Страж ночи

Глава 3

На следующий день Лаура все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Суровое лицо неумолимого мужчины с проницательными притворно-холодными глазами стояло перед мысленным взором. Будь он проклят, этот Сандро Кавалли! Какое он имеет право вмешиваться в ее жизнь и пытаться разрушить столь тщательно продуманный замысел! Ради искусства она готова на любые жертвы. Никакая цена не покажется ей слишком высокой.

Стараясь выбросить из головы воспоминания о вчерашнем разговоре, Лаура отправилась на прогулку. Солнце медленно выкатывалось из-за горизонта и вставало над землей, освещая город, но облака затягивали небо.

В утренней дымке мягко светилась цветная мраморная облицовка собора Сан-Марко. Вдали суровые зубцы монастырской ограды стремились вверх в желании вонзиться в постепенно светлеющую глубину неба.

Лаура часто, гуляя по городу, заходила в церкви, на стенах которых могла видеть фрески, написанные известными в республике художниками. Подолгу всматривалась она в фигуры, изучая их и делая зарисовки, чтобы постичь правильность пропорций и научиться правдиво изображать человека. Однако никакие ухищрения не могли заменить то, что обычно делали художники-мужчины, но не было позволено ей — рисовать обнаженных натурщиков. Мужские фигуры Лауре по-прежнему не удавались.

Она брела по узким зловонным улочкам, вдоль каналов. По поверхности воды иногда текли струи разноцветных жидкостей, вылитых из красильных чанов. Черепичные кровли домов сходились в переулках так близко, что даже днем было темно. У входа в лавки висели пестро окрашенные образцы шерстяных тканей.

Главным учителем девушки был город, но больше всего ее интересовали люди, и вовсе не обязательно красивые. За каким-нибудь бородатым или волосатым уродом она могла ходить целый день, пока не выдавался случай занести его на страницу альбома.

Лаура всегда и повсюду носила с собой альбом и зарисовывала все, что привлекало ее внимание. Но сегодня, выходя на прогулку, она оставила его дома, позабыв обо всем на свете от огорчения.

Из переулка на площадь вышла веселая группа нарядно одетых юношей. Высокий молодой человек, облаченный в черный камзол и длинный темно-красный плащ, ниспадавший прямыми складками, заиграл на лютне. Площадь огласилась звуками веселой песенки:

— О, как молодость мгновенна! Пой же, смейся! Счастлив будь, дружок, сегодня! Ты на завтра не надейся!

— Споешь с нами, незнакомка? — воскликнул один из молодых людей, заметив Лауру. — Присоединяйся! Разве ты не слышала? «Молодость мгновение! Пой же, смейся!»

Лютнист оборвал мелодию. Черный бархатный берет безо всяких украшений и перьев подчеркивал белизну его правильного, немного грустного, несмотря на веселую мелодию, лица.

— Не мешай мадонне следовать своей дорогой! — остановил он дружка. — Разве ты не видишь, как она печальна?

Юноши свернули в переулок. Издали, замирая, снова донеслось:

— Счастлив будь, дружок, сегодня! Ты на завтра не надейся!

Лаура даже голову не повернула в сторону весельчаков. Перед ее мысленным взором стоял образ Стража Ночи и глядела она только перед собой.

Вокруг девушки высились стройные башни дворцов и колоколен, безмолвно взирали многочисленные статуи и барельефы. Но бродила сегодня Лаура по городу вовсе не из желания наслаждаться его красотами, а в поисках успокоения.

Лабиринт улиц с бесчисленными роскошными дворцами вывел ее к монастырю Санта Марии Челесте. Привратник открыл калитку в монастырский сад. В этот февральский день солнце скупо освещало сухие ветви деревьев, но, едва переступив порог монастыря, Лаура цепким взглядом художника отметила необыкновенную гармонию открывавшегося ей вида: послушницы в темных одеждах подметали дорожки, а на поляне позади них ярко полыхал костер, прорезавший серо-голубой туман утренней дымки. Гамма красок показались Лауре необычной.

Одна из послушниц, худая, с болезненным лицом и понурой фигурой, подбросила в огонь собранный мусор, и в ее простом жесте Лаура остро почувствовала потаенную грусть. О чем печалилась монахиня? «О, как молодость мгновенна! Пой же, смейся!» — вспомнила девушка, но на душе у нее стало пасмурнее.

Лаура направилась к церкви, которую так долго украшала фресками. В то время ее внутреннее пространство было загромождено лесами. Взобравшись на леса, она расставляла в беспорядке горшочки с разведенной краской. Работала Лаура всегда со страстью. А это очень трудно — расписывать стены по сырой штукатурке. Она редко была довольна тем, что удавалось сделать за день, потому что разведенные на известковом молоке, краски неожиданно давали нежелательно тусклый тон.

Иногда посмотреть, как продвигается работа, заходила настоятельница монастыря и даже несколько раз взбиралась на леса.

— Где ты? — кричала она, задыхаясь. — Я совсем запуталась в этих перекладинах! Да тут можно переломать ноги!

Лаура ухитрялась помочь ей взобраться повыше, не запачкавшись красками.

Иногда настоятельнице нравились фрески и она хвалила:

— Я довольна и рада, что не ошиблась, доверив тебе столь ответственную работу.

Иногда же она сердилась:

— Ну что ты тут намазала? Никуда не годится! Все надо переделать и как можно скорее!

— Но вы смотрите на незаконченную работу! — удивлялась Лаура тому, как мало разбирается настоятельница в живописи.

