Старомодные люди

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Митч засунул коробку из-под пиццы в мусоропровод и принялся нервно вышагивать по кухне, дожидаясь, когда закипит кофе. Дети спали. Шеннон ждала его в гостиной. Момент настал, решил Митч. Великий момент. Теперь-то ему ничто не помешает.

С двумя чашками дымящегося кофе в руках он вошел в гостиную. Шеннон стояла у окна; почему-то она вдруг показалась ему далекой и печальной. Когда Митч со стуком опустил чашки на кофейный столик, Шеннон обернулась и с грустной задумчивой улыбкой вновь отвернулась к окну.

Ему вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, прижать ее к себе. Он подошел, обвил руками ее талию, потерся щекой о ее щеку. Тела их соединились, точно подходящие кусочки головоломки.

— Мммм… похоже, ты создана для моих объятий.

Она пошевелилась под его руками, потом застенчиво усмехнулась.

— Это потому, что мы с тобой почти одинакового роста. Я всегда чувствовала себя великаншей, особенно рядом с миниатюрными женщинами.

— Мне нравится, что ты не коротышка. Всю жизнь мечтаю о женщине, которая могла бы смотреть мне прямо в глаза.

Прижимая ее к себе, он ощущал мягкую тяжесть ее упругих грудей на своих руках. Шеннон откинула голову, потерлась щекой о его плечо. Она, такая женственная, гибкая и податливая, доверилась ему, его крепкому, мускулистому телу. Шеннон негромко рассмеялась. Мурашки пробежали у него по спине при звуках этого низкого, хрипловатого смеха.

— Тебе повезло. Я могу смотреть тебе прямо в глаза. А надену туфли на высоких каблуках — и пробор в волосах рассмотрю.

— Да, наша порода мелковата. Все мы, Уилеры, в баскетболисты не годимся. Росс у нас самый длинный, и то в нем всего-навсего шесть футов.

Митч почувствовал, как она чуть вздрогнула при упоминании о Россе. Едва ощутимое, движение, однако, его насторожило. Прошлым вечером ей было явно не по себе, да и Росс обычно не такой каменный. Вчера Митч совсем закрутился с этой болезнью Рейчел. А сейчас видит: между Шеннон и его братом пробежала черная кошка.

Митч прижался губами к ее уху.

— Скажи мне, солнышко, Росс вчера что-нибудь ляпнул?

— Нет. С чего ты взял?

— Так почему, стоит о нем заговорить, ты вздрагиваешь, словно испуганная птичка?

— Неужели?

— Клянусь.

Припав губами к ее нежной шее, он ощутил, что она опять дрожит.

— Признайся, что произошло?

— Да ничего, ровным счетом ничего. — Она осторожно подбирала слова. — Просто твой брат, по-моему, не был… особенно счастлив со мной познакомиться.

— А старина Росс никогда не бывает особенно счастлив. Правда, в последние годы он здорово изменился. Ты себе не представляешь, каким он был заводным парнишкой, какие откалывал штучки. Девчонки по нему с ума сходили. — Митч слегка улыбнулся своим воспоминаниям. — Как-то раз Лорин, наша сестра, устроила вечеринку с ночевкой. Так представляешь, Росс взял и смазал все спальные мешки клеем.

— Похоже, ты вспоминаешь о ком-то другом.

— Я же говорю, его теперь не узнать.

— Да уж.

— Когда мы остались без родителей, Росс вкалывал как проклятый. Да еще и университет ухитрился закончить. Но зато все мы были сыты, одеты, обуты и получили образование.

— Наверное, ты очень благодарен ему? — задумчиво произнесла Шеннон.

— Конечно. Как же иначе. Если бы не Росс, от семьи Уилер остались бы одни воспоминания. Нас всех распихали бы по чужим домам.

Сдерживая дрожь, Шеннон приникла к Митчу, растворяясь в тепле его тела. Неудивительно, что семья так много значит для обоих братьев, и для Митча и для Росса, мелькнуло у нее в голове. Сохранить семью им было не просто.

— Теперь я понимаю, почему Росс так тянется к детям.

— Ты еще не все знаешь. У него ведь есть две дочки — Росс надышаться на них не мог.

— Я даже не знала, что он женат.

— Он разведен. Суд назначил совместную опеку, но жена Росса скрылась вместе с детьми. Он уйму денег потратил, чтобы их найти, но все впустую. Вот уже два года, как он не видел своих дочерей.

— О Господи, — прошептала Шеннон.

Какую же боль должен испытывать человек, разлученный с собственными детьми! Она пыталась представить это себе — и не могла.

— И как только у него хватило сил все это вынести?

Повернувшись в объятиях Митча, Шеннон положила голову ему на плечо. Вот почему он так боится, что у него отнимут детей. Он видел, как это подкосило брата.

