Старомодные люди

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Митч наполнил бокал Шеннон вином и опустился на диван рядом с ней.

— Обед был превосходный, — заметила Шеннон. — Обожаю цыплят «кордон блё».

Митч был польщен.

— Я тоже.

— Покажите мне упаковку, если вы ее сохранили.

— Упаковку?

— Ну да. При случае тоже возьму эти полуфабрикаты.

Шеннон пригубила свой бокал и только тут заметила, что ее вопрос привел Митча в полное недоумение. Ее пронзила догадка. Конечно, это совершенно неправдоподобно, но…

— Неужели вы сами готовите?

— А как же иначе? — Недоумение Митча грозило перерасти в настоящую обиду. — Вы думали, я буду вас травить этой замороженной гадостью?

Теперь в недоумение пришла Шеннон.

— Но как обойтись без полуфабрикатов?

Митч просто негодовал.

— Ну вот, а еще что-то говорите о равноправии полов. К вашему сведению, я научился готовить девяти лет от роду.

Шеннон поспешила исправить свою оплошность:

— Потрясающе! Все было невероятно вкусно.

— Спасибо. — Митч сменил гнев на милость. — На самом деле готовить не так уж трудно. При желании всякий может научиться.

— Только не я. — Шеннон не оправдывалась, она просто констатировала факт. — Я предпочитаю иметь дело с консервами и полуфабрикатами.

— Угу.

Шеннон раздосадованно подняла бровь.

— Да, а еще ненавижу мыть окна. Но если понадобится, я могу поменять водопроводные трубы во всем доме, сделать кухонные шкафы, а то и с мотором в машине разобраться.

Митч нахмурился, но потом кисло улыбнулся.

— Вижу, каждый из нас орудует лишь по своей части. Что до меня, мой опыт в водопроводном деле равняется нулю, ни за какие блага в мире я не забью гвоздь прямо и, признаюсь, имею весьма отдаленное представление о том, что такое зажигание. — Внезапно в глазах Митча загорелись озорные огоньки. — Скажите, а рисовать вы умеете?

— Только так — точка, точка, два крючочка. А вы умеете клеить обои?

— Не знаю, пока ни разу не пробовал. — Митч прикусил нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. — А как насчет музыкальных инструментов? Играете на чем-нибудь?

Шеннон в ужасе взглянула на него, вспомнив душераздирающие звуки, которые Митч извлекал из несчастного гобоя.

— Нет, — растерянно пробормотала она.

— Ага! — Митч торжествовал. — И я тоже! Приятно, черт возьми, что у нас есть хоть что-то общее.

Шеннон расхохоталась. Да, с этим человеком не соскучишься. Так она и не сумела понять, какой же он, Митч Уилер. Только что он показался ей тщеславным и самовлюбленным — и вот он уже весело подшучивает над собой. Сколько в нем обаяния, сколько юмора, и в то же время чувствуется — этот человек, когда надо, может быть и решительным, и твердым. Именно таким она представляла себе настоящего мужчину. Но в Митче Уилере к тому же есть еще что-то неуловимо милое и трогательное, как в ребенке.

И действительно, когда он рядом, ее охватывает возбуждение. А ведь внешность у него вполне заурядная. Роста он невысокого, сложения, как говорится, среднего — не то чтобы кожа да кости, но и не гора мускулов. Глаза широко распахнутые, слишком круглые для покорителя женских сердец, а все же под его взглядом у нее мурашки по коже бегают. Губы тонкие, вовсе не такие, какие называют «чувственными», но почему-то эти губы так и влекут ее.

И они все ближе и ближе, его губы.

В мозгу Шеннон, словно сигналя об опасности, зазвенел колокольчик. Она резко отвернулась и отпила из своего бокала, пытаясь совладать с охватившим ее возбуждением. Что бы там ни говорила Линдзи, подобные развлечения не для нее. До легкомысленных романтических приключений она не охотница, а что касается серьезных отношений, у нее сейчас голова занята другим.

Шеннон опустила бокал на кофейный столик.

— Митч, мы чудесно провели время, но так и не обсудили ваше… э… затруднение.

