Стеклянная свадьба

Январь

– С Новым годом! – вежливо поздравила меня медсестра. Я ответила ей бесцветной улыбкой. Потом перевела взгляд на Лили, лежавшую передо мной без сознания. Она не приходила в себя уже три часа.

«Господи, – молила я, – пожалуйста, сделай так, чтобы она очнулась. Я готова на все, лишь бы ей стало лучше. Я буду все время ходить в церковь, я раздам деньги бедным, я даже согласна стать крестной матерью для ребенка Энди, только пожалуйста, пожалуйста, не дай ей умереть».

Мне казалось, что жизнь Лили висит на волоске, точнее, на четырех проводках, ведущих к мигающему монитору.

Медсестра взяла историю болезни Лили и отметила что-то галочкой в двух местах.

– Есть изменения? – спросила я встревоженно.

Поджав губы, она покачала головой. Глядя на неподвижное лицо Лили, я мысленно прокручивала в голове последние три часа: как мы мчались к Королевскому госпиталю в Челси, как Лили, бездвижно лежавшую на носилках, доставили в приемное отделение, как потом ей светили в глаза фонариком и молотком стучали по коленкам. Как прозвучала эта страшная фраза про рентген мозга и как наконец ее подняли на четвертый этаж в отдельную платную палату.

Теперь я чувствовала себя совершенно разбитой – сказывалась усталость и бессонная ночь. Кроме того, мочевой пузырь готов был лопнуть, так что я попросила медсестру подежурить у постели Лили, пока я быстренько сбегаю в туалет. Я кинулась в противоположный конец коридора и бегом вернулась обратно, каждую секунду опасаясь, что она умрет, а меня не будет рядом. По пути назад я, как сквозь сон, почувствовала запах антисептика, смутно различила разноцветные картины на стенах, услышала тихое треньканье телефона. В палате, подходя к занавешенной постели Лили, я услышала голос медсестры.

– Перье? – она, казалось, была сбита с толку.

– Д-да… Пе-рье… – хрипло раздалось в ответ. – Пе-рье… – повторила Лили тихо.

Я отдернула занавеску.

– Лили, вы хотите пить? – спрашивала медсестра. – Воды?

Она налила немного воды из графина в чашку с носиком и поднесла к пересохшим губам Лили. Та по-прежнему не открывала глаз.

– Пе-рье, – снова пробормотала Лили, – хочу… Пе-рье.

– Да-да, я даю вам воду, вот, пожалуйста.

– Нет, Перье, – повторила она категорично. Медсестра посмотрела на меня и пожала плечами.

– Лили, вы хотите воды? Вам какую, простую или газированную?

– Нет, не надо воды. Перье! – пронзительно выкрикнула Лили, и вдруг я поняла.

– Она хочет «Лоран Перье»! – воскликнула я. – Это ее любимое шампанское. – Лили, – сказала я, хватая ее за руку, – ты хочешь «Лоран Перье»? Я сейчас, я сбегаю и куплю. Я принесу тебе целую бутылку. Я ящик принесу, только открой глаза! Лили, Лили, ты меня слышишь? – твердила я в отчаянии. – Это Фейт. Ты узнаешь меня?

Веки Лили слабо задрожали, затем она дважды моргнула – и широко открыла глаза.

– О-ох! – простонала она, и ее зрачки сфокусировались наконец на мне. Она подняла левую руку и поднесла ее к забинтованной голове. – О-ох, – пробормотала она снова. Потом закрыла глаза, потом вдруг опять распахнула, совсем ошарашенная. – О боже, Фейт, я и вправду серьезно напортачила.

– Лили! – взвизгнула я, сжимая ее руку. – О, Лили, слава богу, ты очнулась! Прости, что накричала на тебя, – добавила я. – Это из-за меня ты ударилась головой.

– Да нет, это ты меня прости, – прохрипела она. Мы с медсестрой помогли ей сесть. – Это я виновата во всем, – добавила она, еще не совсем придя в себя, – это я все неправильно делала.

– Но если бы я не кричала на тебя, ты бы не упала. Ты поскользнулась на номере «Вог».

– «Вог»! – простонала Лили, закатывая глаза. – На чем еще я могла поскользнуться! Естественно, только на нем. Но, Фейт, подожди – я должна тебе кое-что сказать, – добавила она встревоженно.

– Да ладно, – отмахнулась я.

– Нет, это очень важно, – настаивала она. – Проблема в том, что я не помню, что же это такое. Помню, что должна сообщить тебе что-то важное, а что именно… О! Вспомнила!

– Правда, Лили, это уже не имеет значения. Давай все забудем, хорошо?

– Нет, – сказала она. – Дело в том…

– Мне все равно, что ты скажешь, – снова повторила я. – Правда. Все это ерунда по сравнению с тем, что ты в порядке.

– Но это насчет… нее, – прошептала Лили.

– Кого?

– Мадам Овари.[144] Энди, – пояснила она.

– И что насчет нее?

Лили глубоко вздохнула и посмотрела на меня.

– Она не беременна, – уверенно заявила она.

– Что, прости?

– Энди не беременна, – повторила она.

– Что?

– Пирожки в духовке не пекутся. Там пусто.

– Да? – едва слышно произнесла я. – О! – И так как я была глубоко потрясена, я просто еще раз повторила: – О!.. Но откуда ты знаешь?

– Три недели назад я ходила на вечер в «Савой». Спускаюсь в туалет, а там Энди – бросает монетку и достает из автомата «Тампакс».

– А, – слабо отозвалась я, – понятно. Но, может, она покупала их для кого-то другого.

– Это маловероятно, поверь мне. К тому же она смутилась, поняв, что ее видели.

– А ты уверена, что это была она?

– О да. Я никогда с ней не встречалась, но хорошо знаю, как она выглядит. Это была она, – настойчиво повторила Лили.

– И ты считаешь, она не беременна? – тихо спросила я.

– Да. Именно это я пыталась сказать тебе вечером.

– Но подожди, Лили, – не выдержала я, и сердце подскочило. – Какого же черта ты не рассказала мне об этом раньше?