Все становится на свои места. Конфликт между Митчем и Гилбертами очень беспокоил Шеннон — она понимала, что бабушка с дедушкой тоже имеют право на внуков. Но теперь она знает, почему Митч так отчаянно стоит на своем. Слишком многих потеряла семья Уилер — родителей, брата с женой, да еще и детей Росса.

Подняв к нему лицо, она прошептала:

— Так много тяжелого было в твоей жизни. Бедный ты мой.

— Я просто хотел, чтобы ты поняла, что у нас за семья, радость моя. Для меня это важно.

— Я все поняла.

Она крепче прижалась к нему и удовлетворенно вздохнула. В объятиях Митча так тепло и уютно. Казалось, она никогда больше не будет одна. Одна — в равнодушном, холодном мире. Конечно, нет, ведь не зря сердца их бьются в унисон! Она ощущает это. Два сердца сливаются в едином ритме, две жизни сливаются в одну.

Пожалуй, скоро она заговорит стихами, улыбнулась про себя Шеннон. А еще несколько недель назад подобные романтические бредни ее только насмешили бы.

Да, несколько недель назад она еще не знала Митча. Она еще не знала, какую власть над ней могут иметь ласковые прикосновения мужских рук. И сейчас его пальцы, поглаживая ее плечи, легонько перебегая по спине, разжигали в ней огонь страсти. Постепенно этот огонь охватил ее всю, без остатка. Она ощущала, как пламя полыхает у нее внутри, как блаженный жар разливается по ее телу, проникая к самому сердцу. И тело ее расплавляется в горячих сладостных потоках.

Тихий шепот Митча ласкал ее, как легкий ветерок.

— Ты такая красивая. Я не знаю, что со мной творится. Когда ты рядом, у меня дух захватывает от волнения.

Радость волной окатила Шеннон. Нет, так не говорят перед разрывом. Все ее ночные страхи — выдумка, плод ее расстроенного воображения.

— Я… у меня тоже перехватывает дыхание, — прошептала она.

Лицо Митча напряглось.

— Правда? — Он смотрел на нее во все глаза, словно не веря своему счастью.

— Правда, — повторила Шеннон, изумленная недоверчивым, потрясенным выражением его лица.

Она удивилась еще больше, когда Митч, испустив вздох облегчения, схватил ее на руки и принялся кружить. Комната наполнилась счастливым смехом. Наконец Шеннон запросила пощады.

Митч остановился, не выпуская ее из объятий. Смех замер на его губах, глаза потемнели. Почти касаясь ее рта, он прошептал:

— Никакой пощады, дорогая. Никакой пощады нам обоим — ни тебе, ни мне.

И они слились в долгом, жадном поцелуе. Вкус их губ, запах их тел смешались для обоих в особый, неповторимый нектар.

Наконец губы их разъединились. Но оба сгорали от желания.

— Это все равно что ходить босиком по раскаленным углям, — простонал Митч.

Он ослабил объятия. Шеннон ощущала, как желание, долго сдерживаемое, отчаянное желание, дрожью отзывается в его теле. Улыбка его превратилась в напряженную гримасу.

— Я хочу тебя, — выдохнул он. — Никакие поцелуи не могут передать, как я тебя хочу.

Словно обожженная его взглядом, Шеннон опустила голову и отвернулась.

— Шеннон? — робко окликнул он.

Внезапно Шеннон почувствовала себя виноватой. Какая-то часть ее существа хотела одного — броситься в магический круг его объятий и прошептать: да, да, да. Но другая часть была охвачена испугом. На ослабевших ногах Шеннон пересекла комнату и опустилась на краешек дивана, всем своим видом показывая, что любое посягательство встретит решительный отпор.

Митч застыл на месте, растерянно разглядывая Шеннон. Что произошло? Все было восхитительно. Губы Шеннон источали желание, желанием был полон ее взгляд… И вдруг она, словно очнувшись от сладкого забытья, вырвалась от него.

Неужели он ее испугал? А может, он что-то не понял, не так истолковал язык губ и глаз? Холодок пробежал у него по спине. Пытаясь успокоиться, он опять машинально принялся похлопывать себя по нагрудному карману. Сердце его бешено колотилось, ладони были влажными, и колени предательски подгибались.

Он боится, он до смерти боится потерять ее. Вместе с ней он потеряет часть своей души, а это больнее, чем потерять руку или ногу. Нет, этого нельзя допустить. Набравшись решимости, он глубоко вздохнул и нетвердой походкой подошел к дивану.

— Шеннон, я должен сказать тебе…

— У-у-у-у!

К ногам Митча подкатился какой-то шипящий комок.

Шеннон задохнулась от неожиданности.

— Господи, что это? Митч чертыхнулся.

Цезарь — а это был именно он — прижал уши.

Митч нагнулся к коту — послышалось низкое, угрожающее ворчание. Стремительный взмах лапы. Митч охнул и затряс рукой, посылая коту проклятия.

Разъяренный зверь проскользнул между его ног и был таков. Митч рассматривал глубокую царапину на руке, бормоча что-то про суп, который он соорудит из мерзавца.

