Стеклянная свадьба

Апрель

Я почти не хожу в церковь. Наверное, в компенсацию за все те годы, когда мы ежедневно ходили на мессы в Сент-Беде. О да, у нас было достаточно месс, чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь. И хотя теперь я отклонилась от прежнего жизненного пути, но все же не могу полностью отказаться от старых привычек. Если уж был католиком, как говорится… И это верно. Хотя я не была на исповеди больше десяти лет и не знаю, о чем рассказала бы. В юности я любила исповеди. Мне нравилось выходить из этой маленькой деревянной будки, ощущая себя абсолютно чистой. Монахини учили нас, будто наши души напоминают белые рубашки, испачкавшиеся от ежедневной носки. Они объясняли, что маленькие грехи могут оставить маленькие пятна, подобные пятнам от фломастера, яичницы или чая. Но смертные грехи, говорили они, оставляют большие грязные пятна, будто от кетчупа, черной краски или растительного масла. Они утверждали, что ходить к исповеди – все равно что помещать свои души в стиральную машину. А когда Лили спросила, при какой температуре их стирают – сорок или шестьдесят градусов, ее заставили написать двести раз: «Я не буду шутить». Но большинство из нас действительно верили, будто после исповеди наши души становятся ослепительно чистыми. Мне до сих пор хочется думать, что это правда. Иногда я даже испытываю соблазн совершить нечто по-настоящему греховное и затем исповедаться, чтобы ощутить это особое состояние отпущения грехов. Но нет, я не очень хорошая католичка. Как я уже говорила, я редко хожу к мессе – только на Рождество и Пасху. А поскольку Питер забрал детей и Грэма на Пасху, я позвонила Лили, чтобы узнать, не пойдет ли она со мной.

– Мы могли бы пойти в Вестминстерский собор, – предложила я.

– Спасибо, но нет, – ответила она. – Я уже договорилась пойти в церковь Святой Троицы в Бромптоне.

– Но это же англиканская церковь, – удивилась я.

– Да-а, – подтвердила она. – Но мне кажется, что я будущая англиканка.

– Я знаю подлинную причину, – со смешком заметила я. – Ты надеешься, что там будет много интересных мужчин.

– Фейт! – потрясенно воскликнула она. – Какой подозрительной особой ты стала в последнее время. Но, знаешь, – добавила она, явно поднося ко рту сигару, – там очень приятный викарий. Но самое главное – у них есть превосходный приют, где я могу оставить Дженнифер Анистон.

Так что в воскресенье на Пасху я отправилась в церковь одна. Я решила пойти в ближайшую церковь Святого Эдварда на Чизуик-Хай-роуд. В половине одиннадцатого я сидела там на скамье справа посередине, вдыхая едкий, но привычный запах ладана, воска и пыли. Я смотрела на большое распятие и скульптуры в свете церковных свечей, пламя которых колыхалось на легком ветерке. И я погрузилась в размышления о том, что произошло со мной за последние три месяца.

– Бог милосерден, – произнес священник. В январе я была абсолютно счастливой замужней женщиной. Бог милосерден. Три месяца спустя я оказалась обманутой женой, стоящей на пути к разводу. Бог милосерден. С мужем, живущим где-то в чужом доме. Давайте помолимся. Когда мы склонили головы, чтобы поразмыслить о чуде Воскресения, я подумала, можно ли будет воскресить и мой брак, хотя по-прежнему сомневалась, возможно ли такое. Потому что в нашей жизни теперь постоянно каким-то образом присутствовала Энди, делая ее «слишком переполненной». Во всяком случае, предсказательница, читавшая по пальцам ног, сказала мне, что я непременно разведусь. Какая же это неприятность. Какая неприятность! Я заставила себя сосредоточиться на службе, когда мы встали, чтобы прочитать «Верую».

Верую во Единого Бога… Зачем ходить в церковь, если во время службы ты думаешь о другом? Отца Всемогущего… Я поймала себя на том, что думаю, часто ли Питер встречается с этой американской коровой. Творца неба и земли… Я никогда не спрашивала его, потому что, честно говоря, не хотела знать. Всего видимого и невидимого… Но одно безусловно, если он видится с ней, значит, и я имею право встречаться с другими мужчинами. И во Единого Господа, Сына Божия Единородного… И мне подумалось о том, с каким нетерпением я жду встречи с Джосайей. От Отца рожденного прежде всех веков. Сейчас он работает в Манчестере. Бога от Бога, Света от Света… Поэтому он мне сразу не перезвонил. Бога истинного от Бога истинного… Но затем он услышал мое сообщение на автоответчике и позвонил. Который ради нас, людей… Просто поразительно!…воплотился от Духа Святого… Он наверняка делает блестящие декорации…и Марии Девы… А выглядит просто божественно…и стал человеком… Да, он чрезвычайно привлекательный мужчина. Был распят за нас при Понтии Пилате. Интересно, был ли он женат…пострадал и был погребен. Наверное, был. Но воскрес в третий день, по Писанию, вошел на Небеса и сидит одесную Бога Отца… А дети у него есть? Держу пари, он был бы великолепным отцом. Вновь грядет со славою, судить живых и мертвых. И Его царству не будет конца… У него такие красивые серые глаза. Верую во Единую, Святую, Вселенскую и апостольскую Церковь… И улыбка великолепная. Ожидаю Воскресения мертвых… Я чувствую себя намного лучше с тех пор, как он позвонил мне. И жизни будущего века. Аминь. Ох уж, эти мужчины.

– А теперь почитаем из Ветхого Завета, – продолжил священник, когда мы сели. Вдруг я резко выпрямилась – я не могла поверить своим ушам – говорилось о Джосайе.

«Джосайя тридцать один год царствовал в Иерусалиме[68]», – начал чтец. Еще один знак, подумала я, едва переводя дыхание, сев на краешек скамьи и вся подавшись вперед. «И делал он угодное в очах Господних… и не уклонялся ни направо, ни налево». В отрывке говорилось, каким мудрым царем был Джосайя, как он сжег идолов и кумиров, возведенных израильтянами, но, к несчастью, ему приходилось истреблять и людей. Священник для своей проповеди выбрал эту тему и объяснил, что Джосайя являлся силой возрождения. Он обратил людей от духовной неверности к истинной вере. И я подумала, что Бог определенно хочет мне что-то сказать. Я стала жертвой неверности, и теперь появился Джосайя, чтобы исцелить мою боль. Но затем перед причастием, когда все мы предлагали друг другу Знак мира, я почувствовала, как мои мысли снова обратились к Питеру. «Да будет с вами мир», – сказали мы друг другу. Как и полагается в эти дни. Я походила на двуликого Януса – смотрела одновременно и вперед, и назад. «Да будет с вами мир», – пробормотали мы, робко пожимая друг другу руки. «Да будет с вами мир». «Можно ли сохранить наш брак?» – подумала я. Не знаю. Я не знаю.