Она искоса взглянула на него — он и бровью не повел.

— А, вы о Гилбертах, — невозмутимо заметил он. — Боюсь, Шеннон, вы здесь бессильны.

— Дасти говорил, они сегодня весь день провели с бабушкой и дедушкой. — Шеннон пыталась угадать по лицу Митча, как он относится к такому повороту дел. Но Митч по-прежнему оставался невозмутимым, и она продолжала: — А Рейчел что-то сказала о звонке бабушки…

Митч кивнул и залпом осушил свой бокал.

— Думаю, теперь они потребуют передачи опеки.

— И все из-за меня? Из-за того дурацкого случая? Господи, какая нелепость, это же…

— Да нет, не из-за вас. Из-за меня. — Митч запустил руки в волосы. — И из-за моего дражайшего агента по рекламе. Гилберты решили, что такой тип, как я, не в состоянии создать детям «спокойную семейную обстановку».

— О, Митч! — Шеннон опустилась рядом с ним на диван и накрыла его ладонь своей. — Мне жаль, что все так вышло.

Он принужденно улыбнулся.

— Я не спорю, Гилберты души не чают во внуках. Но ведь для детей они почти чужие. Дети встречались с бабушкой и дедушкой всего несколько раз. А я… я таскал малышей на руках с того самого дня, как их привозили домой из клиники. — Он вздохнул. — Конечно, мы должны поступить так, чтобы детям было лучше. Но если бы знать, как на самом деле лучше…

Шеннон пристально рассматривала его. Правду говорят, чужая душа потемки, думала она. У этого человека есть все: он знаменит, денег у него наверняка хватает, женщины от него без ума и ничто ему не мешает жить в свое удовольствие, путешествовать, крутить романы. А он вместо этого возится с тремя осиротевшими малышами, которых любит, как своих собственных.

Внезапно Шеннон заметила, что Митч тоже разглядывает ее. Глаза его стали темными и глубокими. Рука его крепко сжала ее ладонь. Губы приблизились… Все опасения Шеннон исчезли без следа. Словно во власти гипноза, она ждала…

Нет ничего страшного, если она подарит ему невинный, дружеский поцелуй. Он так расстроен, ему необходимо немного тепла и сочувствия. И разве один поцелуй что-нибудь значит? Просто ей хочется немного его утешить. Всего лишь легкий, нежный поцелуй.

Но тут сверху раздался приглушенный смех.

Митч застыл. Кто-то торопливо бежал по лестнице.

Шеннон подалась назад. Момент был упущен.

— Кто это там? — спросила Шеннон.

Ответ последовал из-за дивана.

— Дядя Митч, Стефи проснулась, — сообщила Рейчел.

Краешком глаза Шеннон заметила, как по ступенькам летел наверх Дасти. Хихикнув, мальчишка тихонько прикрыл за собой дверь детской.

— Быстренько топай в кровать, киска, — распорядился Митч. — Стефи берет пример с тебя. Ты не спишь, вот и она не спит тоже.

Рейчел секунду помешкала.

— Но Стефи хочет на горшок.

Шеннон едва удержала улыбку. Митч же ужасно смутился.

— Понимаете, Стефи сейчас как раз в таком возрасте, когда надо… э… приучать ее к хорошим манерам.

С самым серьезным видом Шеннон кивнула.

Митч нерешительно откашлялся.

— Пожалуй, мне лучше пойти взглянуть, что там у них.

— Ну конечно.

Стараясь скрыть смущение, Митч поспешил наверх. Рейчел некоторое время постояла молча, задумчиво поглядывая на Шеннон, а потом пошла за дядей. Вскоре с верхнего этажа донеслось перешептывание, топот и довольное младенческое агуканье.

Через несколько минут вернулся Митч, сияя своей неотразимой улыбкой.

— Так на чем мы остановились?

Опустившись на диван рядом с Шеннон, он мягким привычным движением обвил рукой ее талию.

— Дядя Митч?

Митч вздрогнул.

— Что еще, Дасти? — процедил он сквозь зубы.

— Я хочу пить.