Однажды она, войдя в собор, грозно потребовала:

— На этой ставне изобрази пожар, случившийся в Борго восемь столетий назад.

Свирепый пожар в Борго, одном из кварталов Ватикана, населенном бедняками, оставил без крова множество семейств и был причиной гибели взрослых и детей.

— Я не справлюсь! — ужаснулась замыслу настоятельницы Лаура.

— Вот выдумка — не справишься! А ты попробуй справься!

От таких бессмысленных требований и упреков Лауру охватывало отчаяние, не хотелось работать, опускались руки. Но постепенно замысел увлек ее, развившись в ходе работы. Она задумала трагическое по своему настроению изображение, за сюжет взяв старое предание, утверждавшее, что жестокий пожар прекратился в тот момент, когда папа Лев IV, выйдя на балкон своего дворца, поднял руку для благословения народа.

Изображая папу, Лаура невольно придала ему черты настоятельницы монастыря, что саму ее ужаснуло, но очень понравилось монахине. Зато чрезвычайно удачно получились у нее люди: кто-то помогал тушить пламя, а другие, полные ужаса, пытались бежать. Обезумевшие от горя матери метались и умоляли Всевышнего пощадить прижимающихся к ним детей.

Сейчас Лауре почему-то захотелось взглянуть на свою старую фреску. Несмотря на сходство папы Льва IV с настоятельницей монастыря Санта Мария Челесте, роспись все же была хороша. Девушка ускорила шаги.

Дверь церкви оказалась открытой. Высоко поднявшееся солнце разогнало облака и зажгло огнями стекла узких окон, но в церкви оставалось сумрачно, воздух был несколько сперт и пропитан запахом воска и ладана. Мигали огоньки лампад, слабо освещавшие лики святых и статую Франциска Асизского. Несколько послушниц неслышно прошли мимо Лауры медленной походкой.

Художница задержалась у фрески, на которой она нарисовала приход больного ребенка к апостолам. Мальчика она изобразила во время припадка с лицом, искаженным судорогой. Девушка хорошо знала это выражение, не раз наблюдая его на лицах заболевших столбняком.

Возле мальчика Лаура поместила отца ребенка, застывшего в отчаянии, и мать — прекрасную молодую женщину, полную щемящего горя и безмолвной мольбы. Лица апостолов выражали глубокое сострадание и мучительное бессилие сотворить чудо.

Лаура застыла… бессилие сотворить чудо… Не произойдет чуда и в ее жизни, от своей судьбы не убежать. Почему же тогда так мучительно больно вспоминать слова Сандро: «Как можно быть художником, не имея самоуважения?»

Девушка опустилась на скамью и молитвенно сложила у груди руки. Боже! Сколько в мире боли, отчаяния и страдания! Лаура горячо молилась, и душа постепенно наполнялась чудным светом и теплом. На нее снисходило успокоение, ради которого она и пришла в церковь.

Лаура вспомнила о своей наиболее удачной фреске, изображавшей Святого Георгия. Она поднялась со скамьи и прошла в одну из церковных ниш. Георгия она изобразила в тот момент, когда он пришпорил коня, и конь ринулся вперед, высоко подняв передние ноги, храпя и озираясь на страшное чудовище. В глазах Георгия сверкал восторг, ветер развевал мантию. Дракон в предсмертной судороге передними лапами старался удержать пронзающее его копье. Казалось, еще мгновение, и он с ревом испустит дух.

На втором плане, на фоне дикой природы, была изображена на камнях прекрасная женщина. Именно такой хотела бы видеть себя Лаура. Золотой шлем Георгия, блеск его лат, голубая с золотом сбруя и переливы шелковистой шерсти лошади приковали ее взгляд.

Не о себе ли думала она, работая над фреской? Георгий, побеждающий дракона и женщина с восхищенным взглядом… Страж Ночи, ограждающий граждан республики от потрясения и юная… куртизанка. Нет, Сандро тогда не был знаком ей. «Как можно быть художником, не имея…»

Этого девушка больше вынести не могла. Успокоение, снизошедшее на нее от молитвы, грозило вновь смениться подавленностью и круговертью навязчивых мыслей.

Лаура вышла из церкви. Где же теперь, у кого просить, чтобы исчезла тревога из ее сердца?

Девушка пересекла двор монастыря и вошла в обитель. Подойдя к двери Магдалены, она постучала.

Послышались шаркающие шаги, дверь отворилась и на пороге появилась робкая горбунья. Магдалена всегда напоминала Лауре ребенка, прячущего за спиной подарок. Из-под накидки выбились волосы соломенного цвета, в глазах застыла печаль. Но при этом во всем облике юной монахини ощущалась какая-то неуловимая тайна, разгадать которую не представлялось возможным ни одной человеческой душе.

— Лаура! — Магдалена опустила ладони подруге на плечи, встала на цыпочки и расцеловала в обе щеки. — Мы так давно не виделись!

— Я была занята живописью… и еще одним делом. Можно войти?

— Конечно, — Магдалена заперла за гостьей дверь.

Большинство молодых монахинь жили в общей комнате, но, благодаря щедрости неизвестного покровителя Челестины, Магдалена располагала отдельной кельей. Маленькое помещение без окон и комнатой назвать было нельзя. Свеча на горке оплавленного воска тускло освещала письменный стол, низенькую кровать и узкий высокий шкаф. В небольшой жаровне тлели угли, от которых исходили ласковые волны тепла. В келье стоял запах горящей свечи и затхлости плохо проветренного помещения. Стены казались влажными от сырости. По углам кельи царил полумрак.