– Почему не рассказала раньше? – эхом отозвалась она, глядя в сторону. – Потому что я первосортная стерва, вот почему.

– Ты знала об этом в середине декабря? – Она виновато кивнула. – И промолчала? – Она кивнула еще раз. – Ты продолжала гнуть свое?

– Прости, Фейт, – прошептала она, крутя бинт на запястье. – Я должна была сказать.

– Вот именно! – крикнула я. – Должна была!

– Но я обманывала себя тем, что тебе уже все равно, я убедила себя, что ты теперь с Джосом.

– Но, Лили, ты же знала, что с ним я не чувствовала себя счастливой.

– Да, – пробубнила она. – Знала.

– И ты знала, что я хочу быть с Питером.

– Да, – жалобно сказала она, – ты права.

– О, Лили, – сказала я, – я не понимаю, как ты могла поступить так подло и низко.

Ее огромные карие глаза налились слезами.

– Прости меня, Фейт, – произнесла она, порывисто беря меня за руку. – Я была в такой ярости на Питера. Только когда ты рассказала о том, что он дал обо мне прекрасный отзыв, я осознала свою ужасную ошибку. Так что я попыталась сказать тебе про Энди, но ты уже ничего не хотела слушать, а потом я поскользнулась, прямо по Фрейду.

– Итак, Энди не беременна, – повторила я. Меня захлестнула волна такого счастья, что злость растаяла как дым. – Ты жива, – воскликнула я примирительно. – А Энди не ждет ребенка. Есть все-таки Бог на небе, – с благодарностью выдохнула я. А вслед за этим наконец расплакалась.

– Прости, – вымолвила Лили. Она огорченно хмурилась, подбородок дрожал. – Прости, мне правда очень жаль, – повторила она, и две огромные слезы скатились по щекам. Она протянула мне салфетку, потом взяла и себе. – Понимаешь, я была совершенно уверена насчет Питера, я была в ярости, я была…

– Одержима.

– Меня переполняла ненависть, – призналась она.

– Ты долго копила ее, это был какой-то гнойный нарыв.

– Да. Но ты же знаешь, карьера для меня все.

– И ты твердо решила наказать Питера за воображаемое предательство, но кончилось все тем, что ты наказала меня. О, Лили, – я покачала головой, – ты натворила столько бед.

– Да, – она шмыгнула носом. – Я знаю. Я бы все отдала, чтобы исправить это, Фейт, но я, честное слово, не знаю, что теперь можно сделать.

– Я знаю, – сказала я вдруг, прижимая еще одну салфетку к глазам. Подавив слезы, я посмотрела на часы, которые показывали уже половину пятого утра. – Я хочу, чтобы ты позвонила Питеру и рассказала ему то, что рассказала мне.

– Но он еще спит!

– Какая разница, он захочет это услышать.

– Но у меня нет с собой мобильника.

– В больнице есть телефон, – сказала я.

– Ну хорошо, – она высморкалась. – Давай его сюда.

Я прикатила телефон на колесиках к постели Лили, включила его в розетку и бросила несколько монеток. Потом набрала номер мобильного телефона Питера и передала трубку Лили. Она сделала глубокий вдох и заговорила.

– Питер, – сказала она тихо, – это Лили. Да, я знаю, что сейчас ночь. Но послушай, нет-нет-нет, подожди, есть кое-что, о чем ты обязательно должен знать…

Разговор занял не больше минуты, потом она протянула трубку мне.

– Фейт, – услышала я хриплый от волнения и усталости голос Питера. – Фейт!

– Да, дорогой, – всхлипнула я.

– Я возвращаюсь домой. Дай мне сорок восемь часов.

– С Новым годом! – сказал торговец газетами из магазина по соседству.

– И вас также! – радостно ответила я, покупая свежий номер «Мейл».

– Завели новую собачку? – спросил он, поглядывая на Дженнифер Анистон.

– Нет, просто присматриваю за ней, пока хозяйка в больнице.

– О, надеюсь, ничего страшного?

– Нет, – ответила я, – ничего страшного. Хотя, с другой стороны, – рассудительно добавила я, – это может закончиться очень серьезно.

– Так значит, она еще долго пробудет в больнице? – спросил он заботливо.

– Как можно дольше, – ответила я. Продавец посмотрел на меня недоуменно, но у меня не было времени на объяснения. Правда заключалась в том, что Лили наотрез отказывалась покинуть больницу. И я догадывалась почему.

– У меня не проходят… головные боли, – жаловалась она красивому консультанту-неврологу, мистеру Уолкеру, когда в тот же день я зашла ее проведать. Медсестра подозрительно хмыкнула в ответ.

– Что ж, Лили, мы сделали все анализы, – отвечал мистер Уолкер, глядя на градусник. – У вас был всего лишь глубокий обморок, теперь уже можно выписываться.

– О нет, – горячо возразила она. – Я уверена, мне необходимо еще одно обследование. Можно мне остаться еще на день?

– Но вы и так провели здесь уже три дня.

– О, прошу вас.

– Ну… у вас платная палата, так что, полагаю, это возможно, – согласился он. – Но завтра отправляйтесь домой.

– А что, если у меня наступит ухудшение? – радостно предположила она.

– Лили, с вами все будет в порядке.

– Но у меня, возможно, необратимые повреждения мозга, – продолжала она с энтузиазмом.

– Это крайне маловероятно.

– А можно я приду к вам на осмотр? – в отчаянии произнесла она, когда он уже собирался уходить.

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

– Но мне понадобится консультация, – возразила она, когда он уже раздвигал занавески.

– Ну хорошо, – сдался он. – Я осмотрю вас еще раз.

– Вы могли бы сделать это после обеда у меня дома, – предложила она. – Я как раз живу на Кингс-роуд.

– О! – Стрела наконец попала в цель. – Это заманчиво, должен признаться, но мне нужно подумать – врачебная этика и прочее. Кстати, – продолжал он, глядя на собачью сумку, принесенную мной по просьбе Лили, – я надеюсь, вы знаете, что здесь запрещается держать собак.

Лили виновато улыбнулась в ответ.

– Знаю, – сказала она, расстегивая сумку. – Но это всего лишь посетитель, да, дорогая? Она помогает мне выздоравливать, – добавила она, вынимая кряхтящую Дженнифер из сумки.

