Май

Я то и дело про это забываю. Забываю, что меня могут узнать на улице. В общем-то я толком никогда не задумывалась об этом, потому что для меня прогноз погоды – просто работа. В то же время это работа, благодаря которой меня каждый день видит пять миллионов человек. Хоть я, конечно, не отношусь к числу очень известных людей, как уже говорила, но меня узнают. Вот почему Джосайя – теперь я зову его Джос – улыбнулся мне в тот день. Обычно я пребываю в полном неведении о том, что на меня смотрят во все глаза, и только потом все понимаю. Я могу идти по улице и вдруг услышать, как кто-то напевает: «Stormy Weather»[73] или насвистывает «Raindrops Keep Fallin On My Head».[74] Или покупаю что-то в магазине, чувствую на себе чей-то взгляд и машинально начинаю думать: с какой стати этот человек глазеет на меня? Тушь потекла? А потом вспоминаю – это из-за работы. Иногда люди подходят ко мне и говорят: «По-моему, мы где-то встречались». Я отвечаю, что это не так, но они продолжают настаивать до посинения, что мы определенно прежде где-то встречались. Если бы я ответила: «Мы действительно незнакомы, вам так кажется потому, что видели меня по телевидению», это прозвучало бы слишком заносчиво. Поэтому я просто стою и улыбаюсь, пока человек пытается вспомнить. Как раз вчера так и случилось в «Теско». Я стояла у гастрономического отдела в блаженном оцепенении, размышляя, любит Джос консервированные креветки или нет, когда ко мне подошел мужчина и, нисколько не таясь, уставился на меня, а потом сказал:

– Я вас знаю, верно?

Я покачала головой.

– И все-таки я вас знаю, – настаивал он.

– Думаю, нет, – ответила я.

Он опять принялся меня разглядывать, а потом выпалил:

– Понял! Вы выступаете по телику, так ведь? Вы выступаете по телику!

Я кивнула и слегка ему улыбнулась, надеясь, что он уйдет.

– Я хочу вам кое-что сказать, – возбужденно заговорил мужчина. – Просто хочу сказать…

– Да? – помогла я ему, обещая себе не смутиться после какого-нибудь восторженного признания.

– Вы мне не слишком нравитесь.

– О, – удрученно проговорила я.

– И матери моей тоже.

– Ну что ж, у нас свободная страна, – сказала я, пожимая плечами. Обычно подобные встречи расстраивают меня. Я прихожу домой сама не своя и хандрю весь день. Но в тот момент меня это нисколько не задело, потому что, если честно, я думаю только о Джосе. Я встречалась с ним еще два раза после обеда в «Птичьей клетке» и, по-моему, сдалась перед его обаянием. Именно так действует любовь – я уже и забыла об этом. Она дает тебе эмоциональную защиту. Это натуральное обезболивающее средство. Любовь наполняет тебя уверенностью и поднимает твою самооценку. Вот почему я сумела весело посмеяться, рассказав об этой встрече в «Теско», когда Джос позвонил мне на следующий день.

– А моей маме вы очень нравитесь, – преданно заявил он. – И мне, между прочим, тоже. Сегодня утром вы были очаровательны. Восхитительно хороши. Я так вами гордился, – мягко добавил он, и у меня запылали щеки.

– Это нетрудно, – ответила я. – Я уже давно веду передачу.

– Но вы делаете это замечательно, – настаивал Джос. И запел песню «Nobody does it better»: «Никто не может сделать… это лучше тебя. Малышка, ты лучше всех»,[75] – тихо и проникновенно пропел он, а я едва удержалась, чтобы не засмеяться.

Тут же он добавил:

– Так когда я увижу вас снова?

– Снова? – засмеялась я. – За десять дней вы трижды виделись со мной!

– Да, и мне хочется встретиться снова. Фейт, я говорю серьезно, – негромко добавил он. – Когда я увижусь с вами снова?

– А когда бы вы хотели?

– Немедленно! – воскликнул он. – Если не раньше. Как насчет сегодняшнего вечера? – предложил он.

– Боюсь, не смогу, – солгала я.

– А завтра?

– И завтра тоже.

– Ладно, мисс Очень-Занятая, думаю, придется мне согласиться на четверг.

– Да, думаю, в четверг у меня будет время. Где?

– У меня.

– О!

– Фейт, это наше четвертое свидание, поэтому я думаю, пора вам…

– Что?

– …посмотреть, где я живу. Я приготовлю ужин. Не возражаете?

– Замечательно, – ответила я.

Кладя трубку, я чувствовала себя влюбленной школьницей. Вот она я – обычная, почти что среднего возраста женщина, живущая в предместье, мать двоих детей, за которой настойчиво ухаживает невероятно талантливый и обаятельный мужчина.

Кому нужны наркотики, подумала я в полном счастье. Вынимая из стиральной машины белье, я с ликованием заключила, что одурманена. Опьянена. В восторге. В полном… Внезапно залаял Грэм. Принесли дневную почту. На коврик перед входной дверью упали три письма Мэтту – последнее время он получает очень много писем – и одно, адресованное мне. Я удивилась, поняв, что это от Питера.


Дорогая Фейт, – писал Питер, – я решил, что написать будет легче, чем сказать. Просто я хочу тебе сообщить, что, тщательно проанализировав свои мысли и поступки, я решил согласиться на развод. Думаю, ты права. Слишком многое случилось за последние три месяца, обратного пути для нас нет. Поэтому я подписал документы и отослал их в суд. Чтобы облегчить процедуру, я признал супружескую измену, что в любом случае, разумеется, правда. Не могу объяснить, что с нами случилось. Такое ощущение, что все это происходит не на самом деле. Но, наверное, мы должны быть благодарны судьбе за то, что так долго были счастливы. И хотя все у нас пошло наперекосяк, я никогда не пожалею о том что женился на тебе.

Целую. Питер.


Эйфория медленно пошла на убыль и утонула в моих слезах. Я опустила голову на кухонный стол, прижавшись к нему лбом, сжимая в руке скомканное письмо. Грэм положил морду мне на колени, и я рассеянно гладила его левое ухо. Долго мы оставались в таком положении. Потом я дотянулась до телефона и набрала номер Лили.

– Это ужасно печально, – мягко проговорила она. – Мне самой грустно об этом слышать. И естественно, ты не можешь не огорчаться, потому что это письмо означает конец твоего брака.

– Да, – зарыдала я. – Я знаю. О Лили, это так… ужасно. Если бы мы с Питером могли жить по-старому.

– Фейт, – голос ее зазвучал тверже. – Боюсь, что это невозможно.

– Невозможно? – переспросила я. Отщипнув от рулона кусок бумажного полотенца, я промокнула глаза.

– Нет, невозможно, – подтвердила Лили. – Хотя я, конечно, не стану отрицательно высказываться по поводу ужасного предательства Питера, ты должна смотреть правде в глаза. А жестокая правда заключается в том, что… ммм… у него была…

– Другая, – простонала я. – А я хочу, чтобы у него была только я.

– Фейт, дорогая, – осторожно сказала Лили, – боюсь, ты понемногу начинаешь впадать в истерику. Остановись и подумай как следует. Может, Питер согласился на развод из-за того, что хочет быть с…?

– С ней, – зарыдала я. – Конечно, так и есть, – я судорожно всхлипнула. – Он хочет быть с этой – ааа, ааа – стервой. С этой бесстыжей коровой. Она – ааа, ааа – украла у меня – ааа, ааа – мужа.

– Фейт, – голос Лили зазвучал еще тверже. – Она не сама по себе украла твоего мужа. Он не возражал против того, чтобы его украли.

Боже! Да. Это правда.

– Так что ты не можешь вернуться к нему, – твердо заключила она.

– Но почему? – задала я вопрос. – В конце концов, мы не разведены. Я – ааа, ааа – хочу к нему вернуться.

– Фейт, – повторила Лили, – ты не можешь. Потому что даже если он оставит Энди и пообещает больше никогда с ней не встречаться, ты не забудешь про его измену.

– Ты думаешь? – испуганно прохрипела я.

– Да, – подтвердила она. – Это все равно что какой-нибудь стойкий запах, от которого никогда не избавиться, сколько ни лей дорогого одеколона.

– Ве-е-е-рно, – зарыдала я. Это правда. Лили права. Права. Хотя лучше бы ей не растолковывать мне все это таким безжалостным образом. Но теперь она заговорила другим тоном – голос звучал ободряюще и ласково.