— Не понимаю, как ты здесь работаешь! — воскликнула Лаура. — Должно быть, это ужасно — никогда не видеть солнечного света!

— Наверное, тебе трудно что-либо подобное представить. Ты слишком большое внимание уделяешь настроению, чувствам, ощущениям и окружающей обстановке Мой же свет — здесь, — Магдалена коснулась виска и застенчиво улыбнулась.

— Мессер Альдус, я думаю, с удовольствием предоставил бы для твоей работы помещение в своей печатной мастерской, — Лаура села на кровать и посмотрела на подругу.

Они росли вместе как сестры, но Магдалена всегда имела склонность к уединению.

— Мы уже говорили с тобой об этом. Мне нравится работать в этой келье. Здесь я чувствую себя гораздо лучше, чем на людях.

— Ох, Магдалена! — Лауре на глаза навернулись слезы.

В полумраке кельи бедная горбунья была избавлена от любопытных взглядов, привлеченных ее уродством, которое невозможно было скрыть под одеждой. В монастыре Магдалена пряталась от мальчишек, в страхе разбегавшихся от нее на улицах, и от подозрительного отношения инквизиторов, полагавших, что горб девушки — дело дьявола.

— Когда меня примут в Академию и я смогу брать плату за свои работы, мы снимем с тобой дом. Ты же согласишься жить со мной в одном доме?

На какой-то миг в глазах Магдалены зажглась надежда, но тут же погасла. Устало вздохнув, монахиня отодвинула в сторону рукопись, в которую по заказу печатника вносила необходимые исправления.

— Мне и здесь хорошо. Не беспокойся обо мне, Лаура.

— Я не могу не беспокоиться о тебе, Магдалена.

Несмотря на то, что Магдалена была на год старше, в детстве она во многом зависела от Лауры и стала ее любимой подругой. Младшая всегда утешала старшую, если ту донимали другие послушницы. И Лаура очень обрадовалась, когда Магдалена выразила желание работать у печатника и получила от Альдуса рукопись, нуждавшуюся в исправлении допущенных ошибок.

— Для тебя гораздо важнее живопись и благосклонность мадонны дель Рубия, — в голосе монахини прозвучало неодобрение.

— Только не надо…

— Что ты хочешь сказать?

— В последнее время слишком уж многие хотят спасти мою душу!

Думать о Сандро Кавалли Лауре не хотелось.

— Впрочем, не обращай внимания! Расскажи, что у тебя нового! — попросила она.

Магдалена поиграла концом веревочного пояса, обвязанного вокруг талии.

— Отец Луиджи отправлен в Иерусалим замаливать грехи.

— Неплохо! Если есть, что замаливать!

Лаура нахмурилась, внезапно вспомнив, что упомянула имя распутного монаха в разговоре с Кавалли. Может быть…? Нет! Она отбросила мысль о вмешательстве Сандро в судьбу отца Луиджи. Конечно, нет!

Девушка подошла к столу.

— Над чем сейчас работаешь? — она потянулась к странице, но Магдалена поспешила перевернуть лист.

— Прости, пока еще нельзя взглянуть на текст. — Юная послушница поспешила к шкафу и рывком открыла дверцу. — Мысли автора достойны восхищения, но выражает он их каким-то ущербным языком.

Она быстро спрятала рукопись в шкаф, закрыла дверцу и обернулась. На лице играла ангельская улыбка.

— Когда закончу, я покажу. А что у тебя нового, Лаура? Маэстро Тициан завершил картину, для которой ты ему позировала?

— Почти. Почему бы тебе не прийти в студию маэстро и не взглянуть на его работу? Мне она кажется весьма удачной.

Взяв со стола пузырек с чернилами, Магдалена повертела его в руках.

— Я уже видела во сне Данаю Тициана. Она прекрасна.

— Вот как! Во сне? — гостья присела на кровать и вздохнула. — Именно Даная станет последней картиной, для которой я позирую маэстро, прежде чем заняться ремеслом куртизанки!

Лицо Магдалены вытянулось.

— Мне неприятно это слышать.

— Ты говоришь совсем, как Сандро Кавалли.

Магдалена в изумлении открыла рот.

— Ты знаешь Стража Ночи?

Лаура усмехнулась.

— Наверное, у меня на лице было такое же выражение, как у тебя сейчас, когда я увидела его в студии Тициана.

Девушка подалась вперед, решив, что не случится ничего страшного, если она расскажет обо всем подруге. Магдалена кроме матери ни с кем не видится.

— Страж Ночи расследует сейчас одно ужасное преступление. Убийство! Беднягу закололи, а потом… надругались над его телом.

— Надругались? — взгляд Магдалены заметался. — Как… надругались?

У Лауры запершило в горле.

— Полагаю… э… кастрировали.

Пузырек с чернилами упал на пол и разлетелся вдребезги. Осколки усеяли весь пол кельи. Лицо послушницы побледнело и стало похоже на белое полотно.

— Ужасно. А зачем Сандро Кавалли понадобилось допрашивать Тициана?

— Маэстро, видимо, знал погибшего. Ой, боюсь, я в последнее время слишком много болтаю, о чем не следует! Страж Ночи страшно бы рассердился на меня, если бы узнал!

Пробормотав что-то, Магдалена пробежала в угол кельи и схватила щетку.

— Позволь мне, — Лаура протянула руку.

— Я сама справлюсь, — послушница ее оттолкнула. — Я же не калека!

Лаура отошла.