— Так выпей воды, парень, — нетерпеливо отрезал Митч.

— Ага. — Дасти, ухмыляясь, проскользнул в гостиную и направился к кухонной двери.

— В ванной попьешь, — остановил его Митч. — Не знаю, известно ли тебе, но там из крана течет превосходная пресная вода. А на полке целый запас отличных бумажных стаканчиков. Дуй наверх, живо!

— Сейчас, сейчас. — Дасти остановился и бросил лукавый взгляд на Шеннон. — Может, все же пойдем, посмотрим мою комнату?

Рассвирепевший Митч упер руки в бока.

— Я сказал — дуй наверх, парень.

— Ухожу. — Видно, мальчуган по опыту знал, что терпение дяди имеет предел, и решил, что не стоит играть с огнем. — Пока, Шеннон!

— Спокойной ночи, Дасти!

Митч грозно сверкнул на племянника глазами, и Дасти взлетел по лестнице, словно по пятам за ним гнался вражеский отряд. Вскоре дом затих.

Шеннон и досадовала на эти помехи, и радовалась им. Невероятно, но Митч Уилер, кажется, околдовал ее. Сколько раз мужские надежды вдребезги разбивались о ее холодность. А тут вдруг в ней проснулось желание. Да, она хотела, чтобы Митч поцеловал ее, она сама хотела этого. И он поцеловал бы ее, не помешай Рейчел. В глубине души Шеннон чувствовала — стоит их губам соприкоснуться, и прощай, спокойная жизнь. Митч Уилер — необыкновенный человек. Необыкновенный и опасный.

— Наверное, уже поздно. — Она схватилась за свою сумочку, как утопающий за соломинку. — Мне пора.

— А десерт? — возразил Митч. — Неужели вы откажетесь от торта с шоколадным кремом?

— Только не говорите, что вы и торт пекли сами!

В ответ Митч лишь самодовольно усмехнулся.

— Вижу, вы настоящий чародей. Наверняка я и не подозреваю обо всех ваших талантах.

Шеннон сразу же пожалела о своих словах. Лицо Митча осветила многозначительная улыбка — особая мужская улыбка. Шеннон зарделась как маков цвет. Рыжеволосые люди обычно легко краснеют, и Шеннон, к собственному великому огорчению, не была исключением. Какой стыд, думала она, он сочтет ее дурочкой.

Но Митч, похоже, пришел в восторг.

— Люблю, когда женщина заливается румянцем, — заметил Митч.

— Это проклятие всей моей жизни, — призналась Шеннон. — Сейчас еще что… А в школе я вечно пылала, как костер.

Она перевела дух. Он совсем близко. Господи, он подошел вплотную! Ей как-то удалось выскользнуть в коридор. Уноси ноги, пока не поздно, приказывала она себе, но чувствовала, что ее решимость с каждой минутой слабеет.

Митч погладил ее по щеке.

— Когда мы снова увидимся? Завтра?

— Завтра… я… э… занята…

Шеннон охнула про себя. С ума она сошла, что ли? Спотыкается на каждом слове, и в голове пусто и гулко. Где ее спасительный здравый смысл?

Они уже совсем близко от ее собственных — губы Митча, красиво очерченные, манящие губы. Вот он коснулся ее рта и впился в него долгим поцелуем. Дрожь пробежала по телу Шеннон. Митч все крепче прижимал ее к себе, сквозь тонкий шелк платья она ощущала тепло его тела. У нее закружилась голова, и она обвила Митча руками, словно в этом неустойчивом мире он был ее единственной опорой.

Он все сильнее, все настойчивее прижимался к ее губам, раздвигая их языком. Но вот поцелуй кончился; она ощутила легчайшие, нежные касания его губ на своих щеках.

Какое блаженство! Если бы эта минута длилась вечно!..

— Дядя Митч?

Они мгновенно отскочили друг от друга, словно школьники, которых родители застали врасплох.

На верхней ступеньке лестницы терпеливо поджидала Рейчел. Митч вытаращил глаза, словно перед ним вдруг возникло привидение.

Наконец он обрел дар речи.

— Рейчел, тебе же было велено отправляться в постель и спать?