– Фейт, ты продолжаешь жить дальше, – бодрым голосом напомнила она. – Как ты и решила. Ты идешь вперед. Ты мужественная…

– Да-а-а, мужественная, – заревела я.

– Очень мужественная женщина, – повторила Лили. – Только вспомни, через что тебе пришлось пройти по милости Питера.

– Да-а-а, – пыталась выговорить я между рыданиями. – Это был просто а-а-ад!

– Вот именно. Питер тебя не достоин, – сказала Лили. – Но ты выстояла, а теперь встретила другого.

– Да, – плакала я, – встретила.

– Ты встретила замечательного мужчину, который по тебе с ума сходит.

– Ну-у-у да-а-а, – согласилась я, понемногу успокаиваясь. – Он вроде бы мной – ааа – увлекся.

– Красивый, очень талантливый…

– Да, правда.

– Не женат, такой добрый…

– Он действительно добрый, – согласилась я, шмыгая носом.

– Короче говоря, Фейт, просто идеальный мужчина.

– Ну… да, – согласилась я, глотая слезы. – По-моему, идеальный мужчина во всех отношениях.

– Вот именно. Значит, тебе повезло, раз ты нашла такого человека?!

– О да.

– Подумай обо всех брошенных женах, которые годами не могут найти другого.

– Правда?

– О да. Вот это настоящий кошмар. Тебе такое не приходило в голову? У нас столько одиноких разведенных женщин. Но тебе чуть ли не сразу удалось найти замечательного бойфренда.

– Да, – вздохнула я. – Это правда.

Мои рыдания постепенно затихали и сошли на нет, словно волны моря, отступающего во время отлива.

– Так что будь благодарна, – услышала я голос Лили, – за то, что тебе повезло. И смело смотри в будущее, потому что я верю: оно будет счастливым. Так когда ты встречаешься с Джосом? – энергично спросила она.

– В четверг, – ответила я, выбрасывая в мусорное ведро промокший кусок бумажного полотенца. – Он хочет приготовить мне ужин.

– Приготовить тебе ужин? – восторженно переспросила Лили. Ну, знаешь… Это может означать только одно! У тебя есть шикарное белье? У меня куча лишнего от «Ла Перла», ты же знаешь. Чулки, пояс с резинками…

– Лили! – воскликнула я. – Ты слишком торопишься. Ты же понимаешь – я не готова.

– Да, дорогая, но, может быть, он готов. Боже. У меня бешено застучало сердце.

– Фейт, ты как там, в порядке? – заботливо спросила Лили.

– Да, – тихонько отозвалась я. – Я в порядке. Спасибо тебе за то, что ты такая замечательная подруга.

– Всегда пожалуйста, – отозвалась Лили.


«Затем добавьте две столовых ложки молока, – говорила Делия в четверг с экрана телевизора, пока я в последний раз взглянула на себя в зеркало, – и как следует размешайте. Добавьте две щепотки черного перца, – продолжала она, пока я слегка подушилась. – И не забудьте, это очень важно, большую щепотку соли…»

– Пока, Грэм, – крикнула я псу. – Вернусь не очень поздно.

Он взглянул, как мне показалось, с легким укором и снова уставился на экран.

Я тихонько закрыла входную дверь и пошла к метро. Джос жил в районе Уорлдз-Энд, так что ехать мне полчаса, не больше. Уорлдз-Энд – Конец Мира – какое забавное название, размышляла я, сидя в вагоне. Я думала, что мой мир рухнул, привычная жизнь кончилась, а вот пожалуйста, начинается новая. Я пошла по Лотс-роуд, свернула влево на Бернаби-стрит и в самом конце улицы отыскала дом под номером 86. Он стоял в ряду похожих домов, выходивших фасадом на улицу, и был выкрашен в кремовато-белый тон. Глициния с изумительными цветами вилась по фасаду. Я постояла минутку, вдыхая ее запах, и позвонила.

– Фейт! – воскликнул Джос и обнял меня.

– Какой замечательный прием, – сказала я и добавила: – Мне нравится цветастый передник. Что, пришлось потрудиться?

– Да уж, – отозвался он. – Вы сегодня отведаете лучшую куриную тикку по эту сторону Бомбея. Что будете пить? Фейт, вы меня слышите? Что вы будете пить?

– Что? – Онемев от изумления, я рассматривала стены и потолок. Казалось, глициния умудрилась пробраться внутрь дома и заняла весь холл. Тяжелые фиолетовые кисти свисали вниз, словно огромные грозди винограда. Хотелось опустить лицо в цветы, погладить их тонкие лепестки, провести пальцем по изогнутому стволу. Я разглядела даже пчел с испачканными пыльцой лапками, отдыхающих на листьях, напоминающих перышки.

– Удивительно, – прошептала я. – Просто чудо.

– Нет, Фейт, это всего лишь иллюзия.

– Изумительная иллюзия, – выдохнула я.

– Да, пожалуй, получилось неплохо, – рассудительно произнес Джос. – Даже если я сам себя хвалю. И конечно же, лучше всего эти декорации смотрятся в это время года. Идемте, Фейт.

Он взял меня за руку и повел на кухню, где я снова ахнула. На белых стенах красовались розовая ветчина, чеснок и связки аппетитных фазанов; над плитой сушились веточки розмарина и шалфея.

– Это просто… невероятно, – призналась я. – То есть, я хочу сказать, – наоборот: все просто как настоящее. Абсолютно достоверно. Полный обман зрения.

– Этот прием в живописи так и называется trompe l'oeil, то есть обман зрения, – объяснил Джос. – Оптическая иллюзия. Художники дурили зрителей еще с античных времен. Зевксис[76] рисовал виноград настолько правдоподобно, что, как говорят, клевать его слетались птицы. Так как насчет бокала шампанского?

– С удовольствием, – ответила я, когда он открыл холодильник. – Надо же, снова «Крюг»! Прием просто на высшем уровне.

– Единственное, в чем я себе не отказываю, – объяснил он с виноватой усмешкой. – Боюсь только, он снова не марочный.

– Думаю, с этим я справлюсь, – ответила я. Мы улыбнулись, чокнулись и прошли через небольшую оранжерею, в которой, казалось, щебетали птицы и среди растений порхали тропические бабочки. Он нарисовал на стекле даже несколько полупрозрачных гекконов. Если очень внимательно приглядеться, можно было различить их крохотные сердечки.

– Какой блестящий обман, – прошептала я.

– Именно этим и занимается живопись, – объяснил Джос. – Это всего лишь ловкий трюк, когда двухмерное пространство выдается за трехмерное. Хотите еще посмотреть росписи?

Как зачарованное дитя, я кивнула и позволила ему провести меня по всему дому.

На первый взгляд столовая выглядела совершенно обычной. Стены были выкрашены в густой красный цвет, как обычно стояли буфет и стол коричневато-красного дерева, но вдоль одной стены все пространство заполнили – по крайней мере, так казалось – роскошные старинные книги. Одни стояли плотными рядами, другие стопками были сложены как придется. Я различила искусно выделанные с золотым тиснением названия: «История упадка и разрушения Римской империи» Гиббона. Рядом стояли «Война и мир», «Дэвид Копперфилд» и «Надвигающаяся буря» Черчилля. Хотелось взять книги в руки, понюхать кожаный переплет и ощутить их тяжесть. Потом мы поднялись по лестнице. Пока мы шли, я как завороженная смотрела сквозь резные колонны средневекового внутреннего дворика на раскинувшийся далеко внизу склон холма где-то в Италии: выжженная солнцем трава, кое-где росли высокие кипарисы и припорошенные пылью оливковые деревья с перевитыми стволами. Наверху одна стена гостиной превратилась в яблоневый сад: вечерний солнечный свет пробивался сквозь ветки деревьев. Потом Джос открыл дверь в ванную, и я обнаружила, что рассматриваю беленые стены мавританского дворца на берегу лазурного моря. Хотелось прикрыть рукой глаза от слепящего солнца и рвать финики прямо с пальмы.

– Марокко, – объяснил Джос. – Люблю эту страну. Вы там были?

Я замотала головой.

– Что ж, когда-нибудь отправимся вместе. После этих слов я покраснела, и сердце застучало с удвоенной силой.

– А теперь, – добавил Джос с коварной улыбкой, – на очереди моя спальня. Хотите взглянуть?