– У моей матери ши-тцу, – вдруг сказал мистер Уолкер.

– Не может быть! – в восторге воскликнула Лили.

– Честно говоря, ее демонстрировали в Крафтс.[145]

– Что вы говорите? – обрадовалась Лили. – А я как раз подумывала об участии Дженнифер. Ее собачий клуб называется «Дикая фантазия» – ее отец был из древнего рода. Но разве они не прелесть, эти собачки? – Переполняемая эмоциями, Лили сияла, а Дженнифер уставилась на доктора немигающим взглядом.

– Э… да, – сказал он примирительно. – Если вам так угодно. Но не думаю, что вам придется случать вашу собачку в этом году, – веско добавил он, – потому что, надеюсь, вы знаете, что она беременна.

Лили всплеснула наманикюренными пальцами и в ужасе зажала рот, глядя на Дженнифер.

– Моя мать раньше разводила собак, – объяснил мистер Уолкер, – так что я в этом уверен. – Он осмотрел Дженнифер, которая услужливо перевернулась на спину, и теперь, когда длинная светлая шерсть, обычно свисающая до пола, распалась на две половинки, стало видно, что животик и вправду припух. – Пока примерно месяц. Случались с ее здоров…?

– О, у нее полная страховка.

– Нет, я хотел спросить – вы случали ее со здоровым другом?

– Нет, – протянула Лили. – Я ее вообще не случала. Дженнифер! – повысила она голос. – Как ты могла! Маленькая потаскушка! – она посмотрела на меня. – Как ты думаешь, это ведь не Грэм?

– Нет, это полностью исключено.

– Должно быть, нашла себе «здорового друга» еще тогда, в декабре, когда она убежала из дома, – объясняла Лили, округляя и без того огромные глаза. – Она пробежала всю Кингс-роуд. Да-да, мисс Дженнифер Анистон, – она погрозила ей пальцем, – вы на четырех лапках одолели такое расстояние. Одному богу известно, на кого будут похожи ее щенки, – продолжала она с растерянным видом. – Вряд ли она повстречала собачьего близнеца Брэда Питта. Эх, – с тоской вздохнула она, – боюсь, это будут дворняжки.

– Не дворняжки, а помесь, – сухо поправила я. – И ничего в этом нет страшного.

– Но они как раз могут оказаться страшными, – сказала она. Я дипломатично промолчала. – Они могут оказаться уродливыми собачонками, Фейт. Но, с другой стороны… – вдруг воодушевилась Лили, – я могу сфотографировать ее для нашего журнала. Точно! – с энтузиазмом воскликнула она, хватаясь за мобильный телефон. – Я просто вижу это перед собой: обнаженная беременная Дженнифер на обложке. А что, Деми Мур можно, а Дженнифер Анистон нельзя? Решено, сделаем снимок в апреле, и весь номер будет посвящен собакам. Назовем его… не «Вог», а «Дог». Я найму самого лучшего фотографа, – продолжала она, набирая номер. – Алло, Полли? Слушай, это Лили. Я хочу, чтобы ты ангажировала для меня Джона Своннела.

– Не перевозбуждайтесь, – предостерег доктор Уолкнер. – Я осмотрю вас после обеда, договорились?

– О да! – сказала она с лучистой улыбкой. – Вы можете осмотреть меня в любое время. Фейт, – добавила она, когда мистер Уолкер удалился, – разве он не ангел? – Я кивнула. Он, безусловно, был интересным мужчиной, и, похоже, хорошим человеком. – Подумать только, – продолжала Лили, – я встретила этого божественного мужчину только благодаря тому, что ударилась головой. Ну, а как Питер? – спросила она. – Как ваши дела?

– Он возвращается домой завтра, – ответила я.

– Не забыла про роскошное нижнее белье? – встревожилась Лили.

– Не думаю, что оно мне понадобится, – с улыбкой ответила я.

На следующее утро я поднялась в половине четвертого, приняла душ и надушилась новыми духами «C'est La Vie!». Я приехала на работу в пятнадцать минут пятого взволнованная и счастливая. «Все обернулось к лучшему», – сказала я себе и принялась за изучение диаграмм и таблиц.

– Итак, нас ждет чудесный день, – радостно начала я, как обычно, в половине девятого.

– О чем это она? На улице мороз.

– Понемногу теплеет.

– Что за чушь – за окном минус два!

– И хотя вероятность выпадения осадков составляет шестьдесят процентов…

– Восемь, семь…

– Ничего страшного, если прольется немного воды.

– Шесть, пять…

– Дождь – это всего лишь дождь.

– Два, один…

– И к тому же без него не было бы радуги, не правда ли?

– Она что, травку курила?

– Так что одевайтесь потеплее, захватите на всякий случай зонтики – и счастливого вам дня.

– Ноль.

– Спасибо, Фейт, – сказал Терри, а Татьяна жеманно улыбнулась, сидя рядом с ним на диване. – Ты – светлая душа. – Я улыбнулась в ответ. – А теперь, – сказал он, следя за бегущей строкой, – важное, но, боюсь, тревожное сообщение о наличии фторида в воде, которую мы пьем. Должны ли местные власти обладать правом обязать компании-производители воды добавлять этот сомнительный химический продукт в наш богатый вомбатом[146] крем для лица «Клинтон»… – Терри осекся и в замешательстве бросил косой взгляд на камеру. – Приватизация строений, изучение нервных тканей, оборки из барсучьего меха… птичка… – попытался он продолжить, замолчал, бегая глазами по бессмысленным строчкам, скользящим по экрану беспрерывным и совершенно бессвязным потоком. – Размер бюста, – медленно прочел он, нервно проводя пальцем под воротником. – Конфиденциальные взносы налогоплательщика… набережная Ливингстон… лак для волос…

Я не могла отвести изумленного взгляда. Он ерзал на розовом студийном диванчике, его лицо пылало.

– Что за чушь?! – услышала я шепот Даррила над ухом. – Лиза, в чем дело?

– Розовый военный вертолет…

– Но я не понимаю, что происходит, – прохныкала она. – Все тексты перепутались.