К семи часам вечера мне в голову пришла хорошая идея. Дети вернулись домой с яркими новенькими пакетами в руках. Там оказались самые большие пасхальные яйца, какие я только видела. Они были от «Годивы» и стоили кучу денег. А Грэму был подарен огромный пакет с собачьим шоколадом.

– Как мило со стороны папы подарить вам все это, – заметила я, начиная готовить ужин.

– О, это не от папы, – сказала Кейти.

– Правда? – удивленно спросила я.

– Да, – подтвердил Мэтт, снимая атласную ленточку со своего подарка. – Это подарила Энди.

– Энди? – переспросила я, при этом я так сжала губы, что едва смогла выговорить ее имя.

– Да, Энди, – подтвердила Кейти. – Мы познакомились с ней сегодня.

– О! – злобно произнесла я. – Понятно! И где же, позвольте спросить, вы с ней познакомились?

– У папы дома, – объяснил Мэтт. – Тебе понравились наши подарки, но видела бы ты, что досталось ему!

– В его квартире! – выкрикнула я. Эта шлюха пытается развратить моих детей. Я вообразила, как она, полуголая, развлекается прямо на глазах у детей.

– Не беспокойся, мама, – сказала Кейти. – Ничего они не делали. Ее даже не приглашали. Она просто заглянула, чтобы отдать подарки.

– Зачем же она сделала это, если никогда прежде не видела вас?

– Потому что это взятки, – устало, но терпеливо объяснила Кейти. – Подкуп, если предпочитаешь это слово. Это классический образец поведения претендента на роль приемного родителя, – со знанием дела объясняла она, отламывая большой кусок шоколада. – Потенциальные родители пытаются снискать расположение отпрысков своего романтического «предмета», чтобы преодолеть их естественную враждебность и добиться признания. Но не беспокойся, мама, – жизнерадостно добавила она, – во взаимоотношениях со мной и Мэттом ей не удалось разбить лед.

– И тем более она не разбила лед во взаимоотношениях с Грэмом, – презрительно бросил Мэтт. – Она даже не дала ему настоящего шоколада.

– Я не позволю Энди иметь что-либо общее с нашими детьми! – прошипела я, когда мы с Питером три дня спустя приехали в Консультативный центр. Он находился в высоком узком доме на Уимпоул-стрит. – Не смей больше впутывать их!

– Здравствуйте, чем могу помочь? – любезно спросила секретарь в приемной, когда мы подошли к столу.

– Послушай, она приехала совершенно неожиданно, – устало принялся объяснять Питер. – Я не знал, что она собирается это сделать.

– Довольно того, что ты встречаешься с этой… сукой, – злобно бросила я, – не хватало еще впутывать детей и Грэма.

– Вы назначены на сегодня?

– Я не впутывал их, – простонал он.

– Подвергая их опасности подобным образом!

– Она не заразная, знаешь ли.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Подвергнуть их такому шоку.

– Не было у них никакого шока, – возразил он.

– Очень даже был, – солгала я. – Они были травмированы, когда приехали домой.

– Нет, черт побери, не были!

– Ваше имя, пожалуйста.

– Мне не нравится, что ты встречаешься с ней, – проворчала я.

– Почему бы мне не встречаться с ней? – огрызнулся он. – В конце концов, ты выгнала меня.

– Хорошо. Хорошо. Это правда. Но почему же, если ты видишься с ней, ты захотел привести меня сюда? А?

– Потому… потому… потому что я не знаю, что будет дальше, – сказал он, проведя рукой по волосам.

– О, понятно, – саркастически бросила я. – Ставишь на двух лошадей сразу, не так ли? Что ж, Питер, позволь тебе заметить, что нельзя влезть на елку и не ободраться!

– Сэр, мадам…

– Да, в чем дело? – резко бросили мы оба.

– Сообщите, пожалуйста, ваши имена.

– Мистер и миссис Смит.

– Это ваше настоящее имя?

– Да.

– Вы пришли сюда с целью попытаться сохранить ваш брак?

– Именно.

– Хорошо. Мисс Стриндберг примет вас через десять минут, – проворковала она. – Так что, пожалуйста, присядьте у соседней двери.

Большая приемная была заставлена копиями произведений античности и вазами, полными засушенных цветов. На стульях вдоль стен, явно испытывая неловкость, сидели шесть пар; у всех вытянутые лица и поджатые губы. Чтобы как-то отвлечься, я принялась листать журналы, большинство из которых оказались очень старыми. Там был тот экземпляр «Чат», где печатался конкурс «Выиграй развод», и декабрьский номер журнала «Я сама». Протянув руку за «Мари Клэр», я невольно подняла глаза… О боже! Саманта и Эд из дома номер девять. Я всегда считала их образцовой парой, мы когда-то были у них на вечеринке. Я почувствовала, как запылало мое лицо. Как, должно быть, им не по себе, подумала я, что их увидели в таком месте! Саманта натянуто улыбнулась мне, и я ответила на ее улыбку со всей возможной теплотой, какую позволяла ситуация; я как раз обдумывала, не сказать ли мне что-нибудь вроде «как приятно вас встретить», но тут до меня донеслись голоса – они слышались из-за двери слева от нас с табличкой «Мисс Зилла Стриндберг». В кабинете атмосфера, похоже, накалялась. Сначала мы различали только отдельные слова: «…примирение… вздор!.. переступить… просто смешно!.. попытаться снова… не беспокойтесь!» О боже, боже! Пара явно не ладила. Теперь в приемной наступила абсолютная тишина, и мы могли четко различить, что они говорят.

– Мы обо всем договорились.

– Да?

– И мы решили, что не хотим разводиться.

– Что?

– Да, мы решили остаться вместе, – произнес мужской голос.

– Не думаю, что это правильное решение.

– Но, мисс Стриндберг, мы все тщательно обдумали.

– Вы сами не знаете, о чем говорите.

– И решили, что можем попытаться.

– Я уже слышала это и прежде.

– Видите ли, все это были просто мелкие разногласия.

– Не такие уж они и мелкие.

– По сравнению с самым важным?

– Что вы имеете в виду?

– Что мы по-прежнему любим друг друга.

– Но это не имеет значения!

– Так что большое спасибо за помощь, но мы собираемся остаться вместе.