Он взял меня за руку и повел по коридору. Сердце мое забилось еще сильнее. Джос открыл дверь, и я заглянула внутрь. Все было белым – ковер, шкафы и вышитое белоснежное покрывало на огромной кровати. Я перевела взгляд на стену. Пейзаж изображал магнолии, подымавшиеся из земли над низким кустарником; вдали на фоне темнеющего неба виднелись два жирафа, склонившие друг к другу шеи. На переднем плане к небольшому водоему подошел лев, чтобы напиться. Мне почудилось, я слышу, как он лакает воду.

– Изумительно! – выдохнула я, смеясь и качая головой. – Значит, вы лежите в постели, смотрите на эту роспись и воображаете, будто вы в Африке.

– Это гораздо лучше обоев! – заявил он. – Но довольно говорить о моей живописи! Я надеюсь поразить вас искусством шеф-повара.

Мы снова спустились в кухню, напоенную аппетитными ароматами.

– Вы просто мастер, если сумели приготовить карри, – заметила я, когда он приподнял крышку над кастрюлькой, в которой варился рис.

– Это нетрудно, – отозвался Джос. – Весь фокус в том, чтобы правильно соединить специи. Я делаю собственный гараж масала: смешиваю тмин, фенхель, куркуму, кардамон, горошины перца и гвоздику. Процесс немножко напоминает смешивание красок на палитре, – тоном знатока пояснил он.

– Пахнет, во всяком случае, божественно, – сказала я. – И вкус божественный, – добавила я десять минут спустя, когда он подал карри на стол. Пока мы сидели на кухне, оживленно беседуя, я вдруг поняла, что Джос перестал быть незнакомцем – теперь я столько узнала о нем. Я узнала о его матери – он очень близок с матерью – и о его работе. Он назвал мне имена двух-трех своих друзей, но пока ничего не упомянул о бывших женах или подругах. Если говорить откровенно, я на это надеялась, потому что не хотела об этом знать. В конце концов, мы еще совсем недавно познакомились, и он мог сказать нечто такое, что мне бы не понравилось. Поэтому я сознательно решила обуздать свое любопытство по поводу его прошлого и думать только о том, что происходит здесь и сейчас. Пока мы болтали, я чувствовала себя абсолютно сытой, счастливой и немножко пьяной. Внезапно Джос протянул руку через стол и накрыл ею мою.

– Фейт, – мягко заговорил он. – Фейт, я…

В этот момент зазвонил телефон.

– Черт! – вырвалось у него. Он быстро извинился и встал. Но вместо того чтобы взять трубку на кухне, вышел в холл. Я не хотела, чтобы он думал, будто я подслушиваю, поэтому решила очистить тарелки. Нажав ногой на хромированную педаль мусорного ведра, я уже приготовилась соскрести туда остатки риса, когда разглядела, что поверх остального мусора в ведре лежал большой разноцветный пакет с надписью «Тандури». Я в ошеломлении смотрела на пакет. Просто открой и подавай на стол! Все уже готово! – было написано чуть ниже. Я была захвачена врасплох. Такая вдохновенная речь о тмине и куркуме, а он всего лишь воспользовался пакетиком с готовым соусом. В первый миг я страшно возмутилась, но потом начала смеяться. Ну конечно! Как трогательно. И как забавно. Он же сказал, что пытается произвести на меня впечатление. Когда Джос вернулся на кухню, я снисходительно улыбнулась ему.

– Прошу прощения, – извинился он, проводя рукой по густым волосам. – Э… Звонила мама. Она любит поговорить.

Я посмотрела на часы. Десять минут одиннадцатого.

– Было очень вкусно, – сказала я. – Большое спасибо, но мне, пожалуй, пора.

– О, – разочарованно протянул он. – Неужели пора?

– Да. Меня ждет Грэм.

– Значит, он не доверяет неизвестным мужчинам? – понимающе улыбнулся Джос.

– Никогда не устраивала ему проверку. Интересно, как он встретит вас? Думаю, вы ему понравитесь, потому что нравитесь мне.

– Правда? – отозвался Джос. Он стоял очень близко. – А как сильно я вам нравлюсь? – как-то по-детски выпытывал он. Теперь я уже ощущала на лице его дыхание – теплое и сладкое.

– Вы мне… очень… нравитесь, – застенчиво ответила я.

– Фейт, это правда? – снова спросил Джос, и его руки легли мне на талию.

– Да, – шепотом ответила я. – Правда.

– Я тебе очень, очень нравлюсь?

– Да, – шепнула я в тот самый миг, когда его губы коснулись моих. – Ты мне очень, очень, очень нравишься.

Теперь он целовал мою шею.

– Очень, очень, очень или очень, очень, очень, очень?

– Вообще-то очень, очень, очень, очень, очень, – пробормотала я, пока он расстегивал мою блузку.

– Очень в шестой степени? – спросил он.

– Нет, в десятой.

– Значит, я тебе правда-правда нравлюсь?

– Ммм. Правда-правда.

– Поедешь со мной в Африку?

– В Африку? А… Э… да, – подтвердила я.

– Только лучше не тревожить льва, – предупредил он, ведя меня вверх по лестнице.

– Конечно, лучше, – подтвердила я. – Нужно идти очень-очень тихо.

– Вот именно. Шшшш!

– Шшшшш! Смотри, ты спугнул его! Хихикая, мы скинули обувь и начали раздевать друг друга. Я стянула рубашку у него с плеч, а он опустил молнию на моей юбке, потом медленно расстегнул до конца блузку, и она соскользнула на пол. После этого мы, смеясь и целуясь, упали на громадную кровать. Я перевела глаза на потолок и увидела, что он голубой, с тонкими белыми мазками. В поисках мошки в воздухе кружил одинокий стриж.

– Перистые облака, – пробормотала я, – предвещают хорошую погоду.

– Я знаю, – отозвался Джос. – А знаешь ли ты, что предвещаю я? – он медленно спустил с моего плеча бретельку бюстгальтера. – Я предвещаю, – шептал он, целуя мое левое плечо, – что мы с тобой займемся любовью.

– Мммм, – промычала я, содрогаясь от желания.

– Какая ты красивая.

– Разве? – пробормотала я, словно в трансе. – Мне так не кажется.

– Конечно, красивая. Можешь мне поверить, я художник, я знаю, – мягко добавил он.

Возможно, это из-за вина, но внезапно произошло нечто странное. Я смотрела в большие серые глаза Джоса, а мне казалось, что они карие. Я гладила его темно-русые волосы, но вдруг мне захотелось, чтобы они были рыжеватыми. Я смотрела на его превосходно сложенное тело атлета, а жаждала увидеть полноватое тело Питера. Джос был роскошным, просто роскошным мужчиной, но мое желание испарилось, точно утренняя роса.

– Фейт, что случилось? – спросил Джос.

– Ничего, – отозвалась я. – Ничего, кроме…

– Да? – Я помолчала, чувствуя у самого уха его дыхание. – Что случилось? – снова спросил он.

– Понимаешь, – вздохнула я, – понимаешь, для меня это первый раз… после Питера.

– Вот оно что, – отозвался Джос. – Ясно. Ты не хочешь?

– Да нет же, хочу. То есть нет. Не думаю. Не уверена. Не знаю. Понимаешь… – мой голос дрогнул. – Понимаешь… – Я попробовала заговорить снова, но у меня перехватывало горло и пропадал голос.

– Понимаешь, я никогда, ни разу в жизни, не спала ни с кем, кроме своего мужа. Мы поженились очень молодыми, – путаясь в словах, объясняла я, – и до него у меня никого не было. И даже хотя он изменил мне, у меня такое чувство, что все это… неправильно. Так что… Я… Прости, Джос, – неловко закончила я, села и потянулась за блузкой.

– Что ж, ладно, ничего страшного, – отозвался он философски, чуть пожимая плечами.

– У меня в мыслях не было ввести тебя в заблуждение, – прохрипела я. По щеке скатилась слезинка. – Я сама думала, что хочу тебя, так и было. Но теперь, когда мы оказались в постели, я просто… не могу. Прости, – забормотала я снова.

Я думала, он разозлился, но ошибалась. Джос обнял меня, тихонько сжал, а потом сказал:

– Не беспокойся, Фейт. Это не имеет совершенно никакого значения. Давай-ка лучше сыграем партию в «Скраббл».[77]

* * *

– Скажите откровенно, не пытаетесь ли вы обогнать время, особенно если вы за рулем? – спросила Софи сегодня утром в девять пятнадцать, глядя в камеру № 2. – А знаете ли вы, что, возможно, в будущем скорость машины будет контролироватьсяприпомощиспутника?