— Да, дядя Митч, — с готовностью согласилась девочка.

Терпению Митча, судя по всему, настал конец.

— Так скажи на милость, что ты здесь делаешь? — повысил он голос.

— У Стефи вся простынка мокрая. — Девочка с укором взглянула на Митча огромными карими глазами. — Я же тебе говорила, ей надо…

Митч зашевелил губами, но не выдавил из себя ни звука. Это было слишком даже для него. Потом, издав какое-то нечленораздельное мычание, он беспомощно махнул рукой.

— Вам лучше подняться к ним, — с трудом удерживаясь от смеха, посоветовала Шеннон.

Он обреченно кивнул и направился к лестнице. «Эти дети — сущее наказание, — бормотал он себе под нос. — И что там только болтают о средствах ограничения рождаемости! Дети — сами по себе отличное средство».

Телефонная трубка приятно холодила ухо — в отличие от бушевавшего в ней голоса.

— Что ты там такое натворил, Митч? Уж я-то привык, что мой братец вечно откалывает номера, но тут даже я не поверил. Гилберты утверждают, что обнаружили в твоей ванной какую-то полуголую красотку. Причем ты, смех сказать, пытался ее выдать за водопроводчика. Потрудись объяснить, что…

— Слушай, Росс, прекрати разоряться. Хорошо, что ты позвонил, — мне сейчас как раз нужен совет адвоката.

Митч потер нывшие виски. Только головной боли не хватало вдобавок к свалившимся на него неприятностям. Впрочем, в последнее время все и вся против него.

— То, что ты слышал от Гилбертов, — чистая правда.

На другом конце провода повисло молчание. Потом до Митча донесся вздох Росса Уилера.

— Я догадывался. Для выдумки все это слишком невероятно. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что эти истории не пойдут на пользу твоей репутации?

— Отдаю, отдаю, успокойся. — Митч забарабанил пальцами по рабочему столу. — Еще какие-нибудь новости есть?

— Главная новость — Гилберты опять забили гол в твои ворота. Впрочем, этого можно было ожидать. — Голос Росса звучал устало. — Если дело об опеке будет передано в суд, у нас остается единственная зацепка. Надо упирать на то, что смена обстановки может неблагоприятно повлиять на психику детей.

— А финансовые соображения? Не забудь, я уже открыл специальный счет — детям на образование, и у меня вполне достаточно денег, чтобы…

— У Гилбертов денег тоже хватает. Вдобавок они приходятся детям дедушкой и бабушкой. И самое главное — у них за плечами тридцать три года безупречной супружеской жизни. Можешь не сомневаться, это произведет на суд впечатление.

— Да? А что Руфь Гилберт бессердечная ледышка, что… — Митч смолк, чувствуя свое бессилие. Никто не будет разбираться в том, что творится у него в душе. Сравнение же респектабельной супружеской пары с холостяком, обладающим весьма сомнительной репутацией, неизбежно будет не в пользу последнего. — Так придумай что-нибудь! Шеннон тоже готова сделать все от нее зависящее! — Голос Митча отчаянно дрогнул.

— Шеннон? — Росс был не то изумлен, не то рассержен. — Это что еще за Шеннон такая?

— Ну, водопроводчица, та самая…

— Ах вот как! — Росс рассвирепел. — В таком случае заруби себе на носу: ты должен подыскать себе водопроводчика, а эту дамочку больше в глаза не видеть!

— Это еще почему?

— Потому что у тебя один козырь — в последние полгода ты оставил прежние привычки и занимаешься исключительно детьми.

Наконец до Митча полностью дошел смысл сказанного братом. Он сжал телефонную трубку так, что побелели суставы. Не видеться с Шеннон… Но он ни на минуту не может забыть о ней! И сейчас она стоит у него перед глазами. Вот она утешает Дасти. А вот она рядом с ним, Митчем, прекрасная, желанная. Он ощутил на губах сладкий вкус ее губ, и сердце его бешено заколотилось.

— Не лезь не в свое дело! — Митч сорвался на крик. — Шеннон Догерти — это удивительная женщина, чтоб ты знал. Дети от нее в восторге. И я тоже.