– Нет уж, извините, – мы услышали, что Зилла теперь заговорила более резко. – Но я считаю, что вам следует развестись.

– Но мы не хотим.

– Потому что для меня ясно как день…

– Честно говоря, мы уже все решили.

– …что вы абсолютно несовместимы.

– Нет, совместимы.

– Несовместимы.

– Нет, совместимы. Мы прекрасно ладим.

– Извините! – уже почти кричала она. – Но я не думаю, что это возможно. По правде говоря, я уверена, что вы должны расстаться.

– Но мы больше этого не хотим. Сначала хотели, а теперь – нет.

– Послушайте, – донеслись до нас ее слова, – по моему мнению…

Вдруг дверь распахнулась и из кабинета рысью выбежала пара. Затем на пороге появилась Зилла, она выглядела явно возбужденной, ее впалые щеки пылали. Она пригладила волосы, проверила свои записи, деликатно откашлялась и с натянутой улыбкой произнесла: «Мистер и миссис Смит, пожалуйста». Мы с Питером переглянулись и решили спастись бегством.

– Ожидаются затяжные дожди, – говорила я в понедельник утром, нажав переключатель в наушниках.

– Боже, как похудела Фейт. Десять…

– Так что уже с утра пасмурно.

– Она выглядит измученной. Восемь…

– Если мы посмотрим на метеоснимки…

– Вы, конечно, знаете, почему она похудела. Семь…

– То увидим, что приближаются апрельские ливни.

– Большие проблемы в семье. Шесть…

– Погода будет неустойчивой.

– Он переспал с американкой. Пять…

– Особенно в Лондоне.

– Три. А она его выставила. И два…

– Хотя возможен проблеск солнечного света.

– Моя сестра встретила их в Центре по вопросам сохранения брака. Один…

– Но не унывайте!

– Она живет на той же улице.

– На этот час у меня все. Увидимся в девять.

– И никаких шансов, что они останутся вместе?

– Ноль.

– Спасибо, Фейт, – с прелестной улыбкой сказала Софи. – Вы смотрите «Утренние новости»! И теперь, в восемь тридцать, краткое содержание последних известий по стране…

У меня дрожали руки, когда я отключала микрофон. Боже мой, боже, они все знают. А я так старалась соблюдать осторожность. Я отправилась на свое рабочее место и сделала вид, будто очень занята, приводя в порядок стол. В любом случае это было необходимо сделать – там громоздились груды факсов и всевозможных записок, три немытые кофейные чашки, а кусок морской водоросли упал с крючка. И мой «Домик погоды» покрылся пылью. Питер подарил мне его, как только я получила работу на телевидении. Три месяца я работала временно, пока не освободилась вакансия. Дети тогда уже учились в школе, и меня взволновала перспектива получить работу в «Новостях». А Питер купил мне этот домик. Он напоминает крошечное швейцарское шале. А внутри маленький мужчина в кожаных брюках и маленькая женщина в широкой юбке в сборку. Мужчина держит в руках зонт. Если он выходит, а женщина остается, значит, будет дождь. Если же выходит женщина, а мужчина остается, это значит, что будет ясный день. Но иногда, когда погода переменчивая, они выходят вместе. Сегодня вышел только мужчина с поднятым зонтиком. И это символично, уныло подумала я, вскрывая свою корреспонденцию.

Первое письмо было трудно читать из-за ужасного почерка. Но вскоре я уловила суть. «Вы воображаете себя такой изумительной ни так ли? – писал отправитель, некий Марк из Солихала. – Но поверъти мне, вовси нет. – Боже мой, этого мне только не хватало – безграмотного придурка. – Нет у меня вам веры, – продолжал он с явным презрением. – Куды бы я не пошел я слышу как люди говорят что от вас нет некакой пользы и вы всегда ошибаитесь. Я слышу как вас ругают на автобусных остановках, в очиридях в кассу, в кино и в пабе». Я слышу нечто подобное и на работе. Постоянно. Что Фейт не слишком хороша. Ради всего святого! Я разорвала письмо и выбросила в мусорную корзину. Остальные послания, по крайней мере, были лестными, в большинстве из них комментировалась моя недавняя потеря веса. «Не слишком худейте, – советовала мне миссис Браун из Стаффорда. Мы не хотим, чтобы вы выглядели как Пош Спайс». «Откровенно говоря, мне вы больше нравились полненькой», – признался мистер Стивенсон из Стока. «Волосы подлиннее хороши, но на вашем месте я сделала бы укладку», – высказывала свое мнение миссис Дафт из Дерби. «Как образуется радуга?» – спрашивала десятилетняя Алфи из Хова. «С большим сожалением узнала о проблемах в вашей семейной жизни, – писала миссис Давенпорт из Кента. ЧТО? – Я только что прочла об этом в „Хэлло!" и почувствовала, что должна черкнуть вам пару слов. Я сама развелась в июле прошлого года. Это просто ад, Фейт, но я уверена, что вы выдержите это». С сильно бьющимся сердцем я подбежала к столу с планами и взяла экземпляр «Хэлло!» за эту неделю. Там в разделе новостей из жизни знаменитостей была помещена моя маленькая фотография с надписью «Штормовые облака собрались над головой „Девушки погоды"[69]». Но кто, черт побери, рассказал им? Фейт Смит из «Утренних новостей» подала на развод со своим мужем-издателем после того, как он признался ей в измене. Как нам стало известно из достоверных источников, утратившая душевное равновесие Фейт потеряла надежду сохранить свой брак, несмотря на попытку обратиться за помощью. Новое назначение Питера Смита как главы «Бишопсгейта» может оказаться под угрозой, так как издательская фирма придерживается строгих взглядов на личную жизнь своих сотрудников.

Я бросила газету в мусорную корзину, вернулась к своему столу и опустила голову на руки. Моя жизнь стала достоянием общественности, она выставлена на всеобщее обозрение. Но кто мог им обо всем рассказать, думала я, и зачем? «Хэлло!» не платит за сведения, полученные частным образом. Во всяком случае я не слишком большая знаменитость, и с какой стати у кого-то возникло желание сообщить обо мне? Я хочу сказать… О! О, конечно же… Какая я не сообразительная. Должно быть, это Энди, эта корова… Она вовсю старается, чтобы мы с Питером непременно разошлись. Она ни за что не даст нам возможности разобраться самим – окажет посильную помощь, сообщив обо всем прессе. Эта американская старая дева затевает интриги, потому что мечтает, чтобы мы с Питером сказали друг другу не «хэлло», а «прощай»! Я перечитала статью. «Утратившая душевное равновесие Фейт…» Я не утратила душевного равновесия, подумала я, и горячая слеза скатилась у меня по щеке. «Потеряла надежду». Я не потеряла надежду, сказала я себе, ощущая, как контактные линзы выпадают из глаз. На самом деле я очень хорошо справляюсь с этой ужасной ситуацией, размышляла я на бегу, направляясь к дамскому туалету. Слава богу – никого. Я зашла в кабинку, опустила стульчак, села и разрыдалась как дитя. Дыхание вырывалось тяжело и неровно, лицо стало горячим и мокрым. Потом я слила воду, вышла и увидела, что кто-то стоит. Я вставила линзы, и расплывчатая фигура обрела очертания.