Я увидела замешательство на лице Софи, она старалась успеть прочитать стремительно бегущий текст на экране телесуфлера.

– Еслибудетвведена «разумная» системаадаптациискорости, – читала она скороговоркой, стараясь сохранять спокойствие, – тогда применениеэлек-тронныхограничителейскорости можетстатьобязательным. Сторонники такой системыутверждают, чтоприэтомможноспастиболеедвухтысячжизней в год.

Боже, бедная девочка!

– Подсоединенная к навигационномуспутнику, такаясистема сможетточноотслеживать местоположениелюбоготранспорта и автоматически ограничиватьскорость до предельнодопустимой. Сторонникиданнойсистемынадеются, что онабу-детразработанаприучастииюристоввтечениедвух-следующихлет ик2005году…

– Господи, Софи, – раздраженно прервал ее Терри, – ты уж точно стремишься обогнать саму себя. Прошу у всех прощения, – мягко и неторопливо произнес он, поворачиваясь к камере № 3. – Пусть Софи отдохнет, а пока перейдем к репортажу Татьяны из театра Стивена Джозефа в Скарборо. Сегодня вечером там состоится премьера новой пьесы Алана Эйкборна.[78]

Софи сидела, неслышно бормоча что-то в свой микрофон, когда начался сюжет, подготовленный Татьяной.

– Ты же сказала, что это не повторится! – прошипела она Лизе, стоявшей на балкончике.

– Прости, Софи, – заныла Лиза, – технические неполадки.

– Почему-то на мониторе Терри их не бывает! – возмутилась Софи.

– Оставь меня в покое, – подал голос Терри. – Я не виноват, что ты не в состоянии нормально прочитать текст.

Софи сохраняла спокойствие, но я видела, что она густо покраснела, несмотря на слой грима. Свет в студии безжалостно показал слезы, поблескивающие у нее на глазах. Как только наше время в эфире закончилось и пошли титры, она моментально убежала в туалет.

– Софи, – позвала я ее минуту спустя. – Софи, это я, Фейт.

Она, обычно такая сдержанная, вышла из дальней кабинки с распухшим от слез лицом.

– Эти двое не успокоятся, пока я не уволюсь, – заплакала она, ухватившись за край раковины.

– Именно поэтому ты ни в коем случае не должна уходить, – заявила я, протягивая ей бумажный платочек.

– Но мне этого не вынести, – проговорила Софии, и ее худенькое тело согнулось от рыданий. – Мало того что приходится работать в это отвратительное, ужасное время, так мне еще подстраивают всякие гадости. И никакой поддержки от Даррила.

– Даррилу на все наплевать. К тому же он мало что может сделать, у Терри железный контракт.

– Я всего лишь стараюсь хорошо делать свою работу, – всхлипнула Софи, и по ее лицу снова потекли слезы.

– И делаешь ее просто отлично, – заверила я. – Потому-то эти двое и злятся.

– Это было так унизительно, – причитала Софи. Ее лицо сморщилось, будто пустой пакет от чипсов. – Я опозорилась перед пятью миллионами зрителей. Перед пятью миллионами! Надо мной все будут смеяться.

– Знаешь, в этот самый момент я берусь предсказать, что в конечном счете смеяться будешь ты.

– Ты правда так думаешь? – спросила она, когда чуть успокоилась.

– Правда, – подтвердила я.

– Но как? – мрачно возразила она. Я пожала плечами.

– Не знаю. Единственное, что мне точно известно, ты знаешь все обо всем на свете, а Терри с Татьяной – нет.

– Спасибо, Фейт, – шмыгнула носом Софи и тяжело вздохнула. – Большое тебе спасибо. Мне стало легче.

Она через силу улыбнулась и смыла с лица потекшую тушь.

– Ну а как твои дела? – спросила она, глядя в зеркало.

– Знаешь, я все-таки развожусь.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила она, отрывая большой кусок бумажного полотенца.

– Но самое поразительное, что я уже встретила другого.

– Вот это да! Ну и хорошо.

Я не собиралась ничего рассказывать о Джосе, но Софи спросила:

– Расскажи, какой он.

– Очень симпатичный мужчина, – с жаром призналась я. – Более того, просто красавец.

Заговорив о Джосе, я уже не могла остановиться.

– Он очень добрый и порядочный человек, – с восторгом добавила я, пока она поправляла макияж. – К тому же страшно талантливый. Он театральный художник и на редкость привлекательный – с темно-русыми вьющимися волосами.

Внезапно Софи встретилась взглядом с моим отражением в зеркале.

– Как его зовут? – спросила она.

– Джос Картрайт.

Ее рука с помадой застыла на полпути.

– Ты о нем слышала?

На мгновение наступило молчание.

– Э… да, слышала, – ответила Софи. Сердце мое забилось сильнее.

– Значит, ты с ним знакома? – продолжала я.

– В общем, нет, – услышала я в ответ. – То есть я хочу сказать, что никогда с ним не встречалась.

– Ты просто слышала о нем от кого-то?

– Да, – она покраснела.

– О его репутации?

– Да. Да. Вот именно.

– Ну, это меня не удивляет, – заметила я. – Он становится известным. Знаешь, я познакомилась с ним всего несколько недель назад. Так что сейчас рано о чем-то говорить. Но мне он очень нравится. И я ему, похоже, нравлюсь.

К этому времени на лице Софи появилось какое-то странное выражение.

– Фейт, – заговорила она, но мне уже было не остановиться.

– Я страшно рада, что встретила его. До этого я пребывала в жутком состоянии. Но благодаря Джосу я чувствую себя счастливой и… желанной. После того, что мне пришлось пережить за последние несколько месяцев, я думала, уже больше никогда не испытаю такого.

Софи молча кивнула и посмотрела на меня со странной полуулыбкой.

– Я рада за тебя, Фейт, – проговорила она, закрывая сумочку. – Я… я правда надеюсь, что у тебя все будет хорошо.

И все действительно хорошо. В этом нет ни малейших сомнений. То есть, я хочу сказать, он остроумный, привлекательный и талантливый. К тому же настоящий джентльмен. Он доказал это той ночью. Я думала, что случившееся оттолкнет его, что он сочтет меня невротичкой, под завязку загруженной проблемами, – в общем, так оно и есть. Но он поступил совсем иначе. Он понял, что мне нужно больше времени. Теперь мы не торопимся, а просто наслаждаемся обществом друг друга. А сегодня он пригласил меня на ленч. Мы встречаемся у Ковент-Гардена, потому что у него там совещание по поводу постановки «Мадам Баттерфляй». Он показал мне эскизы костюмов, пока мы сидели на солнышке возле винного бара «Таттонз».

– Это варианты кимоно для Баттерфляй, – объяснил он.

– Очень изысканно, – пробормотала я. – В них столько экспрессии. Я бы с удовольствием вставила их в рамку и повесила дома на стене.

Потом он показал мне эскизы, уже почти готовые для того, чтобы по ним изготовить декорации:

– Сначала мы создаем модели, или макеты, – это вариант декорации в миниатюре со всеми деталями. Если режиссеру понравится, делаются настоящие декорации. Я предлагаю традиционное решение, – продолжал он. – Вот здесь, в центре, стоит домик Чио-Чио-сан, но позади него я добавил зловещего вида многоэтажный дом. По существу опера проста, в ней нет ничего авангардистского. Между прочим, примерно десять лет назад в Глайндборне[79] была очень интересная постановка.

– Да? – рассеянно спросила я, рассматривая эскизы.

– Поедем? – внезапно предложил он.

– Куда?

– В Глайндборн. Двадцать пятого мая состоится открытие нового сезона.

Сердце в груди забилось сильнее. Глайндборн? Я еще никогда там не бывала.

– С удовольствием. Но ведь туда трудно достать билеты?

– Только не с моими возможностями! – воскликнул Джос. Он улыбнулся и легонько постучал себе по носу. – Уверен, что сумею это провернуть. «Так поступают все»! – воскликнул он.

– Что?

– Этой оперой Моцарта открывается сезон. Я ее обожаю. А ты?

– Да. Думаю, да. Я ее очень давно не слушала. Откровенно говоря, я забыла, о чем она.

– Об измене, – объяснил Джос. – Фейт, ты уверена, что с этим справишься?

– Да, – со смешком ответила я. – Справиться я не могу только в жизни.