— Не сомневаюсь, парень. И все же пошли ее ко всем чертям. Тебя послушать, все они удивительные и необыкновенные — твои красотки, — вспылил Росс.

— Ты ее не видел. Иначе не говорил бы так.

— Ну, мое мнение о ней не имеет значения. Вот адвокат Гилбертов — другое дело. А он, поверь мне на слово, не станет разделять твой телячий восторг. Он докажет как дважды два, что ты связался с особой сомнительного поведения. — К Россу вернулось самообладание. Он опять говорил холодно и веско. — Но будь у тебя женщина, с которой ты давно поддерживаешь… как бы это выразиться точнее… серьезные отношения, тут я посоветовал бы тебе незамедлительно их узаконить. Женатый человек всегда производит более солидное впечатление, и суд скорее сочтет его достойным…

— Ах, достойным! — Митч был взбешен. — Значит, если я быстренько окручу какую-нибудь дурочку, суд сочтет меня более достойным воспитывать детей? А что я поклялся детям никогда их не оставлять — это так, ерунда! А что я их люблю, что у меня сердце кровью обливается, стоит только подумать, что их отнимут? Тоже пустячок, не стоящий внимания!

— Все это очень трогательно, но скажу откровенно: упирать надо не на твои нежные чувства, а на заключение психолога, — спокойно возразил Росс, — в соответствии с которым смена обстановки повлечет за собой душевную травму для детей.

Рассудительный тон брата немного охладил Митча. Он перевел дыхание, пытаясь проглотить обиду. Если бы только голова не раскалывалась от боли… Будь благоразумен, приказал он себе. Все в твоих руках.

— Так, значит, я должен жить с ощущением, что за мной следят, проверяют, гожусь я в опекуны или нет? Это будет не жизнь, мы все свихнемся — и я, и дети. — Митч смолк. Росс неохотно хмыкнул в знак согласия. — Я — это я, и плох я или хорош, другим уже не стану. Даже если моя персона не слишком нравится Гилбертам. И их чертовым адвокатам.

— Наверное, будет лучше, если ты дашь себе труд лично ознакомиться с законами, — отрезал Росс. — Тогда и решишь, как тебе поступать. Раз мои советы для тебя пустой звук.

— Да почему «пустой звук»! Просто я должен все обдумать.

— Обдумывай. Смотри только, не наделай новых глупостей. И держись подальше от обольстительной водопроводчицы.

Сухо попрощавшись с братом, Росс положил трубку. Несколько мгновений Митч стоял, тупо уставившись на телефон. Конечно, брат хочет ему добра. Конечно, он тоже любит племянников, детей покойного Кевина. И самому Россу живется несладко, очень несладко.

После смерти родителей Росс взял на себя заботу о младших братьях и сестрах. Если человеку приходится повзрослеть слишком рано, не ждите от него жизнерадостности. К тому же собственная семейная жизнь Росса не удалась, и после развода он потерял возможность даже изредка видеться со своими двумя детьми. Стоит ли удивляться, что характер у него, мягко говоря, не ангельский?

Митч все же надеялся, что Росс попусту бьет тревогу. Странно, всего два дня назад, если бы Митчу сказали, что ради сохранения опеки над детьми необходимо принять обет безбрачия, он бы не особенно огорчился. Как же так случилось, что женщина, пусть даже невероятно… невероятно обворожительная, рыжеволосая женщина без всяких усилий завладела сердцем, столько лет подряд бившимся спокойно?

Спору нет, она вскружила ему голову. Он никогда не был обделен женским вниманием — а все же набросился на нее, словно голодный на хлеб. Но в одном Росс прав — он не должен делать глупостей, не должен своим поведением играть на руку Гилбертам. Да, но вся проблема в неких серьезных отношениях. В узаконенных серьезных отношениях, иначе именуемых «браком». Женитьба — вот что, по словам брата, может придать ему вес.