Слушая перебранку за кадром, я неожиданно перевела взгляд на Татьяну. На ее губах притаилась знакомая тонкая улыбка.

– Боже мой, Терри, – промурлыкала она в эфир, – похоже, дело у тебя сегодня не ладится.

– Вообще-то я…

– Возможно, проблемы со зрением – это неудивительно в твоем возрасте, – дерзко бросила она. – Покажись врачу. Ну а мы, уважаемые зрители, перейдем к следующей теме – новый взгляд на проблемы общественного транспорта. У нас в гостях мэр Лондона Кен Ливингстон, с которым мы и поговорим о субсидировании метрополитена. Доброе утро, Кен, – обворожительно улыбнулась она. – Добро пожаловать к нам в студию!

Я бегом поднялась к себе и набрала номер Софи.

– Ты видела Терри? – выпалила я.

– Да! – она захихикала. – Какой позор! Мне чуть не стало его жаль, – добавила она. – А ты читала сегодняшнюю «Дейли Мейл»?

– Нет. А что там?

– Я!

Я схватила газету, быстро просмотрела и вдруг увидела огромную фотографию Софи в элегантном брючном костюме. Заголовок гласил: «Большая удача Грега ДАЙКА!» Софи Уолш, недавно уволенная из «Утренних новостей» после разоблачения секретов ее личной жизни, подписала годовой контракт с Би-би-си на двести тысяч фунтов. По особому распоряжению Генерального директора Грега Дайка лесбиянка, не отрицающая своей сексуальной ориентации, будет представлять теперь новую телевизионную версию передачи «Лабиринт морали» на Би-би-си. Критики уже говорят о ней, как о преемнице Джереми Паксмана.

– Софи! – воскликнула я. – Ты – звезда!

– Это ты помогла мне, Фейт, – сказала она.

– Нет, это Терри и Татьяна.

– Да, – рассмеялась она. – Пожалуй, они тоже. Больше никаких старушек-прорицательниц, – ее голос звенел от счастья, – поделок из старых чулок и прочей чепухи. Никаких испорченных текстов на телесуфлере и выходов в эфир ни свет ни заря. А главное, моя сестра наконец-то подала на алименты в Агентство защиты детей.

– Ура!

– А ты как, Фейт? У тебя все в порядке? Я видела тебя по телевизору, и мне показалось, ты счастлива.

Я покрутила обручальное кольцо на пальце.

– Да, я очень счастлива, – призналась я. Мы с Питером еще не рассказали детям о том, что он возвращается. Мы хотели сделать им сюрприз. Родители забрали их на неделю, чтобы съездить покататься на сноубордах, так что когда вернутся, они обнаружат, что он уже дома.

Итак, пятого января я сидела в гостиной вместе с Грэмом и ждала Питера, который должен был приехать с минуты на минуту. В холодильнике лежала бутылка шампанского и все для ризотто из морепродуктов – его любимого блюда. Я подписала открытку с сердечком на наш свадебный юбилей. И так как завтра было шестое, Крещение, когда все рождественские украшения уже должны быть сняты, я решила не рисковать. Хватит с нас плохих примет и событий, решила я и сняла с елки фею. Потом отцепила гирлянды, разноцветные игрушки и сияющие звезды. Вдруг Грэм залаял и бросился к двери, потому что кто-то повернул ключ в замке.

– Питер! – Я обвила руками его шею, он обнял меня за талию. – Питер! – повторила я. Грэм подпрыгивал рядом, норовя лизнуть его в ухо. – О, Питер! – повторила я еще раз.

Он снял пальто, взял меня за руку и повел наверх.

– О, Фейт! – Мы молча стояли, обнявшись, посреди спальни в мерцающем свете свечей. – О, Фейт, – прошептал он снова, – мы чуть не потеряли все это…

– Знаю.

– Все так… запуталось.

– Да, – я погладила его по волосам, – но теперь все хорошо.

Потом мы еще полчаса лежали в постели. Грэм тоже запрыгнул к нам и блаженно улегся посередине, положив морду на лапы.

– Я люблю тебя, – сказала я, гладя собаку по шелковистым ушам.

– Я тоже тебя люблю, – сказал он.

– Мамочка и папочка оба любят тебя, – сказала я.

Грэм глубоко и довольно вздохнул.

Мы оделись и спустились вниз, Питер открыл шампанское. Я принялась готовить ризотто, и пока я помешивала рис, мы обсуждали события последних дней.

– Ты отозвала бумаги по разводу? – спросил Питер.

– Да, конечно. Я позвонила Роури Читем-Стэббу в офис пару дней назад и оставила сообщение на автоответчике.

– А что с предварительным решением суда?

– Ничего. Но мы можем послать письмо в суд с просьбой отклонить наше прошение.

– Оливер ушел из «Фентон и Френд», – сказал Питер, накрывая на стол.

– Какое облегчение!

– Да. Хотя я, пожалуй, поступил с ним слишком сурово. Я ведь думал, что всю эту грязную историю с публикациями в прессе организовал он, узнав о моих планах занять место руководителя. Мне и в голову не могло прийти, что это Лили, я думал, она не способна сделать что-нибудь, что может причинить тебе боль.

– Она просто убедила себя, что ты отменный негодяй, дорогой, и что все ее действия направлены на мое благо. Ей казалось, она освободит меня от скуки и рутины, в которую превратилась наша жизнь с тобой.

– Что ж, какое-то время ты была свободна.

– Да, но потом мне захотелось все вернуть назад. Мне нравится рутина, я согласна на однообразную жизнь, – я поцеловала его, – если это жизнь с тобой. Ты простил Лили? – спросила я, включая плиту.

– Да, – задумчиво сказал он. – Простил. Она сказала, что действительно раскаивается, мне этого вполне достаточно.

– А как Энди? – спросила я, подливая бульон. – Она бросалась вещами?

– Нет. Она поняла, что игра окончена и нет смысла делать глупости.

– Она все-таки была беременна?

– Нет, но думала, что была. У нее случилась двухмесячная задержка, так что она была уверена, что все так. На самом деле она не врала мне – полагаю, это была ложная беременность.