– И в отличие от жизни, – добавил он, – у оперы счастливый конец. Но может, и в твоей жизни, Фейт, тоже все кончится хорошо.

– Очень на это надеюсь.

– Может, и в моей жизни тоже, – с грустью добавил Джос и тут же улыбнулся. – Может… – со значением проговорил он, беря меня за руку, – у нас обоих все кончится хорошо.

Я улыбнулась и понадеялась, что лицо не выдало того, что творилось в сердце.

– Отлично. Значит, договорились, – он потер руки. – Едем в Глайндборн. Устроим первоклассный пикник и, конечно, захватим побольше шампанского.

– Опять не марочного? – поинтересовалась я.

– Не задавай трудных вопросов, – ответил он. – Скажи, – Джос наклонился над столиком, приблизив свое лицо к моему, – какие у тебя на сегодня планы?

– Э… никакие, – ответила я.

– Хорошо, – шепнул он. Серые глаза смеялись. – Я надеялся услышать такой ответ. Потому что я закончил все дела и подумал: хорошо бы вернуться домой…

– Да?

– И…

– Что?

– Заняться с тобой страстной любовью, – договорил Джос. – Что ты думаешь об этом?

На мгновение над столом повисло молчание. Затем я встала.

– Боже, я тебя шокировал? – упавшим голосом спросил он.

Я протянула ему руку и сказала:

– Поехали.


На следующий день я позвонила Питеру на работу и попросила побыть с детьми. Оказалось, что теперь, когда у меня начался настоящий роман, я уже не чувствую такой боли, разговаривая с ним. Я в состоянии общаться с бывшим мужем, радостно подумала я, пока слушала в трубке гудки. Неужели это и есть так называемое «общение бывших супругов»? – с кривой усмешкой размышляла я. Судя по голосу, Питер обрадовался моему звонку – он всегда радуется, что очень трогательно, хотя он, похоже, был в легкомысленном настроении.

– Почему ты хочешь оставить меня в няньках? – подозрительно начал он.

– Потому что сейчас середина семестра и ребята приедут домой.

– Да нет, я хотел узнать, с чего тебе вдруг понадобилось просить меня побыть с ними?

– Почему ты спрашиваешь?

– Не отвечай вопросом на вопрос, – ответил Питер. – Ты все еще моя жена. И я хочу знать.

– Я уезжаю в Глайндборн.

Питер издал тихий протяжный свист.

– Вот это да!

– Я там ни разу не была, – многозначительно заметила я.

– Это упрек? – спросил он. – Фейт, ты прекрасно знаешь, что я бы с удовольствием свозил тебя туда, но у нас попросту не было денег.

– Мог бы взять взаймы, – ляпнула я. – Если бы наш брак был действительно для тебя важен, ты бы занял деньги, чтобы хоть немножко порадовать меня.

– Думаешь? – он натужно рассмеялся. – А кто, позволь спросить, пригласил тебя в Глайндборн?

– Какая тебе разница?

– Ну, все-таки я пока еще твой муж и считаю, что имею право знать.

– Питер, – раздраженно бросила я, – ты лишился этого права, когда ушел от меня.

– Знаешь, не вали с больной головы на здоровую. Ты сама меня выставила из дома. Ну же, Фейт, признайся, кто? Я его знаю?

– Питер, – сухо сказала я, – я не спрашиваю тебя о твоих отношениях с… ней. Так что будь добр, относись и ты к моей личной жизни с уважением.

– Да ладно тебе. Я все равно узнаю у ребят. Или у Грэма. Он-то уж точно проболтается. Признавайся – кто он? Должно быть, денежный мешок, если приглашает в этот дворец оперных и сибаритских утех.

– Совсем не денежный мешок, – с негодованием сказала я. – Но зарабатывает неплохо. Он художник.

– Интересно, как художник может себе позволить пригласить тебя в Глайндборн? Ты уверена, что он не промышляет на стороне наркотиками?

– Абсолютно уверена, – отрезала я. – Он художник-декоратор, причем известный. И рисует великолепные картины. Пишет маслом.

– Слушай, а он гетеросексуал? – внезапно спросил Питер. – Фейт, я начинаю беспокоиться.

– Естественно, – нетерпеливо ответила я. – Очень даже, – добавила я со значением. – Кроме того, он очень красивый.

– Правда?

– Да. Очень. А вдобавок прекрасно готовит.

– Ооооо! – протянул Питер. – Определенно голубой.

– Он совершенно определенным образом не голубой, – парировала я. Голос Питера куда-то пропал, когда я вспомнила изумительно проведенный в постели вчерашний день. Это было просто блаженство. Немыслимое наслаждение. Я уже и забыла, какое счастье дает секс. – Нет, Джос неистовый приверженец гетеросексуальных отношений, – радостно заявила я.

– Фейт, – проговорил Питер, – неужели ты…? Ты ведь не…? Это на тебя совсем не похоже. А ведь мы еще даже не развелись. Нет, это не слишком корректно с твоей стороны. Все-таки вы, монастырские воспитанницы…

– Питер, если ты себе это позволил, почему я не могу? – перебила его я.

– Фейт, ответь мне честно. Ты была с ним в постели?

– Ладно, отвечу, раз ты спрашиваешь. Да, была, – я ощутила садистское удовольствие. – Я была с ним в постели, – повторила я. – И раз уж ты спрашиваешь, признаюсь, это было восхитительно.

Наступило молчание.

– Я не спрашивал.

– А теперь ответь, согласен ли ты побыть с детьми в следующий четверг?

– Нет, – ответил Питер. – Я не могу.

– Что значит – не можешь?

– То и значит, что не могу. Не в состоянии. Не в силах. Не свободен. Занят.

– Чем?

– Участвую в конференции, которую проводит «Бишопсгейт» по вопросам сбыта. Вот чем. Буду сидеть в гостинице в Уорикшире и сплачивать войска. Надеюсь, ты понимаешь, что это довольно-таки важное мероприятие. Тем более что испытательный срок у меня еще не закончился и за мной внимательно наблюдает руководство. Так что, к сожалению, ничем не могу помочь. Я правда сожалею, – добавил Питер. – Но ничего не поделаешь. Даже если бы ты предупредила меня за три месяца – чего ты сделать никак не могла, поскольку три месяца назад мы были счастливо женаты и ты не собиралась ехать в Глайндборн и тем более трахаться с другими мужиками, – боюсь, я бы все равно сказал «нет». Извини, Фейт. Никак не могу. Ты не хочешь вместо этого послушать компакт-диск?

– Не издевайся, пожалуйста. Мне очень хочется поехать.

– Тогда тебе придется попросить кого-нибудь еще. Моей матери ты не звонила?

– Нет, она же занята в магазине.

– А как насчет твоих родителей? – предложил Питер. – Ребята теперь практически взрослые, так что, возможно, они будут не против посидеть – если ты, конечно, застанешь их дома.

Конечно же, дома я их не застала. Я их никогда не могу застать дома. Мне смутно припомнилось, что они собирались отправиться на Тобаго наблюдать за птицами. Или в Колорадо сплавляться на каноэ. А может, пройти под парусом вокруг Сейшельских островов или совершить «одиссею в Индийском океане». Честно говоря, я не знала точно и собиралась позвонить им еще раз, когда, к моему изумлению, от мамы раздался звонок.

– Дорогая, как твои дела? – спросила она на одном дыхании.

– Знаешь, довольно интересное развитие событий, – начала я. – Я рада, что ты мне позвонила, потому что хотела узнать, не сможете ли вы с папой приехать и…

– Минуточку, Фейт, у меня кончаются монеты. Джеральд! Мне нужно еще пятьдесят пенсов! Спасибо. Извини, дорогая, мы в аэропорте, в Хитроу. Вот-вот объявят посадку на самолет, так что долго говорить не смогу.

– Куда вы отправляетесь на этот раз? – устало спросила я. – Мне казалось, вы только что вернулись.

– …Китай.

– В Китай? С какой стати?

– Нет, дорогая, не в Китай, а на китов, то есть наблюдать китов. В Норвегии, – объяснила мама.

– Но вы же, по-моему, в прошлом году летали наблюдать китов на Кейп-Код?

– Разные породы китов, дорогая. Говорят, норвежские киты выше всех выпрыгивают прямо из моря. После этого мы на две недели отправляемся в Лапландию пасти оленей.

– Замечательно, – вставила я.

– Да, и самое замечательное, что радиоактивной опасности в этих местах больше не существует.