— С тобой все в порядке? — улыбаясь, спросила Шеннон.

— Вроде жив. — Пожав плечами, Митч опустился рядом с ней на диван.

Шеннон взяла его оцарапанную руку, нежно коснулась царапины, и Митч вновь затаил дыхание.

Но она вдруг выпустила его руку, словно боясь причинить ему боль. Ощущение какой-то неловкости вновь сковало их обоих.

Прикусив нижнюю губу, Шеннон о чем-то задумалась, и казалось, мысли ее витают где-то далеко отсюда. Митч ощущал, как тревога комком подкатывает у него к горлу. Как тихо в доме, внезапно подумал он. Словно в могиле. Он откашлялся, и звук эхом разлетелся по комнате.

— Шеннон, я давно хочу сказать тебе…

— Я знаю, что ты собираешься сказать, Митч.

Шеннон уставилась в чашку с остывшим кофе, которую держала в руке.

— Вот как?

Избегая его взгляда, она решительно кивнула:

— Да, я вполне тебя понимаю. В конце концов, мы взрослые люди, и нам нет нужды играть друг с другом в прятки, ведь так?

— Так, только…

— Ты удивительный человек, Митч. Добрый, самоотверженный… Я очень… привязалась к тебе, но…

Страх сдавил ей горло, не давая продолжать.

Впервые в жизни она ощущает такое пронзительное желание… и такую сокрушительную растерянность. Да, она хочет быть с ним, хочет, чтобы рухнула последняя преграда. И боится этого. До этой самой минуты она не знала, что скажет, не могла разобраться в сумятице собственных чувств. И сейчас, когда отступать было некуда, ее охватила паника.

Поставив чашку на столик, Шеннон резко поднялась.

— Мне пора.

— Но почему? — Пальцы Митча судорожно сжали ее запястье, пытаясь удержать. — Зачем тебе уходить?

— Так будет лучше для нас обоих.

Не сводя с нее глаз, Митч медленно покачал головой.

— Я в этом не уверен. Вовсе не уверен.

Он коснулся ее лица ладонями, ласково погладил по щеке.

— О такой женщине, как ты, я мечтал всю жизнь. Нет, неправда, о такой я и мечтать не смел… Ты нужна мне, ты нужна детям… И ты будешь… То есть, я хотел спросить, не согласишься ли ты… Ах, черт…

Бормоча что-то себе под нос, он выпустил Шеннон и торопливо сунул руку в карман. Дрожащими пальцами извлек оттуда маленькую коробочку и сунул в ладонь Шеннон.

— Открой сама, — попросил он.

Шеннон уставилась на маленький бархатный футляр, как на диковину. Потом, не в силах вымолвить ни слова, перевела испуганный взгляд на Митча.

— Давай я, — нетерпеливо пробормотал он.

Повозившись с миниатюрным замочком, Митч открыл коробочку и вытащил кольцо с крупным бриллиантом.

— Тебе оно нравится?

— О… очень, — заикаясь, выдавила она.

Митч надел кольцо ей на палец и облегченно вздохнул.

— В самый раз. А я боялся, будет велико. Я им там, в магазине, описал, какие у тебя изящные, тонкие пальцы, и они посоветовали взять этот размер.

Но вдруг он помрачнел, взглянув на бледное лицо Шеннон.

— Так я и знал. Тебе хотелось бы изумруд. Не расстраивайся, радость моя, мы его завтра же обменяем. Ты сама выберешь то, что тебе по вкусу.

До слуха Шеннон долетали, казалось, лишь отдельные слова.

— Да что ты. Кольцо прекрасное. Похоже на обручальное.

У Митча дрогнул подбородок.

— Оно и есть обручальное. Я прошу тебя выйти за меня замуж.

Глаза Шеннон округлились — не то от удивления, не то от испуга. Она взглянула на Митча, как бы силясь что-то понять.

— Замуж?.. И что, у нас будет настоящая свадьба?

— Ну конечно.

— Море белых кружев, цветы и обещания любить друг друга до гроба?

Улыбаясь, Митч кивнул.

— Чтобы после развода было о чем вспомнить?

Улыбка сползла с лица Митча.

— Мысли о разводе мне пока не приходили в голову.

Шеннон смотрела на него во все глаза, чувствуя, что у нее отвисла челюсть. Наверное, сейчас она похожа на рыбу, вынутую из воды, ужаснулась про себя Шеннон. Надо же, как долго она ломала себе голову над тем, к чему приведут их отношения, а о таком и думать не решалась.

Внезапно ее разобрал смех. Митч смотрел на нее так, словно она вдруг сошла с ума. Шеннон пыталась овладеть собой, но — безуспешно.

Ничего тут не поделаешь, она знала. В минуты потрясения кто-то разражается слезами, кто-то падает в обморок. А она, Шеннон, начинает глупо смеяться.

Отвернувшись, она боролась с нервной икотой. Плечи ее беспрестанно вздрагивали.