– Но мне казалось, она делала тест?

– Да, но она была так увлечена мыслью о беременности, что не прочла листок-вкладыш и неправильно истолковала результат. А когда в декабре поняла, что ошиблась, она уже не могла решиться сказать мне правду. Я бы и сам скоро все понял, так что звонок Лили только подстегнул события.

К этому времени ризотто было готово, мы уже допили шампанское, чуть-чуть захмелели и чувствовали приятную слабость. Питер вымыл листья салата и приготовил французский соус, мы открыли бутылочку хорошего белого вина. Мы сидели и разговаривали при свете свечей, а я смотрела на лицо Питера и думала – я так тебя люблю. Никого и никогда я не смогу полюбить так, как тебя. Я чуть не потеряла тебя, но теперь мы снова вместе.

– Мы переедем, – сказал Питер. – Как ты думаешь, стоит?

– Да. Давай.

– Начнем все сначала.

– Ммм.

– Это новая глава, Фейт. Действительно новая жизнь.

– И наш хеппи-энд.

– Да, согласен. О, Фейт, нам так повезло, – добавил он, откладывая вилку. – Я хочу сказать, я ведь едва сбежал от нее.

– Да, – вздохнула я.

– А ведь как не хотелось снова совершать джентльменский поступок! – добродушно рассмеялся он.

– Что ты хочешь сказать?

– Не хотелось опять поступать, как подобает порядочному мужчине, – повторил он. – С Энди.

– В каком смысле – опять?

Он смотрел на меня не мигая.

– Фейт, ты же прекрасно знаешь, о чем я.

– Нет, – тихо сказала я. – Не знаю.

– Знаешь, – настойчиво повторил он, и сердце у меня упало. – Послушай, я ни о чем не жалею, дорогая, но ты же помнишь, что я уже однажды поступил так, как подобает порядочному мужчине, когда мне было двадцать лет. Я не хотел, чтобы мне пришлось проходить это заново.

– На что ты намекаешь? – спросила я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

– Я ни на что не намекаю. Я говорю.

– Что?

– О, Фейт, – вздохнул он устало. – Мы через многое прошли. Давай передохнем.

– Нет, – настаивала я, крутя в руках бокал. – Ты только что намекнул на что-то не очень… лестное.

– Послушай, дорогая, – сказал он, – мы же оба знаем, что ты была беременна, когда мы поженились. Но, честно говоря, дело не в этом. Все обернулось прекрасно, мы были счастливы, мы и сейчас счастливы, так что давай оставим этот разговор.

– Нет, не оставим. Твое замечание звучит оскорбительно.

– Прости, но ведь это правда.

– Мы поженились, потому что любили друг друга, Питер.

– Да, – сказал он устало, – это так. Но главная причина была в том, что, как ты помнишь, ты была на третьем месяце. А теперь давай все-таки сменим тему, потому что моя маленькая шутка явно не удалась.

– Ах, так это была шутка, да? – горячо выпалила я. – А знаешь, Фрейд считал, что просто шуток не бывает, Питер, и теперь мне предельно ясно, что все эти годы ты винил меня в глубине души.

– Естественно, я не собирался жениться в двадцать лет, Фейт, но я и не собирался оставить тебя в трудную минуту.

– О, как это благородно с твоей стороны! – воскликнула я с сарказмом. – И ты, полагаю, считаешь, что я должна быть тебе благодарна?

– Нет, я так не считаю, – ответил он.

– Мне не нравится, что ты вспомнил об этом и намекаешь, будто я заманила тебя в ловушку, а ты исполнил свой долг, хоть это и правда. Потому что я считаю, не было никакой необходимости затрагивать эту тему именно сегодня, после всего, что мы пережили за этот год, и именно тогда, когда мы решили снова быть вместе и все было так хорошо.

– Все и сейчас хорошо.

– Но ты явно винишь меня только потому, что когда-то я не хотела принимать таблетки, так как меня от них тошнило. Я, между прочим, тоже кое-чем пожертвовала, я не получила диплом, я воспитывала детей, я не могла зарабатывать больших денег, и я не понимаю, почему надо было заводить разговор об этом именно сейчас.

– Полагаю, просто потому, что ложная беременность Энди вернула меня к этим воспоминаниям.

– Но меня оскорбляет то, что ты сказал, во мне поднимаются очень нехорошие чувства. В конце концов, такие вещи случаются, Питер, они случаются каждый день, и я не специально это сделала, так что я считаю, ты не в праве говорить мне об этом, причиняя такую боль.

– Просто забудь, хорошо? – сказал он, собирая тарелки. – Я сам не понимал, что задеваю за живое.

– Разумеется, ты задел за живое, потому что ты обвинил меня в коварстве и хитрости, в том, что я заманила тебя в ловушку, и может быть – да, может быть, именно поэтому ты завел роман на стороне – чтобы наказать меня за то, в чем ты тайно винил меня все эти годы. Но, как тебе хорошо известно, Питер, в зачатии ребенка участвуют двое, это не было непорочное зачатие, и мне не понравилось то, что ты сказал, потому что и мне тоже пришлось несладко.

– Что ж, возможно, тебе нужен был роман на стороне, – сказал он. – Возможно, нам обоим это было нужно. – Я уставилась на него. Потом отвела глаза. – Возможно, нам обоим нужна была небольшая смена декораций, – услышала я. – Разве не этого ты хотела, Фейт?

– Да, – хрипло ответила я. – Я хотела этого. Хотела, – прошептала я. – Мне давно уже было интересно, а что, если?..

– И мне. И мы выяснили. Но «если» не сделало нас счастливее, ведь так?

– Так, – пробормотала я. – Не сделало.

– А теперь мы счастливы? Моя злость улетучилась.

– О да, – сказала я, и глаза защипало. – Я счастлива, – добавила я, а Питер привлек меня к себе.

– И я, – сказал он. – Я счастлив, потому что у меня есть ты и моя вера. Так что, пожалуйста, не сердись, милая. – Я кивнула. – Потому что мы снова вместе. Мы снова вместе, – повторил он, обнимая меня. – Не знаю, навсегда ли, – добавил он. Я посмотрела на него. – Но основания для этого есть. Знаешь, как это ни странно, Лили, возможно, оказала нам услугу, – сказал Питер, и прижал меня к себе еще крепче.