– Здорово.

– Фейт, мы так давно не говорили с тобой. Есть новости?

– Да, – ответила я. – Раз уж ты спрашиваешь. Мы с Питером разводимся.

– Правда? Джеральд, следи за чемоданами!

– Он уже переехал и живет в Пимлико, недалеко от фирмы, куда недавно перешел работать исполнительным директором. Но у меня появился бойфренд по имени Джос…

– Правда?

– … известный художник-декоратор.

– Замечательно!

– На следующей неделе он пригласил меня в Глайндборн.

– Тебе просто повезло.

– А у Питера связь с «охотником за головами», Энди.

Мама ахнула.

– Да нет, мам, не переживай, Энди – женщина.

– Уже легче, – заметила она.

– Во всяком случае, дети довольно спокойно отреагировали на эти события.

– Ну и замечательно. Мэтт мальчик умный, не так ли? – с гордостью добавила мама. – По-моему, он просто молодчина.

– Да. И Кейти тоже. Но меня немножко беспокоит Грэм.

В трубке раздался мелодичный сигнал.

– Дорогая, объявили посадку на рейс. Нужно бежать. Прости, ты, кажется, сказала, что беспокоишься о Грэме?

– Да. Он тяжело переживает наш развод. Это правда. Он все время встревожен, сам не свой. Проявляется это постоянно. Например, всем известно, что, когда собака собирается лечь, она сначала сделает круг. Не спрашивайте меня почему, они так делают, и все. Так вот, Грэм все ходит кругами бог знает сколько времени, а потом ложится с тяжким вздохом. А еще он теперь очень долго стоит и смотрит в окно. Я это знаю, потому что на всех оконных стеклах остаются отпечатки от его носа. Опять же, он постоянно гоняется за мухами, от чего слегка дуреет. И вообще он стал беспокойным, не то что раньше. За восемь дней, прошедших после моего разговора с мамой, он все больше нервничал. Я обратила на это внимание в четверг, когда ждала Джоса. Лили предложила посидеть с детьми. Я ждала ее к двум, а Джос в два пятнадцать должен был заехать за мной на машине. За два часа мы доедем до Глайндборна, потом посидим в парке, а ровно в пять начнется опера. Лили пришла в полный восторг, когда узнала, и очень мне помогла. Она не только немедленно предложила остаться с детьми, когда я рассказала ей обо всем, – даже отпросилась с середины дня с работы, – но и одолжила мне изумительное платье от Армани из бледно-розового шелка вместе с такой же накидкой. Я так волновалась, что была готова значительно раньше времени – это со мной случалось в детстве. Чтобы чем-то заполнить время, я решила повторить с Грэмом команды.

– Сидеть, – велела я ему на кухне.

К моему изумлению, он с вызовом уставился на меня.

– Сидеть, – повторила я. Снова ничего.

– Грэм, сидеть, – терпеливо сказала я снова.

Он зевнул.

– Сидеть! – резко приказала я. Он не послушался.

Мэтт, читавший «Тайм», поднял голову.

– Грэм, – серьезно сказал он. – Сидеть. Ноль внимания.

– Сидеть. Пожалуйста, – попросил сын. Грэм медленно сел.

– Раньше мы обходились без всякого «пожалуйста», – заметила я. – Обычно он всегда слушается. А сейчас заупрямился.

– Просто он за пределами твоей власти, мам, – заметила Кейти, сыпавшая в аквариум корм для Зигги. – Классическое поведение подростков, когда родители разводятся. Если в доме остается только один из родителей, ребенок начинает выходить за границы дозволенного – короче, идти на риск. К счастью, это всего лишь временно.

– Я не согласен с таким анализом, – сказал Мэтт. – По-моему, он просто расстроен, потому что знает, что здесь скоро появится Дженнифер Анистон. Он ее считает немножечко стервой.

– Уж не знаю, что с ним такое случилось, – сказала я, – но мне хочется, чтобы он встряхнулся. Грэм, дорогой, – обратилась я к псу, потрепав его по шелковистым ушам, – ты ведь не хочешь, чтобы Джос считал тебя непослушным мальчиком, правда? Ты уже большой, тебе целых три года.

– Мам, не веди себя с ним как с младенцем, – устало проговорила Кейти. – Это пес, а не ребенок.

– Слышал, Грэм? – расплылась я в улыбке. – Твоя старшая сестра думает, что ты пес.

– Он и есть пес, – сказала Кейти.

– Он не… пес, – не согласилась я. – Я считаю это несправедливым.

– Мама, он пес, – повторила Кейти. – Самый настоящий пес. Но он пес, обладающий особым, почти человеческим разумом и интуицией, поэтому ты совершенно правильно беспокоишься о его ментальном здоровье. Это все из-за развода, – повторила она как нечто само собой разумеющееся. – Из-за него Грэм чувствует себя беззащитным. Может, даже виноватым, – добавила она, – словно развод это его вина. В целом, он просто сбит с толку, – заключила Кейти. – Может быть, нам стоит обратиться к зоопсихологу.

Внезапно раздался стук в дверь и мы услышали голос Лили.

– Хэллоооо – открывайте! – кричала она. – Мы здесь! Нянюшки прибыли! Дорогая, ты выглядишь просто божественно! – заявила она, влетев внутрь. – О да, это не платье, а мечта. Фейт, куда это ты так смотришь?

– Э… никуда, – соврала я. На самом деле я смотрела на Дженнифер. На ней была крошечная красная футболка с надписью «Какая хорошенькая!» и бейсбольная кепка, украшенная полосами и звездами. Уши, доходящие до пола, были вытянуты наружу через прорези в кепке.

– Правда, миленький костюмчик? – восхищенно проговорила Лили. – Мы купили его в «Крафтс», и Дженнифер непременно хотела надеть его сегодня, не правда ли, моя лапочка? Я подумала, что мы все можем пойти в парк, – проворковала она. – Если Грэм не будет слишком буянить.

– Да нет. Он немножко подавлен. Не такой жизнерадостный, как всегда. Мы думаем, он переживает из-за развода.

– Ну а я – нисколько! – заявила Лили. – То есть я с этим смирилась, – поправилась она. – Конечно, это очень грустно, – торопливо продолжала она, – но ведь жизнь продолжается! Ну, где твой новый ухажер? – спросила она. – Смерть как хочется его увидеть.

Через две минуты ее желание осуществилось. Мы услышали, как притормозила машина, потом раздались шаги, и вот уже Джос стоял в холле. Выглядел он, как бог. Нет, не бог, а ангел! Именно так. Русые волосы ложились мягкими завитками на воротник смокинга. Он излучал какое-то магнетическое тепло, будто далекий огонь в холодную ночь. Вид у него был просто великолепный. Я думала, что сейчас упаду в обморок от желания.

«Благодарю Тебя, Господи, – обратилась я к Богу. – Благодарю за то, что Ты послал мне Джоса».

Лили была почти вне себя от восторга, когда обменивалась с ним рукопожатием.

– Как я рада познакомиться с вами, – заговорила она. – Я столько слышала о вас, и только хорошее. Вы должны дать интервью для моего журнала – с энтузиазмом добавила она. – Страницы, посвященные искусству, у нас лучше всех.

– Спасибо, Лили, – откликнулся Джос. – Я слышал массу хвалебных отзывов о вас, и мне очень нравится ваш журнал – он гораздо лучше, чем «Вог».

К этому времени Лили явно дала ему высшую отметку из всех возможных.

– А ты Кейти, правильно? – обратился Джос к моей дочери, одарив ее обаятельной улыбкой.

– Да, – ответила Кейти, изображая светское безразличие.

– Ну, а это, как я понимаю, гениальный Мэтт. Услышав такое, Мэтт покраснел и поздоровался:

– Здрассьте!

Джос стоял, обворожительно улыбаясь всем нам, а мы наслаждались его мужской красотой и обаянием.

Оглянувшись, он спросил:

– А где же Грэм?

Хм. Действительно, где же Грэм? Грэм исчез. Мэтт пошел на поиски и минуту спустя приволок его за ошейник. Морда пса выражала смесь страха и презрения, какие он обычно проявлял в присутствии ветеринара.

– Грэм, поздоровайся с Джосом, – весело сказала я.

Джос протянул руку потрепать его, но Грэм внезапно оскалился и зубами схватил его за пальцы. Вид у Джоса был испуганный и немного раздраженный, но он тут же рассмеялся.

– Я сам виноват. Должно быть, слишком резко наклонился к нему.