— Так что же ты ответишь мне? — в замешательстве спросил Митч.

Она чуть не подавилась смехом.

— Ох, извини… А я-то думала… — пробормотала она сквозь приступы икоты.

— Что? Что ты думала?

Закашлявшись, Шеннон вытерла выступившие на глазах слезы и покачала головой. Вдруг она вспомнила о Россе Уилере. И сразу помрачнела.

Ее словно холодом обдало.

— А дети, как они к этому отнесутся?

— Дети тебя обожают. — В глазах Митча вспыхнул теплый свет. — Как здорово, что ты прежде всего вспомнила о детях! Ты всегда, всегда думаешь о них.

Шеннон зарделась. Напрасно Митч вообразил, что она святая. Сейчас она просто боится, что дети не примут ее, как уже было однажды. Шеннон до сих пор помнит, какую гримасу скорчила Труди, когда узнала, что ее обожаемый папочка собирается жениться. В мгновение ока из веселой, приветливой девчушки она превратилась в злючку.

Но Митч не понимал, что на душе у Шеннон беспокойно.

— Подумай только, радость моя, мы теперь будем вместе — все вечера, все выходные. У нас будет настоящая семья, и мы…

— Я… Митч, у меня же по вечерам занятия в университете… Как же я смогу…

Митч слегка нахмурился, заметив растерянное выражение лица Шеннон.

— Ты будешь ездить на занятия по утрам. Рейчел и Дасти до полудня в школе. А за Стефи присмотрит моя сестра.

Митч просиял оттого, что все так просто решается.

Однако Шеннон буквально взяла оторопь.

— А работа? — Шеннон изумленно округлила глаза. — Как быть с моей работой?

— Ну, работать тебе вовсе ни к чему.

— Ни к чему?

Нет, она ослышалась. Наверняка весь этот разговор ей приснился. Сейчас она проснется и посмеется над своими глупыми фантазиями.

— Мой отец положил на эту компанию всю жизнь, Митч. Это наше дело. И я не собираюсь его бросать.

На секунду Митч пришел в замешательство, но вскоре вновь просиял и чмокнул ее в нос.

— Для женщины куда лучше растить детей, чем прочищать засоренные трубы.

Но Шеннон не приняла его шутливого тона. Нельзя, чтобы Митч переделывал всю ее жизнь по собственному усмотрению, в смятении думала она. Нельзя это позволять.

— Сейчас у тебя столько проблем. С опекой и вообще…

— Насчет Гилбертов не волнуйся. С ними все устроится.

Но от Шеннон не ускользнуло, как в глазах его на мгновение мелькнули злобные искорки.

— Гилберты ведь уже подали иск, да?

Митч сжал челюсти.

— Какое это теперь имеет значение? Когда мы поженимся, Гилберты останутся без своего главного козыря.

Шеннон побледнела.

В ушах у нее звучал размеренный голос Росса: «Я вас предупреждал». Господи Боже! Где взять силы вынести это?

А Митч улыбается как ни в чем не бывало. Словно это не он только что нанес ей удар в самое сердце.

Спотыкаясь, Шеннон побрела в кухню.

Охваченный внезапной тревогой, Митч поспешил за Шеннон.

— Что произошло? Ради Бога, Шеннон, что с тобой?

— Наверное, кофе уже готов, — пробормотала она, невидящим взглядом пытаясь отыскать чашки.

— Мы уже выпили кофе, Шеннон. — Митч схватил ее за плечи и мягко повернул к себе. — В чем дело? Ты не хочешь замуж? Или ты не хочешь замуж за меня?

Он произнес это с такой горечью, что Шеннон вышла из оцепенения. Она медленно провела рукой по щеке Митча и наконец решилась сказать правду.

— На всем свете нет другого человека, за которого мне так хотелось бы выйти замуж.

Лицо Митча посветлело. Но улыбка сразу же сползла с его лица, потому что Шеннон сунула ему в руку кольцо.

— Мне надо подумать, Митч. Нам обоим надо подумать.

Взор Митча затуманился. Вид у него был такой убитый, что сердце Шеннон разрывалось. Он растерянно потер себе лоб.

— Я все испортил, да? Я не хотел тебя обидеть, Шеннон. Просто я первый раз в жизни…

— Шшшш. — Шеннон приложила палец к губам Митча. — Только не вздумай извиняться. Твое предложение — большая радость для меня. И большая честь, поверь. Только это слишком серьезно, и мне нужно время…

Кивнув, Митч еле слышно прошептал:

— Конечно. Я все понял. Пожалуй, я пойду взгляну, как там дети.

Он вышел, а Шеннон, закрыв глаза, в полном изнеможении прислонилась к стене. «Когда мы поженимся, Гилберты останутся без своего главного козыря», — вспомнила она его слова.

Он много раз повторил, что она ему нужна. И ни разу не сказал, что любит ее. Эта мысль саднила ей душу.