– Фейт! – мягко воскликнула Софи. – Это вы. Я слышала, как вы плакали. Что случилось?

– Ничего не случилось, – прорыдала я.

– Случилось, – сказала она, когда я подошла к раковине. – В чем дело? – спросила она. Господи, мне не хотелось говорить ей, слишком уж это было личное. – Вы можете сказать мне, – повторила она, пока я мыла лицо холодной водой. – Пожалуйста, скажите мне, что произошло, – начала она опять, когда я подняла свое распухшее лицо к зеркалу.

Вздохнув, я произнесла:

– Только что получила отвратительное письмо от зрителя, вот и все.

– Ну, во всяком случае, вы хоть получаете письма от зрителей, – весело отозвалась она. – А мне прекратили писать. Но мне кажется, не стоит из-за этого плакать, – добавила она. – Вы уверены, что нет другой причины?

– Нет, нет, нет, – заявила я, раскручивая зеленое бумажное полотенце. – Все дело в том, что сейчас просто очень рано. Если что-то идет не так, обязательно расстроишься еще больше.

– Да, но что идет не так, Фейт? – спросила она. – Я могу чем-нибудь помочь? – Она положила ладонь мне на руку, я смотрела на нее, и мое горло сжималось от сдерживаемых рыданий. Ее лицо снова расплывалось у меня перед глазами, потому что они были полны слез.

– Я развожусь, – прохрипела я. Сквозь слезы я заметила, что лицо Софи выражало сочувствие, но ни капли удивления. Она уже знала. Это ясно. Очевидно, все на работе знали. – Но я плачу потому, что увидела статью об этом в «Хэлло!». Это было напечатано черным по белому и показалось вдруг таким реальным. Моя жизнь попала в газеты. Вы представить себе не можете, до чего же это ужасно.

– Могу себе представить, – вздрогнув, сказала Софи. – Я тоже пришла бы в ужас, если бы мою личную жизнь выставили на всеобщее обозрение. Бог мой! – воскликнула она с отчаянным смешком. – Бульварные газетенки получили бы возможность хорошо повеселиться за мой счет!

– Я развожусь, – прорыдала я, и слезы снова заструились по лицу.

– Фейт, – мягко сказала Софи и обхватила рукой мои трясущиеся плечи. – Фейт, неужели вы действительно должны это сделать?

Я смотрела в пол. Должна ли я?

– Да, – выдохнула я. – Должна.

– Почему? Почему?

– Потому что мой муж… изменил мне, – прорыдала я, – а я не могу с этим смириться. Не могу этого забыть. Я чувствую, что прежние отношения умерли.

– Конечно, мы не очень хорошо знаем друг друга, – заметила Софи, протягивая мне бумажную салфетку, – но, может, вы позволите дать вам совет?

– Хорошо, – промямлила я, с некоторой долей неловкости осознавая, что она лет на десять моложе меня.

– Я была в такой же ситуации, как ваш муж, – пояснила она. О, наверное, с тем парнем, Алексом. – Я недавно тоже изменила одному человеку. Вина всецело лежит на мне, и я боюсь, что он об этом узнает и… – она заколебалась, это действительно было нелегко произнести, – и не сможет простить и забыть. Я не замужем, так что развода не будет, но все же, – она тяжело вздохнула, – это большая неприятность.

Я смотрела на нее, и мои рыдания постепенно стихали. Я была чрезвычайно благодарна ей за признание, тем более потому, что обычно она так оберегала свою личную жизнь. Сделать подобное признание нелегко, но она решилась на это, чтобы как-то помочь мне.

– Если вы можете простить его, то простите, – посоветовала она. – Я верю, что тогда вы будете счастливее.

– Может быть, – пробормотала я. – Не знаю. Но вы были очень добры ко мне, Софи, спасибо.

Вдруг мы услышали звук спускаемой воды, дверь одной из кабинок раскрылась, и, к нашему изумлению, появилась Татьяна.

– Да, Софи, – бросила она с самодовольной ухмылкой. – Действительно большое спасибо.

Есть одна вещь, которую мы, предсказатели погоды, делаем всегда, когда выходим из дома, – смотрим на небо. Мы всегда можем сказать, какая будет погода, по форме облаков. Например, перистые облака обещают хорошую погоду. Они стоят высоко в небе, длинные и тонкие, будто сотканные из нитей, мы называем их кобыльими хвостами. Когда появляются дождевые облака, значит, нужно ждать штормовой погоды. Большие черные облака приносят гром, молнию и дождь. Бывают еще слоистые облака, это такие плотные серые слои, которые несут с собой моросящий дождь или туман. Но сегодня, когда я отправилась в офис Роури Читем-Стэбба, небо заполняли пушистые белые кучевые облака. Я люблю кучевые облака, потому что они предвещают мою любимую погоду – когда солнце и ливни сменяют друг друга. В это время года, если вы поднимете глаза, то увидите большие облака, похожие на пышные подушки, и полосы ясного голубого неба между ними; облака могут быть серые или белые, а иногда даже золотистые. Порывы весеннего ветра гонят их по небу, вызывая время от времени внезапные ливни.

А когда заканчивается дождь, выходит солнце и появляется радуга. Поэтому я так люблю кучевые облака, их-то я и увидела сегодня. Мне нравится, что я могу вот так поднять глаза к небу и с первого взгляда сказать, что сулят карты. Как жаль, что все не так просто, когда это касается моей личной жизни. Здесь я не делаю никаких прогнозов. О нет, картинка со спутника не слишком ясна. С одной стороны, колеса повернули в сторону развода, и я слышу, как они скрипят и скрежещут. Но, с другой стороны, все это настолько ужасно, что я испытываю искушение повернуть назад. Я обдумываю слова Софи. Я думаю обо всем, что поставлено на карту. И Питер тоже явно колеблется. Но наши отношения так изменились, что я абсолютно не знаю, что мне делать, словно наш брак потерпел авиакатастрофу и мы оба пытаемся теперь разыскать черный ящик.