— Ты сердишься? — удивилась она, ошеломленно глядя на подругу. — Почему ты так огорчилась? Из-за разбитого пузырька? Какой пустяк!

Магдалена сгребла осколки и подхватила их листом бумаги.

— Ой! — вскрикнула она, поднося руку к свету. На пальце выступила рубиновая капля.

— Давай перевяжу! — Лаура направилась к шкафу.

— Не надо! — закричала Магдалена.

— В самом деле… Что с тобой?

— Держись-ка ты подальше, Лаура!.. Я имею в виду это дело с убийством. Оно опасно и к тому же нисколько тебя не касается.

Волнение послушницы вызывало у ее подруги недоумение.

— Какая же опасность мне угрожает? — удивилась Лаура. — Кто и по какой причине может желать мне зла?

Дверь распахнулась, шелестя монашеской одеждой, в келью вошла Челестина. Лаура заметила, что Магдалена глубоко вздохнула, увидев мать.

— Мне показалось, что-то разбилось. Я проходила мимо, как вдруг из-за двери твоей кельи до меня донесся странный звук, — в голосе Челестины слышалось беспокойство. — Так что это было?

— Всего лишь пузырек чернил, — ответила за подругу Лаура. — Как ваши дела, сестра?

Лицо Челестины отличалось не только красотой, но и величественностью. Королевской улыбкой она как бы озаряла своих поданных, осыпая их неслыханными милостями. Лаура привыкла к холодной отрешенности монахини и в ее присутствии, в отличие от других обитателей монастыря, вовсе не испытывала скованности.

— Рада тебя видеть, Лаура. Мне скоро придется навестить маэстро Тициана, — произнесла Челестина.

Она стояла, сложив на груди сильные, натруженные руки.

— Я приготовила для него уникальнейшие краски. Особенно мне удалась охра. Я знаю, маэстро будет рад им.

— Я могла бы зайти к вам, сестра, захватить краски, чтобы от вашего имени передать их маэстро, — любезно предложила Лаура.

Челестина улыбнулась:

— В этом нет необходимости. Мне нравится выходить в город, посещать немощных и убогих в богадельнях, раздавать милостыню, навещать маэстро…

Она посмотрела на Магдалену и заметила кровь на пальце.

— Ты порезалась! — монахиня бросилась к дочери и схватила ее за руку.

— Ничего страшного! — попыталась отнять руку Магдалена. — Пустячная царапина…

— Нужно наложить повязку, чтобы не допустить загрязнения раны и заражения крови, — подталкивая дочь из кельи, Челестина натянуто улыбнулась Лауре. — В другой раз поговорим, ладно?

Покачав головой, девушка закрыла за ними дверь.

— В другой раз, сестра, — в пустой келье никто не услышал Лауру.

Сандро потер переносицу. Он стоял во дворце герцога. Зал Большого Совета был сейчас пуст, но совсем недавно отделанное золотом и мрамором огромное помещение казалось заполненным людьми.

Сандро наслаждался тишиной. Самое время собраться с мыслями, обдумать сведения, собранные им, и постараться отгадать загадку: кто же убил Даниэле Моро? Но все рассуждения приводили Стража Ночи в тупик. Он взъерошил волосы, серебряная прядь упала на лоб, а на ладони остался один седой волосок. Сандро недовольно покачал головой. Молодость проходит. Впереди его ждет старость и нет ничего приятного в том, чтобы, медленно угасая, превращаться в дряхлого немощного человека.

Кавалли откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился взглядом в пустоту. Но не время сейчас думать о себе — убийца на свободе! Сандро мысленно представил чистую страницу, которую стал заполнять фактами, сведениями, уликами, а затем подвергал их голодному и беспристрастному анализу.

Первое. Люди из Ночной Стражи следили за Флорио в течение последних двух дней. Бедный трубадур покидал заведение мадонны дель Рубия только для того, чтобы посетить церковь Святого Рокко, где он поставил свечи и поплакал, после чего вернулся домой. Ясмин, также попавшая под наблюдение, все время проводила в публичном доме и никуда не ходила.

Второе. Помощники Сандро установили, каким смертоносным оружием был заколот Даниэле Моро. На лежащем в море неподалеку от Венеции острове Мурано, славящемся отменными стеклодувами, такие стилеты изготавливались во множестве. Осколки, найденные в груди жертвы, были янтарного цвета, самого распространенного из всех цветов. Сандро знал, что стеклодувы Мурано являли собой весьма подозрительную братию и недоверчиво относились к посторонним, обвиняя всякого приезжего в желании выведать секреты их мастерства, охраняемые ими не хуже священных реликвий.

Третье. Дож Андреа Гритти не мог с уверенностью сказать, что было в сумке его секретаря. Моро дано было множество поручений: сходить на верфь, где швартовалась огромная правительственная галера «Буцентавр», встретиться с печатником и обсудить опубликование приглашений и программу приближающегося праздника Венчания Венеции с Морем, заглянуть к Тициану, получившему заказ на портрет дожа и договориться о времени сеанса. В сумке секретаря могли оказаться и документы, о которых дож не знал или же не мог вспомнить.

Сандро тяжело вздохнул. Улик — кот наплакал, версий — не счесть. Беспокоило Стража Ночи особенно то, что был убит человек, близкий Андреа Гритти. Чутье, выработанное долгими годами службы, подсказывало ему, что все сводится к заговору против дожа — главного должностного лица Венеции.

И четвертое. Лаура Банделло. Впрочем, она не имеет никакого отношения к убийству.