Прошлое настигает ее опять.

Сидя за столиком в задрипанной забегаловке, Бифф и Мегги торопливо поедали гамбургеры. Явно волнуясь, Бифф начал разговор:

— Знаешь, Мегги, я тут кое о чем думал.

Мегги протянула руку за кетчупом.

— Неужели? Ну и как, мозги не перегрелись?

Пропустив насмешку мимо ушей, Бифф сунул руку в карман.

— Я подумал, не пора ли покончить с холостяцкой жизнью. Что ты на это скажешь, Мегги?

Он вытащил из кармана лист бумаги, озаглавленный «Анкета претендентки на должность жены», и принялся оглашать пункт за пунктом:

— Хорошо ли вы готовите? Есть ли у вас пылесос? Вы уже полностью внесли плату за свою машину? Ваша мать живет с вами или отдельно?

Бифф сидел за столиком один. Рот у него был набит скомканной бумагой. «А что я такого сказал?» — молчаливо недоумевал Бифф.

Отодвинув учебник, Шеннон опустила подбородок на руки. Что толку заниматься, если голова у нее занята другим. Тем, что произошло вчера.

За шесть лет Шеннон научилась до отказа заполнять свою жизнь работой, учебой, общением с друзьями. Наивные детские мечты об уютном доме и дружной, любящей семье постепенно угасли. В сущности, сделать карьеру куда проще, чем создать настоящую семью, говорила она себе. К тому же, пока думаешь только о работе, твоему сердцу ничего не угрожает.

Но вот в ее жизнь вошел Митч Уилер, человек с чуть ироничной, неотразимой улыбкой и янтарными огоньками в глазах. Нет, не вошел — ворвался, не оставив и следа от ее душевного покоя.

История повторяется, твердила про себя Шеннон. Как и Роберт, ее бывший муж, Митч всегда на виду. И его жене не удастся скрыться от назойливого внимания прессы. К тому же, судя по всему, Митч считает, что женитьба на Шеннон разрешит его проблемы. Есть и еще одно важное совпадение — дети.

Но когда Шеннон принималась сравнивать Митча со своим бывшим мужем, ни о каком сходстве уже не было и речи. Роберт — человек равнодушный, черствый эгоист, а Митч — сама мягкость, деликатность и доброта. Больше всего на свете Роберта заботили деньги, он изо всех сил старался пустить окружающим пыль в глаза. А Митч переживает за своих близких, за тех, кто с ним рядом.

И последнее различие — решающее. Спору нет, тогда, много лет назад, Роберту удалось вскружить голову ей, девчонке. Но Митч… Митча она любит.

Закрыв глаза, она с упоением представляла его лицо, голос, руки. Ее губы дрогнули от удовольствия. Ей казалось, она ощущает тепло его тела. Он все ближе и ближе, на его губах играет улыбка, пронзая ей сердце. И вот уже его рот почти касается ее рта.

Она чувствует вкус его губ. Ее дыхание сливается с его дыханием — теплым, благоуханным. «Я люблю тебя, Шеннон, — шепчет он. — Люблю, люблю, люблю». Голос его доносится все тише, словно Митч отдаляется от нее… Шеннон протянула руку, надеясь удержать его, и схватила пустоту. Голос Митча смолк. Вместо него она услышала какое-то треньканье.

Динь, динь, динь.

Шеннон резко подняла голову. Оказывается, она все еще сидит за столом, перед ней — открытый учебник, а в прихожей надрывается дверной звонок. Шеннон потерла глаза, пытаясь отогнать дрему.

Неуверенной походкой она направилась в коридор, заглянула в глазок и открыла дверь.

К Шеннон ураганом влетела Линдзи.

— Что поделываем? — осведомилась она, швыряя на стол свою сумку из дерюжки. — Как всегда, грызем гранит науки? Пустая трата времени, милая моя!

Линдзи бросилась на диван, устроилась поудобнее и лукаво усмехнулась.

— Я-то надеялась, что у тебя есть занятия поинтереснее зубрежки.

— Какие же?

— Ну, сама знаешь. Всякие там игры, в которые играют вдвоем в темной комнате.

Шеннон невольно рассмеялась. Стоит появиться Линдзи, от плохого настроения не остается и следа.

Линдзи сдвинула брови.

— А вид у тебя… оглушенный. Как у боксера, которого только что послали в нокаут.

— Просто я немного вздремнула.

— Нетрудно догадаться, что нагнало на тебя сон. Линдзи бросила красноречивый взгляд на заваленный книгами стол.

Сейчас опять оседлает своего любимого конька, подумала Шеннон и сочла за благо поскорее переменить тему.

— Что привело тебя в мое скромное жилище?

Линдзи пристально взглянула на подругу.

— Знаешь, мне сегодня звонил папочка Фрэнк. Скулил, как потерявшийся щенок.

Шеннон нахмурилась.

— Это что еще за новости?