– Ничего подобного, – заявила я. – Грэм! Ты поступил очень, очень гадко, и мама очень сердится!

Съежившись, Грэм выскользнул из комнаты.

– Джос, прости, – извинилась я. – Тебе нужен пластырь?

Он покачал головой.

– Обычно Грэм ведет себя дружелюбно, но сейчас он немножко… сбит с толку.

– Ошибаешься, мама, – авторитетно заявила Кейти. – Он просто ревнует.

– Ревнует? – повторила я.

– К Джосу.

– Ха-ха-ха! Дорогая, ну ты и скажешь! Что за глупая идея! Кейти любит заниматься психоанализом, поэтому анализирует все подряд, – объяснила я. – Смотри, Джос, а то она и твое поведение будет анализировать. Верно, Кейти?

– Да, – откровенно сказала Кейти, – буду.

Наступила неловкая пауза.

Но тут Джос улыбнулся и сказал:

– Что ж, я сам интересуюсь психологией. Между прочим, Энтони Клэр – мой друг.

– Вот это да! – воскликнула Кейти. Она засияла, словно гирлянда огней. – Я считаю его большим специалистом, хотя не согласна с его взглядами на Фрейда.

– Хочешь с ним познакомиться? – спросил Джос. – Могу договориться.

Я думала, что ее глаза выскочат из орбит.

– Очень! – выдохнула она.

– Значит, Джос все устроит, – сказал он с улыбкой, поднял мою корзину с крышкой для пикника, мы сказали всем «до свиданья» и отбыли.

– Выглядишь просто изумительно, – признался Джос, когда мы тронулись в путь в его машине с поднятым верхом. Левой рукой он погладил мое колено.

– Ты тоже, – ответила я. – Даже больше. Ты божественно красив.

Я взглянула на его содранный палец. Слава богу, прокушено не до крови.

– Извини, что так вышло с Грэмом.

– Ничего страшного, – он криво улыбнулся. – Я рад, что у него не было ружья.

– Понимаешь, он всегда был добродушным и жизнерадостным псом, – объяснила я. – Не знаю, что с ним стряслось.

– Зато я знаю, – сказал Джос. – Кейти права. Он ревнует. И его можно понять. Потому что он любит тебя и почувствовал, что я тоже тебя люблю.

Сердце у меня в груди сделало кувырок, три колеса и сальто назад. У меня перехватило дыхание, закружилась голова, и я ощутила полный восторг. У Джоса была привычка неожиданно говорить нечто такое, от чего у меня захватывало дух. Питер никогда так не делал, размышляла я. Но он был совершенно не романтического склада. Хотя теперь я начала задумываться: может, с Энди он стал романтиком? Может быть… Я отогнала непрошенные мысли, потому что знала: моя жизнь движется дальше. Лили была права, когда сказала, что я иду вперед. А сейчас я даже не иду, а мчусь вперед вместе с Джосом. Мы ехали по Суссексу, мне казалось, что мне все это снится. Пока мы приостановились в потоке машин, я поймала себя на том, что любуюсь его красивым профилем. Он повернул ко мне голову и взял мою руку в свою. Мне было безразлично, доберемся мы до Глайндборна или нет. Это было такое блаженство – сидеть с ним рядом в машине. Вскоре загазованные автомагистрали юго-восточной части Лондона остались позади, и мы двинулись по узким суссекским дорогам. Все вокруг было зеленым, как листья салата. За изгородями набирал рост клевер, ярко зеленела молодая листва. Легкий ветерок покачивал бело-розовые свечки огромных каштанов. Мы проехали настоящий тоннель из буков с полупрозрачными медно-зелеными листьями и внезапно оказались замыкающими в медленно движущемся потоке «мерседесов», «бентли» и «роллс-ройсов».

– Добро пожаловать в Глайндборн, – произнес Джос, когда мы свернули на длинную подъездную дорогу, рассчитанную на три ряда машин, выехали на площадь и припарковались. Я оглядывалась, пока он открывал багажник и доставал все для пикника. Было такое ощущение, будто мы попали на съемки одного из фильмов студии «Мерчант-Айвори». Мужчины в смокингах и поясах-шарфах с важным видом расхаживали, словно вороны с глянцевым опереньем; элегантные женщины в нарядах haute couture, вздымающихся волнами шелка, скользили по лужайкам. Вдали белыми пятнышками на фоне живописных зеленых холмов виднелись овцы.

– Сначала, – объяснил Джос, – выберем место для пикника и немного выпьем, а поужинать мы успеем во время длинного антракта в половине седьмого.

Мы подхватили корзинку и плед и не спеша пошли по парку, мимо клумб с розами и заросшего кувшинками пруда. У меня перехватило дыхание от красоты открывшегося взору загородного дома эпохи королевы Елизаветы. Оконные створки были увиты глицинией, а стены из красного кирпича сияли бронзой в лучах заходящего солнца. Овцы невозмутимо щипали траву, пока мы расстилали мягкий плед у осевшей стены.

– Это заборчик, – объяснил Джос, раскручивая проволоку бутылки. – Он предназначен для того, чтобы отделить овец от слушателей оперы. Прошу прощения, но шампанское не марочное, – добавил он, когда я протянула свой бокал. – Марочный «Крюг» я берегу только для совершенно особых случаев.

Я улыбнулась. Сегодняшний день, по-моему, вполне подходил под эту категорию.

– Так какая нас ожидает погода? – поинтересовался Джос.

Я взглянула на небо.

– Ясная и безоблачная, – со счастливой улыбкой пообещала я.

Мы пили шампанское и ели канапе с копченым лососем. Наконец зазвенел колокол, приглашая всех в зал.

– Это совершенно другой мир, – прошептала я, когда мы рука об руку двинулись к дому.

– Безусловно другой, – подтвердил Джос.

– …нет, я буду с Ротшильдами.

– …вы собираетесь в этом году в Аскот?[80]

– …двое наших младших учатся в Рэдли.[81]

– …да… да… музыка Моцарта просто превосходна.

– У большинства здесь присутствующих одна и та же болезнь – хроническое богатство, – улыбаясь, шепнул Джос, когда мы сели на свои места. Оркестранты начали настраивать инструменты, потом свет погас, и снизошла благоговейная тишина.

Как мне нравится все это, думала я, когда занавес стал медленно подниматься. Джос обеими руками держал мою руку, и я чувствовала, как с каждым вздохом мерно опускается и поднимается его грудь. Опера шла на итальянском, но я читала либретто. На мой взгляд, это совершенно нелепая история, полная обмана и мошенничества. Двое мужчин, переодевшись, обхаживают подружек друг друга, чтобы испытать их верность. Делают они это в надежде выиграть спор у своего циничного приятеля дона Альфонсо. Зрителю остается спрятать свое недоверие подальше, потому что женщины абсолютно не узнают собственных женихов, с которыми разговаривали буквально пять минут назад, всего лишь потому, что те нарядились албанцами! Девушки честно сопротивляются, но мужчины прибегают к низким поступкам. Они притворяются, будто приняли яд и спасти их можно, только если девушки им уступят. Так и происходит. Но это абсолютно нечестно, ведь мужчины обманом принудили девушек к измене, а потом еще у них хватило совести злиться. Но больше всего меня поразила Деспина, служанка девушек. Вот уж действительно сомнительная особа! На первый взгляд такая дружелюбная и преданная, а на деле – совсем наоборот. Словно кукловод, она умело управляет действием со стороны. Я подумала: как она могла так поступить со своими хозяйками? Какими скрытыми мотивами руководствовалась? Так что если говорить откровенно, опера меня скорее растревожила, чем насмешила. Потом я решила не обращать внимания на сюжет, ведь музыка действительно бесподобная. В конце первого действия занавес опустился под гром аплодисментов, и все дружно направились в парк.

– …лучше, чем Бёртуисл,[82] правда?

– …кажется, это герцог Норфолк?

– …в этом году мы снова едем отдыхать в Кап-Ферра.

– …обслуживание было отвратительное. Отвратительное!

– …нет, я с Меррил Линч.[83]

– Джосайя? – Джос остановился как вкопанный.

Привлекательная девушка лет двадцати пяти стояла перед нами, загораживая проход.

– Давно не виделись, – сказала она несколько вызывающе.

– Да, действительно, – Джос вежливо улыбнулся, но лицо его явно не выражало удовольствия.

– Как поживаешь? – спросила девушка, кутаясь в широкий бархатный шарф, накинутый на худенькие плечи.