Подобно навязчивой мелодии, мысли о ней не покидали Сандро ни днем, ни ночью, неожиданно возникая при самых неподходящих обстоятельствах. Во время утренней аудиенции у дожа она вспоминалась ему обнаженной, роскошной, соблазнительной — такой Кавалли увидел ее в первую встречу. Когда он ходил к архиепископу, чтобы потребовать высылки отца Луиджи, то думал о ее волосах, вызывающе черных, в то время как все восхищались светловолосыми красавицами. Об этом каскаде с ароматом вечернего сада он вдруг заговорил с Джамалом и страшно смутился, осознав, что вместо распоряжений нечаянно слетают с его уст тайные мысли. За ужином с Марком-Антонио Сандро припоминал ее смех, мелодичный, ласковый. Сияние глаз и грация движений Лауры сопровождали его, когда он отходил ко сну.

Он просто одержим этой девушкой. Но это смешно! На самом деле, если Страж Ночи может быть одержим чем-то, то лишь расследованием преступлений.

Тем не менее, образ Лауры не покидал его, подобно аромату духов, остающихся в комнате, даже когда женщина уйдет. «Это все из-за того, — сказал он себе, — что она такая юная и прекрасная». Ему не хотелось, чтобы Лаура погружалась в грязный мир куртизанок, неприятно было представлять, как ее станут ласкать похотливые руки жадных до сладострастных развлечений развратников.

«Хватит!» — приказал себе Сандро. Сжав кулаки, он уставился в окно. Уже сгущались сумерки. Лаура говорит, что ей нужны деньги. «Прекрасно! — внезапно решил он. — Деньги она получит! И раньше случалось, что богатый патриций оказывал покровительство молодому таланту».

На лбу Кавалли разгладились морщины. Деньги! Это просто! Решение, достойное уважения! Лаура оценит его благородство.

— Господин Кавалли, — шепот нарушил тишину.

Сандро поднял голову и огляделся. Кроме него, никого в комнате не было.

— Слушайте внимательно, мой господин, повторять я не стану.

Сандро быстро поднялся из-за стола. Голос исходил из пасти мраморного льва, голова которого не только украшала стену, но и скрывала отверстие, предназначенное для прохождения звука. Лев, установленный в кабинете Стража Ночи для того, чтобы граждане могли тайно сообщать о преступлениях против республики, в последнее время, по большей части, молчал, потому что Венеция переживала период затишья и мира. Обычно в пасть льва проталкивались письма, но наиболее осторожные граждане предпочитали говорить, не доверяя тайну бумаге.

Сандро медленно подошел к барельефу и наклонился, приложив ухо к небольшому отверстию.

— Я слушаю.

— Следите за Лаурой Банделло. Она в опасности.

Сандро окаменел.

— Что за опасность ей угрожает?

— Смерть. Следите за ней, мой господин! Не позвольте убийце погубить юную душу.

— Послушайте, — резко произнес в отверстие Кавалли, — ваше предупреждение слишком туманно. Не могли бы вы дополнить свое сообщение?

— Большего я сказать не могу. Прощайте.

— Подождите, я…

— Прощайте!

Много разных сведений об опасности, грозящей республике и отдельным гражданам, получал Страж Ночи через отверстие в пасти льва, но ни одно из них не оказывало на него такого впечатления. Сандро охватил страх. Выбежав из кабинета, он устремился к месту, откуда сложная система трубок вела к скульптуре.

Мрачная пустота встретила его. Он взбежал по ступенькам на смотровую площадку, с которой открывался вид на Пьяцца Сан Марко. Площадь, окруженная кружевными аркадами и византийскими куполами, была заполнена людьми. Разодетый браво, судья в черной мантии, несколько монахинь, согбенный старик в плаще, куртизанка в красном платье… Кто из них тот тайный осведомитель, который сообщил ему об опасности, грозящей Лауре Банделло? Стиснув зубы, Сандро отправился на поиски Джамала. Нужно поручить самому надежному из его людей следить за Лаурой.

Но не слишком ли поздно?

Лаура задержалась допоздна. Солнце уже садилось. Мадонна дель Рубия будет ругаться. Но девушке сейчас было наплевать на благодетельницу. У нее не получился рисунок.

Она прижала альбом с набросками к груди. Баночки с охрой и скипидаром, взятые у сестры Челестины и сложенные в холщовую сумку, тихо зазвенели.

Лаура пришла в Лидо в надежде попрактиковаться в изображении мужчин. Это ее главный недостаток как художницы — она не умеет изображать мужские фигуры. Здесь, в Лидо, на берегу Адриатики, строители возводили величественную арку. В день Венчания, когда невеста — Венеция станет давать свой ежегодный обет морю, дож и его свита должны будут пройти под аркой.

На лесах работали каменщики, не обращая ни малейшего внимания на художницу. Но как пристально ни всматривалась она в мужчин, рисунок все равно не получался. Тяжелые и грубые одежды, хорошо защищавшие работавших от февральской стужи, скрывали их тела, которые ей так необходимо было хорошенько рассмотреть, чтобы суметь передать напряжение мускулов, спрятанных под несколькими слоями ткани. Все наброски, выполненные сегодня, оказались неудачными.

Вот ирония! Жить в заведении, где большую часть времени мужчины проводят без одежды, но не знать пропорции мужского тела из-за приличий, не позволяющих заглянуть за прикрытые двери или в замочную скважину.

Через несколько недель и ей придется развлекать клиентов мадонны дель Рубия, и тогда телосложение мужчин перестанет быть для нее загадкой.

