги моей не было в этом доме.

— Я предупредить тебя хочу. По-родственному, так сказать, — со стула поднимаюсь и теперь стою напротив отца. — Наташу не трогать. Узнаю о подкатах — не посмотрю на то, что ты мой отец, понял?

Отец в замешательстве. Молчит угрюмо и на самом деле мне насрать, какие там сейчас дебаты в его почти седой башке. Я прямо сказал, как есть.

Возвращаюсь к входной двери, где бросил кроссовки.

— Рад, — в спину летит, оглянуться заставляет, — разве ты мало боли причинил бывшей жене? Оставь её в покое. Забудь! Вы не подходите друг другу, понимаешь? Ты дурной ещё, зелёный и такой женщине, как Наташа, точно не нужен.

— А кто ей нужен? Ты, что ли?

— Может, и я. А может, другой мужчина. Но сто процентов — не мальчик, у которого вечные проблемы с законом, который одним днём живёт и думает только жопой.

— Цену-то себе не набивай, умник. Я люблю Наташу и любому, кто к ней подойдёт — ноги сломаю.

— Ты меня совсем не слышишь, Радмир. Наташе твоей серьёзный мужчина нужен, взрослый, чтобы за его спиной быть, как за стеной. А ты со своими итальянскими страстями в могилу её сведёшь, если ещё не понял. Тебе взрослеть нужно, — палец к виску прикладывает, — вот здесь. Двадцать девять лет, сын. Уже пора бы!

— Я тебя услышал, отец. Надеюсь, ты меня тоже.

Загрузка...