– О, у меня все в порядке, – ответил он. – А, э… как ты?

– У меня все прекрасно, – многозначительно ответила она. – Я выполняла заказ для «Оперы Норт».[84]

– А. Что ж, чудесно, – заметил он. Я думала, Джос нас сейчас познакомит, но он не захотел. – Приятно было увидеть тебя снова, – добавил он, – не будем тебя задерживать.

G этими словами Джос взял меня под руку и повел к выходу.

Мы уже почти вышли, когда девушка крикнула нам вслед:

– Я слышала, ты занят в интересном спектакле! Джос остановился и повернулся к ней. Я заметила, как у него задергался уголок рта.

– Да, это правда, – сказал он. – Что ж, Дебби, приятно было увидеть тебя. До свиданья.

Мы вернулись к нашему пледу и сидели, потягивая шампанское при вечернем солнце. Только почему-то после этой странной встречи «Крюг» утратил свой вкус.

– Джос, – сказала я, открывая корзину и доставая тарелки. – Я понимаю, это меня не касается, но эта девушка – кто она? Она вела себя несколько… враждебно.

– Совершенно верно, – отозвался Джос и раздраженно вздохнул. Ему явно не хотелось говорить об этом. Возможно, мне не следовало спрашивать.

– Извини, я не собиралась совать нос в твои дела.

– Да нет, все в порядке, – он снова вздохнул. – Мне нечего от тебя скрывать. Она начинающий художник-декоратор, – пояснил Джос, принимая у меня тарелку с копченой курицей. – Как-то раз я взял ее работать – расписывать декорации, – добавил он, пока я накладывала ему салат. – Но Дебби очень честолюбива и хочет известности. И… когда она узнала, что меня пригласили в Ковент-Гарден оформлять постановку «Мадам Баттерфляй», принялась меня упрашивать взять ее к себе ассистентом. Я… считаю, что она еще не готова, поэтому… сказал, что место уже занято. И больше не думал об этом, – устало договорил он. – Но она явно меня не простила.

– Дорогой, не обращай внимания, – сказала я, протягивая ему бумажную салфетку. Я почувствовала облегчение, когда услышала это объяснение, потому что по отношению к Джосу во мне начинает зарождаться собственница и я забеспокоилась, вдруг это его бывшая пассия. Но это просто профессиональные недоразумения. С этим я сумею справиться.

– В нашем мире, Фейт, много подлостей, – добавил Джос, пока мы ужинали. – Я с радостью поддержу молодые дарования, но никому не собираюсь давать работу, пока они не станут действительно первоклассными мастерами.

– Понимаю, – отозвалась я и, передавая картофельный салат, добавила: – Знаешь, давай забудем об этом, ладно?

Вроде бы мы так и сделали, но я чувствовала, что весь оставшийся вечер был чуть-чуть омрачен. Раз или два во время второго действия я взглянула на Джоса, и мне показалось, что он так и не успокоился. Но потом я начала следить за тем, что происходит на сцене, и конец спектакля меня просто поразил. В программке упоминалась благополучная развязка: мужчины прощают своих невест, и опера завершается свадебными колоколами. Но все оказалось совсем не так. Когда девушки узнали, что их обманули, они пришли в ярость. С омерзением взглянув на мужчин, они швырнули кольца, подаренные в честь помолвки, и в слезах ушли со сцены.

– Конец не такой уж и счастливый, – сказала я Джосу, пока мы шли к машине.

– Да, конец несчастливый, – согласился он. – Похоже, в сюжет вмешалась реальная жизнь.

Обратно он вел машину явно в подавленном настроении.

– Ты все еще думаешь об этой девушке? – мягко спросила я, пытаясь заглянуть ему в глаза, но от дорожных огней на его лицо ложились то янтарные отблески, то серые тени. – Надеюсь, ты не переживаешь.

– Немножко, – признался Джос, переключая скорость. – Я думаю, не попытается ли она причинить мне неприятности.

– Конечно, нет, – решительно сказала я. – И потом, каким образом? Репутация у тебя надежная. Ты блестящий художник, все это знают. – Он повернулся ко мне в полумраке и благодарно улыбнулся. – Людям, обладающим твоим талантом, часто приходится сталкиваться с завистью и злобой. Ты, Джос, человек заметный – можно сказать, белая лилия среди болотной тины, вот кое-кто и пытается тебя очернить.

– Спасибо. Интересно, как там справляется твоя лилия – Лили? – добавил он, когда мы свернули на Эллиот-роуд.

Прижав к груди Дженнифер Анистон, Лили спала перед экраном телевизора, забыв про поставленную видеокассету с сериалом «Друзья».

– Красавица и чудовище, – с улыбкой сказал Джос. – Хорошо, что она осталась с ребятами.

– Да, – шепотом ответила я. – Жаль, ты не можешь остаться.

Я бросила взгляд на Грэма, лежащего на нижней ступеньке лестницы.

– Знаю, – ответил Джос. – Во-первых, Грэм ни за что не пропустит меня наверх, а во-вторых, через три часа тебе нужно вставать и идти на работу. Бедняжечка, – он поцеловал меня и крепко сжал в объятиях. – Завтра ты будешь чувствовать себя очень усталой.

– И очень счастливой!

– Я буду смотреть твою передачу, – пообещал он, еще раз поцеловал и ушел в черную ночь.

К этому времени Лили проснулась и, зевая, принялась собирать свои вещи. Я поблагодарила ее и пошла наверх. Дети уже давно ушли спать, но я с удивлением увидела полоску света под дверью комнаты Мэтта.

– Мэтт! – негромко позвала я. Сын сидел в пижаме за компьютером. – Ты вконец испортишь зрение, если не прекратишь.

– Что? – устало прищурившись, он взглянул на меня и снова повернулся к компьютеру.

– Что это ты делаешь? Уже без четверти час. Молодой человек, вам еще только двенадцать лет.

Через плечо сына я заметила, как быстро он нажимает на клавиши с цифрами.

– Ничего я не делаю, – ответил он. – Это мой чат.

– Чат? – переспросила я. – Нечего тебе заходить в чаты. Еще неизвестно, кто там на линии.

– Да нет, это особый чат, – объяснил Мэтт.

– И что же вы обсуждаете?

– Ну, главным образом текущие события в мире. Ну там, Китай и Тайвань, будущее британской промышленности и всякое такое.

– Понятно, – сказала я. – Это, конечно, похвально, но я хочу, чтобы на сегодня ты закончил свои обсуждения.

Подняв голову, я случайно бросила взгляд на стену и с удивлением увидела пустые полки.

– Где твои компьютерные игры?

– Я, э… избавился от них, – ответил Мэтт, выключая компьютер.

– Как, ото всех сразу? Да ведь у тебя их было под сотню.

– Ну да. Просто… они мне надоели, – он пожал плечами, забираясь в кровать.

– Что? Даже «Zombie Revenge» и «Chu-Chu Rocket»?

– Ну да, вообще надоели. Я играл в них миллион раз.

– Ясно. Значит, ты их отдал?

– Да. Да, отдал.

– Куда? В благотворительный магазин?

– Ну… Да.

– Знаешь, дорогой, они совсем не дешевые. Мы истратили на них кучу денег. А ты просто взял и отдал?

– Да, – подтвердил Мэтт. – Отдал.

– Знаешь, мне это не нравится. Ты же мог отнести их в комиссионный и неплохо на этом заработать.

Сын пожал плечами.

– Да, дорогой, я на тебя сердита, – сказала я и поняла, что не могу сердиться. Я провела такой замечательный вечер. В моем мире все прекрасно, а Мэтт, во всяком случае, действовал из лучших побуждений.

– Ты поступил очень щедро, – сказала я, целуя его на ночь, – потому что эти игры очень дорого стоят.

– Да, я знаю, – со значением произнес сын. Я выключила настольную лампу у кровати и повернулась, чтобы уйти.

– Мам? – внезапно окликнул Мэтт из темноты, когда я уже закрывала дверь.

– Да?

– Опера понравилась?

– Да, дорогой. Опера была чудесная, хотя сюжет мне кажется немного странным.

– Мам, а тебе нравится Джос? – тихонько добавил он.

– Нравится ли мне Джос? Ну да, нравится. А тебе он понравился?

Наступило короткое молчание.

– Не знаю, – пробормотал Мэтт. – Наверно. Ммм… он вроде обаятельный.

Загрузка...