На этот раз мысль о ближайшем будущем почему-то взволновала Лауру больше обычного. Из головы у нее не выходили слова Сандро: «Как можно быть художником, не имея самоуважения?»

«Но это же смешно!» — возмутилась про себя девушка. — Какое он имеет право сеять семена сомнения на выбранном ею пути?

Погрузившись в размышления о мужчинах — властных, рассудочных и почему-то очень привлекательных для женщин, Лаура свернула в узкий переулок, ведущий к площади. Ее шаги по стертым от времени камням мостовой отдавались гулким эхом. Вечный запах моря смешивался здесь с ароматом жареного на оливковом масле лука. Она уже прошла половину пути, когда заметила, что к ее шагам прибавились еще чьи-то.

Обернувшись, девушка увидела двух приближающихся мужчин. «Наемные убийцы!» — поняла она по их одежде. Браво обожали искусно украшенные лентами рейтузы с длинными разрезами и гульфиками обманчивых размеров, а также шапочки кричащих расцветок с перьями цапли, окрашенными в яркие тона.

— Добрый вечер, — пробормотала Лаура, непроизвольно прижимая альбом к груди.

— Добрый вечер, синьора, — один из браво поклонился.

Узенькие, как мазок тонкой кисти, черные усы украшали верхнюю губу молодых людей.

— Вы Лаура Банделло? — спросил другой.

— Нет, — ложь соскочила с языка девушки помимо ее воли. — Не знаю никого по имени Лаура Банделло. Нет… не припомню.

Отвечая, она искала глазами, куда бы скрыться. Один переулок вел к каналу, другой — на площадь. Поблизости — никого. В окнах тянувшихся вдоль улицы зданий, используемых, видимо, под склады товаров, не было заметно хотя бы какого-нибудь слабого огонька.

Браво обменялись взглядами. Рука одного из них быстрым движением, напомнившим девушке взмах кисти мастера, метнулась к бедру. Лаура ахнула, увидев сверкающее стекло стилета, наполненного молочного цвета жидкостью. Яд… должно быть, смертельный, как у змеи…

Она отступила. В сумке зазвенели пузырьки.

— Это ошибка, вы не смеете… я… я не та, кого вы ищете.

Мужчина шагнул к ней, не произнося при этом ни слова. Его молчание путало.

— У меня с собой нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, — проговорила девушка, ее мысли стремительно проносились в голове в поисках спасения.

Лаура опустила свободную от альбома руку в сумку, нащупала пузырек со скипидаром и открыла его.

Браво протянул к ней руку с зажатым стилетом. Девушка отшатнулась и повернулась, чтобы убежать, но мужчина успел схватить ее.

Стилет оказался прямо у ее груди. Лаура закрылась альбомом, и стеклянное лезвие, наткнувшись на твердую обложку, разлетелось вдребезги.

По руке девушки потекла жидкость, заполнявшая стилет.

Воспользовавшись замешательством нападавшего, Лаура ударила его ногой в пах. Этому приему научила ее Ясмин, а Флорио, смеясь, заставлял практиковаться, пока не счел, что стопа юной художницы превратилась в довольно грозное оружие.

Браво согнулся от боли, но его напарник рванулся к девушке. Отбросив альбом, Лаура выхватила из сумки пузырек и плеснула скипидар в лицо противника. Изрыгая проклятия, тот, закрыв пальцами обожженные глаза, прижался к стене.

Лаура побежала к мосту, хватая воздух широко открытым ртом. Мадонна дель Рубия всячески ругала уличных проституток, этих, по ее выражению, ворюг, обкрадывающих честных куртизанок, но сейчас девушка обрадовалась, увидев одну из них. Бросив взгляд назад, она заметила преследующего ее браво. Он медленно приближался, покачиваясь и держась за низ живота.

Вид убийцы придал ей сил. Всхлипывая от страха, Лаура подбежала к мосту, но дородная красотка преградила ей путь. Полная грудь проститутки выпирала из глубоко декольтированного платья — одета женщина была явно не по погоде.

— Не так быстро! — рявкнула она.

Лауру обдало запахом кислого вина и несвежего дыхания.

— Ты что, девка, вздумала здесь подзаработать? Это улица наша! И тебя сюда не звали!

— Пожалуйста, — задыхаясь прошептала Лаура, — помогите мне! Я в беде!

— А кто в этом городе не в беде?

Проститутка толкнула ее.

— Я покажу тебе, как отбивать у меня клиентов!

От отчаяния Лаура чуть не зарыдала. Уже оба браво направлялись к ней, их расплывчатые тени отражались в темном зеркале канала. Она с надеждой бросила взгляд под мост — несколько гондол легко покачивались на водной глади. Гондольер, пожалуй, сможет заставить свое суденышко плыть быстрее человека, бегущего по берегу канала.

— Уматывай, — визжала проститутка.

— Держи ее! — крикнул один из преследователей. — Это воровка!

Подвыпившая женщина попыталась поймать Лауру, но та ухватилась за парапет, в мгновение ока вскочила на него и прыгнула в ледяную воду канала.

Холод парализовал тело. В рот хлынула соленая вода. Юбки потянули ко дну. Отчаянно барахтаясь, Лаура вынырнула на поверхность и протянула руку к гондоле.

Течение подхватило ее. Задыхаясь, она вскрикнула. Ногти царапнули борт гондолы, и рука соскользнула. Изо всех сил работая ногами, девушка попыталась ухватиться снова. И вновь ее постигла неудача. Лаура с головой ушла под воду. Глаза защипало, тело закружило, как щепку, и понесло туда, где не было и не могло быть страха и забот…

Но чья-то сильная рука втащила ее в лодку.