– Да, – улыбнулась я. – Возможно, ты прав.

В половине четвертого утра запищал будильник, и я выскользнула из постели; Питер заворочался, но не проснулся. Все как раньше, подумала я, глядя на него. Вот он спит, и словно не было этого года, врезавшегося клином в нашу жизнь, словно это был дурной сон. Принимая душ и одеваясь, я думала о том, что сегодня годовщина нашей свадьбы. Сегодня нашему браку исполняется шестнадцать лет. Я оставила поздравительную открытку на подушке, чтобы Питер нашел ее, когда проснется, обняла Грэма и спустилась к машине.

Приехав на работу, я улыбалась коллегам направо и налево, пока шла к своему столу, потом выпила, как обычно, двойной эспрессо и включила компьютер с радугой на заставке. Я подумала, вот моя радуга. А чтобы увидеть радугу, вспомнила я, нужно повернуться спиной к солнцу. Я снова счастлива, думала я, просматривая газеты. Теперь я в этом уверена.

На первой странице «Таймс» я с удивлением обнаружила небольшую статью о Лили. «Новая улучшенная версия журнала „Я сама"» – гласил заголовок. Лили Джейго, главный редактор журнала «Я сама», призывает своих коллег-издателей поменять глянцевые обложки на матовые после того, как с ней произошел несчастный случай – она поскользнулась на обложке журнала «Вог». Лили Джейго представляет новый тип матовой обложки, которая сохранит все сияющие оттенки красок. Я улыбнулась, перевернула страницу. И увидела фотографию Роури Читем-Стэбба. «Судится знаменитый адвокат по бракоразводным процессам». Я пробежала глазами статью. Роури Читем-Стэбб… прославившийся своей бульдожьей хваткой… обвиняется в нарушении профессиональной этики. Почему? Что такого он мог натворить? Как стало известно, он неоднократно вступал в интимные отношения со своими клиентками. О боже. Уильям Томпсон подал жалобу в суд, заявив, что одно дело – состоять с его женой в любовной связи, и совсем другое – требовать деньги за проведенное с ней время. Теперь я взялась за другие газеты – информация уже просочилась в желтую прессу. «АДВОКАТ ИМЕЕТ КЛИЕНТУРУ» – издевалась «Сан», цитируя слова мистера Томпсона, заявившего, что, так как он оплачивает счета по бракоразводному процессу, он не желает быть использованным дважды. На сегодня запланировано слушание в суде, – поясняла газета. Я почувствовала жалость к Читем-Стэббу. С другой стороны, я совсем не удивилась: в известном смысле к нам ко всем он относился как к «своим» женам.

Когда я проснулась в обед, я позвонила Питеру. Он уже читал газеты.

– Бедняга, – сказал он. – А с тобой он не заигрывал?

– Сожалею, но должна признаться, что нет.

– Ах, как жаль, дорогая, но ничего, не расстраивайся. Кстати, Фейт, – добавил он, – ты точно уверена, что он отозвал наше заявление по окончательному решению суда?

– Да, иначе и быть не может, – сказала я. – Он знает свое дело.

– Возможно, но лучше все-таки позвони его заместителю и уточни.

– Хорошо, – согласилась я. – Позвоню.

И я позвонила в приемную Роури Читем-Стэбба. Секретарша сказала, его нет на месте.

– У него сегодня довольно трудный день, – тактично объяснила она.

– Конечно, – сказала я. И спросила, нет ли кого-либо, кто заменяет его на время и мог бы мне помочь. Она ответила, что да, есть адвокат, которому известно о моем деле, но он только что ушел обедать.

– Видите ли, – сказала я, – я просто хотела убедиться, что мистер Читем-Стэбб успел получить мои указания по поводу отзыва бумаг об окончательном решении суда.

– О, я уверена, что все в порядке, но единственный человек, который мог бы ответить на все ваши вопросы, это мистер Блейк, а его не будет до половины третьего.

Так что я выгуляла Грэма, потом сделала небольшую уборку. Я заново разложила вещи Питера в шкафу, повесила его пальто на вешалку в холле. Запустила посудомоечную машину, добавив последние капли финского ополаскивателя для посуды, выигранного год назад. Наконец, достала из стола нашу свадебную фотографию, протерла ее и вернула на старое место. И мысленно завязала узелок, чтобы не забыть починить то самое зеркало-солнышко, которое подарила Лили. Солнце вернулось в нашу жизнь, поняла я. Оно снова светит нам. Дождавшись половины третьего, я позвонила мистеру Блейку.

– Понимаете, мы с мужем помирились, – изложила я суть дела. – Так что три дня назад я оставила сообщение мистеру Читем-Стэббу на автоответчике. Я просила его отозвать заявление об окончательном решении суда, которое, по моим подсчетам, должно было бы вот-вот состояться.

– Давайте посмотрим. Так… предварительное решение по вашему делу датируется двадцать вторым ноября, – начал он, – так что прибавляем ровно шесть недель и один день, плюс три праздничных дня, – продолжал он, – получается… шестое января.

– Шестое января? – повторила я. – Но это сегодня.

– Ммм, да, – сказал он. – Совершенно верно.

– Что ж, в этом случае мне непременно нужно узнать, отозвал он бумаги или нет. Собственно, поэтому я и звоню.

Я услышала шорох переворачиваемых страниц – мистер Блейк просматривал папку с нашим делом.

– Честно говоря, – услышала я, – здесь нет никаких пометок о том, что он выполнил ваши указания. Более того, судя по всему, я могу с уверенностью сказать – он этого не сделал.

– Что?

– Ответ отрицательный.

– Он ничего не сделал?

– Боюсь, что нет, миссис Смит.

– Но я не понимаю, – дрожащим голосом сказала я. – Я же оставила ему сообщение три дня назад, я четко сказала, что дело должно быть срочно остановлено.

– Что ж, мне очень жаль, миссис Смит, но похоже, дело не было остановлено. Клиенты редко, крайне редко меняют свое решение на этом этапе, и в любом случае у мистера Читем-Стэбба чрезвычайно много работы.