– Ваш муж колеблется только потому, что знает, сколько это будет ему стоить, – заявил Роури Читем-Стэбб, когда час спустя я сидела в его офисе.

– А я думала, это оттого, что он любит меня и надеется помириться, – испытывая острую боль, сказала я.

– Миссис Смит, – принялся терпеливо объяснять Роури Читем-Стэбб. – Не хочу показаться циничным, но подобное обычно происходит с мужьями, когда им предстоит расстаться с некоторой суммой, – они начинают визжать, словно недорезанные свиньи. Больше всего на свете им хотелось бы действовать на два фронта – сохранить и семью, и любовницу. Приемлемо ли это для вас? – Я покачала головой. – А другая причина, по которой он колеблется, заключается в том, что развод может неблагоприятно сказаться на его новой работе.

– Значит, вы видели статью в «Хэлло!», – уныло заметила я.

– Да, видел.

– Он принят с испытательным сроком в шесть месяцев, так что время выбрано самое неудачное. Поверьте мне, хоть у нас и возникли проблемы, я не хочу, чтобы его уволили.

– Я тоже, – заметил Читем-Стэбб. – Я хочу сказать, что он наш золотой гусь. В конце концов, миссис Смит, вы были преданной женой. В течение пятнадцати лет вы смело выставляли напоказ визитную карточку верности и теперь имеете полное право надеяться на небольшое… вознаграждение.

Я поймала себя на мысли о том, какую карточку выставляет Энди. Несомненно, карточку «Преимущество, полученное нечестным путем».

– Так случилось, что я немного в курсе дел насчет «Бишопсгейта», – донеслись до меня слова Роури Читем-Стэбба. – Здесь, знаете ли, не все так просто. Они издают все эти нелепые книжонки о том, как-сохранить-ваш-брак. С этого они начали свою деятельность. Издательство принадлежит американскому газетному консорциуму из Джорджии. Их председатель, Джек Прайс, можно сказать, пуританин, он не любит, когда в личной жизни его сотрудников возникают какие-то неприятные истории. Он утверждает, будто это противоречит имиджу «Бишопсгейта». Возможно, он и прав. Так что ему, безусловно, не понравится, что его новоиспеченный исполнительный директор оказался на грани развода. Так что ваш муж не хочет никаких проблем в личной жизни до тех пор, пока не закончится его испытательное время. Но интересно, кто сообщил об этом прессе?

– Думаю, Энди Метцлер, – ответила я.

– М-м-м. А кто еще знал об этом?

– Ну, может быть, кто-нибудь, кто видел нас в Консультативном центре. К тому же у нас вышла эта ужасная стычка в «Ле Каприс» в День святого Валентина. Но мы не так уж знамениты, чтобы на нас обращать внимание. У того, кто сообщил обо всем прессе, должен быть мотив, так что, думаю, это была Энди.

– Почему?

– Потому что она ужасно хочет, чтобы Питер развелся.

Читем-Стэбб сложил вместе кончики пальцев и прищурил свои бледно-голубые глаза.

– Сомневаюсь, что это она, миссис Смит. Не забывайте, что ваш муж не только ее любовник, но и клиент. Если вашего мужа уволят до окончания испытательного срока, ей придется уплатить огромную сумму в возмещение убытков. Нет, мне кажется, подобное предположение не имеет под собой достаточных оснований.

– Может, я и ошибаюсь, – со вздохом согласилась я. – Во всяком случае, она страстно влюблена в него и не захочет, чтобы его уволили.

Но Читем-Стэбб не слушал меня. В его глазах появилось отсутствующее выражение.

– Собственно говоря, может, вы и правы! – вдруг воскликнул он. – Да! Я все понял. Это она, миссис Смит. Но какая же она хитрая.

– Что вы имеете в виду?

– Она хочет, чтобы Питер развелся с вами, но в то же время не хочет, чтобы он потерял работу. Так что она потихоньку заверит руководство «Бишопсгейта», с которым продолжает поддерживать связь, что личная жизнь Питера вскоре нормализуется, как только он…

– Женится на ней?

– Именно. – При этих словах меня чуть не вырвало. – Это даст ей дополнительную власть над вашим мужем, а это значит, что она сможет слегка нажать на него, чтобы перевести их отношения в официальное русло, в то же время заботясь о том, чтобы дело о разводе шло по накатанному пути.

– Какой блестящий план, – устало заметила я. – Но раз уж она вознамерилась заполучить Питера, она не остановится ни перед чем. У нее тоже испытательный период, и она понимает это, – добавила я. – А она тоже хочет заключить долговременный контракт. Но откуда вы все это знаете о «Бишопсгейте»?

– Потому что бывшая жена Джека Прайса – англичанка, в прошлом году я вел дело о ее разводе.

– Так он разведен!

– О да, миссис Смит, она тридцать лет мирилась с его распутством, но решила, что этого достаточно.

– Но если он сам разведен, тогда почему он так строго относится к своим сотрудникам?

– Потому что лицемерие – это роскошь, которую он может с легкостью себе позволить. Да, я добился неплохого результата в этом деле, – добавил он, зажигая сигару. – Заполучил для миссис Прайс восемь миллионов. Между прочим, фунтов, не долларов. А теперь давайте приступим ко второй фазе вашего развода! Это заявление об урегулировании договоренностей, – объяснил он, пододвигая мне чистый бланк. – Просто подпишите это там, внизу, будьте любезны, миссис Смит. Вот так. Вот так. Великолепно!

– Забери у него все, что только сможешь, – сказала Лили, когда я пришла к ней вчера вечером, чувствуя себя удрученной и подавленной. Она настояла на том, чтобы нарядить меня для свидания с Джосайей. Лили подошла к своему сверкающему холодильнику, достала бутылку шампанского и несколько канапе. Дженнифер, ворча, вертелась у ее ног.

– Не попрошайничай, дорогая, – заявила Лили, протягивая собаке кусочек паштета из гусиной печенки. – Я совершенно не хочу негативно оценивать ужасное поведение Питера, – добавила она, ставя на стол два бокала. – Но в создавшейся ситуации виноват только он.

– Да, – уныло сказала я. – Знаю. Но мне не хочется становиться одной из этих хищных жен, Лили. Я просто хочу, чтобы у меня было необходимое.

– Не будь смешной, – с презрением бросила она. – Питера нужно заставить заплатить! Пусть Роури Читем-Стэбб получит все, что сможет, – добавила она.

– Может быть, – сказала я. – Сама не знаю.

– А у Питера есть адвокат?

– Да, есть.