— Жаловался, что взял напрокат кучу кассет — и хоть бы одна живая душа заглянула к нему скрасить его одиночество. Дело понятное: стоило тебе пропустить одну субботу, и папочка уже чувствует себя заброшенным и никому не нужным.

— Господи Боже! — вздохнула Шеннон. — Никто и не думал его бросать, Линни. Для отца у меня всегда найдется время. Просто семестр кончается, и мне надо приналечь на занятия, потому что…

Шеннон осеклась, и Линдзи закончила за нее:

— Потому что в твоей жизни наконец появилось кое-что поважнее занудных учебников и конспектов, да только время ведь не резиновое. Ты и так загрузилась выше головы. — Линдзи выразительно постучала пальцами по столу. — Чем-то надо пожертвовать.

— Ничего, как-нибудь выкручусь. — Шеннон упрямо вздернула подбородок. — Ты же знаешь, я люблю, когда у меня много дел.

— Не дури, Шеннон! Дела делами, а загонять себя в могилу вовсе ни к чему. Рано или поздно тебе придется выбирать. И, кстати говоря, я считаю, Фрэнк вполне в состоянии сам управляться со стиральной машиной.

Скрестив руки на груди, Шеннон подошла к окну и уставилась на тротуар перед домом.

— Линни, при чем тут стирка! У папы на всем свете нет никого, кроме меня.

— Я знаю, детка. — В голосе Линдзи слышалось неподдельное участие. — Но сейчас, когда ты встретила Митча, вам с отцом нужно отступить на шаг друг от друга.

— Наверное, нужно, — неуверенно вздохнула Шеннон.

Линдзи бросила на нее проницательный взгляд через очки.

— Вижу, сердце у тебя не на месте, — изрекла она. — Тут есть одно хорошее средство — пооткровенничать с лучшей подругой.

Обернувшись, Шеннон встретила сочувственный, понимающий взгляд. Линдзи права, и она не прочь поговорить о том, что у нее на душе, но с чего начать? Как обсуждать свои чувства, если она сама в них еще не разобралась?

Подумать только, какую шутку сыграло с ней ее буйное воображение: вчера ночь напролет она то замирала от дурного предчувствия, что Митч хочет от нее отделаться, то убеждала себя, что он оставит церемонии и приступит к решительным действиям. То, что он попросит ее руки, Шеннон в голову не приходило.

И, как выяснилось, она заблуждалась.

Ему без жены не обойтись — это понятно всякому. А вот ей, Шеннон, вовсе ни к чему, чтобы под предлогом женитьбы ее превращали в няньку. И самый разумный, нет, единственный выход — бежать от Митча со всех ног.

Да, ей это ясно. Больше того, она уже у стартовой черты — сигнальный выстрел уже прозвучал. Но ее ноги словно приросли к земле. Почему?

Потому что она любит Митча. Потому что не может с ним расстаться. Пусть это глупо, неосторожно — ей все равно.

Пусть ее израненное сердце узнает новую муку. Поделом будет ей, раз она такая дура.

И однако внутри у нее тлела искорка — крохотная искорка надежды. Может, все не так плохо…

Линдзи, спасибо ей, женским чутьем поняла, как нелегко подруге, и притаилась, словно мышь, ожидая, когда Шеннон заговорит сама. И вот Шеннон заговорила… Голос ее прерывался и дрожал, но она довела до конца рассказ о том, что случилось за последние дни.

Когда она смолкла, Линдзи, секунду помолчав, тихонько спросила:

— И что же ты теперь думаешь делать?

— Я в полной растерянности. Послушать его — тут и думать нечего, мы просто созданы друг для друга, но…

— Но ты не хочешь обжечься еще раз.

С самым несчастным видом Шеннон кивнула.

— Я не могу выбросить из головы то, что сказал Росс.

Линдзи пренебрежительно фыркнула.

— Этот надутый сноб напрасно сует нос в чужие дела.

— Я тоже так думала… до вчерашнего дня.

Шеннон прикусила губу. Она ведь ни словом не обмолвилась о Гилбертах, об опеке, о том, что сказал Митч. Почему-то эта фраза: «…Гилберты останутся без своего главного козыря» — просто не шла у нее с языка. Наконец она прошептала:

— Линдзи, я так боюсь…

— Но чего?

— Новой ошибки. Новой неудачи.

— Глупости. Ты обожглась на молоке, Шеннон, а теперь дуешь на воду. Роберт задурил глупую твою девчоночью голову. Но он никогда тебя не любил.

Шеннон затаила дыхание. Сама того не зная, Линдзи коснулась больного места. Ведь она, Шеннон, не смогла признаться подруге, что Митч избегает всяких разговоров о любви.

Линдзи обняла ее за плечи.

— Запомни, детка, жизнь не дает нам никаких гарантий. Все, что нам остается, — слушаться своего сердца и надеяться на лучшее.

Шеннон молчала, потрясенная этой нехитрой истиной. Слушаться своего сердца… Оно полно любовью — любовью к Митчу. Но безответная любовь и счастливая семейная жизнь… разве это соединимо?