– Да, – сказала я, – знаю. Но это было очень важно, – добавила я. – Видите ли, мы с мужем больше не хотим оформлять развод.

– Что ж, мне очень жаль, – повторил он, а я запаниковала. – Ваше заявление уже ушло. Оно было отправлено в суд сегодня утром.

– Но тогда его надо как можно скорее аннулировать.

– Но это невозможно. Видите ли, их рассматривают очень быстро. Боюсь, окончательное решение будет вынесено и оформлено до окончания сегодняшнего рабочего дня.

– Но я не хочу этого, – настаивала я в отчаянии. – Я не хочу разводиться!

– Что ж, мне больно говорить это вам, но боюсь, уже слишком поздно.

– Слишком поздно? Нет! Этого не может быть! Поймите, мистер Блейк, я была замужем, и я хочу остаться замужем.

– Послушайте, – он немного повысил голос. – Не хочу показаться невежливым, но уже ничего нельзя изменить.

– Но я…

– Мне жаль, миссис Смит. Мне действительно очень жаль. Вам придется обсудить это с мистером Читем-Стэббом, когда он вернется, а мне сейчас нужно срочно отправляться на деловую встречу.

Я повесила трубку, услышав гудки, и уставилась в пустоту невидящим взглядом. Боже, боже. Мы не хотели разводиться. Мы решили остаться мужем и женой на всю оставшуюся жизнь. Я позвонила Питеру и сообщила новости.

– Вот черт! – воскликнул он. – Что за напасть! Я тоже подам в суд на Читем-Стэбба за профессиональную некомпетентность.

– Но что же нам делать, Питер? – простонала я. – Наш развод будет оформлен сегодня.

– Позвони Карен, – сказал он. – Спроси у нее. Она что-нибудь посоветует.

И я позвонила ей.

– Какой ужас, – сказала она. – Читем-Стэбб должен был сделать все незамедлительно. Особенно учитывая то, что он знал о приближающемся сроке окончательного решения суда.

– Мистер Блейк сказал, что уже ничего нельзя сделать, – объяснила я, и в уголках глаз появились слезы. Я смотрела на нашу свадебную фотографию. Время шло неумолимо.

– Есть еще кое-что, что можно попытаться сделать, – сказала Карен. – Последний шанс. Вы могли бы попытать удачи в «Фест Авеню Хаус».

– Что это?

– Это здание суда, там находится Главная канцелярия, и именно там бракоразводные документы заверяются печатью. Шансы невелики, но, с другой стороны, терять вам нечего. Это на Хай-Холборн, сорок два, – сказала она. – Поезжайте туда прямо сейчас, попросите кого-нибудь из клерков найти ваше дело, и, возможно, если повезет, оно будет еще не проштамповано. Но вам надо поторопиться, – добавила она, – они закрываются в половине пятого. – Я посмотрела на часы – боже, боже – уже почти без пяти три. Я поблагодарила ее и перезвонила Питеру.

– Ты можешь выехать прямо сейчас? – спросила я его.

– Нет, у меня встреча с трех до четырех.

– Надо обязательно перехватить бумаги, это срочно.

– Невозможно – я встречаюсь с председателем, Джеком Прайсом. Но могу выехать сразу после этого, – добавил он. – Тебе лучше взять такси.

– Не могу рисковать, вдруг я застряну в пробке. Нет, поеду на метро.

– Жди меня на станции «Ченсери-Лейн» в десять минут пятого.

Я выскочила из дома, чувствуя бешеный прилив адреналина, кровь стучала в ушах. Мне повезло, поезд подошел через две минуты, но каждый раз, когда он останавливался в туннеле, я начинала паниковать и смотреть на часы. В три сорок я была на вокзале Виктории, в три пятьдесят на «Оксфорд». Но я забыла, какой длинный переход с Виктории на Центральную линию. И естественно, народу была тьма тьмущая, и, естественно, эскалаторы шли только вниз. Так что к тому времени, как я добралась до «Ченсери-Лейн», было пятнадцать минут пятого. Питер уже ждал, он выглядел измученным.

– Пошли! – сказал он. – Мне кажется, нам в эту сторону.

Мы повернули налево, прошли мимо здания «Пруденшл»[147] из красного кирпича и устремились в направлении отеля «Сент-Гилз». Номера сорок два нигде не было видно, уже почти стемнело, потом я разглядела номер двести тридцать шесть.

– Питер! Мы идем в другую сторону! – сказала я. – Нам надо обратно.

Мы бросились обратно к метро, почти бегом. Мы пролетели мимо ресторана «Юнайтед Хаус», мимо телефонной компании «Райманс» и садика Грейз-Инн. Мы замедлили шаг перед массивным зданием со множеством вывесок, но номера сорок два не было. Мы остановились, подумав, что сорок второй номер, возможно, находится на другой стороне улицы.

– Простите…

Я обернулась. Передо мной стояла пожилая женщина и с любопытством меня разглядывала. Ей было лет восемьдесят, если не больше. Она была крошечная, немного сутулилась, волосы казались совершенно белыми. Она смотрела на меня с чуть смущенной улыбкой.

– Простите, – повторила она. – Мы не знакомы?

– Нет, я…

– Я где-то вас видела, я уверена, что видела.

– Нет, правда, мы не знакомы, и, честно говоря, я очень спешу…

– А, вспомнила! – воскликнула она. – Вы та девушка с телевидения! – Я вздохнула и кивнула в ответ. – Постойте, я только хочу вам сказать… – Я сжалась, готовая к тому, что вот сейчас она скажет что-нибудь неприятное, как тот парень в «Теско». – Я только хочу вам сказать, как вы мне нравитесь, – продолжала она. – Вы придаете мне сил на весь день. Да, придаете мне сил, – повторила она радостно, кладя сухонькую руку мне на запястье. Я взглянула на эту руку: под тонкой сухой кожей просвечивала сеточка голубых вен. – Да, – блаженно повторила она, – ваши прекрасные прогнозы погоды просто поднимают настроение.