– Что ж, вот пусть тогда они и сражаются. Пока Лили открывала бутылку «Лоран Перье», я рассматривала кухню (при виде которой просто руки опускались), с ее белым паркетным полом, блестящими гранитными столешницами и сверкающими соковыжималками и кофеварками «эспрессо». Квартира Лили вполне могла подойти для снимка в журнале «Идеальный дом». Мы перешли в огромную гостиную, украшенную белым ковром на полу, композициями из алых амариллисов, картиной Дэмиена Хирста[70] и работой Элизабет Фринк[71] в виде лошади на мраморном постаменте.

И конечно же, журналы. Повсюду. Они сверкали на любой мыслимой поверхности, небрежно валялись на полу; их обложки блестели, словно стеклянные, под светом стоявших внизу ламп, усыпавших потолок лучистыми звездами. Мы осторожно пробирались между журналами, сжимая в руках высокие бокалы с шампанским.

– Ты была замужем пятнадцать лет, – заявила Лили, доставая три больших сумки с одеждой от лучших дизайнеров. – Так что заслуживаешь достойного содержания, Фейт, а потом мы сможем как следует развлечься.

– Сможем? – с сомнением спросила я, пока она открывала первую сумку.

– О да, – заверила меня она. – Ты станешь делать то, чего не делала никогда прежде. Для начала, например, подходящие покупки, – со смехом заявила она. – Нечего больше заглядывать в «Оксфам».

– Но мне нравится «Оксфам», – возразила я. – О-о, эта рубашка от Климента Рибейро?

– И никаких «Принсиплс».

– Но я люблю «Принсиплс», – ответила я, ухватившись за джинсы «Черрути».

– Мы будем ходить на вечеринки и в ночные клубы, – радостно продолжала она. – Мы сможем делать все то, о чем мечтали в юности, но чего ты так трагически была лишена все эти годы.

– Я не уверена, что была чего-то лишена, – сказала я, примеряя шелковый топ от Прада. – Во всяком случае, ночные клубы не для меня! Я предпочитаю спокойную жизнь.

– Но ты только посмотри на мою жизнь! – с жаром заявила Лили, передавая мне рубашку от Агнес Б., – Взгляни-ка на мой камин!

Я посмотрела – он казался белым от приглашений. Они лежали стопками, словно маленькие объявления, сообщающие об успехе, о да, огромном успехе в светской жизни Лили. Она нашла свой путь с помощью блестящих журналов и теперь пожинала плоды.

– Понедельник – презентация книги в «Айви»; вторник – прием в Хоум-хаус, посвященный Тибету; среда – демонстрация мод в помощь акции «Куклы против наркомании»; четверг – три выставки картин из частных коллекций; пятница – обед с Томом Крузом и Николь Кидман; суббота – кутеж в честь Мэри Хелвин[72] в «Трампе».

– Представляю себе, – сказала я.

– Но, Фейт, твоя жизнь могла бы быть такой же, – сердечно заметила она.

– Нет, я для этого недостаточно эффектна. А ты действительно наслаждаешься такой жизнью? Ты по-настоящему знаешь этих людей?

– Нет, я заезжаю к каждому на несколько минут.

– Тогда какой во всем этом смысл?

– Смысл в том, что я была там.

– А тебе это не надоедает – скакать с одной вечеринки на другую? Тебе никогда не хотелось обзавестись семьей?

– Обзавестись семьей? – изумленно переспросила она. – Предпочитаю идти своим путем.

– Но ты действительно счастлива, Лили?

– О да, так же счастлива, как страдающий булимией в буфете. Выжми из Питера все до единого пенни, – решительно заявила она.

– Даже не знаю, Лили. В любом случае, я не уверена, что будет много денег, потому что Питер может потерять работу. – Я не говорила прежде Лили об этом, но, по-видимому, шампанское развязало мне язык. – Его могут уволить, – пояснила я.

– Действительно? – со спокойным удивлением спросила Лили. – Это было бы ужасно. Почему бы тебе не примерить это пальто от Miu Miu.

– Видишь ли, в «Хэлло!» появилась статья, – продолжала я, снимая свою юбку от Лоры Эшли.

– Вот как? И что же там говорилось?

– Там говорилось, что у нас возникли проблемы и работа Питера может оказаться под угрозой.

– Почему?

– Потому что руководство «Бишопсгейта» не любит, когда у их сотрудников возникают неприятности в семейной жизни. А с Питером контракт заключен только на двенадцать месяцев, – объяснила я. – Если в печати снова появятся материалы о нашем разрыве, его могут не утвердить в должности.

– Это было бы ужасно, – с сочувствием сказала она. – Но, несомненно, его трансатлантическая шлюха сможет найти ему новую работу, – сказала она, потягивая шампанское.

– Возможно, – согласилась я, – Но вряд ли эта работа будет такой же хорошей. Его стоимость на рынке рабочих мест уже не будет такой высокой, если его выгонят из «Бишопсгейта».

– Да, конечно, – задумчиво произнесла она. – Это тревожное время для тебя, Фейт, но мы с Дженнифер поставили за тебя свечи – посмотри! Буддистский алтарь в нише у камина пылал и мерцал огнем священных свечей. – Мы еще собираемся прочесть за тебя пять молитв по четкам. Правда, Джен?

Дженнифер тотчас же подняла свою меховую мордочку с софы и издала звук, напоминающий поросячье хрюканье.

– Ах! – вздохнула Лили. – Бедняжка так устала. У нее сегодня был тяжелый день в офисе.

– Правда?

– Да. Я привлекла ее к сотрудничеству в работе над приложением о собачках. А это тяжелое дело. О, Фейт, это прелестно на тебе выглядит, – добавила она с чувством, одобряя мой вид. – Знаешь, под всем этим жиром скрывалась вполне приличная фигура. Итак, Питер может потерять работу? – переспросила она.

– Да, и если это произойдет, это ведь скажется и на мне.

– Да, – задумчиво произнесла она. – Понимаю. Но, с другой стороны, – оживленно продолжила она, – Энди зарабатывает кучу денег, так что пусть она субсидирует тебя. И в этом будет своего рода романтическая справедливость.

– М-м-м…

– И раз уж в твоей жизни, Фейт, произошла подобная перемена, тебе следует проявить больше честолюбия.

– В чем?

– Стать постоянной ведущей какой-нибудь большой программы.

– Но мне этого не хочется, – сказала я. – Люблю свои маленькие сводки погоды.