Еще несколько месяцев назад при мысли о женитьбе Митча бросало в холодный пот. А теперь он удивился тому, что эта мысль ему даже приятна. Конечно, в таком деле торопиться не следует. Но воспоминание о рыжеволосой женщине почему-то связывалось у него с давней мечтой. Мечтой о семье.

Господи помилуй, мелькнуло у него в голове, я схожу с ума.

И он потянулся за гобоем.

Шеннон постучала в дверь отцовской кухни и вошла, не дожидаясь ответа. Она подтащила к столу корзину с чистым бельем.

— Папа, ты дома?

Из гостиной донесся звук шаркающих шагов. Конечно, дома, где же еще ему быть.

Привычными движениями Шеннон раскладывала белье по стопкам.

— Я купила все, что ты просил, — прокричала она в сторону гостиной. — Будь добр, принеси продукты, они в машине. — Из комнаты послышалось невнятное бормотание. Вполне довольная таким ответом, Шеннон продолжала: — Две сумки на переднем сиденье. Я сегодня к тебе ненадолго. В понедельник будет контрольная по экономике, так что вечером надо хорошенько подготовиться.

На пороге, позевывая, появился высокий сухощавый мужчина. Шеннон улыбнулась.

— Наверняка опять смотрел «В мире науки»? Вечно эта передача нагоняет на тебя сон.

Фрэнк Догерти еще раз зевнул, смущенно улыбнулся и пригладил свои седеющие волосы.

— Это верно. Уж слишком занудно они там вешают.

— Так зачем ты их смотришь?

Фрэнк даже удивился.

— Ну как же! Только по телевизору и узнаешь что-нибудь новенькое.

Шеннон рассмеялась. Такой уютный семейный разговор, где все реплики известны заранее. Вот сейчас отец отправится через черный ход к машине за покупками, по дороге обнимет дочь, чмокнет в щеку и сообщит, что сегодня она чудесно выглядит.

Фрэнк Догерти не обманул ее ожиданий.

— Ты сегодня чудесно выглядишь, детка.

Он коснулся губами ее щеки, потрепал по плечу и вышел через кухонную дверь.

Несколько минут спустя он уже разгружал сумки.

— Что же ты не купила бананы? Мне ведь нужен калий. И, детка, ты же знаешь, я не люблю консервированный сок.

— Бананы сегодня были неважные — мягкие и все в пятнах. А сок мне дали в магазине в качестве премии. — Шеннон заметила, что отец недовольно насупился. — Не хочешь — положи обратно в сумку, я заберу сок домой.

Фрэнк нерешительно пожал худыми плечами.

— Ладно, я его выпью — наверное, это не смертельно. — Фрэнк сунул баночку с соком в холодильник. — Я не расслышал толком, почему ты сегодня не можешь остаться?

— В эти выходные мне надо приналечь на занятия. Но ты не волнуйся, сегодня я все равно успею у тебя пропылесосить и вымыть полы.

— Я и не волнуюсь, детка. — Хмурое выражение его лица явно не соответствовало бодрому тону. — Полы — это отлично, но ты же знаешь, уборка — только предлог, чтобы с тобой повидаться.

— Мы с тобой каждый день видимся на работе, — с улыбкой напомнила Шеннон.

— На работе — это одно, а дома — совсем другое.

— Я знаю, папа. И поверь, сама всегда жду не дождусь выходных. Но сегодня мне действительно надо позаниматься.

— Я все понимаю. Одно неясно — почему бы тебе не перебраться обратно сюда? Сразу бы хлопот стало меньше.

— Мы с тобой сто раз об этом говорили. Я уже взрослая, и мне нужен собственный дом. И потом, как я буду жить с человеком, который вечно оставляет в раковине волоски после бритья?

Фрэнк Догерти пропустил насмешку мимо ушей.

— Я думал, ты, как обычно, позанимаешься в пятницу, а субботу мы проведем вместе, — пробурчал он, засовывая в холодильник пакет молока.

Шеннон, складывая махровое полотенце, почувствовала, как мгновенно напряглись ее пальцы. Вчера ей было вовсе не до занятий. Но вряд ли стоит объяснять это отцу. На секунду полотенце захватило все ее внимание.

Фрэнк Догерти помялся, словно в нерешительности.