Через час Лаура уже сидела в огромном солярии дворца Кавалли. Под просторным бархатным халатом ничего не было. Босые ноги стояли в тазике с горячей водой, а в руке она держала бокал подогретого пряного вина. Прекрасно понимая, что вырвана из когтей смерти, девушка восторженно улыбалась своему спасителю.

— Благодарю вас.

Марк-Антонио ответил с ленивой усмешкой:

— Не за что! Скорее, это мне надо вас благодарить. Не каждый же день предоставляется возможность вылавливать из канала прекрасных женщин!

Он присел на корточки, вынул из воды ее ноги, отставил в сторону тазик и принялся растирать покрасневшую кожу сухим белоснежным полотенцем. Судя по неспешным движениям, работа доставляла ему удовольствие. Лаура невольно вздохнула.

— Как вы себя чувствуете? Не лучше ли вам? — спросил юноша.

Лаура сделала глоток из бокала и подержала теплое вино во рту, наслаждаясь его необычной сладостью и чудесным вкусом.

— Спасибо, намного лучше.

Марк-Антонио уселся рядом с ней на диван, достаточно близко, чтобы касаться ее плеча.

— А теперь, красавица, думаю, вам следует объяснить, как это вас угораздило оказаться в канале под Понте ди Тетти.

Лаура прижала бокал к щеке. Во время путешествия в гондоле она избегала расспросов, ссылаясь на холод. Бедняжка в самом деле дрожала в своей намокшей одежде, и юноша не настаивал на том, чтобы она ответила ему тотчас же на все вопросы. Его смешило, как старательно и безрезультатно пытается девушка оставить сухими алые бархатные подушки гондолы.

Лауру же крайне беспокоило, что браво знали ее имя. Ей хотелось, чтобы именно Сандро, а не его приторно-слащавый и чересчур заботливый сынок услышал первым ее повествование.

Но Марк-Антонио ждал ответа. Он все-таки спас ей жизнь, доставил к себе домой, проявил внимание и заботу и заслужил тем самым, по меньшей мере, хотя бы краткого рассказа.

— Я… на меня напали браво.

Лаура поставила бокал на маленький столик. Ее трясло.

Марк-Антонио обнял девушку и принялся поглаживать по спине.

— Бедняжка! Вы уверены, что напавшие на вас были наемными убийцами?

Девушка нервно рассмеялась.

— В общем-то, они мне не представились.

— Кто может желать вашей смерти?

Пальцем юноша играл локоном на затылке Лауры.

— У вас есть соперники в живописи?

— Откуда вы знаете, что я занимаюсь живописью.

— Вы меня заинтересовали, и я расспросил кое-кого о вас. Так есть ли у вас завистники? Подобная мысль никогда не приходила ей в голову. Лаура нахмурилась, мысленно перебирая всех учеников Тициана.

— Думаю, никто мне не завидует. Все ученики маэстро знают, что мне, как женщине, пробиться труднее, чем им, — она нерешительно улыбнулась. — Кроме того, ни один из них не в состоянии нанять убийц. У художников не так туго набиты кошельки!

Воспоминание о случившимся вновь ужаснуло ее. Лицо побледнело. Голова закружилась, тело обмякло. Не желая того, девушка покачнулась и прислонилась головой к Марку-Антонио. Молодой человек обнял ее и успокаивающе прошептал:

— Ну, ну! Теперь вы в безопасности, вам не о чем беспокоиться.

— Но когда я выйду, браво снова разыщут меня!

Лаура заглянула собеседнику в лицо в тщетных поисках ответа. За дверью послышались звуки шагов.

«Сандро!» — подумала Лаура и расслабилась.

Марка-Антонио, наоборот, звук шагов за дверью, казалось, привел в раздражение. Совершенно неожиданно его губы впились в губы девушки. Она хотела отстраниться, но он крепко обхватив ее, удерживая за волосы.

Удивленная и совершенно сбитая с толку, Лаура попыталась легонько оттолкнуть юношу, но тот лишь крепче прижал ее к себе. Его рот, прильнувший к ее губам, заглушил все возражения.

Лаура оттолкнула его сильнее, чтобы высвободиться из объятий. Он схватил ее за плечо, и халат распахнулся, обнажив тело.

— Вижу, твои манеры не стали лучше, сын, — раздался у двери голос. — Однако, я рад, что хоть в женщинах ты научился разбираться.

Поправив халат, Лаура встала и взглянула Сандро в глаза. Страж Ночи отвернулся и зло бросил сыну:

— Вон.

Лаура перевела глаза с одного мужчины на другого. Если Марк-Антонио напоминал хрупкую скульптуру Донателло, то Сандро, казалось, вышел из-под резца мужественного Микеланджело.

При всей красоте юноши, отец затмевал сына. Лаура предположила, что, сколь бы ни был грозен Страж Ночи, Марк-Антонио все же откажется ему повиноваться и признать свое унижение. Однако молодой человек лишь пробормотал что-то неразборчивое, схватил шапочку и ринулся к выходу.

Холодным и неприветливым, как осенний дождь, взглядом Сандро смерил девушку с ног до головы.

— Моего сына вы соблазнили по той же причине, по которой расспрашивали и меня о моей прошлой жизни — из желания поближе узнать людей? Или вы уже начали распродавать свои милости?

Он взял в руки кошелек, привязанный у пояса.

— Сколько задолжал вам мой сын?

— Мой господин… — начала девушка.