– Но, Фейт, ничто не стоит на месте, – продолжала она. – Только это неизменно в жизни. Посмотри, как изменилась твоя личная жизнь – самое время заняться своей карьерой. Возьми, к примеру, Алрику Джонссон – она тоже всего лишь вела прогноз погоды, а теперь ее имя у всех на языке, то и дело видишь ее на экране.

– Правда?

– А эта, как ее – Таня Брайер – тоже начинала с погоды. А посмотри на нее сейчас.

– М-м-м.

– Или вот Гейби Розлин, она тоже только рассказывала о погоде, а теперь сделала сказочную карьеру. Ты тоже можешь, – мягко добавила она. – Нет, я снова повторю, что этот развод дает тебе изумительную возможность наконец-то изменить свою жизнь! – продолжала она, откусывая канапе.

– Может быть, да, – неуверенно согласилась я. – Может, ты и права.

– Я права. И я собираюсь помочь тебе, Фейт, я всегда так поступаю.

– Да, ты всегда мне помогаешь, – с сомнением в голосе произнесла я.

– Я помешу материал о тебе в колонку сплетен! Я сделаю тебе рекламу. А твои фотографии поставлю на страницах, посвященных светской жизни, – в общем, стану твоим неофициальным представителем по связям с общественностью. Твоя жизнь изменится, – с миссионерским жаром говорила она. – Это будет твоим новым жизненным стартом.

– Да-а.

Она налила нам еще по бокалу шампанского и подняла свой.

– За твою блестящую новую жизнь, Фейт! – радостно сказала она – За Фейт в будущем!

– Знаешь, я очень люблю Лили, – сказала я Грэму в тот вечер. – Но меня смешит то, как она очеловечивает эту собаку. Кто-нибудь может подумать, будто Дженнифер Анистон человек! – добавила я с усмешкой. Наверное, это потому, что она живет одна, так что собака стала для нее заменителем близкого человека. Ну а теперь, Грэм, – сказала я, показывая две видеокассеты, – что ты предпочитаешь, рецепты от Гэри Роудз или Кейт Флойд и психологию?

Через десять минут я уже была в метро, направляясь на Тоттнем-Корт-роуд на свидание с Джосайей. Он предложил выпить по бокалу у Берторелли на Шарлотт-стрит. Я очень нервничала, но, по крайней мере, знала, что хорошо выгляжу – на мне была едва доходившая до колен юбка от Версаче, чисто-белая рубашка от Прада и роскошный жакет в мелкую ломаную клетку от Гальяно. Я едва могла себя узнать – неужели это действительно я?

«Да, наверное, я, – изумленно произнесла я, рассматривая свое отражение в зеркале, – теперь, когда оставила свой „Принсиплс"». Лили посоветовала мне немного опоздать, так что было минут десять восьмого, когда я поднялась по ступеням, и меня провели в бар. Джосайя был уже там, он читал «Уик». Вдруг он поднял глаза, увидел меня и вскочил. Я поздоровалась и подала ему руку, и тогда – это было восхитительно – он поднес ее к губам!

– Чтобы компенсировать мое непочтительное поведение в машине, – с улыбкой сказал он. – Вы, наверное, сочли меня темной личностью.

– Нет, не совсем так, – теперь уже смеялась я. – Просто я немного опешила.

– Признаю, это выглядело слишком развязно с моей стороны. Обычно я не улыбаюсь незнакомым женщинам, но мне показалось, будто я знаю вас, потому что я видел вас по телевизору. Я уверен, что подобное с вами часто случается.

– Да… иногда, – ответила я, волнуясь.

– А вы прореагировали с такой яростью, что я не смог удержаться от смеха, – продолжал он. – Ну а когда вы продемонстрировали известную фигуру из пальцев, я, можно сказать, повергся ниц перед вами. Люблю смелых женщин, – добавил он, когда мы сели.

– Правда? – спросила я. Мне это понравилось.

– О да. Они способны всему и всем бросить вызов. – Он снова улыбнулся, и его большие серые глаза, казалось, сверкнули и засияли. – Не знаю, как вы, Фейт, а мне хотелось бы выпить бокал шампанского.

– Мне тоже хочется, – ответила я. И знаете, что он заказал, – бутылку «Крюга»!

– К сожалению, шампанское не марочное, – усмехнулся он, когда принесли ведро со льдом. – Но я стараюсь экономить.

Мы просидели там около часа, болтая, словно старые друзья. С ним было легко общаться, мне казалось, будто я знаю его уже много лет. И у него были такие приятные манеры, каждый раз, когда я начинала задавать ему вопросы, он снова переводил разговор на меня. К тому же я с легким волнением обнаружила, что он флиртует. Я догадалась об этом, потому что он повторял язык моего тела. Мы оба сидели, повернувшись лицом друг к другу, закинув ногу на ногу абсолютно одинаково. Когда я подносила бокал к губам, он делал то же самое. Когда я немного наклонялась вперед, он тоже наклонялся. Та женщина, ведущая занятия по флирту, была права. У тебя возникают потрясающие ощущения, когда кто-то невольно повторяет твои движения. Что же она сказала? «Люди любят тех людей, которым они нравятся». И теперь Джосайя снова улыбался мне и расспрашивал о работе в «Утренних новостях».

– Мне нравится, как вы ведете прогноз погоды, – сказал он.

– Но моя программа идет всего пару минут.

– Да, но вы делаете это так хорошо. Особенно мне нравится то, что вы тем приветливее улыбаетесь, чем отвратительнее обещает быть погода. Вы не обидитесь, если я скажу, что в жизни вы выглядите намного привлекательнее, чем на экране, – застенчиво добавил он. – И заметно тоньше. Но, говорят, что телевидение добавляет лишний стоун. – Я не стала объяснять ему, что выгляжу тоньше потому, что только что сбросила этот стоун. – Вы были замужем, не так ли? – неуверенно спросил он. – Я уверен, будто где-то читал об этом.

– Да, была, – ответила я. – И до сих пор замужем, но мы разъехались, – объяснила я с чуть заметным вздохом. – И похоже, скоро разведемся.

– Мне очень жаль, – тактично сказал он. – Вы не возражаете, если я спрошу почему.

– Нет, не возражаю, – ответила я, и это действительно было так. – Потому что мой муж изменил мне.

– О, – произнес он. – Как ужасно. Наверное, это причинило вам сильную боль.

– Да, – подтвердила я. – Было просто ужасно, тем более что это произошло совершенно внезапно, как гром среди ясного неба. Но мне кажется, что я хорошо справляюсь.

– Вы не проголодались, Фейт? – спросил он. – Хотите пообедать со мной? – Он секунду удерживал мой взгляд, и я почувствовала, как меня охватывает какое-то странное тепло. – Пообедайте со мной, – мягко повторил он.