— Кстати, я вчера тебе звонил, — начал он. — Тебя не было дома. А я взял напрокат отличную кассету. Думал, когда ты закончишь с занятиями, мы с тобой вместе посмотрим кинишко, полакомимся воздушной кукурузой. — Он помолчал. — Видно, вчера у тебя были дела. — Он опять помолчал, на этот раз дольше. — Дома-то тебя не оказалось.

О Господи! Теперь не успокоится, пока все не выведает.

— Да, вчера вечером меня не было. Появились кое-какие дела и…

— Да-да, конечно. Только ведь ты такая домоседка. — Фрэнк беспокойно заерзал на месте. — Наверняка Линдзи потащила тебя по магазинам!

— Нет.

— Понятно. Разумеется, это не мое дело. Ты уже совсем взрослая.

— Именно.

— Мне и так нечего Бога винить. Не всякий отец может похвастаться тем, что дочь пошла по его стопам и скоро возглавит его дело.

Эти слова Фрэнка настигли Шеннон уже в холле. Она открыла шкаф и принялась раскладывать белье. Смешно, ну почему бы ей не сказать отцу, что вчера она обедала с мужчиной, весьма привлекательным к тому же мужчиной? Так ведь последует шквал расспросов и предостережений. Нет уж, пусть лучше остается в неведении.

До нее вновь донесся голос отца:

— Кстати, вчера я видел в твоем офисе цветы. Шикарные такие розы. Там на столе и карточка лежала. Ради Бога, не подумай, что я сую нос в твою личную жизнь. Просто я искал бланки вызовов.

Шеннон засунула в шкаф последнюю стопку чистых простыней.

— А я ничего такого и не думаю, папа.

Она вернулась в кухню и налила две чашки кофе.

— Я тебе должна кое-что рассказать. Только обещай, что не будешь рычать, словно собака на сене. Вчера вечером я обедала с Митчем Уилером — знаешь, с тем самым… — У Фрэнка глаза на лоб полезли. Шеннон подняла руку, предупреждая его вопрос. — Ну да, с автором знаменитых комиксов.

Она отпила кофе и, собравшись с духом, рассказала отцу о своем недавнем приключении. Наконец она закончила. Фрэнк молчал, уставившись на дно своей чашки, словно собирался гадать на кофейной гуще.

— И что, он тебе понравился, этот парень? — в конце концов проскрежетал отец.

— Честно говоря, да.

— Плохо, что у него куча детей. Тебе это совершенно ни к чему.

— Это же племянники, а не его собственные дети.

— Не вижу разницы. — Фрэнк поджал губы. — Неужели жизнь тебя ничему не научила? Неужели ты забыла, чего можно ждать от чужих детей?

У Шеннон защемило в груди. Шесть лет минуло с тех пор, как она рассталась с Робертом Гарольдом Уиллисом, но рана по-прежнему саднила, и тень скандала, сопровождавшего их развод, по-прежнему омрачала Шеннон жизнь.

Уиллис, вдовец, был старше Шеннон на двадцать лет. Удачливый финансист, он обладал непревзойденным умением вкладывать деньги в прибыльную недвижимость. И хотя его авантюры подчас носили довольно подозрительный характер, а средства, которыми он располагал, сведущие люди назвали бы «сомнительными», Шеннон, юную и наивную, это не настораживало. Уиллис был так настойчив в своих ухаживаниях, с такой щедростью изливал на Шеннон внимание, в котором она тогда отчаянно нуждалась!.. Шеннон всегда любила детей, и то обстоятельство, что Уиллис был отцом очаровательной девятилетней девочки, лишь прибавляло ему привлекательности в глазах Шеннон.

Казалось, самые счастливые ее сны становятся явью. Словно по мановению волшебной палочки, у Шеннон появилась настоящая семья, о которой она мечтала с детства. Шеннон была готова всю свою жизнь посвятить Роберту и Труди, своей приемной дочери. И конечно, Шеннон надеялась, что в скором времени у них появятся еще дети.

Но счастливый сон вскоре обернулся кошмаром. Прежде всего выяснилось, что Роберт не хочет больше детей.