Поживем — увидим. Слабый огонек надежды разгорался все ярче.

Надежда оживала у нее в душе, стоило ей вспомнить сияющие нежностью глаза Митча, его хрипловатый, взволнованный шепот. Глаза, шепот влюбленного человека… человека, который для нее, Шеннон, дороже всех на свете.

Шеннон вскинула голову. Нет, она не может расстаться с ним. Она сделает все, чтобы быть с ним рядом.

Линдзи помахала рукой перед ее лицом.

— Эй, подруга, ты, часом, не уснула?

— А? — Вырвавшись из плена своих мыслей, Шеннон растерянно смотрела на Линдзи. — Что ты сказала?

— Я говорю, самое лучшее, что ты сейчас можешь придумать, — это послать свою науку к черту и с любимой подругой отправиться в город. Хорошенько развеяться.

— Развеяться?

— Ну да. Сейчас всего четыре часа. Как раз успеем скупить все магазины, а потом зададим себе пир в каком-нибудь шикарном ресторане. Я в полной боевой готовности.

Шеннон окинула подругу критическим взглядом. Наряд, как всегда, самый невероятный.

— Именно, в боевой… Ты уверена, что твой костюм подходит для шикарного ресторана?

— Что ты имеешь против? Белая дерюжка — писк моды, между прочим.

— Ага. Только жакет на боку протерся, словно ты носишь револьвер, а твоя шляпка, извини меня, была бы более уместна на голове ветерана-летчика.

Линдзи сморщила нос.

— Экая ты привереда. Ну, не желаешь в ресторан, так перехватим на ходу по гамбургеру — тоже неплохо.

Шеннон, улыбаясь, покачала головой. Не хочется обижать Линдзи, но ей действительно необходимо побыть одной. Она кивнула в сторону стола.

— Видишь эту гору книг? Все это мне надо проглотить за сегодняшний вечер. Увидимся завтра, хорошо?

— Понятно. Бросаешь меня на мелкие гвозди. И все, что остается мне, несчастной, — убраться восвояси.

— Ох, Линни!..

— Оправдания бесполезны! — Линдзи расхохоталась, махнула рукой на прощанье и выпорхнула из комнаты.

Митч сидел за своим рабочим столом, уставившись в пустоту. События прошедших дней привели его в недоумение. Не то чтобы он ожидал, что Шеннон кинется в его объятия, рыдая от счастья и признательности. Но и к ее откровенной растерянности, почти переходящей в испуг, он тоже не был готов.

Мысленно прокручивая события минувших недель, Митч вдруг осознал, что никогда по-настоящему не ухаживал за Шеннон — никаких там цветов, шампанского, романтических ужинов при свечах. Он просто увидел ее, быстро решил, что нашел то, что нужно ему и детям, и поставил ее об этом в известность.

Вообще-то нельзя сказать, что у него большой опыт по части предложений руки и сердца. Говоря точнее, до этого он ни разу не просил женщину выйти за него замуж. Ему в голову не приходило… А теперь, когда он наконец встретил женщину своей мечты, он проявил такта не больше, чем влюбленная горилла. Сунул Шеннон в руку кольцо и вообразил, что дело сделано.

Молодец, ничего не скажешь. Сам все испортил.

А ведь Шеннон заслуживает самого деликатного, внимательного отношения. Он это прекрасно понимает. Он окружит ее заботой. Свет свечей и нежные признания — все это будет. Непременно будет. Меньше всего он хочет причинять ей боль, давить на нее.

Но и сдаваться он не намерен.

— Дядя Митч?

В дверь робко заглянул Дасти.

— А? Привет, дружище, заходи.

Дасти проскользнул в дверь. Сделав несколько неуверенных шагов по направлению к рабочему столу Митча, Дасти застыл на месте и уставился на ковер.

— С чем пожаловал?

Мальчик вяло передернул плечами.

— Просто хотел кое-что узнать.

— Что же именно, позволь полюбопытствовать?

— Да так.

Митч начал закипать.

— Дасти, мне некогда. Если у тебя есть что сказать, выкладывай побыстрее. Если нет…

Лицо мальчика жалобно сморщилось. Стыдно срывать на парнишке злобу, одернул себя Митч. В последнее время он сам не свой. На детей рычит, во время деловых встреч грубит. Так он скоро превратится в мизантропа. Конечно, сейчас на него навалилась куча проблем; но у кого их нет? А ведь Митч всегда льстил себя надеждой, что он не из тех, кто легко ломается. В конце концов, он мужчина и не должен никому показывать, если на душе у него тяжело.

— Не сердись, Дасти. — Он усадил мальчика к себе на колени и провел рукой по его волосам. — О чем ты хотел спросить?

— Ты хочешь нас отослать? — Голос Дасти дрогнул, и глаза его наполнились слезами.

Митч опешил.

— Вот глупости. С чего ты взял?