– С удовольствием, – улыбнулась я. – Здесь?

– Нет, неподалеку отсюда за утлом есть любопытное маленькое местечко, – объяснил он. – Но для этого нужно шальное настроение. У вас сегодня шальное настроение? – спросил он с усмешкой.

– Да, – улыбнулась я.

Так что мы отправились по Шарлотт-стрит, затем повернули направо на Хауленд-стрит и вышли на Уитфилд-стрит, неподалеку от Фицрой-сквер.

– Вот он! – сказал Джосайя, и мы остановились у маленького ресторанчика с названием «Птичья клетка». Когда мы вошли, у меня перехватило дыхание – все внутри казалось таким крошечным и совершенно необычным. Посетители сидели в богато украшенных креслах, окруженные золотыми статуями Будды и тибетскими молитвенными барабанами. На кроваво-красных стенах красовались чучела черепах и эротические картины, изображавшие обнаженных мужчин. Кое-где висели старинные птичьи клетки; павлиньи перья в вазах колыхались от легкого ветерка, поднятого бронзовыми вентиляторами.

– Забавно, правда? – спросил он. – Смешение восточных стилей. Подождите, сейчас вы увидите, какая здесь еда!

Чернокожая официантка в ярко-синем парике усадила нас за столик у окна, на котором лежал странный набор вещей: индонезийская флейта, увеличительное стекло и заводная пластмассовая птичка.

– Здесь царит атмосфера игры, – объяснил Джосайя. – Они любят пошутить.

– Понятно, – со смехом сказала я. Официантка принесла нам два старых жестких переплета, в которых лежали меню.

– Я возьму «Чудесную гору», – сказал он, глядя в свою папку. – А вы?

– А я – «Волшебную королеву», – ответила я. Когда я принялась изучать меню, я глазам своим не поверила. «Сырые ломтики мяса северного оленя, копченного в можжевельнике… консоме из козы с ирландским мхом… белая рыба в бумажной ладье с пропитанным лавандой картофелем… магический целебный салат».

Я выбрала кокос, золотой лист и суп с паштетом из гусиной печенки, а Джосайя – мешочки из горького кактуса с рисом. Официантка принесла нам два пива, с гордостью сообщив, что в него добавлен экстракт ящерицы, и канапе с вареными яйцами павлина.

– Это действительно яйца павлина? – спросила я. И она кивнула. – Это просто волшебство, – выдохнула я.

– Волшебство, – повторил Джосайя. – Волшебство. Какое точное слово. – При этом он удержал мой взгляд, и я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло. Пока мы ели свои причудливые первые блюда, я заставила его рассказать о себе. И он рассказал о своей работе над «Бурей» на сцене Королевской биржи в Манчестере и о своих проектах в Милане. Он упомянул еще, что получил заказ оформить новую постановку «Мадам Баттерфляй» в Королевской опере.

– Значит, вы пользуетесь большим успехом, – заметила я.

– Да, – ответил он, – Похоже, что так. Я очень удачливый. Но знаете, Фейт, что делает меня по-настоящему счастливым, – живопись.

– А в каком жанре вы любите работать?

– Я предпочитаю супернатурализм, – стал объяснять он, когда нам подали основное блюдо. – Я расписываю стены фресками по заказу. Для меня нет ничего приятнее, чем написать великолепный тосканский пейзаж на стене британской ванной или изобразить вид Марокко в чьей-то столовой. Я могу придать им новую перспективу, – сказал он. – Я могу по-настоящему открыть людям глаза.

– А в личной жизни? – вдруг осмелев, спросила я, лениво ковыряя в тарелке морские водоросли и нечто, напоминающее ризотто.

– Что именно? – пожав плечами, спросил он.

– Вы были когда-нибудь женаты? – Он покачал головой. – И не были близки к подобному решению? – Он улыбнулся.

– Конечно, у меня были отношения с женщинами, хотя я и не плейбой. Но, наверное, я еще не встречал такой женщины, с которой захотел бы связать свою жизнь. Это ведь так важно и ответственно, не правда ли, Фейт? «Отныне и навсегда» и все такое прочее. «До тех пор, пока смерть не разлучит нас». Вопрос, с кем ты пройдешь рядом всю оставшуюся жизнь. Вам, похоже, было нетрудно решить его, вы вышли замуж за своего возлюбленного, с которым учились в колледже.

– Да. Все так и было.

– Вы никогда не жалели, что вышли замуж такой молодой? – спросил он, кладя себе на тарелку пурпурную картофелину.

– Ну, я… по-настоящему не жалела. Может быть, иногда. Но потом снова нет.

– Но вы лишились многих развлечений.

– Это правда, – вздохнула я.

– Так что теперь вам, возможно, удастся слегка наверстать упущенное?

– Возможно, удастся.

– Может, мы сможем немного развлечься вместе?

– Может быть, – с улыбкой ответила я.

При этих словах он тоже улыбнулся и удержал мой взгляд, а у меня сердце взмыло вверх, словно я спускалась на лыжах с высокого холма. И ехала так стремительно, что мне казалось, будто я почти лечу по воздуху. Или, может, падаю. Я точно не знала. Я только знала, что не хочу, чтобы вечер закончился.

– Не желаете ли бокал здешнего пудингового вина? – спросил он, снова глядя в меню. – А скорпиона в шоколадной глазури?

– Звучит очень изысканно, – ответила я. – Но боюсь – не выйду отсюда живой.

– А я, пожалуй, съем, – сказал он. Так что заказ доставили к нашему столику на мраморной пластине. Маленький скорпион, покрытый темным шоколадом, небрежно лежал на стебельке лимонной травы. Я не верила, что он настоящий, но это было так. Можно было даже рассмотреть жало на его безжизненном хвосте.

– Неужели вы действительно собираетесь съесть это? – хихикнув, спросила я.

– Да, собираюсь, но только при одном условии.

– Да?

– Вы сейчас же пообещаете встретиться со мной снова.

Я посмотрела на него, улыбнулась и кивнула. Он поднес скорпиона ко рту, тот дважды хрустнул у него на зубах и исчез.

– Я чудесно провел время, – сказал он, когда мы стояли на тротуаре в ожидании такси. Он снова поднес мою руку к губам. – Я так рад, что мы встретились.

– Я тоже.

Подошло такси, я села и, повернувшись к окну, сказала:

– Большое спасибо.

– Мне самому это доставило удовольствие, – ответил он. – И знаете, Фейт, что я собираюсь сделать завтра утром?

– Нет.

– Я собираюсь вас обольстить.