К тому же оказалось, что дочь его вовсе не желает считать Шеннон матерью. За девять лет своей жизни Труди, до невозможности избалованный ребенок, привыкла к тому, что любовь отца принадлежит ей безраздельно. Появление в их доме Шеннон девочка встретила потоком слез и каскадом грубых выходок. Семейная идиллия стремительно рушилась. Холодное, непроницаемое лицо Роберта вновь встало перед глазами Шеннон. Как невозмутимо он объявил ей, что, по правде говоря, женился лишь потому, что считал: девочка нуждается в женской руке. А раз Шеннон не сумела найти подход к Труди, их совместная жизнь не имеет больше смысла.

Вначале Шеннон во всем винила себя… Неопытная, не умеет обращаться с детьми. Потом она поняла, что дело было не в ней, но с тех пор в глубине души у Шеннон затаилось сомнение — способна ли она стать хорошей матерью.

— Шеннон, ты что, уснула?

— А? Ты о чем?

— Мало того что у этого парня, Уилера, трое детей. Он к тому же знаменитость почище твоего Уиллиса. Прямо купается в лучах славы. — Фрэнк презрительно фыркнул. — Дурной славы, можно смело сказать, если хоть малая толика того, что о нем писали, — правда.

— Все эти газетные выдумки выеденного яйца не стоят. Удивляюсь, как ты этого не понимаешь?

— А я удивляюсь, как ты не понимаешь, что газетная шумиха, даже если ее раздули из-за ерунды, может поломать жизнь. Неужели ты все забыла, Шеннон?

Забыла? Если бы только она могла забыть! Забыть кричащие газетные заголовки, прозрачные намеки на то, что ее бывший муж нечист на руку. Забыть, как ее имя трепали на всех углах…

До суда над Уиллисом дело не дошло. Следствие было прекращено за недостаточностью улик. Но это не остановило поток самых невероятных газетных измышлений.

Шеннон вдруг почувствовала, что устала, безумно устала.

— Я все помню, папа. Помню, как ты переживал из-за этого скандала.

Плечи ее поникли. Она бессильно склонила голову на руки.

— Да неужели я сейчас о себе беспокоюсь, детка!

Фрэнк нагнулся к Шеннон и погладил ее по руке. Потом тихонько пощекотал ей подбородок, заставляя поднять голову. Когда она наконец посмотрела на отца, он ободряюще улыбнулся.

— Я не хочу, чтобы тебе вновь причинили боль.

— Я знаю, папа. — Слезы застилали ей глаза, но она принужденно рассмеялась. — Что ж, свадьба была назначена на завтра, но, раз ты настаиваешь, я ее отменю.

Фрэнк Догерти улыбнулся, так что лучики морщин побежали от глаз к вискам. Он видел, что Шеннон изо всех сил пытается преодолеть мрачное настроение.

— Кстати, я еще не успел вернуть ту вчерашнюю кассету. Может, все-таки останешься? Мы чудесно скоротаем вечерок.

— Хорошо. — Шеннон глубоко вздохнула. — Наверное, мне надо приготовить обед?

Улыбка сползла с лица Фрэнка.

— Нет-нет! Соорудим что-нибудь из полуфабрикатов!

На этот раз Шеннон рассмеялась от души.

— Что, нет охоты расставаться с жизнью? Ладно уж, не буду тебя травить своей стряпней. Да здравствуют полуфабрикаты!

Тут она вспомнила изысканный обед, сотворенный Митчем, вспомнила Митча, Рейчел с ее огромными мудрыми глазами, живого как ртуть Дасти, гукающую малышку Стефи. Совершенно ни к чему встречаться с ними со всеми. Но почему же так грустно думать, что она их больше не увидит? Она им просто случайная знакомая — и только. Лучше ей не привязываться ни к Митчу, ни к детям. Это может обернуться для нее новой бедой.

Отец прав, тысячу раз прав. Если забываешь уроки прошлого, до добра это не доводит. Как говорится, на ошибках учатся.

Замужество Шеннон было ошибкой. И больше она этой ошибки не повторит.