– Как это мило с вашей стороны, – ответила я, – но боюсь, у меня сейчас нет возможности поговорить с вами, я…

– И знаете, особенно вы помогаете мне в последнее время, потому что три недели назад у меня умер муж.

– О!

– Мы соболезнуем, – сказал Питер. – Печально.

– Да, это печально, – сказала она. – Мы были женаты шестьдесят лет, – объяснила она. – Понимаете, мы поженились, когда нам было двадцать. Это не то, что в нынешнее время. – Она вытащила из рукава носовой платочек. – Теперь так поздно выходят замуж. Шестьдесят лет, – повторила она с тоской, промокая глаза.

– Это замечательно, – сказала я. – Но, видите ли, нам надо…

– А знаете, в чем секрет? – Я покачала головой. – В любви. Я всегда говорила мужу, как сильно я его люблю. Каждый день я повторяла ему: «Я люблю тебя, Гарри. Я всегда буду любить тебя». И знаете, так оно и было, так оно и есть. Надеюсь, вы не против, что я вам все это рассказываю, – добавила она. – Просто у меня такое чувство, будто мы старые знакомые, в каком-то смысле.

– Нет, что вы, я ничуть не против, – сказала я, чувствуя боль в горле. – И мне очень жаль, что вы остались одна, но дело в том…

– Вы женаты?

– Да, – сказал Питер. Я кивнула.

– Я так и подумала. У вас вид влюбленных. Я улыбнулась.

– Мы пока женаты, – сказал Питер. – Но, понимаете, нам надо спешить к «Фест Авеню Хаус», иначе будет оформлен наш развод, так что извините, не хочу показаться грубым, но нам надо бежать.

– О, я понимаю, – сказала она. – Не позволяйте мне больше болтать. Бегите, милые. Удачи, – добавила она. – Это придало мне сил. Встреча с вами. Надеюсь, вы тоже проживете вместе шестьдесят лет.

Теперь, когда мы повернулись и бросились вперед, мы наконец увидели нужное здание.

– Вот оно! – крикнул Питер. – Вот оно! Быстрее! – И в ту же секунду мы услышали два долгих звучных удара колокола. Мы продолжили путь, словно на эшафот, зная, что пробило половину пятого. И вот мы остановились перед тяжелыми дубовыми дверями. Они были заперты.

– Опоздали, – пробормотала я. Питер кивнул. – Слишком поздно, Питер. Слишком поздно. Мы разведены, – добавила я, качая головой. – Мы никогда не хотели, чтобы это случилось.

– Никогда.

– Мы разведены, – повторила я со слезами в голосе.

Мы стояли перед тяжелой дверью, несчастные и беспомощные. Питер взглянул на меня. Его лицо было абсолютно серым.

– Господи боже, – прошептал он.

В тяжелом молчании мы побрели прочь, туда, откуда пришли. Питер неожиданно вынул из кармана красный конверт и протянул мне.

– Это поздравление с годовщиной свадьбы, – сказал он. – Может, сейчас это совсем не к месту Мы разведены, – добавил он, не веря. Питер выглядел таким же несчастным, как и я. – Но, с другой стороны, – продолжал он, обнимая меня за одно плечо, – с другой стороны, мы же не расстаемся. Да, возможно, формально мы в разводе, Фейт, но мы по-прежнему вместе.

– О да, это правда. Мы вместе.

– Фактически, мы никогда еще не были настолько вместе, а?

– Не были, – сказала я. – Никогда.

– И вообще, что такое брак в конечном счете? – добавил он, оживляясь. – Всего лишь штамп на бумаге!

– Конечно.

– Я хочу сказать, миллионы людей просто живут вместе.

– Да, конечно.

– Так что мы можем пожить в гражданском браке, а, дорогая?

– Да, – шмыгнула я носом, – можем. – Я почувствовала, что настроение начинает потихоньку подниматься. Мы шли по улице, а над нами в чернильном небе висела абсолютно круглая серебристая луна. Что там предсказывал мне гороскоп? Что к январскому полнолунию я пойму, почему один человек продолжает любить меня, несмотря ни на что. А гадалка сказала, что я разведусь. Все так и случилось.

– Поживем гражданским браком, – повторил Питер, беря меня за руку. – А потом знаешь, что можно будет сделать?

– Нет. Что?

– Ну, это же очевидно. Мы сможем снова пожениться.

– Ммм.

– Сделала же так Элизабет Тейлор, так почему бы и тебе не выйти замуж за бывшего мужа? Что нам мешает это проделать, милая? Давай-ка снова зарегистрируемся. Или тебе больше по душе венчание в церкви?

– Ну…

– А, нет, этого мы сделать не сможем, – добавил он, – католикам не разрешается повторно венчаться в церкви. С другой стороны, – продолжал он весело, – возможно, для нас сделают исключение, как для разведенных, которые желают соединиться узами брака друг с другом. Попробуем, дорогая? Я мог бы написать Папе Римскому.

– Ммм…

– Будет очень приятно отпраздновать еще одну свадьбу, правда? – продолжал он. – Мне нравится эта мысль. Как ты думаешь, Лили согласится снова быть подружкой невесты? И как, ты считаешь, я должен быть одет? Грэм может быть нашим шафером. У него хорошо получится. Мы повяжем ему белый бантик – дети будут в восторге, – да, я так и вижу это. И на этот раз мы можем устроить по-настоящему шикарный прием, в дорогом отеле. Наймем джаз-бэнд, – продолжал он мечтательно. – Закажем отличное марочное шампанское, конечно. И есть еще один плюс – мы получим много подарков. Да, Фейт, мы можем отлично повеселиться. Тебе нравится эта идея? Прекрасная свадьба. И конечно, волшебный медовый месяц. Давай же, дорогая, скажи что-нибудь. Ты что-то притихла. Как ты на это смотришь? – Я взглянула на него снизу вверх и улыбнулась.

– Питер, – сказала я осторожно. – Это звучит восхитительно. И я очень польщена, поверь. Но не слишком ли ты… торопишься?

– Тороплюсь?

– Видишь ли, милый, я действительно думаю, нам не стоит принимать необдуманных решений. В конце концов, замужество – это очень серьезный шаг.