— Так. На футбол ты со мной больше не ездишь, отпускаешь нас к тете Джоанн, даже если мы плохо вели себя, и… — Дасти набрал в легкие побольше воздуха, — и вы все теперь вечно шепчетесь насчет бабушки и дедушки, а потом ты играешь на гобое…

На секунду Митч потерял дар речи. Он-то считал, что лучше скрывать от детей свои неприятности, чтобы не волновать их попусту. Считал, но просчитался. Мальчуган почувствовал — у взрослых что-то неладно, но никто не объяснил ему, что происходит, и он остался наедине со своими страхами и подозрениями. А Шеннон? С ней ведь все точно так же, мелькнуло в голове у Митча. Он не позволяет ей разделить с ним его тревоги и этим отталкивает ее.

А вдруг она, как и Дасти, вообразила себе Бог знает что? Разве он знает, о чем она думает? Что творится у нее в душе? Ничего он не знает, абсолютно ничего. От этой мысли он содрогнулся. Ему ни разу в голову не пришло поинтересоваться ее мнением, ее желаниями. Он убедил себя, что она хочет от жизни того же, что и он. Но ни разу, ни разу он не дал себе труда спросить ее, так ли это на самом деле.

Со вздохом Митч сгреб Дасти в охапку.

— По-моему, старина, нам с тобой надо как следует поговорить.

Почти целый час дядя и племянник провели вместе. К удивлению Митча, мальчик многое понял. Объяснения дяди развеяли многие его страхи — действительность, похоже, оказалась вовсе не так ужасна в сравнении с тем, что он себе напридумывал.

Когда Дасти наконец выбежал из дядиного кабинета, настроение мальчика значительно поднялось. Что же касается Митча, то не успел он собраться с мыслями, как до него донесся голос Росса. Митч вышел из кабинета и увидел, как Росс подбрасывает в воздух оглушительно хохочущего племянника.

— Еще, дядя Росс! — упрашивал мальчуган. — Выше!

— Выше некуда, Дастин. Смотри, расшибешь нос о потолок. — Росс взъерошил волосы Дасти и поставил его на пол. — Ладно, хорошенького понемножку. Нам с дядей Митчем надо поговорить.

— А потом сыграем в шашки? Знаешь, как я наловчился? Разобью тебя в пух и прах!

— Не сомневаюсь. — Росс присел на корточки, так что они с Дасти оказались одного роста, и привлек мальчика к себе. — Только давай попозже, идет?

— Идет! — Просияв, Дасти взлетел вверх по лестнице.

Росс направился в кабинет. Митч наблюдал, как улыбка сползала с лица брата, уступая место обычному выражению угрюмой настороженности.

— Судя по твоему кислому виду, тебя привело сюда не желание поболтать с любимым братом.

— Нет, разговор у нас будет деловой. — Росс опустил свой портфель на стол. — Хочу тебя предупредить: теперь, когда Гилберты официально подали иск, предстоят некоторые неприятные процедуры.

— Что ты имеешь в виду?

— Прежде всего я имею в виду выяснение точного социального и имущественного положения обеих сторон. Уверяю тебя, в суде проявляют при этом достаточную настойчивость.

— И как прикажешь тебя понимать? Они что, будут допрашивать всякого, кто имел несчастье перекинуться со мной парой слов, наклеят все газетные измышления обо мне в альбомчик, а напоследок вывернут меня наизнанку, чтобы проверить, не черная ли у меня душа? — Митч провел рукой по волосам. Или там, в суде, способны на что-то покруче? Расскажи, ты же у нас знаток.

Росс поджал губы, он старательно избегал смотреть брату в глаза.

— А ты уже обсудил с мисс Догерти… то, что собирался обсудить?

— Да, я просил Шеннон стать моей женой, если ты об этом.

Кивнув, Росс принялся хмуро изучать ковер.

— Ты, конечно, понимаешь, что в таком случае она сама и ее прошлое тоже вызовут самый пристальный интерес суда.

Митч безразлично пожал плечами. Конечно, он это понимает. Но ему казалось, с этой стороны он застрахован от неожиданностей.

Сцепив руки за спиной, Росс поднял на брата глаза. От тяжелого взгляда Росса у Митча мороз пробежал по коже.

— Что ты уставился на меня как удав на кролика?

— Возможно, ты предпочел бы встречу с удавом… — Чему?

— Тому, что я собираюсь тебе сообщить.

У Митча засосало под ложечкой, но лицо его оставалось непроницаемым.

— Я весь обратился в слух.

Не спеша, словно пытаясь потянуть время, Росс открыл свой портфель, извлек из него какую-то папку и сокрушенно вздохнул, всем своим видом показывая, как тяжела выпавшая на его долю обязанность.

— Это касается мисс Догерти.

— При чем здесь Шеннон?

Митч вскочил, окончательно потеряв терпение.

— Садись, Митчелл. Тебе предстоит узнать кое-что неприятное.