Оскорбление было столь глубоким, что она с трудом подыскивала слова. Сандро Кавалли умел унизить кого угодно.

— Мне необходимо вам кое-что сказать.

Он резко выпрямился, будто его огрели плетью.

— Я тоже хочу вам кое-что сказать, юная шлюшка: мой дом не место для развратных забав и сладострастных увеселений!

Лаура возмутилась:

— Скажите это своему сыну. Я…

— Мой сын это знает. Его я отчитаю позже, вас же арестовать могу и сейчас. Чувство стыда уступило место ярости.

— Не посмеете!

Она отступила. Он надвигался на нее, пока не загнал между диваном и статуей Сансовино. Сандро протянул руку и приподнял ее лицо за подбородок — мягко, но со скрытой угрозой. Он пожирал девушку взглядом, от которого у Лауры теснило в груди.

— Вы удивитесь, узнав, сколь много я смею, мадонна!

Девушка отпрянула.

— Умоляю, выслушайте меня!

— Та маленькая сценка, свидетелем которой я стал, говорит сама за себя!

Сандро позвенел монетами в кошельке.

— Итак, сколько вы берете? Одного эскудо вам хватит? Или прибавить еще один для вашей хозяйки?

Рука Лауры — или это была чья-то чужая рука? — взлетела и звонко опустилась ему на щеку.

Он уставился на девушку, в глазах застыла ярость и ненависть. На щеке свежим цветком пылали алые пятна — следы пощечины.

— Вы недостойны и предложенной мною платы, — заявил Сандро, швырнул на стол пару монет и вышел из комнаты.

Воспоминанием о случившемся Кавалли мучился всю следующую неделю. Ему полагалось расследовать убийство Моро, а вместо этого он постоянно думал о Лауре Банделло, и мысли о ней сводили его с ума.

Когда Сандро шел по улицам, у него горело лицо. Но не от февральской стужи, а от встающих в памяти образов. Это было наваждением, от которого он не мог избавиться: Лаура в страстных объятиях сына, черные волосы спутаны, губы опухли от поцелуев.

Лживая, бесчестная, низкая женщина! И, как ни странно, совершенно не похожа на ту ранимую, обаятельную, грациозную юную художницу, встреченную им в студии Тициана. Несомненно, она задумала проникнуть в его дом и втереться в доверие Марка-Антонио, полагая, что сын станет легкой добычей, в отличие от отца. А может, Лаура прельстилась молодостью и красотой юноши?

Сандро остановился, наблюдая, как стеклодувы разливают расплавленное жаром печи стекло. Несколько умелых, ловких движений — и раскаленный поток застывает, принимая изящную форму.

Мысли снова унесли его к Лауре. Она вбила клин между ним и сыном! Их отношения всегда были напряженными. Марк-Антонио не оправдал надежд Сандро, желавшего увидеть сына удачливым торговцем с высоко развитым чувством долга и ответственности. В свою очередь, и Сандро разочаровал сына, оказавшись не таким снисходительным отцом, как того желал Марк-Антонио. После сцены с Лаурой юноша, не произнеся ни слова, покинул дом. Несомненно, отправился кутить с друзьями! Должно быть, пируют где-нибудь с наследником герцога Отрантского. А вернется, когда в кошельке станет пусто.

Перед глазами Сандро возник обтянутый парчой футляр. Он удивленно поднял глаза и увидел, что это Джамал демонстрирует ему набор стеклянных кинжалов. Мысли Кавалли вернулись к делу.

— Допросили всех, кто изготавливает в Венеции стилеты?

Джамал кивнул. Лицо приняло унылое выражение.

Сандро понял:

— Безрезультатно? Никакой зацепки?

Джамал покачал головой. Кавалли прислонился к стене, сложенной из камней, согретых сейчас изнутри постройки жаром горна. Он скрипнул зубами, напоминая себе, что не надеялся отыскать убийцу по стеклянному стилету. Слишком уж распространенным оказалось оружие, что и доказывал набор в руках Джамала.

Секретарь протянул ему дощечку, которую всегда носил с собой. Сандро прочел: «Иди повидай ее или забудь о ней думать».

Он сердито посмотрел на друга:

— Не понимаю, что ты имеешь в виду?

Пристальный взгляд Джамала сегодня раздражал Сандро.

— От этой девчонки одни неприятности! И не думаю я о ней вовсе! С чего ты взял?

Он вспомнил: деньги Лаура не взяла.

Джамал притворился, что разглядывает фрески над входом в здание.

— Боюсь, при новой встрече она опять меня рассердит!

Джамал кивнул, выражая согласие, но не сумел сдержать улыбки.

Сандро вернул ему дощечку.

— Странное, однако, у тебя чувство юмора.

Секретарь указал на пришвартованную в конце причала баржу и постарался изобразить жестами, что надевает плащ.

— Что-то я тебя не пойму, — сказал Кавалли. — А! Мой черный плащ с алой подкладкой? Я оставил его у Тициана. Собачонка обмочила его. Маэстро обещал отдать плащ слуге, чтобы тот почистил подкладку.

Страж Ночи потер себе подбородок, что-то обдумывая.

— Да, надо будет как-нибудь забрать плащ.

Даже не глядя на него, Сандро знал, что Джамал ликует.

Спустя час он уже был в доме маэстро. В этот день Тициан дал ученикам выходной, и в студии было тихо, но из-за закрытой двери доносился знакомый женский смех, растревоживший душу гостя. Кавалли направился к двери, но внезапно обнаружил, что в студии он не один.